Страница:
Большинство казаков приняли революцию именно как вольницу, вседозволенность, возможность стать равными офицерам, поэтому собственно революционная, социальная пропаганда не оставляла в их сознании серьезного следа. Попытки большевистских агитаторов выяснить их взгляды на советскую власть терпели крах «благодаря отсутствию таковых». «Отряд безнадежно не мыслит», – заключал большевик из Баку С. Буданцев55. Другой опытный агитатор, пытавшийся «расколоть его отряд», в казачьи казармы проникнуть смог и сумел даже, как ему показалось, «кое-чего» добиться, но на третий вечер был предупрежден, что его убьют, если он еще раз появится56. Красноармейцев бичераховцы презирали за их неприглядный внешний вид, называли их «красными индусами», «считая себя в положении англичан» по отношению к ним57.
В то же время отряд Бичерахова оставался вполне боеспособной единицей. Тот же Лишин признавал, что первые его впечатления о бичераховцах оказались ошибочными: «Впоследствии этот отряд, несмотря на все его недостатки, зарекомендовал себя в боевом отношении довольно хорошо, и в действиях дисциплина была хорошая»58. Английский генерал Л. Денстервилль, в ближайшем будущем тесно связавший свою судьбу с бичераховцами, писал о них: «Его часть была единственной имевшей еще какое-то уважение к закону и порядку»59. Генерал Г.Д. Ивицкий, в свою очередь, отмечал феномен бичераховского отряда: «Его войска представляли собой типичную вольницу, послушную своему вождю в битвах, но в мирной обстановке… надо было особенное умение, чтобы вольница окончательно не распоясалась»60.
Таковыми качествами Лазарь Бичерахов, несомненно, обладал. Заслуга того, что отряд сохранил боеспособность, принадлежит исключительно ему. Храбрый боевой офицер, экзальтированная, харизматичная личность, инвалид, опиравшийся на трость, служившую ему и оружием в бою, Бичерахов обладал огромным авторитетом среди своих казаков. «Преданность Бичерахову, в особенности среди офицеров, граничит со своеобразным обожанием, вызванным личной храбростью Бичерахова…» – писал один из свидетелей61. Генерал Г.Д. Ивицкий так описал этого «во всех отношениях колоритного человека»: «Передо мной был очень молодой генерал с веселым взглядом, в котором отражалась какая-то уверенность и отвага. Бичерахов был среднего роста. Фигура сухая и подвижная…»62 Ивицкий отмечает увечье Бичерахова: «Сухожилия пальцев правой руки попорчены в боях, и генерал подавал левую руку»63. Другие свидетели отмечали комичную манеру почти всех офицеров отряда ходить опираясь на палку и подавать для приветствия левую руку, как это делал командир64.
В начале исследования следует также сказать несколько слов и о другом человеке, пережившем с Лазарем Бичераховым все его военные приключения вначале в Персии, а затем и на просторах пылающей Родины, но по характеру его должности остававшемся в основном в тени. Это – неизменный начальник штаба, «мозг» партизанского отряда, а затем и организованной Бичераховым Кавказской армии Алексей Евгеньевич Мартынов. Мартынов был младше Бичерахова и по возрасту, и по званию, однако успел еще до войны получить хорошее образование. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908 г.). Служил в 4-м Уральском казачьем полку. В 1913 г. поступил в Николаевскую императорскую военную академию (Академию Генерального штаба). В 1914 г. был переведен на старший курс академии, но разразилась война. В связи с объявлением мобилизации Мартынов был откомандирован в свой полк. За боевые отличия был награжден Георгиевским оружием. В 1917 г. Мартынов продолжил обучение в академии. Окончил старший класс по первому разряду ускоренных курсов и был произведен в капитаны. В июне 1917 г. он был причислен к Генеральному штабу, в сентябре 1917 г. переведен в Генеральный штаб, после чего получил должность старшего адъютанта штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии65, а вскоре был переведен в 1-й Кавказский кавалерийский корпус. По воспоминаниям современников, Мартынов отличался уравновешенным характером и хладнокровием, что выгодно отличало его от его непосредственного начальника Л.Ф. Бичерахова – человека горячего и вспыльчивого. Профессионально Мартынов был подготовлен гораздо лучше своего начальника, признавшегося однажды, что он «простой рядовой офицер армии» и «по своей специальности – и то мало обучен»66.
Ничья земля
Бичерахов и генерал Денстервилль: «Сердечное согласие» в частном порядке
В то же время отряд Бичерахова оставался вполне боеспособной единицей. Тот же Лишин признавал, что первые его впечатления о бичераховцах оказались ошибочными: «Впоследствии этот отряд, несмотря на все его недостатки, зарекомендовал себя в боевом отношении довольно хорошо, и в действиях дисциплина была хорошая»58. Английский генерал Л. Денстервилль, в ближайшем будущем тесно связавший свою судьбу с бичераховцами, писал о них: «Его часть была единственной имевшей еще какое-то уважение к закону и порядку»59. Генерал Г.Д. Ивицкий, в свою очередь, отмечал феномен бичераховского отряда: «Его войска представляли собой типичную вольницу, послушную своему вождю в битвах, но в мирной обстановке… надо было особенное умение, чтобы вольница окончательно не распоясалась»60.
Таковыми качествами Лазарь Бичерахов, несомненно, обладал. Заслуга того, что отряд сохранил боеспособность, принадлежит исключительно ему. Храбрый боевой офицер, экзальтированная, харизматичная личность, инвалид, опиравшийся на трость, служившую ему и оружием в бою, Бичерахов обладал огромным авторитетом среди своих казаков. «Преданность Бичерахову, в особенности среди офицеров, граничит со своеобразным обожанием, вызванным личной храбростью Бичерахова…» – писал один из свидетелей61. Генерал Г.Д. Ивицкий так описал этого «во всех отношениях колоритного человека»: «Передо мной был очень молодой генерал с веселым взглядом, в котором отражалась какая-то уверенность и отвага. Бичерахов был среднего роста. Фигура сухая и подвижная…»62 Ивицкий отмечает увечье Бичерахова: «Сухожилия пальцев правой руки попорчены в боях, и генерал подавал левую руку»63. Другие свидетели отмечали комичную манеру почти всех офицеров отряда ходить опираясь на палку и подавать для приветствия левую руку, как это делал командир64.
