Страница:
Нужно было группировать рассеянные факты, чтобы рассмотреть их соотношения, собирать документы и наставления, данные духами в разных пунктах и по разным вопросам, чтобы их сравнивать, их анализировать и изучить их сходство или различие. Сообщения давались духами всех степеней, более или менее просвещенных, и нужно было разобрать, насколько здравый смысл дозволяет оказывать им доверие. Нужно было различать индивидуальные, отдельные мнения от тех, которые получают санкцию общего учения духов, утопии от разных понятий; исключать те, которые явно опровергаются данными положительных наук и здравой логики, использовать даже заблуждения, сообщенные духами низшего порядка для уяснения состояния духовного мира, и из всего этого составить общее, однородное целое.
Одним словом, для такой разработки нужен был центр, свободный от всяких предвзятых идей, от всяких сектантских предрассудков, готовый признать очевидную истину, даже если бы она противоречила его личным мнениям, и такой центр образовался сам собой, силою вещей и без предвзятого намерения.[5]
53. Из такого положения вещей образовалось двойное течение идей; с одной стороны от окружности к центру, с другой – от центра к окружности. Таким образом, доктрина быстро пришла к единству, несмотря на разнообразие источников, из которых она истекала. Системы, уклоняющиеся от этого единства, мало-помалу пали вследствие своей обособленности и недостатка сочувствия, подавленные превосходством мнения большинства. С тех пор установилось общение мысли между частными центрами, говорящими на одном общем духовном языке, понимающем и сочувствующем друг другу, с одного края света до другого.
Спириты почувствовали себя сильнее, боролись с большим мужеством, шли более уверенным шагом, когда увидели себя не одинокими, почувствовали точку опоры, связь, соединяющую их в одну великую семью. Явления, которым они были свидетелями, уже не казались им странными, анормальными, противоречивыми, когда они могли связать их с общими законами гармонии, одним взглядом окинуть здание и в общем целом увидеть высокую гуманитарную цель.[6] Но как узнать, везде ли проводится известный принцип и не составляет ли он индивидуального мнения? Отдельные группы не могут знать, что говорится в других местах, и потому нужен был центр, в котором бы собирались все наставления, и происходил, так сказать, счет голосов для приведения в известность мнения большинства.[7]
54. Не существует науки, которая бы вся целиком вышла из головы одного человека; все они, без исключения, продукт последовательных наблюдений, опирающихся на предшествующие наблюдения, как на известное для достижения неизвестного. Так поступают и духи по отношению к спиритизму; потому наставления их так последовательны. Они мало-помалу переходят от одного вопроса к другому, по мере того, как принципы, на которые они опираются, достаточно разработаны и умы достаточно зрелы для их усвоения. Замечательно, что когда частные центры хотели поднять вопрос преждевременный, то получали только противоречивые, ничего не разрешающие ответы. Но когда наступал благоприятный момент, то наставления обобщались и объединялись во всех центрах.
Однако между развитием спиритизма и наук существует значительная разница. Последние достигли пункта, на котором находятся, только после продолжительных перерывов, а спиритизм в несколько лет успел, если не достичь апогея, то собрать сумму наблюдений, достаточную для составления доктрины. Это происходит от бесчисленного множества духов, которые по воле Божией, проявлялись одновременно, принося с собою контингент своих познаний. Вследствие этого все части учения, вместо того чтобы постепенно разрабатываться в течение веков, были даны почти одновременно, в несколько лет, и оставалось только сгруппировать их, чтобы составить одно целое.
Так должно было быть по воле Божией для того, чтобы скорее увенчать здание и чтобы можно было немедленным и постоянным контролем сравнивать части универсального учения, каждый отдел которого получает ценность и авторитет только от соответствия с целым; все эти отделы должны гармонировать между собой, находить свое место в ряду остальных и являться каждый в свое время.
Поручив распространение этого учения не одному отдельному духу, Бог хотел, чтобы от малого до великого между духами, как и между людьми, всем было предоставлено положить свой камень в здание и таким образом установить между ними связь солидарного сотрудничества, которого недоставало в учениях, вышедших из одного источника.
С другой стороны, каждый дух, как и каждый человек, по ограниченности своих знаний, был не способен обсуждать совокупность бесчисленных вопросов, касающихся спиритизма. Вот почему для исполнения целей Провидения доктрина не могла быть делом одного духа или одного медиума. Она могла образоваться только из коллективности трудов, взаимно проверяющих друг друга.[8]
55. Последняя черта в характеристике спиритического откровения, вытекающая из многих условий, в которых оно проявляется, состоит в том, что, опираясь на факты, оно есть и не может быть иным, как существенно прогрессивным, подобно всем опытным наукам. По самой сущности своей оно вступает в союз с наукой, которая, излагая законы природы в пределах известной категории фактов, не может противоречить воле Бога, Творца этих законов. Научные открытия прославляют Бога, а не уничтожают Его. Они уничтожают только то, что создали люди на основании ложных понятий своих о Боге.
