Страница:
Лариса выкурила еще одну сигарету и вдруг почувствовала, что зрелище ее захватило. Несмотря на то, что она внутренне негодовала и восклицала: «Какая гадость!», где-то в глубине подсознания таилось желание досмотреть фильм до конца.
Насупившись и приготовившись сопереживать дальше, она нажала на пульте кнопку «Пауза».
– Ну что, все, что ли? – спросил Потнюк у Фаната, кивая на девушку.
Тот подошел к ней и взял за руку.
– Ну ды, – сплюнув через зубы, ответил он. – Пульса нет.
И, внезапно схватив топор, он со всей силы рубанул им по шее мертвой. Голова отделилась от туловища.
«Палач из него вышел бы превосходный, – неожиданно подумала Лариса. – Одним ударом не каждый сможет…» Она вспомнила «Двадцать лет спустя» Дюма, где Карл I умолял палача убить его сразу. И еще… Она поймала себя на мысли, что, наблюдая за всем этим, у нее постепенно вырабатывается своего рода иммунитет на ужасы и она уже в силах даже слегка пошутить над всем происходящим. В конце концов – это виртуальный мир, кино…
Взяв окровавленную голову в руки, Фанат подошел к Потнюку и бросил ее ему на колени. Тот в испуге отшатнулся.
– Ты что? – просипел он.
– Я-то? – На лице Фаната снова возникла уже знакомая улыбочка. – Я – ничего…
И неожиданно в его руке возник нож, которым он резко двинул Потнюку прямо в шею. Тот отчаянно захрипел и взмахнул руками, пытаясь сопротивляться. Однако Фанат вынул нож из шеи и нанес второй удар, в область сердца.
Потом, отпихнув голову убитой с колен уже мертвого Потнюка, в исступлении начал полосовать ножом по всему телу своего недавнего партнера по преступлению. Все это сопровождалось жутким матом. Временами Фанат устраивал какие-то ритуальные танцы вокруг трупа, который с каждой минутой становился все менее похожим на человека. Он действительно превращался в мясо.
Возникла фигура «резинового бога», который бесстрастно наблюдал за происходящим сверху, с галереи, задумчиво поднеся руку с большим черным перстнем к лицу.
Камера переместилась на улицу, где показался автомобиль «Ауди», из которого вылезла вооруженная до зубов команда людей в масках. В руках у них были автоматы, на поясе висели ножи, а один из них тащил куб из оргстекла. Камера дала крупный план, и Лариса инстинктивно отшатнулась. В кубе копошились крысы. Их было, наверное, с десяток.
Тем временем Фанат продолжал неистовствовать. Он взял топор и принялся расчленять труп бомжа, обмазывая всего себя кровью. Он дико хохотал и ругался матом.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникла «команда мстителей». Лариса уже поняла, что люди в масках приехали, чтобы довершить серию убийств. Судя по времени фильма, именно сейчас должна была развернуться финальная сцена.
И она развернулась. Фанат, почуяв недоброе, раздумывал секунду-другую, а потом с криком бросился наутек. Один из «мстителей» вскинул руку с пистолетом и выстрелил ему в ногу. Когда Фанат упал, люди в масках подбежали к нему и скрутили.
Его подвесили на дыбу. Затем один в маске взял отрубленную голову девушки и засунул ее в мешок, который поставил вплотную к кубу. Он приоткрыл куб, и крысы ринулись из куба в мешок. Затем он накинул мешок снизу на ноги Фаната и завязал его. Через несколько секунд тот взвыл.
Послышался жуткий мат: «Суки! Падлы! Так и знал, б..! Так и знал! А-а-а!»
Видимо, крысы принялись за свою работу, жадно впиваясь своими острыми зубами в ноги Фаната, который не мог этому воспрепятствовать.
А люди в масках устремили свой взгляд наверх. «Резиновый бог» двинулся в сторону лестницы. Сойдя вниз, он как бы благословил каждого из «мстителей», положив по очереди свою руку им на плечо.
Голос за кадром глумливо констатировал: «Советский цирк – самый гуманный в мире!» Послышались звуки традиционного циркового дивертисмента. Музыка заглушила то, о чем кричал Фанат, указывая головой на «резинового» и раздавая плевки во все стороны.
На него обратила внимание только женщина, которая сняла с себя все, кроме маски, и начала отчаянно мастурбировать. Видимо, режиссер хотел показать, что вид того, как прощается с жизнью Фанат, ее очень возбуждает.
А мужчины принялись собирать то, что осталось от Потнюка, и транспортировали человеческую плоть на большой деревянный стол. Один из людей в масках посмотрел на «бога» и, увидев его одобрительный кивок, принялся орудовать топором и ножом, разделывая мясо, давая крови стечь с каждого куска.
Некоторое время спустя красное человеческое мясо было разрезано на маленькие кусочки и нанизано на шампуры. Тот самый костер, который разжигал Потнюк, стал для его плоти последним прибежищем. Вдруг один из четверки «мстителей» что-то вспомнил и с улыбкой подошел к Фанату, который с выпученными глазами висел на дыбе, осознавая, что сейчас медленно лишается ног. Человек в маске большим ножом вспорол материю его брюк и брезгливо распорол появившиеся вслед за ними трусы.
Взгляд Фаната стал обреченным. Его поникший, бывший совсем недавно аж о двадцати трех сантиметрах и наводивший ужас на женщин стручок после одного резкого удара ножа оказался в руках у человека в маске. Фанат испустил такой истошный вопль, что заглушил даже бушевавший во всю мощь музыкальный ряд – дивертисмент сменился к тому времени Гершвином.
Совершивший эту операцию поднял вверх окровавленную плоть как факел и стал откровенно позировать перед камерой. Затем он повернулся снова к Фанату, голова которого уже безжизненно повисла, рывком за волосы поднял ее и под аплодисменты присутствующих засунул ему его же член в рот.
Женщина задергалась в конвульсиях оргазма.
Завершился фильм каннибальским пиром, в котором приняли участие четверо людей в масках. Человек в резиновой маске отошел в сторону и устремил свой бесстрастный взгляд на четверку.
Те же достали большую бутыль вина, разлили его по кубкам, которые были сделаны из человеческих черепов, и сняли маски. Под ними, как ни странно, оказались вполне нормальные человеческие лица. Выделялся лишь один, с сильно угристым лицом и маленькими хищными глазками. А женщина оказалась приятной натуральной блондинкой, достойной любого голливудского фильма.
Все они весело засмеялись, сведя кубки вместе так, что вино расплескалось на стол. Под их чавканье, с которым они поглощали зажаренное мясо поверженного врага, вдалеке возникла маленькая точка, которая постепенно превратилась в большую надпись «THE END».
Последний кадр гласил, что авторские права на фильм принадлежат некоей фирме Frozen productions и снят он в 1998 году.
Глава третья
Насупившись и приготовившись сопереживать дальше, она нажала на пульте кнопку «Пауза».
– Ну что, все, что ли? – спросил Потнюк у Фаната, кивая на девушку.
Тот подошел к ней и взял за руку.
– Ну ды, – сплюнув через зубы, ответил он. – Пульса нет.
И, внезапно схватив топор, он со всей силы рубанул им по шее мертвой. Голова отделилась от туловища.
«Палач из него вышел бы превосходный, – неожиданно подумала Лариса. – Одним ударом не каждый сможет…» Она вспомнила «Двадцать лет спустя» Дюма, где Карл I умолял палача убить его сразу. И еще… Она поймала себя на мысли, что, наблюдая за всем этим, у нее постепенно вырабатывается своего рода иммунитет на ужасы и она уже в силах даже слегка пошутить над всем происходящим. В конце концов – это виртуальный мир, кино…
Взяв окровавленную голову в руки, Фанат подошел к Потнюку и бросил ее ему на колени. Тот в испуге отшатнулся.
– Ты что? – просипел он.
– Я-то? – На лице Фаната снова возникла уже знакомая улыбочка. – Я – ничего…
И неожиданно в его руке возник нож, которым он резко двинул Потнюку прямо в шею. Тот отчаянно захрипел и взмахнул руками, пытаясь сопротивляться. Однако Фанат вынул нож из шеи и нанес второй удар, в область сердца.
Потом, отпихнув голову убитой с колен уже мертвого Потнюка, в исступлении начал полосовать ножом по всему телу своего недавнего партнера по преступлению. Все это сопровождалось жутким матом. Временами Фанат устраивал какие-то ритуальные танцы вокруг трупа, который с каждой минутой становился все менее похожим на человека. Он действительно превращался в мясо.
Возникла фигура «резинового бога», который бесстрастно наблюдал за происходящим сверху, с галереи, задумчиво поднеся руку с большим черным перстнем к лицу.
Камера переместилась на улицу, где показался автомобиль «Ауди», из которого вылезла вооруженная до зубов команда людей в масках. В руках у них были автоматы, на поясе висели ножи, а один из них тащил куб из оргстекла. Камера дала крупный план, и Лариса инстинктивно отшатнулась. В кубе копошились крысы. Их было, наверное, с десяток.
Тем временем Фанат продолжал неистовствовать. Он взял топор и принялся расчленять труп бомжа, обмазывая всего себя кровью. Он дико хохотал и ругался матом.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникла «команда мстителей». Лариса уже поняла, что люди в масках приехали, чтобы довершить серию убийств. Судя по времени фильма, именно сейчас должна была развернуться финальная сцена.
И она развернулась. Фанат, почуяв недоброе, раздумывал секунду-другую, а потом с криком бросился наутек. Один из «мстителей» вскинул руку с пистолетом и выстрелил ему в ногу. Когда Фанат упал, люди в масках подбежали к нему и скрутили.
Его подвесили на дыбу. Затем один в маске взял отрубленную голову девушки и засунул ее в мешок, который поставил вплотную к кубу. Он приоткрыл куб, и крысы ринулись из куба в мешок. Затем он накинул мешок снизу на ноги Фаната и завязал его. Через несколько секунд тот взвыл.
Послышался жуткий мат: «Суки! Падлы! Так и знал, б..! Так и знал! А-а-а!»
Видимо, крысы принялись за свою работу, жадно впиваясь своими острыми зубами в ноги Фаната, который не мог этому воспрепятствовать.
А люди в масках устремили свой взгляд наверх. «Резиновый бог» двинулся в сторону лестницы. Сойдя вниз, он как бы благословил каждого из «мстителей», положив по очереди свою руку им на плечо.
Голос за кадром глумливо констатировал: «Советский цирк – самый гуманный в мире!» Послышались звуки традиционного циркового дивертисмента. Музыка заглушила то, о чем кричал Фанат, указывая головой на «резинового» и раздавая плевки во все стороны.
На него обратила внимание только женщина, которая сняла с себя все, кроме маски, и начала отчаянно мастурбировать. Видимо, режиссер хотел показать, что вид того, как прощается с жизнью Фанат, ее очень возбуждает.
А мужчины принялись собирать то, что осталось от Потнюка, и транспортировали человеческую плоть на большой деревянный стол. Один из людей в масках посмотрел на «бога» и, увидев его одобрительный кивок, принялся орудовать топором и ножом, разделывая мясо, давая крови стечь с каждого куска.
Некоторое время спустя красное человеческое мясо было разрезано на маленькие кусочки и нанизано на шампуры. Тот самый костер, который разжигал Потнюк, стал для его плоти последним прибежищем. Вдруг один из четверки «мстителей» что-то вспомнил и с улыбкой подошел к Фанату, который с выпученными глазами висел на дыбе, осознавая, что сейчас медленно лишается ног. Человек в маске большим ножом вспорол материю его брюк и брезгливо распорол появившиеся вслед за ними трусы.
Взгляд Фаната стал обреченным. Его поникший, бывший совсем недавно аж о двадцати трех сантиметрах и наводивший ужас на женщин стручок после одного резкого удара ножа оказался в руках у человека в маске. Фанат испустил такой истошный вопль, что заглушил даже бушевавший во всю мощь музыкальный ряд – дивертисмент сменился к тому времени Гершвином.
Совершивший эту операцию поднял вверх окровавленную плоть как факел и стал откровенно позировать перед камерой. Затем он повернулся снова к Фанату, голова которого уже безжизненно повисла, рывком за волосы поднял ее и под аплодисменты присутствующих засунул ему его же член в рот.
Женщина задергалась в конвульсиях оргазма.
Завершился фильм каннибальским пиром, в котором приняли участие четверо людей в масках. Человек в резиновой маске отошел в сторону и устремил свой бесстрастный взгляд на четверку.
Те же достали большую бутыль вина, разлили его по кубкам, которые были сделаны из человеческих черепов, и сняли маски. Под ними, как ни странно, оказались вполне нормальные человеческие лица. Выделялся лишь один, с сильно угристым лицом и маленькими хищными глазками. А женщина оказалась приятной натуральной блондинкой, достойной любого голливудского фильма.
Все они весело засмеялись, сведя кубки вместе так, что вино расплескалось на стол. Под их чавканье, с которым они поглощали зажаренное мясо поверженного врага, вдалеке возникла маленькая точка, которая постепенно превратилась в большую надпись «THE END».
Последний кадр гласил, что авторские права на фильм принадлежат некоей фирме Frozen productions и снят он в 1998 году.
Глава третья
Лариса в ту ночь долго не могла уснуть. Она ворочалась с одного бока на другой, и постоянно в ее памяти возникали картины просмотренного днем фильма.
«Да, однако действует на психику-то», – думала она. Вроде бы обычное грязное кино. Но что-то не давало ей покоя. Она не могла понять – что. Почему-то перед ней особенно ярко стояла фигура бомжа, того, чья кличка была Потнюк.
Где-то она его видела… Но где? Или, может быть, просто он ей кого-то напоминает?
Лариса включила ночник и встала с кровати. В комнате было душно. Хотя на улице стоял ноябрь и погода была холодной и промозглой, Лариса решила открыть окно.