В начале исследования следует также сказать несколько слов и о другом человеке, пережившем с Лазарем Бичераховым все его военные приключения вначале в Персии, а затем и на просторах пылающей Родины, но по характеру его должности остававшемся в основном в тени. Это – неизменный начальник штаба, «мозг» партизанского отряда, а затем и организованной Бичераховым Кавказской армии Алексей Евгеньевич Мартынов. Мартынов был младше Бичерахова и по возрасту, и по званию, однако успел еще до войны получить хорошее образование. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908 г.). Служил в 4-м Уральском казачьем полку. В 1913 г. поступил в Николаевскую императорскую военную академию (Академию Генерального штаба). В 1914 г. был переведен на старший курс академии, но разразилась война. В связи с объявлением мобилизации Мартынов был откомандирован в свой полк. За боевые отличия был награжден Георгиевским оружием. В 1917 г. Мартынов продолжил обучение в академии. Окончил старший класс по первому разряду ускоренных курсов и был произведен в капитаны. В июне 1917 г. он был причислен к Генеральному штабу, в сентябре 1917 г. переведен в Генеральный штаб, после чего получил должность старшего адъютанта штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии65, а вскоре был переведен в 1-й Кавказский кавалерийский корпус. По воспоминаниям современников, Мартынов отличался уравновешенным характером и хладнокровием, что выгодно отличало его от его непосредственного начальника Л.Ф. Бичерахова – человека горячего и вспыльчивого. Профессионально Мартынов был подготовлен гораздо лучше своего начальника, признавшегося однажды, что он «простой рядовой офицер армии» и «по своей специальности – и то мало обучен»66.
Ничья земля
Весной 1918 г. отряд Бичерахова еще подчинялся штабу Экспедиционного корпуса в Хамадане, являясь, по существу, единственной организованной единицей в его составе. Британский генерал Денстервилль, побывавший в Хамадане в конце февраля 1918 г., констатировал, что генералу Баратову и его начальнику штаба генералу Ласточкину оставалось только «глубоко сочувствовать», поскольку войска их все более разлагались и «виды на восстановление дисциплины были весьма проблематичны»67. Хамадан, по его словам, был переполнен русскими, которые из праздности ночами непрерывно палили в воздух. Англичанами это воспринималось как выражение «русского веселья», «хотя это звучало как жестокий бой в самом разгаре»68. Закрытие перевалов из-за необычно сильных снегопадов в начале марта 1918 г. задержало эвакуацию русских войск. Она продолжилась только в середине марта. Замыкать колонну и обеспечивать эвакуацию имущества было поручено отряду Бичерахова. Перезимовав в расположении английских войск, отряд отправился в обратный поход через Ханикен, Миантагское ущелье, Керинд, Керманшах, куда прибыл в конце февраля 1918 г. и где задержался надолго.
Между тем положение английских войск на Ближнем Востоке в связи с революцией в России и крушением Кавказского фронта ухудшилось. Теоретически для центральных держав открылся путь в британские индийские владения по линии Баку – Красноводск – Ташкент. Многие в британском Военном кабинете были обеспокоены сложившейся ситуацией и искали выхода, которого, казалось, не было: в Северной Персии, которая могла послужить воротами для вражеского вторжения, англичане не имели ни одного солдата. В довершение ко всем бедам, считалось, что немецким агентам удастся вооружить и организовать 100-тысячный корпус австрийских и немецких военнопленных, содержавшихся в русском плену в Туркестане (по русским сведениям, таковых на 1 сентября
1917 г. числилось в Кавказском военном округе 80 тыс. человек, в Туркестанском военном округе – 41,2 тыс. человек69). «Положение было почти безнадежным», – констатировал британский бригадный генерал сэр Перси Сайкс в своих воспоминаниях70.
Конечно, во всем этом была большая доля лукавства. Были и те, кто считал возможность марша германцев и турок через Кавказ и Среднюю Азию в Индию плодом «слишком живого воображения» некоторых представителей британского Военного кабинета71. Как замечал британский министр иностранных дел А. Бальфур, «каждый раз. участвуя в обсуждении этого вопроса с интервалом, скажем, в 5 лет, – узнаю, что появляется новая территория, которую мы должны охранять, т. к. предполагается, что она защищает подступы к Индии. Эти подступы уходят все дальше и дальше от Индии, и я не представляю себе, как далеко на запад они будут отнесены Генеральным штабом»72. Военный министр А. Милнер, в свою очередь, в одной из служебных телеграмм в июле 1918 г. оценивал германо-турецкую угрозу достаточно призрачной «в течение длительного времени»73.
Впрочем, и те, кто не видел для Индии никакой опасности, вовсе не считали, что на Ближнем Востоке и Кавказе ничего предпринимать не нужно. Крушение России открывало для Великобритании (как и для ее противников) невероятные перспективы овладения самым богатым на тот момент нефтеносным районом с самой развитой в мире добывающей и перерабатывающей промышленностью. В рекордный для Бакинского региона 1916 г. отсюда было вывезено 408,8 млн пудов нефтепродуктов всех видов74. Владея бакинской нефтью, англичане рассчитывали «занять ключевые позиции в экономике России», какой бы общественный строй в результате гражданской войны там ни победил75.
