Страница:
Дану понравилось лихо заламывать шляпу и восклицать «Хайдо!», как коренной ильмаранец. Привык к табуну карих и перепадам настроения Адэланты.
А годы шли.
Люди говорят, будто Дорога Жизни полосата, как заморская зебра, но что могут знать те, чей век столь недолог? Дан прожил без малого одну человеческую жизнь и пришел к выводу, что она похожа на радугу. Для теперешней полосы он выбрал красный, цвет крови и опасности, с легким отливом в нежно-оранжевый, пахнущий персиками. К утреннему визиту Летти приготовился с должной тщательностью: оделся, затянув пояс так, что едва мог вздохнуть, и даже какой-то ароматической водичкой не побрезговал. Дышать расхотелось окончательно.
Летти, как нарочно, ждала, пока он закончит приготовления, и постучалась аккурат вовремя. Дан схватился за плечо, девушка потянула носом и чихнула.
– Госпо…
– Дан.
– Дан! – кивнула Летти. – А… вы отраву для моли пролили, да? Ничего страшного, я сейчас проветрю… А что с плечом?
– Мышцу потянул, когда моль в шкафу травил! – скороговоркой выдал Дан прежде, чем успел сообразить, что именно.
– Сами?! – восхитилась служанка.
– Сам.
– Очень болит, да? А может… я разомну?
Дан прикинул, что утренний массаж будет короче вечернего, и вздохнул с непритворным сожалением.
– Летти, оно пройдет само, лучше помоги мне заплести косу. Буду бесконечно благодарен!
Окно распахнули настежь, но он не чувствовал запаха ветра. С сонной ленцой наблюдал, как колышутся жемчужно-серые кисейные занавески, а под ними на полу так же вяло шевелятся тени.
Прохладные пальцы с остро подпиленными ноготками осторожно зарылись в волосы, и Дан прикрыл глаза, едва не мурча от удовольствия. С детства мать приучила его к прическам, считая кощунством стричь роскошные угольно-черные пряди. Однако никто не посмел бы обозвать остроухого мальчика девчонкой. У эльфов, как известно, свои причуды, а то и вовсе традиция такая – щеголять косой до лопаток. Именно благодаря экзотической внешности не попал он на рудники или золотые прииски в северных широтах Ильмарана, где на прикованных к валунам замерзших, изможденных невольников сыто поглядывают серые медведи и пумы, обнаглевшие от легкой добычи. И Адэланта любила расчесывать его, взвешивать на ладони тяжелую толстую косу, словно прицениваясь, расплетать, пропуская между пальцами шелковистые прядки… Вечером наедине, когда за порогом оставалась циничная, почти мужская жесткость, и бэя ждала любви и любовью расплачивалась.
– Я вам в «колосок» заплела. Не туго? – шепнула девушка, явно довольная результатом.
А жизнь-то налаживается! Дан обернулся, сияя улыбкой до ушей, будто не служанка его заплетала, а сама святая Катарина.
– Туго?!
– В самый раз!
От Летти он узнал, что л’лэрд изволил подняться ни свет ни заря, сам от завтрака отказался, зато воронье кормит сдобными булочками. Служанка не упрекала молодого л’лэрда в расточительстве, но, быть может, для него стоит поселить в парке белых голубей?
Лишь оказавшись на свежем воздухе, Дан сообразил, насколько едкая морилка не гармонирует с осенними ароматами юга. И какой идиот додумался поставить склянку на зеркало? Сам вчера и поставил, вспомнилось мигом спустя, потому что действительно хотел на будущее протравить шкаф да раздумал, едва отвинтил крышку. Мальки златохвостов ринулись в стороны, когда он черпнул из мраморной пиалы так яростно, что почти достал до дна. Кое-как отмыв лицо и шею, оперся о прохладный бортик, гладкий, словно его шлифовали руками, и уставился на искаженное рябью отражение. Это ж надо так лопухнуться? С подобным эльфийским обаянием можно охмурять лишь дам, у которых напрочь отсутствует обоняние.
С высоты птичьего полета парк походил на снежинку со смещенным центром, в котором возвышался сам двухэтажный особняк. Тропинки-лучики могли казаться путаными, но лишь на первый взгляд. Куда ни пойди, в итоге все равно выйдешь к дому, связанному с воротами широкой подъездной дорогой. Вдоль нее выстроились прижившиеся северные ели, в самом парке росли кипарисы и можжевельник. Жасминовая рощица огораживала уютный закуток с прудиком посередине и одной-единственной скамейкой, а кто-то проницательный посадил там землянику, сладкую и меленькую.
Но вовсе не туда привел Дана раскатистый птичий грай, а на круглую полянку, где, по заверениям сана Дарьена, хорошо обедать в компании. Брат стоял в центре светового пятна, отчего его распущенные волосы казались осыпанными мерцающей золотой пыльцой. Невинная дева на месте Дана могла бы решить, что прекрасный эльфийский принц поджидает на опушке именно ее, дабы увезти в свое лесное королевство, да только полуэльф давно распрощался с невинностью, а Вилль не был принцем никогда. Сейчас он скорее походил на мужика, сеющего горох. В такт его руке вороны метались туда-сюда волнующимся черным морем, и только щуплый вороненок с проплешиной на макушке печально взирал на чужое пиршество. Но бывший капитан непорядок не терпел. Последняя булка улетела в центр стаи, и мигом образовалась куча-мала. Клювы защелкали вхолостую. Вороненок улучил момент и, пробежав по спинам товарок, цапнул булку и взвился на плечо кормильца.
– И вовсе это не подлость, а военная хитрость, – пояснил Вилль бранящимся воронам.
– Л’лэрд, простите за беспокойство, но вы рехнулись?
– Ты знал о куполе? – Л’лэрд даже не соизволил обернуться.
– Да, Летти вчера о нем говорила. Ключи я взял…
– А мне почему не сказал? – Вилль бережно ссадил осовелого вороненка на пенек и повернулся, буравя Дана сердитыми желтыми глазами.
– Все всё знают, а ты – нет?! Просвещаю: сегодня будет обзор города, завтра-послезавтра мы обзор перевариваем и делимся впечатлениями, а на днях Его Величество и Ее Высочество соизволят удостоить нас торжественного приема и уважить королевским обедом… Ты бы, л’лэрд из деревни, слушал, что другие говорят, а не ворон считал!
– Двадцать четыре.
– Что – двадцать четыре?
– Ворон – двадцать четыре. И мне скоро будет двадцать четыре, и день рождения я буду справлять без Алессы… И без Симки. А сегодня – шестое златня, и скоро наша нечисть впадет в спячку. И проводят ее без меня! – развел руками Вилль.
Дан глубоко вздохнул. Вот и причина невеселого настроя братишки. Соскучился. Только вслух он никогда не признается, считая это слабостью и ребячеством. Будет переваривать чувства в себе, а потом срываться на окружающих изредка, но метко. Увлекавшаяся звездными предсказаниями Адэланта говорила, дескать, эта черта зачастую встречается у тех, кто рожден в конце лютня. Равно как привычка скрытничать, когда не стоило бы, и ляпать что в голову взбредет в самый неподходящий момент.
Притянув «л’лэрда» за рукав, Дан бесцеремонно подтолкнул в спину и шикнул на ворон.
– Зато на Свитлицу[6] вдоволь напрыгаешься через костер и переловишь всех северингских девок. Пойдем, л’лэрд, карета подана.
– Ха! Мы с Леськой давно собирались наперегонки побегать. А всех девок мне не надо.
– С такой выдержкой проповедовать бы тебе в человечьем храме. Или вовсе в скит податься, глядишь, и святым прослывешь, – язвительно фыркнул Дан, сам не понимая, отчего захотел уколоть брата. Тот даже не возмутился и не вспылил.
– Если думаешь, что я сейчас начну протестовать и бахвалиться подвигами, как твой приятель Орхэс, ты ошибешься. Если думаешь, что у меня шоры на глазах и я в упор не замечаю женщин, ошибаешься снова. Там, в Неверре, рядом были Алесса, Симка и небо. И мои собственные жизненные принципы. Теперь осталось последнее, но я не хочу потерять и это. Себя потерять, Дан, свою сущность. Я лучше буду пить с орками, а потом вернусь домой и заберу Алессу в Равенну.
Дан присвистнул даже.
– Ну ты даешь, братишка! А ее мнения ты не спросишь?
– Ты не понимаешь, Дан, это больше чем любовь к идеалу или простое влечение. Это связь, очень сильная связь! Словно одна нить на двоих – тронешь с одного края, и на другом зазвенит. Я знаю, что ответит Алесса. Чувствую, и все. Весной не знал, теперь уверен наверняка. Дан, я без раздумий отдам за нее крылья и жизнь в придачу! – выпалил Вилль. Дан нахмурился, и брат резко мотнул головой, будто раскаиваясь в собственной глупости. – Ты не знаешь, конечно… Понимаешь, двое аватар-половинок могут делиться жизненной силой, лечить друг друга. Старость – та же болезнь, и Алесса заберет половину жизни, отпущенной мне. А и не жалко! Пускай забирает.
Старость… Неизбежная и неизлечимая болезнь. Дан помнил тот день, когда Адэланта впервые покрасила волосы. Потом стала накладывать смесь регулярно, и рыжие пряди каждый раз обретали новый оттенок. Дану это не нравилось, но она смеялась в ответ и терлась о его спину мокрой головой.
Однажды бэя Адэланта сказала, что ему пора уходить. Лишь спустя несколько лет Дан понял причину, а тогда стоял в дорожной пыли, глядя на выброшенные им самим золотые, и в груди клокотала горькая обида.
– Вот оно что… – Дан осекся.
Вилль прищурился и посмотрел заговорщицки, будто собираясь доверить тайну, и не разобрать, всерьез или шутя.
– Знаешь, мы с Алессой даже ночевали в одной постели… Правда, она опоила меня снотворным, и ничегошеньки я не помню. Но утром оставил ей письмо с благодарностью. И мыша на подушке.
– Мыша?!
– Ну… он был не против подменить меня на время! А потом мы снова ночевали вместе. И опять Алесса меня усыпила, и опять я ни шушеля не помню. Едрена-ворона… Что за бред такой?!
– А вы на речке, часом, куличи не лепили? – задыхаясь от смеха, выдавил Эданэль.
– Нет! Только снеговиков! – гордо ответствовал брат и тоже расхохотался.
ГЛАВА 7
А годы шли.
Люди говорят, будто Дорога Жизни полосата, как заморская зебра, но что могут знать те, чей век столь недолог? Дан прожил без малого одну человеческую жизнь и пришел к выводу, что она похожа на радугу. Для теперешней полосы он выбрал красный, цвет крови и опасности, с легким отливом в нежно-оранжевый, пахнущий персиками. К утреннему визиту Летти приготовился с должной тщательностью: оделся, затянув пояс так, что едва мог вздохнуть, и даже какой-то ароматической водичкой не побрезговал. Дышать расхотелось окончательно.
Летти, как нарочно, ждала, пока он закончит приготовления, и постучалась аккурат вовремя. Дан схватился за плечо, девушка потянула носом и чихнула.
– Госпо…
– Дан.
– Дан! – кивнула Летти. – А… вы отраву для моли пролили, да? Ничего страшного, я сейчас проветрю… А что с плечом?
– Мышцу потянул, когда моль в шкафу травил! – скороговоркой выдал Дан прежде, чем успел сообразить, что именно.
– Сами?! – восхитилась служанка.
– Сам.
– Очень болит, да? А может… я разомну?
Дан прикинул, что утренний массаж будет короче вечернего, и вздохнул с непритворным сожалением.
– Летти, оно пройдет само, лучше помоги мне заплести косу. Буду бесконечно благодарен!
Окно распахнули настежь, но он не чувствовал запаха ветра. С сонной ленцой наблюдал, как колышутся жемчужно-серые кисейные занавески, а под ними на полу так же вяло шевелятся тени.
Прохладные пальцы с остро подпиленными ноготками осторожно зарылись в волосы, и Дан прикрыл глаза, едва не мурча от удовольствия. С детства мать приучила его к прическам, считая кощунством стричь роскошные угольно-черные пряди. Однако никто не посмел бы обозвать остроухого мальчика девчонкой. У эльфов, как известно, свои причуды, а то и вовсе традиция такая – щеголять косой до лопаток. Именно благодаря экзотической внешности не попал он на рудники или золотые прииски в северных широтах Ильмарана, где на прикованных к валунам замерзших, изможденных невольников сыто поглядывают серые медведи и пумы, обнаглевшие от легкой добычи. И Адэланта любила расчесывать его, взвешивать на ладони тяжелую толстую косу, словно прицениваясь, расплетать, пропуская между пальцами шелковистые прядки… Вечером наедине, когда за порогом оставалась циничная, почти мужская жесткость, и бэя ждала любви и любовью расплачивалась.
– Я вам в «колосок» заплела. Не туго? – шепнула девушка, явно довольная результатом.
А жизнь-то налаживается! Дан обернулся, сияя улыбкой до ушей, будто не служанка его заплетала, а сама святая Катарина.
– Туго?!
– В самый раз!
От Летти он узнал, что л’лэрд изволил подняться ни свет ни заря, сам от завтрака отказался, зато воронье кормит сдобными булочками. Служанка не упрекала молодого л’лэрда в расточительстве, но, быть может, для него стоит поселить в парке белых голубей?
Лишь оказавшись на свежем воздухе, Дан сообразил, насколько едкая морилка не гармонирует с осенними ароматами юга. И какой идиот додумался поставить склянку на зеркало? Сам вчера и поставил, вспомнилось мигом спустя, потому что действительно хотел на будущее протравить шкаф да раздумал, едва отвинтил крышку. Мальки златохвостов ринулись в стороны, когда он черпнул из мраморной пиалы так яростно, что почти достал до дна. Кое-как отмыв лицо и шею, оперся о прохладный бортик, гладкий, словно его шлифовали руками, и уставился на искаженное рябью отражение. Это ж надо так лопухнуться? С подобным эльфийским обаянием можно охмурять лишь дам, у которых напрочь отсутствует обоняние.
С высоты птичьего полета парк походил на снежинку со смещенным центром, в котором возвышался сам двухэтажный особняк. Тропинки-лучики могли казаться путаными, но лишь на первый взгляд. Куда ни пойди, в итоге все равно выйдешь к дому, связанному с воротами широкой подъездной дорогой. Вдоль нее выстроились прижившиеся северные ели, в самом парке росли кипарисы и можжевельник. Жасминовая рощица огораживала уютный закуток с прудиком посередине и одной-единственной скамейкой, а кто-то проницательный посадил там землянику, сладкую и меленькую.
Но вовсе не туда привел Дана раскатистый птичий грай, а на круглую полянку, где, по заверениям сана Дарьена, хорошо обедать в компании. Брат стоял в центре светового пятна, отчего его распущенные волосы казались осыпанными мерцающей золотой пыльцой. Невинная дева на месте Дана могла бы решить, что прекрасный эльфийский принц поджидает на опушке именно ее, дабы увезти в свое лесное королевство, да только полуэльф давно распрощался с невинностью, а Вилль не был принцем никогда. Сейчас он скорее походил на мужика, сеющего горох. В такт его руке вороны метались туда-сюда волнующимся черным морем, и только щуплый вороненок с проплешиной на макушке печально взирал на чужое пиршество. Но бывший капитан непорядок не терпел. Последняя булка улетела в центр стаи, и мигом образовалась куча-мала. Клювы защелкали вхолостую. Вороненок улучил момент и, пробежав по спинам товарок, цапнул булку и взвился на плечо кормильца.
– И вовсе это не подлость, а военная хитрость, – пояснил Вилль бранящимся воронам.
– Л’лэрд, простите за беспокойство, но вы рехнулись?
– Ты знал о куполе? – Л’лэрд даже не соизволил обернуться.
– Да, Летти вчера о нем говорила. Ключи я взял…
– А мне почему не сказал? – Вилль бережно ссадил осовелого вороненка на пенек и повернулся, буравя Дана сердитыми желтыми глазами.
– Все всё знают, а ты – нет?! Просвещаю: сегодня будет обзор города, завтра-послезавтра мы обзор перевариваем и делимся впечатлениями, а на днях Его Величество и Ее Высочество соизволят удостоить нас торжественного приема и уважить королевским обедом… Ты бы, л’лэрд из деревни, слушал, что другие говорят, а не ворон считал!
– Двадцать четыре.
– Что – двадцать четыре?
– Ворон – двадцать четыре. И мне скоро будет двадцать четыре, и день рождения я буду справлять без Алессы… И без Симки. А сегодня – шестое златня, и скоро наша нечисть впадет в спячку. И проводят ее без меня! – развел руками Вилль.
Дан глубоко вздохнул. Вот и причина невеселого настроя братишки. Соскучился. Только вслух он никогда не признается, считая это слабостью и ребячеством. Будет переваривать чувства в себе, а потом срываться на окружающих изредка, но метко. Увлекавшаяся звездными предсказаниями Адэланта говорила, дескать, эта черта зачастую встречается у тех, кто рожден в конце лютня. Равно как привычка скрытничать, когда не стоило бы, и ляпать что в голову взбредет в самый неподходящий момент.
Притянув «л’лэрда» за рукав, Дан бесцеремонно подтолкнул в спину и шикнул на ворон.
– Зато на Свитлицу[6] вдоволь напрыгаешься через костер и переловишь всех северингских девок. Пойдем, л’лэрд, карета подана.
– Ха! Мы с Леськой давно собирались наперегонки побегать. А всех девок мне не надо.
– С такой выдержкой проповедовать бы тебе в человечьем храме. Или вовсе в скит податься, глядишь, и святым прослывешь, – язвительно фыркнул Дан, сам не понимая, отчего захотел уколоть брата. Тот даже не возмутился и не вспылил.
– Если думаешь, что я сейчас начну протестовать и бахвалиться подвигами, как твой приятель Орхэс, ты ошибешься. Если думаешь, что у меня шоры на глазах и я в упор не замечаю женщин, ошибаешься снова. Там, в Неверре, рядом были Алесса, Симка и небо. И мои собственные жизненные принципы. Теперь осталось последнее, но я не хочу потерять и это. Себя потерять, Дан, свою сущность. Я лучше буду пить с орками, а потом вернусь домой и заберу Алессу в Равенну.
Дан присвистнул даже.
– Ну ты даешь, братишка! А ее мнения ты не спросишь?
– Ты не понимаешь, Дан, это больше чем любовь к идеалу или простое влечение. Это связь, очень сильная связь! Словно одна нить на двоих – тронешь с одного края, и на другом зазвенит. Я знаю, что ответит Алесса. Чувствую, и все. Весной не знал, теперь уверен наверняка. Дан, я без раздумий отдам за нее крылья и жизнь в придачу! – выпалил Вилль. Дан нахмурился, и брат резко мотнул головой, будто раскаиваясь в собственной глупости. – Ты не знаешь, конечно… Понимаешь, двое аватар-половинок могут делиться жизненной силой, лечить друг друга. Старость – та же болезнь, и Алесса заберет половину жизни, отпущенной мне. А и не жалко! Пускай забирает.
Старость… Неизбежная и неизлечимая болезнь. Дан помнил тот день, когда Адэланта впервые покрасила волосы. Потом стала накладывать смесь регулярно, и рыжие пряди каждый раз обретали новый оттенок. Дану это не нравилось, но она смеялась в ответ и терлась о его спину мокрой головой.
Однажды бэя Адэланта сказала, что ему пора уходить. Лишь спустя несколько лет Дан понял причину, а тогда стоял в дорожной пыли, глядя на выброшенные им самим золотые, и в груди клокотала горькая обида.
– Вот оно что… – Дан осекся.
Вилль прищурился и посмотрел заговорщицки, будто собираясь доверить тайну, и не разобрать, всерьез или шутя.
– Знаешь, мы с Алессой даже ночевали в одной постели… Правда, она опоила меня снотворным, и ничегошеньки я не помню. Но утром оставил ей письмо с благодарностью. И мыша на подушке.
– Мыша?!
– Ну… он был не против подменить меня на время! А потом мы снова ночевали вместе. И опять Алесса меня усыпила, и опять я ни шушеля не помню. Едрена-ворона… Что за бред такой?!
– А вы на речке, часом, куличи не лепили? – задыхаясь от смеха, выдавил Эданэль.
– Нет! Только снеговиков! – гордо ответствовал брат и тоже расхохотался.
ГЛАВА 7
В экипаже их поджидала миловидная женщина с волосами цвета кофе, забранными на затылке в строгий «учительский» пучок. Переносицу сунны украшали массивные очки в черепаховой оправе. Судя по тому, как важно она их поправляла, сей элемент служил довершением образа и был выпрошен у сотрудниц постарше. Для солидности.
– Добро пожаловать, господа! Мы рады приветствовать вас в Катарине-Дей, сердце истории и берегине искусства скадарского. Меня зовут Аколетта, и сегодня я буду вашей сказительницей от имени Государственного музе-э-эя, – растянув гласную, женщина степенно кивнула, – Святой Катарины. Мы совершим обзорное путешествие по городу, и я расскажу вам о памятниках и легендах, дошедших к нам из глубины седых веков… Прошу!
Экипаж поражал невиданными доселе размерами. Вдоль бортов стояли мягкие двухместные лавочки, обитые малахитовым бархатом, за спинками каждой из которых возвышалось нечто более всего походившее на свернутый стяг. Как пояснила Аколетта, называется сие чудо просто – «складной зонт». И тут же продемонстрировала его в действии, предупредив, что ломать не стоит. Ох как орки обрадовались! С внешней стороны шарабана были прибиты подножки и поручни неизвестного назначения. Однако в четверти версты от территории посольства ждал отряд воинов числом в восемь копий, и стало ясно, для чьих рук и ног предусмотрены эти приспособления.
Лошадки бежали трусцой, ровной и слаженной. Затычки в их ушах, как пояснила сказительница, были магическими и служили для того, чтобы животных не пугал уличный шум. Перья на шлемах телохранителей мерно покачивались, солнце распалялось, лимонная водичка в жестяной бочке нагревалась. Сказительница стояла в проходе, опираясь на спинку лавки, и… сказывала, сказывала, сказывала. С ее слов выходило, что каждый второй храм, фонтан да и просто скамейка в парке являлись ценнейшим наследием материальной культуры лишь из-за того, что туда хаживала или там сиживала историческая личность. Личностей было море, скамеек с фонтанами тоже, и Дан просто диву давался, отчего бесценную Катарину-Дей еще не сняли вместе с фундаментом и не умыкнули на пиратский корабль. Вряд ли этих лиходеев смутили бы размеры.
Иллиатара Триединого в Скадаре почитали как высшее, но, увы, недосягаемое для простых смертных существо, и молились Ларам, заступникам и покровителям Мира. В их честь воздвигали храмы и ставили алтари, курили благовония и вели службы.
Вот под предводительством высокой сухопарой Верховной Жрицы с лицом чистым и прекрасным, словно высеченным из горного хрусталя, просеменили щебечущей бледно-розовой стайкой юные служительницы богини любви Афэллы.
Жрица Иллады-Судьбы отрешенно поигрывала серебряным жезлом с навершием в виде совы, распростершей крылья. Через месяц начнется молебен, и продлится он ровно седмицу. Сама кэссиди, названная в честь справедливой богини, станет просить покровительницу о снисхождении к своим будущим подданным. Не к себе.
– …А это храм весельчака Байхоса, которого у вас, господа, зовут богом порока Лукавым Угодником…
Трое послушников, насвистывая разудалую плясовую, отмывали со стены храма зооаморфный орнамент скабрезного вида. Под охраной дремлющей рыжей кошки в тени вазона стоял кувшин, но вряд ли с компотом.
И всеми гордилась красноречивая Аколетта, и должны были восторгаться приезжие. Орки вполголоса восторгались самой сказительницей, не стесняясь в эпитетах, остальные изображали вежливое внимание, а лимонная водичка заканчивалась. Жара…
Вилль задремал с открытыми глазами, судя по отрешенному выражению лица, и Дан решил последовать его примеру.
Ослепительный и холодный, точно ледяная скала под негреющим солнцем. Таким Дан увидел отца в первый, и последний, раз. Он не искал встречи специально и даже не надеялся, но судьба забросила его в Рудный Мыс одновременно с Дариэлем Винтерфеллем. Аватары привезли очередную партию редких морских камней и теперь придирчиво рассматривали заготовки для будущих Тай-Кхаэ’лисс.
– А у того вон, – Бром стрельнул взглядом на аватара ростом чуть выше других со светлыми, почти белыми волосами, – дочке скоро три будет. Он как впервой прилетел, не поверишь! – нашего Фирса перепил! На радостях, значит.
– Как сын родится, небось весь Мыс перепьет! – подмигнул Дан. Он вызвался сопровождать гномий обоз до самой столицы за плату столь умеренную, что купцы тут же назвали его другом, братом и благодетелем.
– Так это ж вторая! А первый – сынок, как положено. Арвиэлем зовут. А самого папашу – Дариэлем. Дариэль Винтерфелл.
Дан даже руку к груди прижал – а бьется ли?
Загнав робость поглубже, подошел к аватару и предложил часть пути проделать с обозом. Дескать, отдохнут крылья, да и груз тяжеловат.
– Благодарю. Мы в лошадях не нуждаемся, – ровно ответил отец, не дрогнув ни единым мускулом. На мраморном лице шевелились только губы.
Не узнал. Увидел в нем только полукровку.
Дан смотрел вслед аватарам, летевшим клином, точно журавли. Вон как торопятся в семьи. И к лучшему, что не заговорил о своей матери, о его бывшей женщине.
Он купил место на корабле и уплыл в Ильмаран, сам не зная для чего. Высказаться, наверное. Или выпить рома и помолчать вдвоем. Дан нашел Адэланту, но поговорить уже не смог. Отрешенно смотрел на серую плиту с выбитыми цифрами, разница между которыми была всего лишь в шестьдесят семь лет. Хапуга и циник Руфин Ринвейн здравствует усилиями магов, растит пузо, кошелек и толпы охотниц за этим кошельком. Парчовый Король, так его прозвали. А пламенная бэя мертва. В чем справедливость, Иллиатар?
Тогда Дан решил вернуться в Неверру и просто жить.
– …А что символизирует это наследие материальной культуры? – Насмешливый голос брата беззастенчиво вклинился в воспоминания. Дан машинально повернул голову туда, куда смотрели остальные, и неодобрительно хмыкнул. И дался Виллю этот фонтан!
Аколетта сдержанно улыбнулась, указательным пальцем поправила очки.
– Две сотни лет назад… мм… некоторые из горожан устроили парадное шествие во славу Байхоса и Афэллы, ратуя за свои мировоззрения. И кэссарь повелел в пустующем тогда районе города выстроить дворцы увеселений. Оплот азарта, развлечений и страсти так и назвали – Веселый переулок, бессонная улица. А фонтан на площади Алых Огней символизирует торжество любви. Памятнику двести четырнадцать лет, л’лэрд. Быть может, для вас это немного, но для людей – целая веха в истории. Меняется жизнь. Меняются люди. Меняются вкусы! Но искусство вечно! Десять веков стоит Катарина-Дей, не шатается. И столько же простоит – не шелох…
Грохнуло так, что шарабан подпрыгнул на месте. Где-то брызнули на мостовую стекла, следом раздался женский визг и потонул в истошном лошадином ржанье. Животные не услышали, но почувствовали удар и понесли, заставив и без того напуганных прохожих жаться к домам. Экипаж мотало, точно мужика с тещиных похорон, проносило в опасной близости от стен, и Дан перепугался не на шутку. Не за себя испугался, а за людей, которые тряслись за бортом как мешки с мукой, только живые. Один из телохранителей не удержался, но Шантэль успел-таки перехватить его за руку, и тот мертвой хваткой вцепился в борт.
Возница что-то кричал на скадарском, натягивал вожжи так, что при очередном толчке сам едва не завалился в повозку, и животные не сразу, но успокоились, перешли на шаг. Когда окончательно встали, мужчина бросился проверять и их, и колеса. Охранники рассыпались, окружив шарабан копьями наружу, а Дан, скривившись, машинально потер шею. Живое кольцо походило на ошейник с шипами.
– Что происходит?
– И часто такое бывает?
– Бунт?
– Война? – с надеждой осклабился Террон, не спеша, однако, освобождать из объятий сказительницу. Не успей он подхватить женщину в самом начале, лежать бы ей в проходе ничком с разбитыми очками и носом.
– Ни дня без сюрприза! Думаю, в комнате меня уже поджидает парочка ламий. – Шантэль невозмутимо разглядывал собственный безупречный маникюр.
Сказалась профессиональная выучка, и Аколетта взяла себя в руки, а улыбка вернулась на побледневшее лицо. Легонько, почти игриво хлопнула орка по правой руке, возлежавшей на ее собственном бедре. Террон решил подстраховаться и левой перехватил сказительницу поперек талии.
– Все в порядке! Нет никаких поводов для беспокойства! – щебетала женщина, по очереди разгибая пальцы орка, но те пружинили как прищепки. – В городе ведутся работы по ремонту водопровода, иногда такое бывает…
– Такое? – Вилль мотнул головой. Над площадью сияла радуга.
Достопочтенные члены посольства мигом возжелали зрелищ. Даже Шантэль не отказался. И никакие увещевания вкупе с устрашением не подействовали!
Орки тараном врезались в толпу, проторив для остальных тракт. Шантэль честно предупредил, что вызовет на дуэль любого из телохранителей, кто посмеет приблизиться на расстояние копья. Но на защиту подневольных солдат встал бывший капитан стражи Арвиэль Винтерфелл, и надменному эльфу пришлось заткнуться. Хоть и понимал Дан, что свободолюбивому братишке было неприятно чувствовать себя подконвойным. К останкам фонтана добрались ежом, но иглами вверх. На них и внимания почти не обратили. Так, глянули с интересом на орков, и все.
Бьющая строго вверх водяная струя походила на ствол хрустального дерева, радужная крона вознеслась выше крыш и отразилась в уцелевших окнах и разлитой на мостовой воде. От самого фонтана осталось крошево, островками торчавшее из лужи.
– Даже фрагментов не осталось! – горестно воскликнула музейщица, протиснувшись между орками в первый ряд.
Братья молча переглянулись, понимая, кто несет ответственность за сие безобразие. Трой решил дать приветственный салют в честь единомышленников. О взрывоопасном алхимике Дан был наслышан, но не был знаком лично и теперь здорово об этом сожалел. Знал, что вроде бы молодой парень, а не девушка. Увлекая брата за руку, Дан протолкался к оркам и сказительнице. Наверняка и Трой стоит ближе к действию. Сознающие подали сигнал, но никаких инструкций не передали. И как, как среди толпы узнать незнакомца? По жесту ли, по взгляду?
По обе стороны от их группы – двое охранников, но с этими все понятно. Неподалеку стоят циркачи: смуглый силач-гигант с круглой гирей и дрессировщица, худенькая, высокая и с такими пушистыми волосами, что Дан машинально сравнил ее с одуванчиком. Девушка рассеянно поглаживала черно-бурую лисицу, которую прижимала к груди. За ее спиной мелькнула чья-то фигура, и Дан напрягся было. Ах нет, всего лишь мелкий чернявый карманник. Воришка нарисовался под боком дородной матроны, и, увы, с ее шеи испарилось бирюзовое колье. На всякий случай запомнил и его. Четверо адептов из Школы Одаренных спорят о чем-то между собой… Нет, не спорят, а бросают жребий, кому усмирять воду. Вот молодежь! Каждый хочет быть первым, хе-хе. Светлый парень и русая девчушка, взявшись за руки, глядят с пугливым интересом…
– Ааа!!! Убивааают!
Дан вздрогнул и скривился, братишка вовсе прикрыл уши. Придавленная кошка и то поет звучней.
А голосила обокраденная дама, обнаружив пропажу только сейчас. В наступившей тишине она вышла вперед, зачем-то демонстрируя пустые ладони, потом заметила стражников и…
Дернуло же кого-то ляпнуть: «Террористы»… Послышался ропот и возгласы, сперва робкие, они перемешались с напряжением, взорвались и обрушились на толпу лавиной беспричинной паники, до крупицы выбивая из головы здравый смысл. Мигом образовалась толчея, а вслед за ней – давка. Куда-то делись воины-телохранители, даже высоченные орки затерялись, хоть это казалось невероятным. Дан только успел заметить, как Террон подхватывает на руки сказительницу. У Вилля от гвалта помутилось в глазах и пошла носом кровь, и Дан едва успел подставить плечо. Вот сейчас он ох как был доволен человеческой долей сущности!
– Всем сохранять спокойствие! – Далекий окрик стражников, спешащих к месту столпотворения, захлебнулся в очередной волне визга.
Кто-то коснулся его ладони, и Дан машинально сжал кулак. Огляделся. Калейдоскоп лиц, всех не запомнить! Вилль висел на нем мертвым грузом, из последних сил сдерживаясь, чтобы не повалиться, зажав уши покрепче. Слух аватара еще острее эльфийского, и Дан представлял, каково сейчас бедному братишке. К шарабану выбрались чудом. Потерявшие их воины, суетясь, отводили глаза.
– Идите в баргузу! – сердито прогундосил Вилль, когда особо ретивый попытался его подсадить. В повозку забрался сам, не оступившись, и залпом выпил протянутый Шантэлем стакан лимонной воды. Все в порядке.
Пока рассаживались, Дан подался в сторону и мельком глянул на записку.
«Чуток перестарался. БуРДА!»
Дан покосился на брата, вытирающего рукавом кровавую юшку. Растер бумагу в труху. Слова приветствия он выскажет Трою на орочьем трехэтажном.
Толпа рассосалась на удивление быстро. Раненые, если таковые и были, испарились. Никому не хотелось попасть в руки стражников, чтобы после общаться с дознавателями и магами. Послам в том числе. Как справедливо заметил Мариус Аттеа, с коллегами лучше посидеть за бокальчиком-другим чая, чем доказывать им, что ты – не лис в курятнике.
Лошадей подхлестнули, сказительница заняла привычное место в проходе между первыми лавками.
– Итак, на чем я остановилась…
– Спешите знать! Покупайте «Вестник»! Драккозы в пригороде! Террористы в городе! Одаренные бездействуют! Два медяка! – С шарабаном поравнялся быстроглазый шустрый мальчишка лет пятнадцати, ожесточенно размахивающий ворохом пестрой бумаги. – Спешите знать! Два медяка!
– Кыш! – махнула на него ручкой сказительница.
В живот паренька мигом уперлось копье, и тот испуганно попятился, выставив для защиты внушительную стопку «Вестника», а Дан уставился на его руки. Обычные руки обычного подростка, не совсем чистые, но без единого ожога от алхимических ингредиентов. Не он.
Без добычи мальчик все же не остался. «Вестником» заинтересовался л’лэрд Шантэль, даже на лишний медяк расщедрился. Разносчик ловко подкинул монетку на ладони, подмигнул и был таков – только сандалии засверкали. Листовки с новостями, набранными на печатном станке, не так давно появились и в Равенне. Их разносили по домам опрятно одетые мальчики, но чтобы торговать на углах! С простолюдинов объявления на столбе хватит, а чернь безграмотная и вовсе обойдется слухами.
– Так вот на что переводятся наши леса? – Вилль воинственно скрестил руки на груди.
– Нет, мой друг, бумага из тростника, – усмехнулся господин Аттеа. – Лес закупают для мебели и отделки помещений, а сами дома – каменные либо глиняные. Это мы лес не жалеем, а здесь древесина в цене.
– Благодарю, – поклонилась Аколетта. – Итак, на чем я…
– Кто такие драккозы? – Л’лэрд Иллисьен сцепил руки в замок. Шантэль одобрительно кивнул.
– Презабавные тварюшки! Гибрид стрекозы и ящерицы. При мне выводили, ага. Шесть лет назад саранча здесь буйствовала – о-о-о! – Шумор махнул лапищей. – Геллера драккоз и придумала, чтоб ее, значица, истребить.
– Истребила?
– Добро пожаловать, господа! Мы рады приветствовать вас в Катарине-Дей, сердце истории и берегине искусства скадарского. Меня зовут Аколетта, и сегодня я буду вашей сказительницей от имени Государственного музе-э-эя, – растянув гласную, женщина степенно кивнула, – Святой Катарины. Мы совершим обзорное путешествие по городу, и я расскажу вам о памятниках и легендах, дошедших к нам из глубины седых веков… Прошу!
Экипаж поражал невиданными доселе размерами. Вдоль бортов стояли мягкие двухместные лавочки, обитые малахитовым бархатом, за спинками каждой из которых возвышалось нечто более всего походившее на свернутый стяг. Как пояснила Аколетта, называется сие чудо просто – «складной зонт». И тут же продемонстрировала его в действии, предупредив, что ломать не стоит. Ох как орки обрадовались! С внешней стороны шарабана были прибиты подножки и поручни неизвестного назначения. Однако в четверти версты от территории посольства ждал отряд воинов числом в восемь копий, и стало ясно, для чьих рук и ног предусмотрены эти приспособления.
Лошадки бежали трусцой, ровной и слаженной. Затычки в их ушах, как пояснила сказительница, были магическими и служили для того, чтобы животных не пугал уличный шум. Перья на шлемах телохранителей мерно покачивались, солнце распалялось, лимонная водичка в жестяной бочке нагревалась. Сказительница стояла в проходе, опираясь на спинку лавки, и… сказывала, сказывала, сказывала. С ее слов выходило, что каждый второй храм, фонтан да и просто скамейка в парке являлись ценнейшим наследием материальной культуры лишь из-за того, что туда хаживала или там сиживала историческая личность. Личностей было море, скамеек с фонтанами тоже, и Дан просто диву давался, отчего бесценную Катарину-Дей еще не сняли вместе с фундаментом и не умыкнули на пиратский корабль. Вряд ли этих лиходеев смутили бы размеры.
Иллиатара Триединого в Скадаре почитали как высшее, но, увы, недосягаемое для простых смертных существо, и молились Ларам, заступникам и покровителям Мира. В их честь воздвигали храмы и ставили алтари, курили благовония и вели службы.
Вот под предводительством высокой сухопарой Верховной Жрицы с лицом чистым и прекрасным, словно высеченным из горного хрусталя, просеменили щебечущей бледно-розовой стайкой юные служительницы богини любви Афэллы.
Жрица Иллады-Судьбы отрешенно поигрывала серебряным жезлом с навершием в виде совы, распростершей крылья. Через месяц начнется молебен, и продлится он ровно седмицу. Сама кэссиди, названная в честь справедливой богини, станет просить покровительницу о снисхождении к своим будущим подданным. Не к себе.
– …А это храм весельчака Байхоса, которого у вас, господа, зовут богом порока Лукавым Угодником…
Трое послушников, насвистывая разудалую плясовую, отмывали со стены храма зооаморфный орнамент скабрезного вида. Под охраной дремлющей рыжей кошки в тени вазона стоял кувшин, но вряд ли с компотом.
И всеми гордилась красноречивая Аколетта, и должны были восторгаться приезжие. Орки вполголоса восторгались самой сказительницей, не стесняясь в эпитетах, остальные изображали вежливое внимание, а лимонная водичка заканчивалась. Жара…
Вилль задремал с открытыми глазами, судя по отрешенному выражению лица, и Дан решил последовать его примеру.
Ослепительный и холодный, точно ледяная скала под негреющим солнцем. Таким Дан увидел отца в первый, и последний, раз. Он не искал встречи специально и даже не надеялся, но судьба забросила его в Рудный Мыс одновременно с Дариэлем Винтерфеллем. Аватары привезли очередную партию редких морских камней и теперь придирчиво рассматривали заготовки для будущих Тай-Кхаэ’лисс.
– А у того вон, – Бром стрельнул взглядом на аватара ростом чуть выше других со светлыми, почти белыми волосами, – дочке скоро три будет. Он как впервой прилетел, не поверишь! – нашего Фирса перепил! На радостях, значит.
– Как сын родится, небось весь Мыс перепьет! – подмигнул Дан. Он вызвался сопровождать гномий обоз до самой столицы за плату столь умеренную, что купцы тут же назвали его другом, братом и благодетелем.
– Так это ж вторая! А первый – сынок, как положено. Арвиэлем зовут. А самого папашу – Дариэлем. Дариэль Винтерфелл.
Дан даже руку к груди прижал – а бьется ли?
Загнав робость поглубже, подошел к аватару и предложил часть пути проделать с обозом. Дескать, отдохнут крылья, да и груз тяжеловат.
– Благодарю. Мы в лошадях не нуждаемся, – ровно ответил отец, не дрогнув ни единым мускулом. На мраморном лице шевелились только губы.
Не узнал. Увидел в нем только полукровку.
Дан смотрел вслед аватарам, летевшим клином, точно журавли. Вон как торопятся в семьи. И к лучшему, что не заговорил о своей матери, о его бывшей женщине.
Он купил место на корабле и уплыл в Ильмаран, сам не зная для чего. Высказаться, наверное. Или выпить рома и помолчать вдвоем. Дан нашел Адэланту, но поговорить уже не смог. Отрешенно смотрел на серую плиту с выбитыми цифрами, разница между которыми была всего лишь в шестьдесят семь лет. Хапуга и циник Руфин Ринвейн здравствует усилиями магов, растит пузо, кошелек и толпы охотниц за этим кошельком. Парчовый Король, так его прозвали. А пламенная бэя мертва. В чем справедливость, Иллиатар?
Тогда Дан решил вернуться в Неверру и просто жить.
– …А что символизирует это наследие материальной культуры? – Насмешливый голос брата беззастенчиво вклинился в воспоминания. Дан машинально повернул голову туда, куда смотрели остальные, и неодобрительно хмыкнул. И дался Виллю этот фонтан!
Аколетта сдержанно улыбнулась, указательным пальцем поправила очки.
– Две сотни лет назад… мм… некоторые из горожан устроили парадное шествие во славу Байхоса и Афэллы, ратуя за свои мировоззрения. И кэссарь повелел в пустующем тогда районе города выстроить дворцы увеселений. Оплот азарта, развлечений и страсти так и назвали – Веселый переулок, бессонная улица. А фонтан на площади Алых Огней символизирует торжество любви. Памятнику двести четырнадцать лет, л’лэрд. Быть может, для вас это немного, но для людей – целая веха в истории. Меняется жизнь. Меняются люди. Меняются вкусы! Но искусство вечно! Десять веков стоит Катарина-Дей, не шатается. И столько же простоит – не шелох…
Грохнуло так, что шарабан подпрыгнул на месте. Где-то брызнули на мостовую стекла, следом раздался женский визг и потонул в истошном лошадином ржанье. Животные не услышали, но почувствовали удар и понесли, заставив и без того напуганных прохожих жаться к домам. Экипаж мотало, точно мужика с тещиных похорон, проносило в опасной близости от стен, и Дан перепугался не на шутку. Не за себя испугался, а за людей, которые тряслись за бортом как мешки с мукой, только живые. Один из телохранителей не удержался, но Шантэль успел-таки перехватить его за руку, и тот мертвой хваткой вцепился в борт.
Возница что-то кричал на скадарском, натягивал вожжи так, что при очередном толчке сам едва не завалился в повозку, и животные не сразу, но успокоились, перешли на шаг. Когда окончательно встали, мужчина бросился проверять и их, и колеса. Охранники рассыпались, окружив шарабан копьями наружу, а Дан, скривившись, машинально потер шею. Живое кольцо походило на ошейник с шипами.
– Что происходит?
– И часто такое бывает?
– Бунт?
– Война? – с надеждой осклабился Террон, не спеша, однако, освобождать из объятий сказительницу. Не успей он подхватить женщину в самом начале, лежать бы ей в проходе ничком с разбитыми очками и носом.
– Ни дня без сюрприза! Думаю, в комнате меня уже поджидает парочка ламий. – Шантэль невозмутимо разглядывал собственный безупречный маникюр.
Сказалась профессиональная выучка, и Аколетта взяла себя в руки, а улыбка вернулась на побледневшее лицо. Легонько, почти игриво хлопнула орка по правой руке, возлежавшей на ее собственном бедре. Террон решил подстраховаться и левой перехватил сказительницу поперек талии.
– Все в порядке! Нет никаких поводов для беспокойства! – щебетала женщина, по очереди разгибая пальцы орка, но те пружинили как прищепки. – В городе ведутся работы по ремонту водопровода, иногда такое бывает…
– Такое? – Вилль мотнул головой. Над площадью сияла радуга.
Достопочтенные члены посольства мигом возжелали зрелищ. Даже Шантэль не отказался. И никакие увещевания вкупе с устрашением не подействовали!
Орки тараном врезались в толпу, проторив для остальных тракт. Шантэль честно предупредил, что вызовет на дуэль любого из телохранителей, кто посмеет приблизиться на расстояние копья. Но на защиту подневольных солдат встал бывший капитан стражи Арвиэль Винтерфелл, и надменному эльфу пришлось заткнуться. Хоть и понимал Дан, что свободолюбивому братишке было неприятно чувствовать себя подконвойным. К останкам фонтана добрались ежом, но иглами вверх. На них и внимания почти не обратили. Так, глянули с интересом на орков, и все.
Бьющая строго вверх водяная струя походила на ствол хрустального дерева, радужная крона вознеслась выше крыш и отразилась в уцелевших окнах и разлитой на мостовой воде. От самого фонтана осталось крошево, островками торчавшее из лужи.
– Даже фрагментов не осталось! – горестно воскликнула музейщица, протиснувшись между орками в первый ряд.
Братья молча переглянулись, понимая, кто несет ответственность за сие безобразие. Трой решил дать приветственный салют в честь единомышленников. О взрывоопасном алхимике Дан был наслышан, но не был знаком лично и теперь здорово об этом сожалел. Знал, что вроде бы молодой парень, а не девушка. Увлекая брата за руку, Дан протолкался к оркам и сказительнице. Наверняка и Трой стоит ближе к действию. Сознающие подали сигнал, но никаких инструкций не передали. И как, как среди толпы узнать незнакомца? По жесту ли, по взгляду?
По обе стороны от их группы – двое охранников, но с этими все понятно. Неподалеку стоят циркачи: смуглый силач-гигант с круглой гирей и дрессировщица, худенькая, высокая и с такими пушистыми волосами, что Дан машинально сравнил ее с одуванчиком. Девушка рассеянно поглаживала черно-бурую лисицу, которую прижимала к груди. За ее спиной мелькнула чья-то фигура, и Дан напрягся было. Ах нет, всего лишь мелкий чернявый карманник. Воришка нарисовался под боком дородной матроны, и, увы, с ее шеи испарилось бирюзовое колье. На всякий случай запомнил и его. Четверо адептов из Школы Одаренных спорят о чем-то между собой… Нет, не спорят, а бросают жребий, кому усмирять воду. Вот молодежь! Каждый хочет быть первым, хе-хе. Светлый парень и русая девчушка, взявшись за руки, глядят с пугливым интересом…
– Ааа!!! Убивааают!
Дан вздрогнул и скривился, братишка вовсе прикрыл уши. Придавленная кошка и то поет звучней.
А голосила обокраденная дама, обнаружив пропажу только сейчас. В наступившей тишине она вышла вперед, зачем-то демонстрируя пустые ладони, потом заметила стражников и…
Дернуло же кого-то ляпнуть: «Террористы»… Послышался ропот и возгласы, сперва робкие, они перемешались с напряжением, взорвались и обрушились на толпу лавиной беспричинной паники, до крупицы выбивая из головы здравый смысл. Мигом образовалась толчея, а вслед за ней – давка. Куда-то делись воины-телохранители, даже высоченные орки затерялись, хоть это казалось невероятным. Дан только успел заметить, как Террон подхватывает на руки сказительницу. У Вилля от гвалта помутилось в глазах и пошла носом кровь, и Дан едва успел подставить плечо. Вот сейчас он ох как был доволен человеческой долей сущности!
– Всем сохранять спокойствие! – Далекий окрик стражников, спешащих к месту столпотворения, захлебнулся в очередной волне визга.
Кто-то коснулся его ладони, и Дан машинально сжал кулак. Огляделся. Калейдоскоп лиц, всех не запомнить! Вилль висел на нем мертвым грузом, из последних сил сдерживаясь, чтобы не повалиться, зажав уши покрепче. Слух аватара еще острее эльфийского, и Дан представлял, каково сейчас бедному братишке. К шарабану выбрались чудом. Потерявшие их воины, суетясь, отводили глаза.
– Идите в баргузу! – сердито прогундосил Вилль, когда особо ретивый попытался его подсадить. В повозку забрался сам, не оступившись, и залпом выпил протянутый Шантэлем стакан лимонной воды. Все в порядке.
Пока рассаживались, Дан подался в сторону и мельком глянул на записку.
«Чуток перестарался. БуРДА!»
Дан покосился на брата, вытирающего рукавом кровавую юшку. Растер бумагу в труху. Слова приветствия он выскажет Трою на орочьем трехэтажном.
Толпа рассосалась на удивление быстро. Раненые, если таковые и были, испарились. Никому не хотелось попасть в руки стражников, чтобы после общаться с дознавателями и магами. Послам в том числе. Как справедливо заметил Мариус Аттеа, с коллегами лучше посидеть за бокальчиком-другим чая, чем доказывать им, что ты – не лис в курятнике.
Лошадей подхлестнули, сказительница заняла привычное место в проходе между первыми лавками.
– Итак, на чем я остановилась…
– Спешите знать! Покупайте «Вестник»! Драккозы в пригороде! Террористы в городе! Одаренные бездействуют! Два медяка! – С шарабаном поравнялся быстроглазый шустрый мальчишка лет пятнадцати, ожесточенно размахивающий ворохом пестрой бумаги. – Спешите знать! Два медяка!
– Кыш! – махнула на него ручкой сказительница.
В живот паренька мигом уперлось копье, и тот испуганно попятился, выставив для защиты внушительную стопку «Вестника», а Дан уставился на его руки. Обычные руки обычного подростка, не совсем чистые, но без единого ожога от алхимических ингредиентов. Не он.
Без добычи мальчик все же не остался. «Вестником» заинтересовался л’лэрд Шантэль, даже на лишний медяк расщедрился. Разносчик ловко подкинул монетку на ладони, подмигнул и был таков – только сандалии засверкали. Листовки с новостями, набранными на печатном станке, не так давно появились и в Равенне. Их разносили по домам опрятно одетые мальчики, но чтобы торговать на углах! С простолюдинов объявления на столбе хватит, а чернь безграмотная и вовсе обойдется слухами.
– Так вот на что переводятся наши леса? – Вилль воинственно скрестил руки на груди.
– Нет, мой друг, бумага из тростника, – усмехнулся господин Аттеа. – Лес закупают для мебели и отделки помещений, а сами дома – каменные либо глиняные. Это мы лес не жалеем, а здесь древесина в цене.
– Благодарю, – поклонилась Аколетта. – Итак, на чем я…
– Кто такие драккозы? – Л’лэрд Иллисьен сцепил руки в замок. Шантэль одобрительно кивнул.
– Презабавные тварюшки! Гибрид стрекозы и ящерицы. При мне выводили, ага. Шесть лет назад саранча здесь буйствовала – о-о-о! – Шумор махнул лапищей. – Геллера драккоз и придумала, чтоб ее, значица, истребить.
– Истребила?