Страница:
Похожая ситуация и с березой. За исключением небольших вкраплений в горных районах, она не растет в Южной Европе, а в Анатолии и Закавказье находки этого дерева единичны. Слишком явное созвучие в ее названии у разных народов предполагает, что береза была у них деревом очень распространенным, что сразу исключает южные регионы. Арийцы – предки индусов – видимо хранили ее название в легендах во время своих кочевок, а потом вновь столкнулись с ней на склонах Гималаев. Нельзя не обратить внимание на отсутствие названия березы в большинстве иранских языков (что не удивительно, поскольку в их ареале она почти не присутствует).
В любом случае мы видим в и.-е. языках довольно большое многообразие «пересекающихся» названий деревьев, что означает, по крайней мере, одно: ПИЕ прародина лежала в лесной зоне. Косвенно это подтверждают и другие свидетельства: «Индоевропейские названия трав (белена, чемерица, марь, дягиль, сныть, папоротник скорее указывают на лес, чем на степь» (В.А. Дыбо). Судя по количеству этих пересечений, это был лес умеренной лесной зоны.
Но вернемся к Иванову и Гамкрелидзе, которые восстанавливают также и животный мир, обитавший на или рядом с и.-е. прародиной. Здесь не только привычные волк, медведь, но и «экзотические» звери: лев, слон, барс, тигр, обезьяна. Эти названия «специфичны именно для южной географической зоны, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен» (Гамкрелидзе, т. II, с. 867). Отметим сразу, что, как и в случае с «южными» растениями, ареал указанных представителей фауны в древности был шире, что отражено как в рассказах о поединке Геракла с немейским пещерным львом, так и в реалистичных изображениях тигров (правда, саблезубых), оставленных причерноморскими скифами[11]. Но это чисто формальная оговорка: во-первых, все же далеко на север, безусловно, эти звери не забирались. Во-вторых по теории Иванова – Гамкрелидзе, собственно животный ареал мог и не пересекаться точно с ранней и.е. родиной.
Названия таких животных, как лев (leo, lion), и некоторых других животных (тигр – tigris) во многих европейских языках явно или с некоторыми искажениями заимствованы из семитских (ср., соответственно, арам, lywn, tygrys). Согласно адептам южной теории, это заимствование произошло в пограничье Малой Азии (якобы и. е– прародине) и нынешних Сирии и Ирака (где якобы обитали семиты, и был специфический животный мир).
Однако здесь возникает несколько серьезных вопросов. Первый – являются ли эти заимствования такими уж повсеместными? Аргумент с семитско-европейским «львом» заставил меня вспомнить историю с моим сокурсником-афганцем. Хороший был парень, только, как говорили девушки, «именем не вышел». В самом деле, много ли благозвучия в имени Замарай?
Как-то услышав подобные охи-ахи, афганец, однако, отвечал, что «это лучшее имя, это значит – лев». Было чему удивиться: кто бы мог подумать, что название царя зверей на афганском (пушту) звучит так диковинно? А между тем это также арийский (восточноиранский язык). При этом у других восточных арийцев льва тоже именуют «неузнаваемо»: shuja – на урду, ser или singh – на хинди, а в форме sinha это слово встречается в древних текстах на санскрите. Причем это все этносы, расположенные ближе иных «родственников» к территории, из которой пытаются вывести арийцев адепты «азиатской теории». Почему же эти народы «переделали» якобы исконное название льва, да еще на разный манер?
Те же вопросы звучат и в отношении имен других «диковинных зверей». По словам востоковеда И.М. Дьяконова: «Термин «слон», если я не ошибаюсь, известен в и.-е. языках только в греческом… готском… и славянском (velblondu) со значением «огромный чудовищный зверь» – не только «слон»[12], но и «верблюд»; вероятно, из списка реальных животных этот термин надо исключить. Термин для «обезьяны», несомненно, относится к заимствованиям, как и термин для «барса»… так что набор животных получается не столь уж экзотичным» (цит. по: Рассоха)
Действительно, известно что обезьяна – давний спутник торговцев, державших ее как талисман или «наживку», привлекавшую покупателя. Поэтому индоевропейцы могли познакомится с этим вертлявым родственником человека благодаря ближневосточным и североафриканским торговцам, установившим контакты с Европой еще в III тысячелетии до н. э.[13]. «Торговое» значение – только уже в смысле товара имели в древности тигриные и львиные шкуры, которые активно развозили по свету торговцы, способствовавшие известности этих зверей далеко за пределами его обитания.
Поэтому, скорее всего, правы те ученые, которые считают, что слова экзотических животных, рожденные где-то за пределами прародины ариев, скорее всего, на Ближнем Востоке, и были популяризированы сначала торговцами, а затем книжниками, особенно уже в христианский период. Например, лев, как кстати и барс – популярны в христианской литературе, в том числе как «звери Апокалипсиса» (Откр. Иоанна Богосл. 13, 2). В таком языке как русский «слово «лев»… является заимствованием, пришедшим книжным путем… Экзотичность животного для восточных славян подчеркнута в былине об Илье Муромце эпитетом «заморский» (заморский лев) (БС Исс-я, 1984, с. 71). Не знали русские (во всяком случае, вне книжной среды) тигра и барса: первопроходцы, столкнувшись с этими зверями в Приамурье, называли их просто «лютый», «лютый зверь» – также, как раньше называли на севере рысь, а возможно, и других крупных хищников (там же, с. 66, 70–71).