В военно-стратегическом плане Великобритания придавала первостепенное значение установлению своего господства над Каспием, который служил бы прикрытием ее завоеваний в Месопотамии, опорным пунктом для контроля над Кавказом, Персией, Средней Азией, отрезал бы Баку от России. Великобритания имела в виду надолго закрепиться на Каспии. В телеграмме Милнера от 28 июня 1918 г. в Багдад, командованию английских войск в Месопотамии, подчеркивалось: «Правительство е. в. придает… важное значение овладению постоянным контролем над Каспием». Великобритания намеревалась превратить в свои военно-морские базы персидский порт Энзели и закаспийский Красноводск. Последний рассматривался ею как ворота в Туркестан и Среднюю Азию. В телеграмме Военного министерства Денстервиллю от 14 августа 1918 г. выделялась задача «постоянной оккупации Красноводска»76.
Чтобы формулировать и проводить политику на «новых» для Британской империи землях, в конце марта 1918 г., по настоянию военного министра А. Милнера, при военном кабинете был образован Восточный комитет, который стал координирующим центром всей военной и политической деятельности Англии в огромном районе, охватывавшем Ближний и Средний Восток, Кавказ и Среднюю Азию. Состав Восточного комитета варьировался, но почти неизменно в его заседаниях участвовали председатель тайного совета Д. Керзон, министр иностранных дел А. Бальфур, его заместитель лорд Сесиль, начальник имперского Генштаба Г. Вильсон, начальник военной разведки генерал-майор Дж. Макдонэ и др. Председателем комитета стал Д. Керзон77.
Одна проблема стояла на пути осуществления столь грандиозных планов стратегического масштаба: у англичан не было войск, чтобы совершить дерзкие походы на ставшие «бесхозными» бывшие внутренние колонии Российской империи. Добыча лежала у ног Англии, но взять ее не было сил.
Еще до создания Восточного комитета, в декабре 1917 г., было решено снарядить несколько немногочисленных экспедиций на Кавказ и в Среднюю Азию для выяснения обстановки на месте, а также, по возможности, оккупации территорий бывшей Российской империи. Экспедиции имели большой запас денежных средств, чтобы в случае удачи навербовать «туземных» войск и хотя бы так решить проблему оккупации. Непосредственное осуществление интервенции в Закавказье и Туркестане возлагалось на отряд генерала Денстервилля, который получил задание «следовать по маршруту Багдад – Баку – Бухара»78, и на отряд генерала У. Маллесона, следовавшего в Мешхед для дальнейшего продвижения в Среднюю Азию.
Фигура руководителя кавказской экспедиции генерал-майора Лайонела Чарльза Денстервилля весьма любопытна, она в чем-то схожа с Л. Бичераховым. Большая часть военной службы Денстервилля прошла в имперских колониях. В годы Первой мировой войны он служил в Индии и лишь на ее исходе, в конце 1917 г., был переведен в Персию с присвоением генеральского чина. Здесь этот «очень способный солдат»79 смог дать выход кипучей энергии, оставшись в истории британских вооруженных сил генералом, которому довелось воевать на одном из самых экзотических театров военных действий Первой мировой войны и в очень необычных условиях.
По свидетельствам сослуживцев Денстервилля, он был «на редкость способным лингвистом». «О нем рассказывают, – сообщал британский генерал Ф.Дж. Ф. Френч, – как на одном из многих митингов, на котором он обращался с речью к местной знати, он говорил последовательно на четырех различных языках»80. Прежде он бывал в России, и английские современники (в частности, командующий английскими войсками в Месопотамии генерал Маршалл) настаивали на том, что Денстервилль обладал «прекрасным знанием как самих русских, так и русского языка»; «по-русски говорил бегло»81 (генерал Френч). Впрочем, степень владения его русским языком могла быть и преувеличена его коллегами. По крайней мере, не раз общавшийся с ним лично русский офицер Н.Н. Лишин сообщал, что Денстервилль лишь «немного понимал русский язык»82.
Так или иначе, к языковым способностям следует прибавить недюжинное личное обаяние, дипломатический дар и особую сибаритскую манеру поведения, выработанную за годы восточной службы. Денстервилль умел и любил «производить впечатление», держал себя как «знатный господин»83, быстро нашел подход к чувствительной к лести персидской аристократии, «расточая дары своего красноречия перед представителями знатных персидских родов, стараясь убедить этих последних в том, что приход англичан в Персию вполне соответствует их интересам»84.
Аристократизм с авантюрным оттенком проявлялся и в отношении Денстервилля к собственным офицерам. Бригадный генерал Перси Сайкс, которому также довелось оказаться в 1918 г. в Персии, вспоминал, что Денстервилль своей властью произвел в контр-адмиралы руководителя английской флотилии на Каспии коммодора Дэвида Норрисса, несмотря на справедливое сопротивление последнего85. Авантюрная жилка – одна из главных черт характера Денстервилля, которая был присуща ему всю жизнь. Не случайно Денстервилль стал прообразом героя одного из лучших романов его однокашника Редьярда Киплинга «Старки и компания», в котором Старки – хулиган и хитрец86. Возможно, это способствовало его сближению с Бичераховым.
Надо отметить, что офицеры, включенные в состав отряда Денстервилля, а среди них оказались не только англичане, но и жители отдаленных провинций Британской империи – канадцы, южноафриканцы, австралийцы и даже новозеландцы, – были под стать своему командиру. Многие из них прибыли с Западного фронта в поисках новых ощущений, их «сладко манил риск неизвестного»87.
Первое свое предприятие Денстервилль начал, самонадеянно рассчитывая только на собственные силы. «Генерал Денстервилль решился на дерзкую авантюру: проследовать с миссией в Тифлис – столицу Кавказа, для того чтобы объединить армян, казаков и лояльных русских против наступления турок», – вспоминал П. Сайкс88. Нужно отметить, что генерал Маршалл был категорически против как продвижения на север Персии, так и проникновения в Закавказье. Однако особая миссия Денстервилля была инициирована и контролировалась Восточным комитетом Военного кабинета и финансировалась отдельно от прочих расходов британских войск на Ближнем Востоке. Маршаллу оставалось только пассивно следить за редкими донесениями о передвижениях Денстервилля89.
На пути англичан к бескрайним просторам бывшей Российской империи лежала узкая прибрежная полоса в Северной Персии – провинция Гилян. С начала 1910-х гг. русские войска без особого успеха вели борьбу с гилянскими повстанцами, объединенными в достаточно мощное войско (в разное время – от 3 до 5 тыс. штыков и сабель) под руководством персидского революционера Мирзы Кучук-хана. Провинция Гилян лежала в узкой долине между Каспийским морем и Эльбрусским хребтом и разительно отличалась от остальной Персии климатом и природой – здесь господствовали густые влажные субтропические леса, очень удобные для действий партизан, которых именовали дженгелийцами (от слова «дженгель» – лес, джунгли). Кучук-хан был очень популярен не только в народе, но и среди многих высоко – поставленных шахских чиновников, несогласных с засильем иностранцев в стране. «Его считали спасителем Персии, который выгонит отсюда иностранцев и вернет стране ее прежний золотой век»90. Поэтому Кучук-хан получал помощь практически повсеместно и быстро восстанавливал силы после разгромов, которые ему учиняли русские войска91.
Через Гилян пролегала единственная дорога из внутренних персидских провинций к порту Энзели, через который осуществлялось снабжение русского экспедиционного корпуса во время Первой мировой войны, а с начала 1918 г. – шла эвакуация его частей и имущества. Русские караваны подвергались бесчисленным грабежам со стороны дженгелийцев, нередко сопровождавшимся убийствами.
Все это было хорошо известно Денстервиллю, однако он решился на путешествие в Энзели, для которого, по его собственному признанию, он имел лишь «несколько офицеров, несколько броневиков и сколько угодно денег». Его маленький отряд получил наименование «Данстерфорс»92. Неудивительно, что марш-бросок к Энзели в феврале 1918 г. едва не окончился для англичан плачевно, поскольку, не имея реальной военной силы, их колонна в каждый момент своего движения оказывалась окруженной повстанцами Кучук-хана. Добравшись в конце концов до Энзели, англичане сразу оказались в плену у безраздельно господствовавшего здесь Военно-революционного комитета Восточно-Персидского района Кавказского фронта, координировавшего свои действия с Бакинским совнаркомом93. Едва вырвавшись из плена, Денстервилль вернулся в Хамадан, где и встретился с бичераховским отрядом.
Между тем положение английских войск на Ближнем Востоке в связи с революцией в России и крушением Кавказского фронта ухудшилось. Теоретически для центральных держав открылся путь в британские индийские владения по линии Баку – Красноводск – Ташкент. Многие в британском Военном кабинете были обеспокоены сложившейся ситуацией и искали выхода, которого, казалось, не было: в Северной Персии, которая могла послужить воротами для вражеского вторжения, англичане не имели ни одного солдата. В довершение ко всем бедам, считалось, что немецким агентам удастся вооружить и организовать 100-тысячный корпус австрийских и немецких военнопленных, содержавшихся в русском плену в Туркестане (по русским сведениям, таковых на 1 сентября
1917 г. числилось в Кавказском военном округе 80 тыс. человек, в Туркестанском военном округе – 41,2 тыс. человек69). «Положение было почти безнадежным», – констатировал британский бригадный генерал сэр Перси Сайкс в своих воспоминаниях70.
Конечно, во всем этом была большая доля лукавства. Были и те, кто считал возможность марша германцев и турок через Кавказ и Среднюю Азию в Индию плодом «слишком живого воображения» некоторых представителей британского Военного кабинета71. Как замечал британский министр иностранных дел А. Бальфур, «каждый раз. участвуя в обсуждении этого вопроса с интервалом, скажем, в 5 лет, – узнаю, что появляется новая территория, которую мы должны охранять, т. к. предполагается, что она защищает подступы к Индии. Эти подступы уходят все дальше и дальше от Индии, и я не представляю себе, как далеко на запад они будут отнесены Генеральным штабом»72. Военный министр А. Милнер, в свою очередь, в одной из служебных телеграмм в июле 1918 г. оценивал германо-турецкую угрозу достаточно призрачной «в течение длительного времени»73.
Впрочем, и те, кто не видел для Индии никакой опасности, вовсе не считали, что на Ближнем Востоке и Кавказе ничего предпринимать не нужно. Крушение России открывало для Великобритании (как и для ее противников) невероятные перспективы овладения самым богатым на тот момент нефтеносным районом с самой развитой в мире добывающей и перерабатывающей промышленностью. В рекордный для Бакинского региона 1916 г. отсюда было вывезено 408,8 млн пудов нефтепродуктов всех видов74. Владея бакинской нефтью, англичане рассчитывали «занять ключевые позиции в экономике России», какой бы общественный строй в результате гражданской войны там ни победил75.
В военно-стратегическом плане Великобритания придавала первостепенное значение установлению своего господства над Каспием, который служил бы прикрытием ее завоеваний в Месопотамии, опорным пунктом для контроля над Кавказом, Персией, Средней Азией, отрезал бы Баку от России. Великобритания имела в виду надолго закрепиться на Каспии. В телеграмме Милнера от 28 июня 1918 г. в Багдад, командованию английских войск в Месопотамии, подчеркивалось: «Правительство е. в. придает… важное значение овладению постоянным контролем над Каспием». Великобритания намеревалась превратить в свои военно-морские базы персидский порт Энзели и закаспийский Красноводск. Последний рассматривался ею как ворота в Туркестан и Среднюю Азию. В телеграмме Военного министерства Денстервиллю от 14 августа 1918 г. выделялась задача «постоянной оккупации Красноводска»76.
Чтобы формулировать и проводить политику на «новых» для Британской империи землях, в конце марта 1918 г., по настоянию военного министра А. Милнера, при военном кабинете был образован Восточный комитет, который стал координирующим центром всей военной и политической деятельности Англии в огромном районе, охватывавшем Ближний и Средний Восток, Кавказ и Среднюю Азию. Состав Восточного комитета варьировался, но почти неизменно в его заседаниях участвовали председатель тайного совета Д. Керзон, министр иностранных дел А. Бальфур, его заместитель лорд Сесиль, начальник имперского Генштаба Г. Вильсон, начальник военной разведки генерал-майор Дж. Макдонэ и др. Председателем комитета стал Д. Керзон77.
Одна проблема стояла на пути осуществления столь грандиозных планов стратегического масштаба: у англичан не было войск, чтобы совершить дерзкие походы на ставшие «бесхозными» бывшие внутренние колонии Российской империи. Добыча лежала у ног Англии, но взять ее не было сил.
Еще до создания Восточного комитета, в декабре 1917 г., было решено снарядить несколько немногочисленных экспедиций на Кавказ и в Среднюю Азию для выяснения обстановки на месте, а также, по возможности, оккупации территорий бывшей Российской империи. Экспедиции имели большой запас денежных средств, чтобы в случае удачи навербовать «туземных» войск и хотя бы так решить проблему оккупации. Непосредственное осуществление интервенции в Закавказье и Туркестане возлагалось на отряд генерала Денстервилля, который получил задание «следовать по маршруту Багдад – Баку – Бухара»78, и на отряд генерала У. Маллесона, следовавшего в Мешхед для дальнейшего продвижения в Среднюю Азию.
Фигура руководителя кавказской экспедиции генерал-майора Лайонела Чарльза Денстервилля весьма любопытна, она в чем-то схожа с Л. Бичераховым. Большая часть военной службы Денстервилля прошла в имперских колониях. В годы Первой мировой войны он служил в Индии и лишь на ее исходе, в конце 1917 г., был переведен в Персию с присвоением генеральского чина. Здесь этот «очень способный солдат»79 смог дать выход кипучей энергии, оставшись в истории британских вооруженных сил генералом, которому довелось воевать на одном из самых экзотических театров военных действий Первой мировой войны и в очень необычных условиях.
По свидетельствам сослуживцев Денстервилля, он был «на редкость способным лингвистом». «О нем рассказывают, – сообщал британский генерал Ф.Дж. Ф. Френч, – как на одном из многих митингов, на котором он обращался с речью к местной знати, он говорил последовательно на четырех различных языках»80. Прежде он бывал в России, и английские современники (в частности, командующий английскими войсками в Месопотамии генерал Маршалл) настаивали на том, что Денстервилль обладал «прекрасным знанием как самих русских, так и русского языка»; «по-русски говорил бегло»81 (генерал Френч). Впрочем, степень владения его русским языком могла быть и преувеличена его коллегами. По крайней мере, не раз общавшийся с ним лично русский офицер Н.Н. Лишин сообщал, что Денстервилль лишь «немного понимал русский язык»82.
Так или иначе, к языковым способностям следует прибавить недюжинное личное обаяние, дипломатический дар и особую сибаритскую манеру поведения, выработанную за годы восточной службы. Денстервилль умел и любил «производить впечатление», держал себя как «знатный господин»83, быстро нашел подход к чувствительной к лести персидской аристократии, «расточая дары своего красноречия перед представителями знатных персидских родов, стараясь убедить этих последних в том, что приход англичан в Персию вполне соответствует их интересам»84.
Аристократизм с авантюрным оттенком проявлялся и в отношении Денстервилля к собственным офицерам. Бригадный генерал Перси Сайкс, которому также довелось оказаться в 1918 г. в Персии, вспоминал, что Денстервилль своей властью произвел в контр-адмиралы руководителя английской флотилии на Каспии коммодора Дэвида Норрисса, несмотря на справедливое сопротивление последнего85. Авантюрная жилка – одна из главных черт характера Денстервилля, которая был присуща ему всю жизнь. Не случайно Денстервилль стал прообразом героя одного из лучших романов его однокашника Редьярда Киплинга «Старки и компания», в котором Старки – хулиган и хитрец86. Возможно, это способствовало его сближению с Бичераховым.
Надо отметить, что офицеры, включенные в состав отряда Денстервилля, а среди них оказались не только англичане, но и жители отдаленных провинций Британской империи – канадцы, южноафриканцы, австралийцы и даже новозеландцы, – были под стать своему командиру. Многие из них прибыли с Западного фронта в поисках новых ощущений, их «сладко манил риск неизвестного»87.
Первое свое предприятие Денстервилль начал, самонадеянно рассчитывая только на собственные силы. «Генерал Денстервилль решился на дерзкую авантюру: проследовать с миссией в Тифлис – столицу Кавказа, для того чтобы объединить армян, казаков и лояльных русских против наступления турок», – вспоминал П. Сайкс88. Нужно отметить, что генерал Маршалл был категорически против как продвижения на север Персии, так и проникновения в Закавказье. Однако особая миссия Денстервилля была инициирована и контролировалась Восточным комитетом Военного кабинета и финансировалась отдельно от прочих расходов британских войск на Ближнем Востоке. Маршаллу оставалось только пассивно следить за редкими донесениями о передвижениях Денстервилля89.
На пути англичан к бескрайним просторам бывшей Российской империи лежала узкая прибрежная полоса в Северной Персии – провинция Гилян. С начала 1910-х гг. русские войска без особого успеха вели борьбу с гилянскими повстанцами, объединенными в достаточно мощное войско (в разное время – от 3 до 5 тыс. штыков и сабель) под руководством персидского революционера Мирзы Кучук-хана. Провинция Гилян лежала в узкой долине между Каспийским морем и Эльбрусским хребтом и разительно отличалась от остальной Персии климатом и природой – здесь господствовали густые влажные субтропические леса, очень удобные для действий партизан, которых именовали дженгелийцами (от слова «дженгель» – лес, джунгли). Кучук-хан был очень популярен не только в народе, но и среди многих высоко – поставленных шахских чиновников, несогласных с засильем иностранцев в стране. «Его считали спасителем Персии, который выгонит отсюда иностранцев и вернет стране ее прежний золотой век»90. Поэтому Кучук-хан получал помощь практически повсеместно и быстро восстанавливал силы после разгромов, которые ему учиняли русские войска91.
Через Гилян пролегала единственная дорога из внутренних персидских провинций к порту Энзели, через который осуществлялось снабжение русского экспедиционного корпуса во время Первой мировой войны, а с начала 1918 г. – шла эвакуация его частей и имущества. Русские караваны подвергались бесчисленным грабежам со стороны дженгелийцев, нередко сопровождавшимся убийствами.
Все это было хорошо известно Денстервиллю, однако он решился на путешествие в Энзели, для которого, по его собственному признанию, он имел лишь «несколько офицеров, несколько броневиков и сколько угодно денег». Его маленький отряд получил наименование «Данстерфорс»92. Неудивительно, что марш-бросок к Энзели в феврале 1918 г. едва не окончился для англичан плачевно, поскольку, не имея реальной военной силы, их колонна в каждый момент своего движения оказывалась окруженной повстанцами Кучук-хана. Добравшись в конце концов до Энзели, англичане сразу оказались в плену у безраздельно господствовавшего здесь Военно-революционного комитета Восточно-Персидского района Кавказского фронта, координировавшего свои действия с Бакинским совнаркомом93. Едва вырвавшись из плена, Денстервилль вернулся в Хамадан, где и встретился с бичераховским отрядом.
Бичерахов и генерал Денстервилль: «Сердечное согласие» в частном порядке
Теперь стало ясно, что деньги придется тратить не в Закавказье, а уже сейчас, иначе англичане едва ли могли сдвинуться с места. Наем местных персидских воинов-добровольцев провалился, поскольку персы не устроили англичан ни по своим боевым качествам, ни по уровню мотивации. Необходим был мощный отряд, способный защитить англичан.
И такая сила в Персии имелась. С осени 1917 г. отряд Бичерахова действовал в британской зоне ответственности и поэтому находился в оперативном подчинении командующего британскими войсками в Месопотамии генерала Маршалла, подчиняясь одновременно командиру 1-го Кавказского кавалерийского корпуса Н.Н. Баратову. Фактически же регулярный контроль за его действиями ни тот ни другой осуществлять не мог. Отряд в это время прекратил получать финансирование из корпуса и находился на распутье. Бичерахов планировал организованно отвести его на Кубань и Терек, где распустить казаков по домам.
На Денстервилля первое знакомство с «поистине замечательной фигурой» полковником Бичераховым и его «живописными казаками» произвело большое впечатление. 3 февраля 1918 г. в своем дневнике он записал: «Встретился также с полковником Бичераховым, командующим горсткой верных ему казаков – около 300 человек. Он кавказец, прекрасный парень; тяжело ранен»94. Как и другие наблюдатели, он отметил особую харизму Бичерахова и то, что «его люди его боготворят, как бесстрашного командира»95. В дальнейшем, несмотря на принципиальные разногласия, между ними установились достаточно теплые отношения, причем, как предполагал генерал Маршалл, «Денстервилль, по-видимому, находился под большим влиянием Бичерахова»96.
Несмотря на взаимную нужду друг в друге, переговоры между Бичераховым и Денстервиллем шли сложно. Каждая из сторон преследовала собственные цели: Бичерахов настаивал на немедленном движении на север Персии и возвращении отряда на Кавказ, а Денстервилль хотел дождаться подкреплений в виде частей 39-й бригады королевских войск. На момент переговоров в распоряжении последнего имелись лишь 12 офицеров, два писаря и 41 шофер на сорока автомобилях и одном броневике97.
26 марта, после «долгих препирательств по разным пунктам», стороны пришли к следующему соглашению: 1) Бичерахов обязывался не выводить своих войск из Персии до тех пор, пока их место не займут англичане; 2) английская сторона брала на себя оплату жалованья казакам и покрытие расходов на военные операции; 3) все военные операции должны были согласовываться с английским командованием; 4) отряд Бичерахова должен был направить свои усилия против повстанческих войск Кучук-хана, с тем чтобы пробиться к Каспийскому морю и в дальнейшем быть готовым к совместным операциям на Кавказе98.
Как уже отмечалось во введении, в литературе за Бичераховым прочно закрепился ярлык «английского наймита», «отрабатывавшего английские деньги». Факт содержания отряда на средства английской миссии в Персии действительно неоспорим. Однако вся политическая и военная деятельность Бичерахова говорит о том, что эти отношения обеими сторонами длительное время (а Бичераховым до конца) понимались как союзнические, равноправные, взаимовыгодные и ни о каком наемничестве не могло быть и речи. Бичерахов неизменно и до конца отстаивал перед англичанами русские интересы, как он их понимал.
Ранее, в ноябре 1917 г., когда суть и перспективы Октябрьской революции в России были еще совершенно неясными, отряд Бичерахова официально передавался в оперативное подчинение британскому командованию для ведения совместных действий. Никому в голову не придет называть это «наймитством». В начале 1918 г. генерал Баратов, не располагавший уже дисциплинированными частями, потребовал отряд обратно и генерал Маршалл, по его выражению, дал такое «разрешение».
Следует отметить, что на этот момент английское правительство имело обязательство субсидировать содержание всего корпуса генерала Баратова. И это тоже не было «наймитством». Это были партнерские отношения: одна сторона имела средства, а другая силу. Однако, по мере того как корпус таял физически и терял боеспособность, естественным образом падала и заинтересованность в нем англичан. Корпус был обременен огромными долгами перед персидскими крестьянами, торговцами и органами власти, и английское правительство не желало брать эти долги на себя. Воспользовавшись похищением дженгелийцами нескольких английских офицеров и обвинив русские войска в бездействии, начиная с апреля 1918 г. английское правительство приостановило и без того скудное финансирование корпуса. Баратов выезжал в Тегеран к английскому послу, вел переговоры с генералом Денстервиллем, однако, кроме обещаний, ничего не получил.
Поиск средств на погашение долгов составил существо деятельности генерала Баратова в последний период его пребывания на должности командира 1-го Кавказского кавалерийского корпуса. Тон его посланий англичанам, большевикам в Энзели и всем, от кого он зависел, становился все более заискивающим. В середине апреля он ездил в Тегеран и нанес визит британскому посланнику, который обещал ходатайствовать перед своим правительством о выделении корпусу 8 млн рублей, однако решение было предоставлено командующему английскими войсками в Месопотамии генералу Маршаллу, к которому Баратову и пришлось отправиться, убедив Маршалла, что «долг чести» русской армии перед «ни в чем не повинным персидским населением» должна уплатить именно английская казна99. Нетрудно предположить реакцию на это прижимистого английского генерала. Баратов вел аналогичные переговоры и с генералом Денстервиллем, предложив британской стороне в счет долгов. дороги, телеграфное имущество и прочие объекты, которые были сооружены русскими руками. Разумеется, Денстервилль не согласился покупать то, чем мог располагать и так.
Между тем в последних числах марта Бичерахов продвинулся от Хамадана до Казвина. Далее он планировал в полной мере использовать содействие англичан, намереваясь, согласно донесению присутствовавшего на его переговорах с Денстервиллем представителя российской миссии в Казвине Р. Жуковского, «в самом ближайшем будущем двинуться на автомобилях с отрядом достаточной силы, с двумя английскими броневиками, несколькими аэропланами, артиллерией и пулеметами из Казвина на Решт. Дорога будет очищена от шайки Кучук-хана, и отряд займет Решт, который будет очищен от большевиков». Далее отряд должен был внезапным ударом овладеть портом Энзели и принять меры к «закрытию выезда в Персию для германских агитаторов и большевиков»100.
Но в Казвине отряду пришлось задержаться надолго. Во исполнение договора он вынужден был ожидать подхода английских сил. По словам Денстервилля, ему пришлось «кормить обещаниями» Бичерахова целых десять недель, которые «отнюдь не были приятными для нас обоих»101. Бичерахов неоднократно был готов разорвать соглашение с Денстервиллем, ставя интересы скорейшего возвращения отряда на родину выше его содержания англичанами.
Еще одна причина, которая удерживала Бичерахова от дальнейшего движения вперед, – это неоконченная эвакуация имущества Экспедиционного корпуса в Россию. Задачу охраны колонн русских обозов возложил на его отряд, как на последнюю организованную часть корпуса, командир корпуса Н.Н. Баратов. Бичерахов не отказался заняться этим, хотя подчинялся Баратову уже лишь формально. По всему Кавказскому фронту русские войска целыми полками и дивизиями снимались с передовой и уезжали по железной дороге в Россию, нисколько не заботясь ни о фронте, ни об имуществе (конечно, кроме того имущества, которое уместилось в солдатские мешки). И только в далекой Персии, в то время когда вся Кавказская армия уже разъехалась и разбрелась по городам и весям, два человека – генерал от кавалерии Н.Н. Баратов и войсковой старшина Л.Ф. Бичерахов – организовали вывоз имущества русской армии. В письме поручику С. Альхави, который еще не раз появится на страницах этой книги, 1 апреля 1918 г. Бичерахов отмечал: «Моя задержка не зависит от движения англичан. Я задерживаюсь благодаря тому, что моя задача – прикрыть всю эвакуацию корпуса»102. К первым числам апреля полностью были эвакуированы русские войска и имущество из Керманшаха, и было обещано, что в Хамадане в первые же дни апреля «не останется ни одного человека и ни одного патрона»103.
И такая сила в Персии имелась. С осени 1917 г. отряд Бичерахова действовал в британской зоне ответственности и поэтому находился в оперативном подчинении командующего британскими войсками в Месопотамии генерала Маршалла, подчиняясь одновременно командиру 1-го Кавказского кавалерийского корпуса Н.Н. Баратову. Фактически же регулярный контроль за его действиями ни тот ни другой осуществлять не мог. Отряд в это время прекратил получать финансирование из корпуса и находился на распутье. Бичерахов планировал организованно отвести его на Кубань и Терек, где распустить казаков по домам.
На Денстервилля первое знакомство с «поистине замечательной фигурой» полковником Бичераховым и его «живописными казаками» произвело большое впечатление. 3 февраля 1918 г. в своем дневнике он записал: «Встретился также с полковником Бичераховым, командующим горсткой верных ему казаков – около 300 человек. Он кавказец, прекрасный парень; тяжело ранен»94. Как и другие наблюдатели, он отметил особую харизму Бичерахова и то, что «его люди его боготворят, как бесстрашного командира»95. В дальнейшем, несмотря на принципиальные разногласия, между ними установились достаточно теплые отношения, причем, как предполагал генерал Маршалл, «Денстервилль, по-видимому, находился под большим влиянием Бичерахова»96.
Несмотря на взаимную нужду друг в друге, переговоры между Бичераховым и Денстервиллем шли сложно. Каждая из сторон преследовала собственные цели: Бичерахов настаивал на немедленном движении на север Персии и возвращении отряда на Кавказ, а Денстервилль хотел дождаться подкреплений в виде частей 39-й бригады королевских войск. На момент переговоров в распоряжении последнего имелись лишь 12 офицеров, два писаря и 41 шофер на сорока автомобилях и одном броневике97.
26 марта, после «долгих препирательств по разным пунктам», стороны пришли к следующему соглашению: 1) Бичерахов обязывался не выводить своих войск из Персии до тех пор, пока их место не займут англичане; 2) английская сторона брала на себя оплату жалованья казакам и покрытие расходов на военные операции; 3) все военные операции должны были согласовываться с английским командованием; 4) отряд Бичерахова должен был направить свои усилия против повстанческих войск Кучук-хана, с тем чтобы пробиться к Каспийскому морю и в дальнейшем быть готовым к совместным операциям на Кавказе98.
Как уже отмечалось во введении, в литературе за Бичераховым прочно закрепился ярлык «английского наймита», «отрабатывавшего английские деньги». Факт содержания отряда на средства английской миссии в Персии действительно неоспорим. Однако вся политическая и военная деятельность Бичерахова говорит о том, что эти отношения обеими сторонами длительное время (а Бичераховым до конца) понимались как союзнические, равноправные, взаимовыгодные и ни о каком наемничестве не могло быть и речи. Бичерахов неизменно и до конца отстаивал перед англичанами русские интересы, как он их понимал.
Ранее, в ноябре 1917 г., когда суть и перспективы Октябрьской революции в России были еще совершенно неясными, отряд Бичерахова официально передавался в оперативное подчинение британскому командованию для ведения совместных действий. Никому в голову не придет называть это «наймитством». В начале 1918 г. генерал Баратов, не располагавший уже дисциплинированными частями, потребовал отряд обратно и генерал Маршалл, по его выражению, дал такое «разрешение».
Следует отметить, что на этот момент английское правительство имело обязательство субсидировать содержание всего корпуса генерала Баратова. И это тоже не было «наймитством». Это были партнерские отношения: одна сторона имела средства, а другая силу. Однако, по мере того как корпус таял физически и терял боеспособность, естественным образом падала и заинтересованность в нем англичан. Корпус был обременен огромными долгами перед персидскими крестьянами, торговцами и органами власти, и английское правительство не желало брать эти долги на себя. Воспользовавшись похищением дженгелийцами нескольких английских офицеров и обвинив русские войска в бездействии, начиная с апреля 1918 г. английское правительство приостановило и без того скудное финансирование корпуса. Баратов выезжал в Тегеран к английскому послу, вел переговоры с генералом Денстервиллем, однако, кроме обещаний, ничего не получил.
Поиск средств на погашение долгов составил существо деятельности генерала Баратова в последний период его пребывания на должности командира 1-го Кавказского кавалерийского корпуса. Тон его посланий англичанам, большевикам в Энзели и всем, от кого он зависел, становился все более заискивающим. В середине апреля он ездил в Тегеран и нанес визит британскому посланнику, который обещал ходатайствовать перед своим правительством о выделении корпусу 8 млн рублей, однако решение было предоставлено командующему английскими войсками в Месопотамии генералу Маршаллу, к которому Баратову и пришлось отправиться, убедив Маршалла, что «долг чести» русской армии перед «ни в чем не повинным персидским населением» должна уплатить именно английская казна99. Нетрудно предположить реакцию на это прижимистого английского генерала. Баратов вел аналогичные переговоры и с генералом Денстервиллем, предложив британской стороне в счет долгов. дороги, телеграфное имущество и прочие объекты, которые были сооружены русскими руками. Разумеется, Денстервилль не согласился покупать то, чем мог располагать и так.
Между тем в последних числах марта Бичерахов продвинулся от Хамадана до Казвина. Далее он планировал в полной мере использовать содействие англичан, намереваясь, согласно донесению присутствовавшего на его переговорах с Денстервиллем представителя российской миссии в Казвине Р. Жуковского, «в самом ближайшем будущем двинуться на автомобилях с отрядом достаточной силы, с двумя английскими броневиками, несколькими аэропланами, артиллерией и пулеметами из Казвина на Решт. Дорога будет очищена от шайки Кучук-хана, и отряд займет Решт, который будет очищен от большевиков». Далее отряд должен был внезапным ударом овладеть портом Энзели и принять меры к «закрытию выезда в Персию для германских агитаторов и большевиков»100.
Но в Казвине отряду пришлось задержаться надолго. Во исполнение договора он вынужден был ожидать подхода английских сил. По словам Денстервилля, ему пришлось «кормить обещаниями» Бичерахова целых десять недель, которые «отнюдь не были приятными для нас обоих»101. Бичерахов неоднократно был готов разорвать соглашение с Денстервиллем, ставя интересы скорейшего возвращения отряда на родину выше его содержания англичанами.
Еще одна причина, которая удерживала Бичерахова от дальнейшего движения вперед, – это неоконченная эвакуация имущества Экспедиционного корпуса в Россию. Задачу охраны колонн русских обозов возложил на его отряд, как на последнюю организованную часть корпуса, командир корпуса Н.Н. Баратов. Бичерахов не отказался заняться этим, хотя подчинялся Баратову уже лишь формально. По всему Кавказскому фронту русские войска целыми полками и дивизиями снимались с передовой и уезжали по железной дороге в Россию, нисколько не заботясь ни о фронте, ни об имуществе (конечно, кроме того имущества, которое уместилось в солдатские мешки). И только в далекой Персии, в то время когда вся Кавказская армия уже разъехалась и разбрелась по городам и весям, два человека – генерал от кавалерии Н.Н. Баратов и войсковой старшина Л.Ф. Бичерахов – организовали вывоз имущества русской армии. В письме поручику С. Альхави, который еще не раз появится на страницах этой книги, 1 апреля 1918 г. Бичерахов отмечал: «Моя задержка не зависит от движения англичан. Я задерживаюсь благодаря тому, что моя задача – прикрыть всю эвакуацию корпуса»102. К первым числам апреля полностью были эвакуированы русские войска и имущество из Керманшаха, и было обещано, что в Хамадане в первые же дни апреля «не останется ни одного человека и ни одного патрона»103.