Итак, спиритизм ставит абсолютным принципом только то, что доказано с очевидностью или что логически вытекает из наблюдений. Касаясь всех разветвлений социальной экономии, которые он подкрепляет собственными открытиями, он всегда будет усваивать себе все прогрессивные учения, к какому бы порядку они ни принадлежали, достигшие состояния практических истин и вышедшие из области утопий, иначе он сам себя уничтожит. Перестав быть тем, чем он должен быть, он изменит своему происхождению и своей провиденциальной, цели. Спиритизм, подвигающийся с прогрессом, никогда ни может быть превзойден, потому что, если новые открытия докажут ему, что он в каком-нибудь пункте ошибается, он изменится в этом пункте; если откроется новая истина, он ее примет.[9]
56. Какая польза в нравственных наставлениях духов, если их учение тождественно со всем известным учением Христа? Нужно ли человеку откровение и не может ли он в самом себе, в своей совести найти все, что ему необходимо для собственного руководства в жизни?
В нравственном отношении Бог, конечно, дал человеку руководителя в его совести, говорящей ему: «Не делай другому того, чего не желал бы для самого себя». Естественная мораль, несомненно, написана в сердце человеческом; но все ли умеют читать в нем? Не пренебрегают ли иногда его мудрыми советами? Что сделали люди из нравственного учения Христова? Как исполняют его даже те, кто его преподает? Не сделалось ли оно мертвой буквой, прекрасной теорией, прилагаемой к другим, но не к себе. Упрекнете ли вы отца, повторяющего десять, двенадцать или сто раз одни и те же наставления детям, если они их не слушают? Почему же Богу не сделать того, что делает отец? Почему Ему не посылать от времени до времени особых вестников, чтобы напомнить людям их обязанности, наводить их на путь, с которого они уклонились, открыть глаза закрывшим их, подобно тому, как просвещенные люди посылают миссионеров к диким и варварам?
Духи не проводят другой морали, кроме морали Христа, так как лучшей не существует. Но к чему же тогда их наставления, если они говорят только то, что мы уже знаем? То же самое можно было бы сказать и о морали Христа, изложенной почти в тех же выражениях за 500 лет до него Сократом и Платоном, а также и обо всех моралистах, повторяющих все то же самое на все лады и во всевозможных формах.
Так и духи являются просто умножить собою число моралистов, с той разницей, что, проявляясь везде, они учат как в хижине, так и во дворце, обращаются одинаково как к простым людям, так и к ученым.
Что наставление духов добавляет к христианской морали, это – знание законов, соединяющих живых и мертвых. Они пополняют неопределенные указания, какие дал Христос о душе, ее прошедшем и будущем и подтверждают их санкцией законов самой природы. Благодаря новому свету, вносимому спиритизмом и духами, делается понятною солидарность, соединяющая все существующее; братство и милосердие делаются социальной необходимостью, и человек исполняет по убеждению то, что прежде делал только по обязанности, и делает это лучше.
Когда люди будут действительно исполнять заповеди Христовы, тогда они вправе будут сказать, что они более не нуждаются ни в воплощенных, ни в бесплотных моралистах; но тогда Бог и перестанет их посылать.
57. Один из самых важных вопросов, поставленных в начале этой главы, следующий: какой авторитет может иметь спиритическое откровение, если оно исходит от существ, ограниченных в своем просвещении и не непогрешимых?
Это возражение было бы серьезно, если бы это откровение состояло исключительно из поучений духов, если бы мы получали его только от них и должны были бы принимать его слепо. Но оно ничтожно, если человек содействует откровению собственным умом и суждением, когда духи наводят его только на путь выводов, которые он может заключить из наблюдения фактов.
Проявления же и их бесчисленные видоизменения не что иное, как факты: человек их изучает и отыскивает их законы. В этом труде ему помогают духи всех степеней: это его сотрудники в самом обычном смысле этого слова. Он подчиняет их слова контролю логики и здравого смысла и таким образом пользуется специальными знаниями, какими они обязаны своему положению, не отказываясь при том от собственного разума и суждения.
Духи не что иное, как души человеческие, и сообщаясь с ними, мы не выходим из человечества; это обстоятельство, достойное примечания. Великие, гениальные люди, бывшие светочи, вышли из мира духов и вновь возвратились в него, покинув землю. Если духи могут сообщаться с людьми, то эти же самые гении могут наставлять людей, находясь в духовном состоянии, как делали это в телесном. Они могут учить нас после своей смерти, как учили при жизни: вся разница в том, что они невидимы, когда прежде были видимы. Их опытность и знания не стали меньше, и если их слово имело авторитет, когда они были людьми, то оно не может иметь его меньше после того, как они перешли в мир духов.
58. Но с нами сообщаются не одни только высшие духи, а также духи всех степеней. Это необходимо, чтобы дать нам понятие об истинном состоянии духовного мира, показывая его нам во всех его видах. Этим путем отношения между видимым миром и невидимым делаются ближе, связь их очевиднее. Мы яснее видим, откуда мы пришли и куда идем; в этом и состоит главная цель проявлений. Все духи, какой бы степени они ни достигли, могут чему-нибудь научить нас; но так как они просвещены более или менее совершенно, то наше дело различать, что в них хорошего или дурного, и извлекать ту пользу, какую может доставить их наставление. Однако все, каковы бы они не были, могут сообщить нам что-либо, нам не известное и чего бы мы без них не узнали.
59. Великие воплощенные духи, без сомнения, могучие индивидуальности, но действие их ограниченно и по необходимости распространяется медленно. Если бы один из них, хотя бы даже Илия или Моисей, Сократ или Платон пришел в наше время открыть людям состояние духовного мира, кто в нашу скептическую эпоху мог бы доказать истину его утверждений? Его сочли бы мечтателем или утопистом. Даже если бы он сказал абсолютную правду, все же прошли века, прежде чем его идеи распространились и были бы приняты массами. Но Бог в мудрости Своей не хотел этого: Он хотел, чтобы откровение было дано не воплощенными, а самими духами, чтобы убедить в их существовании и проявить откровение одновременно по всей земле, отчасти для того, чтобы оно распространилось быстрее, отчасти же чтобы в совпадении наставлений дать доказательство истины; так каждый получал возможность убеждаться собственным опытом.
60. Духи не избавляют человека от труда изучения и исследования; они не приносят ему никакой готовой науки и предоставляют его собственным силам во всем, что он может открыть сам. Спириты знают это теперь очень хорошо. Заблуждение, приписывающее духам высшее знание и полную мудрость, давно опровергнуто, так же как и предположение, что достаточно обратиться к одному из них, чтобы узнать все. Выходя из человечества, духи сохраняют его свойства; между ними, как и на земле, есть высшие, есть простые; многие из них имеют меньше научных и философских знаний, чем некоторые люди; они и говорят, что знают не больше и не меньше; как и среди людей наиболее развитые могут дать нам более обширные сведения и более разумные советы, чем отсталые. Спрашивать совета у духов значит обращаться не к сверхъестественным силам, а к себе подобным, к тем самым, к кому мы обратились бы при их жизни, т. е. к родным, друзьям или людям, более сведущим, чем мы сами. В этом нужно убедиться, и этого не знают те, кто не изучал спиритизма или кто составил себе неверное понятие о мире духов и о загробных отношениях.
61. Какая же польза в этих сообщениях или в этих откровениях, если духи знают не больше нашего или не говорят нам всего, что знают?
Во-первых, как мы уже говорили, они воздерживаются сообщать то, чего мы можем достичь сами; во-вторых, есть вещи, которые им не позволено открывать, потому что это не соответствует степени нашего развития. Но, кроме того, условия их нового существования расширяют круг их понятий: они видят то, чего не видели на земле. Освободившись от пут материальности, избавившись от забот телесной жизни, они смотрят на вещи с более высокой точки зрения и, стало быть, более здраво; их проницательность обнимает более обширный горизонт; они понимают свои прежние заблуждения, исправляют свои понятия и избавляются от человеческих предрассудков.
В этом и состоит превосходство духов над воплощенным человечеством, и потому их советы могут быть, смотря, конечно, по их развитию, более разумны и более бескорыстны, чем мнения людей, облеченных телом. К тому же среда, в которой они находятся, дозволяет им посвящать нас в условия будущей жизни, которые нам неизвестны и которых мы не можем узнать отсюда. До сего дня люди составляли только предположения, гипотезы насчет своей будущности; потому и верования их на этот счет разделялись на столь многие и столь разноречивые системы, начиная с веры в уничтожение, до фантастических представлений об аде и рае. А теперь являются свидетели, очевидцы и действующие лица этой загробной жизни и говорят нам, в чем дело: они одни только могут сказать нам это. Эти явления послужили к тому, чтобы мы узнали окружающий нас невидимый мир, о существовании которого мы не подозревали, и это знание имело бы громадное значение, даже если бы духи были не способны сообщать нам ничего более.
Если вы приезжаете в новую для вас страну, откажетесь ли вы обратиться за справками к самому скромному встречному простолюдину? Откажетесь ли расспросить его о дороге только потому, что он простолюдин? Вы, конечно, не будете ожидать от него особенно высоких разъяснений; но, каков он есть, в своей сфере и по некоторым пунктам он может дать вам указания лучше какого-нибудь ученого, не знающего местности. Вы можете из его указаний сделать выводы, каких он сам бы не сделал; тем не менее, он послужил вам как полезное орудие для ваших наблюдений, хотя бы только познакомив вас с обычаями своего народа. Так и в наших сношениях с духами: самый малый из них может научить нас хоть чему-нибудь.
62. Простое сравнение еще лучше объяснит это положение:
Корабль, перевозящий эмигрантов, отправляется в далекое плавание; он увозит людей всех состояний, родных и друзей остающихся. Потом узнают, что корабль этот погиб и от него и следа не осталось, по крайней мере, не получают о его судьбе никаких известий. Все думают, что путники погибли и семьи их горюют. Однако весь экипаж того судна, не исключая ни одного человека, пристал к неизвестной обильной и плодородной стране, где все живут счастливо под ясным небом; но это никому неизвестно. И вот однажды другой корабль пристает к этой земле и находит всех здравыми и невредимыми. Счастливая весть распространяется с быстротою молнии. Все говорят: «Друзья наши не погибли», и благодарят Бога. Они не могут видеться, но сообщаются, обмениваются выражениями любви и привязанности, и печаль заменяется радостью.
Такова картина земной жизни и жизни загробной до и после современного откровения. Это откровение, подобно второму кораблю, приносит нам благую весть о спасении тех, кто нам дорог, и уверенность, что со временем мы соединимся с ними. Не существует более сомнения насчет их судьбы, а также и нашей, и уныние исчезает перед надеждой.
Однако это откровение пополняется еще новыми результатами. Бог, считая человечество достаточно зрелым, чтобы проникнуть в тайну своей судьбы и хладнокровно созерцать новые чудеса, дозволил, чтобы завеса, отделяющая видимый мир от невидимого, была поднята. Факты проявлений не заключают ничего сверхчеловеческого: духовное человечество является беседовать с человечеством телесным и говорит ему: «Мы существуем и, стало быть, уничтожения нет; вот что мы такое и чем вы будете также; будущее принадлежит вам так же, как и нам. Вы ходили во тьме, и мы приходим осветить ваш путь и проложить вам дорогу; вы шли наудачу, а мы показываем вам цель. Земная жизнь для вас все, потому что вы дальше ее ничего не видите; а мы вам говорим, указывая на духовную жизнь: земная жизнь ничто. Зрение ваше останавливалось у могилы: мы вам показываем далее великолепный горизонт. Вы не знали, почему вы страдаете на земле, а теперь вы в страдании своем видите правосудие Божие. Добро не приносило до сих пор явных плодов для будущности; отныне оно будет иметь цель и сделается необходимостью. Братство было только прекрасной теорией, а теперь оно основывается на законе природы. При веровании, что все кончается с жизнью, бесконечность остается пустой, эгоизм царит между вами и ваш девиз: „Каждый за себя“. А с уверенностью в будущем бесконечные пространства населяются, пустоты и одиночества нет нигде, и солидарность соединяет всех до и после могилы. Это царство милосердия, провозглашающего: „Каждый за всех и все за каждого“. Наконец, на пороге жизни вы говорили вечное „прости“ тем; кто вам дорог; теперь вы им скажете: „До свидания“.
Так можно резюмировать результаты нового откровения: оно явилось заполнить пустоту, созданную неверием, ободрить тех, кто подавлен сомнением или ожиданием уничтожения, и дать всему разумное объяснение. Неужели такой результат неудовлетворителен, хотя духи не разрешают научных вопросов, невеждам не внушают знания, а лентяям не дают средства к быстрому обогащению? Однако же человек может воспользоваться плодами этого откровения не только в будущей жизни, но и в настоящей, земной. Новые верования неизбежно должны преобразовать его характер, вкусы, наклонности, а, следовательно, привычки и социальные отношения. Полагая конец царству эгоизма, гордости и неверия, они подготовляют царство добра, т. е. Царство Божие, возвещенное Христом.
Глава 2. Бог
Существование Бога
Одним словом, для такой разработки нужен был центр, свободный от всяких предвзятых идей, от всяких сектантских предрассудков, готовый признать очевидную истину, даже если бы она противоречила его личным мнениям, и такой центр образовался сам собой, силою вещей и без предвзятого намерения.[5]
53. Из такого положения вещей образовалось двойное течение идей; с одной стороны от окружности к центру, с другой – от центра к окружности. Таким образом, доктрина быстро пришла к единству, несмотря на разнообразие источников, из которых она истекала. Системы, уклоняющиеся от этого единства, мало-помалу пали вследствие своей обособленности и недостатка сочувствия, подавленные превосходством мнения большинства. С тех пор установилось общение мысли между частными центрами, говорящими на одном общем духовном языке, понимающем и сочувствующем друг другу, с одного края света до другого.
Спириты почувствовали себя сильнее, боролись с большим мужеством, шли более уверенным шагом, когда увидели себя не одинокими, почувствовали точку опоры, связь, соединяющую их в одну великую семью. Явления, которым они были свидетелями, уже не казались им странными, анормальными, противоречивыми, когда они могли связать их с общими законами гармонии, одним взглядом окинуть здание и в общем целом увидеть высокую гуманитарную цель.[6] Но как узнать, везде ли проводится известный принцип и не составляет ли он индивидуального мнения? Отдельные группы не могут знать, что говорится в других местах, и потому нужен был центр, в котором бы собирались все наставления, и происходил, так сказать, счет голосов для приведения в известность мнения большинства.[7]
54. Не существует науки, которая бы вся целиком вышла из головы одного человека; все они, без исключения, продукт последовательных наблюдений, опирающихся на предшествующие наблюдения, как на известное для достижения неизвестного. Так поступают и духи по отношению к спиритизму; потому наставления их так последовательны. Они мало-помалу переходят от одного вопроса к другому, по мере того, как принципы, на которые они опираются, достаточно разработаны и умы достаточно зрелы для их усвоения. Замечательно, что когда частные центры хотели поднять вопрос преждевременный, то получали только противоречивые, ничего не разрешающие ответы. Но когда наступал благоприятный момент, то наставления обобщались и объединялись во всех центрах.
Однако между развитием спиритизма и наук существует значительная разница. Последние достигли пункта, на котором находятся, только после продолжительных перерывов, а спиритизм в несколько лет успел, если не достичь апогея, то собрать сумму наблюдений, достаточную для составления доктрины. Это происходит от бесчисленного множества духов, которые по воле Божией, проявлялись одновременно, принося с собою контингент своих познаний. Вследствие этого все части учения, вместо того чтобы постепенно разрабатываться в течение веков, были даны почти одновременно, в несколько лет, и оставалось только сгруппировать их, чтобы составить одно целое.
Так должно было быть по воле Божией для того, чтобы скорее увенчать здание и чтобы можно было немедленным и постоянным контролем сравнивать части универсального учения, каждый отдел которого получает ценность и авторитет только от соответствия с целым; все эти отделы должны гармонировать между собой, находить свое место в ряду остальных и являться каждый в свое время.
Поручив распространение этого учения не одному отдельному духу, Бог хотел, чтобы от малого до великого между духами, как и между людьми, всем было предоставлено положить свой камень в здание и таким образом установить между ними связь солидарного сотрудничества, которого недоставало в учениях, вышедших из одного источника.
С другой стороны, каждый дух, как и каждый человек, по ограниченности своих знаний, был не способен обсуждать совокупность бесчисленных вопросов, касающихся спиритизма. Вот почему для исполнения целей Провидения доктрина не могла быть делом одного духа или одного медиума. Она могла образоваться только из коллективности трудов, взаимно проверяющих друг друга.[8]
55. Последняя черта в характеристике спиритического откровения, вытекающая из многих условий, в которых оно проявляется, состоит в том, что, опираясь на факты, оно есть и не может быть иным, как существенно прогрессивным, подобно всем опытным наукам. По самой сущности своей оно вступает в союз с наукой, которая, излагая законы природы в пределах известной категории фактов, не может противоречить воле Бога, Творца этих законов. Научные открытия прославляют Бога, а не уничтожают Его. Они уничтожают только то, что создали люди на основании ложных понятий своих о Боге.
Итак, спиритизм ставит абсолютным принципом только то, что доказано с очевидностью или что логически вытекает из наблюдений. Касаясь всех разветвлений социальной экономии, которые он подкрепляет собственными открытиями, он всегда будет усваивать себе все прогрессивные учения, к какому бы порядку они ни принадлежали, достигшие состояния практических истин и вышедшие из области утопий, иначе он сам себя уничтожит. Перестав быть тем, чем он должен быть, он изменит своему происхождению и своей провиденциальной, цели. Спиритизм, подвигающийся с прогрессом, никогда ни может быть превзойден, потому что, если новые открытия докажут ему, что он в каком-нибудь пункте ошибается, он изменится в этом пункте; если откроется новая истина, он ее примет.[9]
56. Какая польза в нравственных наставлениях духов, если их учение тождественно со всем известным учением Христа? Нужно ли человеку откровение и не может ли он в самом себе, в своей совести найти все, что ему необходимо для собственного руководства в жизни?
В нравственном отношении Бог, конечно, дал человеку руководителя в его совести, говорящей ему: «Не делай другому того, чего не желал бы для самого себя». Естественная мораль, несомненно, написана в сердце человеческом; но все ли умеют читать в нем? Не пренебрегают ли иногда его мудрыми советами? Что сделали люди из нравственного учения Христова? Как исполняют его даже те, кто его преподает? Не сделалось ли оно мертвой буквой, прекрасной теорией, прилагаемой к другим, но не к себе. Упрекнете ли вы отца, повторяющего десять, двенадцать или сто раз одни и те же наставления детям, если они их не слушают? Почему же Богу не сделать того, что делает отец? Почему Ему не посылать от времени до времени особых вестников, чтобы напомнить людям их обязанности, наводить их на путь, с которого они уклонились, открыть глаза закрывшим их, подобно тому, как просвещенные люди посылают миссионеров к диким и варварам?
Духи не проводят другой морали, кроме морали Христа, так как лучшей не существует. Но к чему же тогда их наставления, если они говорят только то, что мы уже знаем? То же самое можно было бы сказать и о морали Христа, изложенной почти в тех же выражениях за 500 лет до него Сократом и Платоном, а также и обо всех моралистах, повторяющих все то же самое на все лады и во всевозможных формах.
Так и духи являются просто умножить собою число моралистов, с той разницей, что, проявляясь везде, они учат как в хижине, так и во дворце, обращаются одинаково как к простым людям, так и к ученым.
Что наставление духов добавляет к христианской морали, это – знание законов, соединяющих живых и мертвых. Они пополняют неопределенные указания, какие дал Христос о душе, ее прошедшем и будущем и подтверждают их санкцией законов самой природы. Благодаря новому свету, вносимому спиритизмом и духами, делается понятною солидарность, соединяющая все существующее; братство и милосердие делаются социальной необходимостью, и человек исполняет по убеждению то, что прежде делал только по обязанности, и делает это лучше.
Когда люди будут действительно исполнять заповеди Христовы, тогда они вправе будут сказать, что они более не нуждаются ни в воплощенных, ни в бесплотных моралистах; но тогда Бог и перестанет их посылать.
57. Один из самых важных вопросов, поставленных в начале этой главы, следующий: какой авторитет может иметь спиритическое откровение, если оно исходит от существ, ограниченных в своем просвещении и не непогрешимых?
Это возражение было бы серьезно, если бы это откровение состояло исключительно из поучений духов, если бы мы получали его только от них и должны были бы принимать его слепо. Но оно ничтожно, если человек содействует откровению собственным умом и суждением, когда духи наводят его только на путь выводов, которые он может заключить из наблюдения фактов.
Проявления же и их бесчисленные видоизменения не что иное, как факты: человек их изучает и отыскивает их законы. В этом труде ему помогают духи всех степеней: это его сотрудники в самом обычном смысле этого слова. Он подчиняет их слова контролю логики и здравого смысла и таким образом пользуется специальными знаниями, какими они обязаны своему положению, не отказываясь при том от собственного разума и суждения.
Духи не что иное, как души человеческие, и сообщаясь с ними, мы не выходим из человечества; это обстоятельство, достойное примечания. Великие, гениальные люди, бывшие светочи, вышли из мира духов и вновь возвратились в него, покинув землю. Если духи могут сообщаться с людьми, то эти же самые гении могут наставлять людей, находясь в духовном состоянии, как делали это в телесном. Они могут учить нас после своей смерти, как учили при жизни: вся разница в том, что они невидимы, когда прежде были видимы. Их опытность и знания не стали меньше, и если их слово имело авторитет, когда они были людьми, то оно не может иметь его меньше после того, как они перешли в мир духов.
58. Но с нами сообщаются не одни только высшие духи, а также духи всех степеней. Это необходимо, чтобы дать нам понятие об истинном состоянии духовного мира, показывая его нам во всех его видах. Этим путем отношения между видимым миром и невидимым делаются ближе, связь их очевиднее. Мы яснее видим, откуда мы пришли и куда идем; в этом и состоит главная цель проявлений. Все духи, какой бы степени они ни достигли, могут чему-нибудь научить нас; но так как они просвещены более или менее совершенно, то наше дело различать, что в них хорошего или дурного, и извлекать ту пользу, какую может доставить их наставление. Однако все, каковы бы они не были, могут сообщить нам что-либо, нам не известное и чего бы мы без них не узнали.
59. Великие воплощенные духи, без сомнения, могучие индивидуальности, но действие их ограниченно и по необходимости распространяется медленно. Если бы один из них, хотя бы даже Илия или Моисей, Сократ или Платон пришел в наше время открыть людям состояние духовного мира, кто в нашу скептическую эпоху мог бы доказать истину его утверждений? Его сочли бы мечтателем или утопистом. Даже если бы он сказал абсолютную правду, все же прошли века, прежде чем его идеи распространились и были бы приняты массами. Но Бог в мудрости Своей не хотел этого: Он хотел, чтобы откровение было дано не воплощенными, а самими духами, чтобы убедить в их существовании и проявить откровение одновременно по всей земле, отчасти для того, чтобы оно распространилось быстрее, отчасти же чтобы в совпадении наставлений дать доказательство истины; так каждый получал возможность убеждаться собственным опытом.
60. Духи не избавляют человека от труда изучения и исследования; они не приносят ему никакой готовой науки и предоставляют его собственным силам во всем, что он может открыть сам. Спириты знают это теперь очень хорошо. Заблуждение, приписывающее духам высшее знание и полную мудрость, давно опровергнуто, так же как и предположение, что достаточно обратиться к одному из них, чтобы узнать все. Выходя из человечества, духи сохраняют его свойства; между ними, как и на земле, есть высшие, есть простые; многие из них имеют меньше научных и философских знаний, чем некоторые люди; они и говорят, что знают не больше и не меньше; как и среди людей наиболее развитые могут дать нам более обширные сведения и более разумные советы, чем отсталые. Спрашивать совета у духов значит обращаться не к сверхъестественным силам, а к себе подобным, к тем самым, к кому мы обратились бы при их жизни, т. е. к родным, друзьям или людям, более сведущим, чем мы сами. В этом нужно убедиться, и этого не знают те, кто не изучал спиритизма или кто составил себе неверное понятие о мире духов и о загробных отношениях.
61. Какая же польза в этих сообщениях или в этих откровениях, если духи знают не больше нашего или не говорят нам всего, что знают?
Во-первых, как мы уже говорили, они воздерживаются сообщать то, чего мы можем достичь сами; во-вторых, есть вещи, которые им не позволено открывать, потому что это не соответствует степени нашего развития. Но, кроме того, условия их нового существования расширяют круг их понятий: они видят то, чего не видели на земле. Освободившись от пут материальности, избавившись от забот телесной жизни, они смотрят на вещи с более высокой точки зрения и, стало быть, более здраво; их проницательность обнимает более обширный горизонт; они понимают свои прежние заблуждения, исправляют свои понятия и избавляются от человеческих предрассудков.
В этом и состоит превосходство духов над воплощенным человечеством, и потому их советы могут быть, смотря, конечно, по их развитию, более разумны и более бескорыстны, чем мнения людей, облеченных телом. К тому же среда, в которой они находятся, дозволяет им посвящать нас в условия будущей жизни, которые нам неизвестны и которых мы не можем узнать отсюда. До сего дня люди составляли только предположения, гипотезы насчет своей будущности; потому и верования их на этот счет разделялись на столь многие и столь разноречивые системы, начиная с веры в уничтожение, до фантастических представлений об аде и рае. А теперь являются свидетели, очевидцы и действующие лица этой загробной жизни и говорят нам, в чем дело: они одни только могут сказать нам это. Эти явления послужили к тому, чтобы мы узнали окружающий нас невидимый мир, о существовании которого мы не подозревали, и это знание имело бы громадное значение, даже если бы духи были не способны сообщать нам ничего более.
Если вы приезжаете в новую для вас страну, откажетесь ли вы обратиться за справками к самому скромному встречному простолюдину? Откажетесь ли расспросить его о дороге только потому, что он простолюдин? Вы, конечно, не будете ожидать от него особенно высоких разъяснений; но, каков он есть, в своей сфере и по некоторым пунктам он может дать вам указания лучше какого-нибудь ученого, не знающего местности. Вы можете из его указаний сделать выводы, каких он сам бы не сделал; тем не менее, он послужил вам как полезное орудие для ваших наблюдений, хотя бы только познакомив вас с обычаями своего народа. Так и в наших сношениях с духами: самый малый из них может научить нас хоть чему-нибудь.
62. Простое сравнение еще лучше объяснит это положение:
Корабль, перевозящий эмигрантов, отправляется в далекое плавание; он увозит людей всех состояний, родных и друзей остающихся. Потом узнают, что корабль этот погиб и от него и следа не осталось, по крайней мере, не получают о его судьбе никаких известий. Все думают, что путники погибли и семьи их горюют. Однако весь экипаж того судна, не исключая ни одного человека, пристал к неизвестной обильной и плодородной стране, где все живут счастливо под ясным небом; но это никому неизвестно. И вот однажды другой корабль пристает к этой земле и находит всех здравыми и невредимыми. Счастливая весть распространяется с быстротою молнии. Все говорят: «Друзья наши не погибли», и благодарят Бога. Они не могут видеться, но сообщаются, обмениваются выражениями любви и привязанности, и печаль заменяется радостью.
Такова картина земной жизни и жизни загробной до и после современного откровения. Это откровение, подобно второму кораблю, приносит нам благую весть о спасении тех, кто нам дорог, и уверенность, что со временем мы соединимся с ними. Не существует более сомнения насчет их судьбы, а также и нашей, и уныние исчезает перед надеждой.
Однако это откровение пополняется еще новыми результатами. Бог, считая человечество достаточно зрелым, чтобы проникнуть в тайну своей судьбы и хладнокровно созерцать новые чудеса, дозволил, чтобы завеса, отделяющая видимый мир от невидимого, была поднята. Факты проявлений не заключают ничего сверхчеловеческого: духовное человечество является беседовать с человечеством телесным и говорит ему: «Мы существуем и, стало быть, уничтожения нет; вот что мы такое и чем вы будете также; будущее принадлежит вам так же, как и нам. Вы ходили во тьме, и мы приходим осветить ваш путь и проложить вам дорогу; вы шли наудачу, а мы показываем вам цель. Земная жизнь для вас все, потому что вы дальше ее ничего не видите; а мы вам говорим, указывая на духовную жизнь: земная жизнь ничто. Зрение ваше останавливалось у могилы: мы вам показываем далее великолепный горизонт. Вы не знали, почему вы страдаете на земле, а теперь вы в страдании своем видите правосудие Божие. Добро не приносило до сих пор явных плодов для будущности; отныне оно будет иметь цель и сделается необходимостью. Братство было только прекрасной теорией, а теперь оно основывается на законе природы. При веровании, что все кончается с жизнью, бесконечность остается пустой, эгоизм царит между вами и ваш девиз: „Каждый за себя“. А с уверенностью в будущем бесконечные пространства населяются, пустоты и одиночества нет нигде, и солидарность соединяет всех до и после могилы. Это царство милосердия, провозглашающего: „Каждый за всех и все за каждого“. Наконец, на пороге жизни вы говорили вечное „прости“ тем; кто вам дорог; теперь вы им скажете: „До свидания“.
Так можно резюмировать результаты нового откровения: оно явилось заполнить пустоту, созданную неверием, ободрить тех, кто подавлен сомнением или ожиданием уничтожения, и дать всему разумное объяснение. Неужели такой результат неудовлетворителен, хотя духи не разрешают научных вопросов, невеждам не внушают знания, а лентяям не дают средства к быстрому обогащению? Однако же человек может воспользоваться плодами этого откровения не только в будущей жизни, но и в настоящей, земной. Новые верования неизбежно должны преобразовать его характер, вкусы, наклонности, а, следовательно, привычки и социальные отношения. Полагая конец царству эгоизма, гордости и неверия, они подготовляют царство добра, т. е. Царство Божие, возвещенное Христом.
Глава 2. Бог
Существование Бога
1. Бог есть первопричина всего, точка отправления и основание, на котором покоится все мироздание, и потому это главный пункт, который следует рассмотреть прежде всего.
2. О причине можно судить по ее действию, даже не видя этой причины: это элементарный принцип.
Если птица, проносящаяся по воздуху, поражается смертоносным зарядом, то можно судить, что она пала от руки ловкого стрелка, хотя бы этот стрелок и оставался невидим. Стало быть, не всегда нужно видеть вещь, чтобы знать о ее существовании. Вообще посредством наблюдения действий можно во всем дойти и до познания их причин.
3. Другой, столь же элементарный принцип, по своей очевидности сделавшийся аксиомой, состоит в том, что всякое разумное действие имеет разумную причину.
Если бы спросили, кто строитель какого-нибудь остроумного механизма, то что подумали бы, получив в ответ, что этот механизм построился сам собою? Когда видят образцовое произведение искусства или промышленности, говорят, что это творение гениального человека, потому что только высокий ум может породить подобный замысел. Тем не менее, не сомневаются в том, что это совершил человек, так как это не превосходит человеческих способностей; но никому не придет в голову сказать, что подобное произведение могло быть делом идиота или невежды и еще того менее – трудом животного или результатом простого случая.
4. Присутствие человека узнается везде по его произведениям. Так, существование допотопных людей доказывается не только их окаменелыми скелетами, но с еще большею достоверностью присутствием в земных формациях той эпохи предметов, сделанных человеком: обломок сосуда, обточенный камень, оружие или остаток кирпича достаточны для доказательства существования человека. А по грубости или относительному совершенству работы судят о разумности и степени развития тех, кто ее произвел. Если, находясь в стране, населенной исключительно дикарями, вы находите статую, достойную Фидия, то вы, нисколько не колеблясь, можете утверждать, что это должно быть произведение высшего ума, так как дикари были бы неспособны создать что-либо подобное.
5. Итак, бросая взгляд на все окружающее, наблюдая чудеса природы, предусмотрительность, мудрость и гармонию, проявляющуюся во всем создании, мы должны признать, что все это происходит от силы самого высокого человеческого разума. Если же человек неспособен был сотворить ничего подобного, то это должно быть созданием разума сверхчеловеческого. Иначе нам останется сказать, что это есть следствие без причины.
6. На это иногда приводится следующее возражение. Так называемые произведения природы не что иное, как продукты физических сил, действующих механически по законам притяжения и отталкивания: молекулы инертных тел притягиваются и отталкиваются, следуя этим законам. Растения зарождаются, прозябают, растут и размножаются одним и тем же способом, каждые в своем виде и в силу тех же законов. Каждая особь подобна той, от которой произошла; рост, цветение, оплодотворение и окраска подчинены физическим силам, какова теплота, электричество, свет, влажность и пр. То же происходит и с животными. Небесные тела образуются вследствие молекулярного притяжения и движутся непрестанно по своим орбитам, подчиняясь силе тяготения. Такая механическая регулярность в приложении сил природы не указывает на свободный разум. Человек двигает рукой, когда хочет и как хочет, а тот, кто двигал бы ею все в одном направлении, начиная с рождения и до смерти, был бы автоматом. Потому и организующие силы могут быть названы чисто автоматическими.
2. О причине можно судить по ее действию, даже не видя этой причины: это элементарный принцип.
Если птица, проносящаяся по воздуху, поражается смертоносным зарядом, то можно судить, что она пала от руки ловкого стрелка, хотя бы этот стрелок и оставался невидим. Стало быть, не всегда нужно видеть вещь, чтобы знать о ее существовании. Вообще посредством наблюдения действий можно во всем дойти и до познания их причин.
3. Другой, столь же элементарный принцип, по своей очевидности сделавшийся аксиомой, состоит в том, что всякое разумное действие имеет разумную причину.
Если бы спросили, кто строитель какого-нибудь остроумного механизма, то что подумали бы, получив в ответ, что этот механизм построился сам собою? Когда видят образцовое произведение искусства или промышленности, говорят, что это творение гениального человека, потому что только высокий ум может породить подобный замысел. Тем не менее, не сомневаются в том, что это совершил человек, так как это не превосходит человеческих способностей; но никому не придет в голову сказать, что подобное произведение могло быть делом идиота или невежды и еще того менее – трудом животного или результатом простого случая.
4. Присутствие человека узнается везде по его произведениям. Так, существование допотопных людей доказывается не только их окаменелыми скелетами, но с еще большею достоверностью присутствием в земных формациях той эпохи предметов, сделанных человеком: обломок сосуда, обточенный камень, оружие или остаток кирпича достаточны для доказательства существования человека. А по грубости или относительному совершенству работы судят о разумности и степени развития тех, кто ее произвел. Если, находясь в стране, населенной исключительно дикарями, вы находите статую, достойную Фидия, то вы, нисколько не колеблясь, можете утверждать, что это должно быть произведение высшего ума, так как дикари были бы неспособны создать что-либо подобное.
5. Итак, бросая взгляд на все окружающее, наблюдая чудеса природы, предусмотрительность, мудрость и гармонию, проявляющуюся во всем создании, мы должны признать, что все это происходит от силы самого высокого человеческого разума. Если же человек неспособен был сотворить ничего подобного, то это должно быть созданием разума сверхчеловеческого. Иначе нам останется сказать, что это есть следствие без причины.
6. На это иногда приводится следующее возражение. Так называемые произведения природы не что иное, как продукты физических сил, действующих механически по законам притяжения и отталкивания: молекулы инертных тел притягиваются и отталкиваются, следуя этим законам. Растения зарождаются, прозябают, растут и размножаются одним и тем же способом, каждые в своем виде и в силу тех же законов. Каждая особь подобна той, от которой произошла; рост, цветение, оплодотворение и окраска подчинены физическим силам, какова теплота, электричество, свет, влажность и пр. То же происходит и с животными. Небесные тела образуются вследствие молекулярного притяжения и движутся непрестанно по своим орбитам, подчиняясь силе тяготения. Такая механическая регулярность в приложении сил природы не указывает на свободный разум. Человек двигает рукой, когда хочет и как хочет, а тот, кто двигал бы ею все в одном направлении, начиная с рождения и до смерти, был бы автоматом. Потому и организующие силы могут быть названы чисто автоматическими.