Страница:
«Почему бы и нет? Сколько раз я собирал и разбирал тульский Токарева? Или браунинг? Наган, «макарова»… Нет, про пистолет Макарова неудачная идея, пожалуй. Сделать эскизы, подыскать рукастого слесаря, еще лучше – мастера-оружейника, и щедро профинансировать его труд. А за образец возьмем ГШ-18 и браунинг «хай-пауэр» и… Ладно, пока и этого за глаза будет. Да, решено!»
Сгоняв удивленного такой активностью Савву за большой стопкой хорошей мелованной бумаги, он стал не спеша зарисовывать все, что помнил о конструкции ГШ-18 и последнем творении поистине великого оружейника.
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Сгоняв удивленного такой активностью Савву за большой стопкой хорошей мелованной бумаги, он стал не спеша зарисовывать все, что помнил о конструкции ГШ-18 и последнем творении поистине великого оружейника.
Глава 12
В один из уже не весенних, а летних дней, когда солнце только показалось багровым краешком из-за линии горизонта, в канцелярию, где в полном одиночестве скучал корнет Агренев, вбежал «лось».
– Вашбродь, беда!
– Ну!
– Нападение на девятый дозор, человек с двадцать будет, пока держатся.
Остальное он слушал уже на бегу, выкрикивая команды.
– Наши поперва прижали их к оврагу, да где тама, такая толпа повалила. Держатся пока, но ужо и ранетые есть.
Быстро собрав два десятка самых опытных, остальным князь приказал идти на подмогу так быстро, как только смогут. На немногих (увы!) лошадях они поскакали к месту боя и вскоре услышали треск винтовочных выстрелов и тявканье револьверов.
«Совсем рядом с заставой. Похоже, в этот раз контрабандисты отмороженные напрочь. Жалко Гришки рядом нету, поспокойнее было бы».
Подобравшись поближе, князь выбрал удобный лесок и повел отряд туда.
– Спешиться. Ты и ты – в разведку. Остальным – двигаемся за ними в пределах видимости. Вперед!
Пока подбирались поближе, выстрелы со стороны попавших в беду пограничников стали заметно реже. Вернулся разведчик, и Александр стиснул зубы, чтобы не выругаться: нападающих оказалось не двадцать, а все сорок человек.
«Помощь с заставы будет через полчаса, не раньше. Значит, надо продержаться эти полчаса или хотя бы дозорным жизнь облегчить».
– Слушать меня! Пятеро со мной, младший унтер и остальные вон на тот взгорок. И давите их, чтобы они головы не могли поднять. Отвлекутся на вас – оставят в покое дозорных, и я смогу им с фланга зайти и перекрыть отход. Как подойдут основные силы, из ракетницы сигнал – и отжимайте их к оврагу, а мы с тыла пошумим. По нам только не стреляйте. Выполнять!
Проводив взглядом бойцов, скомандовал оставшимся:
– Тихо и на животе вон в тот лесок, оттуда до места рукой подать.
Унтер начал пальбу со своей позиции как раз к тому моменту, когда они доползли до первых деревьев на опушке лесочка, и этим сильно облегчил все дальнейшее передвижение. Добравшись до намеченного места, первым делом корнет пересчитал отморозков. Тридцать пять рыл активно перестреливались и с оживившимися дозорными, и с отрядом унтера, а еще с десяток суетилось с его стороны оврага – в основном легко раненные, но были и без признаков жизни. Никакой контрабанды не было, только оружие и крайне нездоровый энтузиазм.
– Ждем.
Время тянулось патокой, неспешно отсчитывая секунды и минуты. Шепот рядового-наблюдателя прогремел, как гром:
– Вашбродь, красная!
– Слушай меня!!! Как только наши пойдут в атаку, стреляем по недобиткам, а потом не даем отойти через овраг!
Слитный рев издалека, в котором с натяжкой можно было опознать «ура!!!», стеганул по нервам, как кнут.
– Изготовиться! Цельсь! Пли!!!
Сам он стрелял последним и с злобной радостью видел, что ни одна пуля его солдат не прошла мимо – пятеро нарушителей тряпичными куклами отлетели наземь. Скороговоркой зачастил «раст-гассер» в руке, закрепляя и контролируя результаты.
Дах-дах, дах, дах-дах…
Без команды все шестеро единым организмом двинулись вперед, занимая заранее облюбованные позиции. Бандиты после атаки пограничников стали в беспорядке драпать и не заметили изменений у себя в тылу – не до того было. А когда наконец-то заметили… До сего дня Александр точно знал, сколько убил, после – уже не был так уверен. Он стрелял и перезаряжал, опять стрелял навскидку, сквозь легкий туман от сгоревшего пороха, в ошалелые и испуганные лица, выныривающие со дна оврага, в прыгающих на это самое дно людей, в спины убегавших. Когда в очередной раз боек револьвера вхолостую клацнул, он не раздумывая запустил им прямо в перекошенную рожу «контрабаса», сразу же прыжком-перекатом добрался до валяющегося невдалеке на земле винчестера, заодно прикрывшись телом его бывшего владельца. Сколько это продолжалось, никто не считал, но когда он пришел в себя, то еле разжал сведенную судорогой руку, уронив на остатки истоптанной травы воняющее сгоревшим порохом оружие. Рядом натужно матерился, как заведенный, один из его стрелков. Чуть дальше двое отдыхали прямо на окровавленной земле, крепко вцепившись в винтовки, а справа четвертый спешно перевязывал платком руку последнего, пятого.
«Значит, живы все… Это хорошо».
Верой и правдой послуживший револьвер не пережил удара о массивный лоб теперь уже покойника. Когда князь подобрал «раст-гассер», тот моментально переломился пополам прямо в руках и фиксироваться упрямо не желал, блестя свежим изломом защелки. Пришлось поднимать отброшенный было за ненадобностью винчестер и озаботиться проблемой боеприпасов, обыскивая неостывшие еще тела. Гулко сглотнув, корнет поморщился и спросил, покашливая и сипя, у добровольца-санинструктора:
– Что с ним?
– Руку, вашбродь, слегка. На излете, похоже, только чуток мяса дернула.
– Ага. Вода у кого есть? Нет? Уходим в кустарник, ждем наших. Пошли.
К тому моменту, когда показалась редкая цепь пограничников с берданками наперевес, настороженно вглядывающаяся в зеленку перед собой, он и его «засадный полк» уже достаточно отошли от горячки скоротечного боя. Болело колено, саднили рассаженные при торопливых перезарядках пальцы и треснувший ноготь, кожу на лице стягивал высыхающий пот.
– Эй! Есть кто? Руки вверх и выходь!
Не доходя до края оврага шагов десять, цепочка распалась: солдаты присели за немногочисленные укрытия, готовясь к возможному бою, а командующий ими старший унтер Григорий принялся надрываться в крике, настороженно поглядывая по сторонам.
– Вашбродь?
– Давай, только потихоньку.
– Эгей, браточки! Свои, не пальните там!
– Ну-ка выходь, глянем, каков ты свой! Ага, Панько. Его благородие где?
Последние слова унтер прорычал с подозрением и угрозой, но быстро сменил гнев на милость, увидев своего командира живым и почти невредимым. Едва солдаты, приблизившиеся наконец к размочаленному краю, заглянули в овраг, зазвучали многочисленные ругательства и упоминания Господа, а двоих чересчур впечатлительных вывернуло. На дне вповалку, в два, а кое-где и в три слоя, лежали трупы. Несколько вытянувшихся в последнем усилии тел лежало отдельно, редкой линией показывая, куда убежали самые удачливые. Вот и постреляли.
Когда вернулся отправленный на поиски удобного спуска и подъема солдат, уже появились и остальные офицеры Олькушского отряда – Блинский и Зубалов. Первый сразу же развил бурную деятельность, раздавая направо и налево громкие команды и лихо гарцуя при этом на жеребце. Зубалов вел себя заметно проще и скромней – при виде первого же мертвеца его стало тошнить, и он мужественно боролся с собственным желудком, не обращая больше ни на что внимания. Вот к этой «сладкой» парочке и направился корнет Агренев, слушая по пути доклад своего унтера:
– Пятеро убито, осьмнадцать ранено, из них двое тяжко. Нарушителей убито тридцать один, пятерых раненых нашли. Если только выживут – все тяжелые. Оружие пока подсчитывають, ишшо не все подсобрали. С той стороны порубежников видели, но близко не подошли, издалече смотрят, в трубки зрительные.
Отдав недлинный рапорт, Александр был многословно похвален и отправлен обратно на заставу – писать подробный отчет и, как изящно выразился штаб-ротмистр, «приводить себя в надлежащий такому герою вид».
Видок и в самом деле был не очень: где-то потерялась фуражка, китель был весь в надрывах и бурых пятнах от земли и травы, на бриджах темными пятнами выделялись колени. Да и сам себя чувствовал, можно сказать, соответственно состоянию кителя.
Как позже оказалось, совет был дан очень вовремя – до вечера на заставе не побывал только самый ленивый из высокого начальства. Отрядный писарь замучился переписывать подробный рапорт корнета Агренева, в основном из-за того, что все требовали уточнить тот или иной момент. Кто стрелял первым? Где и как все началось? Где был командир заставы? На последний вопрос Александр твердо отвечал, что он повел на помощь летучий отряд (так было принято именовать аналог группы быстрого реагирования), а штаб-ротмистр поспешал следом с основными силами (после этих слов нервничающий Блинский едва не кинулся обнимать подчиненного). Точку в граде вопросов поставил чиновник департамента, рассеянно-лениво поинтересовавшийся:
– Скажите… э-э… корнет, а нельзя ли было все уладить мирно?
– Можете не отвечать, князь Агренев!
За него ответил самый старший по званию из присутствовавших офицеров. Армейская солидарность против гражданской «штрафирки» мигом сплотила его сослуживцев, неприязнь ко всяким писарям была у них на уровне безусловного рефлекса. Уже выходя из канцелярии, подполковник Росляков задержался:
– Напомните мне, сколько вы уже служите?
– Недавно минул первый год, господин подполковник.
– Хм… Продолжите в том же духе и, я уверен, быть вам в генеральском чине. Вам передали приглашение на бал? Прекрасно, продолжим нашу беседу позже. Всего хорошего, князь.
– Честь имею.
Через день, ознакомившись с окончательным вариантом рапорта о происшедшем бое, корнет был сильно удивлен: в результате всех проверок и уточнений невесть откуда появились еще 15 нападавших. Для круглого счета не хватало, что ли? Недостаток контрабандистских тушек объяснили очень просто – их, сильно израненных, заботливые (и выжившие) товарищи унесли с собою.
«И как только не надорвались, бедолаги? Наверняка традиция приписок в СССР зародилась не на пустом месте, а, так сказать, имеет глубокие исторические корни, хе-хе. Ну да ладно. Сергею Юрьевичу виднее, сколько там было нарушителей госграницы. Небось на очередную медальку бонусы копит».
– Вашбродь, беда!
– Ну!
– Нападение на девятый дозор, человек с двадцать будет, пока держатся.
Остальное он слушал уже на бегу, выкрикивая команды.
– Наши поперва прижали их к оврагу, да где тама, такая толпа повалила. Держатся пока, но ужо и ранетые есть.
Быстро собрав два десятка самых опытных, остальным князь приказал идти на подмогу так быстро, как только смогут. На немногих (увы!) лошадях они поскакали к месту боя и вскоре услышали треск винтовочных выстрелов и тявканье револьверов.
«Совсем рядом с заставой. Похоже, в этот раз контрабандисты отмороженные напрочь. Жалко Гришки рядом нету, поспокойнее было бы».
Подобравшись поближе, князь выбрал удобный лесок и повел отряд туда.
– Спешиться. Ты и ты – в разведку. Остальным – двигаемся за ними в пределах видимости. Вперед!
Пока подбирались поближе, выстрелы со стороны попавших в беду пограничников стали заметно реже. Вернулся разведчик, и Александр стиснул зубы, чтобы не выругаться: нападающих оказалось не двадцать, а все сорок человек.
«Помощь с заставы будет через полчаса, не раньше. Значит, надо продержаться эти полчаса или хотя бы дозорным жизнь облегчить».
– Слушать меня! Пятеро со мной, младший унтер и остальные вон на тот взгорок. И давите их, чтобы они головы не могли поднять. Отвлекутся на вас – оставят в покое дозорных, и я смогу им с фланга зайти и перекрыть отход. Как подойдут основные силы, из ракетницы сигнал – и отжимайте их к оврагу, а мы с тыла пошумим. По нам только не стреляйте. Выполнять!
Проводив взглядом бойцов, скомандовал оставшимся:
– Тихо и на животе вон в тот лесок, оттуда до места рукой подать.
Унтер начал пальбу со своей позиции как раз к тому моменту, когда они доползли до первых деревьев на опушке лесочка, и этим сильно облегчил все дальнейшее передвижение. Добравшись до намеченного места, первым делом корнет пересчитал отморозков. Тридцать пять рыл активно перестреливались и с оживившимися дозорными, и с отрядом унтера, а еще с десяток суетилось с его стороны оврага – в основном легко раненные, но были и без признаков жизни. Никакой контрабанды не было, только оружие и крайне нездоровый энтузиазм.
– Ждем.
Время тянулось патокой, неспешно отсчитывая секунды и минуты. Шепот рядового-наблюдателя прогремел, как гром:
– Вашбродь, красная!
– Слушай меня!!! Как только наши пойдут в атаку, стреляем по недобиткам, а потом не даем отойти через овраг!
Слитный рев издалека, в котором с натяжкой можно было опознать «ура!!!», стеганул по нервам, как кнут.
– Изготовиться! Цельсь! Пли!!!
Сам он стрелял последним и с злобной радостью видел, что ни одна пуля его солдат не прошла мимо – пятеро нарушителей тряпичными куклами отлетели наземь. Скороговоркой зачастил «раст-гассер» в руке, закрепляя и контролируя результаты.
Дах-дах, дах, дах-дах…
Без команды все шестеро единым организмом двинулись вперед, занимая заранее облюбованные позиции. Бандиты после атаки пограничников стали в беспорядке драпать и не заметили изменений у себя в тылу – не до того было. А когда наконец-то заметили… До сего дня Александр точно знал, сколько убил, после – уже не был так уверен. Он стрелял и перезаряжал, опять стрелял навскидку, сквозь легкий туман от сгоревшего пороха, в ошалелые и испуганные лица, выныривающие со дна оврага, в прыгающих на это самое дно людей, в спины убегавших. Когда в очередной раз боек револьвера вхолостую клацнул, он не раздумывая запустил им прямо в перекошенную рожу «контрабаса», сразу же прыжком-перекатом добрался до валяющегося невдалеке на земле винчестера, заодно прикрывшись телом его бывшего владельца. Сколько это продолжалось, никто не считал, но когда он пришел в себя, то еле разжал сведенную судорогой руку, уронив на остатки истоптанной травы воняющее сгоревшим порохом оружие. Рядом натужно матерился, как заведенный, один из его стрелков. Чуть дальше двое отдыхали прямо на окровавленной земле, крепко вцепившись в винтовки, а справа четвертый спешно перевязывал платком руку последнего, пятого.
«Значит, живы все… Это хорошо».
Верой и правдой послуживший револьвер не пережил удара о массивный лоб теперь уже покойника. Когда князь подобрал «раст-гассер», тот моментально переломился пополам прямо в руках и фиксироваться упрямо не желал, блестя свежим изломом защелки. Пришлось поднимать отброшенный было за ненадобностью винчестер и озаботиться проблемой боеприпасов, обыскивая неостывшие еще тела. Гулко сглотнув, корнет поморщился и спросил, покашливая и сипя, у добровольца-санинструктора:
– Что с ним?
– Руку, вашбродь, слегка. На излете, похоже, только чуток мяса дернула.
– Ага. Вода у кого есть? Нет? Уходим в кустарник, ждем наших. Пошли.
К тому моменту, когда показалась редкая цепь пограничников с берданками наперевес, настороженно вглядывающаяся в зеленку перед собой, он и его «засадный полк» уже достаточно отошли от горячки скоротечного боя. Болело колено, саднили рассаженные при торопливых перезарядках пальцы и треснувший ноготь, кожу на лице стягивал высыхающий пот.
– Эй! Есть кто? Руки вверх и выходь!
Не доходя до края оврага шагов десять, цепочка распалась: солдаты присели за немногочисленные укрытия, готовясь к возможному бою, а командующий ими старший унтер Григорий принялся надрываться в крике, настороженно поглядывая по сторонам.
– Вашбродь?
– Давай, только потихоньку.
– Эгей, браточки! Свои, не пальните там!
– Ну-ка выходь, глянем, каков ты свой! Ага, Панько. Его благородие где?
Последние слова унтер прорычал с подозрением и угрозой, но быстро сменил гнев на милость, увидев своего командира живым и почти невредимым. Едва солдаты, приблизившиеся наконец к размочаленному краю, заглянули в овраг, зазвучали многочисленные ругательства и упоминания Господа, а двоих чересчур впечатлительных вывернуло. На дне вповалку, в два, а кое-где и в три слоя, лежали трупы. Несколько вытянувшихся в последнем усилии тел лежало отдельно, редкой линией показывая, куда убежали самые удачливые. Вот и постреляли.
Когда вернулся отправленный на поиски удобного спуска и подъема солдат, уже появились и остальные офицеры Олькушского отряда – Блинский и Зубалов. Первый сразу же развил бурную деятельность, раздавая направо и налево громкие команды и лихо гарцуя при этом на жеребце. Зубалов вел себя заметно проще и скромней – при виде первого же мертвеца его стало тошнить, и он мужественно боролся с собственным желудком, не обращая больше ни на что внимания. Вот к этой «сладкой» парочке и направился корнет Агренев, слушая по пути доклад своего унтера:
– Пятеро убито, осьмнадцать ранено, из них двое тяжко. Нарушителей убито тридцать один, пятерых раненых нашли. Если только выживут – все тяжелые. Оружие пока подсчитывають, ишшо не все подсобрали. С той стороны порубежников видели, но близко не подошли, издалече смотрят, в трубки зрительные.
Отдав недлинный рапорт, Александр был многословно похвален и отправлен обратно на заставу – писать подробный отчет и, как изящно выразился штаб-ротмистр, «приводить себя в надлежащий такому герою вид».
Видок и в самом деле был не очень: где-то потерялась фуражка, китель был весь в надрывах и бурых пятнах от земли и травы, на бриджах темными пятнами выделялись колени. Да и сам себя чувствовал, можно сказать, соответственно состоянию кителя.
Как позже оказалось, совет был дан очень вовремя – до вечера на заставе не побывал только самый ленивый из высокого начальства. Отрядный писарь замучился переписывать подробный рапорт корнета Агренева, в основном из-за того, что все требовали уточнить тот или иной момент. Кто стрелял первым? Где и как все началось? Где был командир заставы? На последний вопрос Александр твердо отвечал, что он повел на помощь летучий отряд (так было принято именовать аналог группы быстрого реагирования), а штаб-ротмистр поспешал следом с основными силами (после этих слов нервничающий Блинский едва не кинулся обнимать подчиненного). Точку в граде вопросов поставил чиновник департамента, рассеянно-лениво поинтересовавшийся:
– Скажите… э-э… корнет, а нельзя ли было все уладить мирно?
– Можете не отвечать, князь Агренев!
За него ответил самый старший по званию из присутствовавших офицеров. Армейская солидарность против гражданской «штрафирки» мигом сплотила его сослуживцев, неприязнь ко всяким писарям была у них на уровне безусловного рефлекса. Уже выходя из канцелярии, подполковник Росляков задержался:
– Напомните мне, сколько вы уже служите?
– Недавно минул первый год, господин подполковник.
– Хм… Продолжите в том же духе и, я уверен, быть вам в генеральском чине. Вам передали приглашение на бал? Прекрасно, продолжим нашу беседу позже. Всего хорошего, князь.
– Честь имею.
Через день, ознакомившись с окончательным вариантом рапорта о происшедшем бое, корнет был сильно удивлен: в результате всех проверок и уточнений невесть откуда появились еще 15 нападавших. Для круглого счета не хватало, что ли? Недостаток контрабандистских тушек объяснили очень просто – их, сильно израненных, заботливые (и выжившие) товарищи унесли с собою.
«И как только не надорвались, бедолаги? Наверняка традиция приписок в СССР зародилась не на пустом месте, а, так сказать, имеет глубокие исторические корни, хе-хе. Ну да ладно. Сергею Юрьевичу виднее, сколько там было нарушителей госграницы. Небось на очередную медальку бонусы копит».
Глава 13
Несмотря на все опасения, первый бал в жизни Александра неприятностей не доставил. Его представили всем офицерам бригады, порадовали именными (по крайней мере, пока он на службе) столовыми приборами, немного поведали о славном боевом пути 14-й Ченстоховской и отпустили «погулять». Окружающих его офицеров больше занимали присутствовавшие на этой своеобразной «дискотеке» дамы и общение по интересам, а не молодой корнет. Чином пока не вышел – что для дам, что до остальных. Поэтому он, полюбовавшись издали на манерных, кокетливо-томных «красавиц» (вообще-то попадались и действительно милые мордашки), ознакомившись с высшим обществом небольшого города Ченстохова, остался этим знакомством доволен. Неспешный ритм жизни, немудреные интересы. Все разговоры вертелись вокруг двух тем: день рождения какой-то мадам Кики и слухи со сплетнями из Варшавы и Петербурга. Причем день рождения неизвестной ему мадам интересовал всех заметно больше. Самым же главным результатом посещения бала стал невольно подслушанный разговор об энтузиасте-оружейнике. Речь в нем шла о долгах оружейного мастера Греве. Вернее, о том, что тот вечно придумывает всякую ерунду вроде ненужных усовершенствований, вбухивая в это дело половину собственного, и так не сильно большого жалованья. Это вместо того, чтобы просто прилежно делать свою работу. Отдали старую винтовку на запчасти, а он из нее карабин сотворил. Другую, списанную, сам купил и переделал в гладкоствольное охотничье ружье. Теперь вот мается, пытается продать.
– И так во всем, представляете? Прямо боязно что-то стоящее доверить. Отдашь револьвер в пустяшный ремонт, а получишь потом на руки картечницу или митральезу!
«Вот и энтузиаст отыскался. А причиной для знакомства будет… У меня ж револьвер любимый сломался! Один из трех, хех. Трех десятков. Ну а там слово за слово, хвостом по столу – глядишь, и подружимся».
К большому его сожалению, сразу с бала исчезнуть не получилось. Вначале всех громогласно пригласили поиграть в фанты – этакий аналог лотереи, только в качестве приза полагалось что-нибудь спеть или продекламировать (от этого счастья ему удалось отвертеться – попросту фантов на всех не хватило). Затем начались танцы, и уйти стало неудобно, а после того, как объявили белый танец, и вообще невозможно. Увы, маскировка за колонной не помогла: отыскали, пригласили, и пришлось в «темпе вальса» вспоминать, как этот самый вальс танцуют. Утешало лишь одно – партнерша досталась как раз хорошенькая. Гибкая, фигуристая, лет двадцати пяти и с неизменной улыбкой, причем не вымученной, а искренней.
– Корнет, не будьте букой, улыбнитесь. Вот так гораздо лучше. Я не расслышала ваше имя.
– Прошу простить, мадемуазель, моя вина. Корнет князь Агренев, Александр Яковлевич, очарован вами.
– Софья Михайловна, баронесса фон Виттельсбах. Как вам наша сонная провинция?
Разговор-флирт со статной красавицей оказался на удивление занимательным, но продолжался, увы и слава богу, недолго. Увы – потому что его собеседница оказалась довольно остроумной дамой, а слава богу – потому что он едва не засыпался, допуская одну за другой мелкие ошибки.
Воспользовавшись объявленным перерывом, он предусмотрительно испарился – уж больно многообещающе на него поглядывала баронесса.
«Только репутации пошляка или невоспитанного хама мне не хватало».
Чтобы найти господина Греве, пришлось изрядно походить по не такому уж и большому, зато изрядно пыльному городу. Мастер не разочаровал. Поначалу он без особого интереса спросил, с чем пожаловал очередной посетитель, повертел в руках «раст-гассер» и пригласил зайти за ним через денек, но чем дальше, тем больше оживал, слушая интересный заказ. Идея насадки на ствол револьвера, способной сильно приглушать хлопок выстрела и полностью убирать огонь вспышки, вскоре захватила его с головой. Подробно обсудив желаемое, даже набросав примерную схему-эскиз глушителя с обтюраторами и место посадки под него у револьвера и винтовки, князь оставил оружейника в глубокой задумчивости. Тот уже не воспринимал окружающий мир, целиком уйдя в расчеты и прикидки, рисуя в воображении готовое изделие, и, похоже, даже не заметил, что остался один.
«Скорее всего, и спать не ляжет, пока не сделает», – мелькнула мысль, когда корнет уже уходил из маленькой конторки мастера.
Разговор с ротным фельдфебелем только утвердил его в этом.
– Так ведь это все знают: любит он с железками своими повозиться, вечно что-то придумать старается. Даже, грят, нагоняй получил от его высокоблагородия господина полковника, чтобы просто работу делал и вовремя, безо всяких там мудреностей бесполезных, вот!
Получалось так, что в первом приближении мастер-оружейник ему подходил. Дело свое знает хорошо, раз с модернизацией устаревшей берданки возится, немного зажат, но это даже в плюс – болтать меньше будет. И на нестандартный заказ отреагировал нужным образом, заинтересовался – в отличие от двух других оружейников, те только в затылках чесать горазды были. Опять повидаться с Валентином Ивановичем удалось только через неделю. Зато какая вышла встреча! Оружейник светился такой радостью, что корнету стало даже как-то неловко оттого, как мало этому человеку нужно для счастья. Сам глушак получился так себе, на троечку: тяжелый толстостенный цилиндр из латуни, отполированный до зеркального блеска и с обтюраторами едва ли не из чугуна, но главное – начало было положено! На этот раз в руки оружейника попал «манлихер-каркано», и обсуждение предстоящего тюнинга затянулось до вечера: с рисованием эскизов, изготовлением проволочных макетов, даже из глины чуток пришлось полепить, пока мастер уяснил все тонкости переделки приклада. Теперь уже Александр нетерпеливо отсчитывал дни, стараясь лишний раз не ездить в город. Прошла долгая неделя, другая, и…
– Надо сказать, задали вы мне задачку, Александр Яковлевич! Посмотрим, понравится ли вам результат. Вуаля!
Слетевшая со стола тряпица открыла готовый заказ, а мастер победно приосанился – ему было чем гордиться. Новый, «анатомический» приклад с упругим тыльником, переделанная рукоять затвора, удобная ложа с выемками под пальцы, съемное крепление впереди – под сошки, планка под будущий оптический прицел. Готовая снайперская винтовка поля боя получилась.
– Отменно, Валентин Иванович, у меня и слов нет. Просто шедевр!
Неизбалованный такими хвалебными речами Греве краснел как девица, но прерывать не спешил. Вместо этого неразборчиво начал уверять, что ему было совсем нетрудно и что он всегда готов, тем более для такого понимающего господина, как князь Агренев… После таких слов предложение о дальнейшем сотрудничестве упало на плодородную почву, и если ужать и перевести счастливое бормотание оружейника, то получалось нечто вроде «я на все согласная, князь!». Несмотря на робкие возражения, но, к вящей, плохо скрываемой радости мастера, на месте бережно упакованной стальной красавицы остались двести рублей гонорара. Напоследок и вместо прощания Александр пообещал привезти в следующий раз – этак через недельку – эскизы новейшего, никем пока не виданного самозарядного пистолета.
– Мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу… реальности воплощения в металле моих идей.
– Князь! Если эти эскизы хотя бы вполовину похожи на те, что вы давали мне до сего дня… Признаться, вы меня заинтриговали преизрядно!
– Терпение, Валентин Иванович, терпение. Еще раз благодарю за крайне удачную модернизацию моей винтовки. До скорой встречи.
Как он и думал, у Греве хватило терпения ровно на два дня, после чего мастер заявился на заставу сам. Проведя с ним короткую беседу о перспективах развития оружейного дела (тот слушал с недоумением) и о ведущихся сейчас перспективных разработках (тут уже появился интерес и удивление от такой осведомленности), под конец Александр коротко описал ожидаемые тактико-технические характеристики якобы придуманного им недавно оружия. Протянутые бумаги были выхвачены из руки и изучены с пристрастием. Полчаса князь ждал, пока Греве насмотрится – не дождался, в такую глубокую нирвану ушел мастер. Пришлось отпаивать его чаем, перед этим почти силком отобрав бумаги и кинув их на стол сбоку от себя. Как показало время, это было ошибкой – пришлось убирать их вовсе, не то Греве рисковал обжечься чаем, попутно зарабатывая косоглазие. Придя в себя, оружейник выдал такое количество вопросов, что теряться стал уже сам хозяин: какая сталь, для чего то, почему так, зачем здесь вот эта деталь… В конце концов измучились оба: один – пытаясь быстро понять и освоить новое для себя, а другой – объяснять те вещи и понятия, которые сам считал (и зря!) простыми. Когда вопросы закончились (временно, надо думать), потекла простая беседа:
– Валентин Иванович, как впечатления?
– Я в восторге, Александр Яковлевич! Такая четкость эскизов, проработка деталей. Право, я не смогу спокойно спать, пока не исполню все в металле. Какова идея, а? Ведь если удастся… Нет, не так. Когда мы это сделаем, то это будет… нечто. А как вы хотите назвать его?
– Ну, говорят, какое имя, такая и судьба? Пускай тогда «орлом» станет!
Греве от переполнявших его чувств замолчал, не в силах выразить свои эмоции словами.
– Я вас прекрасно понимаю, поверьте. Но все же позволю себе заметить, что не все так просто.
На вопросительно-удивленный взгляд оружейника Александр начал неспешно перечислять предстоящие невзгоды: сложность изготовления и подбора материалов, необходимость разработки и изготовления патронов конкретно для нового оружия, отработка конструкции, испытания, устранение неизбежных недостатков. Зря старался – не убедил. А вот честолюбие оружейника подогрел изрядно.
Корнет и оружейный мастер заключили соглашение: на основании эскизов и немногочисленных (увы, и еще раз – увы!) точных деталировок Греве изготавливает два опытных образца «орла», а князь Агренев финансирует все связанные с этим работы. Разумеется, в случае успеха все права на самозарядный пистолет «орел» будут принадлежать заказчику, зато Валентин Иванович станет состоятельным господином. Попутно мастер должен был порекомендовать того, кто поможет решить проблему с патронами, точнее, с их массовым (относительно, конечно) производством. Отпустив находящегося почти в экстазе оружейника, Александр едва смог подавить усмешку – так трепетно Валентин Иванович прижимал к груди свернутые в трубочку чертежи и при этом незаметно (как ему казалось) поглаживал карман, в котором находились пятьсот рублей аванса «на великие дела».
«Этот сделает. В лепешку расшибется, но сделает. Даже непонятно, что его больше радует: возможность заниматься любимым делом без помех или избавление от мелких, но многочисленных долгов? Неважно, главное, чтобы результат был».
– И так во всем, представляете? Прямо боязно что-то стоящее доверить. Отдашь револьвер в пустяшный ремонт, а получишь потом на руки картечницу или митральезу!
«Вот и энтузиаст отыскался. А причиной для знакомства будет… У меня ж револьвер любимый сломался! Один из трех, хех. Трех десятков. Ну а там слово за слово, хвостом по столу – глядишь, и подружимся».
К большому его сожалению, сразу с бала исчезнуть не получилось. Вначале всех громогласно пригласили поиграть в фанты – этакий аналог лотереи, только в качестве приза полагалось что-нибудь спеть или продекламировать (от этого счастья ему удалось отвертеться – попросту фантов на всех не хватило). Затем начались танцы, и уйти стало неудобно, а после того, как объявили белый танец, и вообще невозможно. Увы, маскировка за колонной не помогла: отыскали, пригласили, и пришлось в «темпе вальса» вспоминать, как этот самый вальс танцуют. Утешало лишь одно – партнерша досталась как раз хорошенькая. Гибкая, фигуристая, лет двадцати пяти и с неизменной улыбкой, причем не вымученной, а искренней.
– Корнет, не будьте букой, улыбнитесь. Вот так гораздо лучше. Я не расслышала ваше имя.
– Прошу простить, мадемуазель, моя вина. Корнет князь Агренев, Александр Яковлевич, очарован вами.
– Софья Михайловна, баронесса фон Виттельсбах. Как вам наша сонная провинция?
Разговор-флирт со статной красавицей оказался на удивление занимательным, но продолжался, увы и слава богу, недолго. Увы – потому что его собеседница оказалась довольно остроумной дамой, а слава богу – потому что он едва не засыпался, допуская одну за другой мелкие ошибки.
Воспользовавшись объявленным перерывом, он предусмотрительно испарился – уж больно многообещающе на него поглядывала баронесса.
«Только репутации пошляка или невоспитанного хама мне не хватало».
Чтобы найти господина Греве, пришлось изрядно походить по не такому уж и большому, зато изрядно пыльному городу. Мастер не разочаровал. Поначалу он без особого интереса спросил, с чем пожаловал очередной посетитель, повертел в руках «раст-гассер» и пригласил зайти за ним через денек, но чем дальше, тем больше оживал, слушая интересный заказ. Идея насадки на ствол револьвера, способной сильно приглушать хлопок выстрела и полностью убирать огонь вспышки, вскоре захватила его с головой. Подробно обсудив желаемое, даже набросав примерную схему-эскиз глушителя с обтюраторами и место посадки под него у револьвера и винтовки, князь оставил оружейника в глубокой задумчивости. Тот уже не воспринимал окружающий мир, целиком уйдя в расчеты и прикидки, рисуя в воображении готовое изделие, и, похоже, даже не заметил, что остался один.
«Скорее всего, и спать не ляжет, пока не сделает», – мелькнула мысль, когда корнет уже уходил из маленькой конторки мастера.
Разговор с ротным фельдфебелем только утвердил его в этом.
– Так ведь это все знают: любит он с железками своими повозиться, вечно что-то придумать старается. Даже, грят, нагоняй получил от его высокоблагородия господина полковника, чтобы просто работу делал и вовремя, безо всяких там мудреностей бесполезных, вот!
Получалось так, что в первом приближении мастер-оружейник ему подходил. Дело свое знает хорошо, раз с модернизацией устаревшей берданки возится, немного зажат, но это даже в плюс – болтать меньше будет. И на нестандартный заказ отреагировал нужным образом, заинтересовался – в отличие от двух других оружейников, те только в затылках чесать горазды были. Опять повидаться с Валентином Ивановичем удалось только через неделю. Зато какая вышла встреча! Оружейник светился такой радостью, что корнету стало даже как-то неловко оттого, как мало этому человеку нужно для счастья. Сам глушак получился так себе, на троечку: тяжелый толстостенный цилиндр из латуни, отполированный до зеркального блеска и с обтюраторами едва ли не из чугуна, но главное – начало было положено! На этот раз в руки оружейника попал «манлихер-каркано», и обсуждение предстоящего тюнинга затянулось до вечера: с рисованием эскизов, изготовлением проволочных макетов, даже из глины чуток пришлось полепить, пока мастер уяснил все тонкости переделки приклада. Теперь уже Александр нетерпеливо отсчитывал дни, стараясь лишний раз не ездить в город. Прошла долгая неделя, другая, и…
– Надо сказать, задали вы мне задачку, Александр Яковлевич! Посмотрим, понравится ли вам результат. Вуаля!
Слетевшая со стола тряпица открыла готовый заказ, а мастер победно приосанился – ему было чем гордиться. Новый, «анатомический» приклад с упругим тыльником, переделанная рукоять затвора, удобная ложа с выемками под пальцы, съемное крепление впереди – под сошки, планка под будущий оптический прицел. Готовая снайперская винтовка поля боя получилась.
– Отменно, Валентин Иванович, у меня и слов нет. Просто шедевр!
Неизбалованный такими хвалебными речами Греве краснел как девица, но прерывать не спешил. Вместо этого неразборчиво начал уверять, что ему было совсем нетрудно и что он всегда готов, тем более для такого понимающего господина, как князь Агренев… После таких слов предложение о дальнейшем сотрудничестве упало на плодородную почву, и если ужать и перевести счастливое бормотание оружейника, то получалось нечто вроде «я на все согласная, князь!». Несмотря на робкие возражения, но, к вящей, плохо скрываемой радости мастера, на месте бережно упакованной стальной красавицы остались двести рублей гонорара. Напоследок и вместо прощания Александр пообещал привезти в следующий раз – этак через недельку – эскизы новейшего, никем пока не виданного самозарядного пистолета.
– Мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу… реальности воплощения в металле моих идей.
– Князь! Если эти эскизы хотя бы вполовину похожи на те, что вы давали мне до сего дня… Признаться, вы меня заинтриговали преизрядно!
– Терпение, Валентин Иванович, терпение. Еще раз благодарю за крайне удачную модернизацию моей винтовки. До скорой встречи.
Как он и думал, у Греве хватило терпения ровно на два дня, после чего мастер заявился на заставу сам. Проведя с ним короткую беседу о перспективах развития оружейного дела (тот слушал с недоумением) и о ведущихся сейчас перспективных разработках (тут уже появился интерес и удивление от такой осведомленности), под конец Александр коротко описал ожидаемые тактико-технические характеристики якобы придуманного им недавно оружия. Протянутые бумаги были выхвачены из руки и изучены с пристрастием. Полчаса князь ждал, пока Греве насмотрится – не дождался, в такую глубокую нирвану ушел мастер. Пришлось отпаивать его чаем, перед этим почти силком отобрав бумаги и кинув их на стол сбоку от себя. Как показало время, это было ошибкой – пришлось убирать их вовсе, не то Греве рисковал обжечься чаем, попутно зарабатывая косоглазие. Придя в себя, оружейник выдал такое количество вопросов, что теряться стал уже сам хозяин: какая сталь, для чего то, почему так, зачем здесь вот эта деталь… В конце концов измучились оба: один – пытаясь быстро понять и освоить новое для себя, а другой – объяснять те вещи и понятия, которые сам считал (и зря!) простыми. Когда вопросы закончились (временно, надо думать), потекла простая беседа:
– Валентин Иванович, как впечатления?
– Я в восторге, Александр Яковлевич! Такая четкость эскизов, проработка деталей. Право, я не смогу спокойно спать, пока не исполню все в металле. Какова идея, а? Ведь если удастся… Нет, не так. Когда мы это сделаем, то это будет… нечто. А как вы хотите назвать его?
– Ну, говорят, какое имя, такая и судьба? Пускай тогда «орлом» станет!
Греве от переполнявших его чувств замолчал, не в силах выразить свои эмоции словами.
– Я вас прекрасно понимаю, поверьте. Но все же позволю себе заметить, что не все так просто.
На вопросительно-удивленный взгляд оружейника Александр начал неспешно перечислять предстоящие невзгоды: сложность изготовления и подбора материалов, необходимость разработки и изготовления патронов конкретно для нового оружия, отработка конструкции, испытания, устранение неизбежных недостатков. Зря старался – не убедил. А вот честолюбие оружейника подогрел изрядно.
Корнет и оружейный мастер заключили соглашение: на основании эскизов и немногочисленных (увы, и еще раз – увы!) точных деталировок Греве изготавливает два опытных образца «орла», а князь Агренев финансирует все связанные с этим работы. Разумеется, в случае успеха все права на самозарядный пистолет «орел» будут принадлежать заказчику, зато Валентин Иванович станет состоятельным господином. Попутно мастер должен был порекомендовать того, кто поможет решить проблему с патронами, точнее, с их массовым (относительно, конечно) производством. Отпустив находящегося почти в экстазе оружейника, Александр едва смог подавить усмешку – так трепетно Валентин Иванович прижимал к груди свернутые в трубочку чертежи и при этом незаметно (как ему казалось) поглаживал карман, в котором находились пятьсот рублей аванса «на великие дела».
«Этот сделает. В лепешку расшибется, но сделает. Даже непонятно, что его больше радует: возможность заниматься любимым делом без помех или избавление от мелких, но многочисленных долгов? Неважно, главное, чтобы результат был».
Глава 14
Как только Григорий увидел тюнингованный «манлихер-каркано», он пропал. Влюбился с одного взгляда и долго не мог отвести глаз, нежно оглаживая мозолистой рукой винтовку – как любимую женщину. Когда на место встали сошки и глушитель, унтер просто онемел: уж больно незнакомо все смотрелось, не винтовка, а крепостное ружье какое-то.
– Ну что, Гриш, пристрелять поможешь?
У того даже руки затряслись – столько счастья враз! Пока унтер примерялся да обжимался с винтовкой, корнет решил опробовать глушитель для револьвера.
Думхф, думхф…
Думх, гдоумхх…
А это уже винтовка голос подала. Постреляв с полчасика, князь заметил за спиной полдесятка любопытствующих из своего взвода – уж больно непривычно звучали выстрелы. Вместо звонких и хлестких звуков – надсадный кашель, правда, очень громкий.
«Смит-вессон» с навернутым глушителем разочаровал: между барабаном и стволом прорывались пороховые газы, револьвер сильно «тянуло» вперед и вниз, кучность и раньше хромала, а теперь и вовсе. Нет, до пяти метров это было не критично, но чем больше становилась дистанция, тем меньше было попаданий. Сожженная впустую пачка патронов не помогла, только раззадорила. Вот снайперка откровенно порадовала. Так порадовала, что остановиться удалось только тогда, когда стрелять стало нечем, – не винтовка, игрушка просто! Особенно после тяжеленной и неудобной берданки.
«Значит, надо переделывать «раст-гассер» конкретно под глушитель. Даже не один, а несколько. Думаю, будет нелишним иметь такой запасец».
На следующий день начались затяжные дожди. Земля так напиталась водой, что стала похожа на пластилин – с виду твердая, а на самом деле как сметана, сапоги иногда буквально засасывало, как в трясину. Вся застава ходила хмурая и недовольная, а в казармы мог зайти только по-настоящему мужественный и стойкий человек: запах мокрой формы и висящих на просушке портянок убивал даже микробов, не говоря уже про тараканов и мух – те враз вымерли, как динозавры. Зато комары, похоже, постепенно приобретали иммунитет. Единственные, на кого не действовала такая погода, были несуны. В «сезон дождей» дозоры ловили нарушителей так же регулярно, как и в сухую погоду, а пару раз в азарте погони забывали обо всем и останавливались только тогда, когда навстречу попадались такие же дозоры, но сопредельной стороны. В случае такой встречи всегда руководствовались простым правилом: кто первый поймал, того и нарушитель, а еще – все мы делаем одно дело. Профессиональная солидарность, так сказать. Солдаты, помня интерес Александра к оружию, стабильно тащили разный хлам: всевозможные ножи, дешевые бельгийские револьверы с чугунными стволами, охотничью дульнозарядную двустволку 1835 года выпуска, дуэльный пистоль с серебряной инкрустацией и напрочь «убитым» стволом, или, например, древняя винтовка «бэра». Бывало, попадались и стоящие экземпляры, в основном разнообразные револьверы всех мыслимых модификаций: «веблей», «адамс», «велодог», «кольт», «наган», «смит-вессон», «раст-гассер», «гассер-кропачек», «лефоше». Постоянно растущая коллекция пополнилась десятком экспонатов, среди которых сильно выделялся нестандартный наган, можно сказать, жемчужина его скромного (пока) собрания. Дело в том, что это конкретное оружие производства уже вполне известной компании имело необычную комплектацию, а точнее, в нее входил самый настоящий штык! И выглядел он весьма грозно. Крепился к стволу, в сборе вся конструкция выглядела просто убийственно, если не смеяться, конечно. Странно, что только штыком ограничились, могли бы и саблю присобачить – вообще вундервафля получилась бы. К тайной и явной радости унтера, вскоре «нашлась» еще одна винтовка «манлихер-каркано», только действительно в снайперском варианте: прецизионная обработка и подгонка деталей, мягкий ход затвора, дорогая отделка.
«И где они их берут, а? Ведь новейшее же оружие, только-только в серию пошло. Эту явно под заказ делали. Вот она и будет снайперкой, а первую на тренировки или Грише задарю, пускай порадуется. Кстати! Пора бы уже и мастера проведать, как он там без меня?»
– Ну что, Гриш, пристрелять поможешь?
У того даже руки затряслись – столько счастья враз! Пока унтер примерялся да обжимался с винтовкой, корнет решил опробовать глушитель для револьвера.
Думхф, думхф…
Думх, гдоумхх…
А это уже винтовка голос подала. Постреляв с полчасика, князь заметил за спиной полдесятка любопытствующих из своего взвода – уж больно непривычно звучали выстрелы. Вместо звонких и хлестких звуков – надсадный кашель, правда, очень громкий.
«Смит-вессон» с навернутым глушителем разочаровал: между барабаном и стволом прорывались пороховые газы, револьвер сильно «тянуло» вперед и вниз, кучность и раньше хромала, а теперь и вовсе. Нет, до пяти метров это было не критично, но чем больше становилась дистанция, тем меньше было попаданий. Сожженная впустую пачка патронов не помогла, только раззадорила. Вот снайперка откровенно порадовала. Так порадовала, что остановиться удалось только тогда, когда стрелять стало нечем, – не винтовка, игрушка просто! Особенно после тяжеленной и неудобной берданки.
«Значит, надо переделывать «раст-гассер» конкретно под глушитель. Даже не один, а несколько. Думаю, будет нелишним иметь такой запасец».
На следующий день начались затяжные дожди. Земля так напиталась водой, что стала похожа на пластилин – с виду твердая, а на самом деле как сметана, сапоги иногда буквально засасывало, как в трясину. Вся застава ходила хмурая и недовольная, а в казармы мог зайти только по-настоящему мужественный и стойкий человек: запах мокрой формы и висящих на просушке портянок убивал даже микробов, не говоря уже про тараканов и мух – те враз вымерли, как динозавры. Зато комары, похоже, постепенно приобретали иммунитет. Единственные, на кого не действовала такая погода, были несуны. В «сезон дождей» дозоры ловили нарушителей так же регулярно, как и в сухую погоду, а пару раз в азарте погони забывали обо всем и останавливались только тогда, когда навстречу попадались такие же дозоры, но сопредельной стороны. В случае такой встречи всегда руководствовались простым правилом: кто первый поймал, того и нарушитель, а еще – все мы делаем одно дело. Профессиональная солидарность, так сказать. Солдаты, помня интерес Александра к оружию, стабильно тащили разный хлам: всевозможные ножи, дешевые бельгийские револьверы с чугунными стволами, охотничью дульнозарядную двустволку 1835 года выпуска, дуэльный пистоль с серебряной инкрустацией и напрочь «убитым» стволом, или, например, древняя винтовка «бэра». Бывало, попадались и стоящие экземпляры, в основном разнообразные револьверы всех мыслимых модификаций: «веблей», «адамс», «велодог», «кольт», «наган», «смит-вессон», «раст-гассер», «гассер-кропачек», «лефоше». Постоянно растущая коллекция пополнилась десятком экспонатов, среди которых сильно выделялся нестандартный наган, можно сказать, жемчужина его скромного (пока) собрания. Дело в том, что это конкретное оружие производства уже вполне известной компании имело необычную комплектацию, а точнее, в нее входил самый настоящий штык! И выглядел он весьма грозно. Крепился к стволу, в сборе вся конструкция выглядела просто убийственно, если не смеяться, конечно. Странно, что только штыком ограничились, могли бы и саблю присобачить – вообще вундервафля получилась бы. К тайной и явной радости унтера, вскоре «нашлась» еще одна винтовка «манлихер-каркано», только действительно в снайперском варианте: прецизионная обработка и подгонка деталей, мягкий ход затвора, дорогая отделка.
«И где они их берут, а? Ведь новейшее же оружие, только-только в серию пошло. Эту явно под заказ делали. Вот она и будет снайперкой, а первую на тренировки или Грише задарю, пускай порадуется. Кстати! Пора бы уже и мастера проведать, как он там без меня?»