В комнату ворвался неприятный ветер, от которого очень скоро ее зазнобило. Но и закрывать окно не хотелось. Ларисе даже показалось, что будет пахнуть горелым человеческим мясом, тем самым, от шашлычков, которыми баловались людоеды в финальной сцене шедевра Виталия Мороженого.
Она начала вспоминать, как пахнут покойники. Последний раз она была на похоронах дяди. Он умер в ужасную жару и очень «испортился» на третий день, когда по всем православным канонам и полагается предавать тело земле. Многочисленные тетушки зажимали носы и лица платками, заходя в комнату, где лежал закрытый гроб дяди, но все равно едкий запах разлагавшейся плоти проникал в носоглотку и щипал глаза.
«Господи! Да у меня, кажется, поехала крыша!» – зло подумала Лариса и в отчаянии топнула ногой. Раз уж пришли такие видения, то точно ей не уснуть до утра. И надо же было ей выбрать эти ужастики! Уж лучше полистала бы кулинарную книгу, приготовила какое-нибудь фирменное блюдо и преподнесла бы его Асташевскому с большой помпой. И все были бы рады, и именинник, и его гости, да и ей бы досталась масса комплиментов!
А тут… Нет, Стасу это дарить нельзя. Пускай он любитель ужасов, но все же может неправильно понять. К тому же все-таки день рождения.
Или все же подарить?
Лариса почувствовала, что в рассуждениях и мыслях начинает напоминать самую обыкновенную мещанку, кошелку. Неуверенность, противоречия самой себе, излишняя эмоциональность…
«Стоп, Лара!» – сказала она самой себе. – Что такое с тобой творится? Ну-ка, быстро взяла себя в руки!»
И как только она произнесла эти заветные слова, то вдруг поняла, кого напоминает ей Потнюк. Как ни странно, но он очень был похож на ее одноклассника, Мишу Шумилина. Если побрить, убрать седину с головы и не обращать внимания на осипший голос.
Лариса тихонько вышла из спальни и направилась в гостиную, где стоял видеомагнитофон. В доме было тихо и спокойно. Только слышно было, как капает вода из водосточной трубы.
Она подошла к видику, борясь со своей нерешительностью и каким-то подсознательным страхом.
Перемотав кассету на то место, где лицо бомжа было дано наиболее крупным планом, она нажала на паузу и стала внимательно его рассматривать.
«Да, этот характерный загиб носа, эти маленькие глазки…» Удивительно, однако! Мишка был нормальным парнем, правда, не очень выдающимся, но все же, насколько она его помнила, безо всяких отклонений. И тут такое сходство!
Лариса залезла в ящик и вынула оттуда старые фотографии. Вот ее десятый класс, за месяц до выпускного бала, на который она надела белое платье из парчи. Оно и сейчас находится в ее гардеробе, единственная вещь, оставшаяся с тех самых юных, доперестроечных лет. До жены «нового русского», до этих роскошных апартаментов нужно было еще пройти университет, первую любовь, брак, съемные квартиры, пеленки Насти, бессонные ночи, безденежье в то время, когда Евгений прозябал в НИИ…
Лариса посмотрела на себя в зеркало. Конечно, годы берут свое. Но, с другой стороны, та худенькая и в общем средняя по внешности девчонка уступает ей сегодняшней просто даже потому, что на голове у Ларисы прическа, сделанная лучшим парикмахером города, потому что та Лара из десятого «А» была еще глупенькой и наивной, потому что наконец она на своем опыте убедилась, что женщина больше привлекает мужчину не внешностью, а определенным стилем, манерой поведения.
Но… Что-то она много внимания уделяет своей персоне. Где он, Миша Шумилин? Ах да, вот он в последнем ряду. Высокий, прямые русые волосы, чуть насмешливый взгляд. Он, кажется, хотел поступать в экономический… Но… Нет, не может вспомнить Лариса ничего о его дальнейшей судьбе. В первую субботу февраля, когда встречались бывшие одноклассники, Лариса иногда посещала школу, но с каждым разом одноклассников становилось меньше, а Мишки так вообще ни разу не было.
«Но очень похож, – упрямо сказала себе Лариса, переводя взгляд с Потнюка на экране видика на фотографию юного Шумилина.
И тут еще одна картина из детства, еще более далекого, всплыла в ее памяти.
Это было в ее шестом классе. Она хорошо помнит тот день, когда ее сестра Таня пришла из школы – а она училась в десятом, выпускном, – и объявила маме, что она не будет поступать после школы в институт, а поедет вместе с одноклассником в геологическую партию в Сибирь.
На маму, которая не принимала никаких идеалистических вывертов, это скорее всего несерьезное и непродуманное заявление старшей дочери произвело огромное впечатление. Она закатила жуткий скандал, и Лариса сочла благоразумным куда-нибудь смыться из дома. Именно тогда, отпросившись погулять, она встретила компанию мальчишек-одноклассников, среди которых был и Шумилин.
Они играли во дворе дома, где жил Шумилин, и сейчас трудно вспомнить по какой причине, но Лариса оказалась у них дома. Там, кстати говоря, тоже разыгрывался свой вариант семейной драмы, постылой и банальной мизансцены жизни советской семьи. Пьяный папа, с трудом пытающийся овладеть искусством речи и постоянно сбивающийся в своих сентенциях на русский народный, и толстая, брызжущая слюной мама со скалкой в руке и изображающая при появлении посторонних елейную улыбочку и максимум доброжелательности.
Но мама сейчас – побоку! Главное – папа! Она пыталась вспомнить, как же выглядит папа Шумилина, старательно оживляя в памяти картину двадцатилетней давности.
– Вполне может быть, что это и он, – задумчиво и тихо произнесла она, вглядываясь в черты лица Потнюка. – Только, кажется, голос у него был тогда не такой сиплый.
Лариса закурила и начала вспоминать все, что она знала о Шумилине… Нет, ничего не лезет в голову… В классе они общались мало, и она не могла припомнить ничего из его жизни в старших классах.
Она перемотала кассету на начало и решила, невзирая на смятение и отвращение, посмотреть фильм еще раз. Когда на экране пошли титры, она снова нажала паузу.
«Это стоит проверить!» – решила она. Обязательно!
Только, видимо, придется ждать до понедельника, когда откроется адресное бюро. Лариса выключила видик и пошла спать.
День рождения Асташевского прошел, как всегда, на высоком уровне. Спиртное лилось рекой, а кулинарию разделили между собой жена Стаса и Лариса, которая все же решила «МЯСО» кинематографическое заменить съедобным.
Кроме фаршированной утки, Асташевский получил от нее в подарок электронную записную книжку.
В понедельник, отвезя Настю в школу, Лариса сразу поехала в адресное бюро и запросила данные на Шумилина Михаила Дмитриевича. Все дело было в том, что в титрах фильма значился некий Дмитрий Ш., и вполне естественно, что, если принимать версию «Потнюк – отец Миши Шумилина», следовало, что сам Миша есть Михаил Дмитриевич.
