— Присоединяюсь, — прервал его Гало.
Каларно изобразил поклон. Обычная начальная сладкая пилюля. Желчь, наверняка, приберегли на второе.
— Спасибо, поздравления приняты, — ответил он, — поэтому мы можем перейти к обсуждению того наказания, которое предусмотрено для господина Кармине Апра за убийство Карло Варци и его сопровождающих…
— На самом деле мы… — начал было Ловати.
— Надеюсь, что вы изучили баллистический отчет, касательно оружия, изъятого в результате захвата притона в районе Семпионе…
— Вот именно об этом…
— Отчет подтверждает, без каких бы то ни было обоснованных сомнений, что два автомата типа «калашников» являются теми самыми, которые были использованы в убийстве Варци. Повторяю: без каких бы то ни было обоснованных сомнений.
— Мы осведомлены об этом выводе, — ответил Гало.
— Прекрасно. Тогда вы также осведомлены о другом. Анализ пуль, извлеченных из стен квартиры и лестничной клетки седьмого этажа здания, где скрывался Апра, подтверждает, что тот же Кармине Апра использовал один из этих автоматов против меня и моих людей. И в этом случае, без каких бы то ни было обоснованных сомнений.
— Каларно, послушайте…
— Скорость стрельбы автомата «калашников» — более девятисот выстрелов в минуту. — продолжил невозмутимо Каларно. — По меньшей мере, шесть агентов полиции находилось перед квартирой на лестничной клетке седьмого этажа. И только по счастливой случайности, благодаря чуду, и благодаря тому, что на этих людях были бронежилеты, дело не закончилось новым убийством.
— Никто не возражает против выводов баллистиков, комиссар. — Ловати начал терять терпение.
— А сейчас, если мое знание уголовного кодекса не слишком замутилось, исходя из доказанного использования обвиняемым этого оружия, что я особенно подчеркнул в моем отчете, я думаю, мы можем без проблем выдвинуть ему дополнительное обвинение в покушении на убийство сотрудников полиции при исполнении служебных обязанностей.
— Комиссар, да послушайте же, наконец! — Ловати поднял руку, как это делают футбольные арбитры, когда забивается гол. — Ваш отчет является основным в повестке дня нашего заседания.
В мозгу Каларно жалобно взвыла тревожная сирена.
— А я думал, что основным в повестке дня нашего заседания является самое строгое с точки зрения закона наказание убийцы судьи Карло Варци.
— Поймите меня правильно, комиссар, все, что вы говорите — святая истина. С другой стороны, судья Гало и я нуждаемся в вашей помощи по другому поводу.
Каларно перевел взгляд с одного на другого. Сирена в мозгу продолжала завывать. Вот она, желчь. Он почти физически ощущал, как поднимается ее уровень, словно жидкое дерьмо переполняет засоренный коллектор.
— Андреа, я читал и перечитывал твой отчет с большим вниманием, — вступил Гало. — И, боюсь, есть одна смущающая меня деталь в твоем изложении хода операции по задержанию Апра.
— Ну и какая?
— В своем отчете ты пишешь, и ты это озвучил, что твои люди были сконцентрированы на лестнице, ведущей на седьмой этаж. Ты пишешь, что Скалия и Бонески, сообщники Апра, были убиты внутри квартиры. Что касается Апра, то он был ранен тобой в плечо на лестничной площадке, при выходе из квартиры.
— Короче, Пьетро, — отрезал холодно Каларно.
— Короче, — Гало был невозмутим, — мы имеем в руках еще один отчет, касающийся перестрелки.
— Ну надо же!
— Сарказм здесь ни к чему, Андреа.
— Сарказм? Да ты что! Я бы никогда его себе не позволил. И этот отчет написан?..
— Независимой аналитической лабораторией, куда обратилась коллегия защитников Кармине Апра.
— И с каких это пор мы позволяем адвокатишкам гангстеров производить топографию мест преступления, брать пробы и образцы, делать анализы на оперативном поле полиции?
— Защита имеет юридическое право делать любые контрэкспертизы, — вмешался Ловати.
— Были найдены обширные следы крови группы А плюс, — продолжал Гало, — как внутри квартиры, в которой прятался Апра, так и на крыше дома. А также на ступенях трех лестничных маршей со стороны внутреннего двора.
— И что из этого?
— А то, что мы знаем: группы крови Скалия и Бонески соответственно Б плюс и О плюс. — Гало сделал паузу. — Андреа, в твоем отчете нет ни малейшего объяснения этим следам крови.
Каларно остался невозмутим. Это была кровь человека, которого не существовало в природе. Как и сущности по имени Группа Бета, 4-го Дивизиона.
— То, что мы имеем в руках, комиссар Каларно, — снова подал голос Ловати, — это два отчета по одному и тому же эпизоду, один со стороны полиции, другой со стороны защиты, которые противоречат друг другу.
Секунд двадцать в кабинете висела тишина, нарушаемая только завыванием горячего ветра в коридорах Дворца Правосудия.
— Вы можете что-нибудь сказать по поводу такого противоречия, комиссар? — прервал паузу Ловати.
— Нет.
— Но вы отдаете себе отчет, что ситуация не нормальная?
— Нет, не отдаю.
— Идем дальше, Андреа, — опять вступил Гало. — Я лично разговаривал с профессором Марисом, заведующим независимой лабораторией. Человек вне подозрений, уважаемый ученый, доцент нашего университета. И сейчас защита Апра разрабатывает целую серию громоздких теорий того, как на самом деле развивались события на седьмом этаже. И я могу гарантировать…
Каларно взорвался:
— Да насрать мне на все теории университетских доцентов и кучи грязных адвокатишек!
— Комиссар! — Ловати не поверил своим ушам: произнести такое здесь, в этом святом месте!
— Где мы находимся? — не мог остановиться Каларно. — Какого хрена мы здесь делаем?
— Комиссар! — Казалось, у Ловати вывалятся глаза. — Я требую, чтобы вы успокоились!
Каларно, замолчал, сжав зубы. Черная ярость вернулась. Сродни той, которую ему с трудом удалось обуздать на лестничной клетке, залитой кровью, засыпанный обломками кирпича и штукатурки. Находясь в шаге от того, чтобы всадить пулю в лоб Кармине Апра.
— Я прошу вас, комиссар, осознать всю серьезность ситуации с точки зрения юридической процедуры и сотрудничать с нами в полной мере. — Ловати строго посмотрел на Каларно.
— Я уже сотрудничаю с вами в полной мере, — ответил Каларно. — Убийца Карло Варци схвачен. Неопровержимые доказательства его вины переданы в прокуратуру. Оружие преступления, баллистические экспертизы, отпечатки пальцев, свидетельские показания — весь пирог на столе. Судебный процесс начат. — Каларно посмотрел на Ловати. — Через сорок восемь часов вы будете председательствовать на нем, господин судья. Какие еще правильные юридические процедуры мы здесь с вами придумываем?
Лавати потянулся к нему.
— Послушай меня, Андреа. Ты отличный полицейский…
— Давайте без этого. Ближе к делу.
— Мы все время говорим о деле! У нас проблема. Очень серьезная проблема: противоречие двух отчетов. Эти необъясненные следы крови указывают на то, что кто-то еще, мы не знаем кто, был ранен, а может, и убит во время перестрелки. И если это так… — Голос Ловати взлетел на пару октав, почти до визга. — Если это так, то речь идет о сокрытии улик, Каларно! Может быть, даже о сокрытии трупа!
— Андреа, — произнес Гало умиротворяющим тоном, — постарайся представить себе, что может повлечь за собой этот факт, если его озвучит в зале заседаний защита Апра?
— Никто этому не поверит. Нет свидетельств. Нет доказательств. Нет абсолютно ничего.
— Ты так думаешь? Вчера я в течение четырех часов разговаривал в моем офисе с адвокатом Апра. Четыре проклятых часа, Андреа! Ты знаешь, кто адвокат у Апра?
— Уверен, в моей памяти этого имени нет. Я блюю не больше одного раза в день.
— Это Марчелло Сантамария! — Гало округлил глаза. — Личный адвокат Франческо Деллакроче. Дона Франческо Деллакроче. Кто это такой, надеюсь, тебе объяснять не надо?
— Не надо. Больше того, Пьетро, я уверен, что именно Деллакроче послал Апра убить Карло Варци и его ребят.
— Это надо еще доказать, Андреа. До-ка-зать. Ты меня понял? На хорошо организованном судебном процессе, перед судьями, перед присяжными… В любом случае, сказать, что Сантамария — большая сволочь, это бледный эвфемизм.
— Я прищемлю хвост этому Сантамария!
— Ошибаешься, это не твоя обязанность, — повысил голос Гало. — Это должны сделать судья Ловати, я как обвинитель и присяжные в зале заседания… Но, уверен, Сантамария обязательно воспользуется моментом, чтобы засветить факт противоречия отчетов перед прессой и телевидением.
— В жопу всю итальянскую прессу и телевидение! Это Карло Варци мы закопали в землю три недели назад! Твоего друга и коллегу Карло Варци! Моего друга Карло Варци… Мы взяли убийцу. Мы имеем все доказательства, чтобы засадить его за решетку. А ты чем занимаешься? Ты озабочен только тем, что может подумать общественное мнение, если этот мафиозный крючковорот раздует историю, сочиненную мудаком-профессором! Ты на чьей стороне, господин судья Пьетро Гало?
— Хватит! Все! — Ловати ударил кулаком по столу. Некоторое время оба судьи смотрели на Каларно, как укротители на внезапно взбесившегося тигра. Впрочем это было близко к истине.
Ловати встал и принялся медленно ходить вокруг стола. Его голос был едва слышен на фоне завывавшего ветра.
— Комиссар Каларно, я тоже читал отчет профессора Мариса.
— Получили удовольствие?
— Уймись, Андреа. И помяни мое слово, если все рухнет, на ногах не устоит никто. По мнению адвоката Сантамария, в операции по задержанию Апра принимала участие специальная команда министерства внутренних дел. Прекрасно подготовленная, на уровне армейского спецназа. И один из членов этой команды был ранен или убит во время перестрелки. Этим он объясняет наличие неизвестных следов крови. Это, разумеется, только теория. У нас нет подтверждения существования такой команды.
Ловати повернулся к Каларно и уставился ему в глаза.
— Вам что-нибудь известно о существовании подобной команды, комиссар Каларно?
Каларно выдержал взгляд судьи.
— Нет.
— То есть вы не знаете. А если бы знали, мне бы не сказали, я прав?
— Не сказал что?
Шея Ловати пошла красными пятнами.
— Комиссар Каларно, вам известно, что как прокуратура республики, так и МВД, должны не только быть в курсе, но также и санкционировать применение любых средств, повторяю, любых, средств, которые выходят за рамки инструкций, принятых для работы полиции, не так ли?
— Да, я знаю.
— И вам известно также, что любое из подобных средств, включая использование специальных команд, если они принимали участие в операции против Апра, должны быть упомянуты в вашем отчете?
— Разумеется, известно.
— Вы упомянули о подобном средстве в своем отчете?
— Нет.
— У вас есть объяснение по поводу противоречия двух отчетов по одному и тому же эпизоду?
— Никаких объяснений.
— Комиссар Каларно, может, вы написали не всю правду в своем отчете? В отчете, адресованном прокуратуре и МВД, отчете, который является основой судебного процесса по делу Кармине Апра?
Каларно, не отвечая, спокойно смотрел на Ловати. Это был конец. И он это знал. Его распяли. Прибили гвоздями к кресту.
— Знаете, что случится в зале суда, комиссар? — Ловати сел на стул. — Сантамария разнесет ваш отчет в пух и прах. И если не удастся разнести в клочья вас, примется за ваших людей, одного за другим, пока кто-то из них не проговорится.
— И судья Ловати будет вынужден признать недействительной всю судебную процедуру, Андреа. — Гало опустил голову. — Этим все и закончится.
Каларно сидел, слушая завывание ветра. Варци, четверо его телохранителей, этот несчастный парень из «беты». Все потеряно. Из-за ничего. Никакой надежды.
— Андреа…
— Что еще?
— Нам самим хотелось бы знать, кому принадлежит эта кровь. Или то, что произошло там на самом деле.
— И тогда, к чему был весь этот диалектический онанизм?