Впрочем, заимствование названий слонов, львов и прочей животной экзотики только подтверждает, что для арийских народов они были именно чужеземной экзотикой, не известной на их родине. Это подтверждается отсутствием льва, слона и обезьяны в тотемной символике индоевропейцев. Ведь звери вообще имели там громадное значение. Волк, кабан, ястреб, сокол и другие летающие и бегающие представители живого мира стали в древности родовыми и даже племенными именами на всем пространстве от Атлантики до Волги.
Германское племя хавков имело тотемом ястреба, херуски и иранцы-саки таким же образом чтили оленя, племя айстиев, по Тациту – вепря, кимвров – медведя. «Волчье имя» отразилось и в названии фракийского народа даков (от «даос» – волк) и кельтов-вольков. Понятно, что знай древние и.-е. «царя зверей» – льва, да и тигра, и барса – они непременно замелькали бы в этнонимах.
То же касается и личных имен. Типичная арийская антропонимика почитала прежде всего «волка». Так, легендарные генеалогии готов, саксов, свевов, франков и т. д. содержат многочисленные имена Эдивульфов, Клодульфов, Родульфов. Имена с той же основой (лат. Vulp, греч. Автолик, слав. Вулкослав и др.) были в большинстве и.-е. языков, чуть в меньшей степени распространена «медвежья» антропонимика (лат. Orsin, кельт. Artan, герм. Björn). В почете была также лиса: греч. Bassarei, ирл. Sionnah, прочие животные: греч. Фок (Фока) – «тюлень»[14], лат. Maelis («куница», «барсук»).
В именах звучали и различные названия птиц: кельт. Brenn (ворон), лат. Aquilis (орел), осет. Уари (сокол), слав. Синица; рыбы: слав. Щука, осет. Тьепа (плотва). В основе своей эти имена, конечно, не имели широких географических «корней», однако это отнюдь не заморские «слоны», «львы» и «павлины».
Названия южных животных появились в именословах только тех и.-е. народов, которые видели этих животных в дикой природе. И то, видимо, не сразу. У иранцев только в относительно поздних источниках появляются имена с основой «Лев» и «Барс». У греков типичная ранняя антропонимия содержат компоненты «коза и «бык» (Трубачев, Этногенез, с. 66) Это, кстати, очень близко славянской антропонимике, как ранней, так и поздней[15].
«Львиное» имя появилось в Греции (где львы водились еще в V в. до н. э.[16]), также, кстати, как и близ многочисленных греческих колоний в Африке) сравнительно поздно. Например, его носил царь Лаконики (VI в. до н. э.) Леонт, позже знаменитый предводитель спартанцев Леонид и т. д. Что касается других уголков Европы, то широкое распространение его началось лишь под влиянием христианской традиции. Так, в Древнем Риме один из первых известных «Львов» – папа римский (440–461) Лев I Великий, у германцев (например, вестготов) – севильский епископ Леандр[17].
В итоге с «диковинными зверьми», кажется, все ясно. Остается еще якобы общее и.-е. название краба, но, во-первых, даже исповедующий «южную теорию» В.А. Сафонов, показывая карту распространения этого земноводного, отмечает его подчас весьма северный ареал (Белое море). Кроме того, как справедливо подметил И. Рассоха, практически во всех и.-е. языках на самом деле основное значение слова «краб» – «рак». Т. е. вероятнее всего древние и.-е. сначала познакомились именно с представителем речной (и также подчас северной) земноводной фауны, а уже затем – морской.
Итак, подведем итоги. Исключив вышеуказанные позднозаимствованные южные элементы, получаем следующую картину животного мира, окружавшего Ариев (см. табл.).
Несмотря на то, что многие представленные здесь животные (волк, медведь, олень) и птицы имеют очень большой ареал, с лихвой покрывающий чуть ли не все возможные и.е. прародины, некоторая территориальная определенность в вышеуказанном списке все же присутствует. Общие названия белки, лося, выдры, а также тетерева также говорят в пользу северной, лесной, максимум лесостепной зоны обитания предков ариев. Причем факт, что для такого степного зверя как суслик такого названия не нашлось, также подтверждает это предположение.
А общность названия бобра во всех основных и.-е. группах, подтверждает северную теорию происхождения ариев. Бобер – животное лесной, включая тайгу, частично лесостепной полосы Европы. Некогда он водился южнее, заходя даже в Закавказье, но широко распространен там не был. У арийских племен, впрочем, он был, видимо, тотемным, или священным животным, отзвуки же слышны в приводимой Далем русской поговорке: «Убить бобра – не видать добра»). Бобровые одеяния Ардвисуры Анахиты также скорее говорят о почитании строителя речных хаток[18].
В свою очередь, и арийская «ихтиология», несмотря на «широту», также же несет характерный географический отпечаток. Например, угорь, который приходит нереститься в Западную и Северную Европу из Западной Атлантики (в Азии, как и в Юго-восточной Европе, эта рыба не встречается). Или упомянутый лосось – типичная рыба Балтики и Северного моря.
Нельзя не заметить, что ПИЕ реконструкции, помимо лосося и угря, дают еще общие названия для типично европейских рыб: форели, карпа, жереха, а некоторые и сома.
Здесь, конечно, необходимо отметить переходы значений слов: в санскрите название лосося (не встречающегося в южных морях) перешло на другую рыбу, в тохарских языках оно стало названием рыбы вообще. При этом символично, что древние индийцы речную и морскую живность именовали словом, весьма созвучным с названием мяса как у них самих (mamsa), так и у славян, балтов и германцев (mimz, mesa). Вполне вероятно, что это говорит о том, что изначальным главным продуктом у арийцев была рыба, а по мере замещения ее в их рационе мясом животных слово изменило значение.