Спустя минуту Лариса получила запрошенный ею адрес. Все совпало – год рождения, имя, отчество и даже место прописки. Ей предстояло вернуться в тот самый двор и ту самую квартиру, где она была последний раз двадцать лет назад.
Сердце ее сильно и встревоженно забилось. «Ну и дела», – подумала она. И если это так, то кинематографический павильон, где снималась вся эта грязь, должен находиться у них в городе! Это уже крайне интересно!
И в одной из главных ролей – папа ее одноклассника! Возможно, она увидит Потнюка «вживую» меньше чем через час!
И тут ей в голову пришла одна мысль. Она еще во время просмотра обратила внимание на то, что играли или непрофессионалы, или начинающие актеры. Иногда в их действиях перед камерой проскальзывала какая-то неуверенность, а некоторые сцены были, даже на дилетантский взгляд Ларисы, недостаточно эмоционально окрашены.
Ну конечно! Папа Шумилина, вне всякого сомнения, никаким профессиональным актером не является, иначе об этом в свое время знал бы весь класс и на Мишку бы показывали пальцем – «сын артиста!». Нет, что-то тут не то…
Лариса въехала на своем «Вольво» во двор, где должен был проживать Шумилин.
Она быстро вошла в подъезд и нажала кнопку вызова лифта. Уже войдя в лифт, она сквозь его полузакрытые двери увидела, что только что подошла еще одна молодая женщина. Лариса уже было хотела тормознуть двери, но что-то в облике женщины показалось ей неприятным – возможно, излишне вульгарная краска на волосах, делавшая из нее блондинку, может быть, помада… К тому же времени на размышления не было, и Лариса, не испытывая никаких угрызений совести, поехала вверх.
Выйдя на шестом этаже, она посмотрела на бумажку, выданную ей в адресном бюро, и нажала на кнопку квартиры 264.
То, что испытала Лариса после того, как дверь открылась, можно было смело назвать ШОКОМ. Тем более что это так контрастировало с общей обстановкой вокруг – будничное, серое ноябрьское утро. Но понедельник на то и существует, чтобы быть тяжелым.
Прямо как член у открывшего ей дверь мужчины. Он был абсолютно гол, и мужская гордость его была близка к тому, чтобы показать полночь или полдень. По крайней мере, без пяти двенадцать…
Мужчина уже готов был броситься на нее срывать одежды. По крайней мере, характер его движений говорил именно за это. Однако, приглядевшись повнимательнее, что перед ним совершенно незнакомая ему женщина, несколько смутился. Лариса краем глаза увидела, что его «орудие» медленно начало опускаться вниз.
Она взглянула в глубь квартиры и внезапно была огорошена тем, что прямо на нее смотрит глазок кинокамеры.
Воцарилась сцена молчания, которую прервало появление на лестничной площадке женщины, которую Лариса не подождала внизу в лифте, и еще одного мужчины из квартиры, с правильными чертами лица, тщательно уложенными волосами на голове, в черном костюме и галстуке. Он заорал на вновь прибывшую:
– Где ты шляешься, черт возьми?!
И попутно бросил Ларисе:
– Извините, пожалуйста. Это недоразумение.
На лице голого тем временем отразилось смущение, которое прекрасно подчеркивало и то, что происходило в нижней части тела. Там все сморщилось и приобрело крайне непрезентабельный и даже жалкий вид. Покраснев, он ретировался за спину человека с камерой, который убрал ее от лица и также воззрился на происходящее уже своими глазами.
– Михаил Шумилин здесь проживает? – спросила уже слегка пришедшая в себя Лариса.
– Да. Здесь. Но его сейчас нет, – с очень доброжелательной интонацией произнес человек в костюме. – Я вам сейчас все объясню, если вы пройдете в комнату.
И, видя замешательство Ларисы, широко улыбнулся и добавил:
– Вы не пугайтесь! Мы культурные люди, просто небольшая заминка вышла, по техническим причинам.
И он одарил девушку, которая понурила голову и прижалась к косяку двери, недобрым и полным ярости взглядом.
Лариса решила пройти. В крайнем случае она рассчитывала воспользоваться газовым перцовым баллоном, который она постоянно носила с собой в сумочке.
Ее пригласили пройти в зал. Она осмотрелась. Обычная квартира, обстановка весьма средненькая, мягкая мебель, гарнитур хоть и современный и вроде как фирменный, но недорогой.
Лариса прошла и осторожно опустилась в кресло перед журнальным столиком. Человек в костюме, а он, по всему выходило, был главным во всей этой странной компании, снова улыбнулся, присаживаясь в соседнее кресло.
«Ну, сама любезность! Надо же!» – подумала Лариса.
– Вы не волнуйтесь. Может быть, кофе выпьете или коньячку?
– Нет, спасибо… – решила воздержаться от благодеяний незнакомца Лариса.
– Ну, как хотите, – развел тот руками. – Все дело в том, что мы здесь снимаем кино. Я режиссер фильма, зовут меня Сергей Николаевич. У нас должна была быть эротическая сцена, и этим объясняется то, что тот, кто открывал вам дверь, появился в таком, как бы это сказать… неформальном виде. А чтобы было все натурально, актриса должна была появиться с улицы. Мы ее как раз ждали. Но ее опередили вы…
Лариса насторожилась и посмотрела на режиссера. А может быть, это и есть… Виталий Мороженый? Ведь наверняка это псевдоним… Хотя по его виду совершенно не скажешь, что он способен снимать вещи, подобные тому, что она купила на лотке. Скорее это тип режиссера какой-нибудь мелодрамы или телесериала про «Мелочи жизни» и еще какой-нибудь ерунды кухонно-адюльтерного плана.
– А Михаил здесь не живет, – продолжил режиссер. – Он в Москве сейчас, а квартиру мы эту снимаем. Надо же где-то работать…
Он еще раз улыбнулся. Лариса наконец полностью отошла от шока и вспомнила, зачем сюда явилась.
– А его родители? – спросила она.
– Сожалею, но ничем помочь вам не могу. Просто не знаю. Все переговоры насчет квартиры я вел с Михаилом и его маму с папой просто никогда не видел, – любезно поведал режиссер.
– Михаил здесь скоро появится?
– Боюсь, что не очень, – деланно-озабоченно ответил Сергей Николаевич. – Он постоянно в столице живет, а за квартиру он получил предоплату за три месяца, что ему здесь делать?
– Тогда прошу прощения, – Лариса встала и, поправив плащ, направилась к выходу.
– Это вы нас простите, – возразил Сергей Николаевич. – Все-таки не каждый день попадаешь в такие ситуации, как вы сегодня.
– Это точно, – Лариса даже позволила себе улыбнуться в ответ. – Творческих вам… успехов!
– Спасибо, – режиссер просто-таки расплылся в улыбке, закрывая за Ларисой дверь.
И очень резким контрастом прозвучали его же слова, обращенные, по всей видимости, к опоздавшей девушке. Их Лариса расслышала сквозь дверь, когда ждала лифт.
– Какого х… ты опаздываешь, кошелка, твою маму! Сколько можно говорить о дисциплине! Выгоню на х…, пойдешь опять на панель, с-сука!
Лариса вздохнула. Какое же обманчивое впечатление иногда может производить личность! Вроде приличный человек, а так обращается со своими подчиненными!
Но, вспомнив о том, что писали о деспотичности на съемочной площадке Джеймса Камерона, режиссера «Титаника», она решила, что это, видимо, профессиональное, и слова, которые она услышала, можно квалифицировать лишь как особые русские пряности к общемировому стандартному портрету тех людей, которые, собственно, и являются ведущими в кинопроизводстве.
Вернувшись домой, она стала думать о том, что же ей делать дальше. Михаила и его родителей как бы и след простыл. Но, в конце концов, можно сделать запрос в адресный стол на Дмитрия Шумилина!
И она второй раз за день посетила адресный стол. Поскольку отчества она не знала и год рождения поставила приблизительный, ждать ей пришлось дольше. И ответ был весьма неутешительным – восемь лет назад Шумилин Дмитрий Васильевич выписался из квартиры, где Лариса только что была, и канул в неизвестность. По данным адресного стола, в городе этот человек в настоящее время прописан не был…
Лариса не сдавалась и, привезя из школы Настю, перелистала свою старую записную книжку. Она обзвонила нескольких своих одноклассников, потратив на это около двух часов, поскольку все были удивлены, и требовалось время на рассказы о себе, дежурные расспросы о них и вопросы о Шумилине и его родителях.
Ларисе повезло: Ваня Кошечкин, который, оказывается, теперь стал кандидатом медицинских наук и работал в лаборатории противочумного института «Микроб», почему-то не удивился ее звонку, как будто они расстались вчера после уроков, и, флегматично порывшись в своей памяти, вспомнил, что он встречал Мишу Шумилина два года назад и что он собирался переезжать в Москву и заниматься каким-то бизнесом типа поставок аудиопродукции. Кроме того, он вспомнил, как зовут маму Шумилина.
И Лариса в третий раз за тот понедельник отправилась в адресный стол. Пожилая еврейка с подкрашенной сединой и усиками посмотрела на нее подозрительным, почти энкавэдэшным взглядом.
Однако Лариса с непроницаемым выражением лица сунула через окно заявку, в которой просила выдать ей адрес Шумилиной Антонины Степановны. Невозмутимо ответив на вопросы, она присела и стала ждать.
Ларисе пришлось в этот день подвергнуть свой автомобиль «Вольво» серьезным испытаниям. Мама ее одноклассника проживала в удаленном от центра районе, называемом «Молочкой» вследствие его близости к молочному комбинату, в частном секторе, куда по причине общей непрестижности района асфальтовой дорогу можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
Кроме того, ей пришлось преодолеть заслон в виде злой собаки и расспросов через калитку. Благодаря тому что страж двора громко лаял, диалог отличался повышенным уровнем непонимания с обеих сторон. С той стороны он усугублялся еще и возрастом, и свойственной ему бестолковостью.
Наконец калитка отворилась и перед Ларисой предстала женщина очень крупных телесных форм. Ее взгляд излучал непонятную подозрительность и недоброжелательность. На ней был домашний халат, мягко выражаясь, далеко не первой свежести.
– Антонина Степановна? – спросила как можно вежливее Лариса.
– Да… – недоуменно ответила дама в грязном халате, напряженно переваривая все вероятные причины появления у ее калитки женщины в дорогом плаще и с безукоризненно наложенной косметикой. – Да замолчи ты! Надоел!
Последние слова были адресованы дворняге, которую при очень доброжелательном отношении к собакам вообще можно было назвать овчаркой.
– Я разыскиваю вашего сына, Михаила, я его одноклассница, Лариса…
– Он здесь не живет, – быстро отреагировала Антонина Степановна. – Какая одноклассница?
Она нахмурилась, туго соображая, что ее сын никак не может сейчас учиться в школе и по этой причине никаких одноклассниц у него в принципе быть не может.
– Я знаю… Я хочу узнать, как его можно найти в Москве.
И, видя по ту сторону полное недоумение, продолжила атаку:
– И еще у меня к вам дело, касающееся вашего мужа, Дмитрия Васильевича…
– Какой он мне муж?! – резко возразила женщина. – Вам кого надо-то?
– Мне нужен прежде всего Миша. Но у меня есть информация насчет вашего мужа, – Лариса начинала терять терпение.
– Кто там? – послышался голос из глубины двора.
На улице появился тощий мужик в телогрейке с «Астрой» в зубах.
– Иди, иди! – прикрикнула на него матрона. – Это не к нам…
– А чего тогда разговариваешь, если не к нам? Закрой калитку, и все!
– Я Лариса Лаврентьева, я училась в одном классе с вашим Мишей, – очень громко и четко сказала Лариса. – Я узнала кое-что о судьбе его отца и очень хочу его видеть.
– Отца? – раздраженно спросила Антонина Степановна и вдруг взорвалась. – Какой он отец?! По пьянке накуролесил, по пьянке сел!
– Когда он сел?
– Когда-когда?! Восемь лет назад!
– И вы ничего о нем не слышали?
– Не слышала и слышать не хочу! – заорала женщина. – А вы откуда?
Взгляд ее снова стал подозрительным, и она схватилась руками за калитку, собираясь ее захлопнуть.
– У вас видеомагнитофон есть? – неожиданно спросила Лариса, решая переменить тему и одновременно сознавая всю нелепость прозвучавшего вопроса.
– Не-ет, – протянула ошарашенная Антонина Степановна.
– Как же нет? Есть! – ответил из-за ее спины тощий. – Мишка же как квартиру сдал, так все свое барахло перевез.
Он высунул свою голову через плечо матроны и уставился на Ларису бесцветными глазами.
– А вы к кому вообще? – счел он нужным тоже подключиться к расспросам.
– Короче, – Лариса окончательно была выведена из себя старшим поколением с низким образовательным уровнем, – вот кассета, на которой, возможно, изображен ваш, как я теперь понимаю, бывший муж. Мне надо, чтобы вы определили – он это или не он. И если такая возможность есть, то разрешите пройти, и мы вместе посмотрим кассету.
– Да проходите, конечно, – вдруг стал доброжелательным «грязный халат». – Только у нас не прибрано…
– Ничего, – со вздохом успокоила ее Лариса.
Ее провели через захламленную холодную прихожую и массивную деревянную дверь внутрь дома. В одной из четырех малюсеньких комнат и располагалась аппаратура и мебель Михаила. Она резко контрастировала с тем, что находилось в остальных комнатах, – трехстворчатый шкаф сталинской эпохи и грубый стол из неполированного дерева разбавлял лишь современный цветной телевизор, да и то у Ларисы возникли подозрения, что он взят из комнаты Михаила.
«Да, однако действует на психику-то», – думала она. Вроде бы обычное грязное кино. Но что-то не давало ей покоя. Она не могла понять – что. Почему-то перед ней особенно ярко стояла фигура бомжа, того, чья кличка была Потнюк.
