Рассказ Вассерман прервало появление Марины с пакетом, набитым гамбургерами, и Виктора, который вернулся с перерыва. Марина, стараясь производить как можно меньше шума, прошмыгнула в мой кабинет. Согласитесь, неудобно появляться перед человеком, у которого горе, с пакетом еды, демонстрируя превосходный аппетит и хорошее настроение.
   Муза продолжила свой рассказ. В мастерской Анатолия Аркадьевича ее ожидал новый удар. В маленькой, всегда аккуратной реставрационной был страшный кавардак. Настоящий разгром и никаких следов присутствия реставратора.
   – Такое впечатление, что у него что-то искали… Я и решила обратиться к вам, может быть, вы что-нибудь знаете, ведь он иногда для вас кое-что делал?
   Я была вынуждена огорчить несчастную женщину, Анатолия Аркадьевича я не видела уже пару месяцев и даже предположить не могла, что явилось причиной его исчезновения. Я постаралась убедить Музу Иосифовну, что мы сделаем все возможное и невозможное и обязательно разыщем Анатолия Аркадьевича, и попросила Виктора отвезти женщину домой. В таком состоянии отпустить ее одну было бы непростительно.
   Виктор кивнул и помог даме подняться.
   – Ты с соседями ее поговори, попроси, чтоб присмотрели, мало ли что, пожилой человек, – шепнула я ему.
   Я взглянула на часы – стрелка приближалась к трем. Перерыв закончился, вот только аппетит куда-то улетучился. Есть не хотелось, голова была занята другим – с чего начать поиски.
   – Ребята, я кофе сварила, – позвала нас с Ромой Марина. – Гамбургеры уже остыли, – разочарованно произнесла она, выкладывая их на тарелку. – Ешь, – приказала она тоном старшей сестры, пододвигая ко мне булочку с сосиской, сдобренной кетчупом. Я вяло откусила, удивляясь картонному привкусу булочки. Мысли мои находились далеко.
   Из задумчивости меня вывел смешок Ромки:
   – Вкусно? – поинтересовался он, указывая на гамбургер.
   – Нормально, – ответила я, не понимая, чем вызван его интерес к моим вкусовым ощущениям.
   – Ну, тогда приятного аппетита, – ехидно добавил мальчишка.
   – Вот что значит плохо питаться, готова бумагу съесть, – заметила Маринка.
   Только тут я обратила внимание на то, что откусываю булку вместе с бумагой.
   Оставшиеся полдня я провела, обзванивая морги, больницы, знакомых оперативников на предмет неопознанных «бесхозных» трупов, жертв автокатастроф, бандитских нападений, – и ничего.
   Вечером, злая и уставшая, я разбирала бумаги на столе, пытаясь таким образом навести порядок в собственных мозгах. Перед уходом Марина заглянула ко мне в кабинет:
   – Оля, я вспомнила, что недели две назад телефон Вассермана своей соседке Варваре Никитичне давала, ей зачем-то нужен был реставратор.
   – Зачем? – вяло спросила я. Вряд ли существовала связь между исчезновением Вассермана и Маринкиной соседкой.
   – Не знаю, ей что-то нужно было отреставрировать. Если хочешь, я уточню. Ну, я побежала. А то меня Саша заждался, он сегодня на хозяйстве. Представляешь, в первый раз такой мужик попадается, который борщ варить умеет. Обещал сегодня торжественный ужин. Я побежала, – Марина послала мне воздушный поцелуй и удалилась, стуча каблучками.
   Через пять минут со мной попрощался Роман, потом Кряжимский. Самым последним заглянул Виктор, он, как всегда, лишь молча кивнул. На этот раз кивок означал: «У тебя все в порядке? Я могу идти?» Не знаю, как ему это удается, но наш сфинкс умеет молчать так выразительно, что без слов понятно все, что он хочет сказать. Виктор вообще феноменальная личность во всех отношениях, мастер своего дела, фотограф от бога и настоящий друг.
   – Спасибо, все в порядке, до завтра, – произнесла я, собирая вещи. – Я тоже домой еду.
   Домой я, конечно, не собиралась, нужно было наведаться в мастерскую Вассермана. Ключи мне оставила Муза, куда идти, я знала. Мастерская находилась в полуподвальном помещении, недалеко от музея, в котором работал Вассерман. Как уж ему удалось во времена застоя обзавестись мастерской, я не знаю, но без нее Анатолия Аркадьевича я себе не представляла. Дома, в их крохотной квартирке, просто не уместились бы все эти станочки, стеллажи, инструменты, холсты, краски, подрамники и коллекция. Коллекция у Анатолия Аркадьевича была замечательная. Он делал миниатюрные копии огнестрельного оружия всех эпох и народов. Крохотные мушкетики, пушки времен Бородина, маузеры, мушкеты и пистоли, чего там только не было.
   Я тихонько открыла дверь мастерской, нащупала выключатель и включила свет. Да… зрелище не для слабонервных… Все разворочено, даже половицы кое-где оторваны. Тут что-то искали. Интересно, нашли? Нет, если бы нашли, то Вассерман сейчас был бы здесь. Живой или мертвый – это уже другой вопрос. А раз его здесь нет, значит, не нашли… – пыталась успокоить я себя. Надежда, конечно, слабая…
   Домой я возвращалась поздно. Так, еще один понедельник прошел и, как всегда, принес неприятности.
* * *
   С утра меня захлестнул водоворот повседневных дел, наступило время оплаты счетов за аренду, время проплаты в типографию, и прочее, и прочее. Освободилась я только к обеду, тогда же и собрала планерку. Я не сторонница жесткого менеджмента, держать подчиненных в страхе, отчитывать за каждую секунду опоздания, давать строгача за любую промашку – не мой стиль. Нет, мне по вкусу свободный обмен свободных мнений. Так что наши планерки скорее напоминают семейные чаепития, вернее, кофепития.
   Я вкратце рассказала о том, что увидела в мастерской Вассермана, о своих бесплодных звонках во все традиционные для Вассермана места отдыха и о том, что у меня никаких соображения нет.
   – Может, в музей наведаться? – робко спросил Роман. – Вдруг Вассерману давали на реставрацию что-нибудь ценное и эта вещь была похищена?
   – Исключено, – произнесла я. – Все ценное реставрировалось в мастерских музея. Все, что Анатолий Аркадьевич выносил из музея, фиксировалось в журналах выдачи. Я вчера звонила в музей, Вассерман в последние дни ничего, представляющего большую ценность, не реставрировал.
   – Может, это связано с каким-нибудь клиентом, – предположил Кряжимский. – Может, он что-то ценное реставрировал из частной коллекции, кто-то прознал об этом и…
   Я ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку.
   – Возможно, Сергей Иванович, это мысль. Но вот как выяснить, с кем в последнее время имел дела Вассерман? Сами понимаете, коллекционеры народ скрытный. На всех углах о своих делах не кричат.
   Тут, как всегда, влезла Маринка:
   – А может, Вассерман просто случайно попал… Может, за кем-нибудь из коллекционеров следили, хотели у них что-нибудь украсть и… Давайте обратимся к этому, к криминальному авторитету. Он же нам должен помочь за оказанную услугу. Пусть узнает, чьих рук дело.
   – Нет, только не к Кондратьичу. Я, если честно, уже и не рада, что помогла ему.
   – Ну… все равно, не исключена случайность, – гнула свое Марина.
   Замечание Маринки было по сути своей идентично замечанию Кряжимского, но мы все сделали вид, что наша секретарша придумала что-то оригинальное. У Маринки есть много бесспорных достоинств, но и недостатков не меньше. Среди них страстное желание показать, что место, которое она занимает, гораздо ниже того, которое соответствует ее умственным способностям. Причем никто не сомневается в этом, но Широкова одержима идеей доказать очевидное. Ее тайная мечта – раскопать что-нибудь эдакое.
   Если честно, журналист из Маринки никакой, зато секретарь – незаменимый. С ее аккуратностью, способностью печатать любой текст в рекордно короткие сроки, безошибочно угадывать, кто перед тобой: налоговый инспектор или клиент, плюс преданность нашей газете и, главное, – превосходное знание нескольких иностранных языков. Но ей этого мало, она ужасно обижается, если мы не принимаем всерьез ее версии.
   Поэтому мы всегда внимательно выслушиваем ее замечания.
   – Хорошо, пусть Вассерман стал случайной жертвой. Тогда как нам выяснить, на кого был направлен удар?
   – Пройтись по коллекционерам, – снова встряла Марина. – Спросить, кто в последнее время давал Анатолию Аркадьевичу что-нибудь на реставрацию.
   Легко сказать, труднее сделать. Я достала большую тетрадь, прихваченную из мастерской реставратора. Своеобразный гроссбух. Сюда Анатолий Аркадьевич записывал кое-кого из своих клиентов, время получения вещи, сроки для памяти. Может, эта тетрадочка нам поможет?
