Алексей Богомолов
Вожди СССР в откровениях соратников, охраны и обслуги

   © Богомолов А.А., 2011
   © ООО «Издательство Астрель, 2011
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Предисловие

   Жизнь первых руководителей государств, будь то монархи, президенты, премьеры, председатели или даже генеральные секретари, всегда интересна для их подданных. Даже детали биографии, работы, отдыха тех, кто уже по различным причинам покинул свои посты, уйдя в историю.
   В нашей стране сложилось так, что долгое время граждане имели довольно смутное представление о том, как живут люди, управляющие ими. Официальные биографии Ленина, Сталина и других руководителей были настолько вычищены, я бы даже сказал – выхолощены, что каких-то человеческих черт в образах вождей практически не осталось. Точно так же тщательно препарировалась, прежде чем выйти к читателю, и мемуарная литература 1927–1986 годов (за исключением издававшейся за рубежом).
   Я помню, как, ещё будучи студентом исторического факультета МГУ, был буквально поражён фразой из выпущенной в конце семидесятых официальной биографии Брежнева. Там говорилось о том, что он «любит проехаться с ветерком, сидя за рулём». Как же так? Для обычных водителей «с ветерком» было практически эквивалентно нарушению правил дорожного движения, а тут сам генеральный секретарь гоняет на машине… Это было одной из немногих человеческих черт, о которых упоминалось в довольно объёмистой книге. Сегодня такую фразу политологи назвали бы «санкционированной утечкой» или «интересным пиар-ходом». Но в те времена она наталкивала людей на мысль о том, что те, кто стоит у руля государства (и КПСС, конечно), – тоже люди.
   С середины 1980-х годов, в период горбачёвской «гласности» и позднее, появилось довольно много воспоминаний, которые рассказывали о первых лицах СССР. Конечно, они по своему содержанию и степени достоверности неоднозначны. Одни по сложившимся традициям тщательно «отфильтрованы», другие, скажем мягко, пристрастны, третьи изобилуют ясно видимыми профессионалу фактическими неточностями, что ставит под сомнение их достоверность. Некоторые мемуары – это нечто вроде «испорченного телефона»: в них вроде бы описываются реальные события, но они уж слишком «творчески развиваются» авторами. Поэтому мне пришла в голову мысль написать книгу на основе воспоминаний тех людей, которые были рядом с первыми лицами. В любое время – днём и ночью. Это сотрудники 9-го управления КГБ СССР, охранявшие членов Политбюро ЦК КПСС, генеральных секретарей, руководителей правительства СССР и Верховного Совета. Впрочем, слово «охрана» в данном случае неточно. Эти люди, постоянно находившиеся рядом с первыми лицами, их семьями, гостями, занимались не только их безопасностью, но и всеми остальными сторонами их жизни: бытовым обслуживанием, транспортом, связью, даже досугом своих подопечных.
   Поскольку мы имеем дело с профессиональными сотрудниками спецслужб, отметим, что все они – граждане крайне наблюдательные и, как правило, обладающие хорошей памятью. Если они говорят: «Я не помню», – то это абсолютно точно значит, что тему продолжать не нужно. Они прекрасно знают, о чём можно рассказывать, а о чём рассказывать не стоит. Но множество деталей из их воспоминаний явились даже для меня, историка и журналиста, своего рода откровением. Я, человек, в течение довольно долгого времени изучавший отечественную историю, с радостью заметил, что эти воспоминания прекрасно вписываются в живую ткань этой истории, дополняют её, детализируют, раскрашивают новыми, неведомыми нам доселе красками.
   Со многими из моих собеседников у меня сложились очень хорошие отношения. Мы перезваниваемся, общаемся, иногда встречаемся, чтобы посидеть поговорить. По большей части они – люди немолодые, некоторые из них начинали работать ещё при Хрущеве, в 1950-е годы. Но сохраняют и военную точность, и широкий кругозор чекистов, и неувядаемую бодрость духа. Вместе со своими подопечными они переживали взлёты и падения: руководителей снимали, отправляли в опалу, иногда они умирали, а их охранники продолжали работать. Иногда они вновь выходили на высокий уровень, занимаясь охраной первых лиц, а в других случаях тихо уходили в отставку.
   Откровенно рассказывают о деятельности работников спецслужб у нас нечасто. А говорить о них, тем более в историческом контексте, стоит. Люди, занимавшиеся и занимающиеся охраной первых лиц государства, несут огромную ответственность. И они обладают множеством качеств, которые им кажутся совершенно естественными, но для нас, простых смертных, они выдающиеся. В первую очередь – это готовность в любой момент пожертвовать собой, ценой здоровья и даже собственной жизни спасти охраняемое лицо. Бывало так, что сотрудники охраны первых лиц погибали, получали травмы, прикрывая собой руководителей государства. Работа сотрудников «девятки» всегда считалась в мире очень профессиональной. Во всяком случае, ни один из наших первых руководителей, из тех, кого они охраняли, не только не погиб, но и не получил каких-либо серьёзных травм. А покушения на членов Политбюро все-таки были, и о них много рассказывалось…
   Конечно, при работе над этой книгой мне пришлось перечитать множество опубликованных воспоминаний. Очень интересными и полезными оказались публикации официального издания ФСО РФ «Кремль-9», в которых приводятся отрывки из мемуаров сотрудников ФСО, интересные архивные материалы. Конечно, при работе над этой книгой мне пришлось перечитать множество опубликованных воспоминаний. Очень интересными и полезными оказались публикации официального издания ФСО РФ "Кремль9", в которых приводятся отрывки из мемуаров сотрудников ФСО, интересные архивные материалы.
   Генеральные секретари и другие государственные лидеры нашей страны часто называли персонал, обеспечивавший их деятельность, "обслугой". Но на страницах Но на страницах предлагаемой книги рассказывают не только охранники, водители, официанты, другие сотрудники «девятки», но и их подопечные – бывшие руководители СССР. Я обращался к воспоминаниям Никиты Хрущёва, Вячеслава Молотова и Анастаса Микояна. Много важных деталей я получил и от Владимира Семичастного, бывшего председателя КГБ, с которым в своё время беседовал, и из воспоминаний начальников 9-го управления Сергея Королёва и Николая Захарова. Очень интересны и информативны воспоминания Виктора Суходрева, переводчика, работавшего с первыми лицами СССР от Хрущёва до Горбачёва, есть ценная информация в воспоминаниях самого известного кремлёвского специалиста по этикету Владимира Шевченко, в двухтомнике сына Никиты Сергеевича Хрущёва Сергея, в мемуарах «главного кремлёвского доктора» Евгения Чазова, в другой исторической, мемуарной и специальной литературе. Много интересных данных, в том числе и архивных, впервые, как говорят историки, «вводимых в научный оборот», я почерпнул из книг, подготовленных и выпущенных в свет авторскими коллективами Федеральной службы охраны. Это и «Московский Кремль – цитадель России», и «Охота и политика», и другие основательные исследования. Так что книга, которую вы держите в руках, – это воспоминания и комментарии не только охранников, но и значительно более широкого спектра лиц, которые так или иначе обеспечивали жизнь и деятельность лидеров СССР.
   Но самые главные, самые интересные и живые источники для меня – это те люди, с которыми мне удалось пообщаться лично. Конечно, беседы с ними были бы невозможны без помощи и содействия Центра по связям с прессой и общественностью Федеральной службы охраны. Начальник Центра Алексей Александрович Рясков и советник директора ФСО доктор исторических наук Сергей Викторович Девятов помогли мне не только с организацией встреч с ветеранами-кремлёвцами, но и выбором правильного тона, способа общения с ними. За что им самая искренняя моя благодарность, к которой, я думаю, присоединятся и читатели этой книги, которые буквально с первых страниц поймут, что знакомятся с чем-то новым и интересным, тем, что много лет было скрыто под завесой тайны…
   Поскольку рамки повествования у меня достаточно размыты, я решил включить в него ряд интересных сюжетов, которые, конечно, касаются первых лиц, но непосредственно к ним не относятся. Так, например, появилась глава об атрибутах власти – правительственных номерах и спецсигналах и их эволюции, начиная с дореволюционных времён.
   Основой данной работы послужил цикл статей, опубликованных автором в рамках рубрики «История современности» в газете «Комсомольская правда» в 2010 и 2011 годах. Конечно, рамки газеты давали возможность представить только сокращённые версии предлагаемых читателям материалов. Они были дополнены, расширены, уточнены и фактически стали новыми литературно-публицистическими произведениями, которые и предлагаются читателям.

Как вожди ходили в народ

   В 1973 году, когда я учился на первом курсе исторического факультета МГУ, наша преподавательница латыни Людмила Александровна Попова, дама весьма почтенного возраста, рассказала нам о том, как во второй половине 1920-х годов, будучи 18-летней девушкой, бежала по дорожке кисловодского санатория и чуть не сбила с ног Сталина. Первый вопрос, который мы чуть ли не хором задали ей, был: сколько лет потом она провела в местах не столь отдалённых. И были крайне удивлены, узнав, что для неё всё обошлось. Это всё-таки был не 1937 год. К тому времени добраться до Сталина было уже практически невозможно…
   Немногие знают, что до начала 1930-х годов Сталин, живший в то время в Кремле, в Потешном дворце (квартира № 1), ходил на работу в свой кабинет, расположенный на пятом этаже дома № 4 по Старой площади, пешком. Выходил из Спасских ворот и по Ильинке (в советское время она долго называлась улицей Куйбышева) шёл в сторону нынешней станции метро «Китай-город». На многих фотографиях того времени Сталин с коллегами – Кировым, Ворошиловым и другими – в сопровождении одного-двух охранников свободно гуляет по центру Москвы. Да и сам Кремль в 1920-е годы был не столь уж строго «зарежимленным». В нём в те годы жили и работали более пяти тысяч людей, и стопроцентно изолировать вождей от несанкционированного общения с народом было практически невозможно.
   Вячеслав Молотов в конце 1970-х вспоминал об этих временах:
   Первые годы охраны, по-моему, не было. Тогда все ходили пешком. И Сталин…
   Помню, метель, снег валит, мы идём со Сталиным вдоль Манежа. Это ещё охраны не было. Сталин в шубе, валенках, ушанке. Никто его не узнаёт. Вдруг какой-то нищий к нам прицепился: «Подайте, господа хорошие!» Сталин полез в карман, достал десятку, дал ему, и мы пошли дальше. А нищий нам вслед: «У, буржуи проклятые!» Сталин потом смеялся: «Вот и пойми наш народ! Мало дашь – плохо, много – тоже плохо!»
   В октябре 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение перевести часть Секретного отдела ЦК, в том числе и кабинет генерального секретаря, в Кремль. Самого же Сталина обязали немедленно прекратить передвижение по городу пешком. Но он ещё больше года нарушал решение Политбюро. Прогулки вождя по столице закончились только после того, как Сталина ознакомили с протоколом допроса террориста Платонова-Петина, с которым он случайно встретился 16 ноября 1931 года на Ильинке. В записке ОГПУ на имя вождя, приводимой в книге С. Девятова, А. Шефова и Ю. Юрьева «Ближняя дача Сталина. Опыт исторического путеводителя», говорилось:
   «16 ноября, проходя с нашим агентом в 3 часа 35 мин. дня по Ильинке около д. 5/2 против Старо-гостинного двора, агент английской разведки случайно встретил Вас и сделал попытку выхватить револьвер».
   Как сообщает наш агент, ему удалось схватить за руку указанного англоразведчика и повлечь за собой, воспрепятствовав попытке.
   Тотчас же после этого названный агент англоразведки был нами секретно арестован».
   На записке имелась резолюция: «Пешее хождение по Москве т. Сталину надо прекратить». Ниже стояли подписи Молотова, Кагановича, Калинина, Куйбышева и Рыкова.
   В феврале 1932 года генеральный секретарь уже приступил к работе в первом корпусе Кремля. Его кабинет теперь располагался в непосредственной близости от квартиры. И именно с того времени он стал практически недоступен для неофициальных контактов с обычными гражданами, особенно в столице. Добавлю только, что в декабре 1933 года Сталин окончательно переселился на Ближнюю дачу в Волынском и бывал в своей кремлёвской квартире редко.
   Скорее всего, последние случаи несанкционированного общения Сталина с гражданами были летом и осенью 1933 года, когда он путешествовал по Волге и отдыхал на Черноморском побережье Кавказа. Но и тогда охрана «берегла» вождя от «народных масс». Да и сам он особо не горел желанием встречаться с рабочими и крестьянами в «неорганизованном порядке». Показателен случай, который произошёл во время упомянутого путешествия по Волге в Сталинграде. В фундаментальном историческом труде «Охота и политика», подготовленном Федеральной службой охраны на основе архивных документов, происшедшее описывается так:
   23 августа 1933 г. в 7.30 «Клара Цеткин» причалила к одной из грузовых пристаней Сталинградского тракторного завода. Здесь Сталин попрощался с детьми. Сын Василий сразу по прибытии был отправлен поездом в Москву – начинался учебный год, и ему нельзя было пропускать школу. Дочка Светлана поездом, в сопровождении няни Бычковой Александры Андреевны поехала в Сочи.
   Через 15 минут после отъезда детей Сталин, Ворошилов и сопровождающие лица на четырёх автомашинах поднялись от Волги по крутому подъёму. Встав в открытой машине в рост, они несколько минут поверх забора рассматривали и обсуждали увиденную панораму Сталинградского тракторного завода. Эту сцену наблюдали рабочие, спешившие на заводскую смену и узнавшие вождей Страны Советов. По команде И. В. Сталина автомобили быстро отъехали от завода.
   В Сталинграде происшедшее породило много разговоров. Приезд Сталина прошёл почти незамеченным, сообщений в прессе не давалось, но слухи о его прибытии быстро распространились по всем заводам и городу. Все ждали, что Иосиф Виссарионович побывает непременно у них. Позже основная масса рабочих выражала большое сожаление и даже обиду, что И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов не заехали на заводы, не зашли в цеха, не поговорили с людьми. Какая это рабочая власть, которая не хочет поговорить с рабочими? Расставили милицию на углах, вместе с ними чекистов, до него добраться рабочему нельзя. Если бы Сталин поговорил, забыли бы все недостатки, нужду, пришли слушать.
   Через год, после того как в Ленинграде был убит Киров, меры безопасности в отношении генерального секретаря были ещё более ужесточены, и какие-либо «случайные» контакты с гражданами вообще стали невозможны.
   Скорее всего, последний случайный контакт Сталина с простыми рабочими произошёл в августе 1947 года. Генерал Власик, начальник охраны Сталина, вспоминал о том, что Сталин неожиданно решил проделать часть пути в отпуск на юг не поездом, а на автомобиле. Был разработан план поездки, которая началась 16 августа. Остановочных пунктов было три: Щёкино Тульской области, Орёл и Курск. Вот что вспоминал Власик:
   И в Щёкине, и в Курске т. Сталин гулял по городу. В пути между Тулой и Орлом у нас на «паккарде» перегрелись покрышки. Тов. Сталин велел остановить машину и сказал, что пройдётся немного пешком, а шофёр за это время сменит покрышки, а потом нас догонит.
   Пройдя немного по шоссе, мы увидели три грузовика, стоявшие у обочины шоссе, и на одном из них шофёр тоже менял покрышку.
   Увидев тов. Сталина, рабочие так растерялись, что не верили своим глазам, так неожиданно было его появление на шоссе, да ещё пешком. Когда мы прошли, они начали друг друга обнимать и целовать, говоря: «Вот какое счастье, так близко видели товарища Сталина!»
   Но несанкционированно контактировать с вождём люди побаивались, особенно после массовых репрессий конца 1930-х годов и новой волны арестов в начале 1950-х.
   В качестве иллюстрации того, насколько далёк был Сталин от народа, приведу рассказ своей мамы Виктории Алексеевны Богомоловой, которая во второй половине 1940-х годов работала в библиотеке в здании Большого театра. Окна учреждения выходили во внутренний двор, и накануне прибытия Сталина, который изредка посещал театральные постановки, все кабинеты, из которых можно было увидеть генерального секретаря, запирались, а в коридорах выставлялась охрана. Цитирую по сохранившейся диктофонной записи:
   – Видимо, в этот раз Сталин приехал на спектакль без предупреждения. Я услышала во дворе какой-то шум и выглянула в окно. Во двор въезжало несколько автомобилей. Когда они остановились, сразу выскочило несколько человек в военной форме. А один из них, по-моему полковник, открыл заднюю дверь большой машины – ЗИСа. Из двери, к моему удивлению и ужасу, вышел Сталин. Секунду постоял и в сопровождении охраны пошёл к служебному входу.
   Я отпрянула от окна и немедленно пошла, вся в слезах, к своей начальнице Александре Степановне. И говорю ей: «Александра Степановна, что мне теперь делать? Я Сталина видела!» Она постаралась как можно быстрее успокоить меня, спросила, не заметил ли кто моего «проступка». А потом сказала: «Деточка! Об этом знаем только мы с тобой. Никому и никогда этого не рассказывай. Будем надеяться, что всё обойдётся…»
   Добавлю только, что испуг от того, что мама «без разрешения» увидела вождя, был столь велик, что она рассказала об этом домашним только лет через пятнадцать, в начале 1960-х…
 
   Никита Сергеевич Хрущёв, сменивший Сталина на посту лидера страны, разговаривать с народом любил. Но это общение, как правило, было официальным – с соблюдением определённой дистанции. Бывали случаи, когда после очередного зарубежного вояжа он собирал по двенадцать тысяч человек – в основном активистов КПСС или так называемый «партийно-хозяйственный актив» – в лужниковском Дворце спорта и на протяжении пары часов эмоционально рассказывал им о проделанной работе. Всякие выражения, так запомнившиеся слушателям, типа «Мы им покажем кузькину мать!» или сказанные им при недовольном шуме собравшихся, например: «Это кто это там укает? Это под Сталин… под Волгоградом недобитые укают!» – звучали только в зале и в прямом эфире радио и телевидения. В газетном варианте речей Хрущёва они в обязательном порядке убирались или же заменялись более мягкими. Хотя по отзывам людей, знавших Хрущёва и работавших с ним, он в рабочей обстановке и в быту нечасто употреблял ненормативную лексику, разве что мог назвать проштрафившегося сотрудника «турком».
   Сын Хрущёва Сергей Никитич вспоминал о том, что в послевоенные годы, в то время, когда семья жила в доме на улице Грановского, его отец часто гулял по Москве, да ещё не один, а в большой компании:
   – Отец взял себе в привычку время от времени вытаскивать Георгия Максимилиановича (Маленкова. – Авт.) пройтись после работы по вечерней Москве. Тот не сопротивлялся, и мы отправлялись гурьбой – впереди Сами, за ними мама с женой Маленкова Валерией Алексеевной, а следом Рада с Алёшей, дети Маленкова и я.
   Вокруг сновала охрана, отцовская, привыкшая к таким прогулкам ещё по Киеву, и местная, видевшая в каждом встречном потенциального террориста. Но к нам они не приближались, прохожих не беспокоили – знали: отец подобного поведения терпеть не мог.
   Ни отца, ни Маленкова почти не узнавали. Гуляли мы обычно осенними вечерами (летом ночевать ездили на дачу), в темноте лица различимы плохо. Думаю, что их и не очень-то помнили по портретам. Во всяком случае, прогулки проходили без помех.
   Чаще гуляли по улице Калинина, Моховой, заворачивали на Горького, а оттуда домой. Если уходили в Александровский сад, а дальше на Красную площадь и по набережной вокруг Кремля, поход затягивался.
   Отметим, что эти прогулки по городу для руководителей КПСС были в некотором роде «конспиративными» – вечером, в полутьме, в сопровождении охраны. И общения с народом не предусматривалось. Если какие-то встречи и были, то только по инициативе первого секретаря и главы правительства. Он мог остановить кортеж и зайти в магазин. Неожиданно для принимающих его местных властей посетить какой-то не предусмотренный планом объект. Но всё делалось, повторяю, по его инициативе.
   А вот незапланированное общение с представителями народа Хрущёву активно не нравилось. Он считал, что инициатива должна проявляться только им самим. С другой стороны, к личной охране, которая ограничивала общение, до определённого времени он относился настороженно. По свидетельству Николая Фёдоровича Васильева, заместителя начальника охраны Хрущёва, тот недолюбливал охранников, называя их «бездельниками, которые народу не дают пройти». И даже как-то дал указание сократить штат и снять охрану по периметру дачи, на которой он отдыхал в Крыму. Осталась охрана только у самого здания. К чему это привело, вспоминает председатель совета ветеранов ФСО генерал Сергей Королёв, в своё время возглавлявший отдел 9-го управления КГБ в Крыму, который ведал охраной государственных дач.
   – В 1961 году до моего назначения на должность начальника отдела группа жалобщиков из трёх человек во время прогулки Хрущёва ранним утром по пляжу неожиданно возникла перед ним со стороны Ливадийского пляжа, чтобы вручить заранее написанные жалобы на несправедливые действия местных властей. Хрущёв оторопел от такой бесцеремонности и в резкой форме отругал и пристыдил их. Приказал начальнику охраны взять жалобы и отдать их помощнику. Люди были задержаны охраной и препровождены для разбирательства в местную милицию. По указанию Хрущёва на следующий день их освободили.
   По нашему ходатайству в отделах Крыма и Кавказа комендантами дач были назначены офицеры, а вместо вахтёров, вооружённых палками, ввели должности сотрудников охраны – сержантов и старшин. На всех объектах установили технические средства охраны.
   Система рассмотрения писем и обращений граждан в 1960-е годы, конечно, существовала, но была малоэффективной. Термины «отписки», «очковтирательство» прочно вошли в лексикон советских людей. Некоторые вопросы, особенно бытовые, не решались местными властями в течение многих лет. Поэтому граждане СССР, которые традиционно верили в «доброго царя», всеми правдами и неправдами пытались прорваться к руководителям государства, иногда даже с риском для собственной жизни.
   Владимир Максимов, работавший в конце 1950-х в охране члена Президиума ЦК КПСС Николая Игнатова, вспоминал:
   – Был случай во время моей работы у Игнатова. Он жил на даче в Зубалово (одна из бывших дач Сталина. – Авт.). А там к выезду на шоссе была узкая дорожка. И один раз летом при выезде на основное шоссе вдруг в лесу выходит навстречу нам парень лет 25, наверное, руки подымает. Машине деваться некуда, только останавливаться.
   Я выскочил, пистолет, конечно, вытащил и к нему. Отвожу его немножко в сторону. Он сразу достаёт из кармана два письма. Я оттесняю его, а машина потихонечку проходит. Я взял эти два письма у него и говорю: «Сынок, зачем ты так делаешь?» А он отвечает, что не мог больше найти способа передать письма.
   Игнатов взял у меня письмо, которое на него, открыл, прочитал. «А письмо для Фурцевой, говорит, ты сам передашь кому следует, пусть они там решают». Вот такой был неожиданный момент, когда человек выскочил на проезжую часть. И нам свернуть некуда, пришлось останавливаться и с ним заниматься.
   В хрущёвские времена бывали такие ситуации, которые сегодня просто немыслимы. Алексей Сальников, сотрудник 9-го управления КГБ, в течение восьми лет сопровождавший первого секретаря ЦК и главу правительства в поездках по стране и за рубежом, вспоминает замечательный случай, когда Никита Сергеевич лично попытался решить проблему перехода одного отдельно взятого цыганского табора от кочевой жизни к осёдлой.
   – Во время поездки в Волгоград мы ехали на тракторный завод. Было очень жарко, пылища жуткая. А впереди нас по дороге несколько телег едут с цыганским табором… Никита Сергеевич говорит: «Остановитесь!» Машины тормозят. Цыгане тоже остановились, стоят, смотрят. Хрущёв выходит и к ним: «Кто у вас главный?» Они вместе с бароном своим собрались в кучу вокруг руководителя государства. Никита Сергеевич говорит: «Хотите работать? Давайте я вам помогу. Организуем колхоз. Техникой, деньгами вас обеспечим, жильё вам построим». Вроде бы беседа прошла нормально, цыгане кивали и соглашались. Потом местный обком организовал колхоз, технику им дал. Но колхоз этот, насколько мне известно, долго не продержался, разбежались цыгане…
   Хрущёв, по воспоминаниям Алексея Сальникова, вообще стремился больше бывать на людях, особенно в то время, когда дела в экономике шли относительно хорошо. Заходил в магазины, общался с людьми. Иногда даже ругал охранников, когда они ограничивали его в чём-то.
   – Часто охрана раздражала Хрущёва. Говорил, что ближе к народу хочет быть. Я помню, в Средней Азии какая-то девчонка из обслуги хотела ему письмо подсунуть, а я перехватил, положено так. Он увидел и говорит: «А ну-ка, отдай мне!» Отобрал у меня это письмо. А иногда Никита Сергеевич мог себе позволить нечто вообще из ряда вон выходящее. Он сам мне рассказывал, как они с супругой, Ниной Петровной, в его резиденции на Ленинских горах встретили Новый год, а затем вместе пошли гулять по Воробьёвскому шоссе (сейчас это улица Косыгина) и дальше по Ленинскому проспекту. Прохожие говорят: «Вроде Хрущёв идёт, смотрите!» Но никаких эксцессов не было, хотя увидеть первое лицо государства в два часа ночи прогуливающимся с женой по Москве было несколько необычно.