– По-моему, ты уже, – улыбнулся Сашка, взял бутылку самогона и разлил по граненым рюмкам. – Начнем с сэма, а портвешком потом шлифанем.
Противников этого не нашлось. После второй рюмки язык Гришки развязался, и он поведал друзьям мотив своего удручающего настроения.
– Она при всех рассказала, что у меня не встал, понимаете? И все ржали! Все! Даже эти твари!
Он схватил протянутый стаканчик и выпил содержимое.
– Я думаю, это они во всем виноваты, – сказал Анатолий, покрутил в руке рюмку и выпил.
– Ты о чем? – спросил Сашка.
– Около года назад моя родная бабка на всю улицу начала орать… – он замолчал, будто взвешивал, стоит рассказывать это друзьям или нет.
– Ну и чего? – зло спросил Григорий.
– Она орала, что я…
– Ну не тяни! – толкнул его в бок Гришка. – Если решил рассказывать, говори.
– Она сказала, что я в третьем классе…
– Ну! – теперь Сашка требовал.
– Что я за баней целовался со Стасом Бидоном, – быстро проговорил Толик и зажмурился, будто именно так мог скрыть свой стыд.
Тишина стала настолько ощутимой, что ему показалось, будто он остался совсем один где-нибудь на бескрайних просторах космоса. Анатолий открыл сначала один глаз, потом второй. Парни были здесь, но никто из них не начал издеваться. Они молча смотрели прямо перед собой. Спроси они сейчас с издевкой: ты правда целовался? Или: ну и как? Он бы их понял. Толик бы и сам не преминул поиздеваться над педиком. Поиздеваться, опустить и больше с ним не встречаться. Только теперь Анатолий понял, что натворил. Он подписал себе смертный приговор. Почему он рассказал то, что так тщательно скрывал? Может…
– Меня трахнул отчим, когда мне было десять, – вдруг сказал Сашка.
– Они здесь! – воскликнул Толик и посмотрел по сторонам.
У магазина, во дворе которого они сидели, показалась какая-то тень.
– Кто? – спросил Гришка и проследил за взглядом Анатолия.
– Сестры, – прошептал Толик.
Гриша и Саша встали.
– Я же вам говорил, что это все они. Они делают так, чтобы мы рассказывали о своих тайнах.
– Ах ты, тварь двухголовая! – Сашка схватил кусок трубы.
– Давайте ее трахнем, – предложил Гриша и достал нож.
– Кого ее? – не понял Толик и тоже встал.
– Ну их, какая разница. Мне вот интересно, дырка у них одна на двоих или…
Темный двухголовый силуэт появился в проходе между зданием магазина и склада. Ребята знали, что это она, они, оно. Сиамских близнецов Аню и Яну боялись все. И не только потому, что они были не такие, как все. Сестер боялись, потому что у них был дар. Толик не знал ничего про остальные дары, но один из них как раз и пугал всех. При появлении сестер люди выкладывали друг о друге все постыдные вещи.
Силуэт с двумя головами все еще стоял в проходе. И даже когда Гришка пошел на сестер, они не пошевелились. Сашка ударом трубы сбил девушек с ног. Гриша разодрал платье, одна грудь вывалилась, обнажив розовый сосок.
– А сисек у вас сколько? – заржал Григорий и дернул платье. Вторая красивая грудь тоже обнажилась. – Две? – Казалось, хулиган удивился по-настоящему.
Одна сестра от удара потеряла сознание, а вторая безумно вращала глазами и что-то шептала. Только единожды парни смогли расслышать:
– Не надо, пожалуйста.
Но их было уже не остановить. Им было наплевать на две души в одном теле, на инвалидность девочек. От красивого (это удивило подонков больше всего) тела они помешались, совсем позабыв об остальных дарах сестер. Они изнасиловали их по очереди. Затащили за склад и снова сели пить.
– Вторая что-то не приходит в себя, – сказал Сашка и подсел к ящику.
– Вы заметили, когда одна из них в отключке, мы не говорим… мы не говорим о себе.
– А давайте одну башку отрежем, – предложил Гришка так, будто говорил о занозе, которую надо вынуть.
Толик не хотел так. Ну, трахнули девку (или девок?) и все. Зачем убивать-то?
– Держите ее, – услышал он голос Гришки.
Анатолий поднял мутный взгляд и увидел, что Гриша сидит у голов сестер с ножом в руке. Сашка вразвалку подошел и сел на ноги девочек. Григорий с силой опустил нож и начал резать. Сначала была тишина, будто Гришка резал безмолвного барашка, потом Аня (или Яна?) закричала. И страшнее крика Толик никогда не слышал.
– Будьте вы прокляты! – кричала девушка.
Потом все снова стихло. Сестры выгнули свое красивое тело в последний раз, едва не скинув убийц, и затихли. Толик подошел ближе. От вида крови его мутило. Гришка встал, поднял за волосы голову одной из сестер и показал Анатолию. Голова крутанулась, разбрызгивая кровь, и повернулась лицом к Толику. Веки задрожали, и глаза открылись. Мертвые, бесцветные, словно глаза глубоководного чудовища, уставились на дрожащего Толика. Он видел картинки, пока веки чудовища не опустились. Постыдные картинки из своего прошлого. Вот ему двадцать. Толик пришел из армии. Работать он не хотел, а деньги требовались. Пенсионер из Степановского стал легкой добычей. Старик умер, как только Толик достал нож.