   Все записи велись аккуратно, выписаны красивым каллиграфическим почерком, буковка к буковке, без помарочек. Вот последний месяц, заказов было не так много, всего пять. Некто Козинцев Валентин Казимирович – луковка «Буре», затем мадам Штыцко Галина Васильевна – икона, предположительно начало XVIII века, потом следовала Журавлева Елена Анатольевна – часы с боем и двигающимися фигурками XVII века, потом два раза была написана одна и та же фамилия – Шакаленко Артем Тарасович – яйца лже-Фаберже… Вот, собственно, и все. Адресов, естественно, не было, оставалось надеяться, что Муза Иосифовна хоть кого-нибудь из них знает.
   Хотя нужных фамилий может и не оказаться в этой тетради.
   Мы же не знаем, что мог реставрировать Вассерман. Анатолий Аркадьевич за долгие годы работы в музее брался практически за все, хотя его основной специальностью была реставрация картин. Он обожал старинные часы, разбирался в холодном оружии, собирал коллекцию старинных монет и орденов…
   Список получался ого-го какой. Конечно, за свои услуги реставратор брал довольно дорого, значит, к нему могли обратиться за помощью только крупные коллекционеры. Это сразу сокращало список человек до пятидесяти, наверное.
   Кое-какое представление о мире коллекционеров Тарасова я имела, приходилось сталкиваться, да и Вассерман меня в свои дела посвящал. Народ скрытный, серьезный, к ним так просто не подберешься. Но с чего-то надо начинать. Все равно никаких других версий у нас не было, и я отправила Кряжимского к Музе Иосифовне:
   – Ваша идея, Сергей Иванович, вам и карты, вернее, тетрадь в руки.
   – Между прочим, это и моя идея тоже, – обиженно произнесла Марина.
   – Мариночка, я же не могу совсем оголить редакцию, кто-нибудь должен держать руку на пульсе… Вдруг что-то важное, а с этим можешь справиться только ты. Вдруг твой Саша позвонит… – применила я совсем недозволенный прием, видя, что мои слова Широкову не убедили. – Как там, кстати, твоя семейная жизнь? – поинтересовалась я, чтобы не дать Маринке опомниться.
   – Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Цветы дарит, готовит так, что пальчики оближешь, не зануда, на руках меня носит… Со всеми нашими старушками перезнакомился, обаял вконец.
   Они его вареньем закормили, взяли над ним шефство. Представляешь, они ему даже замечаний не делают за то, что свет в коридоре выключать забывает. Я вечером прихожу, они на кухне чай пьют, его своими историями из жизни грузят, а он, – Марина прыснула, – сидит и внимательно все слушает. Представляешь? Старушки даже сериалы смотреть перестали по вечерам, перенесли просмотр на утро, только бы вечернее чаепитие не пропустить. Умора!
   Я искренне порадовалась за подругу, в конце концов, должно же ей повезти. «Спортсменка, комсомолка, наконец, просто красавица…» Наш разговор прервал телефонный звонок, судя по тому, как засветилось Маринкино лицо, звонил Саша. Интересно, он и в самом деле такой со всех сторон положительный? Верится с трудом, но если так, то его просто необходимо занести в Красную книгу исчезающих видов. Маринка положила трубку и со счастливым лицом повернулась ко мне:
   – Саша звонил, спрашивал, куда я хочу пойти сегодня вечером…
   – Познакомила бы. Раз уж у вас все так серьезно, пусть попросит твоей руки у родного коллектива. Мы на него посмотрим, прикинем, годится или нет, и решим – отдавать тебя или не стоит, – пошутила я.
   – Ой, он такой стеснительный, говорит, что боится, вдруг произведет не то впечатление. У него девять классов всего и техникум. А хочешь, я попрошу его меня встретить у редакции, и ты на него посмотришь? – спросила Марина. – Он мне перезванивать будет, так я ему скажу.
   Чтобы сделать приятное подруге, я, конечно же, выразила желание посмотреть на Александра, хотя бы издали. К вечеру в офис вернулся Кряжимский. Из четверых Муза Иосифовна знала только двоих – Валентина Казимировича Козинцева и Галину Васильевну Штыцко. Фамилии остальных заказчиков ей были неизвестны.
   – Как там она? – спросила я у Сергея Ивановича, подавая ему чашку свежесваренного кофе.
   – У нее соседка дежурит, милейшая дама пенсионного возраста, она ее, как может, от грустных мыслей отвлекает, заставляет сериалы по телевизору смотреть. Никто по поводу Анатолия Аркадьевича не звонил, выкупа или еще чего не требовал.
   – Ольга Юрьевна, – спросил вдруг Ромка, который весь день был в состоянии задумчивости.
   Если признаться, меня всегда пугало это его состояние. Именно в такие минуты в его молодую голову приходили всевозможные бредовые идеи, которые он тут же кидался реализовывать. Сколько раз приходилось вытаскивать его из всевозможных передряг…
   – Ольга Юрьевна, а вдруг музей хотят ограбить, а реставратора украли, чтоб он им показал ценные экспонаты или как в музей пробраться.
   В комнате повисла тишина, я чуть не пролила горячий кофе на новый брючный костюм. Кряжимский как самый выдержанный из нас и виду не подал, что его удивила версия Ромки, Маринка звонко захохотала. Однако Ромка совершенно не обиделся на нашу реакцию. Он как ни в чем не бывало продолжил развивать свою мысль:
   – Я в тот день, когда в Интернете сидел, наткнулся на любопытный сайт – «Культурная жизнь», что ли. Так вот, вы знаете, что на днях в музее открывается выставка, привезенная из Эрмитажа, по-моему? Коллекция вещей Фаберже. Там, говорят, очень ценные штучки есть.
   Фаберже, Фаберже… лже-Фаберже… Интересно, это простое совпадение или?.. Срочно нужно было искать владельца лже-яиц, может, действительно Ромка прав. Этого Шакаленко Артема Тарасовича нужно срочно разыскать.
   Ход моих мыслей был прерван Мариной, наступившей мне под столом на ногу, она выразительно подмигивала, о чем-то сигнализируя. Я никак не могла понять, в чем дело.
   – Извините, – громко произнесла она, обращаясь явно ко мне, – срочные дела требуют моего исчезновения. До свиданья.
   Тьфу ты черт! Наконец-то до меня дошло. Демонстрация жениха, как это я забыла! Я кивнула Марине. Секретарша мило попрощалась и упорхнула. Я выглянула в окно – никого. Вот уже Маринка спустилась вниз, огляделась, прошлась взад-вперед, но Саши не было. Девушка то и дело поднимала голову, вглядываясь в наши окна. Я простояла минут пять, ко мне подтянулись сотрудники редакции, привлеченные моим пристальным разглядыванием улицы.
   Наконец-то на улице, довольно тихой в этот час, показалась шикарная иномарка. Из машины выглянул высокий, худощавый мужчина с большим букетом роз. Он оглянулся, улыбнулся и быстрым шагом двинулся к Маринке.
   – Ничего себе тачка, – воскликнул Ромка. – Это что, Маринкин поклонник? – наивно поинтересовался мальчишка, разглядев, кому предназначается букет хозяина авто.
   Картинка была весьма романтичной, двое влюбленных, букет… Тут у меня родилась, по-моему, неплохая мысль:
   – Виктор, можешь сделать отсюда четкий снимок этой сладкой парочки? Мы завтра Марине сюрприз преподнесем.
   Виктор, который не расставался со своим фотоаппаратом нигде и почти никогда, молча кивнул и пару раз щелкнул Марину и Александра на фоне серебристого «Опеля».
   – Сможешь напечатать фотографии к утру? У меня где-то рамочка была, мы на ее стол поставим.
   В принципе я могла не говорить этих слов, потому что наш великий молчун уже направлялся в фотолабораторию.
* * *
   Я начала обход клиентов Вассермана с мадам Штыцко Галины Васильевны. Жила она в центре Тарасова в старинном особнячке и никакого отношения к коллекционерам не имела, а просто отдала Вассерману на реставрацию семейную реликвию. Галина Васильевна была приятельницей Музы Иосифовны, поэтому Анатолий Аркадьевич взялся за это дело совершенно бескорыстно.
   Галина Васильевна, которую я попросила о встрече по телефону, как будто ждала меня за дверью. Не успела я нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась. На пороге стояла пухленькая старушка с седенькими буклями на висках в синем шерстяном платье с белым ажурным воротничком. Старушка как будто сошла с картинки детской книжки, она была похожа на добрую волшебницу.
   – Здравствуйте, Оленька, проходите, пожалуйста.
   Я удивилась. Ведь, если мне правильно помнится, имени я своего не называла, представилась журналисткой из газеты, назвала только фамилию…
   – Удивлены, откуда я ваше имя знаю? – с милой улыбкой спросила Галина Васильевна. – А я, между прочим, газету вашу от корки до корки читаю. Статьи у вас пишет всего одна женщина. Фамилию свою вы назвали, ну а имя вычислить проще простого.
   Я улыбнулась в ответ. Вот дает старушка, ни за что бы не подумала, что пенсионерки тоже входят в число читателей «Свидетеля». Женщина проводила меня в просторную гостиную, завешенную картинами и иконами, заставленную старинной мебелью.
   – Присаживайтесь, деточка, сейчас чайку выпьем, поболтаем, – произнесла она, указывая мне на стул с гнутой фигурной спинкой.
   – Галина Васильевна, вы меня извините, но у меня очень мало времени, – я попыталась отказаться от чая. Но женщина не соглашалась разговаривать со мной до тех пор, пока я не отведаю фирменного пирога с клюквой. Пришлось согласиться.
   – Я слушаю вас, деточка, – произнесла она, разливая по фарфоровым чашкам густой ароматный чай.
   – Галина Васильевна, – начала было я и на минуту задумалась, стоит ли говорить об исчезновении Вассермана, волновать пожилого человека, – вы недавно отдавали на реставрацию Анатолию Аркадьевичу Вассерману икону.
   – Ах, Анатоль-Анатоль, я давно говорила, что у него будут неприятности, – произнесла старушка, ловко разрезая пирог.
   Я насторожилась. Что именно имела в виду Штыцко?
   – Какие неприятности, ну что вы, просто мы готовим статью… – заметила я как можно спокойнее.
   – Лапушка, я старая женщина и к тому же любительница детективов, так что могу сложить два и два. Если вы, журналистка криминальной газеты, пришли ко мне и расспрашиваете о Вассермане, значит, что-то стряслось.
   Потому что, если бы с ним все было в порядке, он бы перед вашим приходом обязательно позвонил. Или он, или Музочка. А Музочка не звонит мне уже несколько дней… Значит…
   Пришлось мне честно признаваться, в чем дело.
   – Почему вы сказали про клиентов Вассермана, что они его до добра не доведут? – поинтересовалась я.
   – Видите ли, Музочка – моя школьная подруга, она очень милая, замечательная. Она из прекрасной интеллигентной семьи, ее отец был известным в Тарасове дантистом, а дантисты, сами понимаете, во все времена остаются дантистами. При советской власти, при перестройке или при сегодняшнем «капитализме с человеческим лицом». Музочка выросла в благополучной семье с большим достатком, она привыкла к роскоши и комфорту. А все это стоит денег, и немалых… Вот Анатолю и приходилось крутиться, ведь на одну музейную зарплату не проживешь…
   А сейчас, сами знаете, у кого старинные вещи – у всяких там «новых русских», бандитов, значит. Говорят, Анатоль кое-что скупал, нет, не из краденого, упаси господь, – произнесла старушка. – Но все же подозрительные личности у него иногда бывали. Вот когда я икону свою забирала, у него в мастерской находился весьма неприятный молодой человек. Я еще тогда сразу подумала: натуральный бандит. Голова лысая, шея толстая, взгляд волчий. На пальце бриллиант с голубиное яйцо, на галстуке, представляете, он в костюме был и при галстуке, булавка золотая в палец толщиной.
   Я внимательно слушала хозяйку, забыв про чай и пирог с клюквой.
   – Галина Васильевна, вы случайно не знаете, зачем он приходил? – спросила я, не надеясь на ответ.
   – Представьте себе, знаю. Он принес Анатолю две вещицы, хотел проверить, настоящие они или нет, и попросил кое-что починить…
   – А что именно? – произнесла я.
   – По-моему, пасхальные яйца работы Фаберже из коллекции императорской семьи.
   – И??? – поторопила я ее.
   – Подделка, правда, металл натуральный, золото, самоцветы… Так вот, он почему-то так на Анатоля ругался, как будто он ему эти самые яйца продал или просил продать. Анатолий Аркадьевич что-то ему говорил о выставке, по-моему, в музее на днях что-то будет интересное. Что дальше было, я не знаю, я свою икону забрала и оставила их.
   – Не припомните, какого числа это было? – поинтересовалась я.
   – Да на той неделе, кажется, в среду или четверг…
   Мы попрощались. Потом я довольно долго переваривала полученную информацию. Может, Ромка прав и при всей абсурдности его версии что-то в ней есть.
   А вдруг и в самом деле некий узнавший о подделке «новый русский» решил приобрести подлинники? С другой стороны, если ему всучили подделку, он не ценитель и не коллекционер. Ему какая разница: вещи из драгметалла, имеют свою стоимость… Обидно, конечно, что так лоханулся, но…
   Где искать этого «ценителя», я не знала, хотя уже не сомневалась, что зовут его Артем Тарасович Шакаленко. Насчет того, причастен он к исчезновению Анатолия Аркадьевича или нет, сомнения все же оставались.
   Козинцев Валентин Казимирович был старинным клиентом Вассермана и обладателем одной из крупнейших коллекций антикварных часов в Тарасове. Жил он в стандартной двухкомнатной квартире в самом отдаленном районе города. Когда я оказалась в квартире Валентина Казимировича, то поняла, почему он живет в таком захолустье. Его коллекция, которой он посвятил всю свою жизнь, отбирала не только время, но и деньги. Часы были кругом: висели на стенах, тикали на полках, тумбочках и этажерке, в углу стояли огромные напольные часы причудливой формы. Самое потрясающее, что все эти экспонаты ходили и показывали точное время.
   Козинцев оказался благообразным сухоньким старичком, смахивающим на Толстого, имеется в виду Лев Николаевич. С такой же окладистой бородой, прямой спиной и добрыми глазами.
   Валентин Казимирович показал мне несколько каталогов различных выставок, на которых побывали вещи из его коллекции. Несколько каталогов на немецком, а один на французском языке. Коллекция Козинцева, оказывается, имела мировую известность. Я узнала много интересного о часах, но ничего приближающего меня к разгадке исчезновения Анатолия Аркадьевича не выяснила. Часы-луковка были возвращены в срок в целости и сохранности, ничего подозрительного Козинцев не заметил, в последние дни Вассерман ему не звонил.
   – Валентин Казимирович, а не могли бы вы мне назвать кого-нибудь из клиентов Вассермана? – поинтересовалась я.
   – Голубушка, Ольга Юрьевна, – внимательно взглянув на меня, произнес коллекционер, – не кажется ли вам, что пора объясниться. Муза, конечно, мне позвонила, перед тем как вы пришли, я, знаете ли, с улицы никого в дом не пускаю. Такое богатство, сами понимаете… Но она ни в какие подробности вдаваться не стала.
   «Ох уж эта пенсионерская проницательность, – подумала я про себя, – все-то они замечают, обо всем-то догадываются, сыщики». Пришлось мне раскрыться и рассказать, чем вызван мой интерес к клиентам Анатолия Аркадьевича. Козинцев сразу же принялся составлять список известных ему коллекционеров, пользовавшихся услугами реставратора. Набралось человек десять. На прощание я задала вопрос:
   – Вы никогда у Вассермана не встречали молодого человека по имени Артем Шакаленко?
   Козинцев подумал несколько минут и покачал головой:
   – Фамилия занятная, если бы слышал, запомнил. Нет, не встречал. Да вы знаете, Ольга Юрьевна, у Анатолия были клиенты, с которыми мы не пересекались, из этих псевдоколлекционеров, нуворишей. Они в нашем деле ничего не понимают, скупают все подряд, лишь бы денег больших стоило… Толик их стеснялся, но они самые денежные клиенты. Душа душой, а о хлебе насущном думать тоже приходится.
   Больше ничего интересного Козинцев не знал.
   Всю дорогу, пока я ехала к редакции, мне не давала покоя одна мысль: как «новые русские» выходили на Вассермана? Ведь кто-то должен дать его адрес, телефон, представить в конце концов. Не объявление же в газете давать: «Ищу конкретного реставратора за очень конкретные бабки». Где же тебя искать, Артем Тарасович Шакаленко? Наверняка кто-то через кого-то рекомендовал. Знай я этого человека, нашла бы и Шакаленко.
   Весь вечер я ломала голову над тем, как найти этого обладателя яиц лже-Фаберже? Может, дать объявление в газете: «Продаю дорого пасхальные яйца работы Фаберже. Контактный телефон такой-то». Контактным можно поставить телефон редакции и ждать. Ждать, когда Шакаленко появится. Ну появится, и что с того? Не будешь же спрашивать у совершенно незнакомого человека: «Куда вы дели Вассермана?»
   Голова моя распухла от того количества версий и ситуаций, которые я прокручивала. Будильник показывал второй час ночи, все здравомыслящие люди наверняка уже спали. А я, как дурочка, сидела на кухне и курила одну сигарету за другой, глотая невероятные количества кофе и пытаясь представить себе совершенно абсурдные вещи.