Страница:
Послушать Мечтателя, так я должен найти свою мечту и превратить её в проект. Нужно будет спросить у него, а как находят свою мечту. Спросил бы, да только стесняюсь, и прислушался бы к нему… Однако эта причуда – заиметь мечту, когда тебе нет ещё и шестнадцати, – меня не убеждает. Но в любом случае я уверен, что в моей мечте есть и Беатриче.
Кстати, она опять не ответила на моё послание. Я очень расстроился, думал, что хотя бы Данте произведёт на неё впечатление. В желудке судорога, а сердце совсем побелело. Словно сама Беатриче хочет стереть меня с лица земли, замазав корректирующим «штрихом». Чувствую себя какой-то ошибкой, орфографической ошибкой. Мазок «штрихом» – и нет меня, как нет и ошибок. Страница остаётся чистой, и никому не видна боль, скрытая за этой белой каплей.
Поэзия – пустая рифмованная болтовня. Данте, да пошёл ты!..
У Беатриче огненно-рыжие волосы. У Беатриче зелёные глаза. У Беатриче… В полдень она стоит со своими друзьями у школы. У Беатриче нет парня. Я был у неё на дне рождения в прошлом году: мечта! И всё время просидел, спрятавшись где-то или за кем-то, и не спускал с неё глаз, стараясь запомнить каждый её жест, каждое движение. Мой мозг превратился в телекамеру, чтобы сердце могло в любую минуту снова просмотреть самый прекрасный фильм, когда-либо снятый на земле.
Не знаю, как у меня хватило смелости попросить у неё телефон. На самом деле так и не хватило… Телефон мне дала Сильвия, её подруга, после летних каникул. Но не помню, чтобы я говорил ей, будто он нужен мне. Может быть, поэтому Беатриче не отвечает. Может, не знает, что это я пишу ей. Она в моём мобильнике записана как «Огненная, красная». Красная звезда: солнце, рубин, вишня. Однако могла бы всё же и ответить, хотя бы из любопытства.
Так был я или не был львом в моей предыдущей жизни? Определённо был. Прячусь в чаще и в подходящий момент выскакиваю оттуда, выгоняю свою жертву в открытое поле, там ей не убежать от меня, и хватаю. Вот так же поступлю и с Беатриче. Окажется лицом к лицу со мной, и ей придётся выбрать меня.
Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она – нет. Она не умеет любить меня. Пока.
Сегодня разговаривал с Терминатором. Ну да, потому что знаю: когда нужно решать важные проблемы, бесполезно разговаривать со взрослыми. Или тебя не слушают, или говорят: и не думай, всё равно потом пройдёт. Или выкручиваются с помощью волшебного «когда-нибудь»: когда-нибудь поймёшь; придёт время; поймёшь, когда у тебя будут дети; рано или поздно у тебя будет работа, вот тогда и поймёшь.
Надеюсь только, что этот день никогда не наступит, потому что иначе на тебя обрушится сразу всё: зрелость, дети, работа… и мне кажется нелепым, что понять можно, только если всё это сразит тебя, как удар молнии. Разве нельзя было бы начать понимать уже сейчас, постепенно, потихоньку, не ожидая того проклятого дня? Сегодня. Сегодня хочу понять, а не когда-нибудь. Сегодня. Сейчас. Так нет же: когда тот день тебя опрокинет, будет слишком поздно, потому что ты, желавший поскорее всё понять, не нашёл никого, кто удостоил бы тебя ответом. И встретился тебе только тот, кто предрекал этот день, словно предсказывал смерть и гибель…
Не говоря уже об училах. Когда пытаешься серьёзно поговорить с ними, отвечают: не сейчас, что означает «никогда». Училы сразу всё сообщат тебе о плохом – об оценках, ответах, замечаниях, заданиях… А о хорошем ничего не скажут, иначе, считают они, станешь почивать на лаврах, хотя не думаю, чтобы они оказались такими уж комфортными. А больше с училами и не о чем говорить.
Папа и мама? О них и речи нет. Даже думать как-то неловко. Полное впечатление, будто им никогда не было пятнадцати лет. И потом, папа вечно приходит усталый после работы и хочет смотреть футбол. Мама? Я стесняюсь её. Я ведь уже взрослый и не могу говорить с мамой, как прежде. Выходит, если исключить учил, папу, маму и Ника, который не разговаривает со мной после той игры с «Фантакальчо», – кто остаётся? Терминатор. Он, по крайней мере, молчит и слушает, особенно если угощаю его потом печеньем со вкусом жареной кошки.
– Видишь ли, Терминатор, с тех пор как Мечтатель говорил о мечте, я всё время возвращаюсь к этой мысли, она, словно какой-то внутренний зуд, покоя не даёт и цепляет всё глубже. Ты, Терминатор, что собирался делать, что думал делать, когда вырастешь? Ты можешь только оставаться собакой: есть как собака, спать как собака, писать как собака и умереть как собака. Я же – нет. Мне нравятся большие желания. Большая мечта. Не знаю ещё, что это за мечта, – но мне нравится мечтать о мечте. Лежу в кровати в тишине и мечтаю о своей мечте. И больше ничего не делаю. Перебираю одну за другой разные мечты и выбираю, какая нравится. Кто знает, может, оставлю свой след в истории человечества? Только мечты оставляют след.
Терминатор тянет меня, даже он не умеет сосредоточиться, кто знает, что ещё ему надо. Идём дальше.
– Не перебивай меня! Мне хотелось мечтать. Мне нравилось мечтать. Но как найти свою мечту, Терминатор? Ты нашёл её уже готовую. Но я ведь не собака. Мечтателю помогли дедушка с его сказками и фильм. Может, нужно почаще ходить в кино, раз уж дедушки у меня нет, а бабушке нужно громко кричать, потому что она не слышит, и вдобавок от неё плохо пахнет, как от всех стариков, я не выношу этого и начинаю чихать. А может быть, нужно больше читать? Мечтатель говорит, что наши мечты таятся в окружающих нас вещах, в тех, которые любим, – в каком-то месте, на какой-то странице, в фильме, в картине… мечты, которые дарят нам великие творцы красоты.
Так говорит Мечтатель. Не понимаю до конца, что это значит. Знаю одно: мне нравится. Нужно попробовать. И посоветоваться, но не слишком полагаться на советы, потому что я из тех, кто крепко стоит на ногах. Жизнь без мечтаний – это сад без цветов, а жизнь с неосуществимыми мечтами – сад с искусственными цветами. А ты что скажешь, Терминатор?
Терминатор вместо ответа останавливается у столба и писает. И длится это ровно столько, сколько все мои разговоры.
– Спасибо, Терминатор, вот ты действительно меня понимаешь…
Беатриче, должно быть, заболела. Многие сейчас подхватывают грипп, но я ещё ни разу… Не вижу её уже два дня. Без яркого блеска её огненных волос дни кажутся тусклыми и пустыми. Белыми, как в пасмурную погоду, когда нет солнца.
Возвращаюсь домой вместе с Сильвией, подвожу её на моём мопеде, и она всё время просит ехать потише. Женщина, понятное дело. Мы долго разговариваем, и я спрашиваю, есть ли у неё мечта, такая, о какой говорит Мечтатель. Рассказываю, что у Ника такая мечта определённо есть. Он сказал, что пойдёт по стопам своего отца. Его отец дантист. Ник выучится на дантиста и будет работать в кабинете у отца. Говорит, что это его мечта. А по мне так для мечты этого мало. Потому что уже всё известно. Мечта – если я правильно понял – должна быть немного загадочной: что-то в ней должно быть такое, что ещё нужно открыть. А Ник уже всё заранее знает.
У меня мечта ещё не определилась, но в этом-то и вся её красота. Моя мечта настолько неведома, что я волнуюсь при одной только мысли о ней. У Сильвии тоже есть мечта. Она хочет стать художницей. Сильвия очень хорошо рисует, это её хобби. Она делает копии картин известных художников. Очень мне нравится картина, на которой изображена женщина с белым зонтом. Особая картина, потому что одежда и лицо женщины и все краски на ней такие лёгкие, что кажется, будто сливаются со светом, который падает на неё. Кажется, будто фигура соткана из солнечных лучей, от которых заслоняется. И это единственный случай, когда белый цвет не пугает меня. Сильвия обманула его на этой картине. Мне нравится.
Раз пятнадцать едва не угодив в ДТП со смертельным исходом из-за моих тормозов, которыми давно пора заняться механику, приезжаем к дому Сильвии.
– А мои не хотят. Говорят, что живописью можно заниматься только на досуге и, уж конечно, рисование не должно стать моим будущим, это трудный путь, только очень и очень немногие приходят по нему к успеху, а кроме того, если не пробьёшься, рискуешь остаться без куска хлеба.
Взрослые определённо существуют на свете для того, чтобы напоминать нам о страхах, которых мы не знаем. Боятся только они. А я, наоборот, рад, что у Сильвии есть такая мечта. Когда она говорит о ней, глаза блестят, как у Мечтателя на уроке. Как блестели глаза у Александра Великого, Микеланджело, Данте… Горящие, живые глаза… По-моему, у Сильвии правильная мечта. Прошу её понаблюдать за моими глазами, когда стану говорить о чём-нибудь, и сказать, если заблестят, тогда я, может быть, узнаю свою мечту, потому что сам я рассеянный, могу и не заметить. Она согласна.
– Когда увижу, что твоя мечта блестит у тебя в глазах, – скажу.
Прошу её сделать для меня копию той картины. Сильвия согласна. Глаза у неё загораются, и мне даже кажется, будто от её взгляда ощущаю тепло на коже. Голубые глаза блестят. Это её мечта. А у меня мечты пока нет, но чувствую, скоро появится. Только как узнать её? Синие круги под глазами. Да, у меня мешки под глазами, в них таятся все мои сновидения. А найду свою мечту, освобожусь от этих мешков, и тогда мои глаза засияют…
Прибавляю скорость, уносясь в голубизну горизонта, и мне кажется, будто лечу, без тормозов и без мечты…
Беатриче по-прежнему не ходит в школу. Нет её и на остановке автобуса после занятий.
Мои дни кажутся совершенно пустыми.
Пустые, как и у Данте, когда он больше не встречает Беатриче.
Мне нечего сказать, потому что, когда нет любви, нет и слов.
Страницы остаются чистыми, у жизни не хватает чернил.
Я поговорил наконец с Мечтателем.
– Как найти свою мечту? Только, учитель, не смейтесь надо мной.
– Ищи.
– Как?
– Ставь правильные вопросы.
– Как это понимать?
– Читай, смотри, интересуйся… причём увлечённо, страстно, и изучай всё. В каждом случае, когда что-то удивляет, разберись, почему поразился и взволновался. Только так и найдёшь мечту. И тут важно не настроение наше, а наша любовь.
Так сказал мне Мечтатель. Как ему приходят в голову некоторые слова, один только он знает. Мне нужно найти то, что по душе, что нравится.
Но единственный способ сделать такое – уделить этому время и силы, и вот это меня не устраивает…
Попробую сделать, как советует Мечтатель, – начну с того, чем располагаю. Я люблю музыку. Люблю Ника. Люблю Беатриче, люблю Сильвию, люблю свой мопед, люблю мою неведомую мечту. Люблю папу и маму, когда не достают. Люблю… может, хватит?… Этого слишком мало, наверное, нужно что-то ещё. Придётся поискать и порасспрашивать.
Я задумался, почему мне нравится Сильвия. И ответил сам себе: потому что люблю её, хочу, чтобы осуществилась её мечта, потому что, когда она рядом, на меня нисходит спокойствие, как бывало, когда мама брала меня за руку в толпе в супермаркете. Почему мне по душе Ник? И опять же отвечаю себе: потому что мне хорошо с ним. Ему не нужно ничего объяснять. Он не судит меня строго. Кстати, нужно что-то сделать, сколько можно молчать, скоро у нас опять игра, и если не помиримся, Пираты погибнут…
Потом я задумался, почему люблю свою музыку. Оказалось, потому, что она даёт мне ощущение свободы. А мой мопед-«полтинник» без тормозов? По той же причине. Вот у меня уже несколько пазлов: я люблю, когда люди хорошо относятся ко мне, и люблю свободу. Эти пазлы – частицы моей мечты. Во всяком случае, то, что отыскал. Но этого ещё мало.
Почему мне по душе Беатриче? Это самый трудный вопрос. И пока я ещё не нашёл ответа. В ней есть что-то загадочное. Что-то такое, что никак не могу понять. Какая-то красивая тайна, подобная чуду восходящего солнца, из-за которого ночь перед рассветом становится ещё темнее. Беатриче – моя мечта, и всё тут, и ничего объяснить здесь невозможно. И потому не могу уснуть. Смотрю фильм ужасов. После него тоже не уснуть. Вот и получается бессонная ночь в квадрате.
Это было единственное задание по греческому языку, которое меня забавляло. Выбрав несколько слов из перевода, следовало записать в тетради их значение и найти итальянские слова с тем же корнем, которые помогли бы вспомнить греческий термин. Так я хорошо выучил два слова.
Leukos: белый. От него происходит итальянское слово luce – «свет».
Aima: кровь. От него происходит итальянское слово ematoma – «кровяной сгусток внутри тканей, имеющий вид твёрдой опухоли».
Если поставить рядом эти два страшных слова, получится другое, ещё более страшное: leucemia. Так называется болезнь, которая поражает кровь. Название происходит от греческого слова (названия всех болезней происходят от греческих слов) и означает «белокровие». Я знал, что белый цвет – это обман. Как может быть кровь белой?
Кровь красного цвета, и всё тут.
А слёзы солёные, и всё тут.
Сильвия сказала мне об этом со слезами:
– У Беатриче лейкемия.
И её слёзы стали моими.
Вот почему Беатриче не ходит в школу. Вот почему она пропала. Как муж Арджентьери. Даже хуже: заболевание крови. Лейкемия. Наверное, можно вылечить. Без Беатриче я пропал, моя кровь тоже сделается белой.
А все эти разговоры про мечту – пустая болтовня. Я знал это. Всегда знал. Потому что затем начинаются страдания, и всё теряет всякий смысл. Потому что строишь что-то, строишь, строишь, а затем вдруг кто-то или что-то всё уносит прочь. Так какой же смысл мечтать? В моей мечте жила Беатриче, Беатриче – загадочная часть моей мечты. Ключ, который открывал в неё дверь. А теперь появляется эта штука, которая хочет отнять её у меня. Если не станет Беатриче, не станет мечты. И ночь окажется ещё темнее, потому что вообще не будет никакого рассвета.
Но откуда берутся, блин, такие болезни, как эта, которая превращает красную кровь в белую? Мечтатель, ты лгун самой худшей разновидности, из тех, что верят в ложь, которую втюхивают! Завтра порежу колёса твоего велосипеда, неудачник. А сейчас хочу есть. СМС: «Ник, нужно повидать тебя».
«Макдональдс» после уроков – самое печальное место в галактике. Здесь только запах Мака и горемыки из соседней школы. Но тому, кому на всё наплевать, и это сойдёт. Я никогда не говорил Нику о Беатриче. Беатриче всегда оставалась моим секретом. Одним из Карибских островов, окружённых прозрачнейшим морем, где я уединялся.
С Ником мы говорили о девушках, обсуждая их внешность – грудь, бедра и всё такое – и не интересуясь больше ничем. Беатриче – совсем другое дело, красива очень, но она не из тех, кого мы обсуждаем, когда они проходят мимо. Нет, Беатриче неприкосновенна, даже словесно. Но и сейчас я молчу о Беатриче и держу весь гнев и всю боль в себе. Ник подходит со скучающим видом и садится:
– Что случилось?
– Слушай, хватит изображать дураков. Пираты не ссорятся, как девчонки…
Ник и не ожидал другого. Улыбается, и, похоже, глаза у него добреют. Он хлопает меня по плечу:
– Да уж мы с тобой точно два козла…
– Это ты о себе.
Мы смеёмся. Пока выцеживаем два огромных стакана колы и Ник несколько раз рыгает, разговариваем. Продолжаем разговор точно с того места, на чём он прервался. Как умеют делать только настоящие друзья.
– Надо бы попеть, поиграть на гитаре, давно уже не отрывались.
– Ну да, и кроме того, нужно подготовиться к следующей игре.
– А с кем играем?
– Да с этими сонями из первого «А».
– С «Людьми Икс»?
– Ну да.
– Не игра, а прогулка…
– Ник…
Он смотрит на меня:
– Ты боишься смерти?
– Блин, о какой смерти ты говоришь, когда перед тобой кола в «Макдоналдсе»? Ты совсем сдурел, Лео! Точно говорю, дело в твоих волосах, надо бы постричь их, а то кислород к мозгам не пропускают…
Я хохочу, но на самом-то деле внутри у меня кусок льда.
– Что я тебе говорил тысячу раз?
Подражаю его назидательной интонации:
– Перестань думать о белом!
– Ладно, пошли клеить девчонок в центре…
– Нет, мне нужно домой… заниматься…
Ник смеётся.
Притворяюсь, будто тоже смеюсь.
– До завтра.
– До завтра. Мы сотрём их в порошок.
Нелегко быть слабыми.
Я узнал от Сильвии, что Беатриче в больнице. Только Сильвия имеет право сообщать мне некоторые вещи. Беатриче нужна кровь. Для переливания крови той же группы, что у неё. Нужно победить белую кровь, тогда можно надеяться, что восстановится чистая, новая, красная. Победа над белой кровью может спасти Беатриче. Я не знаю, какая у неё группа крови, зато знаю, что у меня этой красной крови столько, что я отдал бы ей всю, лишь бы её кровь вновь сделалась красной.
Лечу на своём «полтиннике», никому ничего не сказав. Всё стало белым: улица, небо, лица людей, здание больницы. Вхожу и погружаюсь в запах дезинфекции, который напоминает кабинет зубного врача. Ищу её палату. Не спрашиваю, где она, потому что в сердце у меня компас, который точно указывает на собственный север – Беатриче. И действительно, отыскиваю с третьей попытки. Вхожу и останавливаюсь: она спит. Как спящая красавица. Рядом с ней сидит женщина с огненно-рыжими волосами, наверное мать. У неё тоже глаза прикрыты. Не решаюсь подойти ближе. Страшно. Даже не представляю, что нужно говорить в такой ситуации. Сильвия, наверное, знала бы, что делать, но не могу же я без конца ей звонить…
Потом вспоминаю о своей мечте, что Беатриче – моя мечта. И тогда иду в приёмный покой и говорю, что пришёл отдать мою красную кровь, чтобы заменить белую кровь Беатриче. Дежурная медсестра растерянно смотрит на меня:
– Послушай, нам здесь некогда…
Я сердито смотрю на неё:
– Мне тоже.
Она понимает, что не шучу.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она с недовольством.
Тоже с недовольством отвечаю:
– Шестнадцать.
Она говорит, что для несовершеннолетних в таком случае требуется разрешение родителей. Вот это новости! Человек готов отдать свою кровь больному и ещё должен спрашивать для этого разрешение. Хочет сотворить мечту или спасти её – и должен спрашивать разрешение. Что за грёбаный мир! Тебе советуют мечтать, а едва начал, запрещают: завидуют. А потом ещё говорят, будто нужно спросить разрешения помечтать, а не спрашивать могут только совершеннолетние. Я вернулся домой. Мне казалось, я плаваю в каком-то белом море, где нет никаких берегов и никакой пристани. Я ничего не смог сделать. Не поговорил с Беатриче, не подарил ей мою кровь. Звоню Сильвии, иначе плохо кончится.
– Как дела? – спрашиваю.
– Ничего, а у тебя?
– Плохо, мне не позволили дать кровь для Беатриче!
– Почему?
– Несовершеннолетним нужно разрешение родителей.
– По-моему, нормально, а вдруг это опасно…
– Когда любишь, всё возможно… Нет нужды ни в каких разрешениях!
– Да… – произносит Сильвия и умолкает.
– Ты что? Какая-то странная сегодня…
Она машинально, будто не слыша, повторяет мои слова:
– Когда любишь, всё возможно…
Ни на чём не могу сосредоточиться. Мечта моя рассыпается, как песчаный замок после прилива, когда от него остаётся лишь небольшой холмик. Моя мечта сделалась белой, потому что у Беатриче рак. Мечтатель говорит, нужно ставить правильные вопросы, чтобы найти свою мечту. Так попробуем с этой чёртовой лейкемией! Какого дьявола ты встряла между нашими жизнями – моей и Беатриче? Отчего губишь совсем молодую, ещё только начинающуюся жизнь? Нет ответа на этот вопрос. Это так, и всё тут. А если так, то мечтать бесполезно. Вернее, лучше и не мечтать, только хуже будет. Лучше иметь мечту вроде той, что у Ника, надёжную, которую можно купить. Иду и покупаю себе новые ботинки фирмы «Dreams» – «Мечты»: так по крайней мере буду носить свою мечту на ногах и топтать её.
Стою на земле и топчу свою мечту. Мечтатель говорит, что желания имеют что-то общее со звёздами… По-латыни мечта – это звезда. Пустая болтовня все это! Единственный способ увидеть звёзды – не желать этого, а сделать себе больно.
– Где же ты был, блин?
Голос Ника, орущий из мобильника, выводит меня из оцепенения. Мне достаточно наносекунды, чтобы понять: уже пять часов, а через тридцать минут начинается игра с «Людьми Икс».
– Пришлось убирать в комнате, иначе мама не пустила бы меня…
Ник не верит ни единому моему слову.
– Оторви свою задницу! Нам нужно вернуть себе первое место в таблице.
Отсоединяется.
Впервые в жизни я забыл про игру.
Не знаю, что со мной происходит. Наверное, заболел. Проверяю температуру: всё нормально.
Перед началом игры ору вместе со всеми кричалку «Пиратов»:
– Ни пуха ни пера!
Уделываем «Людей Икс» со счётом 7: 2, я забил три гола.
Но что-то мешает мне радоваться по-настоящему.
Так и вижу эти пух и перья. Огромную белую тучу. И мне действительно страшно, что задохнусь в ней.
Мечтатель придумал ещё один урок на своих факультативных занятиях: они самые интересные!
Начинает с того, что читает отрывок из какой-нибудь книги, которая увлекла его, произвела сильное впечатление и которую изучает. Читает, и глаза у него блестят, как у человека, который не может не поделиться своей радостью с первым встречным на улице. Подобно тому, как и я иногда, сам того не замечая, произношу вслух имя Беатриче или готов сообщить всему свету про хорошую отметку в школе, что случается довольно редко…
На этот раз мечтатель прочитал нам рассказ из книги «Роковые минуты»[16], где говорится о трёх осадах и трёх ограблениях.
«Рим, Александрия и Византия. Три города, славившиеся своей красотой, богатейшими сокровищами и произведениями искусства. Три города, в библиотеках которых хранились книги со многовековыми секретами литературы и науки. Это были огромные здания, заполненные папирусными свитками и сводами законов; эти книги заключали в себе мечты всех людей. Знания эти могли бы послужить будущим поколениям, но варвары, арабы и турки сожгли их, не оставив и следа. Одну за другой поджигали они полки с книгами, содержащими секреты жизни. Сжигали дух и его крылья. Не давали ему летать, как он делал это веками, высвобождаясь из плена истории. Книги горели, как в том замечательном романе Брэдбери, который вам стоило бы прочитать…»[17]
Не знаю, что именно хотел сказать Мечтатель этими словами, но прозвучало красиво, хотя я никогда и не слышал ни про какого такого Брэдбери.
А под конец своего взволнованного рассказа Мечтатель спросил:
– Зачем?
Никто из нас не смог ответить. Он велел подумать и написать об этом в домашнем сочинении. Мечтатель сошёл с ума. Считает, будто мы способны ломать голову над такими вещами.
Кстати, она опять не ответила на моё послание. Я очень расстроился, думал, что хотя бы Данте произведёт на неё впечатление. В желудке судорога, а сердце совсем побелело. Словно сама Беатриче хочет стереть меня с лица земли, замазав корректирующим «штрихом». Чувствую себя какой-то ошибкой, орфографической ошибкой. Мазок «штрихом» – и нет меня, как нет и ошибок. Страница остаётся чистой, и никому не видна боль, скрытая за этой белой каплей.
Поэзия – пустая рифмованная болтовня. Данте, да пошёл ты!..
У Беатриче огненно-рыжие волосы. У Беатриче зелёные глаза. У Беатриче… В полдень она стоит со своими друзьями у школы. У Беатриче нет парня. Я был у неё на дне рождения в прошлом году: мечта! И всё время просидел, спрятавшись где-то или за кем-то, и не спускал с неё глаз, стараясь запомнить каждый её жест, каждое движение. Мой мозг превратился в телекамеру, чтобы сердце могло в любую минуту снова просмотреть самый прекрасный фильм, когда-либо снятый на земле.
Не знаю, как у меня хватило смелости попросить у неё телефон. На самом деле так и не хватило… Телефон мне дала Сильвия, её подруга, после летних каникул. Но не помню, чтобы я говорил ей, будто он нужен мне. Может быть, поэтому Беатриче не отвечает. Может, не знает, что это я пишу ей. Она в моём мобильнике записана как «Огненная, красная». Красная звезда: солнце, рубин, вишня. Однако могла бы всё же и ответить, хотя бы из любопытства.
Так был я или не был львом в моей предыдущей жизни? Определённо был. Прячусь в чаще и в подходящий момент выскакиваю оттуда, выгоняю свою жертву в открытое поле, там ей не убежать от меня, и хватаю. Вот так же поступлю и с Беатриче. Окажется лицом к лицу со мной, и ей придётся выбрать меня.
Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она – нет. Она не умеет любить меня. Пока.
Сегодня разговаривал с Терминатором. Ну да, потому что знаю: когда нужно решать важные проблемы, бесполезно разговаривать со взрослыми. Или тебя не слушают, или говорят: и не думай, всё равно потом пройдёт. Или выкручиваются с помощью волшебного «когда-нибудь»: когда-нибудь поймёшь; придёт время; поймёшь, когда у тебя будут дети; рано или поздно у тебя будет работа, вот тогда и поймёшь.
Надеюсь только, что этот день никогда не наступит, потому что иначе на тебя обрушится сразу всё: зрелость, дети, работа… и мне кажется нелепым, что понять можно, только если всё это сразит тебя, как удар молнии. Разве нельзя было бы начать понимать уже сейчас, постепенно, потихоньку, не ожидая того проклятого дня? Сегодня. Сегодня хочу понять, а не когда-нибудь. Сегодня. Сейчас. Так нет же: когда тот день тебя опрокинет, будет слишком поздно, потому что ты, желавший поскорее всё понять, не нашёл никого, кто удостоил бы тебя ответом. И встретился тебе только тот, кто предрекал этот день, словно предсказывал смерть и гибель…
Не говоря уже об училах. Когда пытаешься серьёзно поговорить с ними, отвечают: не сейчас, что означает «никогда». Училы сразу всё сообщат тебе о плохом – об оценках, ответах, замечаниях, заданиях… А о хорошем ничего не скажут, иначе, считают они, станешь почивать на лаврах, хотя не думаю, чтобы они оказались такими уж комфортными. А больше с училами и не о чем говорить.
Папа и мама? О них и речи нет. Даже думать как-то неловко. Полное впечатление, будто им никогда не было пятнадцати лет. И потом, папа вечно приходит усталый после работы и хочет смотреть футбол. Мама? Я стесняюсь её. Я ведь уже взрослый и не могу говорить с мамой, как прежде. Выходит, если исключить учил, папу, маму и Ника, который не разговаривает со мной после той игры с «Фантакальчо», – кто остаётся? Терминатор. Он, по крайней мере, молчит и слушает, особенно если угощаю его потом печеньем со вкусом жареной кошки.
– Видишь ли, Терминатор, с тех пор как Мечтатель говорил о мечте, я всё время возвращаюсь к этой мысли, она, словно какой-то внутренний зуд, покоя не даёт и цепляет всё глубже. Ты, Терминатор, что собирался делать, что думал делать, когда вырастешь? Ты можешь только оставаться собакой: есть как собака, спать как собака, писать как собака и умереть как собака. Я же – нет. Мне нравятся большие желания. Большая мечта. Не знаю ещё, что это за мечта, – но мне нравится мечтать о мечте. Лежу в кровати в тишине и мечтаю о своей мечте. И больше ничего не делаю. Перебираю одну за другой разные мечты и выбираю, какая нравится. Кто знает, может, оставлю свой след в истории человечества? Только мечты оставляют след.
Терминатор тянет меня, даже он не умеет сосредоточиться, кто знает, что ещё ему надо. Идём дальше.
– Не перебивай меня! Мне хотелось мечтать. Мне нравилось мечтать. Но как найти свою мечту, Терминатор? Ты нашёл её уже готовую. Но я ведь не собака. Мечтателю помогли дедушка с его сказками и фильм. Может, нужно почаще ходить в кино, раз уж дедушки у меня нет, а бабушке нужно громко кричать, потому что она не слышит, и вдобавок от неё плохо пахнет, как от всех стариков, я не выношу этого и начинаю чихать. А может быть, нужно больше читать? Мечтатель говорит, что наши мечты таятся в окружающих нас вещах, в тех, которые любим, – в каком-то месте, на какой-то странице, в фильме, в картине… мечты, которые дарят нам великие творцы красоты.
Так говорит Мечтатель. Не понимаю до конца, что это значит. Знаю одно: мне нравится. Нужно попробовать. И посоветоваться, но не слишком полагаться на советы, потому что я из тех, кто крепко стоит на ногах. Жизнь без мечтаний – это сад без цветов, а жизнь с неосуществимыми мечтами – сад с искусственными цветами. А ты что скажешь, Терминатор?
Терминатор вместо ответа останавливается у столба и писает. И длится это ровно столько, сколько все мои разговоры.
– Спасибо, Терминатор, вот ты действительно меня понимаешь…
Беатриче, должно быть, заболела. Многие сейчас подхватывают грипп, но я ещё ни разу… Не вижу её уже два дня. Без яркого блеска её огненных волос дни кажутся тусклыми и пустыми. Белыми, как в пасмурную погоду, когда нет солнца.
Возвращаюсь домой вместе с Сильвией, подвожу её на моём мопеде, и она всё время просит ехать потише. Женщина, понятное дело. Мы долго разговариваем, и я спрашиваю, есть ли у неё мечта, такая, о какой говорит Мечтатель. Рассказываю, что у Ника такая мечта определённо есть. Он сказал, что пойдёт по стопам своего отца. Его отец дантист. Ник выучится на дантиста и будет работать в кабинете у отца. Говорит, что это его мечта. А по мне так для мечты этого мало. Потому что уже всё известно. Мечта – если я правильно понял – должна быть немного загадочной: что-то в ней должно быть такое, что ещё нужно открыть. А Ник уже всё заранее знает.
У меня мечта ещё не определилась, но в этом-то и вся её красота. Моя мечта настолько неведома, что я волнуюсь при одной только мысли о ней. У Сильвии тоже есть мечта. Она хочет стать художницей. Сильвия очень хорошо рисует, это её хобби. Она делает копии картин известных художников. Очень мне нравится картина, на которой изображена женщина с белым зонтом. Особая картина, потому что одежда и лицо женщины и все краски на ней такие лёгкие, что кажется, будто сливаются со светом, который падает на неё. Кажется, будто фигура соткана из солнечных лучей, от которых заслоняется. И это единственный случай, когда белый цвет не пугает меня. Сильвия обманула его на этой картине. Мне нравится.
Раз пятнадцать едва не угодив в ДТП со смертельным исходом из-за моих тормозов, которыми давно пора заняться механику, приезжаем к дому Сильвии.
– А мои не хотят. Говорят, что живописью можно заниматься только на досуге и, уж конечно, рисование не должно стать моим будущим, это трудный путь, только очень и очень немногие приходят по нему к успеху, а кроме того, если не пробьёшься, рискуешь остаться без куска хлеба.
Взрослые определённо существуют на свете для того, чтобы напоминать нам о страхах, которых мы не знаем. Боятся только они. А я, наоборот, рад, что у Сильвии есть такая мечта. Когда она говорит о ней, глаза блестят, как у Мечтателя на уроке. Как блестели глаза у Александра Великого, Микеланджело, Данте… Горящие, живые глаза… По-моему, у Сильвии правильная мечта. Прошу её понаблюдать за моими глазами, когда стану говорить о чём-нибудь, и сказать, если заблестят, тогда я, может быть, узнаю свою мечту, потому что сам я рассеянный, могу и не заметить. Она согласна.
– Когда увижу, что твоя мечта блестит у тебя в глазах, – скажу.
Прошу её сделать для меня копию той картины. Сильвия согласна. Глаза у неё загораются, и мне даже кажется, будто от её взгляда ощущаю тепло на коже. Голубые глаза блестят. Это её мечта. А у меня мечты пока нет, но чувствую, скоро появится. Только как узнать её? Синие круги под глазами. Да, у меня мешки под глазами, в них таятся все мои сновидения. А найду свою мечту, освобожусь от этих мешков, и тогда мои глаза засияют…
Прибавляю скорость, уносясь в голубизну горизонта, и мне кажется, будто лечу, без тормозов и без мечты…
Беатриче по-прежнему не ходит в школу. Нет её и на остановке автобуса после занятий.
Мои дни кажутся совершенно пустыми.
Пустые, как и у Данте, когда он больше не встречает Беатриче.
Мне нечего сказать, потому что, когда нет любви, нет и слов.
Страницы остаются чистыми, у жизни не хватает чернил.
Я поговорил наконец с Мечтателем.
– Как найти свою мечту? Только, учитель, не смейтесь надо мной.
– Ищи.
– Как?
– Ставь правильные вопросы.
– Как это понимать?
– Читай, смотри, интересуйся… причём увлечённо, страстно, и изучай всё. В каждом случае, когда что-то удивляет, разберись, почему поразился и взволновался. Только так и найдёшь мечту. И тут важно не настроение наше, а наша любовь.
Так сказал мне Мечтатель. Как ему приходят в голову некоторые слова, один только он знает. Мне нужно найти то, что по душе, что нравится.
Но единственный способ сделать такое – уделить этому время и силы, и вот это меня не устраивает…
Попробую сделать, как советует Мечтатель, – начну с того, чем располагаю. Я люблю музыку. Люблю Ника. Люблю Беатриче, люблю Сильвию, люблю свой мопед, люблю мою неведомую мечту. Люблю папу и маму, когда не достают. Люблю… может, хватит?… Этого слишком мало, наверное, нужно что-то ещё. Придётся поискать и порасспрашивать.
Я задумался, почему мне нравится Сильвия. И ответил сам себе: потому что люблю её, хочу, чтобы осуществилась её мечта, потому что, когда она рядом, на меня нисходит спокойствие, как бывало, когда мама брала меня за руку в толпе в супермаркете. Почему мне по душе Ник? И опять же отвечаю себе: потому что мне хорошо с ним. Ему не нужно ничего объяснять. Он не судит меня строго. Кстати, нужно что-то сделать, сколько можно молчать, скоро у нас опять игра, и если не помиримся, Пираты погибнут…
Потом я задумался, почему люблю свою музыку. Оказалось, потому, что она даёт мне ощущение свободы. А мой мопед-«полтинник» без тормозов? По той же причине. Вот у меня уже несколько пазлов: я люблю, когда люди хорошо относятся ко мне, и люблю свободу. Эти пазлы – частицы моей мечты. Во всяком случае, то, что отыскал. Но этого ещё мало.
Почему мне по душе Беатриче? Это самый трудный вопрос. И пока я ещё не нашёл ответа. В ней есть что-то загадочное. Что-то такое, что никак не могу понять. Какая-то красивая тайна, подобная чуду восходящего солнца, из-за которого ночь перед рассветом становится ещё темнее. Беатриче – моя мечта, и всё тут, и ничего объяснить здесь невозможно. И потому не могу уснуть. Смотрю фильм ужасов. После него тоже не уснуть. Вот и получается бессонная ночь в квадрате.
Это было единственное задание по греческому языку, которое меня забавляло. Выбрав несколько слов из перевода, следовало записать в тетради их значение и найти итальянские слова с тем же корнем, которые помогли бы вспомнить греческий термин. Так я хорошо выучил два слова.
Leukos: белый. От него происходит итальянское слово luce – «свет».
Aima: кровь. От него происходит итальянское слово ematoma – «кровяной сгусток внутри тканей, имеющий вид твёрдой опухоли».
Если поставить рядом эти два страшных слова, получится другое, ещё более страшное: leucemia. Так называется болезнь, которая поражает кровь. Название происходит от греческого слова (названия всех болезней происходят от греческих слов) и означает «белокровие». Я знал, что белый цвет – это обман. Как может быть кровь белой?
Кровь красного цвета, и всё тут.
А слёзы солёные, и всё тут.
Сильвия сказала мне об этом со слезами:
– У Беатриче лейкемия.
И её слёзы стали моими.
Вот почему Беатриче не ходит в школу. Вот почему она пропала. Как муж Арджентьери. Даже хуже: заболевание крови. Лейкемия. Наверное, можно вылечить. Без Беатриче я пропал, моя кровь тоже сделается белой.
А все эти разговоры про мечту – пустая болтовня. Я знал это. Всегда знал. Потому что затем начинаются страдания, и всё теряет всякий смысл. Потому что строишь что-то, строишь, строишь, а затем вдруг кто-то или что-то всё уносит прочь. Так какой же смысл мечтать? В моей мечте жила Беатриче, Беатриче – загадочная часть моей мечты. Ключ, который открывал в неё дверь. А теперь появляется эта штука, которая хочет отнять её у меня. Если не станет Беатриче, не станет мечты. И ночь окажется ещё темнее, потому что вообще не будет никакого рассвета.
Но откуда берутся, блин, такие болезни, как эта, которая превращает красную кровь в белую? Мечтатель, ты лгун самой худшей разновидности, из тех, что верят в ложь, которую втюхивают! Завтра порежу колёса твоего велосипеда, неудачник. А сейчас хочу есть. СМС: «Ник, нужно повидать тебя».
«Макдональдс» после уроков – самое печальное место в галактике. Здесь только запах Мака и горемыки из соседней школы. Но тому, кому на всё наплевать, и это сойдёт. Я никогда не говорил Нику о Беатриче. Беатриче всегда оставалась моим секретом. Одним из Карибских островов, окружённых прозрачнейшим морем, где я уединялся.
С Ником мы говорили о девушках, обсуждая их внешность – грудь, бедра и всё такое – и не интересуясь больше ничем. Беатриче – совсем другое дело, красива очень, но она не из тех, кого мы обсуждаем, когда они проходят мимо. Нет, Беатриче неприкосновенна, даже словесно. Но и сейчас я молчу о Беатриче и держу весь гнев и всю боль в себе. Ник подходит со скучающим видом и садится:
– Что случилось?
– Слушай, хватит изображать дураков. Пираты не ссорятся, как девчонки…
Ник и не ожидал другого. Улыбается, и, похоже, глаза у него добреют. Он хлопает меня по плечу:
– Да уж мы с тобой точно два козла…
– Это ты о себе.
Мы смеёмся. Пока выцеживаем два огромных стакана колы и Ник несколько раз рыгает, разговариваем. Продолжаем разговор точно с того места, на чём он прервался. Как умеют делать только настоящие друзья.
– Надо бы попеть, поиграть на гитаре, давно уже не отрывались.
– Ну да, и кроме того, нужно подготовиться к следующей игре.
– А с кем играем?
– Да с этими сонями из первого «А».
– С «Людьми Икс»?
– Ну да.
– Не игра, а прогулка…
– Ник…
Он смотрит на меня:
– Ты боишься смерти?
– Блин, о какой смерти ты говоришь, когда перед тобой кола в «Макдоналдсе»? Ты совсем сдурел, Лео! Точно говорю, дело в твоих волосах, надо бы постричь их, а то кислород к мозгам не пропускают…
Я хохочу, но на самом-то деле внутри у меня кусок льда.
– Что я тебе говорил тысячу раз?
Подражаю его назидательной интонации:
– Перестань думать о белом!
– Ладно, пошли клеить девчонок в центре…
– Нет, мне нужно домой… заниматься…
Ник смеётся.
Притворяюсь, будто тоже смеюсь.
– До завтра.
– До завтра. Мы сотрём их в порошок.
Нелегко быть слабыми.
Я узнал от Сильвии, что Беатриче в больнице. Только Сильвия имеет право сообщать мне некоторые вещи. Беатриче нужна кровь. Для переливания крови той же группы, что у неё. Нужно победить белую кровь, тогда можно надеяться, что восстановится чистая, новая, красная. Победа над белой кровью может спасти Беатриче. Я не знаю, какая у неё группа крови, зато знаю, что у меня этой красной крови столько, что я отдал бы ей всю, лишь бы её кровь вновь сделалась красной.
Лечу на своём «полтиннике», никому ничего не сказав. Всё стало белым: улица, небо, лица людей, здание больницы. Вхожу и погружаюсь в запах дезинфекции, который напоминает кабинет зубного врача. Ищу её палату. Не спрашиваю, где она, потому что в сердце у меня компас, который точно указывает на собственный север – Беатриче. И действительно, отыскиваю с третьей попытки. Вхожу и останавливаюсь: она спит. Как спящая красавица. Рядом с ней сидит женщина с огненно-рыжими волосами, наверное мать. У неё тоже глаза прикрыты. Не решаюсь подойти ближе. Страшно. Даже не представляю, что нужно говорить в такой ситуации. Сильвия, наверное, знала бы, что делать, но не могу же я без конца ей звонить…
Потом вспоминаю о своей мечте, что Беатриче – моя мечта. И тогда иду в приёмный покой и говорю, что пришёл отдать мою красную кровь, чтобы заменить белую кровь Беатриче. Дежурная медсестра растерянно смотрит на меня:
– Послушай, нам здесь некогда…
Я сердито смотрю на неё:
– Мне тоже.
Она понимает, что не шучу.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она с недовольством.
Тоже с недовольством отвечаю:
– Шестнадцать.
Она говорит, что для несовершеннолетних в таком случае требуется разрешение родителей. Вот это новости! Человек готов отдать свою кровь больному и ещё должен спрашивать для этого разрешение. Хочет сотворить мечту или спасти её – и должен спрашивать разрешение. Что за грёбаный мир! Тебе советуют мечтать, а едва начал, запрещают: завидуют. А потом ещё говорят, будто нужно спросить разрешения помечтать, а не спрашивать могут только совершеннолетние. Я вернулся домой. Мне казалось, я плаваю в каком-то белом море, где нет никаких берегов и никакой пристани. Я ничего не смог сделать. Не поговорил с Беатриче, не подарил ей мою кровь. Звоню Сильвии, иначе плохо кончится.
– Как дела? – спрашиваю.
– Ничего, а у тебя?
– Плохо, мне не позволили дать кровь для Беатриче!
– Почему?
– Несовершеннолетним нужно разрешение родителей.
– По-моему, нормально, а вдруг это опасно…
– Когда любишь, всё возможно… Нет нужды ни в каких разрешениях!
– Да… – произносит Сильвия и умолкает.
– Ты что? Какая-то странная сегодня…
Она машинально, будто не слыша, повторяет мои слова:
– Когда любишь, всё возможно…
Ни на чём не могу сосредоточиться. Мечта моя рассыпается, как песчаный замок после прилива, когда от него остаётся лишь небольшой холмик. Моя мечта сделалась белой, потому что у Беатриче рак. Мечтатель говорит, нужно ставить правильные вопросы, чтобы найти свою мечту. Так попробуем с этой чёртовой лейкемией! Какого дьявола ты встряла между нашими жизнями – моей и Беатриче? Отчего губишь совсем молодую, ещё только начинающуюся жизнь? Нет ответа на этот вопрос. Это так, и всё тут. А если так, то мечтать бесполезно. Вернее, лучше и не мечтать, только хуже будет. Лучше иметь мечту вроде той, что у Ника, надёжную, которую можно купить. Иду и покупаю себе новые ботинки фирмы «Dreams» – «Мечты»: так по крайней мере буду носить свою мечту на ногах и топтать её.
Стою на земле и топчу свою мечту. Мечтатель говорит, что желания имеют что-то общее со звёздами… По-латыни мечта – это звезда. Пустая болтовня все это! Единственный способ увидеть звёзды – не желать этого, а сделать себе больно.
– Где же ты был, блин?
Голос Ника, орущий из мобильника, выводит меня из оцепенения. Мне достаточно наносекунды, чтобы понять: уже пять часов, а через тридцать минут начинается игра с «Людьми Икс».
– Пришлось убирать в комнате, иначе мама не пустила бы меня…
Ник не верит ни единому моему слову.
– Оторви свою задницу! Нам нужно вернуть себе первое место в таблице.
Отсоединяется.
Впервые в жизни я забыл про игру.
Не знаю, что со мной происходит. Наверное, заболел. Проверяю температуру: всё нормально.
Перед началом игры ору вместе со всеми кричалку «Пиратов»:
– Ни пуха ни пера!
Уделываем «Людей Икс» со счётом 7: 2, я забил три гола.
Но что-то мешает мне радоваться по-настоящему.
Так и вижу эти пух и перья. Огромную белую тучу. И мне действительно страшно, что задохнусь в ней.
Мечтатель придумал ещё один урок на своих факультативных занятиях: они самые интересные!
Начинает с того, что читает отрывок из какой-нибудь книги, которая увлекла его, произвела сильное впечатление и которую изучает. Читает, и глаза у него блестят, как у человека, который не может не поделиться своей радостью с первым встречным на улице. Подобно тому, как и я иногда, сам того не замечая, произношу вслух имя Беатриче или готов сообщить всему свету про хорошую отметку в школе, что случается довольно редко…
На этот раз мечтатель прочитал нам рассказ из книги «Роковые минуты»[16], где говорится о трёх осадах и трёх ограблениях.
«Рим, Александрия и Византия. Три города, славившиеся своей красотой, богатейшими сокровищами и произведениями искусства. Три города, в библиотеках которых хранились книги со многовековыми секретами литературы и науки. Это были огромные здания, заполненные папирусными свитками и сводами законов; эти книги заключали в себе мечты всех людей. Знания эти могли бы послужить будущим поколениям, но варвары, арабы и турки сожгли их, не оставив и следа. Одну за другой поджигали они полки с книгами, содержащими секреты жизни. Сжигали дух и его крылья. Не давали ему летать, как он делал это веками, высвобождаясь из плена истории. Книги горели, как в том замечательном романе Брэдбери, который вам стоило бы прочитать…»[17]
Не знаю, что именно хотел сказать Мечтатель этими словами, но прозвучало красиво, хотя я никогда и не слышал ни про какого такого Брэдбери.
А под конец своего взволнованного рассказа Мечтатель спросил:
– Зачем?
Никто из нас не смог ответить. Он велел подумать и написать об этом в домашнем сочинении. Мечтатель сошёл с ума. Считает, будто мы способны ломать голову над такими вещами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента