Алексей Исаев
Наступление маршала Шапошникова. История ВОВ, которую мы не знали

Введение

   Если бы немецкие генералы знали, что за части шли по Красной площади 7 ноября 1941 г., то их ужасу и досаде за не принятые верховным командованием меры не было бы предела. По брусчатке в парадных колоннах шагали бойцы и командиры 332-й Ивановской стрелковой дивизии им. М. В. Фрунзе. Они символизировали вершину айсберга, о который подобно «Титанику» разбился немецкий «блицкриг». Дивизия была одной из многих других дивизий и бригад, формировавшихся, проходивших интенсивное обучение от Москвы до Урала и Сибири осенью 1941 г. Менее чем через два месяца после того знаменитого парада по всему фронту от Ладоги до Черного моря началось крупномасштабное советское зимнее наступление, организованное с помощью этих соединений. Шагавшая по Красной площади 332-я стрелковая дивизия полковника С. А. Князькова вступила в бой даже не на подступах к Москве. Она совершила 400-километровый марш к Осташкову и приняла участие в самом успешном наступлении зимы 1941/42 г., Торопецко-Холмской операции. В ходе этого наступления 4-я ударная армия А. И. Еременко, в состав которой была включена 332-я стрелковая дивизия, через леса по глубокому снегу вышла к Витебску и на долгие полтора года словно дамоклов меч нависла над Смоленском.
 
   Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников
 
   Авторство плана наступления, предпосылки к которому были созданы еще в период, когда судьба столицы висела на волоске, несомненно, принадлежит Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову. Борису Михайловичу Шапошникову довелось возглавлять Генеральный штаб Красной Армии в наиболее тяжелый, переломный период войны, с 20 июля 1941 г. по 11 мая 1942 г. Маршал Шапошников был осколком Российской империи, поднявшимся на вершины военной иерархии армии появившегося в результате событий 1917 г. государства. Полковник Генерального штаба (то есть офицер, закончивший Академию Генерального штаба), он встретил революцию командиром 16-го гренадерского Мингрельского полка. К тому времени за его плечами уже было 16 лет военной службы. Непростой для любого офицера старой армии выбор он сделал в пользу новой власти. Вряд ли, становясь в хаосе декабря 1917 г. выборным командиром Кавказской гренадерской дивизии, Б. М. Шапошников предполагал, что ему суждено будет послужить своей стране в роли начальника Генерального штаба, принимая важнейшие стратегические решения в самой страшной войне в истории человечества.
   Продвижение Шапошникова в испытывавшей недостаток квалифицированных военных кадров Красной Армии шло довольно быстро. С февраля 1921 г. он вступил в должность первого помощника начальника Штаба РККА М. В. Фрунзе. В мае 1928 года Шапошников сам становится начальником Штаба РККА. К концу 20-х годов реорганизация РККА стала постепенно приближать армию к общемировым стандартам управления. Именно Б. М. Шапошников первым обосновал и показал необходимость иметь в вооруженных силах единый рабочий орган военного руководства – Генеральный штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В середине 30-х поворот от революции к историческим корням Российской империи был произведен окончательно. В сентябре 1935 г. Красная Армия была увенчана офицерской иерархией, которая начиналась лейтенантом и заканчивалась маршалом. Была воссоздана каста людей, чья профессия «Родину защищать». Одновременно постановлением СНК СССР от 22 сентября 1935 г. Штаб РККА переименовывается в Генеральный штаб. В мае 1937 г. Б. М. Шапошников был назначен начальником Генерального штаба и оставался им до августа 1940 г. В июле 1941 г. он вновь занял этот пост вместо смещенного из-за конфликта с И. В. Сталиным Г. К. Жукова. Борис Михайлович, несомненно, был более подходящей фигурой на роль начальника Генерального штаба, чем обладавший прежде всего опытом непосредственного управления войсками Г. К. Жуков. Кульминацией работы Шапошникова на этом поприще стало планирование и проведение общего наступления Красной Армии зимой 1941/42 г.
   Важным преимуществом Б. М. Шапошникова как личности, принимающей стратегические решения, была его глубокая военно-теоретическая подготовка. Еще в 1923 г. он издает крупное научное исследование тактики и организации кавалерии – «Конница». Год спустя он публикует книгу «На Висле» об операциях 1920 г. В 1927–1929 гг. выходит его трехтомный труд «Мозг армии», посвященный работе Генерального штаба, экономическим и политическим вопросам ведения войны.
   Маршал Шапошников был во многом выразителем идей русской военно-теоретической школы, которые стали основой советской стратегии в Великой Отечественной войне. В своем программном труде «Мозг армии» Б. М. Шапошников часто цитирует «Стратегию» А. А. Свечина. Несмотря на трагическую судьбу самого Александра Андреевича Свечина (расстрелянного 29 июня 1938 г. по обвинению в «военно-фашистском заговоре»), высказанные им идеи жили уже независимо от автора. Ключевую роль в событиях 1941–1942 гг. сыграли свечинские идеи «перманентной мобилизации», предусматривавшей формирование новых дивизий и армий уже после развертывания армии в начальный период войны.
   Нельзя сказать, что сама по себе идея непрерывного формирования новых соединений была изобретением отечественной военной мысли. Сам Свечин в «Стратегии» указывает на близкий аналог «перманентной мобилизации»: «В 1870 году, в течение первого месяца военных действий, пруссакам удалось запереть и обложить в Меце лучшую французскую армию Базена, а следующую армию, Мак-Магона, взять в плен под Седаном. Ничтожные остатки французских кадров, моряки, пожарные, части, находившиеся на пути к формированию, были собраны в Париж и там обложены пруссаками. Французские провинции казались совершенно беззащитными; однако Гамбетта, опираясь на экономическую мощь Франции и открытые морские сообщения, сумел развернуть по всей Франции широкую мобилизационную работу: за 4 месяца своей работы Гамбетта формировал в среднем по 6 тыс. пехотинцев и 2 батареи в сутки. Мольтке был положительно озадачен быстротой, с которой вырастали новые неприятельские войска, в декабре 1870 г. он писал генералу Штиле: «…В операциях, увенчавшихся беспримерными успехами, немецкая армия смогла взять в плен все силы, которые неприятель выставил в начале войны. Тем не менее, в течение только трехмесячного срока Франция нашла возможность создать новую армию, превосходящую по числу погибшую». Ту же задачу, что и французскому командованию, пришлось решать военному и политическому руководству СССР в 1941 г. «Седаном» Красной Армии стала цепочка «котлов» по всему фронту в сентябре – октябре 1941 г.
   К счастью для нас и для всего человечества, в Третьем рейхе не были должным образом оценены события франко-прусской войны, хотя немецкие военные мыслители XIX столетия были всерьез обеспокоены этим доселе не виданным явлением. А. А. Свечин в «Стратегии» так описывает реакцию немецкой военной мысли на действия правительства Леона Гамбетты: «Средства неприятельской страны представляются почти неистощимыми и могут поставить под вопрос быстрый и решительный успех нашего оружия, если наше отечество не ответит равным усилием». В дальнейшем Мольтке многократно повторял: «Эта борьба нас удивила с военной точки зрения в такой степени, что поставленный ею вопрос придется изучать в течение долгих лет мира». Сам Мольтке-старший, взвесив все приведенные обстоятельства, пришел к мысли, что в борьбе на два фронта нельзя рассчитывать на сокрушение в течение одного года войны ни Франции, ни России, и остановился на плане войны на измор, с обороной против Франции и нанесением России удара с ограниченной целью, в направлении на Седлец. Но теоретически поставленный Мольтке вопрос освещен не был, так как это освещение является возможным только при условии коренной ломки традиционных положений стратегии. Действительно, если Гамбетта сумел добиться крупных результатов, будучи вынужден импровизировать новые формирования во всех деталях, то, при известной подготовке, мобилизация новых сил государства могла бы создать еще более внушительную и прочную вооруженную силу. Однако наследники Мольтке-старшего на посту начальника Генерального штаба не придали событиям успешной для Германии войны должного значения.
   Спустя 70 лет технологию правительства Гамбетты повторили, с куда большим успехом, И. В. Сталин и Б. М. Шапошников. Было бы, конечно, ошибкой считать, что советский Генеральный штаб руководствовался тщательно продуманным в предвоенные годы планом. Последний предвоенный мобилизационный план февраля 1941 г. вообще не предусматривал формирования второлинейных соединений в первый год войны. Начавшееся в июле 1941 г. формирование новых соединений, в том числе из кадров НКВД, было чистой воды импровизацией. Однако, как и всякий удавшийся экспромт, эта импровизация была проработана теоретически и частично практически (в годы Гражданской войны). Роднила с действиями Гамбетты советскую «перманентную мобилизацию» опора на сильную экономику. В 30-е годы в СССР была построена промышленность, позволившая вооружить второлинейные соединения. Кроме того, в связи с перевооружением армии было накоплено некоторое количество формально устаревшего вооружения, например русские пушки-«трехдюймовки». По предвоенному мобилизационному плану имелась 200 %-ная укомплектованность дивизионными орудиями 76,2-мм калибра, что позволяло вооружать ими вновь создававшиеся дивизии. Переход на самозарядные винтовки создавал определенный запас обычных винтовок для не предусмотренных предвоенными планами формирований.
 
   Изучение матчасти. Пулеметчик объясняет молодым солдатам назначение и устройство прицельной планки пулемета «максим». Осенью 1941 г. в СССР шла массовая подготовка бойцов вновь формируемых соединений. Не пройдет и нескольких недель, как они пойдут в бой по глубокому снегу зимы 1941/42 г.
 
   Таким образом, руководству Красной Армии удалось летом и осенью 1941 г. добиться того, чего не смог сделать Леон Гамбетта в войне 1870–1871 гг., – остановить врага у стен столицы и не проиграть войну. Достигнув формированиями июля 1941 г. относительной устойчивости фронта, советское командование одновременно заложило основы для перелома стратегической обстановки в свою пользу. Упомянутая выше 332-я стрелковая дивизия формировалась с 18 августа 1941 г. Такой ход позволили сделать ошибки немецкого командования. 27 ноября 1941 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Наши войска накануне полного истощения материальных и людских сил. Мы стоим перед угрозой суровой зимы. Необходимо до середины января подготовиться к неожиданным переменам погоды. Наибольшие трудности в этом отношении ожидаются к северу от Москвы». Франц Гальдер, занимавший в 1941 г. ту же должность, что и Мольтке-старший в 1870–1871 гг., был уже в первые месяцы войны предупрежден о раскручивании в СССР механизма формирования новых дивизий. Еще 11 августа он записал в дневнике: «Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и, в особенности, на чисто военные возможности русских.
   К началу войны мы имели против себя около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360 дивизий противника. Эти дивизии, конечно, не так вооружены и не так укомплектованы, как наши, а их командование в тактическом отношении значительно слабее нашего, но, как бы там ни было, эти дивизии есть. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину» (Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск. Т. III, кн.2, М.: Воениздат, 1971. С.264). Однако за этой констатацией фактов не последовало никаких шагов по исправлению положения. Они остались заметками фенолога, оказавшегося во главе Генерального штаба. Между тем времени для контрмер было еще более чем достаточно. Для сравнения, 16 августа 1914 г., как только схлынула мобилизационная горячка первых дней, военный министр генерал Фалькенгайн отдал приказ о сформировании 6½ новых корпусов (XXII–XXVII резервные корпуса и 6-я баварская резервная дивизия). На это формирование было предоставлено 55 дней (срок готовности назначался на 10 октября). То есть до начала решающих боев за Москву немецкое командование могло сделать аналогичный мероприятиям Фалькенгайна ответный ход на ниве формирования не предусмотренных первоначальными планами второлинейных соединений. В этом случае очередной раунд борьбы прошел бы под знаком вступления в сражение за Москву второлинейных соединений с обеих сторон. Этого не произошло, и у советского командования появилась возможность не только стабилизировать обстановку, но и нанести сильный удар по ослабленному противнику.
   В распоряжении советского Генерального штаба оказались восемь свежих армий:
   • 1-я ударная армия генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова;
   • 20-я армия генерал-лейтенанта А. А. Власова;
   • 10-я армия генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова, формировавшаяся преимущественно в Московском военном округе;
   • 26-я армия (вскоре ставшая 2-й ударной) генерал-лейтенанта Г. Г. Соколова, формировавшаяся в Приволжском военном округе;
   • 39-я армия генерал-лейтенанта И. А. Богданова, формировавшаяся в Архангельском военном округе;
   • 57-я армия генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, формировавшаяся в Северо-Кавказском военном округе в районе Сталинграда;
   • 60-я армия (вскоре ставшая 3-й ударной) генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева, формировавшаяся в Приволжском военном округе;
   • 61-я армия генерал-полковника Ф. И. Кузнецова, также формировавшаяся в Приволжском военном округе.
   Первые две успели принять участие в последних оборонительных боях под Москвой, подпирая разваливающийся фронт 16-й и 30-й армий. В декабре 1941 г. 1-я ударная, 20-я и 10-я армии приняли участие в контрнаступлении Западного фронта на московском направлении. 26-я и 60-я армии были готовы принять участие в сражении за Москву в случае сокрушения обороны Западного фронта. Однако немцы от «перманентной мобилизации» отказались, и свежие соединения в наступавшие на советскую столицу войска группы армий «Центр» так и не прибыли. Поэтому свежесформированные советские армии были использованы в расширении наступления с решительными целями, развернувшегося в январе 1942 г. Не использовать несколько неожиданно появившееся преимущество со стороны Маршала Б. М. Шапошникова было бы большой глупостью.
   Кроме того, общая обстановка, сложившаяся на советско-германском фронте к началу декабря 1941 г., благоприятствовала переходу Красной Армии в общее наступление. Во-первых, вермахт на какое-то время лишился своего главного козыря – самостоятельных механизированных соединений. Немецкие танковые соединения так или иначе лишились большинства своих танков, значительной части автомашин и тягачей, встав вровень с пехотой. Позднее, весной 1942 г., восстановленные танковые дивизии станут ударной силой контрнаступлений, которыми немецкое командование будет ликвидировать вклинения в оборону всех трех групп армий. Во-вторых, стягивание сил на московское направление неизбежно заставляло немецкое командование растягивать войска на флангах советско-германского фронта. До тех пор, пока шло сражение за столицу, безопасность флангов в значительной мере обеспечивалась отвлечением внимания Красной Армии на защиту Москвы. Когда эта угроза миновала, советское командование неизбежно стало искать решение на флангах линии соприкосновения противоборствующих сторон, надеясь сокрушить их в условиях вынужденной пассивности противника на московском направлении. В-третьих, нельзя было упускать возможность нанести вермахту серьезное поражение до того, как немецкое верховное командование опомнится и начнет формирование и переброску на фронт второлинейных дивизий.
   Если сам факт остановки под Москвой был в большей степени ударом по престижу вермахта, то советское контрнаступление поставило германскую армию на грань вполне осязаемого военного поражения. Отказ от второлинейных соединений пришлось компенсировать за счет «внутренних резервов». Военный врач Генрих Хаапе, служивший в 6-й пехотной дивизии 9-й армии, свидетельствует: «В течение ночи мы получили пополнение: людей из строительных рот, из железнодорожных рот, из полковых тылов, все остатки и огрызки, которые могли быть найдены, были посланы сюда, чтобы попасть в пекло. Эти люди не были подготовлены, и многие из них совершенно не владели оружием. Специалисты различных вспомогательных служб, саперы, все, кто имел две необмороженные ноги и две руки, чтобы держать оружие, были посланы к нам в Гридино для его удержания любой ценой. […] Русские атаковали снова, и прибывшее пушечное мясо было брошено в бой против них. Саперы, каменщики, топографы, квалифицированные специалисты в своей области, не имели никаких шансов. Им недоставало главного навыка, нужного для выживания, – боевой подготовки. В то время как мы, выстрелив в русских в темноту, меняли позицию, вновь прибывшие храбро стояли на месте и стреляли из одной точки. Очередь из русского автомата, и они погибали. […] Перекличка пополнения показала, что из 130 человек, прибывших к нам двенадцатью часами ранее, 104 были потеряны. Двадцать из них были ранены, остальные погибли» (Haape H. Moscow tram stop. A Doctor’s Experiences with the German Spearhead in Russia. London: Collins St. James’s Palace, 1957, p.317). Доктор Хаапе описывает события под Ржевом в середине января 1942 г.
   Симметричные контрмеры были приняты немецким командованием уже довольно поздно. Новые формирования стали поступать на фронт в конце зимы и весной 1942 г. Пожалуй, единственное, что могли противопоставить не внявшие предупреждениям Мольтке-старшего немцы советскому наступлению, это новые технические решения, в частности крупномасштабные операции транспортной авиации.
   Из зимних боев 1941/42 г. и последующего марш-реванша весной 1942 г. армии СССР и Германии вышли повзрослевшими и немного постаревшими. Но в первые дни декабря 1941 г. шагавшие к фронту бойцы свежесформированных соединений и кутавшиеся в разномастную зимнюю одежду немецкие солдаты еще не знали, что их ждет впереди.

Часть I
Снежный ком

Прочь от Москвы

   Одной из черт, которые объединяют военные поражения разных армий, а иногда и разных эпох, является неверное определение ближайших планов противника. Не имея достоверной информации о планах другой стороны, командование стоящей на краю катастрофы армии пребывает в мире грез. Пробуждение происходит только после ушата холодной воды, в роли которого выступают сообщения о необратимых изменениях оперативной обстановки на фронте. До этого отдельные робкие голоса разведчиков или командиров, сражающихся в первой линии соединений, в лучшем случае игнорируются. В худшем случае для них придумывается объяснение в удобном для «зачарованных» собственными иллюзиями ключе.
   Все это мы можем наблюдать в отношении немецкого командования в последние дни перед советским наступлением. Перевозки большого объема по сосредоточению 1-й ударной и 20-й армий были, разумеется, замечены немецкой разведкой. 28 декабря сообщалось: «Перед центральным участком фронта группы армий средствами ночной разведки были отмечены значительные передвижения колонн автомобилей по дорогам Владимир – Ногинск и Переяславль – Загорск в направлении Москвы, а также сосредоточение автомашин в Загорске. По всей вероятности, противник подтягивает войска в район Загорска, Москвы, а также через Москву. В районе Дмитрова, западнее Клязьминского водохранилища, отмечается сосредоточение автомашин, деревни переполнены войсками» (Рейнгардт К. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года. М.: Воениздат, 1980, с.241). Несколько дней спустя, 2 декабря, поступило сообщение, что перед фронтом 3-й танковой группы в лесах сосредоточены крупные силы танков и кавалерии. На следующий день вследствие сильного снегопада вести воздушную разведку было невозможно. Однако в последующие дни данные воздушной разведки подтвердили, что в направлении Рязани и севернее Москвы сосредоточиваются свежие силы. Одним из основных признаков были крупные массы железнодорожных эшелонов. 5 декабря наблюдатели обнаружили, что под Рязанью и северо-западнее города сосредоточено 2000 вагонов и 20 паровозов, в Ряжске – 500 вагонов и 10 паровозов и в Данкове – 400 вагонов и 5 паровозов.
   Однако, несмотря на тревожный характер этих сообщений, им давалась неправильная оценка. Немецкое командование по-прежнему считало, что формирование новых войсковых объединений практически исключено. Почти во всех приведенных донесениях указывалось на то, что все эти сосредоточения войск – следствие переброски сил, «высвобожденных со спокойных участков фронта и предназначенных для контрударов в целях выравнивания линии фронта». В какой-то мере это, конечно, соответствовало действительности. Например, были вскрыты перевозки частей, вошедших впоследствии в состав группы войск под руководством командира 2-го кавалерийского корпуса П. А. Белова.
 
   Контрнаступление советских войск под Москвой. Декабрь 1941 г.
 
   Даже 4 декабря, когда 1-я ударная армия уже начала свои наступательные операции, командование группы армий «Центр» сделало следующий вывод из донесений разведки: «В остальном боевые возможности противника не столь велики, чтобы он мог этими силами, находящимися перед фронтом группы армий, начать в настоящее время большое контрнаступление» (Рейнгардт К. Указ. соч. С.241). Однако удары во фланг вынудили наступающие на Москву соединения остановиться. Командующий XLI моторизованным корпусом Рейнгардт докладывал 5 декабря: «Активные действия вести невозможно. Нужно решить, какой занять рубеж, чтобы его можно было удержать зимой». Не дожидаясь разрешения из Берлина, командующий группой армий «Центр» фон Бок санкционировал прекращение наступления 3-й танковой группы. Одновременно было остановлено наступление 4-й танковой группы. Немецкие войска замерли на захваченных рубежах, еще не зная, что их ожидает в ближайшие дни.

Клинско-Солнечногорская наступательная операция (6.12–25.12 1941 г.)

   Контрнаступление против основной ударной группировки немецких войск было начато силами 30-й, 1-й ударной, 20-1, 16-й и правым крылом 5-й армий Западного фронта. Эти войска имели в своем составе 20 стрелковых, одну мотострелковую, одну танковую и 9 кавалерийских дивизий, 17 стрелковых и 11 танковых бригад, а также несколько отдельных танковых, пулеметных и лыжных батальонов. Действовавшие в полосе их наступления 3-я и 4-я танковые группы противника в составе четырех моторизованных и двух армейских корпусов имели 17,5 дивизии (пехотных – 7, танковых – 7, моторизованных – 3 и одну моторизованную бригаду). Средняя численность стрелковой дивизии Западного фронта в это время составляла немногим более 7200 человек, стрелковой бригады – около 4400 человек. Оперативная плотность наших войск составляла примерно 4,2 км на одну дивизию.
 
   Захваченная советскими войсками 150-мм самоходная установка sIG33(sfl). Декабрь 1941 г.
 
   В процессе наступления на Москву 4-я танковая группа выполнила маневр по обходу Истринского водохранилища через город Клин. Через этот же город проходил маршрут движения 3-й танковой группы, которая к концу ноября обеспечивала левый фланг немецкого наступления. Клин стал важнейшим узлом коммуникаций, от которого зависели дивизии нескольких корпусов двух танковых групп. При этом отброшенная в начальной фазе наступления на север и северо-восток 30-я армия Д. Д. Лелюшенко нависала над тылами немецких войск, находясь в опасной близости от Клина. Перед советским командованием открывались широкие возможности по перехвату коммуникаций вышедших на ближние подступы к Москве немецких танковых и пехотных дивизий. Одновременно определяющим фактором планирования операций был переход в контрнаступление после длительного периода оборонительных действий. Это привело к тому, что прибывающие резервы относительно равномерно распределялись по занимаемому пятью армиями фронту. 1-я ударная и 20-я армии занимали исходное положение, закрывая крупную брешь, образовавшуюся в результате разрыва локтевой связи 30-й и 16-й армий. Отсутствие ярко выраженного ударного кулака вынуждало планировать операцию в форме нескольких дробящих ударов, наносившихся всеми участвовавшими в наступлении армиями.
   Замысел Клинско-Солнечногорской операции заключался в том, чтобы ударами 30-й армии с севера, 1-й ударной, 20-й и 16-й армий с востока рассечь на части основные силы 3-й и 4-й танковых групп врага в районе Клин, Истра, Солнечногорск и создать благоприятные условия для дальнейшего развития наступления на запад. 5-я армия наступлением своих правофланговых соединений вдоль северного берега р. Москва должна была обеспечить левый фланг 16-й армии. Соответственно этим задачам ударная группировка создавалась в каждой армии.
   В 30-й армии (107-я моторизованная, 185, 365, 371, 379 и 348-я стрелковые дивизии, 8-я и 21-я танковые бригады, 18, 24, 46 и 82-я кавалерийские дивизии) было решено наносить два удара – основной и вспомогательный. Основные усилия сосредоточивались в центре, где предполагалось наступать на Клин силами 365-й и 371-й стрелковых дивизий при поддержке 8-й и 21-й танковых бригад. Вспомогательный удар наносился на левом фланге силами 348-й стрелковой, 18-й и 24-й кавалерийских дивизии в направлении на Рогачёво. Немецкие историки часто называют проводившие контрнаступление под Москвой соединения «сибирскими». Применение этого термина весьма условно. Например, 348-я стрелковая дивизия полковника А. С. Люхтикова была Уральской, 371-я подполковника И. Ф. Щеглова – Челябинской, а 82-я кавалерийская дивизия Н. В. Горина формировалась в Башкирии.