Где-то она его видела… Но где? Или, может быть, просто он ей кого-то напоминает?
Лариса включила ночник и встала с кровати. В комнате было душно. Хотя на улице стоял ноябрь и погода была холодной и промозглой, Лариса решила открыть окно.
В комнату ворвался неприятный ветер, от которого очень скоро ее зазнобило. Но и закрывать окно не хотелось. Ларисе даже показалось, что будет пахнуть горелым человеческим мясом, тем самым, от шашлычков, которыми баловались людоеды в финальной сцене шедевра Виталия Мороженого.
Она начала вспоминать, как пахнут покойники. Последний раз она была на похоронах дяди. Он умер в ужасную жару и очень «испортился» на третий день, когда по всем православным канонам и полагается предавать тело земле. Многочисленные тетушки зажимали носы и лица платками, заходя в комнату, где лежал закрытый гроб дяди, но все равно едкий запах разлагавшейся плоти проникал в носоглотку и щипал глаза.
«Господи! Да у меня, кажется, поехала крыша!» – зло подумала Лариса и в отчаянии топнула ногой. Раз уж пришли такие видения, то точно ей не уснуть до утра. И надо же было ей выбрать эти ужастики! Уж лучше полистала бы кулинарную книгу, приготовила какое-нибудь фирменное блюдо и преподнесла бы его Асташевскому с большой помпой. И все были бы рады, и именинник, и его гости, да и ей бы досталась масса комплиментов!
А тут… Нет, Стасу это дарить нельзя. Пускай он любитель ужасов, но все же может неправильно понять. К тому же все-таки день рождения.
Или все же подарить?
Лариса почувствовала, что в рассуждениях и мыслях начинает напоминать самую обыкновенную мещанку, кошелку. Неуверенность, противоречия самой себе, излишняя эмоциональность…
«Стоп, Лара!» – сказала она самой себе. – Что такое с тобой творится? Ну-ка, быстро взяла себя в руки!»
И как только она произнесла эти заветные слова, то вдруг поняла, кого напоминает ей Потнюк. Как ни странно, но он очень был похож на ее одноклассника, Мишу Шумилина. Если побрить, убрать седину с головы и не обращать внимания на осипший голос.
Лариса тихонько вышла из спальни и направилась в гостиную, где стоял видеомагнитофон. В доме было тихо и спокойно. Только слышно было, как капает вода из водосточной трубы.
Она подошла к видику, борясь со своей нерешительностью и каким-то подсознательным страхом.
Перемотав кассету на то место, где лицо бомжа было дано наиболее крупным планом, она нажала на паузу и стала внимательно его рассматривать.
«Да, этот характерный загиб носа, эти маленькие глазки…» Удивительно, однако! Мишка был нормальным парнем, правда, не очень выдающимся, но все же, насколько она его помнила, безо всяких отклонений. И тут такое сходство!
Лариса залезла в ящик и вынула оттуда старые фотографии. Вот ее десятый класс, за месяц до выпускного бала, на который она надела белое платье из парчи. Оно и сейчас находится в ее гардеробе, единственная вещь, оставшаяся с тех самых юных, доперестроечных лет. До жены «нового русского», до этих роскошных апартаментов нужно было еще пройти университет, первую любовь, брак, съемные квартиры, пеленки Насти, бессонные ночи, безденежье в то время, когда Евгений прозябал в НИИ…
Лариса посмотрела на себя в зеркало. Конечно, годы берут свое. Но, с другой стороны, та худенькая и в общем средняя по внешности девчонка уступает ей сегодняшней просто даже потому, что на голове у Ларисы прическа, сделанная лучшим парикмахером города, потому что та Лара из десятого «А» была еще глупенькой и наивной, потому что наконец она на своем опыте убедилась, что женщина больше привлекает мужчину не внешностью, а определенным стилем, манерой поведения.
Но… Что-то она много внимания уделяет своей персоне. Где он, Миша Шумилин? Ах да, вот он в последнем ряду. Высокий, прямые русые волосы, чуть насмешливый взгляд. Он, кажется, хотел поступать в экономический… Но… Нет, не может вспомнить Лариса ничего о его дальнейшей судьбе. В первую субботу февраля, когда встречались бывшие одноклассники, Лариса иногда посещала школу, но с каждым разом одноклассников становилось меньше, а Мишки так вообще ни разу не было.
«Но очень похож, – упрямо сказала себе Лариса, переводя взгляд с Потнюка на экране видика на фотографию юного Шумилина.
И тут еще одна картина из детства, еще более далекого, всплыла в ее памяти.
Это было в ее шестом классе. Она хорошо помнит тот день, когда ее сестра Таня пришла из школы – а она училась в десятом, выпускном, – и объявила маме, что она не будет поступать после школы в институт, а поедет вместе с одноклассником в геологическую партию в Сибирь.
На маму, которая не принимала никаких идеалистических вывертов, это скорее всего несерьезное и непродуманное заявление старшей дочери произвело огромное впечатление. Она закатила жуткий скандал, и Лариса сочла благоразумным куда-нибудь смыться из дома. Именно тогда, отпросившись погулять, она встретила компанию мальчишек-одноклассников, среди которых был и Шумилин.
Они играли во дворе дома, где жил Шумилин, и сейчас трудно вспомнить по какой причине, но Лариса оказалась у них дома. Там, кстати говоря, тоже разыгрывался свой вариант семейной драмы, постылой и банальной мизансцены жизни советской семьи. Пьяный папа, с трудом пытающийся овладеть искусством речи и постоянно сбивающийся в своих сентенциях на русский народный, и толстая, брызжущая слюной мама со скалкой в руке и изображающая при появлении посторонних елейную улыбочку и максимум доброжелательности.
Но мама сейчас – побоку! Главное – папа! Она пыталась вспомнить, как же выглядит папа Шумилина, старательно оживляя в памяти картину двадцатилетней давности.
– Вполне может быть, что это и он, – задумчиво и тихо произнесла она, вглядываясь в черты лица Потнюка. – Только, кажется, голос у него был тогда не такой сиплый.
Лариса закурила и начала вспоминать все, что она знала о Шумилине… Нет, ничего не лезет в голову… В классе они общались мало, и она не могла припомнить ничего из его жизни в старших классах.
Она перемотала кассету на начало и решила, невзирая на смятение и отвращение, посмотреть фильм еще раз. Когда на экране пошли титры, она снова нажала паузу.
«Это стоит проверить!» – решила она. Обязательно!
Только, видимо, придется ждать до понедельника, когда откроется адресное бюро. Лариса выключила видик и пошла спать.
День рождения Асташевского прошел, как всегда, на высоком уровне. Спиртное лилось рекой, а кулинарию разделили между собой жена Стаса и Лариса, которая все же решила «МЯСО» кинематографическое заменить съедобным.
Кроме фаршированной утки, Асташевский получил от нее в подарок электронную записную книжку.
В понедельник, отвезя Настю в школу, Лариса сразу поехала в адресное бюро и запросила данные на Шумилина Михаила Дмитриевича. Все дело было в том, что в титрах фильма значился некий Дмитрий Ш., и вполне естественно, что, если принимать версию «Потнюк – отец Миши Шумилина», следовало, что сам Миша есть Михаил Дмитриевич.
Спустя минуту Лариса получила запрошенный ею адрес. Все совпало – год рождения, имя, отчество и даже место прописки. Ей предстояло вернуться в тот самый двор и ту самую квартиру, где она была последний раз двадцать лет назад.
Сердце ее сильно и встревоженно забилось. «Ну и дела», – подумала она. И если это так, то кинематографический павильон, где снималась вся эта грязь, должен находиться у них в городе! Это уже крайне интересно!
И в одной из главных ролей – папа ее одноклассника! Возможно, она увидит Потнюка «вживую» меньше чем через час!
И тут ей в голову пришла одна мысль. Она еще во время просмотра обратила внимание на то, что играли или непрофессионалы, или начинающие актеры. Иногда в их действиях перед камерой проскальзывала какая-то неуверенность, а некоторые сцены были, даже на дилетантский взгляд Ларисы, недостаточно эмоционально окрашены.
Ну конечно! Папа Шумилина, вне всякого сомнения, никаким профессиональным актером не является, иначе об этом в свое время знал бы весь класс и на Мишку бы показывали пальцем – «сын артиста!». Нет, что-то тут не то…
Лариса въехала на своем «Вольво» во двор, где должен был проживать Шумилин.
Она быстро вошла в подъезд и нажала кнопку вызова лифта. Уже войдя в лифт, она сквозь его полузакрытые двери увидела, что только что подошла еще одна молодая женщина. Лариса уже было хотела тормознуть двери, но что-то в облике женщины показалось ей неприятным – возможно, излишне вульгарная краска на волосах, делавшая из нее блондинку, может быть, помада… К тому же времени на размышления не было, и Лариса, не испытывая никаких угрызений совести, поехала вверх.
Выйдя на шестом этаже, она посмотрела на бумажку, выданную ей в адресном бюро, и нажала на кнопку квартиры 264.
То, что испытала Лариса после того, как дверь открылась, можно было смело назвать ШОКОМ. Тем более что это так контрастировало с общей обстановкой вокруг – будничное, серое ноябрьское утро. Но понедельник на то и существует, чтобы быть тяжелым.
Прямо как член у открывшего ей дверь мужчины. Он был абсолютно гол, и мужская гордость его была близка к тому, чтобы показать полночь или полдень. По крайней мере, без пяти двенадцать…
Мужчина уже готов был броситься на нее срывать одежды. По крайней мере, характер его движений говорил именно за это. Однако, приглядевшись повнимательнее, что перед ним совершенно незнакомая ему женщина, несколько смутился. Лариса краем глаза увидела, что его «орудие» медленно начало опускаться вниз.
Она взглянула в глубь квартиры и внезапно была огорошена тем, что прямо на нее смотрит глазок кинокамеры.
Воцарилась сцена молчания, которую прервало появление на лестничной площадке женщины, которую Лариса не подождала внизу в лифте, и еще одного мужчины из квартиры, с правильными чертами лица, тщательно уложенными волосами на голове, в черном костюме и галстуке. Он заорал на вновь прибывшую:
– Где ты шляешься, черт возьми?!
И попутно бросил Ларисе:
– Извините, пожалуйста. Это недоразумение.
На лице голого тем временем отразилось смущение, которое прекрасно подчеркивало и то, что происходило в нижней части тела. Там все сморщилось и приобрело крайне непрезентабельный и даже жалкий вид. Покраснев, он ретировался за спину человека с камерой, который убрал ее от лица и также воззрился на происходящее уже своими глазами.
– Михаил Шумилин здесь проживает? – спросила уже слегка пришедшая в себя Лариса.
– Да. Здесь. Но его сейчас нет, – с очень доброжелательной интонацией произнес человек в костюме. – Я вам сейчас все объясню, если вы пройдете в комнату.
И, видя замешательство Ларисы, широко улыбнулся и добавил:
– Вы не пугайтесь! Мы культурные люди, просто небольшая заминка вышла, по техническим причинам.
И он одарил девушку, которая понурила голову и прижалась к косяку двери, недобрым и полным ярости взглядом.
Лариса решила пройти. В крайнем случае она рассчитывала воспользоваться газовым перцовым баллоном, который она постоянно носила с собой в сумочке.
Ее пригласили пройти в зал. Она осмотрелась. Обычная квартира, обстановка весьма средненькая, мягкая мебель, гарнитур хоть и современный и вроде как фирменный, но недорогой.
Лариса прошла и осторожно опустилась в кресло перед журнальным столиком. Человек в костюме, а он, по всему выходило, был главным во всей этой странной компании, снова улыбнулся, присаживаясь в соседнее кресло.
«Ну, сама любезность! Надо же!» – подумала Лариса.
– Вы не волнуйтесь. Может быть, кофе выпьете или коньячку?
– Нет, спасибо… – решила воздержаться от благодеяний незнакомца Лариса.
– Ну, как хотите, – развел тот руками. – Все дело в том, что мы здесь снимаем кино. Я режиссер фильма, зовут меня Сергей Николаевич. У нас должна была быть эротическая сцена, и этим объясняется то, что тот, кто открывал вам дверь, появился в таком, как бы это сказать… неформальном виде. А чтобы было все натурально, актриса должна была появиться с улицы. Мы ее как раз ждали. Но ее опередили вы…
Лариса насторожилась и посмотрела на режиссера. А может быть, это и есть… Виталий Мороженый? Ведь наверняка это псевдоним… Хотя по его виду совершенно не скажешь, что он способен снимать вещи, подобные тому, что она купила на лотке. Скорее это тип режиссера какой-нибудь мелодрамы или телесериала про «Мелочи жизни» и еще какой-нибудь ерунды кухонно-адюльтерного плана.
– А Михаил здесь не живет, – продолжил режиссер. – Он в Москве сейчас, а квартиру мы эту снимаем. Надо же где-то работать…
Он еще раз улыбнулся. Лариса наконец полностью отошла от шока и вспомнила, зачем сюда явилась.
– А его родители? – спросила она.
– Сожалею, но ничем помочь вам не могу. Просто не знаю. Все переговоры насчет квартиры я вел с Михаилом и его маму с папой просто никогда не видел, – любезно поведал режиссер.
– Михаил здесь скоро появится?
– Боюсь, что не очень, – деланно-озабоченно ответил Сергей Николаевич. – Он постоянно в столице живет, а за квартиру он получил предоплату за три месяца, что ему здесь делать?
– Тогда прошу прощения, – Лариса встала и, поправив плащ, направилась к выходу.
– Это вы нас простите, – возразил Сергей Николаевич. – Все-таки не каждый день попадаешь в такие ситуации, как вы сегодня.
– Это точно, – Лариса даже позволила себе улыбнуться в ответ. – Творческих вам… успехов!
– Спасибо, – режиссер просто-таки расплылся в улыбке, закрывая за Ларисой дверь.
И очень резким контрастом прозвучали его же слова, обращенные, по всей видимости, к опоздавшей девушке. Их Лариса расслышала сквозь дверь, когда ждала лифт.
– Какого х… ты опаздываешь, кошелка, твою маму! Сколько можно говорить о дисциплине! Выгоню на х…, пойдешь опять на панель, с-сука!
Лариса вздохнула. Какое же обманчивое впечатление иногда может производить личность! Вроде приличный человек, а так обращается со своими подчиненными!
Но, вспомнив о том, что писали о деспотичности на съемочной площадке Джеймса Камерона, режиссера «Титаника», она решила, что это, видимо, профессиональное, и слова, которые она услышала, можно квалифицировать лишь как особые русские пряности к общемировому стандартному портрету тех людей, которые, собственно, и являются ведущими в кинопроизводстве.
Вернувшись домой, она стала думать о том, что же ей делать дальше. Михаила и его родителей как бы и след простыл. Но, в конце концов, можно сделать запрос в адресный стол на Дмитрия Шумилина!
И она второй раз за день посетила адресный стол. Поскольку отчества она не знала и год рождения поставила приблизительный, ждать ей пришлось дольше. И ответ был весьма неутешительным – восемь лет назад Шумилин Дмитрий Васильевич выписался из квартиры, где Лариса только что была, и канул в неизвестность. По данным адресного стола, в городе этот человек в настоящее время прописан не был…
Лариса не сдавалась и, привезя из школы Настю, перелистала свою старую записную книжку. Она обзвонила нескольких своих одноклассников, потратив на это около двух часов, поскольку все были удивлены, и требовалось время на рассказы о себе, дежурные расспросы о них и вопросы о Шумилине и его родителях.
Ларисе повезло: Ваня Кошечкин, который, оказывается, теперь стал кандидатом медицинских наук и работал в лаборатории противочумного института «Микроб», почему-то не удивился ее звонку, как будто они расстались вчера после уроков, и, флегматично порывшись в своей памяти, вспомнил, что он встречал Мишу Шумилина два года назад и что он собирался переезжать в Москву и заниматься каким-то бизнесом типа поставок аудиопродукции. Кроме того, он вспомнил, как зовут маму Шумилина.
И Лариса в третий раз за тот понедельник отправилась в адресный стол. Пожилая еврейка с подкрашенной сединой и усиками посмотрела на нее подозрительным, почти энкавэдэшным взглядом.
Однако Лариса с непроницаемым выражением лица сунула через окно заявку, в которой просила выдать ей адрес Шумилиной Антонины Степановны. Невозмутимо ответив на вопросы, она присела и стала ждать.
Ларисе пришлось в этот день подвергнуть свой автомобиль «Вольво» серьезным испытаниям. Мама ее одноклассника проживала в удаленном от центра районе, называемом «Молочкой» вследствие его близости к молочному комбинату, в частном секторе, куда по причине общей непрестижности района асфальтовой дорогу можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
Кроме того, ей пришлось преодолеть заслон в виде злой собаки и расспросов через калитку. Благодаря тому что страж двора громко лаял, диалог отличался повышенным уровнем непонимания с обеих сторон. С той стороны он усугублялся еще и возрастом, и свойственной ему бестолковостью.
Наконец калитка отворилась и перед Ларисой предстала женщина очень крупных телесных форм. Ее взгляд излучал непонятную подозрительность и недоброжелательность. На ней был домашний халат, мягко выражаясь, далеко не первой свежести.
– Антонина Степановна? – спросила как можно вежливее Лариса.
– Да… – недоуменно ответила дама в грязном халате, напряженно переваривая все вероятные причины появления у ее калитки женщины в дорогом плаще и с безукоризненно наложенной косметикой. – Да замолчи ты! Надоел!
Последние слова были адресованы дворняге, которую при очень доброжелательном отношении к собакам вообще можно было назвать овчаркой.
– Я разыскиваю вашего сына, Михаила, я его одноклассница, Лариса…
– Он здесь не живет, – быстро отреагировала Антонина Степановна. – Какая одноклассница?
Она нахмурилась, туго соображая, что ее сын никак не может сейчас учиться в школе и по этой причине никаких одноклассниц у него в принципе быть не может.
– Я знаю… Я хочу узнать, как его можно найти в Москве.
И, видя по ту сторону полное недоумение, продолжила атаку:
– И еще у меня к вам дело, касающееся вашего мужа, Дмитрия Васильевича…
– Какой он мне муж?! – резко возразила женщина. – Вам кого надо-то?
– Мне нужен прежде всего Миша. Но у меня есть информация насчет вашего мужа, – Лариса начинала терять терпение.
– Кто там? – послышался голос из глубины двора.
На улице появился тощий мужик в телогрейке с «Астрой» в зубах.
– Иди, иди! – прикрикнула на него матрона. – Это не к нам…
– А чего тогда разговариваешь, если не к нам? Закрой калитку, и все!
– Я Лариса Лаврентьева, я училась в одном классе с вашим Мишей, – очень громко и четко сказала Лариса. – Я узнала кое-что о судьбе его отца и очень хочу его видеть.
– Отца? – раздраженно спросила Антонина Степановна и вдруг взорвалась. – Какой он отец?! По пьянке накуролесил, по пьянке сел!
– Когда он сел?
– Когда-когда?! Восемь лет назад!
– И вы ничего о нем не слышали?
– Не слышала и слышать не хочу! – заорала женщина. – А вы откуда?
Взгляд ее снова стал подозрительным, и она схватилась руками за калитку, собираясь ее захлопнуть.
– У вас видеомагнитофон есть? – неожиданно спросила Лариса, решая переменить тему и одновременно сознавая всю нелепость прозвучавшего вопроса.
– Не-ет, – протянула ошарашенная Антонина Степановна.
– Как же нет? Есть! – ответил из-за ее спины тощий. – Мишка же как квартиру сдал, так все свое барахло перевез.
Он высунул свою голову через плечо матроны и уставился на Ларису бесцветными глазами.
– А вы к кому вообще? – счел он нужным тоже подключиться к расспросам.
– Короче, – Лариса окончательно была выведена из себя старшим поколением с низким образовательным уровнем, – вот кассета, на которой, возможно, изображен ваш, как я теперь понимаю, бывший муж. Мне надо, чтобы вы определили – он это или не он. И если такая возможность есть, то разрешите пройти, и мы вместе посмотрим кассету.
– Да проходите, конечно, – вдруг стал доброжелательным «грязный халат». – Только у нас не прибрано…
– Ничего, – со вздохом успокоила ее Лариса.
Ее провели через захламленную холодную прихожую и массивную деревянную дверь внутрь дома. В одной из четырех малюсеньких комнат и располагалась аппаратура и мебель Михаила. Она резко контрастировала с тем, что находилось в остальных комнатах, – трехстворчатый шкаф сталинской эпохи и грубый стол из неполированного дерева разбавлял лишь современный цветной телевизор, да и то у Ларисы возникли подозрения, что он взят из комнаты Михаила.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента