Алексин Алексей. В стране вечных каникул

   - Смотри, смотри, он околдовал нашу Ренату!
   Если б она только знала, как точны были ее слова!
   Короче говоря, через час я повел Ренату к ее любимому столбику. А еще через час выяснилось, что она принимает пищу только из моих рук. Я с удовольствием кормил ее своими призами и подарками, которые уже начинали мне немножко надоедать.
   - Если бы она была бешеная, - через дверь объяснял я соседям, - она бы кусала всех. А вот посмотрите: она же меня не кусает. Значит, Рената просто разлюбила вас и полюбила меня! Ведь у людей так бывает? А собака - друг человека: значит, и с ней это может случиться.
   За дверью раздались рыдания соседки. Мне даже стало ее жалко. Но я знал, что только при помощи Ренаты смогу проникнуть в кружок юнукров, участвовать в представлениях и парадах юных укротителей.
   Ночь такса провела у меня под кроватью. Как ни заманивали ее соседи на старую лежанку, она твердо решила переменить квартиру.
   На следующий день соседи привели к таксе своего знакомого ветеринара. Он осмотрел собаку и сказал:
   - Мне бы такое здоровье!
   - Но в чем же дело? - воскликнула соседка.
   - У собаки тоже есть сердце, - ответил ветеринар. - Да, сердце, которому не прикажешь! Вы хотите, чтобы такса осталась в вашей квартире?
   - Да, конечно... Разлука с ней была бы невыносима!
   - Тогда уступите ее вашему юному соседу. Это единственный выход.
   Рената стала моей!
   Прежде всего я дал таксе новое имя. Юнукры называли мирных домашних животных грозными именами хищников: рыжих кошек - Львицами, пятнистых Тигрицами. Я назвал свою таксу Рысью.
   По десять раз в день выводил я таксу во двор, надеясь, что нас с ней увидит Валерик. Я подводил Рысь к ее любимому столбику, но она равнодушно отворачивалась от него, давая мне понять, что столько раз в день этот столбик ей вовсе не нужен. А Валерика во дворе не было: должно быть, он с утра до вечера готовился к своему знаменитому дню юнукров.
   Тогда однажды я вывел таксу во двор совсем рано, в тот час, когда Валерик должен был бежать на уроки.
   Рысь со всех ног помчалась к столбику (за ночь она успевала по нему соскучиться), а я стал дежурить возле подъезда, чтобы не пропустить Валерика. Наконец он появился... Хоть в запасе у меня было всего несколько минут (Валерик торопился в школу), я решил начать не с самого главного.
   - Что это у тебя в руках? - спросил я. - Такое... свернутое в трубочку...
   - Это плакаты для нашей будущей "комнаты смеха и страшных рассказов".
   - Смеха и страшных рассказов?
   - Ну да. Мы открываем ее специально для юнукров. Юный укротитель должен быть всегда веселым и храбрым! В этой комнате он иногда будет веселиться, а иногда страшные рассказы будут закалять его волю!
   Я насторожился. Дело в том, что я очень любил смеяться. Я мог смеяться целыми часами, и иногда в самых неподходящих местах: например, на уроке или где-нибудь на сборе. И страшные истории Валерика "с продолжением" я тоже мог слушать до бесконечности. Поэтому я сказал:
   - Но ведь мне тоже нужно закалить свою волю! Ты сам говорил об этом... Вы пустите меня туда, в эту комнату?
   - Видишь ли, - начал объяснять Валерик своим как бы вечно извиняющимся голосом, который моя мама называла вежливым, интеллигентным и непохожим на мой. - Мне очень неудобно тебе отказывать... Но у нас будет не просто веселая комната. Там, на стенах, будут вывешены всякие плакаты. Как раз вот эти, которые у меня в руках...
   - А что там написано?
   - Ну, например: "Кто не работает, тот..."
   - Не ест! - подхватил я быстро, точно отгадывая последнюю строчку в стихах дяди Гоши.
   - Нет, у нас будет написано немного по-другому: "Кто не работает, тот не смеется!" И еще: "Смеется тот, кто..."
   - Смеется последним! - снова перебил я Валерика.
   - Опять не угадал. У нас будет написано так: "Смеется тот, кто не только смеется!" Понимаешь? Ну, в том смысле, что не только развлекается...
   - Но ведь ты знаешь, что я умею смеяться громче, всех у нас в школе! И потом... моя воля очень нуждается в закалке. Я сам это чувствую!
   - Этого еще мало!
   "Ах, этого еще мало! - мысленно возмутился я. - Ну, сейчас ты поймешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в юнукры!.."
   - Рысь! Рысь, сюда! - крикнул я.
   И такса послушно подскочила ко мне.
   - Соседкину собаку прогуливаешь? - спросил Валерик.
   - Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
   - Довольно породистая...
   - Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не говорю о ее дедушке и бабушке!..
   - Отдай ее нам, - сказал Валерик.
   - Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски...
   - Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
   - Твой любимый Жорочка?
   - Напрасно ты злишься: Жорка - хороший парень.
   - А я плохой?
   - Жорка - сильный и добрый.
   - А я слабый и злой?
   Валерик ничего не ответил.
   - А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею права?
   - Извини меня, Петя... Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кружок наш будет как раз при школе.
   - Почему это я не могу?
   - Потому что ты проходишь "курс лечения", а больные школу не посещают.
   - Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
   В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
   - Восемь часов двадцать минут!
   Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я и сегодня мог бы идти зажмурившись...
   Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их... И они побежали втроем.
   Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И, уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги маминой юности.
   Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
   - Собака очень утомляет меня, - сказал я Снегурочке. - Просто даже отягощает... Пусть она вернется к своим хозяевам.
   Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
   - Рысь, брысь! - отогнал я ее.
   - Что такое? - спросила Снегурочка.
   - Это я собаке... Она наскучила мне!
   - Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь. Больше никаких желаний не будет?
   Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного...
   Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
   - А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое "дробь семь"?
   - Для пущей сказочности, - ответила Снегурочка.
   - Для сказочности? - удивился я.
   - Ну да. Разве ты не замечал, что семерка - одна из самых волшебных цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются "за семью морями", "за семью замками", "за семью печатями", "в семь дней и семь ночей" или где-нибудь "на седьмом небе"!.. Значит, сегодня заказов на развлечения не будет?
   - Нет. Что-то я немного устал...
   ПИОНЕР-ПЕНСИОНЕР
   Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напряженный график развлечений.
   Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус, впереди и на боку которого было написано: "В ремонт!", и прибывал на нем в Докмераб. Там я пел "хором", ходил "хороводом", соревновался сам с собой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал жестяную подарочную коробку и уходил домой.
   Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже понемножку начинало тошнить.
   Над столом у меня теперь вместо "Расписания уроков" висело "Расписание развлечений". Согласно этому расписанию, которое каждый день менялось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной концерт, или на какую-нибудь выставку.
   А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
   Вечером, вернувшись с работы, мама высовывалась в окно и, если я был во дворе, требовательно звала меня слушать патефон. Иногда в окно высовывался и папа.
   - Домо-ой! Пора смотреть диафильмы! - командовал он.
   Да, кроме кинофильмов, я еще должен был дома в обязательном порядке смотреть диафильмы.
   Раньше папа, который был за "беспощадное трудовое воспитание", требовал, чтобы я сам вешал на стену свой пододеяльник, предварительно, конечно, вынув из него одеяло, и чтобы сам возился с черным аппаратом, вставляя в него узкие ленты диафильмов. Теперь папа не разрешал мне вешать экран-пододеяльник и не позволял близко подходить к аппарату - он все делал сам, а я был только зрителем.
   - Твое дело смотреть! - говорил папа. - Это тоже нелегкое занятие.
   И правда, это было не очень легко, если учесть, что в нашем домашнем кинотеатре, как и на медицинской Елке, одна и та же программа повторялась каждый день. Мои приятели теперь поздно возвращались из школы: готовились ко дню юнукров.
   Во дворе и в красном уголке я общался теперь, главным образом, с пенсионерами. Кстати, однажды, когда я заказал в "Столе заказов" в качестве очередного развлечения катание на поезде метро (ничего другого я уже просто не мог придумать!) и когда я спустился на эскалаторе вниз, дежурный по станции усадил меня в первый вагон под табличку: "Для пассажиров с детьми и инвалидов". Я долго упирался, отказывался, но он решительно настаивал: "Нет, нет, сиди, пожалуйста: здесь твое место! Видишь, написано: "Для инвалидов".
   В красном уголке я играл с пенсионерами и инвалидами в их любимые "сидячие игры": лото и домино. И еще я привык слушать разговоры о разных болезнях. Я теперь точно знал, от чего бывают спазмы сосудов, каковы признаки грудной жабы, склероза и язвы желудка. Вернувшись домой, я подробно ощупывал себя и находил признаки всех болезней, о которых слышал во дворе. Кажется, я старел... Нет, не взрослел (поскорее вырасти и стать взрослым было в те годы моей самой заветной мечтой!), а именно старел и дряхлел.
   Однако не все мои новые друзья поддавались возрасту. Бывший спортсмен дядя Рома все время говорил о пользе физических упражнений. И однажды я решил с его помощью потренироваться в хоккейной игре: мне очень хотелось научиться защищать ворота и когда-нибудь взять реванш за свое первое позорное поражение.
   Мы договорились, что я буду стоять в воротах, а дядя
   Рома попытается клюшкой забивать мне голы. Помню, дядя Рома, который очень любил физические упражнения, размахнулся, ударил - я упал и не пропустил шайбу. Но в ту же минуту упал и дядя Рома... Ему стало нехорошо.
   - Простите меня, дядя Рома, - пролепетал я.
   - Ничего, ничего... Просто переоценил свои возможности, - сказал он. - Каждому возрасту - свои игры...
   Вечером Валерик, встретив меня, спросил:
   - Играешь в хоккей с пенсионерами?
   - А что такого особенного? Достойные, всеми уважаемые люди... Пользуются заслуженным отдыхом!
   - Они-то заслуженным!.. - сказал Валерик. И усмехнулся: - Эх ты, пионер-пенсионер!
   Так приклеилось ко мне еще одно прозвище.
   "Когда же, - думал я, - сбудется, наконец, предсказание Деда-Мороза, и я узнаю, почему Валерик не подвластен волшебной силе?.."
   "ОПАСНАЯ ЗОНА" В ПОСЛЕДНЕМ РЯДУ
   Уже целые сутки я голодал... Я не мог больше питаться пряниками, пастилой и шоколадом.
   Признаться в этом маме и папе я не хотел. Но когда они ушли на работу, я стал шарить в буфете и на кухне между оконными рамами, где мама обычно охлаждала продукты.
   "Колдовство какое-то! - злился я. - Ничего нет... Нарочно едят в кафе и в столовой, чтобы я умер с голоду".
   На моем столе, и в буфете, и на подоконниках лежали пакеты с призами и жестяные коробки с подарками, но я не мог даже смотреть на них. На улице я теперь всегда заранее, по запаху, угадывал приближение кондитерских магазинов и тут же переходил на другую сторону.
   В полдень я попросил у соседки кусок обыкновенного черного хлеба.
   Как я мечтал теперь о простом черном хлебе! Или о картошке с жареной колбасой!.. Или о том, чтобы посидеть просто вдвоем с Валериком и поговорить о наших общих делах, как это бывало раньше. Но общих дел у нас с ним уже почти не осталось...
   Соседка черного хлеба не нашла.
   - Хочешь пряников? - спросила она. - Или сладкого пирога?
   Это было поразительно! Ведь наша соседка всегда утверждала, что для человеческого организма "пироги и пышки - это синяки и шишки". Соседка вообще любила по-своему переиначивать пословицы и поговорки. Она всегда учила свою Ренату: "На черный каравай пасть разевай!" И вдруг у нее не оказалось ни кусочка черного хлеба!..
   В последнее время мои отношения с соседями резко изменились. Оба они официально заявили, что я стал наконец "нормальным жильцом".
   И дело было не только в том, что я расколдовал и вернул им их любимую таксу. Моих соседей очень радовало, что я уже не читал Валерику по телефону свои сочинения, что вообще телефон отдыхал теперь от моих разговоров, что уже никто не бросал в почтовый ящик "вещественные условные знаки" и что никто из моих приятелей не оставлял в коридоре следов от своих ботинок. Соседей радовало мое одиночество...
   В тот день я решил не идти на Елку за призами и подарками. А пошел прямо в кинотеатр "Юный друг".
   У входа меня поджидала подруга маминой юности. Лицо у тети Даши было бледное и расстроенное.
   - Что случилось? - спросил я.
   - У меня неприятности по работе, - сообщила тетя Даша. - Из-за тебя никто не покупает билеты на места в последнем ряду. Получается недогруз зрительного зала!
   - Из-за меня?
   - Да, по всему району прошел слух, что у нас в последнем ряду "опасная зона".
   - Но при чем же здесь я?
   - Перестань подсказывать зрителям, кто там, на экране, будет жениться, а кто разводиться, кто куда уедет и кто кого убьет... Зачем же ты забегаешь вперед и рассказываешь им содержание? Чтобы меня уволили с работы?
   В кинотеатре "Юный друг" фильмы шли примерно по неделе - таким образом, каждый из них я смотрел не меньше семи раз.
   Однажды я обратился к Деду-Морозу с просьбой, чтобы кинокартины не повторялись.
   - О, я рад был бы тебе пойти навстречу! - ответил он. - Но где же взять столько фильмов? Ты и так смотришь абсолютно все, на которые дети до шестнадцати лет допускаются...
   - Тогда покажи мне то, на что дети не допускаются! - воскликнул я.
   - О, этого я не могу... Я же дисциплинированный волшебник!
   Дед-Мороз не выполнил моей просьбы, поэтому все, что происходило на экране, я выучивал почти наизусть и во время сеанса объяснял своим соседям, что будет дальше. Но, вместо того чтобы поблагодарить меня, они возмущались:
   - Перестань шептать! Сидит на каком-то странном стуле, между рядами и еще шепчет. Надо позвать администратора!
   Я ожесточился: "Почему это всем должно быть в кино интересно, а мне одному скучно и неинтересно? Нарочно буду подсказывать!.."
   И вот места по бокам от служебного стула опустели... Получилось, что я не только езжу в персональном троллейбусе, но и сижу в персональном ряду! Тогда я начал рассказывать о предстоящих на экране событиях ребятам, которые сидели впереди меня.
   И вот какая из всего этого получилась неприятность: подруга маминой юности могла потерять работу. Что стоило ей вообще выгнать меня со своего служебного стула? И больше никогда в жизни не пускать меня на этот особый стул? Казалось бы, ничего... Но Дед-Мороз не разрешал ей так поступить. Да, только Валерик оказался и дедморозоустойчивым! Но почему?
   - Ты рассказывай мысленно, про себя, - робко советовала мне тетя Даша.
   Я обещал.
   В тот день впереди меня сидели какие-то мальчишки. А по обе стороны от служебного стула места опять пустовали: здесь была "опасная зона".
   Когда начал медленно гаснуть свет, почти все мальчишки, седевшие впереди, обернулись ко мне. И один из них предупредил:
   - Попробуй только подскажи!
   - Очень мне нужно! - ответил я.
   В самый разгар картины, когда на экране враги напали на след героя, мальчишки стали перешептываться между собой: "Его поймают! Его найдут!.." И тут я не выдержал:
   - Не бойтесь! Его не поймают. Он спрячется...
   - Попробуй только выйди на улицу после сеанса! - ответили мне в темноте.
   На всякий случай я не стал дожидаться конца сеанса.
   - Ничего, мы тебя и завтра найдем! - прошипел мне вдогонку все тот же парень. Он знал, что я хожу в кино ежедневно.
   "Скажу маме, что зрители меня травят!" - решил я. И без всякого сожаления навсегда распрощался со служебным стулом подруги маминой юности...
   А в доме у нас в тог день происходило что-то необычайное. То и дело я слышал за дверью на лестнице топот ног. "Ишь ты, - думал я о Валерике, сидит себе дома, как командир в штабе, а к нему бегут, топают ногами! Что у них там происходит?"
   Время от времени на лестнице раздавалось мяуканье и собачий лай. Рената задвигала своими обвислыми ушами и вместе со мной стала напряженно прислушиваться.
   Я чуть приоткрыл дверь и в щелочку стал наблюдать за ребятами. Что это они так торжествуют? Чему так радуются? Наверно, устроили конкурс животных: доя зоопарка отбирают!..
   Увидев, что Мишка-будильник тащит на руках пятнистого щенка, я высунулся на лестницу:
   - Леопарда несешь?
   У Мишки была радостная и, я бы даже сказал, ликующая физиономия.
   - Что это у вас... такое? - спросил я.
   - Завтра открываем кружок юнукров! И "комнату смеха" тоже.
   - А сегодня что? Генеральная репетиция?
   - Да, готовимся.
   - Очень уж много у вас беготни, - сказал я.
   - Двадцать часов восемнадцать минут! - сообщил мне на прощание ликующий Мишка. И скрылся за поворотом лестницы.
   А я бросился к телефону. "Сейчас выпрошу у Деда-Мороза... В порядке самого исключительного исключения!" - решил я. И набрал свои привычные двойки.
   - "Стол заказов" сегодня закрыт: санитарный день! - ответил мне голос Снегурочки.
   "Додумались! Устроили свой санитарный день как раз накануне такого дня! - со злостью думал я. - Чистюли какие! И что они там, интересно, моют? Дезинфицируют бороду Деда-Мороза?.."
   На лестнице не прекращался топот моих приятелей.
   "Ой, как здорово! Как потрясающе!.." - повизгивали девчонки.
   "Подумаешь, телячьи восторги! Какой-то там кружок, "комната смеха и страшных рассказов"! Что такого особенного? - рассуждал я. - Чего они так ликуют? Придумали себе праздник и радуются. Я вот могу хоть каждый день ходить в настоящий театр, в настоящий цирк, могу хоть каждый день устраивать себе праздники... И то не радуюсь!
   Не бегаю как угорелый по лестнице!"
   Но когда сверху раздалось пение, я не выдержал и побежал туда, к Валерику...
   На лестнице я на мгновение остановился, прислушался и разобрал припев:
   Нас никому не застращать:
   Зверей мы будем укрощать!
   И воспитаем многих
   Друзей четвероногих!..
   Когда в дверях показался Валерик, я сказал:
   - Уж очень вы громко орете...
   - Прости, но я думал, что звук резонирует кверху, то есть как бы уходит вверх...
   - Это в учебнике написано?
   - А что?
   - А то, что ваш звук резонирует книзу...
   - Прости, мы будем петь тише. У вас кто-нибудь спит?
   Он хотел закрыть дверь, но я удержал его:
   - Можно, я немножко попою вместе с вами? Знаешь, как я умею петь! Каждый день пою "хором"... Или, вернее сказать, за целый хор! И еще хожу "хороводом"...
   - Мы разучиваем "Гимн юных укротителей". Его будут петь Завтра только юнукры!
   - А я не могу прийти на это ваше открытие?.. Не могу?
   Валерик задумался.
   - Погоди. Кажется, есть выход.
   - Какой?!
   - Мы пригласим тебя экскурсантом.
   - Я не хочу экскурсантом! Я хочу воспитывать какуюнибудь собаку... Или пусть даже белую мышь! И хочу смеяться в "комнате смеха"!
   Валерик молчал.
   - Ага, молчишь! И по телефону звонить перестал. И в почтовый ящик ничего не бросаешь...
   - А что же ты сердишься? У тебя теперь свои дела, у меня - свои.
   Но я-то хотел, чтобы дела у нас с ним всегда были общие! Я почему-то вспомнил, как Снегурочка однажды по телефону назвала нашу учительницу моей "бывшей учительницей". "Может быть, и Валерик становится моим бывшим лучшим другом?" - со страхом подумал я.
   Я не хотел этого. Я любил Валерика. И решил удрать из Страны Вечных Каникул!
   ДЕНЬ ОТКРЫТИЯ - ДЕНЬ ЗАКРЫТИЯ
   Всю ночь я репетировал свой предстоящий разговор со "Столом заказов".
   - Позвоню Снегурочке, - шептал я, с головой спрятавшись под одеяло, и скажу ей: "Мне доставит огромнейшее, просто самое большое удовольствие в мире, если вы отпустите меня из Страны Вечных Каникул! И пусть никто в школе не требует у меня оправдательных справок... Пусть никто не спрашивает, где я был эти полтора месяца!"
   "Интересно, когда начинается рабочий день в "Столе заказов"? - размышлял я. - Наверно, как в продовольственных магазинах, в восемь утра!"
   Ровно в восемь я был у телефона. Набрал две двойки, но вместо голоса Снегурочки услышал злые короткие гудки: занято! Я еще минут пять подряд крутил диск, но "Стол заказов" не освобождался. Занят! С кем же это, интересно узнать, Снегурочка разговаривает? Может быть, появился еще какой-нибудь каникуляр? Вот было бы хорошо! Тогда бы моего побега никто и не заметил. "А вернее всего, - решил я, - просто угадали волшебным путем, о чем я хочу попросить, и не хотят откликаться. Тогда я буду действовать сам, без помощи волшебной силы. А если она попытается мне мешать, я буду бороться!.."
   Окрыленный таким смелым замыслом, я побежал собираться в школу. До начала уроков оставалось всего минут двадцать... Но как быть с учебниками и тетрадями? Ведь моя мама заперла их в шкафу!
   - Зачем ты берешь портфель, Петр?! - строго спросила она.
   - Так приказал Дед-Мороз, - не задумываясь, соврал я. - Он придумал какую-то новую игру: "А что у тебя в портфеле?" Мне нужны учебники и тетради...
   - Ну, если это для игры, тогда хорошо, - сказала мама.
   Она взяла ключ и отперла шкаф. Никогда еще - ни раньше, ни потом - не укладывал я книги и тетради в портфель так бережно и с такой любовью, как в то далекое утро...
   - А почему ты так рано поднялся? - спросила мама.
   - Сегодня очень уплотненный день, - ответил я словами, которые часто слышал от папы. - Я хочу успеть и в музей, и в Планетарий, и в цирк, и даже, может быть, на выставку мод.
   - Молодец! - похвалила она. - Работяга!
   Портфель распух, но он не казался мне в то утро тяжелым: я нес его так же легко и радостно, как носил раньше подарки с елочных праздников.
   Идти в школу обычной дорогой я не решился: меня на перекрестке мог вновь окликнуть свистком милиционер, заколдованный Дедом-Морозом, и направить в сторону от школы - к троллейбусной остановке. Но я знал, как добраться до школы проходными дворами. И смело отправился в путь!
   В утренних дворах было пусто. Только дворники сгребали снег в сугробы, словно все, соревнуясь друг с другом, лепили одни и те же белоснежные остроконечные башенки. А ледяные дорожки посыпали песком и солью.
   "Зачем? - удивлялся я. - Ведь во дворах хозяйничают ребята, а они никогда не спотыкаются на ледяных дорожках, они так любят кататься по этим узким зеркальным островкам!"
   И вот, наконец, я дошел до последних ворот, сквозь которые уже была видна наша школа... и на которых было написано: "Проход запрещен". Неужели специально для меня закрыли ворота?!
   Где-то в углу двора одиноко приткнулась к стене автоматная будка, стекла которой заросли густым снежным мохом.
   "А не набрать ли мне сейчас две двойки? - подумал я. - И потребовать, чтобы распахнулись ворота! Нет, пожалуй, не стоит. Лучше сам перелезу!" Я чувствовал, что в это утро "Стол заказов" работает против меня.
   Лезть через ворога было очень трудно, потому что в руках у меня был портфель, туго набитый тетрадями и книжками. С одного валенка слетела галоша, и я понял, что это шутки Деда-Мороза. Вслед за галошей упал и валенок.
   "Если даже вниз полетит и второй, - со злостью думал я, - прибегу в школу в одних носках. И просижу так в классе все пять уроков. До самого открытия кружка юнукров!" Но тут сзади раздался грубый голос:
   - Русскому языку тебя, что ли, не учили? Читать не умеешь?
   Русскому языку меня учили, хотя по этому предмету я никогда не имел больше тройки.
   Обернувшись, я увидел усатого дворника в белом переднике.
   - Я опаздываю в школу... Пустите! - умоляюще проговорил я, сидя на металлической перекладине ворот.
   Но дворник, конечно, стал отвечать мне по шпаргалке Деда-Мороза. А может быть, это был сам Дед-Мороз, который оставил дома бороду и нацепил белый фартук.
   - Если свалишься, кто отвечать будет?
   - Если я свалюсь, так не к вам во двор... а на ту сторону. И ребята меня подберут.
   - Брось валять дурака!
   Отчаяние и решимость овладели мною. Я перебросил портфель через ворота, чтобы он не мешал мне. И полез дальше вверх, цепко хватаясь за металлические прутья, которые обжигали мои пальцы, вылезавшие наружу из дырявых перчаток.
   Дворник хотел схватить меня, но руки у него были коротки или, вернее сказать, просто я залез уже слишком высоко. Добравшись до вершины, я приветливо помахал дворнику озябшей ногой, с которой слетел валенок, и стал спускаться вниз по другую сторону ворот. Я уже был совсем близок к цели, но дворник протянул свои ручищи в брезентовых рукавицах сквозь металлические прутья: он все еще надеялся помешать мне. Тогда я зажмурился и спрыгнул. Прыгал я с небольшой высоты и все же упал... Хотел вскочить, отряхнуться. Но кто-то склонился надо мной. "Неужели дворник перемахнул через ворота"? - подумал я. И в ту же минуту увидел над собой милиционера.
   - Ушиблись, гражданин? - спросил он, почему-то обращаясь ко мне на "вы".
   - Нет! Я побегу в школу...