Перед тем как потерять сознание, Анатолий понял, мертвая голова показывает ему позорное прошлое только потому, что у него не будет будущего. Никакого. А настоящее имеет свойство заканчиваться.
Более глупой реакции Прудников не ожидал. Лучше с пасмурной миной выслушать анекдот, чем рассмеяться над историей с множеством убийств и изнасилований.
– А что это значит: две души в одном теле? – перебил его истерический смех Вячеслав.
– Сестры имели одно тело и две головы, – ответил Сергей Трофимович.
«Вот так история, – подумал Слава. – Ублюдки. Убить беспомощного человека…»
– А что было потом?
– В каком смысле?
– Что с этой деревней? Ублюдками? Сестрами?
– Ну, ты, малый, даешь? – хохотнул Бандурин. – Это же легенда местная. Вы ж в этой деревне ночевали. И что? Что с этой деревней? В том-то и дело, что ничего. Единственное, что стоит она на отшибе – без карты хрен сыщешь, да свиней там добрых выращивают. Кстати, поговаривают, что эти самые «два в одном» были племянницами старосты. А он придерживается версии, что уехали Аня и Яна в город, сделали операцию и живут теперь отдельно друг от друга.
– Бред, – вдруг сказал Славик.
– Что?
– Я говорю, это невозможно. Тело-то одно. Что там делить? Разве что отрезать голову, чтобы одна из них жила, – по мере развития мысли Слава погружался в воспоминания.
«Расскажи, расскажи, или мы сейчас расскажем».
«Это дядька мой».
«А, племяшка, ты уже нарвала».
«Черт! А что, если Марина и есть эта «два в одном»? Слишком как-то…»
– А что все-таки с убийцами произошло? И какое отношение ко всей этой истории имеет шахта?
– Самое прямое. После убийства сестер эту троицу схватили, оттащили к заброшенной шахте…
– И что?
– Не знаю. Говорят, что их мучили несколько дней, а потом сбросили в ствол. А кто говорит, что их просто выгнали. Но с тех пор их действительно здесь никто не видел.
Остаток пути они проехали молча. Вячеслав уже не замечал, как бьется головой о раму. Тревожные мысли посещали его. Что-то недоброе было в деревне, в старосте и его ферме. А что, если история с изнасилованием сестер-инвалидов имела место? Что, если староста похоронил тело, а затем наказал ублюдков, сбросив их в шахту? Славик вспомнил его звериную ухмылку, появившуюся, когда он думал, что на него никто не смотрит. Он сошел с ума. И теперь он может убить кого угодно. Хотя, что ему мешало убить их в собственном доме? Или на ферме? Или просто вчера отдать их на растерзание головорезам в грязных футболках? Он мог с ними сделать что угодно там, в деревне. Ведь, по сути, она была его.
«Ах да! – Слава мысленно шлепнул ладошкой себе по лбу. – Шоу!»
Прудников вспомнил концовку неудавшегося анекдота и, несмотря на опасность сложившейся ситуации, улыбнулся.
– Секс был, жратва была. Нет, блин, шоу захотел! – одними губами произнес Прудя и едва не засмеялся.
«Все здорово, но что-то не так», – подумал Шувалов.
Боря осмотрел друзей. Мишка поник. Еще бы. Девка тоже шустрая попалась. Привезла парня к себе и слиняла с местным. Хороша подруга. Сонька, Олеся и Наташа шептались о чем-то девичьем. Сережка, положив голову на рюкзак, дремал.
– Я ей что-то порвал! – вдруг из глубины сознания раздался до боли знакомый голос.
Борька не сразу понял, что это у него в голове. Посмотрел на Самсончика, тот спал. Мишке было не до кого, он то и дело выглядывал за трактор в поисках сбежавшей «невесты».
– Пацаны, у нее кровь!
Яркая картинка предстала перед глазами. Он увидел себя. Напуганного и трясущегося.
– У нее там что-то порвалось, – не унимался шестнадцатилетний парень.
Славка, Мишка и Серега встали в дверях спальни трехкомнатной квартиры Шувалова. Борька голый сидел на полу у кровати в собственной спальне. Вид его был совершенно растерянный.
– Она умрет? – спросил он и поднял на друзей полный боли взгляд.
Самсонов подошел к девушке на кровати. Простыня между ног была в крови, а вот их гостья, казалось, спала. Сергей дернул ее за плечо.
– Она умерла? – прохныкал Боря.
Девушка шевельнулась. Открыла один глаз, пьяно ухмыльнулась.
– Это месячные, придурок, – проговорила она и попыталась укрыться собственной кофтой.
Борька не помнил, как они выгнали шлюху и куда он дел испачканную простыню, но собственный позор всплыл на поверхности сознания. Эдакий непотопляемый кусок дерьма. И что-то Шувалову подсказывало, что их всплывет еще много.
– Приехали!
Трактор качнулся. Пассажиры в телеге зашевелились. Боря посмотрел на Самсона, потом на Мишку. Вдруг его обуяло такое чувство отвращения к себе, будто он до сих пор был вымазан в менструальной крови.
– Ну, что вы, вылезайте. – Прудя заглянул в телегу. – Бориска, ты будто рыбьего жира напился. Что с лицом?
– Ерунда всякая в голову лезет.
После этих слов Славик как-то поник, будто теперь его очередь пить рыбий жир.
– Какая?
– Потом, – отмахнулся Шувалов и подал другу рюкзак.
Борька краем глаза увидел «RAM» Соловьева. Марины и Евгения рядом не было. Оставалось только догадываться, где они. И Мишка, похоже, догадался. Он вообще поник. Еще бы. Человек привык поступать так со всеми сам.
– Эй, Миха! – позвал Шувалов друга.
Когда Болдин повернулся, Борька бросил ему один из рюкзаков.
– Держи!
– Что-то вы долго, – сказала Марина и вышла из темного туннеля шахты. Евгений шел следом. По его лицу нельзя было сказать, о чем он думает. Робот роботом. Он, наверное, и сексом занимается с каменным выражением лица. Раз, два, левой.
– Ну, как тебе общение с пролетарием? – спросила Олеся и обняла Славика за талию.
– Мы все в той или иной степени пролетарии, – ответил Прудников, отвлекшись от раздумий о недальновидности старосты и его опричников.
– Да ну?
– Ага, буржуев мы в семнадцатом разгромили, – пошутил Прудников.
– Лично вы?
– Ага, – улыбнулся Вячеслав и обнял девушку.
Он почувствовал возбуждение. Не животное, при появлении которого необходим секс, а легкое, будто красивая девочка из твоего класса заметила тебя и дала заполнить свою анкету или когда ты впервые кладешь свою ладонь ей на руку. Черта с два двадцать пять не тринадцать! Еще как тринадцать. По крайней мере, Прудников сейчас таковым себя и чувствовал.
Кстати, о детях. Он посмотрел на террикон. Представил снег, солнце, играющее своими холодными лучами на каждой крупинке многочисленных сугробов, детский смех и несущиеся с горы санки. Последнее, признаться, ему далось с трудом. Эта местность была уж очень мертвой, чтобы здесь раздавался смех. Вячеслав вспомнил, что и в деревне не слышал и не видел ни одного ребенка. Будто попал в психиатрическую клинику во взрослое отделение.
– О чем ты думаешь?
– О горе Маунт-Ли в лучах заката, – произнес ехидно Сережка, – где он сидит на одной из букв сладкого слова Ха-ли-вууд.
– Придурок, – улыбнулся Славик, и его щеки слегка зарумянились.
– Это правда? – спросила Олеся и тоже улыбнулась.
– Что именно? Что я сижу на буквах?
– Ты мечтал побывать там?
– Побывать, – пробубнил Самсонов и отошел в сторону. – Он на ПМЖ туда собирался. «Грин кард» хотел на халяву получить.
– Ты заткнешься? – Прудникова разозлил этот гаденыш.
– Расскажешь? – не отставала Олеся.
– Давай в другой раз?
– Как скажешь…
– Так! Все собрались вокруг меня! – рявкнул Соловьев.
«Он точно вояка, – подумал Вячеслав. – Ну, или воспитатель из детсада».
– У меня воспетка в садике была точь-в-точь как этот, – сказал Слава Олесе, и они пошли к инструктору.
– Прежде чем зайти в копер, я хочу убедиться в том, что вы все, после того как наиграетесь в храбрых проходчиков, подниметесь наверх. Итак, для начала. Традиционно шахтой называется предприятие по подземной добыче каменного угля или горючих сланцев. Шахта включает в себя наземные сооружения: копры, надшахтные здания, главные вентиляторные установки, дробильно-сортировочные фабрики, склады и совокупность подземных горных выработок, предназначенных для разработки месторождения в пределах шахтного поля. Так как надземная часть вас интересует меньше всего, перехожу сразу к цели вашего визита сюда. Копер является надземной частью подъемного устройства, по которому мы спустимся в шахтовый ствол. Спускаться мы будем по лестнице, которая называется… – он сделал паузу, – …барбос. – Пауза. Когда его ожидания не подтвердились (наверняка вояка думал, что все заржут или Мишка скажет что-нибудь язвительное), он продолжил: – Дальше будут ходки и спуск. По одному из них мы поднимемся вверх до грузопассажирского ствола, а там, как говорится, на свободу с чистой совестью. На все про все у нас должно уйти не больше двух суток с расчетом привалов на обед и сон. Вопросы есть?
– У меня есть, – крикнул Самсонов и поднял руку.
«Неужели «барбос» заинтересовал еще кого-то?»
Славик думал, что вояка сейчас заорет: «Рядовой, выйти из строя и обратитесь по уставу». Но Соловьев просто кивнул головой, мол, валяй.
– А когда первый привал?
Ребята засмеялись. Тут инструктор удивил Прудникова снова. Он улыбнулся.
– Я думаю, мы можем перекусить здесь на поверхности, а потом уже выдвигаться. Возражения есть?
Возражений не было. Даже желудок Славика благодарно заурчал.
В одном из наземных строений была столовая. Они сели за большой стол. Парни открыли по банке тушенки себе и девушкам. Ели молча. Скорее для того, чтобы не вызвать гнев вояки.
Славик думал о заброшенной шахте. Нет, тут все как бы нормально. Нормальное такое отношение к промышленности при развале страны. Его беспокоила полная заброшенность шахты. Металлолом был всюду. И это только на поверхности. Славик был уверен, что в самой шахте его еще больше. Одних вагонеток только как двадцать «БелАЗов». Ладно, не хотят они металлоломом заниматься, а столы? За один мармит, которых здесь три штуки, можно было выручить тысяч десять. Любой хозяин кафе с руками бы оторвал. Да и столы со стульями ушли бы. Люди боялись сюда идти, будто здесь зараженная зона. Припять или, что еще хуже, эпицентр заразы.
У Прудникова ком встал в горле. Он перестал жевать.
– Позволите вопрос? – прожевав, спросил у Соловьева Вячеслав.
– Валяй.
– Здесь не уран добывали?
– Нет, – коротко ответил инструктор и положил пустую банку в приготовленный пакет для мусора.
Славик рассчитывал услышать немного больше, и поэтому, когда, кроме сухого «нет», ничего не прозвучало, он спросил еще раз.
– А что? – В его голосе чувствовался вызов и раздраженность.
Евгений посмотрел на Прудникова как на психа.
– То есть вы ехали сюда, не зная, что здесь добывали? А, ну да! Зачем же вам тогда инструктор? Но вот знаете, как бы поступил я? – Соловьев сделал паузу и продолжил. – Прежде чем лезть куда-то, я бы как можно больше узнал об этой местности. О людях, живущих в этих местах, об их легендах…
– Ну, одну, к примеру, я знаю, – ответил Прудников.
Девять пар глаз устремились на него. Когда Слава произнес заветное слово «знаю», он не был уверен, что нужно было говорить об этом. Но теперь он знал, зачем сказал об этом. Чтобы ловить на себе завистливые взгляды друзей. Вот зачем.
– Интересно узнать какую.
Еще до того как Вячеслав посмотрел в сторону говорившего, он понял, что в этой истории есть доля правды.
Глава 4
Противников этого не нашлось. После второй рюмки язык Гришки развязался, и он поведал друзьям мотив своего удручающего настроения.
– Она при всех рассказала, что у меня не встал, понимаете? И все ржали! Все! Даже эти твари!
Он схватил протянутый стаканчик и выпил содержимое.
– Я думаю, это они во всем виноваты, – сказал Анатолий, покрутил в руке рюмку и выпил.
– Ты о чем? – спросил Сашка.
– Около года назад моя родная бабка на всю улицу начала орать… – он замолчал, будто взвешивал, стоит рассказывать это друзьям или нет.
– Ну и чего? – зло спросил Григорий.
– Она орала, что я…
– Ну не тяни! – толкнул его в бок Гришка. – Если решил рассказывать, говори.
– Она сказала, что я в третьем классе…
– Ну! – теперь Сашка требовал.
– Что я за баней целовался со Стасом Бидоном, – быстро проговорил Толик и зажмурился, будто именно так мог скрыть свой стыд.
Тишина стала настолько ощутимой, что ему показалось, будто он остался совсем один где-нибудь на бескрайних просторах космоса. Анатолий открыл сначала один глаз, потом второй. Парни были здесь, но никто из них не начал издеваться. Они молча смотрели прямо перед собой. Спроси они сейчас с издевкой: ты правда целовался? Или: ну и как? Он бы их понял. Толик бы и сам не преминул поиздеваться над педиком. Поиздеваться, опустить и больше с ним не встречаться. Только теперь Анатолий понял, что натворил. Он подписал себе смертный приговор. Почему он рассказал то, что так тщательно скрывал? Может…
– Меня трахнул отчим, когда мне было десять, – вдруг сказал Сашка.
– Они здесь! – воскликнул Толик и посмотрел по сторонам.
У магазина, во дворе которого они сидели, показалась какая-то тень.
– Кто? – спросил Гришка и проследил за взглядом Анатолия.
– Сестры, – прошептал Толик.
Гриша и Саша встали.
– Я же вам говорил, что это все они. Они делают так, чтобы мы рассказывали о своих тайнах.
– Ах ты, тварь двухголовая! – Сашка схватил кусок трубы.
– Давайте ее трахнем, – предложил Гриша и достал нож.
– Кого ее? – не понял Толик и тоже встал.
– Ну их, какая разница. Мне вот интересно, дырка у них одна на двоих или…
Темный двухголовый силуэт появился в проходе между зданием магазина и склада. Ребята знали, что это она, они, оно. Сиамских близнецов Аню и Яну боялись все. И не только потому, что они были не такие, как все. Сестер боялись, потому что у них был дар. Толик не знал ничего про остальные дары, но один из них как раз и пугал всех. При появлении сестер люди выкладывали друг о друге все постыдные вещи.
Силуэт с двумя головами все еще стоял в проходе. И даже когда Гришка пошел на сестер, они не пошевелились. Сашка ударом трубы сбил девушек с ног. Гриша разодрал платье, одна грудь вывалилась, обнажив розовый сосок.
– А сисек у вас сколько? – заржал Григорий и дернул платье. Вторая красивая грудь тоже обнажилась. – Две? – Казалось, хулиган удивился по-настоящему.
Одна сестра от удара потеряла сознание, а вторая безумно вращала глазами и что-то шептала. Только единожды парни смогли расслышать:
– Не надо, пожалуйста.
Но их было уже не остановить. Им было наплевать на две души в одном теле, на инвалидность девочек. От красивого (это удивило подонков больше всего) тела они помешались, совсем позабыв об остальных дарах сестер. Они изнасиловали их по очереди. Затащили за склад и снова сели пить.
– Вторая что-то не приходит в себя, – сказал Сашка и подсел к ящику.
– Вы заметили, когда одна из них в отключке, мы не говорим… мы не говорим о себе.
– А давайте одну башку отрежем, – предложил Гришка так, будто говорил о занозе, которую надо вынуть.
Толик не хотел так. Ну, трахнули девку (или девок?) и все. Зачем убивать-то?
– Держите ее, – услышал он голос Гришки.
Анатолий поднял мутный взгляд и увидел, что Гриша сидит у голов сестер с ножом в руке. Сашка вразвалку подошел и сел на ноги девочек. Григорий с силой опустил нож и начал резать. Сначала была тишина, будто Гришка резал безмолвного барашка, потом Аня (или Яна?) закричала. И страшнее крика Толик никогда не слышал.
– Будьте вы прокляты! – кричала девушка.
Потом все снова стихло. Сестры выгнули свое красивое тело в последний раз, едва не скинув убийц, и затихли. Толик подошел ближе. От вида крови его мутило. Гришка встал, поднял за волосы голову одной из сестер и показал Анатолию. Голова крутанулась, разбрызгивая кровь, и повернулась лицом к Толику. Веки задрожали, и глаза открылись. Мертвые, бесцветные, словно глаза глубоководного чудовища, уставились на дрожащего Толика. Он видел картинки, пока веки чудовища не опустились. Постыдные картинки из своего прошлого. Вот ему двадцать. Толик пришел из армии. Работать он не хотел, а деньги требовались. Пенсионер из Степановского стал легкой добычей. Старик умер, как только Толик достал нож.
Перед тем как потерять сознание, Анатолий понял, мертвая голова показывает ему позорное прошлое только потому, что у него не будет будущего. Никакого. А настоящее имеет свойство заканчиваться.
* * *
– Вот и говорят теперь, что прокляли сестры ту деревню, – сказал тракторист и засмеялся.Более глупой реакции Прудников не ожидал. Лучше с пасмурной миной выслушать анекдот, чем рассмеяться над историей с множеством убийств и изнасилований.
– А что это значит: две души в одном теле? – перебил его истерический смех Вячеслав.
– Сестры имели одно тело и две головы, – ответил Сергей Трофимович.
«Вот так история, – подумал Слава. – Ублюдки. Убить беспомощного человека…»
– А что было потом?
– В каком смысле?
– Что с этой деревней? Ублюдками? Сестрами?
– Ну, ты, малый, даешь? – хохотнул Бандурин. – Это же легенда местная. Вы ж в этой деревне ночевали. И что? Что с этой деревней? В том-то и дело, что ничего. Единственное, что стоит она на отшибе – без карты хрен сыщешь, да свиней там добрых выращивают. Кстати, поговаривают, что эти самые «два в одном» были племянницами старосты. А он придерживается версии, что уехали Аня и Яна в город, сделали операцию и живут теперь отдельно друг от друга.
– Бред, – вдруг сказал Славик.
– Что?
– Я говорю, это невозможно. Тело-то одно. Что там делить? Разве что отрезать голову, чтобы одна из них жила, – по мере развития мысли Слава погружался в воспоминания.
«Расскажи, расскажи, или мы сейчас расскажем».
«Это дядька мой».
«А, племяшка, ты уже нарвала».
«Черт! А что, если Марина и есть эта «два в одном»? Слишком как-то…»
– А что все-таки с убийцами произошло? И какое отношение ко всей этой истории имеет шахта?
– Самое прямое. После убийства сестер эту троицу схватили, оттащили к заброшенной шахте…
– И что?
– Не знаю. Говорят, что их мучили несколько дней, а потом сбросили в ствол. А кто говорит, что их просто выгнали. Но с тех пор их действительно здесь никто не видел.
Остаток пути они проехали молча. Вячеслав уже не замечал, как бьется головой о раму. Тревожные мысли посещали его. Что-то недоброе было в деревне, в старосте и его ферме. А что, если история с изнасилованием сестер-инвалидов имела место? Что, если староста похоронил тело, а затем наказал ублюдков, сбросив их в шахту? Славик вспомнил его звериную ухмылку, появившуюся, когда он думал, что на него никто не смотрит. Он сошел с ума. И теперь он может убить кого угодно. Хотя, что ему мешало убить их в собственном доме? Или на ферме? Или просто вчера отдать их на растерзание головорезам в грязных футболках? Он мог с ними сделать что угодно там, в деревне. Ведь, по сути, она была его.
«Ах да! – Слава мысленно шлепнул ладошкой себе по лбу. – Шоу!»
Прудников вспомнил концовку неудавшегося анекдота и, несмотря на опасность сложившейся ситуации, улыбнулся.
– Секс был, жратва была. Нет, блин, шоу захотел! – одними губами произнес Прудя и едва не засмеялся.
* * *
Борька ни разу не пожалел, что приехал сюда. Были кое-какие моменты, которые ему совсем не нравились. Полное раболепие перед старостой всех деревенских уже не удивляло. Всегда, везде и во все времена появлялся свой вожак, за которым люди готовы были идти хоть на край света. Один момент смущал. Борьке показалось, что местные ради него не только на край света, они и убить смогут, ткни он пальцем в жертву. Но это маленькое недоразумение окупалось с лихвой его гостеприимством. Хотя именно это самое радушие хозяина и ставилось под сомнение Мишкой. И это очень не понравилось Финагину. А кому бы понравилось? Ты накрываешь на стол, даешь кров для ночлега, а тебе – бац! и предъявляют: убийство с отягчающим.«Все здорово, но что-то не так», – подумал Шувалов.
Боря осмотрел друзей. Мишка поник. Еще бы. Девка тоже шустрая попалась. Привезла парня к себе и слиняла с местным. Хороша подруга. Сонька, Олеся и Наташа шептались о чем-то девичьем. Сережка, положив голову на рюкзак, дремал.
– Я ей что-то порвал! – вдруг из глубины сознания раздался до боли знакомый голос.
Борька не сразу понял, что это у него в голове. Посмотрел на Самсончика, тот спал. Мишке было не до кого, он то и дело выглядывал за трактор в поисках сбежавшей «невесты».
– Пацаны, у нее кровь!
Яркая картинка предстала перед глазами. Он увидел себя. Напуганного и трясущегося.
– У нее там что-то порвалось, – не унимался шестнадцатилетний парень.
Славка, Мишка и Серега встали в дверях спальни трехкомнатной квартиры Шувалова. Борька голый сидел на полу у кровати в собственной спальне. Вид его был совершенно растерянный.
– Она умрет? – спросил он и поднял на друзей полный боли взгляд.
Самсонов подошел к девушке на кровати. Простыня между ног была в крови, а вот их гостья, казалось, спала. Сергей дернул ее за плечо.
– Она умерла? – прохныкал Боря.
Девушка шевельнулась. Открыла один глаз, пьяно ухмыльнулась.
– Это месячные, придурок, – проговорила она и попыталась укрыться собственной кофтой.
Борька не помнил, как они выгнали шлюху и куда он дел испачканную простыню, но собственный позор всплыл на поверхности сознания. Эдакий непотопляемый кусок дерьма. И что-то Шувалову подсказывало, что их всплывет еще много.
– Приехали!
Трактор качнулся. Пассажиры в телеге зашевелились. Боря посмотрел на Самсона, потом на Мишку. Вдруг его обуяло такое чувство отвращения к себе, будто он до сих пор был вымазан в менструальной крови.
– Ну, что вы, вылезайте. – Прудя заглянул в телегу. – Бориска, ты будто рыбьего жира напился. Что с лицом?
– Ерунда всякая в голову лезет.
После этих слов Славик как-то поник, будто теперь его очередь пить рыбий жир.
– Какая?
– Потом, – отмахнулся Шувалов и подал другу рюкзак.
Борька краем глаза увидел «RAM» Соловьева. Марины и Евгения рядом не было. Оставалось только догадываться, где они. И Мишка, похоже, догадался. Он вообще поник. Еще бы. Человек привык поступать так со всеми сам.
– Эй, Миха! – позвал Шувалов друга.
Когда Болдин повернулся, Борька бросил ему один из рюкзаков.
– Держи!
– Что-то вы долго, – сказала Марина и вышла из темного туннеля шахты. Евгений шел следом. По его лицу нельзя было сказать, о чем он думает. Робот роботом. Он, наверное, и сексом занимается с каменным выражением лица. Раз, два, левой.
* * *
Они попрощались с Бандуриным. Трактор заревел и покатил по дороге назад к деревне. Прудников осмотрелся. Большое здание, стоящее недалеко от входа в шахту. Выбитые стекла, сорванный ветром шифер. Рядом со зданием насыпаны два огромных отвала-террикона. Они были настолько старыми, что на них уже выросли кустарники. Зимой здесь наверняка резвились детишки. Горки для катания на санках и на лыжах могли сгодиться. Вообще, территория чистенькая, но то, что шахта не использовалась, было видно по останкам трактора да «БелАЗу», стоявшему на спущенных колесах. Славик подумал, что «БелАЗ», скорее всего, с соседнего карьера или еще откуда-нибудь. Вряд ли его использовали здесь. Вся обстановка вокруг говорила о том, что местные совсем не заинтересованы шахтой. В девяностые даже в Москве люди тянули все, что плохо лежало, а тут… «БелАЗ» это не только техника, но и несколько тонн чермета. Либо они все здесь оставили как музей советской эпохи под открытым небом, либо…– Ну, как тебе общение с пролетарием? – спросила Олеся и обняла Славика за талию.
– Мы все в той или иной степени пролетарии, – ответил Прудников, отвлекшись от раздумий о недальновидности старосты и его опричников.
– Да ну?
– Ага, буржуев мы в семнадцатом разгромили, – пошутил Прудников.
– Лично вы?
– Ага, – улыбнулся Вячеслав и обнял девушку.
Он почувствовал возбуждение. Не животное, при появлении которого необходим секс, а легкое, будто красивая девочка из твоего класса заметила тебя и дала заполнить свою анкету или когда ты впервые кладешь свою ладонь ей на руку. Черта с два двадцать пять не тринадцать! Еще как тринадцать. По крайней мере, Прудников сейчас таковым себя и чувствовал.
Кстати, о детях. Он посмотрел на террикон. Представил снег, солнце, играющее своими холодными лучами на каждой крупинке многочисленных сугробов, детский смех и несущиеся с горы санки. Последнее, признаться, ему далось с трудом. Эта местность была уж очень мертвой, чтобы здесь раздавался смех. Вячеслав вспомнил, что и в деревне не слышал и не видел ни одного ребенка. Будто попал в психиатрическую клинику во взрослое отделение.
– О чем ты думаешь?
– О горе Маунт-Ли в лучах заката, – произнес ехидно Сережка, – где он сидит на одной из букв сладкого слова Ха-ли-вууд.
– Придурок, – улыбнулся Славик, и его щеки слегка зарумянились.
– Это правда? – спросила Олеся и тоже улыбнулась.
– Что именно? Что я сижу на буквах?
– Ты мечтал побывать там?
– Побывать, – пробубнил Самсонов и отошел в сторону. – Он на ПМЖ туда собирался. «Грин кард» хотел на халяву получить.
– Ты заткнешься? – Прудникова разозлил этот гаденыш.
– Расскажешь? – не отставала Олеся.
– Давай в другой раз?
– Как скажешь…
– Так! Все собрались вокруг меня! – рявкнул Соловьев.
«Он точно вояка, – подумал Вячеслав. – Ну, или воспитатель из детсада».
– У меня воспетка в садике была точь-в-точь как этот, – сказал Слава Олесе, и они пошли к инструктору.
* * *
Придурок, по ошибке ставший инструктором, построил их (хорошо хоть, не по росту) и, заложив руки за спину на манер какого-нибудь американского морпеха, расхаживал взад-вперед перед ними.– Прежде чем зайти в копер, я хочу убедиться в том, что вы все, после того как наиграетесь в храбрых проходчиков, подниметесь наверх. Итак, для начала. Традиционно шахтой называется предприятие по подземной добыче каменного угля или горючих сланцев. Шахта включает в себя наземные сооружения: копры, надшахтные здания, главные вентиляторные установки, дробильно-сортировочные фабрики, склады и совокупность подземных горных выработок, предназначенных для разработки месторождения в пределах шахтного поля. Так как надземная часть вас интересует меньше всего, перехожу сразу к цели вашего визита сюда. Копер является надземной частью подъемного устройства, по которому мы спустимся в шахтовый ствол. Спускаться мы будем по лестнице, которая называется… – он сделал паузу, – …барбос. – Пауза. Когда его ожидания не подтвердились (наверняка вояка думал, что все заржут или Мишка скажет что-нибудь язвительное), он продолжил: – Дальше будут ходки и спуск. По одному из них мы поднимемся вверх до грузопассажирского ствола, а там, как говорится, на свободу с чистой совестью. На все про все у нас должно уйти не больше двух суток с расчетом привалов на обед и сон. Вопросы есть?
– У меня есть, – крикнул Самсонов и поднял руку.
«Неужели «барбос» заинтересовал еще кого-то?»
Славик думал, что вояка сейчас заорет: «Рядовой, выйти из строя и обратитесь по уставу». Но Соловьев просто кивнул головой, мол, валяй.
– А когда первый привал?
Ребята засмеялись. Тут инструктор удивил Прудникова снова. Он улыбнулся.
– Я думаю, мы можем перекусить здесь на поверхности, а потом уже выдвигаться. Возражения есть?
Возражений не было. Даже желудок Славика благодарно заурчал.
В одном из наземных строений была столовая. Они сели за большой стол. Парни открыли по банке тушенки себе и девушкам. Ели молча. Скорее для того, чтобы не вызвать гнев вояки.
Славик думал о заброшенной шахте. Нет, тут все как бы нормально. Нормальное такое отношение к промышленности при развале страны. Его беспокоила полная заброшенность шахты. Металлолом был всюду. И это только на поверхности. Славик был уверен, что в самой шахте его еще больше. Одних вагонеток только как двадцать «БелАЗов». Ладно, не хотят они металлоломом заниматься, а столы? За один мармит, которых здесь три штуки, можно было выручить тысяч десять. Любой хозяин кафе с руками бы оторвал. Да и столы со стульями ушли бы. Люди боялись сюда идти, будто здесь зараженная зона. Припять или, что еще хуже, эпицентр заразы.
У Прудникова ком встал в горле. Он перестал жевать.
– Позволите вопрос? – прожевав, спросил у Соловьева Вячеслав.
– Валяй.
– Здесь не уран добывали?
– Нет, – коротко ответил инструктор и положил пустую банку в приготовленный пакет для мусора.
Славик рассчитывал услышать немного больше, и поэтому, когда, кроме сухого «нет», ничего не прозвучало, он спросил еще раз.
– А что? – В его голосе чувствовался вызов и раздраженность.
Евгений посмотрел на Прудникова как на психа.
– То есть вы ехали сюда, не зная, что здесь добывали? А, ну да! Зачем же вам тогда инструктор? Но вот знаете, как бы поступил я? – Соловьев сделал паузу и продолжил. – Прежде чем лезть куда-то, я бы как можно больше узнал об этой местности. О людях, живущих в этих местах, об их легендах…
– Ну, одну, к примеру, я знаю, – ответил Прудников.
Девять пар глаз устремились на него. Когда Слава произнес заветное слово «знаю», он не был уверен, что нужно было говорить об этом. Но теперь он знал, зачем сказал об этом. Чтобы ловить на себе завистливые взгляды друзей. Вот зачем.
– Интересно узнать какую.
Еще до того как Вячеслав посмотрел в сторону говорившего, он понял, что в этой истории есть доля правды.
Глава 4
Слава вкратце пересказал историю, услышанную от Бандурина.
– Ну, примерно, – как-то отстраненно сказал Евгений. – А вы знаете о том, что призраки трех ублюдков до сих пор бродят по спуску и ходкам шахты?
Ребята зашептались. За всех ответил Борис:
– Мы искали экстрима. Шахта с призраками, пожалуй, для этого подходит как нельзя лучше.
– Уверены? – спросила Марина.
– Одно не понятно.
Все посмотрели на Славу.
– Почему вы не говорили об этом раньше? Ты! – Он ткнул пальцем в Марину. – Почему ты нам не рассказала об этом в Москве?
– Там бы вы могли передумать, а я очень хотела попасть в шахту.
– Зачем? – терпеливо спросил Прудников, хотя внутри все закипало.
– Ну как? Там же призраки!
– Железный аргумент, не правда ли? – улыбнулся инструктор. – Ладно, надо выдвигаться. Или вы передумали?
– Не-ет! – хором ответили ребята и начали вставать из-за стола.
Прудников искоса посмотрел на Марину и тоже встал. У него было еще много вопросов. Почему она не полезла с этим инструктором? Сама, без них. Зачем переть такую толпу за двести километров, чтобы самой было не страшно спуститься в шахту? И самый главный вопрос, где дети? Почему в деревне нет ни одного ребенка?
– Эй, сказочник, ты идешь?
Слава повернулся. Олеся ждала его. Остальные уже вышли из столовой.
– Да, сейчас. – Он подошел к ней и спросил: – Ты не пожалела еще, что отправилась со мной?
– Ни на секунду, – сказала девушка и поцеловала его в небритую щеку.
Он вспомнил свой первый поцелуй. Настолько неловкий, что его и поцелуем назвать сложно. Славка почему-то вспомнил именно его. Семилетнего Славку поцеловала пятнадцатилетняя соседская девушка. Он даже имени ее теперь не помнил. Он и его друг Сашка были влюблены (им так казалось тогда) в эту девицу. И только у Славки хватило храбрости подойти к ней и сказать, что он ее любит. Она его, конечно, отшила, вдоволь насмеявшись перед этим. Казалось бы, и все, история должна была закончиться на этой постыдной странице в его книге жизни. Но нет, ей было этого мало, и она добивала его при каждом удобном случае.
– Ну, примерно, – как-то отстраненно сказал Евгений. – А вы знаете о том, что призраки трех ублюдков до сих пор бродят по спуску и ходкам шахты?
Ребята зашептались. За всех ответил Борис:
– Мы искали экстрима. Шахта с призраками, пожалуй, для этого подходит как нельзя лучше.
– Уверены? – спросила Марина.
– Одно не понятно.
Все посмотрели на Славу.
– Почему вы не говорили об этом раньше? Ты! – Он ткнул пальцем в Марину. – Почему ты нам не рассказала об этом в Москве?
– Там бы вы могли передумать, а я очень хотела попасть в шахту.
– Зачем? – терпеливо спросил Прудников, хотя внутри все закипало.
– Ну как? Там же призраки!
– Железный аргумент, не правда ли? – улыбнулся инструктор. – Ладно, надо выдвигаться. Или вы передумали?
– Не-ет! – хором ответили ребята и начали вставать из-за стола.
Прудников искоса посмотрел на Марину и тоже встал. У него было еще много вопросов. Почему она не полезла с этим инструктором? Сама, без них. Зачем переть такую толпу за двести километров, чтобы самой было не страшно спуститься в шахту? И самый главный вопрос, где дети? Почему в деревне нет ни одного ребенка?
– Эй, сказочник, ты идешь?
Слава повернулся. Олеся ждала его. Остальные уже вышли из столовой.
– Да, сейчас. – Он подошел к ней и спросил: – Ты не пожалела еще, что отправилась со мной?
– Ни на секунду, – сказала девушка и поцеловала его в небритую щеку.
Он вспомнил свой первый поцелуй. Настолько неловкий, что его и поцелуем назвать сложно. Славка почему-то вспомнил именно его. Семилетнего Славку поцеловала пятнадцатилетняя соседская девушка. Он даже имени ее теперь не помнил. Он и его друг Сашка были влюблены (им так казалось тогда) в эту девицу. И только у Славки хватило храбрости подойти к ней и сказать, что он ее любит. Она его, конечно, отшила, вдоволь насмеявшись перед этим. Казалось бы, и все, история должна была закончиться на этой постыдной странице в его книге жизни. Но нет, ей было этого мало, и она добивала его при каждом удобном случае.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента