Страница:
Алексей Шеховцов
Чёрный властелин
Глава 1
Куда наша не попадала
Вроде бы я живой… Да, точно живой. Чтобы я ещё раз пошёл в грозу выносить мусор, да к чертям собачьим такие приключения! И благоверная моя: «Завтра мусорный день, завтра мусорный день…» Ёкарный бабай, ну не утонули бы мы в мусоре за два дня, до следующего объезда мусороуборочной машины! А сейчас ещё платить за госпиталь – медицинская страховка-то большую часть счёта оплатит, но и оставшегося на пару тысяч, пожалуй, наберётся… Американская медицина, может, и не самая-самая лучшая в мире, но уж точно самая дорогая. Банковский счёт, между прочим, не резиновый. М-да. Не хило меня долбануло, но руки-ноги чувствую, значит, всё должно быть в порядке. Жарковато только. Ну ладно, пора открывать глаза…
Что-то здесь не так. Потолок белый, известковый, светло… На госпиталь совсем не похоже, да и не дома я. Вот зе фак, то есть что за чертовщина?
– ТВОЮ МАТЬ!.. … …
…Сердце понемногу успокаивалось. Я тупо смотрел на свои руки, и в голове крутилась единственная мысль: ненавижу две вещи – расизм и негров. Мои руки были чёрные. Я – негр. Нет, без шуток, натуральный негр. Лапы чёрные, ногти плоские, ладошки розовые. Мама, я сбрендил?
Смотрю на руки… облизываю палец, тру кожу – может, всего лишь грязь? Повторяю снова. И снова. И ещё раз. И ещё… В голову приходит, что американские психологи описывают пять ступеней, через которые проходит сознание человека, попавшего в шокирующую ситуацию. Врут бессовестно, так как у меня сейчас именно шокирующая ситуация, а ступень одна – глубочайшее охренение.
Из ступора меня вывело появление толстой черномазой морды, восторженно мне что-то лопочущей. Офигеть! Здесь целый рассадник негров!
– Принц Ягба Цион, ты пришёл в себя!
Жирный негр говорил на откровенной тарабарщине, но каким-то таинственным образом я слышал родную русскую речь. Точно – спятил.
– В …ду я пришёл, а не в себя. Где я?
Я далеко не оправился от глубокого ох…ренения, а когда я не в себе, я матом не ругаюсь, я на нём разговариваю.
– Принц, ты в монастыре Истифания на озере Хайк. Две недели назад ты упал с коня во время охоты, мы боялись, что Господь заберёт тебя к себе. Я немедленно извещу негуса нагаста о том, что ты пришёл в себя!
Толстяк дёрнулся к двери.
– Стоять!
Негр замер на месте.
Мысли скакали в голове. Принц – это какая-то дикость, какой ещё на… принц? Опять же – я негр! Где я вообще?! Где моя жена, ребёнок, дом? Может, это очередной левый сон? Ира, разбуди меня, пожалуйста, из этого кошмара! Потом, какой к…ям Ягба чего-то там? Это имя мне ничего не говорит, но вот… негус нагаст… по-моему, это… Абиссиния? Или Эфиопия? Или один хрен? Потом конь… вообще-то да, я падал с коня, но, во-первых, не падал, а прыгал, во-вторых, мне было тогда тринадцать лет, а в-третьих… я не был негром!
Я приподнялся на кровати, оперевшись на локти, и присмотрелся к толстяку. Грузный, немолодой афроамериканец был одет в белую робу до пола, отделанную голубым цветом около ворота. А не пациент ли он психушки? Вместе со мной. То есть мы оба на лечении, и он мне наносит дружеский визит. Комната, где мы находились, была довольно просторной, с голыми белыми стенами и потолком. Ну хоть не пэддед рум – мягкая комната, в которой держат буйных психов. Лампочки, правда, не видно. Стекла в окне тоже не было, и с улицы поддувал тёплый ветер. Даже кондиционер отсутствовал. Собственно, в комнате нет ничего кроме меня, кровати и (долой политкорректность) черножопого пузана. Если это дурка, то довольно необычная. За окном виднелись вода и далёкий берег. Ничто из этого не давало подсказок о том, где я, как я сюда попал и что… на… здесь происходит. Ну что же, попробую очевидный подход.
– Ты вообще кто?
Понимаю, что к незнакомым людям на ты невежливо, но мне сейчас не до манер.
– Я Жен, лекарь при монастыре, неужели ты не помнишь меня, мой принц?
Гы? Какой ещё монастырь? И почему он меня называет принцем? Пересадка мозга? Тихое помешательство?
– Я сейчас ни… не помню. Ты говоришь, я долбанулся с коня?
– Да, мой принц, прости меня, но я должен сейчас же сообщить твоему отцу. Я пришлю слугу к тебе.
– Ну давай.
Спорить у меня не оставалось сил, так что я просто откинулся обратно на кровать.
Толстяк ломанулся за дверь. За ней я заметил парочку чёрных амбалов. Так что же, я, получается, действительно принц? Интересно. Я попытался встать. Получилось не очень. Я чудом не гробанулся с кровати… силы в ногах почти не было. Толстый… Жен говорил, что этот… Ягба, короче, моё тело, хряпнулся с коня две недели назад. Не знаю, после двух недель я бы, пожалуй, не смог даже двинуться. Наверное, местные эскулапы массировали мою тушку, пока я лежал. Но всё равно не сладко. Жрать хотелось страшно. Пить не очень, но во рту всё равно как кошки посрали. Интересно, они меня кормили? Или не меня? Блин, как трудно отождествлять себя с негром. Как увижу свою кожу, жуть берёт.
Я доковылял до окна. Амбалы за дверью внутрь не заходили, но это, наверное, к лучшему. Ладно, подведём итоги. Я вроде как в Эфиопии. Когда – не знаю. Понимаю местную мову. Как – тоже не знаю. Надеюсь, что это связано с тушкой донора. Хотя, кроме языка, никаких знаний и воспоминаний пока нет. Вроде как я местный принц. Это плюс. «Батька» – негус нагаст. Получается, что он не мелкий феодал, а царь всея Эфиопии. Причём не Аксума. Спасибо дедушке Веберу – написал про Аксум в книге о Белисарии, а я не поленился слазить в Википедию. Блин… Но как я попал в эту дупу? Молния? Ладно, пока оставим это. Надо собраться с мыслями, пока «батька» не явился.
Продолжим собирать мысли… По кусочкам. В минусе – я негр. В плюсе – я не маленький негр и вроде как не уступаю себе в габаритах. Минус – моё сало. Сто двадцать кэгэ отборного пиндосского[1] сала заменили пока неясным весом «легкоусвояемого чернозадого мяса». Хмм. Меня потянуло на юмор, может, не всё ещё потеряно и крыша у меня не съехала. Ах да, ещё у меня здоровенный обрезанный фаллос (я посмотрел в штанах). Но я негр. Православный негр – на шее висит нехилый нательный крест.
Положа руку на сердце, я – расист. Да, да, именно расист. Не экстремист – делать мне нечего, кроме как линчевать обезьян по ночам. Но расист принципиальный, с убеждениями, основанными на долгой жизни среди ленивых, наглых, тупых… да, в общем, чёрт с ними.
И теперь я – негр! Ну и ирония… Всевышний, наверное, ухохатывается. Может, убиться об стенку? Но не факт, что я вернусь домой, к своим. Что делать? Толстый сказал, что я грохнулся с коня, так что буду пока косить под амнезию. Надеюсь, прокатит. С этой мыслью я уселся на кровать и стал ждать кого-нибудь.
Долго ждать не пришлось. За дверью затопали, и ко мне вошли три мелковатых негра. Одеты они были в хламиды, наподобие той, что была на толстяке, и несли с собой дары в форме белой одежды и бадьи с водой. Наверное, послушники монастыря. Амбалы за дверью так и стояли. Да уж, этих хоть сейчас ставь на охрану мавзолея.
– Позволь омыть и переодеть тебя, принц, – обратился ко мне самый смелый из парней.
Я молча кивнул и встал, со второго раза получилось лучше. Идея отдать себя в руки трёх мужиков-негров меня отнюдь не возбуждала – у нас в стране гомиков, конечно, много, но я к ним симпатии никогда не испытывал. К несчастью, приходилось соответствовать.
Ага, сейчас. Я честно терпел, пока три этих гома (ну а как ещё назвать мужика, который добровольно лапает другого мужика?) снимали с меня штаны, обливали водой (прямо в комнате!) и тёрли спину чем-то похожим на губку, но когда один из них полез мыть мне, гм, половые органы, я не сдержался. Мелкий негр отлетел к окну.
– Руки прочь от царского хрена, …асы! – взревел я.
Адреналин закипел в крови – мозолистая коричневая рука, гнусно тянущаяся к самому сокровенному (пусть и непривычному), привела меня в бешенство. Борьба борьбой, но гомофобию свою я, похоже, так и не вылечил.
На этот раз амбалы вбежали в комнату. С саблями наголо. Зрелище, наверное, было прекомичное. В проходе два чёрных шкафа в юбках и с саблями. У окна лежит ошарашенный монашек с набухающим фингалом. Ещё двое таких же (правда, без фингалов) жмутся в углу, с бадьёй воды и губкой. А посередине стоит мокрый голый негр, одну руку сжав в кулак, а другой – прикрывая хозяйство.
– Принц! Прости нас, мы не содомиты! – пропищал монашек с бадьёй.
Я заставил себя сделать три глубоких вдоха. Слава богу, амбалы стояли с саблями и не вмешивались. Спокойствие, это всего лишь извращенцы. Пассивные. Тьфу, мерзость.
– Так. Бадью на пол. Все вон. Дверь закрыть. Не входить, пока я не позову.
– Повинуемся.
Думаю, монашки были ошарашены не менее моего, особенно если такое групповое омовение у них в моде. Чёрт, срываюсь. Про амбалов вообще ничего не могу сказать – лица каменные, как у статуй. Я вздохнул и взялся за полупустую бадью, надо бы домыться – ибо духан. А принц был не слабый парень – я бы это ведро одной рукой, конечно, поднял, но вот так запросто его держать не получилось бы.
Как же меня нервирует моё новое тело. Ополаскиваю этот здоровый обрезанный болт и чувствую себя то героем порнофильма, то гомиком-извращенцем. Нет, на Небесах иронию любят. Мало того что в негра, так ещё в обрезанного негра… Сразу вспоминаются беседы с Амандой о вреде обрезания в современной Америке. Япона мать, надо бы повспоминать мои «пунктики» – чую, что по каждому из них ждёт меня беспощадный облом. Не дай бог на настоящих содомитов нарваться. А вот интересно, я же назвал их п…ми… Наверное, мозг сам перевёл по смыслу. Иначе бы эфиопы не поняли, при чём здесь греческие растлители малолетних. Или поняли бы? Чёрт, в голове сплошная солянка. С матом, наверное, лучше завязывать… если получится. До сих пор трясёт. С другой стороны, постельная слабость, похоже, выветрилась. Никак этот… принц был атлетом, а не просто себя в форме держал. Пресс как у образцового боди-билдера. Шварц не впечатлится, но и я могу ему больше не завидовать.
Закончив водную процедуру, я сграбастал с кровати полотенце. Или то, что мне им показалось. Из одежды наличествовали широкие штаны на тесёмках (Ура! Да здравствуют штаны!) и хламида с золотистой вышивкой. С грехом пополам я облачился. Со штанами было легко, но хламида поначалу была загадкой. Облачившись, я более или менее успокоился. Загребущие гомские лапы меня более не страшили – хламида защитит правоверного американца от ультралевых поползновений и прочего ахтунга.
Окинув комнату взглядом, я остановился на бадье. Зеркала нет, так что использую заменитель. Узрев своё отражение, я с трудом удержался от очередного крика или потока ругани. Я был негром, обрезанным кучерявым негром с жидкой бородкой и усами. Мама, роди меня обратно. Хотя лучше не надо – мало ли какая коричневая мама была у этого негра. Судя по жидкой растительности и несколько прыщавой морде, принц был ещё пацаном. Я устало вздохнул – всё веселее и веселее. Ну да ладно, будем жить в чём есть, может, скоро проснусь или придут добрые дяди в белых халатах с уколом и смирительной рубашкой. Тем более что я совсем запамятовал о кошачьих отходах во рту.
Я решительно открыл дверь. Амбалы, похоже, решили стать оплотом стабильности в моём мире и сейчас неизменно сторожили дверь. Три гадких монашка нервно жались друг к другу в паре шагов от них.
– Ты, – я указал пальцем на лапавшего меня извращенца, – …, с глаз моих долой. Увижу – пришибу.
Тот чесанул прочь по коридору.
– Теперь ты, – я указал на смелого, что заговорил со мной ранее, – разузнай, где лекарь Жен и где мой отец.
Как странно произносить это слово, подразумевая чёрт знает кого.
– А ты, – обратился я к третьему монашку, – принеси мне вина, чистой воды и два яблока.
Надеюсь, в Эфиопии яблоки растут или хотя бы мой мозг найдёт правильный перевод.
– Солдаты, благодарю за службу, так держать!
Игнорировать амбалов мне показалось неприличным.
– Служим царю! – перевёлся мне их ответный рявк.
Да, с армией надо дружить в любой ситуации.
Я вернулся в комнату, сел на кровать и снова уставился в окно, нервно хихикая про себя.
