Алмазов Борис Александрович. Самый красивый конь

   - Ты что, - сказал Панама, - чернил выпила? Вот девчонки, начитаются всякой дряни, телевизора насмотрятся и выдумывают! - Его прямо душило возмущение. И тут он услышал странный звук.
   - И-и-и... - тоненько так, жалобно. А это Маша плачет.
   - Да не реви ты! Но Маша только руками замахала. Встала и пошла, только плечи дергаются да помпон на шапочке дрожит.
   - Стой, Маш, да не реви ты! Ну подожди. Ну, Маша!
   - И... и... - и всхлипывает.
   - Ну, послушай, только я тебя очень прошу, никому пока не говори! Всхлипывания стали потише.
   - Я занимаюсь в школе верховой езды. - Панама сам удивился, как это торжественно прозвучало.
   - Не хочешь правду сказать, - сквозь слезы проговорила Маша.
   - Нет, честное-пречестное! Бориса Степаныча спроси, он тоже там занимается. Он меня и устроил.
   - И ты учишься кататься верхом? - выдохнула Маша.
   - Не кататься, а ездить, - солидно поправил Панама. - Катаются верхом на палочке.
   - Игорь! Какой ты смелый! Я бы никогда не смогла к лошади близко подойти! Я даже мышей боюсь.
   - Чего там, - ответил Панама, но потом ему стало неловко. - Вообще-то я тоже мышей боюсь.
   - Все равно, все равно ты очень смелый! Игорек, а можно мне когда-нибудь посмотреть, как ты катаешься там?
   - Езжу, - поправил Панама. - А чего ж нельзя! Можно. Вот будут соревнования, и приходи, я тебе билет достану, с ребятами познакомлю.
   - А на тренировку нельзя? Панама представил, как Маша, в своем чистеньком платьице, смотрит, как они, потные, грязные, злые, крутятся в пыли манежа, как хлопает бич и слышатся такие слова, которые лучше вообще никогда не слышать.
   - На тренировку неинтересно, - сказал он. - Вот скоро конкур будет приходи. Борис Степанович выступать будет.
   - А что это - конкур?
   - Преодоление препятствий в закрытом помещении, - отрапортовал Панама. Недаром Денис Платонович заставлял их зазубривать длинные фразы из пособий покойному спорту. Он мог в самый неподходящий момент, когда вся группа шла манежным галопом, крикнуть: "На Вермуте - повтори порядок принимания коня с места!.." "Взять шенкель строже. Повод разобрать короче, принять на себя, пока лошадь не сделает шаг назад. Отдать повод одновременно с шенкелем и наклоном корпуса вперед... А галоп - это галоп, он тоже внимания требует". "Не слышу! Что вы мямлите под нос! Подбородок выше! Где пятка! Повторить порядок седловки!.."
   - Конкур - это препятствия ставят и нужно их перепрыгнуть в определенном порядке. Высота метр тридцать.
   - А если перепутаешь? - испуганно спросила Маша.
   - Снимут с соревнований. Вон на Олимпийских играх всадник перепутал, и золото - тю-тю! Но паркур обычно один и тот же.
   - А что такое паркур?
   - А это препятствия и есть. - Домой Панама пришел поздно.
   - Почему так поздно? - сказала мама. - Ты ведь знаешь, и так за тебя волнуюсь, на этот твой манеж провожаю тебя, как на фронт.
   - Да я около дома погулял немного, - уминая ужин, ответил Панама. Когда он залез под одеяло, спать почему-то совсем не хотелось. "А все-таки Маша хороший человек, - думал он. - Я даже не боюсь, что она кому-нибудь разболтает. А было бы лучше, если бы это была не Маша, а Юля".
   - Папа!
   - Ну, - откликнулся сонным голосом отец.
   - Я, оказывается, не выношу женских слез...
   - Это у тебя наследственное... Спи, - ответил отец.
   Глава пятнадцатая. КАВАЛЕТТИ, ЗАБОРЫ, ПОДСЕЧКИ...
   Кавалетти - это тренировка перед прыжками. Лошадь просто перешагивает через жерди, одним концом лежащие на земле, а всадник в это время, опустив повод, ведет себя так, словно это прыжок.
   - Да! - говорит Бычун. - В первой группе давно уже вон какие барьеры прыгают, а мы все перешагиваем. Наступила зима, теперь белые звездочки падают на спины коням, когда их ведут в конюшню через двор. Панама чувствует, как сильно изменилось его тело, он словно бы подсох. Натянулись и стали каменными мышцы живота, окрепли ноги - хоть сто приседаний подряд делай. Теперь уже он не болтается в седле, а сидит прочно, уверенно. Экономно расходует силы и коня не затрудняет. А поседлает лошадь теперь хоть с закрытыми глазами за полторы минуты.
   - Равняйсь, смирно! Тема занятия: преодоление препятствий. Высота барьера - тридцать сантиметров. Садись! Размять лошадей. "Ну вот, - думает Панама, разъезжая по манежу: вольт-поворот налево, вольт-поворот направо, шагом, рысью. - Ну вот, сегодня самое интересное начинается. Сегодня будем прыгать". Денис Платонович рывком поднимается в седло. Резко набирает повод. Рысью, рысью, поднял в галоп.
   - Посыл! - вскрикивает он, и конь перелетает жердочку. - Ясно? Повторяю! Теперь попробуем сами. Пономарев, пошел! Посыл! Лошадь вдруг проваливается вниз, и седло больно ударяет Панаму.
   - Отстал! Огладить лошадь. Повторить. Пошел... Посыл! Поторопился. Огладить коня, повторить. Второй, третий, седьмой раз... Панама уже все понял, а вот сделать не может.
   - Пономарев, не горячись! Спокойнее! Коня нервируешь. Повтори.
   - Денис Платоныч, - говорит Панама, - помогите шамбарьером. Я никак момент поймать не могу. Что-то дрогнуло в лице старика.
   - Хорошо, - говорит он, - только не горячись. Длинный бич змеится по песку.
   - Вперед! Посыл! - Короткий удар по голенищу Панаминого сапога.
   - Есть! - радостно вскрикивает мальчишка. - Есть! Поймал!
   - Конечно, есть! - весело отвечает тренер. - Раз сам бич попросил, не может не быть. Мне кажется, Пономарев, вы становитесь всадником. У Панамы от этих слов делается горячо в груди.
   - Можно еще?
   - Ну, разве что разок, а то ты совсем коня замотал. Повод не затягивай. Руки мягче в кистях. Пошел! А в дальнем углу манежа тренируются мастера. Манеж заключил контракт с киностудией, и вот теперь конники учатся падать. Панама вышагивает усталого коня и следит, как падает Борис Степанович. Вот он поднял коня в галоп. У того на передних ногах, чуть выше копыта, привязаны ремни-штрабаты, концы их у всадника в руках. В короткое мгновение, когда передние копыта отрываются от земли, нужно дернуть за ремни: конь и всадник летят через голову. Каждый раз, когда всадник делает подсечку, у Панамы обрывается сердце, и в то же время ему хочется попробовать самому.
   - Что, Игорь, - кричит Борис Степанович, - похоже?
   - Здорово! Очень здорово! - откликается Панама. - А вы не устали?
   - Нельзя уставать! Во вторник съемка. А конь еще падает плохо, если упадет на жесткий грунт, может пораниться. Нужно научить его на бок падать. Я еще плохо ему голову поводом направляю... Так что никак нельзя уставать.
   Глава шестнадцатая. ОПЕРАЦИЯ "ПОДКОВА"
   И название придумал и сам себя руководителем назначил Столбов. Он раздобыл темные очки, которые закрывали пол-лица, берет, а подбородок прятал в поднятый воротник пальто. И вообще напустил на себя такой таинственный вид, что прохожие останавливались и ошарашенно смотрели ему вслед.
   - Так! - сказал он через два дня на совете звена. - Все узнал. Объект расположен во дворе дома в двух автобусных остановках отсюда. Охрана: две собаки-дворняги на цепи и старуха. Старуха иногда уходит пить чай, тогда ее сменяет старик. Вот план местности. Четыре головы склонились над листом кальки.
   - Ясно? - шепотом спросил Столбов.
   - Не-а! - так же шепотом ответили заговорщики.
   - Забор. Две доски. Я их уже выломал - висят на одном гвозде. Проходим во двор. Я нейтрализую собак. Девочки: одна следит за проходной, вторая у забора. Ты, Панама, и Бычун, твой партнер, проходите на объект. По окончании работ операция свертывается в обратном порядке. Время операции: двадцать ноль-ноль - сейчас уже рано темнеет. Сбор в сквере у автобусной остановки завтра. Пароль: "Панама", отзыв: "Подкова"! Вечер следующего дня был на редкость гадким. Мелкий дождь вперемешку с какой-то мглой висел в воздухе. Тускло светили фонари. Панама и Бычун спрыгнули с автобуса и, озираясь, вошли в сквер.
   - Пароль! - Из темноты выступил Столбов.
   - "Подкова"! - сказал Панама.
   - Сам ты подкова! То есть ты Панама, а это пароль. Тьфу, запутал... Специалист - он?
   - Да. Знакомьтесь.
   - Не нужно, - остановил Столбов. - Лучший способ не проболтаться ничего не знать. Ну что ж, пошли. Наши люди уже на местах. Прижимаясь к стенам домов, они дошли до ворот. У проходной стояла Юля.
   - Бабка ушла. Дед сидит, - сказала она.
   - Тихо, - зашипел Столбов, - ты что, всю операцию провалить хочешь? Маша заботливо придерживала доски, когда они лезли во двор.
   - Так! Где же тут собаки?
   - А их дед в проходную забрал.
   - Тем лучше. Путь свободен. Вперед!
   - Слушай, - спросил Панама Бычуна, - а ты ковал когда-нибудь?
   - Вообще-то нет, - ответил Бычун. - Но ты не волнуйся, все будет нормально. Я вчера специально главу в учебнике коневодства чуть не наизусть выучил. Подкуем! В бараке было темно, маленькая лампочка, желтевшая в коридоре, казалось, только подчеркивала эту темноту.
   - Ну, давай с крайней и начнем. Сначала снимем старые подковы. Ну-ка, дай ногу! Кому говорю, дай! Ах ты, чтоб тебе!.. Игорь, давай вместе ногу подымем! Они отодрали одну подкову, вторую... Лошади хрупали сено и грустно, по-стариковски, вздыхали время от времени.
   - Эх! Вот незадача! - сказал Бычун. - Наши подковы не подходят - малы.
   - Что же делать? - спросил Столбов.
   - Ничего. Мы старые поставим. Только копыта расчистим и поплотнее поставим.
   - Подождите, - сказал Столбов. - Давайте посмотрим, может, у какой-нибудь лошади копыта подходящие... Дай подкову. Сейчас примерю. - И он пошел в соседнее стойло.
   - Стой! - выпрямился Бычун. - Здесь кто-то есть. Они замерли. Осторожно скрипнула дверь.
   - Мальчики! - раздался шепот. - Вы где? - Это была Юля.
   - Ты почему покинула пост? - взвился Столбов.
   - Да, - капризно сказала она, - я тоже хочу посмотреть, как лошадок подковывают! И еще мне нужна старая подкова на счастье, я вообще уже вся промокла. Давайте работайте, я буду вам помогать... Ты ноги у лошадки смотрел, ну и смотри себе на здоровье, а я ей сена дам. - И она стала шарить в кормушке.
   - Ну знаешь... - начал возмущенно Столбов и вдруг, как-то странно рявкнув-икнув, отлетел к стене. - Ой! - завопил он, схватившись за живот. Ой, лягнула! Ой, лягнула!
   - Тише ты! Тише! - шептал Панама. И тут раздался такой вопль, что на него разом откликнулись собаки в проходной.
   - Крыса! Крыса! - истошным голосом визжала Юлька.
   - Бежим! - крикнул Бычун. Они подхватили Столбова - тяжелый, черт! - и поволокли к дверям; когда подбежали к двери, то услышали, как торопливо громыхает замок.
   - Есть! - как-то отчаянно сказал Бычун. - Попались...
   Глава семнадцатая. "КУЗНЕЦ,, ТЫ КУЗНЕЦ, РАСКОВАЛСЯ ЖЕРЕБЕЦ..."
   - Что там стряслось, папаша? - спросил старшина Никифоров, слезая с мотоцикла. Старшина был грузный, в свете мотоциклетной фары его плащ блестел и делал Никифорова похожим на пожилого кита, зачем-то вылезшего на берег. Старик сторож, с трудом сдерживая собак, заторопился:
   - Я так понимаю - воры!
   - Прямо так сразу и воры. Тихо! - сказал Никифоров собакам, и те, жалобно вякнув, сразу замолчали.
   - Воры, воры и есть! Несколько человек! А может, фулюганы какие...
   - Вот это скорее! Ну давай глядеть, кого ты там запер.
   - Товарищ милиционер! - услышал Никифоров тоненький голосок. У забора стояла девчонка. Она вся промокла, и дождевые капли покрывали ее лоб и щеки,, как роса. Они скатывались за воротник, но девчонка этого не замечала, а только нервно сдувала капли с верхней губы.
   - Товарищ милиционер, мы не воры и не хулиганы...
   - А кто это "мы"?
   - Ребята!
   - Так уже легче! - сказал Никифоров и отбросил капюшон. - А вы, папаша, сразу: "Воры, воры"... Хорошо еще, целый наряд не взбаламутился. Ну что, девочка, на лошадках поездить захотелось? "Неуловимых мстителей" насмотрелись? Только, брат, адресом ошиблись. На этих лошадках только навоз в поля вывозить...
   - Нет, мы не кататься, мы подковать.
   - Чего?
   - Лошадей подковать. А то они подкованы плохо...
   - Видал, папаша? А ты говоришь, "воры". Это, брат, юные кузнецы или, как там, отряд "Красный молоток"...
   - Нет, - сказала девчонка, - просто Панама сказал, что если лошадей не перековать, то у них к весне копыта совсем пропадут.
   - Ну, батя, что на это скажете?
   - Дак ведь кузнец у нас уволился. Ковать-то некому. Лошадки, конечное дело, ногами страдают. А возчики сами ковать не решаются.
   - Ну и что, ждете, когда лошади обезножат?
   - Кузнеца ищем, по всему городу объявления развесили.
   - А чего вам его искать - вот вам кузнецы. Сколько вас?
   - Пятеро.
   - Вот вам, папаша, сразу пять кузнецов. Ну, давай открывай конюшню. Да собак привяжи, а то напугают ребят.
   - Момент, момент... - засуетился старик, зазвенел ключами. Никифоров завел мотоцикл и прямо на мотоцикле въехал в распахнутые двери конюшни, быстрая тень метнулась мимо мотоцикла, но Никифоров не успел ее схватить. А прямо перед ним в снопе света плечом к плечу стояли трое мальчишек.
   - Так! - сказал милиционер. - Будем знакомиться: старшина Никифоров.
   - Бычун.
   - Пономарев.
   - Столбов.
   - А где четвертый? Мальчишки молчали.
   - Не бойтесь, - сказал Никифоров. - Вон девочка мне уже все объяснила. Где четвертый? Он, что ли, в дверь-то прошмыгнул? Бросил вас, а вы .его выдавать не хотите.
   - Это не он, а она, - сказал Столбов. - Мы еще с ней поговорим.
   - Не надо с ней ничего говорить! - возразил Бычун. - Она для меня больше как человек не существует.
   - И для меня, - согласился Столбов. - Накажем ее всеобщим презрением.
   - Ну-ну! - Никифоров прошелся по конюшне. - Накажите-накажите. "Кузнец, ты кузнец, - запел он вдруг, - расковался жеребец... Кузнец, ты кузнец... Он переходил из стойла в стойло, светил фонариком. - Кузнец, ты кузнец..." Кто у вас начальником, папаша? Надо будет участковому его навестить.
   - Да начальник в больнице лежит, уж второй месяц... У него инфаркт, сердце, значит...
   - На такие копыта посмотришь - моментом инфаркт заработаешь. "Кузнец, ты кузнец, расковался жеребец..." А ну-ка давай вот этого, разутого, в проход. - Никифоров скинул плащ, снял китель и засучил рукава рубашки. - Ну, ребятки, посмотрим, помнит ли бывший сержант конной милиции Никифоров П. И., как он лошадей ковал... Никифоров зажал заднюю ногу коня коленями и ловко начал срезать старый роговой слой.
   - А вот теперь стрелочку. "Кузнец, ты кузнец..." А вот подкову. Ну-ка посвети... А вот гвоздиком... "Кузнец, ты кузнец..." Ну, а теперь краешки щипцами обкусим, спилим... Картинка! Так как это вы надумали коней-то перековать? Подай клещи!
   - Да на сборе... - неохотно начал Столбов.
   - Ты веселей, веселей! Вот на сборе, значит, решили коней ковать.
   - Да нет. Решили тимуровские дела делать, а то мы по тимуровским делам план не выполняем...
   - О господи, - вздохнул сторож, - и здесь план.
   - Ну вот, а поручили это дело Пономареву.
   - Это специально, - заговорила Маша взволнованно, - это Васька Мослов специально придумал, чтобы Игорь поручение не выполнил, а. его за это из пионеров исключить...
   - Ишь ты! - Старшина Никифоров даже фуражку на затылок сдвинул. - И послал вас в конюшню коней перековывать? Пойди, значит, туда, не знаю куда... Как в сказке?
   - Да нет, - сказал Панама. - Это я сам придумал. На коней же смотреть жалко.
   - Так "Кузнец, ты кузнец..." А Мослов, это кто?
   - Председатель совета отряда.
   - Начальник... - сокрушенно вздохнул старичок.
   - А вы его переизберите! - сказал милиционер, приколачивая последнюю подкову. - Выводи следующего. Переизберите, и вся музыка, чтобы интриги не разводил...
   - Вот и именно что! - сказал старичок. - И вся музыка.
   - Ну да, - возразила Маша, - его старшая пионервожатая очень ценит.
   - А вот я к вам в школу зайду... Какая школа?
   - Не надо в школу, - -сказал Панама, - мы же сами в конюшню-то пошли, он нас не посылал.
   - Да! - вдруг возмутился Столбов. - Он говорит: "Соберите макулатуру, сходите старикам в булочную... Только, говорит, обязательно старикам скажите, чтобы они отзывы о вашей работе в школу написали, мне для отчета нужно..." Разве это тимуровские дела, разве так Тимур поступал?
   - О господи, - вздохнул старичок, - и тут отчет давай!
   - Тимур никогда не делал хорошие дела в расчете на похвалу. Нужно, чтобы тайна была... Понимаете, тайна!
   - Понимаю. Давай подкову... Тайны я вам хоть килограмм отыщу. "Кузнец, ты кузнец..." Мне от этих тайн некуда деваться. Ты давай вот что, ты приходи ко мне в пикет, будешь мне помогать.
   - Будем преступников ловить?! - задохнулся Столбов. - И пистолет дадут?
   - Будем следить за порядком! А оружие... "Кузнец, ты кузнец..." В зависимости от обстоятельств... Утром следующего дня Панама, Столбов и Маша специально побежали смотреть, как выезжают лошади в новых подковах.
   - И звук-то совсем другой, - сказала Маша.
   - Конечно, - объяснял Панама, - подкова плотно сидит, вот и бряканья нет. Разномастные кобылки, весело мотая челками, разбредались по городу, и ребятам казалось, что лошади украдкой им подмигивают.
   Глава восемнадцатая. "ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!"
   - Литературы не будет! - ворвался в класс Сапогов. - Борода в школу не пришел.
   - Ура! - закричали мальчишки. Панама вздрогнул. Он поймал испуганный взгляд Маши Угольковой и быстро пошел к двери.
   - А! - закричал Сапогов. - Сорваться хочешь! Не выйдет! - И он растопырил свои огромные ручищи.
   - Пусти, - сказал Панама и голосу своему удивился. Голос был резкий и дрожал. - Пусти, говорю!
   - Предъявите документы! - заорал Сапогов. Но в этот момент получил такой толчок в грудь, что от неожиданности сел на пол. Когда он опомнился и выскочил в коридор, Панама был уже в учительской и дрожащими руками набирал номер телефона манежа.
   - Але! Кто это? Денис Платоныч, что с Борис Степанычем? Как разбился! Как разбился! В какой больнице? Да какие теперь занятия! Да как же он так... Вот беда-то... - приговаривал он, вешая трубку. И тут он увидел, что на него тревожно смотрят учителя, что были в комнате. - Борис Степаныч вчера на съемках разбился! - сказал он, словно оправдываясь.
   - На каких съемках? Где? Но Панама уже бежал в класс. У него было такое лицо, что Сапогов, ждавший его с мокрой тряпкой в руках, ошалело отступил.
   - Вот беда-то, вот несчастье... - приговаривал Панама, запихивая книжки и тетрадки в портфель. - Борис Степаныч вчера на съемках разбился, - ответил он на испуганный взгляд Маши, - не знаю как: Денис Платоныч говорит, что крепко. Коня привели, все седло поломано, оборваны стремена и подпруги в клочья! Побегу в больницу... Но в больницу Панаму не пустили. Дежурный врач, заглянув в какие-то бумаги, сурово спросил:
   - Это что, твой отец?
   - Учитель. Учитель мой. Что с ним?
   - Перелом ребер, перелом лучевых костей со смещением, но самое скверное: перелом коленного и голеностопного сустава. Вот, брат, скверно...
   - Ногу отрежут? - похолодел Панама.
   - Ногу не отрежут, но это будет уже не та нога. В лучшем случае двигательные функции восстановятся года через два-три. Это, повторяю, в лучшем случае.
   - А в худшем?
   - А в худшем - нога не будет сгибаться ни в колене, ни в щиколотке.
   - Как же он ездить верхом будет, доктор?
   - Эх, малыш, сейчас вопрос в том, будет ли он без костылей ходить, а не то что ездить. Иди домой. Я тебя все равно к нему не пущу - ему сейчас не до тебя.
   - Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним будет все в порядке, все как следует...
   - А что это за конус?
   - Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нем... - Панама чуть было не сказал "ездил", но проглотил невесть откуда взявшийся в горле комок и сказал твердо: - Это его конь!
   - Хорошо, я, как видишь, ни на конус, ни на цилиндр не претендую, ступай, малыш, домой. Все, что мы можем, для твоего учителя мы сделаем. Панама медленно вышел в больничный сад. Холодный ветер мел по асфальту снег и пыль, свистел в кустах, что, как веники, торчали вдоль дорожки.
   - Пономарев! - Панама оглянулся. По дорожке, как-то вприскочку, шел-торопился Денис Платонович. - Ну что там? У доктора был? - спросил он, задохнувшись от быстрой ходьбы. Панама рассказал.
   - Вот несчастье! - Денис Платонович рухнул на скамейку. - Такой спортсмен, такой мастер, а человек какой! Умный, интеллигентный, образованный, добрый... Боже мой! Боже мой! Ведь он и разбился-то, коня спасая. Мне сейчас ребята рассказали. Кони стрельбы испугались - понесли. Всадники бы справились, но места нет, понимаешь, места нет... Забор там, какой-то каменный, и овраг за забором. Забор невысокий, кони и нацелились через него прыгать, а он не только первому коню прыгнуть не дал, а и его-то спас: как-то так развернулся да сам с коня об стену, да через забор, да в овраг... А кони все целы, все... - Денис Платонович гордо глянул на Панаму.
   - Лучше бы кони пропали, чем Борис Степаныч! - зло сказал он.
   - Да ты что говоришь! - всплеснул руками старый тренер. - Ну-ка сядь. Вот что я тебе скажу. Жизнь человека, конечно, дороже жизни коня. Но ведь конь - -это не просто животное, это живой труд человека. Человек коня создал! Древняя лошадь на нынешних чистокровных похожа, как летающая этажерка на реактивный самолет. Да, когда болен человек, - конь спасает его ценою жизни. Но когда конь в опасности, его любой ценой спасает человек! Если это не так, человек перестает быть человеком! Ты понял меня, мальчик?
   Глава девятнадцатая. НОЧНОЙ ЗВОНОК
   - А я предлагаю такой выход. Сейчас будем звонить прямо по списку и посмотрим, что нам ответят, - сказал начальник манежа. Шел второй час ночи, но в его кабинете сидели люди. Здесь были тренеры, ветеринар, старший конюх.
   - Я прошу добавить в список еще одну фамилию, - сказал Денис Платонович.
   - Какую? И так уже шесть человек..
   - Пономарев. Пусть он будет седьмым.
   - А кто это?
   - Вы о нем скоро узнаете, - усмехнулся старый тренер. - Поверьте моему опыту, права он имеет равные со всеми.
   - Ну хорошо. Я начинаю. - Начальник манежа снял трубку. - Извините, пожалуйста, за столь поздний звонок, можно позвать мастера спорта? - И он назвал фамилию. - Это вы? Вас беспокоят из манежа. Заболел Конус, мы не знаем, что делать. Да? Вы думаете, нужно старшего конюха разбудить? Вызвать ветеринара нужно? "Скорую помощь"? Хорошо. А вы не могли бы приехать? Нет, я не шучу! Да, такси действительно поймать трудно. Ну, извините! - Начальник манежа повесил трубку и вычеркнул первую фамилию. Он сделал это так ожесточенно, что карандаш порвал бумагу... Панама видел цветные сны и от удовольствия причмокивал губами, когда в квартире зазвонил телефон. Папа нащупал босыми ногами тапочки и пошел в переднюю.
   - Да! - сказал он хриплым сонным голосом. - Он спит. Ему завтра рано вставать. Да что вы, товарищи, ночь на дворе... Ну ладно, попробую... Да я понимаю! Панаме снились солнце, синее небо, зеленое поле, и по этому полю они скакали на конях. Он, Маша, Юля и даже Столбов. Кони плавно неслись, словно по воздуху, потому что трава под ними не приминалась. "Как же вы так скачете?" - спросил Панама у коня. Тот повернул к нему голову и вдруг сказал папиным голосом:
   - Игорь, Игорь, позвонили с манежа - Конус заболел...
   - Что? - Панама с трудом разлепил веки. - Что? - вскрикнул он, когда до него дошел смысл сказанного. - Счас, счас... Он начал торопливо хватать одежду.
   - Что с ним? - закричал он в трубку. - Ложится? Опять, наверное, обкормили. Я сейчас приеду... Трубка что-то возражала, но Панама не слышал.
   - Ты с ума сошел! - В дверях стояли родители.
   - Ребята! - умоляющим голосом сказал он. - Ведь конь может умереть... Родители переглянулись.
   - Я поеду с тобой! - сказал отец. - Во-первых, ночь... А во-вторых, может быть, я тоже чем-нибудь пригожусь.
   - Да! А я, по-вашему, буду сидеть здесь и волноваться? - сказала мама. - Я тоже поеду. Хоть теперь посмотрю, что это за манеж такой. Каким он медом намазан, что единственный сын скоро дом на конюшню променяет... Они быстро оделись, выскочили на улицу. Им повезло: они вскочили в проезжавшую мимо машину.
   - Что с Конусом? - ввалился в кабинет начальника манежа Панама. Все сидевшие в кабинете обернулись. Воцарилось неловкое молчание.
   - Все хорошо! - весело сказал Денис Платонович. - Все хорошо, мальчик. Ты - молодец. Это твои родители? Честь. имею представиться... У вас хороший, добрый мальчик... - Что же, сказать ему? - нерешительно спросил начальник манежа.
   - Нет, вы в самом деле думаете решать таким нелепым образом такой серьезный вопрос? - возмущенно спросил один из тренеров.
   - Отчего же нелепым? - сказал Денис Платонович. - Самый правильный способ. Но, я думаю нужно обставить это торжественнее... После экзаменов, я думаю... Извините нас, вышла маленькая несуразность, - раскланялся Денис Платонович перед родителями Панамы. Никогда еще мальчишка не видел своего тренера таким веселым. "Чем же старик так доволен? - подумал он. - Ох, неспроста все это!" Они вышли на улицу. Стояла непривычная для города ночная тишина. Из темноты над головами медленно падали большие пушистые хлопья. Они серебрились в свете фонарей и плавно ложились на плечи, на дома.
   - Веселенькая шутка, - сказал папа, - поднять людей в два часа ночи за здорово живешь. Черт знает что!
   - Мне кажется, здесь что-то непросто! - сказала мама. - Но Игорь поступил правильно! Вспомни, как тренер его прямо расплылся весь от удовольствия...
   - Ребята! - сказал Панама. - Вы посмотрите, какая ночь красивая! Как будто Новый год! Это хорошо, что нас разбудили, а то бы мы спали и ничего не видели. Как тихо! И снежинки медленно падают, словно письма от снежной королевы... Мама остановилась и, поймав снежинку на рукавицу, сказала:
   - Отец, тебе не кажется, что твой сын становится поэтом?
   - Мне кажется, что он еще и не такую ночную тревогу нам устроит. Этот бег на конюшню - цветочки, а ягодки впереди...