Возвращаясь к теме возможных контактов и.-е. с семитами, возможно, таковые и были – но на границе самой Европы. Очевидно, общее и.-е. заимствование из семитского tawr – бык. Это, видимо, свидетельство культурных контактов с «дунайскими» племенами старой Европы, у которых бык был культовым животным (При этом в и.-е. уцелело и собственное название быка, оставшееся в рус. «корова», лит «karvas», восходящее, видимо, к названию крупных лесных животных: лат. cervus, галл. сат, хетт. Karawar – олень/рог оленя).
Точнее, по В.А. Сафонову, коньакты были на юго-востоке Европы – где-то в Приазовье, где проникшие со Среднего Востока семитские племена создали в III тысячелетии майкопскую культуру[19]. Некоторые исследователи идут дальше и находят следы присутствия семитских переселенцев на Пиренеях и даже на Британских островах. Впрочем, это все теории, как и построения Иванова и Гамкрелидзе, опровергаемые в том числе и генетическими изысканиями: «Исследования контрольной группы из 1371 еврея и палестинца показали, что эти две группы, а также родственные им сирийцы и ливанцы имели общих предков всего 4000 лет назад. Их Y-хромосомы отличаются всего на 1 процент. Возраст же связей евреев с народами европейского континента насчитывает 30000 лет» (www.ropnet.ru/lingva, 9 мая 2000). Иными словами, пути предков ближневосточных народов бесповоротно разошлись с путями далеких предков индоевропейцев еще в эпоху палеолита, а стало быть, ни о каких тесных контактах в «южной географической области» в эру и.-е. единства речи быть не могло. Это подтверждает и тот факт, что в самых ранних из ставших самостоятельными – тохарских языках – таких контактов не прослеживается. Другое дело – эпоха поздней бронзы и начало активного мореплавания, когда семиты-финикийцы с одной стороны, и арийские «народы моря» с другой, действительно вошли в соприкосновение. Но это уже другая история.
Для нас важен другой вывод: анализ и.-е. лексики, обозначающей флору и фауну, показывает, что предки и.-е. обитали в растительной зоне, скорее всего смешанных лесов и соответствующего ей животного ареала, которая в предполагаемый период и.-е. единства была распространена в Европе не меньше, а то и далее к северу, нежели сейчас.
Путь из края полуночи
Арийцы пришли в места нынешнего обитания не с юга, а севера. Это нетрудно видеть даже из лексики индоиранских народов, характеризующей пространство и стороны света. Лексики, в своем глубинном значении полностью повторяющей соответствующую лексику древних индейцев, поскольку продвижение древних майя по Американскому континенту шло в том же направлении, что и миграция индоиранского населения из районов Восточной Европы… т. е. с севера на юг, – доказывает исследователь A.B. Лушникова. Так, на языке древних майя север именовали словом, означающим буквально «исчезающий позади», а древних предков – «людьми севера»; юг, считавшийся направлением движения племени, назывался ma-ho – «большой вход» (ср. авест. apaxtara – «находящийся сзади, северный», юг – «сторона, расположенная впереди» – Лушникова, 230–232).
Воспоминания об этой «находящейся сзади» прародине отразились даже в обряде захоронения, в частности ориентировке лицом на север в ранних могильниках протоиранцев в Средней Азии (см. Лушнткова, с. 234). Известный путешественник, действительный член Российского Географического общества И.В. Черныш полагал, что ту же традицию отражают загадочные «каменные стрелы» плато Устюрт, также ориентированные на «полночь».
Однако больше всего доказательств такой локализации арийской прародины содержится, безусловно, в древних текстах. Собственно, как мы видели, впервые ошеломляющая мысль о «северных предках» появилась у Шлегеля под влиянием чтения гимнов «Ригведы».
Когда этот и другие памятники древнеиндийской литературы начал становиться доступным просвещенным европейцам, те не могли обойти вниманием многочисленных упоминаний о землях с климатом гораздо более суровым, нежели в тропиках Индостана. Причем солнце вело себя на этой далекой прародине довольно странно. Ригведа (VII, 76) повествует:
Носителям санскрита вторили предки иранцев. «Авеста» описывает прародину последних, созданную Ахурамаздой: «Там – десять зимних месяцев и два летних, и они холодны – для воды, холодны – для земли, холодны – для растений» (цит. по: Литература Древнего Востока. Тексты. М.: МГУ,1984, с. 6). При этом «там солнце, луна и звезды всходят только один раз в году и только один раз заходят» (Елачич. Ук. соч.). «Показательна одержимость темой зимы в иранской традиции, – пишет A.A. Лелеков, – по первому фаргарду «Видевдата» зиму учинил дух зла Ангро-Майнью, но по второму и по Яшту 5.120 – лично Ахура Мазда. Даже в поздней парсийской хронологии эон Заратуштры назывался hazang-rok zim, т. е. тысяча зим» (Рассоха И.).
Такой климат и такое соотношение света и тьмы на земном шаре встречается лишь ближе к Полярному кругу или даже за ним. Этот факт косвенно подтверждали и описания в «Ригведе» атмосферных эффектов, которыех можно отождествить с полярным сиянием. Сотни цитат из древнеиндийских мифов, прямо или косвенно свидетельствующих о полярном расположении родины их носителей, привел Бал Гандагхар Тилак в книге «Арктическая родина в Ведах» и другие ученые – знатоки санскрита.
Где же могла располагаться эта прародина? Исходя из характеристик светлого времени года, расположения звезд, «стоящих неподвижно» тот же Тилак пришел к выводу, что земля ариев находилась «неподалеку от Северного полюса». Он указывал на труды ректора Бостонского университета Уоррена, предполагавшего существование суши в Северном Ледовитом океане в недавнем прошлом. Тилак предположил на основании астрономических данных тех же «Вед», что арии жили на этой суши в эпоху палеолита, примерно двенадцать тысяч лет назад. До сих пор «околополярная» версия не забыта. И.В. Черныш в беседе с автором этих строк предполагал, что земля ариев могла располагаться прямо на северной макушке земли. В доказательство он приводил данные бурения морского дна, которые свидетельствовали о том, что вершины полярных подводных хребтов некогда располагались над водой. Кроме того, опиравшиеся на сведения древних источники, вроде карты Герхарда Меркатора, упорно указывают на наличие суши на Крайнем Севере, и даже говорят, что эта суша была обитаема. Еще оригинальнее был француз Жорж Бейли, посчитавший, что прародина ариев не утонула, а была занята ледниками. Она существует и поныне под именем Гренландии.
Исчезнувшие полярные земли на карте Г. Меркатора (XVI в.)
Во второй половине XX века исследователи были более осторожны, предпочитая не искать так далеко. Философ и этнолог Валерий Демин, предпринявший ряд экспедиций на Кольский полуостров, утверждает, что нашел материальные следы цивилизации ариев в Ловозерских тундрах, где уже ранее побывал в поисках неких древних магических практик глава спецотдела ГПУ Александр Варченко. «Кольско-скандинавскую» теорию отстаивает Жан Деруэль. Другие географы локализуют прародину ариев в районе нынешнего архипелага Новая земля или на континенте, близ отрогов полярного Урала. Крупнейший индолог Наталья Гусева и филолог Светлана Жарникова сопоставили данные мифов «Ригведы» и «Авесты» с известиями древних о Гиперборейских горах и пришли к выводу, что во всех случаях речь идет о индоевропейской прародине, располагавшейся в районе речного водораздела Север – Юг (возвышенность Северные Увалы).
Все эти гипотезы были бы только плодом фантазии, если бы в той или иной степени не опирались либо на указания древних мифов, либо на данные геологии и археологии.
Мифы – те же «Веды», а также «Махабхарата» и другие позднейшие источники прямо указывают на горный характер древней легендарной земли. Арии жили неподалеку от высочайшей горы Меру, на вершине которой, как на Олимпе, обитали высшие боги (Брахма, Шива, Вишну, Индра и т. д.). В некоторых вариантах Меру окружалась семью горными хребтами и озерами. По другим – вокруг располагались в огромном океане острова (Шветадвипа и т. д.). Понятно, что за тысячи лет на изначальное ядро мифа наслоилось множество позднейших добавлений – иногда, особенно в буддистских памятниках, эти острова прямо ассоциируются с Индией (Джамбудвипа), а сама Меру начинает располагаться где-то в Тибете. Есть упоминания о Молочном океане, а также о яблоневых садах где-то у подножия или к югу от Меру. Молочный океан можно трактовать как Северный Ледовитый – по крайней мере, белый цвет ассоциируется со снегом и льдом. Что касается яблони, то это дерево самое северное из всех плодовых. Впрочем, к вопросу палеофлоры мы еще вернемся.
Близкую картину рисует «Авеста» – ее священная география знает горы Хара с высочайшей вершиной Хукарья, море Ворукаша с находящейся посередине горой Усхинда, из-за которой восходит Тиштри (Сириус). Последняя зацепка оказывается не такой уж маленькой – если миф соответствует реалиям, то таких мест с такими географическими совпадениями не слишком много. Большая часть ученых-иранистов придерживается осторожных позиций, и пытается привязать эти данные «Авесты» к точкам, не слишком удаленным от древней Мидии. В частности, В.И. Бушков полагает, что море Ворукаша соответствует Аральскому морю (или его части), а прочие топонимы – Канха, озеро Чайчаста и т. д. могут быть отождествлены с местами в основном в районе Памира. Священная Ардви же, впадающая «тысячами потоков» в Ворукаша – не что иное, как река Амударья.
При внимательном рассмотрении текстов «Авесты» оказывается, однако, что такая локализация является весьма натянутой. Само слово «Ворукаша» переводится как «море или большое озеро с широкими заливами», и такое определение, несмотря на изрезанность нынешней линии Арала, трудно соотнести с ним. Правда, акватория Арала беспрерывно изменялась, но никогда посреди его или даже в ближайших окрестностях не было горы, которую можно было бы определить как легендарную Усхинду (берег и острова в этих краях низменные). В принципе, Усхинду нельзя разместить и на Каспии, и на Черном море по той причине, что все тамошние островки слишком мелкие, чтобы оказаться священной горой древних ариев. Если «консервативные» исследователи «Авесты» искусственно привязывают топонимию мифов к географии Средней и Передней Азии, то энтузиасты менее традиционных направлений впадают в другую крайность. Так, A.B. Гудзь-Марков пишет, что «море Ворукаша в широком смысле – это весь Северный Ледовитый океан», изобилующий заливами и островами. Разумеется, это явное преувеличение, географические познания древних вряд ли простирались так далеко. Район поисков необходимо сузить до средней величины моря или большого озера с гористыми островами, которые можно было бы легко заметить с берега (поскольку почти никто утверждает, что создатели легенд о Йиме и Ахурамазде были завзятыми мореплавателями).
В любом случае мы видим в и.-е. языках довольно большое многообразие «пересекающихся» названий деревьев, что означает, по крайней мере, одно: ПИЕ прародина лежала в лесной зоне. Косвенно это подтверждают и другие свидетельства: «Индоевропейские названия трав (белена, чемерица, марь, дягиль, сныть, папоротник скорее указывают на лес, чем на степь» (В.А. Дыбо). Судя по количеству этих пересечений, это был лес умеренной лесной зоны.
Но вернемся к Иванову и Гамкрелидзе, которые восстанавливают также и животный мир, обитавший на или рядом с и.-е. прародиной. Здесь не только привычные волк, медведь, но и «экзотические» звери: лев, слон, барс, тигр, обезьяна. Эти названия «специфичны именно для южной географической зоны, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен» (Гамкрелидзе, т. II, с. 867). Отметим сразу, что, как и в случае с «южными» растениями, ареал указанных представителей фауны в древности был шире, что отражено как в рассказах о поединке Геракла с немейским пещерным львом, так и в реалистичных изображениях тигров (правда, саблезубых), оставленных причерноморскими скифами[11]. Но это чисто формальная оговорка: во-первых, все же далеко на север, безусловно, эти звери не забирались. Во-вторых по теории Иванова – Гамкрелидзе, собственно животный ареал мог и не пересекаться точно с ранней и.е. родиной.
Названия таких животных, как лев (leo, lion), и некоторых других животных (тигр – tigris) во многих европейских языках явно или с некоторыми искажениями заимствованы из семитских (ср., соответственно, арам, lywn, tygrys). Согласно адептам южной теории, это заимствование произошло в пограничье Малой Азии (якобы и. е– прародине) и нынешних Сирии и Ирака (где якобы обитали семиты, и был специфический животный мир).
Однако здесь возникает несколько серьезных вопросов. Первый – являются ли эти заимствования такими уж повсеместными? Аргумент с семитско-европейским «львом» заставил меня вспомнить историю с моим сокурсником-афганцем. Хороший был парень, только, как говорили девушки, «именем не вышел». В самом деле, много ли благозвучия в имени Замарай?
Как-то услышав подобные охи-ахи, афганец, однако, отвечал, что «это лучшее имя, это значит – лев». Было чему удивиться: кто бы мог подумать, что название царя зверей на афганском (пушту) звучит так диковинно? А между тем это также арийский (восточноиранский язык). При этом у других восточных арийцев льва тоже именуют «неузнаваемо»: shuja – на урду, ser или singh – на хинди, а в форме sinha это слово встречается в древних текстах на санскрите. Причем это все этносы, расположенные ближе иных «родственников» к территории, из которой пытаются вывести арийцев адепты «азиатской теории». Почему же эти народы «переделали» якобы исконное название льва, да еще на разный манер?
Те же вопросы звучат и в отношении имен других «диковинных зверей». По словам востоковеда И.М. Дьяконова: «Термин «слон», если я не ошибаюсь, известен в и.-е. языках только в греческом… готском… и славянском (velblondu) со значением «огромный чудовищный зверь» – не только «слон»[12], но и «верблюд»; вероятно, из списка реальных животных этот термин надо исключить. Термин для «обезьяны», несомненно, относится к заимствованиям, как и термин для «барса»… так что набор животных получается не столь уж экзотичным» (цит. по: Рассоха)
Действительно, известно что обезьяна – давний спутник торговцев, державших ее как талисман или «наживку», привлекавшую покупателя. Поэтому индоевропейцы могли познакомится с этим вертлявым родственником человека благодаря ближневосточным и североафриканским торговцам, установившим контакты с Европой еще в III тысячелетии до н. э.[13]. «Торговое» значение – только уже в смысле товара имели в древности тигриные и львиные шкуры, которые активно развозили по свету торговцы, способствовавшие известности этих зверей далеко за пределами его обитания.
Поэтому, скорее всего, правы те ученые, которые считают, что слова экзотических животных, рожденные где-то за пределами прародины ариев, скорее всего, на Ближнем Востоке, и были популяризированы сначала торговцами, а затем книжниками, особенно уже в христианский период. Например, лев, как кстати и барс – популярны в христианской литературе, в том числе как «звери Апокалипсиса» (Откр. Иоанна Богосл. 13, 2). В таком языке как русский «слово «лев»… является заимствованием, пришедшим книжным путем… Экзотичность животного для восточных славян подчеркнута в былине об Илье Муромце эпитетом «заморский» (заморский лев) (БС Исс-я, 1984, с. 71). Не знали русские (во всяком случае, вне книжной среды) тигра и барса: первопроходцы, столкнувшись с этими зверями в Приамурье, называли их просто «лютый», «лютый зверь» – также, как раньше называли на севере рысь, а возможно, и других крупных хищников (там же, с. 66, 70–71).
Впрочем, заимствование названий слонов, львов и прочей животной экзотики только подтверждает, что для арийских народов они были именно чужеземной экзотикой, не известной на их родине. Это подтверждается отсутствием льва, слона и обезьяны в тотемной символике индоевропейцев. Ведь звери вообще имели там громадное значение. Волк, кабан, ястреб, сокол и другие летающие и бегающие представители живого мира стали в древности родовыми и даже племенными именами на всем пространстве от Атлантики до Волги.
Германское племя хавков имело тотемом ястреба, херуски и иранцы-саки таким же образом чтили оленя, племя айстиев, по Тациту – вепря, кимвров – медведя. «Волчье имя» отразилось и в названии фракийского народа даков (от «даос» – волк) и кельтов-вольков. Понятно, что знай древние и.-е. «царя зверей» – льва, да и тигра, и барса – они непременно замелькали бы в этнонимах.
То же касается и личных имен. Типичная арийская антропонимика почитала прежде всего «волка». Так, легендарные генеалогии готов, саксов, свевов, франков и т. д. содержат многочисленные имена Эдивульфов, Клодульфов, Родульфов. Имена с той же основой (лат. Vulp, греч. Автолик, слав. Вулкослав и др.) были в большинстве и.-е. языков, чуть в меньшей степени распространена «медвежья» антропонимика (лат. Orsin, кельт. Artan, герм. Björn). В почете была также лиса: греч. Bassarei, ирл. Sionnah, прочие животные: греч. Фок (Фока) – «тюлень»[14], лат. Maelis («куница», «барсук»).
В именах звучали и различные названия птиц: кельт. Brenn (ворон), лат. Aquilis (орел), осет. Уари (сокол), слав. Синица; рыбы: слав. Щука, осет. Тьепа (плотва). В основе своей эти имена, конечно, не имели широких географических «корней», однако это отнюдь не заморские «слоны», «львы» и «павлины».
Названия южных животных появились в именословах только тех и.-е. народов, которые видели этих животных в дикой природе. И то, видимо, не сразу. У иранцев только в относительно поздних источниках появляются имена с основой «Лев» и «Барс». У греков типичная ранняя антропонимия содержат компоненты «коза и «бык» (Трубачев, Этногенез, с. 66) Это, кстати, очень близко славянской антропонимике, как ранней, так и поздней[15].
«Львиное» имя появилось в Греции (где львы водились еще в V в. до н. э.[16]), также, кстати, как и близ многочисленных греческих колоний в Африке) сравнительно поздно. Например, его носил царь Лаконики (VI в. до н. э.) Леонт, позже знаменитый предводитель спартанцев Леонид и т. д. Что касается других уголков Европы, то широкое распространение его началось лишь под влиянием христианской традиции. Так, в Древнем Риме один из первых известных «Львов» – папа римский (440–461) Лев I Великий, у германцев (например, вестготов) – севильский епископ Леандр[17].
Итак, подведем итоги. Исключив вышеуказанные позднозаимствованные южные элементы, получаем следующую картину животного мира, окружавшего Ариев (см. табл.).
Несмотря на то, что многие представленные здесь животные (волк, медведь, олень) и птицы имеют очень большой ареал, с лихвой покрывающий чуть ли не все возможные и.е. прародины, некоторая территориальная определенность в вышеуказанном списке все же присутствует. Общие названия белки, лося, выдры, а также тетерева также говорят в пользу северной, лесной, максимум лесостепной зоны обитания предков ариев. Причем факт, что для такого степного зверя как суслик такого названия не нашлось, также подтверждает это предположение.
А общность названия бобра во всех основных и.-е. группах, подтверждает северную теорию происхождения ариев. Бобер – животное лесной, включая тайгу, частично лесостепной полосы Европы. Некогда он водился южнее, заходя даже в Закавказье, но широко распространен там не был. У арийских племен, впрочем, он был, видимо, тотемным, или священным животным, отзвуки же слышны в приводимой Далем русской поговорке: «Убить бобра – не видать добра»). Бобровые одеяния Ардвисуры Анахиты также скорее говорят о почитании строителя речных хаток[18].
В свою очередь, и арийская «ихтиология», несмотря на «широту», также же несет характерный географический отпечаток. Например, угорь, который приходит нереститься в Западную и Северную Европу из Западной Атлантики (в Азии, как и в Юго-восточной Европе, эта рыба не встречается). Или упомянутый лосось – типичная рыба Балтики и Северного моря.
Нельзя не заметить, что ПИЕ реконструкции, помимо лосося и угря, дают еще общие названия для типично европейских рыб: форели, карпа, жереха, а некоторые и сома.
Здесь, конечно, необходимо отметить переходы значений слов: в санскрите название лосося (не встречающегося в южных морях) перешло на другую рыбу, в тохарских языках оно стало названием рыбы вообще. При этом символично, что древние индийцы речную и морскую живность именовали словом, весьма созвучным с названием мяса как у них самих (mamsa), так и у славян, балтов и германцев (mimz, mesa). Вполне вероятно, что это говорит о том, что изначальным главным продуктом у арийцев была рыба, а по мере замещения ее в их рационе мясом животных слово изменило значение.
Возвращаясь к теме возможных контактов и.-е. с семитами, возможно, таковые и были – но на границе самой Европы. Очевидно, общее и.-е. заимствование из семитского tawr – бык. Это, видимо, свидетельство культурных контактов с «дунайскими» племенами старой Европы, у которых бык был культовым животным (При этом в и.-е. уцелело и собственное название быка, оставшееся в рус. «корова», лит «karvas», восходящее, видимо, к названию крупных лесных животных: лат. cervus, галл. сат, хетт. Karawar – олень/рог оленя).
Точнее, по В.А. Сафонову, коньакты были на юго-востоке Европы – где-то в Приазовье, где проникшие со Среднего Востока семитские племена создали в III тысячелетии майкопскую культуру[19]. Некоторые исследователи идут дальше и находят следы присутствия семитских переселенцев на Пиренеях и даже на Британских островах. Впрочем, это все теории, как и построения Иванова и Гамкрелидзе, опровергаемые в том числе и генетическими изысканиями: «Исследования контрольной группы из 1371 еврея и палестинца показали, что эти две группы, а также родственные им сирийцы и ливанцы имели общих предков всего 4000 лет назад. Их Y-хромосомы отличаются всего на 1 процент. Возраст же связей евреев с народами европейского континента насчитывает 30000 лет» (www.ropnet.ru/lingva, 9 мая 2000). Иными словами, пути предков ближневосточных народов бесповоротно разошлись с путями далеких предков индоевропейцев еще в эпоху палеолита, а стало быть, ни о каких тесных контактах в «южной географической области» в эру и.-е. единства речи быть не могло. Это подтверждает и тот факт, что в самых ранних из ставших самостоятельными – тохарских языках – таких контактов не прослеживается. Другое дело – эпоха поздней бронзы и начало активного мореплавания, когда семиты-финикийцы с одной стороны, и арийские «народы моря» с другой, действительно вошли в соприкосновение. Но это уже другая история.
Для нас важен другой вывод: анализ и.-е. лексики, обозначающей флору и фауну, показывает, что предки и.-е. обитали в растительной зоне, скорее всего смешанных лесов и соответствующего ей животного ареала, которая в предполагаемый период и.-е. единства была распространена в Европе не меньше, а то и далее к северу, нежели сейчас.
Путь из края полуночи
Здесь обрели, в стране богатой,
Мы – род скитальцев, род бездомный —
Дворцы, коней, рабынь и злато…
Но ты – родимый север помни!
Вал. Брюсов. «Песня норманнов в Сицилии»
Арийцы пришли в места нынешнего обитания не с юга, а севера. Это нетрудно видеть даже из лексики индоиранских народов, характеризующей пространство и стороны света. Лексики, в своем глубинном значении полностью повторяющей соответствующую лексику древних индейцев, поскольку продвижение древних майя по Американскому континенту шло в том же направлении, что и миграция индоиранского населения из районов Восточной Европы… т. е. с севера на юг, – доказывает исследователь A.B. Лушникова. Так, на языке древних майя север именовали словом, означающим буквально «исчезающий позади», а древних предков – «людьми севера»; юг, считавшийся направлением движения племени, назывался ma-ho – «большой вход» (ср. авест. apaxtara – «находящийся сзади, северный», юг – «сторона, расположенная впереди» – Лушникова, 230–232).
Воспоминания об этой «находящейся сзади» прародине отразились даже в обряде захоронения, в частности ориентировке лицом на север в ранних могильниках протоиранцев в Средней Азии (см. Лушнткова, с. 234). Известный путешественник, действительный член Российского Географического общества И.В. Черныш полагал, что ту же традицию отражают загадочные «каменные стрелы» плато Устюрт, также ориентированные на «полночь».
Однако больше всего доказательств такой локализации арийской прародины содержится, безусловно, в древних текстах. Собственно, как мы видели, впервые ошеломляющая мысль о «северных предках» появилась у Шлегеля под влиянием чтения гимнов «Ригведы».
Когда этот и другие памятники древнеиндийской литературы начал становиться доступным просвещенным европейцам, те не могли обойти вниманием многочисленных упоминаний о землях с климатом гораздо более суровым, нежели в тропиках Индостана. Причем солнце вело себя на этой далекой прародине довольно странно. Ригведа (VII, 76) повествует:
В том же памятнике (II. 27.141) Индра умоляется «защитить нас от долгой темноты», а «Атхарваведа» (XIX,47) взывает: «О дай нам, длинная темная ночь, конец твой увидеть». Для тех, кто живет у подножия священной горы Меру «день и ночь составляют целый год» (цит. по: Елачич Е.А. Крайний север как родина человечества. СПб.,1910).
По правде, это было много дней
В течение которых до восхода солнца
Ты, о заря, была видна нам…
Носителям санскрита вторили предки иранцев. «Авеста» описывает прародину последних, созданную Ахурамаздой: «Там – десять зимних месяцев и два летних, и они холодны – для воды, холодны – для земли, холодны – для растений» (цит. по: Литература Древнего Востока. Тексты. М.: МГУ,1984, с. 6). При этом «там солнце, луна и звезды всходят только один раз в году и только один раз заходят» (Елачич. Ук. соч.). «Показательна одержимость темой зимы в иранской традиции, – пишет A.A. Лелеков, – по первому фаргарду «Видевдата» зиму учинил дух зла Ангро-Майнью, но по второму и по Яшту 5.120 – лично Ахура Мазда. Даже в поздней парсийской хронологии эон Заратуштры назывался hazang-rok zim, т. е. тысяча зим» (Рассоха И.).
Такой климат и такое соотношение света и тьмы на земном шаре встречается лишь ближе к Полярному кругу или даже за ним. Этот факт косвенно подтверждали и описания в «Ригведе» атмосферных эффектов, которыех можно отождествить с полярным сиянием. Сотни цитат из древнеиндийских мифов, прямо или косвенно свидетельствующих о полярном расположении родины их носителей, привел Бал Гандагхар Тилак в книге «Арктическая родина в Ведах» и другие ученые – знатоки санскрита.
Где же могла располагаться эта прародина? Исходя из характеристик светлого времени года, расположения звезд, «стоящих неподвижно» тот же Тилак пришел к выводу, что земля ариев находилась «неподалеку от Северного полюса». Он указывал на труды ректора Бостонского университета Уоррена, предполагавшего существование суши в Северном Ледовитом океане в недавнем прошлом. Тилак предположил на основании астрономических данных тех же «Вед», что арии жили на этой суши в эпоху палеолита, примерно двенадцать тысяч лет назад. До сих пор «околополярная» версия не забыта. И.В. Черныш в беседе с автором этих строк предполагал, что земля ариев могла располагаться прямо на северной макушке земли. В доказательство он приводил данные бурения морского дна, которые свидетельствовали о том, что вершины полярных подводных хребтов некогда располагались над водой. Кроме того, опиравшиеся на сведения древних источники, вроде карты Герхарда Меркатора, упорно указывают на наличие суши на Крайнем Севере, и даже говорят, что эта суша была обитаема. Еще оригинальнее был француз Жорж Бейли, посчитавший, что прародина ариев не утонула, а была занята ледниками. Она существует и поныне под именем Гренландии.
Во второй половине XX века исследователи были более осторожны, предпочитая не искать так далеко. Философ и этнолог Валерий Демин, предпринявший ряд экспедиций на Кольский полуостров, утверждает, что нашел материальные следы цивилизации ариев в Ловозерских тундрах, где уже ранее побывал в поисках неких древних магических практик глава спецотдела ГПУ Александр Варченко. «Кольско-скандинавскую» теорию отстаивает Жан Деруэль. Другие географы локализуют прародину ариев в районе нынешнего архипелага Новая земля или на континенте, близ отрогов полярного Урала. Крупнейший индолог Наталья Гусева и филолог Светлана Жарникова сопоставили данные мифов «Ригведы» и «Авесты» с известиями древних о Гиперборейских горах и пришли к выводу, что во всех случаях речь идет о индоевропейской прародине, располагавшейся в районе речного водораздела Север – Юг (возвышенность Северные Увалы).
Все эти гипотезы были бы только плодом фантазии, если бы в той или иной степени не опирались либо на указания древних мифов, либо на данные геологии и археологии.
Мифы – те же «Веды», а также «Махабхарата» и другие позднейшие источники прямо указывают на горный характер древней легендарной земли. Арии жили неподалеку от высочайшей горы Меру, на вершине которой, как на Олимпе, обитали высшие боги (Брахма, Шива, Вишну, Индра и т. д.). В некоторых вариантах Меру окружалась семью горными хребтами и озерами. По другим – вокруг располагались в огромном океане острова (Шветадвипа и т. д.). Понятно, что за тысячи лет на изначальное ядро мифа наслоилось множество позднейших добавлений – иногда, особенно в буддистских памятниках, эти острова прямо ассоциируются с Индией (Джамбудвипа), а сама Меру начинает располагаться где-то в Тибете. Есть упоминания о Молочном океане, а также о яблоневых садах где-то у подножия или к югу от Меру. Молочный океан можно трактовать как Северный Ледовитый – по крайней мере, белый цвет ассоциируется со снегом и льдом. Что касается яблони, то это дерево самое северное из всех плодовых. Впрочем, к вопросу палеофлоры мы еще вернемся.
Близкую картину рисует «Авеста» – ее священная география знает горы Хара с высочайшей вершиной Хукарья, море Ворукаша с находящейся посередине горой Усхинда, из-за которой восходит Тиштри (Сириус). Последняя зацепка оказывается не такой уж маленькой – если миф соответствует реалиям, то таких мест с такими географическими совпадениями не слишком много. Большая часть ученых-иранистов придерживается осторожных позиций, и пытается привязать эти данные «Авесты» к точкам, не слишком удаленным от древней Мидии. В частности, В.И. Бушков полагает, что море Ворукаша соответствует Аральскому морю (или его части), а прочие топонимы – Канха, озеро Чайчаста и т. д. могут быть отождествлены с местами в основном в районе Памира. Священная Ардви же, впадающая «тысячами потоков» в Ворукаша – не что иное, как река Амударья.
При внимательном рассмотрении текстов «Авесты» оказывается, однако, что такая локализация является весьма натянутой. Само слово «Ворукаша» переводится как «море или большое озеро с широкими заливами», и такое определение, несмотря на изрезанность нынешней линии Арала, трудно соотнести с ним. Правда, акватория Арала беспрерывно изменялась, но никогда посреди его или даже в ближайших окрестностях не было горы, которую можно было бы определить как легендарную Усхинду (берег и острова в этих краях низменные). В принципе, Усхинду нельзя разместить и на Каспии, и на Черном море по той причине, что все тамошние островки слишком мелкие, чтобы оказаться священной горой древних ариев. Если «консервативные» исследователи «Авесты» искусственно привязывают топонимию мифов к географии Средней и Передней Азии, то энтузиасты менее традиционных направлений впадают в другую крайность. Так, A.B. Гудзь-Марков пишет, что «море Ворукаша в широком смысле – это весь Северный Ледовитый океан», изобилующий заливами и островами. Разумеется, это явное преувеличение, географические познания древних вряд ли простирались так далеко. Район поисков необходимо сузить до средней величины моря или большого озера с гористыми островами, которые можно было бы легко заметить с берега (поскольку почти никто утверждает, что создатели легенд о Йиме и Ахурамазде были завзятыми мореплавателями).