Йикуно Амлак, негус нагаст – царь царей и повелитель Эфиопии, – пребывал в скверном расположении духа. После глупейшего случая на охоте старший сын негуса уже две недели пребывал в беспамятстве. Если он умрёт, то династия правителей из народа амхара, скорее всего, прервётся, не успев толком закрепиться на троне. Негус может не успеть вырастить и подготовить к царствованию младшего сына, хоть задатки у того значительно лучше, чем у старшего брата-раздолбая. А слабого правителя не спасёт и родословная, исходящая от самого царя Соломона. В конце концов, князья Агау умудрились править амхара, несмотря на то что не имели к староаксумской династии вообще никакого отношения. И если бы не помощь Текле и Йесуса-Моа, то они до сих пор сохраняли бы свою позицию.
Зря, зря он тратил всё своё время на непутёвого первенца. Как же некстати. Правитель умудрился вытащить трон из-под последнего царя династии Загве (что, кстати, значило «от Агау»), сплотить могучий союз с церковью и заложить основы для объединения разрозненных земель, наследниц славы Аксума. Полки Шоа поставили прочих негусов на место, и солнце вновь взошло над многострадальной Эфиопией. А теперь все эти планы на будущее практически рухнули из-за глупого мальчишки.
И теперь негус ходил по монастырю, в котором вырос сам, и молил Господа, чтобы его непутёвый сын пережил последствия своего падения. Он сжал кулак. Да, как отец Йикуно Амлак любил своего сына, но как правитель он был разочарован. Ягба Цион предпочитал воинские забавы, вроде верховой езды и махания саблей, искусству правления. Та же охота. Возможно, какой-нибудь правитель и радовался бы тому, что у него растёт «настоящий мужчина», но негус, выросший в монастыре, как никто другой понимал, что истинная сила царя не в его руках, а в его голове. Царь – это не вождь дикарского племени, который может позволить себе мериться удом и дубинкой с другим таким же вождём. Царь должен мыслить о десятках городов, о сотнях соперников, о многих тысячах подданных. Царь – стратег, а не солдат, и грош цена тому правителю, что забывает об этом.
Мысли негуса нагаста вернулись к стране. Давно прошли времена, когда грозный Аксум глядел свысока на страны Красного моря. Побеждённые мусульманами аксумцы уже сотни лет как практически оставили древнюю столицу и сместились от побережья в глубь Африки, ближе к южным горам, оставив арабам контроль над торговлей на Эритра таласса. Упадок был долгим. Города опустели, и потомки грозных повелителей моря кочевали среди гор, а не волн.
Как ни странно, благодарить за возрождение Эфиопии следовало не детей Аксума, а Лалибелу, правителя из кушитской династии Загве. Этот негус, вступивший на трон почти сто лет назад, сумел остановить медленное отступление эфиопов перед их исламскими соседями. Его угроза отвести воды Голубого Нила от земель Судана и Египта до сих пор жила в памяти у магометанских правителей. И не зря: столица Лалибелы Роха (что, впрочем, уже носила имя прославленного царя) была усыпана прекрасными церквями – свидетельством искусства и мастерства эфиопских зодчих.
Но ничто не вечно. Потомки Лалибелы не унаследовали его величия. К тому же они не были амхарами, так что, когда погрязли в междоусобицах, Йикуно Амлак собрал под свои знамёна армии амхара и принудил последнего из Загве передать трон негуса нагаста потомку Соломона. То есть самому Йикуно. К счастью, гражданской войны не последовало – Етбарак, обескровленный борьбой с собственным кузеном, видел, что не имеет шансов противостоять союзу амхара и церкви, и обменял высокий титул на спокойную старость в качестве «простого» негуса своего племени.
Сейчас повелитель Эфиопии понимал, насколько тяжелыми должны были быть последние дни Лалибелы, ведь его племянник и сын начали грызться за трон ещё при жизни царствующего предка. И ведь наследники Загве были хотя бы из его династии, а Йикуно теперь рисковал стать первым и последним правителем из своего рода. Проклятие. Ещё один династический кризис может доконать страну. Негус нагаст был умён, он видел разницу между величественным Аксумом и более молодой Рохой. Несмотря на всё величие легендарного Загве, его столица блистала меньше, чем город-прародитель. А самое худшее – Йикуно был совсем не уверен, что его зодчие смогут повторить достижения столетней давности. Да что далеко ходить – посылая подарки далёкому императору Константинополя, правитель амхара был вынужден использовать диковинных зверей – жирафов, – а не какие-либо творения своих подданных.
От голодных волков-соседей Эфиопию спасала лишь многочисленность её народа, и случись стране погрязнуть в кровавой усобице (а иными войны за трон бывают редко), она рискует быть съеденной магометанскими султанатами. Конечно, после смерти Йикуно Амлака его наследника поддержат церковные иерархи. Текле Хайманот – потому как прекрасно понимает, что его благополучие зависит от нынешнего порядка, а Йесус-Моа – просто потому, что он глубоко верующий. Но мало ли что. Вдобавок акабэ сэат много старше царя с главою церкви Текле Хайманотом, и кто знает, сколько ещё лет ему отмерено.
Негус невольно улыбнулся. Старый учитель был одним из тех чудовищно редких людей, что становятся великими, несмотря на отсутствие амбиций, а просто живя по законам Божьим. Да, царь не может быть излишне добрым, и вести христианский образ жизни для него не только невозможно, но и нежелательно. Но всё же живой пример натурального святого даром не проходит…
– Негус нагаст! – Крик монастырского лекаря разорвал тишину горьких размышлений. – Твой сын очнулся!
Монашек обернулся быстро. Никак моя комната (келья?) находится поблизости с кухней. Это радует. Также радует, что яблоки в Эфиопии, видимо, тоже растут. Да и парень этот весьма догадливый – на подносе кроме пары кувшинов и яблок стоит глиняный стакан с какой-то пахучей жидкостью и деревянной кисточкой, здорово напоминающей зубную щётку[2]. Моя тушка, похоже, прекрасно знала, как ею пользоваться, поскольку чистила зубы без моего сознательного вмешательства. Прополоскав вином рот, я сплюнул в окно. Во рту заметно посвежело. Кстати, с гигиеной надо что-то делать – мокрый пол после «омовения» здесь, кроме меня, никого не волнует.
Я вгрызся в яблоко и кинул второе монашку:
– Как тебя зовут, мелкий?
– Жен, мой принц.
– Как лекаря, что ли?
– Да.
Нервозности в монашке поубавилось. Видно, после того, как принц, то бишь я, поделился с ним яблоком, он понял, что бить (и не только) его не будут. Около минуты мы молча похрустели яблоками, и мне в голову пришла мысль. Амбалы амбалами, но источники информации мне не помешают. Тем более что послать мелкого подальше никогда не поздно… главное, лишнего не наболтать. Так что, раз я – какой-то здешний принц, то…
– Жен, ты уже принял обеты монашества?
– Нет, что ты, мой принц, я ещё слишком молод. В монахи постригают в намного старшем возрасте.
Блин, прокол на проколе, проколом погоняет. Не Штирлиц я… отнюдь не Штирлиц.
– Что-то у меня в голове после удара всё перемешалось. Жен, а какой вообще сейчас год от Рождества Христова?
Монашек посмотрел на меня с изумлением и проговорил:
– Тысяча двести семьдесят второй.
Я осел на кровать.
Негритянскую мать! Где мои атрибуты цивилизации: кефир, клистир и тёплый сортир? Тринадцатый век! Дремучее Средневековье. Ренессансом ещё не пахнет. До Куликовой битвы сто лет.
Перед глазами встала карта из одной компьютерной игрушки. Египет под мамелюками. В Африке сплошные дикари. Византия дышит на ладан… Красота, блин. Крестовые походы вроде как закончились. Или ещё нет? Не важно, крестоносцам больше ста лет назад надавали по сусалам, и больше до времён королевы Виктории Европа на Ближний Восток не полезет. А я, получается, – принц древней Эфиопии, которая следующие лет восемьсот будет чуть ли не задницей нашей планеты. Чёрной задницей планеты.
Нет, ну почему все вокруг попаданцы как попаданцы. Кто в СССР, кто в Российскую империю, кто в Киевскую Русь. А меня – к неграм. Хочется ругаться матом и бить авторов книг ногами. Хотя нет, читал я про одного – тот вообще в Древний Египет попал. К фараонам. Рабом. Так что лучше не жаловаться, всегда может быть хуже. Я с опаской посмотрел на небо.
– Ладно, Жен, вали отсюда. И пришли кого-нибудь с тряпкой – вытереть пол.
– Мой принц, может, ты предпочтёшь подождать негуса нагаста в монастырском саду? – спросил меня монашек.
А вот это идея. Продолжать мочить ноги на полу мне не хотелось. Надеюсь, внешний вид монастыря даст мне ещё немного информации.
– Веди меня.
Монашек открыл дверь и засеменил по коридору. Я прошёл за ним и оглянулся на амбалов:
– Стражи, за мной.
Накачанные негры последовали за нами. Думаю, что их постоянное присутствие за последние полчаса помогло спасти мой рассудок. Кстати, об этом самом – я же понятия не имею, сколько прошло времени с моего пробуждения. Часов здесь нет.
Большинство зданий монастыря оказались новостроем. То ли недавно имело место кардинальное расширение, то ли восстанавливали разрушенное. Не знаю, а спрашивать не хочу. Комната моя была в здании на оконечности монастыря. То ли восточной, то ли западной… Ещё бы знать, утро сейчас или вечер. Мелкий Жен провёл нас мимо ещё нескольких зданий, одно из которых было в процессе достройки, и до башни, которая выглядела явно старше всего остального и стояла нетронутой с давних времён. Похоже, что это местная церковь, так как на крыше был сияющий позолотой крест. Кстати, слава богу, что я в православной стране. Попал бы к мусульманам, и песец. Три жены, конечно, класс, но жить без свинины не хочу. Хочу сала. Блин, жрать хочу! Яблоко не спасёт отца Эфиопской монархии. Но Господь – юморист каких мало – засунул убеждённого анархо-либертарианца в тушку черномазого принца. Интересно, здесь как, племенной строй, деспотизм или уже продвинутый феодализм?
Негро-Сусанин свернул направо и довёл нас до местного сада. Что-то смущает меня этот сад. Оливки я понимаю, но вот с какого хрена в Африке растёт джунипер? Кстати, как джунипер по-русски?.. Интересно, моя тушка сможет перевести английский на эфиопский? Лучше не рисковать. Вспомнил, джунипер – это можжевельник. Буду гнать джин из можжевельника, стану алкогольным царём Африки. Чёрт, опять крышу сносит… Фокус, фокус. Вернёмся к нашим баранам. Откуда в Африке можжевельник? И почему мне совсем не жарко? Солнце стоит высоко… блин, может, какой-то параллельный мир с неграми в Европе? Карта. Карта… Я плюхнулся прямо на траву и крепко задумался. Амбалы пристроились за спиной, а мелкий юркнул под оливковое дерево.
Минут через десять (хотя чёрт знает, сколько их прошло) меня озарило. Я вспомнил, что в Африке есть великий Африканский рифт, то есть разлом. (Кстати, надо следить за англицизмами даже в мыслях, а то ещё на экзорцизм нарвусь, если тушка облажается с переводом.) А вокруг этого разлома идёт, по-моему, плато, и плато это как раз в районе Африканского Рога, где находятся всякие Сомали и Эфиопии. Точно, в «Железных сердцах»[3] почти вся Эфиопия показана как горы и холмы. А из этого следует, что озеро Хайк (ну и названия у них) высокогорное. Отсюда и можжевельник плюс отсутствие жары. Думай, голова, тюрбан куплю. Если вспомнить наши любимые Гавайи, то хвойный лес на вулкане рос где-то на полутора-двух километрах от моря вверх. Скорее всего, это место находится на подобной высоте. Тут мне пришла в голову ещё одна мысль. Если я правильно вспомнил, то два километра в Африке – не потолок. То же Килиманджаро было под пять кэмэ или что-то около того. А горы должны быть ближе к разлому. И разлом то ли на восток, то ли на юг от Эфиопии. Я осмотрелся. На дальнем берегу озера гор видно не было. А вот на ближнем (монастырь оказался на небольшом полуострове) вроде что-то виднелось. Из обзора окрестностей я вынес две вещи. Первое – вечереет, но это не главное, а вот второе важнее: глазастая тушка заметила ораву, несущуюся на лошадях к монастырю, и это значит – у меня минут десять до того, как я увижусь с «батькой» моей чёрной задницы.
Адреналина в теле моего гормонального принца даже после двухнедельной лёжки было до… в общем, очень много. Хотя кто знает, меня тоже всегда прошибало на важных встречах. В голове назойливо жужжала мысль, что на интервью потенциального работодателя лучше встречать стоя, и я мигом поднялся с земли. Жен просёк, в чём дело, никак по моей озабоченной физиономии, и куда-то испарился. Даже амбалы как-то подтянулись.
Я начал медленно и глубоко дышать (майнд овер мэттер, тьфу, опять английский попёр, держим плоть в узде) и постарался в последний раз собрать всё, что я знаю о негусах. Негус нагаст – царь царей, совсем как у персов. Громкий титул им не сильно помог, но надо признать, что эфиопы были единственной африканской страной, которую не схарчила Европа. Аж до тридцать шестого года, когда итальянцы наконец захватили Абиссинию. Эфиопия – страна древняя. Аксум, как помнится, общался с византийцами, а у кушитов, если не врёт Рудазов, была страна ещё в шумерские времена. Хотя чёрт с ним, с Рудазовым, у него фэнтези. А вот Аксум вроде бы как имел отношение к библейской Шебе… Хотя нет, Шеба – это по-английски, по-русски… Саба? Да, царица была Савская. Ну почему я читал Вики на английском? И Ветхий Завет тоже. Не важно, главное, что в «батьке» должна быть державная гордость, хоть страна и позорная.
Что-то здесь не так. Потолок белый, известковый, светло… На госпиталь совсем не похоже, да и не дома я. Вот зе фак, то есть что за чертовщина?
– ТВОЮ МАТЬ!.. … …
…Сердце понемногу успокаивалось. Я тупо смотрел на свои руки, и в голове крутилась единственная мысль: ненавижу две вещи – расизм и негров. Мои руки были чёрные. Я – негр. Нет, без шуток, натуральный негр. Лапы чёрные, ногти плоские, ладошки розовые. Мама, я сбрендил?
Смотрю на руки… облизываю палец, тру кожу – может, всего лишь грязь? Повторяю снова. И снова. И ещё раз. И ещё… В голову приходит, что американские психологи описывают пять ступеней, через которые проходит сознание человека, попавшего в шокирующую ситуацию. Врут бессовестно, так как у меня сейчас именно шокирующая ситуация, а ступень одна – глубочайшее охренение.
Из ступора меня вывело появление толстой черномазой морды, восторженно мне что-то лопочущей. Офигеть! Здесь целый рассадник негров!
– Принц Ягба Цион, ты пришёл в себя!
Жирный негр говорил на откровенной тарабарщине, но каким-то таинственным образом я слышал родную русскую речь. Точно – спятил.
– В …ду я пришёл, а не в себя. Где я?
Я далеко не оправился от глубокого ох…ренения, а когда я не в себе, я матом не ругаюсь, я на нём разговариваю.
– Принц, ты в монастыре Истифания на озере Хайк. Две недели назад ты упал с коня во время охоты, мы боялись, что Господь заберёт тебя к себе. Я немедленно извещу негуса нагаста о том, что ты пришёл в себя!
Толстяк дёрнулся к двери.
– Стоять!
Негр замер на месте.
Мысли скакали в голове. Принц – это какая-то дикость, какой ещё на… принц? Опять же – я негр! Где я вообще?! Где моя жена, ребёнок, дом? Может, это очередной левый сон? Ира, разбуди меня, пожалуйста, из этого кошмара! Потом, какой к…ям Ягба чего-то там? Это имя мне ничего не говорит, но вот… негус нагаст… по-моему, это… Абиссиния? Или Эфиопия? Или один хрен? Потом конь… вообще-то да, я падал с коня, но, во-первых, не падал, а прыгал, во-вторых, мне было тогда тринадцать лет, а в-третьих… я не был негром!
Я приподнялся на кровати, оперевшись на локти, и присмотрелся к толстяку. Грузный, немолодой афроамериканец был одет в белую робу до пола, отделанную голубым цветом около ворота. А не пациент ли он психушки? Вместе со мной. То есть мы оба на лечении, и он мне наносит дружеский визит. Комната, где мы находились, была довольно просторной, с голыми белыми стенами и потолком. Ну хоть не пэддед рум – мягкая комната, в которой держат буйных психов. Лампочки, правда, не видно. Стекла в окне тоже не было, и с улицы поддувал тёплый ветер. Даже кондиционер отсутствовал. Собственно, в комнате нет ничего кроме меня, кровати и (долой политкорректность) черножопого пузана. Если это дурка, то довольно необычная. За окном виднелись вода и далёкий берег. Ничто из этого не давало подсказок о том, где я, как я сюда попал и что… на… здесь происходит. Ну что же, попробую очевидный подход.
– Ты вообще кто?
Понимаю, что к незнакомым людям на ты невежливо, но мне сейчас не до манер.
– Я Жен, лекарь при монастыре, неужели ты не помнишь меня, мой принц?
Гы? Какой ещё монастырь? И почему он меня называет принцем? Пересадка мозга? Тихое помешательство?
– Я сейчас ни… не помню. Ты говоришь, я долбанулся с коня?
– Да, мой принц, прости меня, но я должен сейчас же сообщить твоему отцу. Я пришлю слугу к тебе.
– Ну давай.
Спорить у меня не оставалось сил, так что я просто откинулся обратно на кровать.
Толстяк ломанулся за дверь. За ней я заметил парочку чёрных амбалов. Так что же, я, получается, действительно принц? Интересно. Я попытался встать. Получилось не очень. Я чудом не гробанулся с кровати… силы в ногах почти не было. Толстый… Жен говорил, что этот… Ягба, короче, моё тело, хряпнулся с коня две недели назад. Не знаю, после двух недель я бы, пожалуй, не смог даже двинуться. Наверное, местные эскулапы массировали мою тушку, пока я лежал. Но всё равно не сладко. Жрать хотелось страшно. Пить не очень, но во рту всё равно как кошки посрали. Интересно, они меня кормили? Или не меня? Блин, как трудно отождествлять себя с негром. Как увижу свою кожу, жуть берёт.
Я доковылял до окна. Амбалы за дверью внутрь не заходили, но это, наверное, к лучшему. Ладно, подведём итоги. Я вроде как в Эфиопии. Когда – не знаю. Понимаю местную мову. Как – тоже не знаю. Надеюсь, что это связано с тушкой донора. Хотя, кроме языка, никаких знаний и воспоминаний пока нет. Вроде как я местный принц. Это плюс. «Батька» – негус нагаст. Получается, что он не мелкий феодал, а царь всея Эфиопии. Причём не Аксума. Спасибо дедушке Веберу – написал про Аксум в книге о Белисарии, а я не поленился слазить в Википедию. Блин… Но как я попал в эту дупу? Молния? Ладно, пока оставим это. Надо собраться с мыслями, пока «батька» не явился.
Продолжим собирать мысли… По кусочкам. В минусе – я негр. В плюсе – я не маленький негр и вроде как не уступаю себе в габаритах. Минус – моё сало. Сто двадцать кэгэ отборного пиндосского[1] сала заменили пока неясным весом «легкоусвояемого чернозадого мяса». Хмм. Меня потянуло на юмор, может, не всё ещё потеряно и крыша у меня не съехала. Ах да, ещё у меня здоровенный обрезанный фаллос (я посмотрел в штанах). Но я негр. Православный негр – на шее висит нехилый нательный крест.
Положа руку на сердце, я – расист. Да, да, именно расист. Не экстремист – делать мне нечего, кроме как линчевать обезьян по ночам. Но расист принципиальный, с убеждениями, основанными на долгой жизни среди ленивых, наглых, тупых… да, в общем, чёрт с ними.
И теперь я – негр! Ну и ирония… Всевышний, наверное, ухохатывается. Может, убиться об стенку? Но не факт, что я вернусь домой, к своим. Что делать? Толстый сказал, что я грохнулся с коня, так что буду пока косить под амнезию. Надеюсь, прокатит. С этой мыслью я уселся на кровать и стал ждать кого-нибудь.
Долго ждать не пришлось. За дверью затопали, и ко мне вошли три мелковатых негра. Одеты они были в хламиды, наподобие той, что была на толстяке, и несли с собой дары в форме белой одежды и бадьи с водой. Наверное, послушники монастыря. Амбалы за дверью так и стояли. Да уж, этих хоть сейчас ставь на охрану мавзолея.
– Позволь омыть и переодеть тебя, принц, – обратился ко мне самый смелый из парней.
Я молча кивнул и встал, со второго раза получилось лучше. Идея отдать себя в руки трёх мужиков-негров меня отнюдь не возбуждала – у нас в стране гомиков, конечно, много, но я к ним симпатии никогда не испытывал. К несчастью, приходилось соответствовать.
Ага, сейчас. Я честно терпел, пока три этих гома (ну а как ещё назвать мужика, который добровольно лапает другого мужика?) снимали с меня штаны, обливали водой (прямо в комнате!) и тёрли спину чем-то похожим на губку, но когда один из них полез мыть мне, гм, половые органы, я не сдержался. Мелкий негр отлетел к окну.
– Руки прочь от царского хрена, …асы! – взревел я.
Адреналин закипел в крови – мозолистая коричневая рука, гнусно тянущаяся к самому сокровенному (пусть и непривычному), привела меня в бешенство. Борьба борьбой, но гомофобию свою я, похоже, так и не вылечил.
На этот раз амбалы вбежали в комнату. С саблями наголо. Зрелище, наверное, было прекомичное. В проходе два чёрных шкафа в юбках и с саблями. У окна лежит ошарашенный монашек с набухающим фингалом. Ещё двое таких же (правда, без фингалов) жмутся в углу, с бадьёй воды и губкой. А посередине стоит мокрый голый негр, одну руку сжав в кулак, а другой – прикрывая хозяйство.
– Принц! Прости нас, мы не содомиты! – пропищал монашек с бадьёй.
Я заставил себя сделать три глубоких вдоха. Слава богу, амбалы стояли с саблями и не вмешивались. Спокойствие, это всего лишь извращенцы. Пассивные. Тьфу, мерзость.
– Так. Бадью на пол. Все вон. Дверь закрыть. Не входить, пока я не позову.
– Повинуемся.
Думаю, монашки были ошарашены не менее моего, особенно если такое групповое омовение у них в моде. Чёрт, срываюсь. Про амбалов вообще ничего не могу сказать – лица каменные, как у статуй. Я вздохнул и взялся за полупустую бадью, надо бы домыться – ибо духан. А принц был не слабый парень – я бы это ведро одной рукой, конечно, поднял, но вот так запросто его держать не получилось бы.
Как же меня нервирует моё новое тело. Ополаскиваю этот здоровый обрезанный болт и чувствую себя то героем порнофильма, то гомиком-извращенцем. Нет, на Небесах иронию любят. Мало того что в негра, так ещё в обрезанного негра… Сразу вспоминаются беседы с Амандой о вреде обрезания в современной Америке. Япона мать, надо бы повспоминать мои «пунктики» – чую, что по каждому из них ждёт меня беспощадный облом. Не дай бог на настоящих содомитов нарваться. А вот интересно, я же назвал их п…ми… Наверное, мозг сам перевёл по смыслу. Иначе бы эфиопы не поняли, при чём здесь греческие растлители малолетних. Или поняли бы? Чёрт, в голове сплошная солянка. С матом, наверное, лучше завязывать… если получится. До сих пор трясёт. С другой стороны, постельная слабость, похоже, выветрилась. Никак этот… принц был атлетом, а не просто себя в форме держал. Пресс как у образцового боди-билдера. Шварц не впечатлится, но и я могу ему больше не завидовать.
Закончив водную процедуру, я сграбастал с кровати полотенце. Или то, что мне им показалось. Из одежды наличествовали широкие штаны на тесёмках (Ура! Да здравствуют штаны!) и хламида с золотистой вышивкой. С грехом пополам я облачился. Со штанами было легко, но хламида поначалу была загадкой. Облачившись, я более или менее успокоился. Загребущие гомские лапы меня более не страшили – хламида защитит правоверного американца от ультралевых поползновений и прочего ахтунга.
Окинув комнату взглядом, я остановился на бадье. Зеркала нет, так что использую заменитель. Узрев своё отражение, я с трудом удержался от очередного крика или потока ругани. Я был негром, обрезанным кучерявым негром с жидкой бородкой и усами. Мама, роди меня обратно. Хотя лучше не надо – мало ли какая коричневая мама была у этого негра. Судя по жидкой растительности и несколько прыщавой морде, принц был ещё пацаном. Я устало вздохнул – всё веселее и веселее. Ну да ладно, будем жить в чём есть, может, скоро проснусь или придут добрые дяди в белых халатах с уколом и смирительной рубашкой. Тем более что я совсем запамятовал о кошачьих отходах во рту.
Я решительно открыл дверь. Амбалы, похоже, решили стать оплотом стабильности в моём мире и сейчас неизменно сторожили дверь. Три гадких монашка нервно жались друг к другу в паре шагов от них.
– Ты, – я указал пальцем на лапавшего меня извращенца, – …, с глаз моих долой. Увижу – пришибу.
Тот чесанул прочь по коридору.
– Теперь ты, – я указал на смелого, что заговорил со мной ранее, – разузнай, где лекарь Жен и где мой отец.
Как странно произносить это слово, подразумевая чёрт знает кого.
– А ты, – обратился я к третьему монашку, – принеси мне вина, чистой воды и два яблока.
Надеюсь, в Эфиопии яблоки растут или хотя бы мой мозг найдёт правильный перевод.
– Солдаты, благодарю за службу, так держать!
Игнорировать амбалов мне показалось неприличным.
– Служим царю! – перевёлся мне их ответный рявк.
Да, с армией надо дружить в любой ситуации.
Я вернулся в комнату, сел на кровать и снова уставился в окно, нервно хихикая про себя.
Йикуно Амлак, негус нагаст – царь царей и повелитель Эфиопии, – пребывал в скверном расположении духа. После глупейшего случая на охоте старший сын негуса уже две недели пребывал в беспамятстве. Если он умрёт, то династия правителей из народа амхара, скорее всего, прервётся, не успев толком закрепиться на троне. Негус может не успеть вырастить и подготовить к царствованию младшего сына, хоть задатки у того значительно лучше, чем у старшего брата-раздолбая. А слабого правителя не спасёт и родословная, исходящая от самого царя Соломона. В конце концов, князья Агау умудрились править амхара, несмотря на то что не имели к староаксумской династии вообще никакого отношения. И если бы не помощь Текле и Йесуса-Моа, то они до сих пор сохраняли бы свою позицию.
Зря, зря он тратил всё своё время на непутёвого первенца. Как же некстати. Правитель умудрился вытащить трон из-под последнего царя династии Загве (что, кстати, значило «от Агау»), сплотить могучий союз с церковью и заложить основы для объединения разрозненных земель, наследниц славы Аксума. Полки Шоа поставили прочих негусов на место, и солнце вновь взошло над многострадальной Эфиопией. А теперь все эти планы на будущее практически рухнули из-за глупого мальчишки.
И теперь негус ходил по монастырю, в котором вырос сам, и молил Господа, чтобы его непутёвый сын пережил последствия своего падения. Он сжал кулак. Да, как отец Йикуно Амлак любил своего сына, но как правитель он был разочарован. Ягба Цион предпочитал воинские забавы, вроде верховой езды и махания саблей, искусству правления. Та же охота. Возможно, какой-нибудь правитель и радовался бы тому, что у него растёт «настоящий мужчина», но негус, выросший в монастыре, как никто другой понимал, что истинная сила царя не в его руках, а в его голове. Царь – это не вождь дикарского племени, который может позволить себе мериться удом и дубинкой с другим таким же вождём. Царь должен мыслить о десятках городов, о сотнях соперников, о многих тысячах подданных. Царь – стратег, а не солдат, и грош цена тому правителю, что забывает об этом.
Мысли негуса нагаста вернулись к стране. Давно прошли времена, когда грозный Аксум глядел свысока на страны Красного моря. Побеждённые мусульманами аксумцы уже сотни лет как практически оставили древнюю столицу и сместились от побережья в глубь Африки, ближе к южным горам, оставив арабам контроль над торговлей на Эритра таласса. Упадок был долгим. Города опустели, и потомки грозных повелителей моря кочевали среди гор, а не волн.
Как ни странно, благодарить за возрождение Эфиопии следовало не детей Аксума, а Лалибелу, правителя из кушитской династии Загве. Этот негус, вступивший на трон почти сто лет назад, сумел остановить медленное отступление эфиопов перед их исламскими соседями. Его угроза отвести воды Голубого Нила от земель Судана и Египта до сих пор жила в памяти у магометанских правителей. И не зря: столица Лалибелы Роха (что, впрочем, уже носила имя прославленного царя) была усыпана прекрасными церквями – свидетельством искусства и мастерства эфиопских зодчих.
Но ничто не вечно. Потомки Лалибелы не унаследовали его величия. К тому же они не были амхарами, так что, когда погрязли в междоусобицах, Йикуно Амлак собрал под свои знамёна армии амхара и принудил последнего из Загве передать трон негуса нагаста потомку Соломона. То есть самому Йикуно. К счастью, гражданской войны не последовало – Етбарак, обескровленный борьбой с собственным кузеном, видел, что не имеет шансов противостоять союзу амхара и церкви, и обменял высокий титул на спокойную старость в качестве «простого» негуса своего племени.
Сейчас повелитель Эфиопии понимал, насколько тяжелыми должны были быть последние дни Лалибелы, ведь его племянник и сын начали грызться за трон ещё при жизни царствующего предка. И ведь наследники Загве были хотя бы из его династии, а Йикуно теперь рисковал стать первым и последним правителем из своего рода. Проклятие. Ещё один династический кризис может доконать страну. Негус нагаст был умён, он видел разницу между величественным Аксумом и более молодой Рохой. Несмотря на всё величие легендарного Загве, его столица блистала меньше, чем город-прародитель. А самое худшее – Йикуно был совсем не уверен, что его зодчие смогут повторить достижения столетней давности. Да что далеко ходить – посылая подарки далёкому императору Константинополя, правитель амхара был вынужден использовать диковинных зверей – жирафов, – а не какие-либо творения своих подданных.
От голодных волков-соседей Эфиопию спасала лишь многочисленность её народа, и случись стране погрязнуть в кровавой усобице (а иными войны за трон бывают редко), она рискует быть съеденной магометанскими султанатами. Конечно, после смерти Йикуно Амлака его наследника поддержат церковные иерархи. Текле Хайманот – потому как прекрасно понимает, что его благополучие зависит от нынешнего порядка, а Йесус-Моа – просто потому, что он глубоко верующий. Но мало ли что. Вдобавок акабэ сэат много старше царя с главою церкви Текле Хайманотом, и кто знает, сколько ещё лет ему отмерено.
Негус невольно улыбнулся. Старый учитель был одним из тех чудовищно редких людей, что становятся великими, несмотря на отсутствие амбиций, а просто живя по законам Божьим. Да, царь не может быть излишне добрым, и вести христианский образ жизни для него не только невозможно, но и нежелательно. Но всё же живой пример натурального святого даром не проходит…
– Негус нагаст! – Крик монастырского лекаря разорвал тишину горьких размышлений. – Твой сын очнулся!
Монашек обернулся быстро. Никак моя комната (келья?) находится поблизости с кухней. Это радует. Также радует, что яблоки в Эфиопии, видимо, тоже растут. Да и парень этот весьма догадливый – на подносе кроме пары кувшинов и яблок стоит глиняный стакан с какой-то пахучей жидкостью и деревянной кисточкой, здорово напоминающей зубную щётку[2]. Моя тушка, похоже, прекрасно знала, как ею пользоваться, поскольку чистила зубы без моего сознательного вмешательства. Прополоскав вином рот, я сплюнул в окно. Во рту заметно посвежело. Кстати, с гигиеной надо что-то делать – мокрый пол после «омовения» здесь, кроме меня, никого не волнует.
Я вгрызся в яблоко и кинул второе монашку:
– Как тебя зовут, мелкий?
– Жен, мой принц.
– Как лекаря, что ли?
– Да.
Нервозности в монашке поубавилось. Видно, после того, как принц, то бишь я, поделился с ним яблоком, он понял, что бить (и не только) его не будут. Около минуты мы молча похрустели яблоками, и мне в голову пришла мысль. Амбалы амбалами, но источники информации мне не помешают. Тем более что послать мелкого подальше никогда не поздно… главное, лишнего не наболтать. Так что, раз я – какой-то здешний принц, то…
– Жен, ты уже принял обеты монашества?
– Нет, что ты, мой принц, я ещё слишком молод. В монахи постригают в намного старшем возрасте.
Блин, прокол на проколе, проколом погоняет. Не Штирлиц я… отнюдь не Штирлиц.
– Что-то у меня в голове после удара всё перемешалось. Жен, а какой вообще сейчас год от Рождества Христова?
Монашек посмотрел на меня с изумлением и проговорил:
– Тысяча двести семьдесят второй.
Я осел на кровать.
Негритянскую мать! Где мои атрибуты цивилизации: кефир, клистир и тёплый сортир? Тринадцатый век! Дремучее Средневековье. Ренессансом ещё не пахнет. До Куликовой битвы сто лет.
Перед глазами встала карта из одной компьютерной игрушки. Египет под мамелюками. В Африке сплошные дикари. Византия дышит на ладан… Красота, блин. Крестовые походы вроде как закончились. Или ещё нет? Не важно, крестоносцам больше ста лет назад надавали по сусалам, и больше до времён королевы Виктории Европа на Ближний Восток не полезет. А я, получается, – принц древней Эфиопии, которая следующие лет восемьсот будет чуть ли не задницей нашей планеты. Чёрной задницей планеты.
Нет, ну почему все вокруг попаданцы как попаданцы. Кто в СССР, кто в Российскую империю, кто в Киевскую Русь. А меня – к неграм. Хочется ругаться матом и бить авторов книг ногами. Хотя нет, читал я про одного – тот вообще в Древний Египет попал. К фараонам. Рабом. Так что лучше не жаловаться, всегда может быть хуже. Я с опаской посмотрел на небо.
– Ладно, Жен, вали отсюда. И пришли кого-нибудь с тряпкой – вытереть пол.
– Мой принц, может, ты предпочтёшь подождать негуса нагаста в монастырском саду? – спросил меня монашек.
А вот это идея. Продолжать мочить ноги на полу мне не хотелось. Надеюсь, внешний вид монастыря даст мне ещё немного информации.
– Веди меня.
Монашек открыл дверь и засеменил по коридору. Я прошёл за ним и оглянулся на амбалов:
– Стражи, за мной.
Накачанные негры последовали за нами. Думаю, что их постоянное присутствие за последние полчаса помогло спасти мой рассудок. Кстати, об этом самом – я же понятия не имею, сколько прошло времени с моего пробуждения. Часов здесь нет.
Большинство зданий монастыря оказались новостроем. То ли недавно имело место кардинальное расширение, то ли восстанавливали разрушенное. Не знаю, а спрашивать не хочу. Комната моя была в здании на оконечности монастыря. То ли восточной, то ли западной… Ещё бы знать, утро сейчас или вечер. Мелкий Жен провёл нас мимо ещё нескольких зданий, одно из которых было в процессе достройки, и до башни, которая выглядела явно старше всего остального и стояла нетронутой с давних времён. Похоже, что это местная церковь, так как на крыше был сияющий позолотой крест. Кстати, слава богу, что я в православной стране. Попал бы к мусульманам, и песец. Три жены, конечно, класс, но жить без свинины не хочу. Хочу сала. Блин, жрать хочу! Яблоко не спасёт отца Эфиопской монархии. Но Господь – юморист каких мало – засунул убеждённого анархо-либертарианца в тушку черномазого принца. Интересно, здесь как, племенной строй, деспотизм или уже продвинутый феодализм?
Негро-Сусанин свернул направо и довёл нас до местного сада. Что-то смущает меня этот сад. Оливки я понимаю, но вот с какого хрена в Африке растёт джунипер? Кстати, как джунипер по-русски?.. Интересно, моя тушка сможет перевести английский на эфиопский? Лучше не рисковать. Вспомнил, джунипер – это можжевельник. Буду гнать джин из можжевельника, стану алкогольным царём Африки. Чёрт, опять крышу сносит… Фокус, фокус. Вернёмся к нашим баранам. Откуда в Африке можжевельник? И почему мне совсем не жарко? Солнце стоит высоко… блин, может, какой-то параллельный мир с неграми в Европе? Карта. Карта… Я плюхнулся прямо на траву и крепко задумался. Амбалы пристроились за спиной, а мелкий юркнул под оливковое дерево.
Минут через десять (хотя чёрт знает, сколько их прошло) меня озарило. Я вспомнил, что в Африке есть великий Африканский рифт, то есть разлом. (Кстати, надо следить за англицизмами даже в мыслях, а то ещё на экзорцизм нарвусь, если тушка облажается с переводом.) А вокруг этого разлома идёт, по-моему, плато, и плато это как раз в районе Африканского Рога, где находятся всякие Сомали и Эфиопии. Точно, в «Железных сердцах»[3] почти вся Эфиопия показана как горы и холмы. А из этого следует, что озеро Хайк (ну и названия у них) высокогорное. Отсюда и можжевельник плюс отсутствие жары. Думай, голова, тюрбан куплю. Если вспомнить наши любимые Гавайи, то хвойный лес на вулкане рос где-то на полутора-двух километрах от моря вверх. Скорее всего, это место находится на подобной высоте. Тут мне пришла в голову ещё одна мысль. Если я правильно вспомнил, то два километра в Африке – не потолок. То же Килиманджаро было под пять кэмэ или что-то около того. А горы должны быть ближе к разлому. И разлом то ли на восток, то ли на юг от Эфиопии. Я осмотрелся. На дальнем берегу озера гор видно не было. А вот на ближнем (монастырь оказался на небольшом полуострове) вроде что-то виднелось. Из обзора окрестностей я вынес две вещи. Первое – вечереет, но это не главное, а вот второе важнее: глазастая тушка заметила ораву, несущуюся на лошадях к монастырю, и это значит – у меня минут десять до того, как я увижусь с «батькой» моей чёрной задницы.
Адреналина в теле моего гормонального принца даже после двухнедельной лёжки было до… в общем, очень много. Хотя кто знает, меня тоже всегда прошибало на важных встречах. В голове назойливо жужжала мысль, что на интервью потенциального работодателя лучше встречать стоя, и я мигом поднялся с земли. Жен просёк, в чём дело, никак по моей озабоченной физиономии, и куда-то испарился. Даже амбалы как-то подтянулись.
Я начал медленно и глубоко дышать (майнд овер мэттер, тьфу, опять английский попёр, держим плоть в узде) и постарался в последний раз собрать всё, что я знаю о негусах. Негус нагаст – царь царей, совсем как у персов. Громкий титул им не сильно помог, но надо признать, что эфиопы были единственной африканской страной, которую не схарчила Европа. Аж до тридцать шестого года, когда итальянцы наконец захватили Абиссинию. Эфиопия – страна древняя. Аксум, как помнится, общался с византийцами, а у кушитов, если не врёт Рудазов, была страна ещё в шумерские времена. Хотя чёрт с ним, с Рудазовым, у него фэнтези. А вот Аксум вроде бы как имел отношение к библейской Шебе… Хотя нет, Шеба – это по-английски, по-русски… Саба? Да, царица была Савская. Ну почему я читал Вики на английском? И Ветхий Завет тоже. Не важно, главное, что в «батьке» должна быть державная гордость, хоть страна и позорная.