Страница:
Два года назад, как раз в праздничную ночь выпуска из летной школы, вняв советам лучшей подруги – Белинды Фишер, Эрика поддалась настойчивым ухаживаниям инструктора по оружию, который подбивал к ней клинья на протяжении двух лет минимум, и, наконец, стала женщиной.
Удовольствия от процесса не получила ни она сама, ни инструктор.
Потом было еще несколько попыток, и все они закончились неудачей. Отчаявшись и, опять же, посоветовавшись с Белиндой, менявшей любовников, а иногда и любовниц, не по одному разу в год, Эрика уж было решила, что она латентная лесбиянка. И, следуя свойству своего характера и воспитания доводить все до конца, приступила к выяснению, так ли это, на практике.
Вышло смешно и немного больно. Смешно для Эрики и больно для лучшей подруги, которая, оказывается, надеялась. Что ж, надежды не сбылись, бывает.
Эрика вздохнула с облегчением, Белинда с грустью, но подругами девушки умудрились при этом остаться, о чем ни одна, ни другая ни разу не пожалели.
Белинда очень быстро нашла утешение в объятьях очередного мужчины. Эрика же уверилась в том, что фригидна от природы, с этим ничего не поделаешь, и загнала все свои переживания и тайные мечты в самый дальний угол души. Как положено истинной дочери германской расы и бравому пилоту «космического охотника», не ведающей страха и сомнений.
К тому же буквально на третий или четвертый день после обескураживающей попытки найти в себе нечто большее, чем искреннее дружеское чувство к Белинде, у Эрики состоялся интересный и запоминающийся разговор с Тарсо Ургувато.
В тот день все шло как-то наперекосяк.
Во-первых, они с Белиндой еще не успели восстановить в полной мере свои прежние отношения, и Эрику сей факт весьма расстраивал.
Во-вторых, во время тренировочного полета в атмосфере с выходом на низкую орбиту забарахлил сначала двигатель, а затем и гравигенератор. Да так, что дело чуть было не закончилось катапультированием и потерей машины.
В-третьих, уже на земле, покидая кабину, Эрика умудрилась зацепиться кольцом с сапфиром (подарок бабушки, фамильная драгоценность) за край консоли, на которой держалось кресло пилота, и чуть было не вывихнула палец.
И в довершение всего разболелась голова. Что случалось крайне редко, но уж если случалось, то впору лезть на стену.
В общем, настроение у обер-фельдфебеля Эрики фон Ланге, когда она явилась вечером со службы домой, было хуже некуда. Отвратительное было настроение.
Тарса, следует отдать ей должное, сразу все почувствовала, а посему молча помогла Эрике стащить сапоги, подала тапочки и халат.
Эрика, сняв на ходу юбку и китель и швырнув их на стул, закуталась в халат, прошла в комнату, плюхнулась на диван и молча посмотрела на свою служанку-денщика такими глазами, что та поняла все без слов и через полминуты принесла хозяйке порцию выпивки и горошину болеутоляющего. Эрика, как положено бравому пилоту боевого космического флота, запила лекарство добрым глотком спиртного и в очередной раз подумала, что все-таки денщик у нее – чистое золото. Мысли читает. И услужлива как раз в меру – без назойливости, но и под рукой оказывается точно в нужный момент. А ведь некоторые утверждают, что им приходится бить слуг, ибо иначе те не понимают, что от них требуется. Бить. Фу! Этого еще не хватало. Все можно решить словом. Главное, знать, что и как сказать…
Боль ушла, отпустила, словно учебная перегрузка на крутом вираже с выключенным гравигенератором.
– Спасибо, Тарса, – сказала она. – Кажется, полегчало.
– Я рада, – улыбнулась та. – Подогреть ужин?
– Чуть позже. Просто посиди рядом.
– Хорошо. Трудный день?
– Чертовски. И не только день.
– Я понимаю.
– Вот как? – Эрика взяла стакан, покрутила в руке, но пить больше не стала, отставила, глянула остро на денщика. – И что же ты понимаешь, интересно?
– Понимаю, что вам сейчас нелегко, госпожа. Но все устроится очень хорошо, будьте уверены. Со временем. Я знаю.
– Так-так. В чем же, по-твоему, состоят мои трудности, и что именно устроится?
– Вы позволите говорить откровенно? Не будете сердиться?
– Да говори уже! – рявкнула Эрике. – Хватит тянуть кота за яйца!
– Впереди вас ждет большая любовь, госпожа. Очень красивый мужчина, я во сне видела. Стройный, черноволосый, глаза серые…
– Во сне? – перебила Эрика. – Ты издеваешься, что ли, надо мной, не пойму?
– Как можно! – воскликнула служанка. – Но это был необычный сон, вещий.
– ?
– Мой прадед был колдуном, госпожа. Настоящим колдуном. Он успел меня научить до того, как умер. Не всему, нет. Да я и маленькая была, глупая, учиться не хотела. Но кое-что запомнила крепко. Вещий это был сон, можете даже не сомневаться.
– И чем докажешь, что он был вещий? – прищурилась Эрика. – Можешь сказать, когда и где я встречу этого сероглазого красавца?
– Доказательство может быть только одно – ваша встреча. Случится она уже скоро. Где… Мне кажется, не здесь. Возможно, там, откуда вы пришли.
– На Земле?
– На Земле или где-то рядом.
– А имя? Как его зовут?
– Имя мне не открылось. Я видела только лицо и фигуру. Если хотите, могу нарисовать.
Эрика знала, что Тарса неплохо рисует. Талант, по ее мнению, абсолютно лишний для низких, чья задача служить высшей арийской расе… Хотя, если подумать, что значит – служить? Это ведь не только прислуживать, но и вообще работать на благо белого человека. Работать же можно по-разному. К примеру, работают же «низкие» в мастерских, выращивают пищу, строят дома, обслуживают сложнейшие машины и механизмы и даже, будем уж откровенны до конца, рожают детей от настоящих белых немцев! И эти дети считаются такими же арийцами, как те, чья кровь не разбавлена кровью низких. Будь иначе, земляне за двести с лишним лет давно бы выродились. А так – пожалуйста, колония Новая Германия развивается и крепнет с каждым годом. Сколько было их, безумно храбрых предков, на незнакомом, чудом обретенном корабле пустившихся в полет через безбрежное космическое пространство? Девятьсот восемьдесят два человека. Так написано в учебниках истории и судовом журнале, хранящемся в Музее Нации. Всего девятьсот восемьдесят два. Мужчины, женщины и дети. В основном, конечно, мужчины. Солдаты, офицеры, инженеры, техники, ученые… Были и женщины, но их не хватало. Поначалу. Здесь, на второй планете звезды Тау Кита, они нашли столько женщин, что до сих пор иметь две-три местные наложницы-самки в дополнение к одной официальной жене считается обычнейшим делом. Или даже вовсе только наложниц и никакой жены.
Итак, девятьсот восемьдесят два человека.
А теперь, спустя двести семь земных лет, настоящих людей больше пятидесяти тысяч! И боевой космический флот. Да, прошло двести лет. Но ничто не забыто. И, когда мы вернемся, то предъявим кое-кому серьезный счет, который придется оплатить…
– Вот, госпожа!
– Что? – Эрика очнулась от дум и непонимающе уставилась на служанку, протягивающую ей лист плотной бумаги. – Что это?
– Портрет того, кого я видела во сне. Вашего будущего избранника.
– Ага. Ну-ка…
Эрика взяла рисунок, но рассмотреть его не успела – дикой кошкой взвыла сирена, и комнату затопило алым мигающим светом.
Тревога!
Доннер веттер! Ни отдохнуть, ни пожрать.
Как известно, тревога – древний и лучший способ из полумертвого от усталости или недосыпа солдата сделать вполне годного для выполнения любого приказа бойца. Устать Эрика устала, но не смертельно. Ужин? Черт с ним, спасет плитка шоколада и пара глотков горячего энергетика из бортовых запасов, не впервой.
Сорок секунд – одеться. Еще двадцать – выскочить из дома вместе с Тарсой, прыгнуть в машину, завести двигатель и рвануть с места. Минута – пролететь по широким улочкам городка наперегонки с такими же, выдернутыми из домашнего уюта, товарищами по оружию – пилотами, канонирами, морскими пехотинцами, техниками, штабными… Еще пять – дорога до взлетного поля военпорта. Машина брошена на служебной стоянке. Дальше – бегом. Двести пятьдесят метров ровно от поднятого шлагбаума контрольно-пропускного пункта до лифтовой шахты. Норматив для всех – минута. Но она всегда спокойно укладывалась в пятьдесят секунд. И даже в сорок, если подналечь. Но это необязательно. Мало того, рекорды и не приветствуются. Особенно среди пилотов «космических охотников». Пусть, вон, морская пехота бегает, им положено физикой брать. А пилот, если ходит, уже спортсмен. Шутка, понятно, причем очень древняя, но в каждой шутке всегда присутствует изрядная доля истины. Так что бежать мы, конечно, бежим, но рвать жилы не станем.
Лифт доставляет вниз, точно ко входу на палубу, легко и быстро. Дальше опять бегом. Посещает привычная мысль о том, как это, в сущности, странно – спускаться под землю для того, чтобы потом взлететь выше неба – за пределы атмосферы. Но что делать. Почти все боевые космические корабли Новой Германии были обнаружены именно на таких подземных базах, способных выдержать прямой удар астероида размером с многоэтажный дом. А от тех кораблей, которые располагались на базах наземных, мало что осталось. И дело тут, вероятно, не только в астероидно-метеоритной опасности, которая висела над колонистами Новой Германии и «низкими» постоянно, из года в год, века в век, тысячелетия в тысячелетие и так далее (что делать – одних мощных Поясов астероидов в системе Тау Кита оказалось целых три, не считая более слабых!). Просто под землей все и всегда сохраняется лучше, чем на открытом воздухе. И, чем глубже под землей, тем лучше. Тот корабль, на котором прибыли на Новую Германию предки, тоже хранился глубоко, на тщательно оборудованной, вырубленной в скальном грунте, базе. А стоял бы на поверхности, хрен бы от него что осталось. Даже и безо всяких астероидно-метеоритных бомбардировок. Правду сказать, строить Неведомые умели. Если, как это утверждает кое-кто из ученых голов, Неведомые и впрямь пращуры арийцев, то, черт возьми, есть, чем гордиться! Хотя какое там «если»! И так несомненно ясно, что предположение верно – немцы и Неведомые из одного корня. Как иначе объяснить тот факт, что двести семь лет назад предкам Эрики удалось заставить работать, казалось бы, абсолютно непонятную и чуждую космическую технику и добраться на ней сюда, в систему Тау Кита, преодолев через гиперпространство расстояние почти в двенадцать световых лет, отделяющих ее от родной Земли? Говорят и пишут, что во многом это произошло случайно. Но она, Эрика фон Ланге, прямой потомок лейтенанта люфтваффе Гюнтера фон Ланге, первого немца, севшего в пилотное кресло «Нибелунга» – чужого, но быстро ставшего родным корабля-ковчега, уверена: всякая случайность – это непознанная закономерность. Усмешка или гримаса Судьбы, которой одной полностью ведомы и конечная цель, и Путь, ведущий к этой цели. И уж тем более, если речь идет о Пути немецкого народа.
Что же касается «низких», которые, по-мнению некоторых высоколобых интеллектуалов (так и дала бы по яйцам кое-кому!), тоже являются отдаленными потомками Неведомых, а значит, родственны землянам вообще и немцам в частности, то здесь на самом деле и думать не о чем. Раз одичали и скатились чуть ли не в каменный век, в первобытно-общинные отношения, значит, и говорить не о чем – все, аллес, недостойны называться людьми. Скажите спасибо, что пришли мы, немцы, и вытащили их из грязи и дикости. Не всех, правда, но хоть тут, на Северном континенте, уже хорошо. А то, что планета Новая Германия на местном дикарском наречии символично называется Ария, лишь подтверждает уверенность Эрики в том, что случайностей не бывает.
Нет, господа, не бывает. Что бы вы ни говорили.
Еще какое-то время тратится на переодевание в летный скафандр – «флюканзуг», потом – опять бегом! – к своему «охотнику», привычно нырнуть под днище, десяток шагов, пригнувшись, открыть люк, белкой вверх по перекладинам-ступеням выдвижного трапа в кабину, в кресло, пристегнуться, лестницу убрать, люк закрыть, связь, все.
– «Оса-пять» – Штабу. Обер-фельдфебель Ланге на месте! Прием.
– Отлично, обер-фельдфебель. Оставаться на связи, ждать дальнейших приказаний.
– Есть ждать дальнейших приказаний!
Вот так всегда. Ну, не всегда, но часто. Тревога, спешка, адреналин. А в финале – сидеть и ждать. Полчаса, час или даже больше. Однажды, помнится, ровно пять с половиной часов проторчала в кабине. Хорошо, туалет есть. И кресло удобнейшее, легко откидывается и становится кроватью… Поспать, что ли? Нет, что-то пока не хочется. К тому же, чует ее пилотское сердце, что ожидание не будет долгим. Значит…
Эрика еще раз проверила готовность систем, на что у нее ушло ровно две минуты, после чего запустила руку за спину, нащупала в заднем кармане пилотского кресла тетрадь и вытащила ее наружу. Вот он – дневник ее предка, лейтенанта Гюнтера фон Ланге. Копия, понятно. Сколько раз она читала и перечитывала его за последние десять лет, с тех пор, как дневник впервые попал в руки тринадцатилетней белобрысой и веснушчатой девчонки Эрики Ланге? Двадцать? Тридцать? Она не считала. Но с того, самого первого раза, когда она его открыла, дневник стал надежным спутником и советником в ее жизни. Здесь она находила ответы на те вопросы, которые не успела задать родителям, погибшим одиннадцать лет назад при знаменитой астероидной атаке две тысячи сто сорок первого года, когда был полностью разрушен Новый Майнц, и руководством Третьего Рейха впервые были названы ориентировочные сроки разведывательного рейда к Земле…
Эрика вздохнула, достала шоколадку, откусила, запила энергетиком и наугад раскрыла тетрадь.
Глава 5
Удовольствия от процесса не получила ни она сама, ни инструктор.
Потом было еще несколько попыток, и все они закончились неудачей. Отчаявшись и, опять же, посоветовавшись с Белиндой, менявшей любовников, а иногда и любовниц, не по одному разу в год, Эрика уж было решила, что она латентная лесбиянка. И, следуя свойству своего характера и воспитания доводить все до конца, приступила к выяснению, так ли это, на практике.
Вышло смешно и немного больно. Смешно для Эрики и больно для лучшей подруги, которая, оказывается, надеялась. Что ж, надежды не сбылись, бывает.
Эрика вздохнула с облегчением, Белинда с грустью, но подругами девушки умудрились при этом остаться, о чем ни одна, ни другая ни разу не пожалели.
Белинда очень быстро нашла утешение в объятьях очередного мужчины. Эрика же уверилась в том, что фригидна от природы, с этим ничего не поделаешь, и загнала все свои переживания и тайные мечты в самый дальний угол души. Как положено истинной дочери германской расы и бравому пилоту «космического охотника», не ведающей страха и сомнений.
К тому же буквально на третий или четвертый день после обескураживающей попытки найти в себе нечто большее, чем искреннее дружеское чувство к Белинде, у Эрики состоялся интересный и запоминающийся разговор с Тарсо Ургувато.
В тот день все шло как-то наперекосяк.
Во-первых, они с Белиндой еще не успели восстановить в полной мере свои прежние отношения, и Эрику сей факт весьма расстраивал.
Во-вторых, во время тренировочного полета в атмосфере с выходом на низкую орбиту забарахлил сначала двигатель, а затем и гравигенератор. Да так, что дело чуть было не закончилось катапультированием и потерей машины.
В-третьих, уже на земле, покидая кабину, Эрика умудрилась зацепиться кольцом с сапфиром (подарок бабушки, фамильная драгоценность) за край консоли, на которой держалось кресло пилота, и чуть было не вывихнула палец.
И в довершение всего разболелась голова. Что случалось крайне редко, но уж если случалось, то впору лезть на стену.
В общем, настроение у обер-фельдфебеля Эрики фон Ланге, когда она явилась вечером со службы домой, было хуже некуда. Отвратительное было настроение.
Тарса, следует отдать ей должное, сразу все почувствовала, а посему молча помогла Эрике стащить сапоги, подала тапочки и халат.
Эрика, сняв на ходу юбку и китель и швырнув их на стул, закуталась в халат, прошла в комнату, плюхнулась на диван и молча посмотрела на свою служанку-денщика такими глазами, что та поняла все без слов и через полминуты принесла хозяйке порцию выпивки и горошину болеутоляющего. Эрика, как положено бравому пилоту боевого космического флота, запила лекарство добрым глотком спиртного и в очередной раз подумала, что все-таки денщик у нее – чистое золото. Мысли читает. И услужлива как раз в меру – без назойливости, но и под рукой оказывается точно в нужный момент. А ведь некоторые утверждают, что им приходится бить слуг, ибо иначе те не понимают, что от них требуется. Бить. Фу! Этого еще не хватало. Все можно решить словом. Главное, знать, что и как сказать…
Боль ушла, отпустила, словно учебная перегрузка на крутом вираже с выключенным гравигенератором.
– Спасибо, Тарса, – сказала она. – Кажется, полегчало.
– Я рада, – улыбнулась та. – Подогреть ужин?
– Чуть позже. Просто посиди рядом.
– Хорошо. Трудный день?
– Чертовски. И не только день.
– Я понимаю.
– Вот как? – Эрика взяла стакан, покрутила в руке, но пить больше не стала, отставила, глянула остро на денщика. – И что же ты понимаешь, интересно?
– Понимаю, что вам сейчас нелегко, госпожа. Но все устроится очень хорошо, будьте уверены. Со временем. Я знаю.
– Так-так. В чем же, по-твоему, состоят мои трудности, и что именно устроится?
– Вы позволите говорить откровенно? Не будете сердиться?
– Да говори уже! – рявкнула Эрике. – Хватит тянуть кота за яйца!
– Впереди вас ждет большая любовь, госпожа. Очень красивый мужчина, я во сне видела. Стройный, черноволосый, глаза серые…
– Во сне? – перебила Эрика. – Ты издеваешься, что ли, надо мной, не пойму?
– Как можно! – воскликнула служанка. – Но это был необычный сон, вещий.
– ?
– Мой прадед был колдуном, госпожа. Настоящим колдуном. Он успел меня научить до того, как умер. Не всему, нет. Да я и маленькая была, глупая, учиться не хотела. Но кое-что запомнила крепко. Вещий это был сон, можете даже не сомневаться.
– И чем докажешь, что он был вещий? – прищурилась Эрика. – Можешь сказать, когда и где я встречу этого сероглазого красавца?
– Доказательство может быть только одно – ваша встреча. Случится она уже скоро. Где… Мне кажется, не здесь. Возможно, там, откуда вы пришли.
– На Земле?
– На Земле или где-то рядом.
– А имя? Как его зовут?
– Имя мне не открылось. Я видела только лицо и фигуру. Если хотите, могу нарисовать.
Эрика знала, что Тарса неплохо рисует. Талант, по ее мнению, абсолютно лишний для низких, чья задача служить высшей арийской расе… Хотя, если подумать, что значит – служить? Это ведь не только прислуживать, но и вообще работать на благо белого человека. Работать же можно по-разному. К примеру, работают же «низкие» в мастерских, выращивают пищу, строят дома, обслуживают сложнейшие машины и механизмы и даже, будем уж откровенны до конца, рожают детей от настоящих белых немцев! И эти дети считаются такими же арийцами, как те, чья кровь не разбавлена кровью низких. Будь иначе, земляне за двести с лишним лет давно бы выродились. А так – пожалуйста, колония Новая Германия развивается и крепнет с каждым годом. Сколько было их, безумно храбрых предков, на незнакомом, чудом обретенном корабле пустившихся в полет через безбрежное космическое пространство? Девятьсот восемьдесят два человека. Так написано в учебниках истории и судовом журнале, хранящемся в Музее Нации. Всего девятьсот восемьдесят два. Мужчины, женщины и дети. В основном, конечно, мужчины. Солдаты, офицеры, инженеры, техники, ученые… Были и женщины, но их не хватало. Поначалу. Здесь, на второй планете звезды Тау Кита, они нашли столько женщин, что до сих пор иметь две-три местные наложницы-самки в дополнение к одной официальной жене считается обычнейшим делом. Или даже вовсе только наложниц и никакой жены.
Итак, девятьсот восемьдесят два человека.
А теперь, спустя двести семь земных лет, настоящих людей больше пятидесяти тысяч! И боевой космический флот. Да, прошло двести лет. Но ничто не забыто. И, когда мы вернемся, то предъявим кое-кому серьезный счет, который придется оплатить…
– Вот, госпожа!
– Что? – Эрика очнулась от дум и непонимающе уставилась на служанку, протягивающую ей лист плотной бумаги. – Что это?
– Портрет того, кого я видела во сне. Вашего будущего избранника.
– Ага. Ну-ка…
Эрика взяла рисунок, но рассмотреть его не успела – дикой кошкой взвыла сирена, и комнату затопило алым мигающим светом.
Тревога!
Доннер веттер! Ни отдохнуть, ни пожрать.
Как известно, тревога – древний и лучший способ из полумертвого от усталости или недосыпа солдата сделать вполне годного для выполнения любого приказа бойца. Устать Эрика устала, но не смертельно. Ужин? Черт с ним, спасет плитка шоколада и пара глотков горячего энергетика из бортовых запасов, не впервой.
Сорок секунд – одеться. Еще двадцать – выскочить из дома вместе с Тарсой, прыгнуть в машину, завести двигатель и рвануть с места. Минута – пролететь по широким улочкам городка наперегонки с такими же, выдернутыми из домашнего уюта, товарищами по оружию – пилотами, канонирами, морскими пехотинцами, техниками, штабными… Еще пять – дорога до взлетного поля военпорта. Машина брошена на служебной стоянке. Дальше – бегом. Двести пятьдесят метров ровно от поднятого шлагбаума контрольно-пропускного пункта до лифтовой шахты. Норматив для всех – минута. Но она всегда спокойно укладывалась в пятьдесят секунд. И даже в сорок, если подналечь. Но это необязательно. Мало того, рекорды и не приветствуются. Особенно среди пилотов «космических охотников». Пусть, вон, морская пехота бегает, им положено физикой брать. А пилот, если ходит, уже спортсмен. Шутка, понятно, причем очень древняя, но в каждой шутке всегда присутствует изрядная доля истины. Так что бежать мы, конечно, бежим, но рвать жилы не станем.
Лифт доставляет вниз, точно ко входу на палубу, легко и быстро. Дальше опять бегом. Посещает привычная мысль о том, как это, в сущности, странно – спускаться под землю для того, чтобы потом взлететь выше неба – за пределы атмосферы. Но что делать. Почти все боевые космические корабли Новой Германии были обнаружены именно на таких подземных базах, способных выдержать прямой удар астероида размером с многоэтажный дом. А от тех кораблей, которые располагались на базах наземных, мало что осталось. И дело тут, вероятно, не только в астероидно-метеоритной опасности, которая висела над колонистами Новой Германии и «низкими» постоянно, из года в год, века в век, тысячелетия в тысячелетие и так далее (что делать – одних мощных Поясов астероидов в системе Тау Кита оказалось целых три, не считая более слабых!). Просто под землей все и всегда сохраняется лучше, чем на открытом воздухе. И, чем глубже под землей, тем лучше. Тот корабль, на котором прибыли на Новую Германию предки, тоже хранился глубоко, на тщательно оборудованной, вырубленной в скальном грунте, базе. А стоял бы на поверхности, хрен бы от него что осталось. Даже и безо всяких астероидно-метеоритных бомбардировок. Правду сказать, строить Неведомые умели. Если, как это утверждает кое-кто из ученых голов, Неведомые и впрямь пращуры арийцев, то, черт возьми, есть, чем гордиться! Хотя какое там «если»! И так несомненно ясно, что предположение верно – немцы и Неведомые из одного корня. Как иначе объяснить тот факт, что двести семь лет назад предкам Эрики удалось заставить работать, казалось бы, абсолютно непонятную и чуждую космическую технику и добраться на ней сюда, в систему Тау Кита, преодолев через гиперпространство расстояние почти в двенадцать световых лет, отделяющих ее от родной Земли? Говорят и пишут, что во многом это произошло случайно. Но она, Эрика фон Ланге, прямой потомок лейтенанта люфтваффе Гюнтера фон Ланге, первого немца, севшего в пилотное кресло «Нибелунга» – чужого, но быстро ставшего родным корабля-ковчега, уверена: всякая случайность – это непознанная закономерность. Усмешка или гримаса Судьбы, которой одной полностью ведомы и конечная цель, и Путь, ведущий к этой цели. И уж тем более, если речь идет о Пути немецкого народа.
Что же касается «низких», которые, по-мнению некоторых высоколобых интеллектуалов (так и дала бы по яйцам кое-кому!), тоже являются отдаленными потомками Неведомых, а значит, родственны землянам вообще и немцам в частности, то здесь на самом деле и думать не о чем. Раз одичали и скатились чуть ли не в каменный век, в первобытно-общинные отношения, значит, и говорить не о чем – все, аллес, недостойны называться людьми. Скажите спасибо, что пришли мы, немцы, и вытащили их из грязи и дикости. Не всех, правда, но хоть тут, на Северном континенте, уже хорошо. А то, что планета Новая Германия на местном дикарском наречии символично называется Ария, лишь подтверждает уверенность Эрики в том, что случайностей не бывает.
Нет, господа, не бывает. Что бы вы ни говорили.
Еще какое-то время тратится на переодевание в летный скафандр – «флюканзуг», потом – опять бегом! – к своему «охотнику», привычно нырнуть под днище, десяток шагов, пригнувшись, открыть люк, белкой вверх по перекладинам-ступеням выдвижного трапа в кабину, в кресло, пристегнуться, лестницу убрать, люк закрыть, связь, все.
– «Оса-пять» – Штабу. Обер-фельдфебель Ланге на месте! Прием.
– Отлично, обер-фельдфебель. Оставаться на связи, ждать дальнейших приказаний.
– Есть ждать дальнейших приказаний!
Вот так всегда. Ну, не всегда, но часто. Тревога, спешка, адреналин. А в финале – сидеть и ждать. Полчаса, час или даже больше. Однажды, помнится, ровно пять с половиной часов проторчала в кабине. Хорошо, туалет есть. И кресло удобнейшее, легко откидывается и становится кроватью… Поспать, что ли? Нет, что-то пока не хочется. К тому же, чует ее пилотское сердце, что ожидание не будет долгим. Значит…
Эрика еще раз проверила готовность систем, на что у нее ушло ровно две минуты, после чего запустила руку за спину, нащупала в заднем кармане пилотского кресла тетрадь и вытащила ее наружу. Вот он – дневник ее предка, лейтенанта Гюнтера фон Ланге. Копия, понятно. Сколько раз она читала и перечитывала его за последние десять лет, с тех пор, как дневник впервые попал в руки тринадцатилетней белобрысой и веснушчатой девчонки Эрики Ланге? Двадцать? Тридцать? Она не считала. Но с того, самого первого раза, когда она его открыла, дневник стал надежным спутником и советником в ее жизни. Здесь она находила ответы на те вопросы, которые не успела задать родителям, погибшим одиннадцать лет назад при знаменитой астероидной атаке две тысячи сто сорок первого года, когда был полностью разрушен Новый Майнц, и руководством Третьего Рейха впервые были названы ориентировочные сроки разведывательного рейда к Земле…
Эрика вздохнула, достала шоколадку, откусила, запила энергетиком и наугад раскрыла тетрадь.
Глава 5
2152 год от Рождества Христова
Новая Германия. Северный континент
Военно-космическая база «Мерзебург». Борт линкора «Эрих Хартманн»
Пилот «космического охотника» обер-фельдфебель Эрика Ланге
Из дневника
лейтенанта Гюнтера фон Ланге
26 февраля 1945 года
«Обычно после шести-семи боевых вылетов за день ты напоминаешь сам себе выжатый лимон. Сил остается мало. Едва-едва на то, чтобы принять холодный душ, поужинать, выпить с товарищами стаканчик-другой шнапса или, если повезет, коньяка, выкурить сигарету и завалиться на койку с какой-нибудь немудрящей книжкой. Полчаса вождения уставшими глазами по строчкам, и вот уже книжка выскальзывает из ослабевших пальцев, и ты улетаешь туда, где нет ни войны, ни страха, ни боевого азарта, ни смертоносного огня вражеских истребителей и зениток – в сон.
Но сегодня привычный распорядок был нарушен. Не успел я в офицерской столовой допить вторую порцию крепкого и выкурить сигарету, как меня нашел посыльный и передал приказ немедленно явиться к командиру группы.
– Хорошо, солдат, – сказал я. – Сейчас буду. Свободен.
После чего допил коньяк (сегодня нам повезло – снабженцы раздобыли где-то ящик настоящего, еще довоенного «Асбах Уралт»), не спеша докурил сигарету и отправился к начальству. Захожу, докладываю, как положено. Так, мол, и так, господин группенкоммандер, лейтенант Гюнтер Ланге по вашему приказанию явился. А как положено я докладываю, потому что в кабинете у начальства сидит целый штурмбаннфюрер в черной, с иголочки, форме СС и смотрит на меня с эдаким оценочным прищуром.
– Очень хорошо, лейтенант, – говорит наш старик (хотя какой он старик – сорока еще нет). – Знакомьтесь. Штурмбаннфюрер Вальтер Краузе. Из центра, с особыми полномочиями. Господин штурмбаннфюрер, это лучший пилот моей Первой эскадрильи лейтенант Гюнтер фон Ланге. Более шестисот боевых вылетов, тридцать восемь побед.
– Тридцать девять, – сообщаю я. – Уже тридцать девять.
– Сегодня? – уточняет наш старик. – Мне еще не доложили.
– Да, сегодня. «Спитфаер».
– Англичане храбро воюют? – задает странный для меня вопрос штурмбаннфюрер.
– Не храбрее русских, – отвечаю.
– А что русские?
– Ничего. Просто я два года провел на Восточном фронте.
– Теперь фронт кругом, – говорит штурмбаннфюрер и смотрит выжидательно.
Нас со стариком, однако, на такую дешевку не купишь.
– Пилот люфтваффе, – лязгает группенкоммандер, – бьет врага повсюду!
– Так точно! – добавляю я бодро. – И всегда готов выполнить любой приказ командования!
– Отлично, – усмехается Краузе. – Тогда слушайте приказ, лейтенант. С этой минуты вы поступаете в мое распоряжение. Даю вам сегодняшний вечер на сборы, попрощайтесь с товарищами, вряд ли вы их скоро увидите. Завтра в семь утра мы с вами вылетаем. Все ваши вопросы пока держите при себе. Я на них обязательно отвечу, но позже. Мы обязаны соблюдать строгую секретность.
– Могу я взглянуть на ваши полномочия, господин штурмбаннфюрер? – спросил я.
Тот засмеялся, весело посмотрел на нашего старика и махнул рукой – скажи, мол, ему.
– Они достаточные, Гюнтер, – вздохнул группенкоммандер. – Можешь мне поверить, они более чем достаточные. Но ты прав, во всем должен быть порядок. Приказ о твоем переводе лежит в канцелярии, я его уже подписал. Можешь быть свободен.
И вот я сижу на своей койке и вместо того, чтобы спать, пишу эти строки. Что ждет меня завтра? Кто такой этот штурмбаннфюрер Вальтер Краузе, и какое задание меня ожидает? Вопросы, вопросы… Надеюсь, я получу на них ответы».
Эрика подняла голову и огляделась. Трудно сказать, что было тому виной – литературное мастерство предка или ее собственное богатое воображение, но, как всегда при чтении дневника Гюнтера фон Ланге, она теряла связь с окружающим миром, переносясь туда, на Землю, в одна тысяча девятьсот сорок пятый год – год величайшего поражения и не менее величайшего триумфа Великой Германии. Триумфа, о котором никто из людей, кроме пятидесяти с лишним тысяч потомков первых колонистов планеты Ария, пока не знает. Но ничего, ждать осталось недолго.
Она отправила в рот еще один кусочек шоколада, глотнула энергетика, перелистнула несколько страниц, на которых шло скучноватое описание путешествия через Атлантику вперемешку с воспоминаниями о бывших любовницах бравого пилота люфтваффе, и снова погрузилась в чтение.
Из дневника
лейтенанта Гюнтера фон Ланге
13 апреля 1945 года
«Оказывается, писать – это большой труд. И, как всякий труд, он требует сил и времени. Когда начинал дневник, не думал об этом, но быстро понял. Последняя неделя пролетела, словно один день, заполнена была разнообразными и срочными делами до отказа, только сейчас выдалась пара свободных часов, которые можно посвятить дневнику. Что я с удовольствием и делаю.
Тому, кто пережил на фронте хоть парочку русских зим, в плане холода и бытовых трудностей не страшно уже ничего. Это я заявляю со всей ответственностью. Поэтому, когда Вальтер Краузе сообщил мне, что конечная цель нашего путешествия – Антарктида, я, помню, обеспокоился только одним вопросом. А какого, собственно, поросячьего хера мы там забыли?
И господин штурмбаннфюрер доходчиво объяснил мне, какого. Признаюсь, я ему не поверил. И не верил до самого конца нашего морского путешествия, когда судно бросило якорь у холодных берегов Новой Швабии, и я увидел все своими глазами.
Инопланетный космический корабль, законсервированный своими хозяевами на подземной базе в Антарктиде, в земле Королевы Мод, несколько миллионов лет назад! При этом корабль, как заверяют некоторые наши специалисты-техники, практически готовый к полету. Правда, для этого необходимо разобраться в том, каким образом его расконсервировать и вывести все системы на рабочий режим. Но те же техники-старожилы, которые, оказывается, копаются здесь больше двух лет, с января сорок третьего, говорят, что уже практически с этим разобрались. Мол, неведомые хозяева (словечко «неведомые» стало нарицательным, и мы все чаще называем хозяев корабля просто – Неведомые. С прописной буквы, в знак уважения) оставили довольно простые инструкции на сей счет. Сам же корабль, оказывается, за неимением или утратой своего прежнего имени назван «Нибелунг». Излишне пафосно, на мой вкус, но в целом сойдет.
Вообще, лично мне все происходящее кажется самой настоящей фантастикой, и я даже иногда, когда никто не видит, трясу головой и щиплю себя, дабы убедиться, что не сплю. Оказывается, действительно, не сплю. Но все равно не понимаю.
Самое главное, каким образом машина, механизм, каким бы он ни был совершенным, смог так хорошо сохраниться, находясь под землей несколько миллионов лет(!)?! Даже если он создан из сверхизносостойких и не поддающихся коррозии материалов.
И второе. Как можно разобраться в том, что обогнало развитие человеческой техники на один бог знает сколько веков или даже тысячелетий? Так и представляю себе какого-нибудь доисторического охотника, вооруженного примитивным копьем с кремниевым наконечником и одетого в шкуры диких животных, который пытается своим недоразвитым первобытным умом постичь конструкцию и назначение моего Bf.109G-6, заброшенного каким-то чудом в пещеру каменного века! Ха-ха-ха.
Тем не менее как раз сегодня на эту тему у меня и был разговор с Вильгельмом Фишером – гениальным, как говорят, математиком и, на мой взгляд, полным психом. Хоть психом, следует признать, весьма обаятельным.
Меня с ним познакомил за обедом штурмбаннфюрер Вальтер Краузе. Просто подвел к столу, за которым сидел какой-то рыжий лохматый очкарик, и в своей привычной безапелляционной манере предложил:
– Познакомьтесь, ребятки. Вилли, это Гюнтер фон Ланге, один из лучших наших пилотов, тебе его учить. Гюнтер, это Вильгельм Фишер. Самый настоящий немецкий гений. Учти это, когда тебе захочется ему врезать.
И удалился, насвистывая «Лили Марлен».
– Привет, – сказал немецкий гений. – Присаживайся, если хочешь.
– Привет, – ответил я и присел. – А почему мне захочется тебе врезать?
– Может, и не захочется, – пожал он плечами. – Но вообще-то я иногда и сам себя с трудом переношу. Видимо, таковы издержки моей интенсивной мозговой деятельности.
Я передаю лишь общий смысл и настроение нашего разговора – так, как наизусть, понятно, его запомнил.
Подошла официантка. Очень симпатичная девушка по имени Хельга. Такие у нее веснушки и глаза… так бы и смотрел, не отрываясь. То, что здесь, в Новой Швабии, среди обслуживающего персонала и вообще на разных должностях много девушек и среди них есть Хельга, меня радует особо, но это тема для отдельной записи.
Мы сделали заказ. Кстати, кормят нас весьма неплохо, и мне даже иногда неловко, что мы так хорошо питаемся, когда весь немецкий народ переносит лишения военного времени. Что также является темой для отдельной записи.
– У меня тоже имеется мозговая деятельность, – сообщил я Вильгельму. – Но я себя отлично переношу.
– Всегда?
– Всегда.
– Значит, твоя мозговая деятельность гораздо примитивнее моей, – он снова пожал плечами, и я подумал, что этот жест для него так же привычен, как, например, для меня отбрасывание непослушной челки со лба. – Впрочем, это и так совершенно ясно и не требует доказательств.
– Уже хочу! – засмеялся я.
– Что? – спросил он. – Еду сейчас принесут.
– Дать тебе в лоб, – пояснил я. – Ты и правда считаешь себя лучше всех?
– Не лучше. Умнее. Согласись, это разные вещи.
Я подумал и согласился.
Тут Хельга принесла нам суп, и мы продолжили разговор уже за едой.
– Чему ты должен меня научить? – осведомился я.
– Тебе разве не сказали?
– Нет.
– Управлять «Нибелунгом», – он снова пожал плечами.
– Что?! – я чуть не поперхнулся супом.
– А что? – спокойно удивился он. – Посуди сам. Мы обнаружили целехонький инопланетный корабль. Настоящее технологическое чудо. По-моему, это совершенно естественно – захотеть научиться им управлять.
Тут я и высказался насчет доисторического человека в звериных шкурах, пытающегося разобраться в устройстве и назначении Bf.109.
– Ты слишком плохо думаешь о наших доисторических предках, Гюнтер, – сказал Вилли. – Уверен, что отдельные их представители были весьма проницательны. Будь иначе, они бы просто не выжили, а значит, не родились бы и мы с тобой. Меня беспокоит другое.
– Что же?
– Уверенность наших руководителей в том, что «Нибелунгом» должны управлять военные пилоты.
– Ты считаешь, пилот люфтваффе тупее доисторического человека? – догадался я, и мне снова захотелось ему врезать.
– Не совсем, но близко, – сказал он и, видимо, заметив выражение моего лица, снисходительно добавил: – Правда, рефлексы у вас хорошие, не отнять.
Очень быстро я понял, что обижаться на Вилли не имеет ровно никакого смысла. Не обижаемся же мы на обложной дождь, который не позволяет поднять машины и поддержать танки и пехоту с воздуха! Досадуем – да, но не обижаемся. Вот и Вилли, как этот дождь. Он вряд ли изменится, как бы нам этого ни хотелось. Не знаю, все ли гении такие же, как он, раньше мне гениев встречать не довелось, но Вилли – такой. И знаете, это качество в нем мне даже нравится. Он может казаться совершенно бестактным, непрактичным и даже безумным человеком, но одного у него не отнять: мир подстраивается под Вильгельма Фишера, а под кого подстраивается сам Вилли и подстраивается ли вообще, известно одному богу.
Новая Германия. Северный континент
Военно-космическая база «Мерзебург». Борт линкора «Эрих Хартманн»
Пилот «космического охотника» обер-фельдфебель Эрика Ланге
Из дневника
лейтенанта Гюнтера фон Ланге
26 февраля 1945 года
«Обычно после шести-семи боевых вылетов за день ты напоминаешь сам себе выжатый лимон. Сил остается мало. Едва-едва на то, чтобы принять холодный душ, поужинать, выпить с товарищами стаканчик-другой шнапса или, если повезет, коньяка, выкурить сигарету и завалиться на койку с какой-нибудь немудрящей книжкой. Полчаса вождения уставшими глазами по строчкам, и вот уже книжка выскальзывает из ослабевших пальцев, и ты улетаешь туда, где нет ни войны, ни страха, ни боевого азарта, ни смертоносного огня вражеских истребителей и зениток – в сон.
Но сегодня привычный распорядок был нарушен. Не успел я в офицерской столовой допить вторую порцию крепкого и выкурить сигарету, как меня нашел посыльный и передал приказ немедленно явиться к командиру группы.
– Хорошо, солдат, – сказал я. – Сейчас буду. Свободен.
После чего допил коньяк (сегодня нам повезло – снабженцы раздобыли где-то ящик настоящего, еще довоенного «Асбах Уралт»), не спеша докурил сигарету и отправился к начальству. Захожу, докладываю, как положено. Так, мол, и так, господин группенкоммандер, лейтенант Гюнтер Ланге по вашему приказанию явился. А как положено я докладываю, потому что в кабинете у начальства сидит целый штурмбаннфюрер в черной, с иголочки, форме СС и смотрит на меня с эдаким оценочным прищуром.
– Очень хорошо, лейтенант, – говорит наш старик (хотя какой он старик – сорока еще нет). – Знакомьтесь. Штурмбаннфюрер Вальтер Краузе. Из центра, с особыми полномочиями. Господин штурмбаннфюрер, это лучший пилот моей Первой эскадрильи лейтенант Гюнтер фон Ланге. Более шестисот боевых вылетов, тридцать восемь побед.
– Тридцать девять, – сообщаю я. – Уже тридцать девять.
– Сегодня? – уточняет наш старик. – Мне еще не доложили.
– Да, сегодня. «Спитфаер».
– Англичане храбро воюют? – задает странный для меня вопрос штурмбаннфюрер.
– Не храбрее русских, – отвечаю.
– А что русские?
– Ничего. Просто я два года провел на Восточном фронте.
– Теперь фронт кругом, – говорит штурмбаннфюрер и смотрит выжидательно.
Нас со стариком, однако, на такую дешевку не купишь.
– Пилот люфтваффе, – лязгает группенкоммандер, – бьет врага повсюду!
– Так точно! – добавляю я бодро. – И всегда готов выполнить любой приказ командования!
– Отлично, – усмехается Краузе. – Тогда слушайте приказ, лейтенант. С этой минуты вы поступаете в мое распоряжение. Даю вам сегодняшний вечер на сборы, попрощайтесь с товарищами, вряд ли вы их скоро увидите. Завтра в семь утра мы с вами вылетаем. Все ваши вопросы пока держите при себе. Я на них обязательно отвечу, но позже. Мы обязаны соблюдать строгую секретность.
– Могу я взглянуть на ваши полномочия, господин штурмбаннфюрер? – спросил я.
Тот засмеялся, весело посмотрел на нашего старика и махнул рукой – скажи, мол, ему.
– Они достаточные, Гюнтер, – вздохнул группенкоммандер. – Можешь мне поверить, они более чем достаточные. Но ты прав, во всем должен быть порядок. Приказ о твоем переводе лежит в канцелярии, я его уже подписал. Можешь быть свободен.
И вот я сижу на своей койке и вместо того, чтобы спать, пишу эти строки. Что ждет меня завтра? Кто такой этот штурмбаннфюрер Вальтер Краузе, и какое задание меня ожидает? Вопросы, вопросы… Надеюсь, я получу на них ответы».
Эрика подняла голову и огляделась. Трудно сказать, что было тому виной – литературное мастерство предка или ее собственное богатое воображение, но, как всегда при чтении дневника Гюнтера фон Ланге, она теряла связь с окружающим миром, переносясь туда, на Землю, в одна тысяча девятьсот сорок пятый год – год величайшего поражения и не менее величайшего триумфа Великой Германии. Триумфа, о котором никто из людей, кроме пятидесяти с лишним тысяч потомков первых колонистов планеты Ария, пока не знает. Но ничего, ждать осталось недолго.
Она отправила в рот еще один кусочек шоколада, глотнула энергетика, перелистнула несколько страниц, на которых шло скучноватое описание путешествия через Атлантику вперемешку с воспоминаниями о бывших любовницах бравого пилота люфтваффе, и снова погрузилась в чтение.
Из дневника
лейтенанта Гюнтера фон Ланге
13 апреля 1945 года
«Оказывается, писать – это большой труд. И, как всякий труд, он требует сил и времени. Когда начинал дневник, не думал об этом, но быстро понял. Последняя неделя пролетела, словно один день, заполнена была разнообразными и срочными делами до отказа, только сейчас выдалась пара свободных часов, которые можно посвятить дневнику. Что я с удовольствием и делаю.
Тому, кто пережил на фронте хоть парочку русских зим, в плане холода и бытовых трудностей не страшно уже ничего. Это я заявляю со всей ответственностью. Поэтому, когда Вальтер Краузе сообщил мне, что конечная цель нашего путешествия – Антарктида, я, помню, обеспокоился только одним вопросом. А какого, собственно, поросячьего хера мы там забыли?
И господин штурмбаннфюрер доходчиво объяснил мне, какого. Признаюсь, я ему не поверил. И не верил до самого конца нашего морского путешествия, когда судно бросило якорь у холодных берегов Новой Швабии, и я увидел все своими глазами.
Инопланетный космический корабль, законсервированный своими хозяевами на подземной базе в Антарктиде, в земле Королевы Мод, несколько миллионов лет назад! При этом корабль, как заверяют некоторые наши специалисты-техники, практически готовый к полету. Правда, для этого необходимо разобраться в том, каким образом его расконсервировать и вывести все системы на рабочий режим. Но те же техники-старожилы, которые, оказывается, копаются здесь больше двух лет, с января сорок третьего, говорят, что уже практически с этим разобрались. Мол, неведомые хозяева (словечко «неведомые» стало нарицательным, и мы все чаще называем хозяев корабля просто – Неведомые. С прописной буквы, в знак уважения) оставили довольно простые инструкции на сей счет. Сам же корабль, оказывается, за неимением или утратой своего прежнего имени назван «Нибелунг». Излишне пафосно, на мой вкус, но в целом сойдет.
Вообще, лично мне все происходящее кажется самой настоящей фантастикой, и я даже иногда, когда никто не видит, трясу головой и щиплю себя, дабы убедиться, что не сплю. Оказывается, действительно, не сплю. Но все равно не понимаю.
Самое главное, каким образом машина, механизм, каким бы он ни был совершенным, смог так хорошо сохраниться, находясь под землей несколько миллионов лет(!)?! Даже если он создан из сверхизносостойких и не поддающихся коррозии материалов.
И второе. Как можно разобраться в том, что обогнало развитие человеческой техники на один бог знает сколько веков или даже тысячелетий? Так и представляю себе какого-нибудь доисторического охотника, вооруженного примитивным копьем с кремниевым наконечником и одетого в шкуры диких животных, который пытается своим недоразвитым первобытным умом постичь конструкцию и назначение моего Bf.109G-6, заброшенного каким-то чудом в пещеру каменного века! Ха-ха-ха.
Тем не менее как раз сегодня на эту тему у меня и был разговор с Вильгельмом Фишером – гениальным, как говорят, математиком и, на мой взгляд, полным психом. Хоть психом, следует признать, весьма обаятельным.
Меня с ним познакомил за обедом штурмбаннфюрер Вальтер Краузе. Просто подвел к столу, за которым сидел какой-то рыжий лохматый очкарик, и в своей привычной безапелляционной манере предложил:
– Познакомьтесь, ребятки. Вилли, это Гюнтер фон Ланге, один из лучших наших пилотов, тебе его учить. Гюнтер, это Вильгельм Фишер. Самый настоящий немецкий гений. Учти это, когда тебе захочется ему врезать.
И удалился, насвистывая «Лили Марлен».
– Привет, – сказал немецкий гений. – Присаживайся, если хочешь.
– Привет, – ответил я и присел. – А почему мне захочется тебе врезать?
– Может, и не захочется, – пожал он плечами. – Но вообще-то я иногда и сам себя с трудом переношу. Видимо, таковы издержки моей интенсивной мозговой деятельности.
Я передаю лишь общий смысл и настроение нашего разговора – так, как наизусть, понятно, его запомнил.
Подошла официантка. Очень симпатичная девушка по имени Хельга. Такие у нее веснушки и глаза… так бы и смотрел, не отрываясь. То, что здесь, в Новой Швабии, среди обслуживающего персонала и вообще на разных должностях много девушек и среди них есть Хельга, меня радует особо, но это тема для отдельной записи.
Мы сделали заказ. Кстати, кормят нас весьма неплохо, и мне даже иногда неловко, что мы так хорошо питаемся, когда весь немецкий народ переносит лишения военного времени. Что также является темой для отдельной записи.
– У меня тоже имеется мозговая деятельность, – сообщил я Вильгельму. – Но я себя отлично переношу.
– Всегда?
– Всегда.
– Значит, твоя мозговая деятельность гораздо примитивнее моей, – он снова пожал плечами, и я подумал, что этот жест для него так же привычен, как, например, для меня отбрасывание непослушной челки со лба. – Впрочем, это и так совершенно ясно и не требует доказательств.
– Уже хочу! – засмеялся я.
– Что? – спросил он. – Еду сейчас принесут.
– Дать тебе в лоб, – пояснил я. – Ты и правда считаешь себя лучше всех?
– Не лучше. Умнее. Согласись, это разные вещи.
Я подумал и согласился.
Тут Хельга принесла нам суп, и мы продолжили разговор уже за едой.
– Чему ты должен меня научить? – осведомился я.
– Тебе разве не сказали?
– Нет.
– Управлять «Нибелунгом», – он снова пожал плечами.
– Что?! – я чуть не поперхнулся супом.
– А что? – спокойно удивился он. – Посуди сам. Мы обнаружили целехонький инопланетный корабль. Настоящее технологическое чудо. По-моему, это совершенно естественно – захотеть научиться им управлять.
Тут я и высказался насчет доисторического человека в звериных шкурах, пытающегося разобраться в устройстве и назначении Bf.109.
– Ты слишком плохо думаешь о наших доисторических предках, Гюнтер, – сказал Вилли. – Уверен, что отдельные их представители были весьма проницательны. Будь иначе, они бы просто не выжили, а значит, не родились бы и мы с тобой. Меня беспокоит другое.
– Что же?
– Уверенность наших руководителей в том, что «Нибелунгом» должны управлять военные пилоты.
– Ты считаешь, пилот люфтваффе тупее доисторического человека? – догадался я, и мне снова захотелось ему врезать.
– Не совсем, но близко, – сказал он и, видимо, заметив выражение моего лица, снисходительно добавил: – Правда, рефлексы у вас хорошие, не отнять.
Очень быстро я понял, что обижаться на Вилли не имеет ровно никакого смысла. Не обижаемся же мы на обложной дождь, который не позволяет поднять машины и поддержать танки и пехоту с воздуха! Досадуем – да, но не обижаемся. Вот и Вилли, как этот дождь. Он вряд ли изменится, как бы нам этого ни хотелось. Не знаю, все ли гении такие же, как он, раньше мне гениев встречать не довелось, но Вилли – такой. И знаете, это качество в нем мне даже нравится. Он может казаться совершенно бестактным, непрактичным и даже безумным человеком, но одного у него не отнять: мир подстраивается под Вильгельма Фишера, а под кого подстраивается сам Вилли и подстраивается ли вообще, известно одному богу.