— Онанизм? Это реальность, Андреа. Реальность, которую ты создал своими руками, нравится тебе это или нет. — Гало заерзал на стуле. — Мы вынуждены были пойти на договоренности с Сантамария и Апра.
— Что вы имеете в виду?
Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.
— Апра раскаивается.
Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.
— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.
— Андреа…
— Кто знает, может быть, он даже пошлет цветы жене и детям Карло Варци. Записав расходы на счет Дона Франческо Деллакроче, разумеется.
— Андреа, выслушай меня, ради бога! В обмен на применение к нему закона о раскаянии, Апра заговорит. Ты меня понял? За-го-во-рит. Он пообещал. Прежде чем погибнуть, Варци был близок к раскрытию конкретных контактов между итальянской, еврейской и славянской мафиями. И сейчас Апра нам все их назовет: имена, даты, всё. Всё, что знает по этому поводу.
— Вы что, и правда, верите всей этой ахинее, которую произнесли? Вы, правда, верите, что Апра, прожженный мафиози, готов продать собственного крестного отца Дона Франческо Деллакроче за фальшивый паспорт и авиабилет до Парижа?
— Мы абсолютно не уверены, что в этом замешан Деллакроче.
— Святые слова! Мы абсолютно не уверены, что завтра вновь взойдет солнце. Мы абсолютно не уверены, что у мужиков только два яйца между ног. Действительно, в большинстве случаев, у них только одно. Или даже ни одного. И мы даже абсолютно не уверены, что Кармине Апра расстрелял Карло Варци.
Каларно поднялся и пошел к двери.
— Крмиссар, вернитесь и сядьте! — приказал Ловати. — Мы еще с вами не закончили.
— Я с вами закончил.
— Андреа, подожди…
— В одном мы, однако, уверены. — Каларно положил ладонь на ручку двери. — Здесь, в прекрасной стране безукоризненных судебных процедур, грязный негодяй, хладнокровный убийца, собирается быть премирован еще один раз. Это реальность вчерашнего дня, сегодняшнего и завтрашнего.
— У нас не было выбора, Каларно. — Ловати сжал кулак. — Постарайся понять: не было выбора. Мы знаем, что вы выполнили свой долг до конца…
— Мой долг? Мой долг утонул в могиле, полной кровавого дерьма.
— Ты ошибаешься, Андреа… Ошибаешься! — Гало выскочил из-за стола. — Мы все равно выиграем эту войну!
— Кончай верить в эту ахинею, которую ты несешь, судья.
Каларно открыл дверь кабинета. Вдохнул затхлый воздух, заполнявший огромный коридор.
Война проиграна. Проиграна раньше, чем началась.
Ветер ревел в мраморе и граните. Он казался раскаленным дыханием дракона…
Каларно надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от пыли, носимой ветром. Старая фетровая шляпа, принесенная невесть откуда, колесом катилась по тротуару у подножья лестницы.
Каларно поднял голову посмотреть на надпись на фронтоне. Она была на месте. Никто на нее не смотрел. Никто не знал, что она означает. Никому это было не интересно.
Это единственное слово, лишенное смысла, подобное струе мочи в рот человечества. Со временем ядовитые дожди окончательно смоют его к чертям собачим.
ПРАВОСУДИЕ.
7.
Каларно изобразил поклон. Обычная начальная сладкая пилюля. Желчь, наверняка, приберегли на второе.
— Спасибо, поздравления приняты, — ответил он, — поэтому мы можем перейти к обсуждению того наказания, которое предусмотрено для господина Кармине Апра за убийство Карло Варци и его сопровождающих…
— На самом деле мы… — начал было Ловати.
— Надеюсь, что вы изучили баллистический отчет, касательно оружия, изъятого в результате захвата притона в районе Семпионе…
— Вот именно об этом…
— Отчет подтверждает, без каких бы то ни было обоснованных сомнений, что два автомата типа «калашников» являются теми самыми, которые были использованы в убийстве Варци. Повторяю: без каких бы то ни было обоснованных сомнений.
— Мы осведомлены об этом выводе, — ответил Гало.
— Прекрасно. Тогда вы также осведомлены о другом. Анализ пуль, извлеченных из стен квартиры и лестничной клетки седьмого этажа здания, где скрывался Апра, подтверждает, что тот же Кармине Апра использовал один из этих автоматов против меня и моих людей. И в этом случае, без каких бы то ни было обоснованных сомнений.
— Каларно, послушайте…
— Скорость стрельбы автомата «калашников» — более девятисот выстрелов в минуту. — продолжил невозмутимо Каларно. — По меньшей мере, шесть агентов полиции находилось перед квартирой на лестничной клетке седьмого этажа. И только по счастливой случайности, благодаря чуду, и благодаря тому, что на этих людях были бронежилеты, дело не закончилось новым убийством.
— Никто не возражает против выводов баллистиков, комиссар. — Ловати начал терять терпение.
— А сейчас, если мое знание уголовного кодекса не слишком замутилось, исходя из доказанного использования обвиняемым этого оружия, что я особенно подчеркнул в моем отчете, я думаю, мы можем без проблем выдвинуть ему дополнительное обвинение в покушении на убийство сотрудников полиции при исполнении служебных обязанностей.
— Комиссар, да послушайте же, наконец! — Ловати поднял руку, как это делают футбольные арбитры, когда забивается гол. — Ваш отчет является основным в повестке дня нашего заседания.
В мозгу Каларно жалобно взвыла тревожная сирена.
— А я думал, что основным в повестке дня нашего заседания является самое строгое с точки зрения закона наказание убийцы судьи Карло Варци.
— Поймите меня правильно, комиссар, все, что вы говорите — святая истина. С другой стороны, судья Гало и я нуждаемся в вашей помощи по другому поводу.
Каларно перевел взгляд с одного на другого. Сирена в мозгу продолжала завывать. Вот она, желчь. Он почти физически ощущал, как поднимается ее уровень, словно жидкое дерьмо переполняет засоренный коллектор.
— Андреа, я читал и перечитывал твой отчет с большим вниманием, — вступил Гало. — И, боюсь, есть одна смущающая меня деталь в твоем изложении хода операции по задержанию Апра.
— Ну и какая?
— В своем отчете ты пишешь, и ты это озвучил, что твои люди были сконцентрированы на лестнице, ведущей на седьмой этаж. Ты пишешь, что Скалия и Бонески, сообщники Апра, были убиты внутри квартиры. Что касается Апра, то он был ранен тобой в плечо на лестничной площадке, при выходе из квартиры.
— Короче, Пьетро, — отрезал холодно Каларно.
— Короче, — Гало был невозмутим, — мы имеем в руках еще один отчет, касающийся перестрелки.
— Ну надо же!
— Сарказм здесь ни к чему, Андреа.
— Сарказм? Да ты что! Я бы никогда его себе не позволил. И этот отчет написан?..
— Независимой аналитической лабораторией, куда обратилась коллегия защитников Кармине Апра.
— И с каких это пор мы позволяем адвокатишкам гангстеров производить топографию мест преступления, брать пробы и образцы, делать анализы на оперативном поле полиции?
— Защита имеет юридическое право делать любые контрэкспертизы, — вмешался Ловати.
— Были найдены обширные следы крови группы А плюс, — продолжал Гало, — как внутри квартиры, в которой прятался Апра, так и на крыше дома. А также на ступенях трех лестничных маршей со стороны внутреннего двора.
— И что из этого?
— А то, что мы знаем: группы крови Скалия и Бонески соответственно Б плюс и О плюс. — Гало сделал паузу. — Андреа, в твоем отчете нет ни малейшего объяснения этим следам крови.
Каларно остался невозмутим. Это была кровь человека, которого не существовало в природе. Как и сущности по имени Группа Бета, 4-го Дивизиона.
— То, что мы имеем в руках, комиссар Каларно, — снова подал голос Ловати, — это два отчета по одному и тому же эпизоду, один со стороны полиции, другой со стороны защиты, которые противоречат друг другу.
Секунд двадцать в кабинете висела тишина, нарушаемая только завыванием горячего ветра в коридорах Дворца Правосудия.
— Вы можете что-нибудь сказать по поводу такого противоречия, комиссар? — прервал паузу Ловати.
— Нет.
— Но вы отдаете себе отчет, что ситуация не нормальная?
— Нет, не отдаю.
— Идем дальше, Андреа, — опять вступил Гало. — Я лично разговаривал с профессором Марисом, заведующим независимой лабораторией. Человек вне подозрений, уважаемый ученый, доцент нашего университета. И сейчас защита Апра разрабатывает целую серию громоздких теорий того, как на самом деле развивались события на седьмом этаже. И я могу гарантировать…
Каларно взорвался:
— Да насрать мне на все теории университетских доцентов и кучи грязных адвокатишек!
— Комиссар! — Ловати не поверил своим ушам: произнести такое здесь, в этом святом месте!
— Где мы находимся? — не мог остановиться Каларно. — Какого хрена мы здесь делаем?
— Комиссар! — Казалось, у Ловати вывалятся глаза. — Я требую, чтобы вы успокоились!
Каларно, замолчал, сжав зубы. Черная ярость вернулась. Сродни той, которую ему с трудом удалось обуздать на лестничной клетке, залитой кровью, засыпанный обломками кирпича и штукатурки. Находясь в шаге от того, чтобы всадить пулю в лоб Кармине Апра.
— Я прошу вас, комиссар, осознать всю серьезность ситуации с точки зрения юридической процедуры и сотрудничать с нами в полной мере. — Ловати строго посмотрел на Каларно.
— Я уже сотрудничаю с вами в полной мере, — ответил Каларно. — Убийца Карло Варци схвачен. Неопровержимые доказательства его вины переданы в прокуратуру. Оружие преступления, баллистические экспертизы, отпечатки пальцев, свидетельские показания — весь пирог на столе. Судебный процесс начат. — Каларно посмотрел на Ловати. — Через сорок восемь часов вы будете председательствовать на нем, господин судья. Какие еще правильные юридические процедуры мы здесь с вами придумываем?
Лавати потянулся к нему.
— Послушай меня, Андреа. Ты отличный полицейский…
— Давайте без этого. Ближе к делу.
— Мы все время говорим о деле! У нас проблема. Очень серьезная проблема: противоречие двух отчетов. Эти необъясненные следы крови указывают на то, что кто-то еще, мы не знаем кто, был ранен, а может, и убит во время перестрелки. И если это так… — Голос Ловати взлетел на пару октав, почти до визга. — Если это так, то речь идет о сокрытии улик, Каларно! Может быть, даже о сокрытии трупа!
— Андреа, — произнес Гало умиротворяющим тоном, — постарайся представить себе, что может повлечь за собой этот факт, если его озвучит в зале заседаний защита Апра?
— Никто этому не поверит. Нет свидетельств. Нет доказательств. Нет абсолютно ничего.
— Ты так думаешь? Вчера я в течение четырех часов разговаривал в моем офисе с адвокатом Апра. Четыре проклятых часа, Андреа! Ты знаешь, кто адвокат у Апра?
— Уверен, в моей памяти этого имени нет. Я блюю не больше одного раза в день.
— Это Марчелло Сантамария! — Гало округлил глаза. — Личный адвокат Франческо Деллакроче. Дона Франческо Деллакроче. Кто это такой, надеюсь, тебе объяснять не надо?
— Не надо. Больше того, Пьетро, я уверен, что именно Деллакроче послал Апра убить Карло Варци и его ребят.
— Это надо еще доказать, Андреа. До-ка-зать. Ты меня понял? На хорошо организованном судебном процессе, перед судьями, перед присяжными… В любом случае, сказать, что Сантамария — большая сволочь, это бледный эвфемизм.
— Я прищемлю хвост этому Сантамария!
— Ошибаешься, это не твоя обязанность, — повысил голос Гало. — Это должны сделать судья Ловати, я как обвинитель и присяжные в зале заседания… Но, уверен, Сантамария обязательно воспользуется моментом, чтобы засветить факт противоречия отчетов перед прессой и телевидением.
— В жопу всю итальянскую прессу и телевидение! Это Карло Варци мы закопали в землю три недели назад! Твоего друга и коллегу Карло Варци! Моего друга Карло Варци… Мы взяли убийцу. Мы имеем все доказательства, чтобы засадить его за решетку. А ты чем занимаешься? Ты озабочен только тем, что может подумать общественное мнение, если этот мафиозный крючковорот раздует историю, сочиненную мудаком-профессором! Ты на чьей стороне, господин судья Пьетро Гало?
— Хватит! Все! — Ловати ударил кулаком по столу. Некоторое время оба судьи смотрели на Каларно, как укротители на внезапно взбесившегося тигра. Впрочем это было близко к истине.
Ловати встал и принялся медленно ходить вокруг стола. Его голос был едва слышен на фоне завывавшего ветра.
— Комиссар Каларно, я тоже читал отчет профессора Мариса.
— Получили удовольствие?
— Уймись, Андреа. И помяни мое слово, если все рухнет, на ногах не устоит никто. По мнению адвоката Сантамария, в операции по задержанию Апра принимала участие специальная команда министерства внутренних дел. Прекрасно подготовленная, на уровне армейского спецназа. И один из членов этой команды был ранен или убит во время перестрелки. Этим он объясняет наличие неизвестных следов крови. Это, разумеется, только теория. У нас нет подтверждения существования такой команды.
Ловати повернулся к Каларно и уставился ему в глаза.
— Вам что-нибудь известно о существовании подобной команды, комиссар Каларно?
Каларно выдержал взгляд судьи.
— Нет.
— То есть вы не знаете. А если бы знали, мне бы не сказали, я прав?
— Не сказал что?
Шея Ловати пошла красными пятнами.
— Комиссар Каларно, вам известно, что как прокуратура республики, так и МВД, должны не только быть в курсе, но также и санкционировать применение любых средств, повторяю, любых, средств, которые выходят за рамки инструкций, принятых для работы полиции, не так ли?
— Да, я знаю.
— И вам известно также, что любое из подобных средств, включая использование специальных команд, если они принимали участие в операции против Апра, должны быть упомянуты в вашем отчете?
— Разумеется, известно.
— Вы упомянули о подобном средстве в своем отчете?
— Нет.
— У вас есть объяснение по поводу противоречия двух отчетов по одному и тому же эпизоду?
— Никаких объяснений.
— Комиссар Каларно, может, вы написали не всю правду в своем отчете? В отчете, адресованном прокуратуре и МВД, отчете, который является основой судебного процесса по делу Кармине Апра?
Каларно, не отвечая, спокойно смотрел на Ловати. Это был конец. И он это знал. Его распяли. Прибили гвоздями к кресту.
— Знаете, что случится в зале суда, комиссар? — Ловати сел на стул. — Сантамария разнесет ваш отчет в пух и прах. И если не удастся разнести в клочья вас, примется за ваших людей, одного за другим, пока кто-то из них не проговорится.
— И судья Ловати будет вынужден признать недействительной всю судебную процедуру, Андреа. — Гало опустил голову. — Этим все и закончится.
Каларно сидел, слушая завывание ветра. Варци, четверо его телохранителей, этот несчастный парень из «беты». Все потеряно. Из-за ничего. Никакой надежды.
— Андреа…
— Что еще?
— Нам самим хотелось бы знать, кому принадлежит эта кровь. Или то, что произошло там на самом деле.
— И тогда, к чему был весь этот диалектический онанизм?
— Онанизм? Это реальность, Андреа. Реальность, которую ты создал своими руками, нравится тебе это или нет. — Гало заерзал на стуле. — Мы вынуждены были пойти на договоренности с Сантамария и Апра.
— Что вы имеете в виду?
Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.
— Апра раскаивается.
Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.
— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.
— Андреа…
— Кто знает, может быть, он даже пошлет цветы жене и детям Карло Варци. Записав расходы на счет Дона Франческо Деллакроче, разумеется.
— Андреа, выслушай меня, ради бога! В обмен на применение к нему закона о раскаянии, Апра заговорит. Ты меня понял? За-го-во-рит. Он пообещал. Прежде чем погибнуть, Варци был близок к раскрытию конкретных контактов между итальянской, еврейской и славянской мафиями. И сейчас Апра нам все их назовет: имена, даты, всё. Всё, что знает по этому поводу.
— Вы что, и правда, верите всей этой ахинее, которую произнесли? Вы, правда, верите, что Апра, прожженный мафиози, готов продать собственного крестного отца Дона Франческо Деллакроче за фальшивый паспорт и авиабилет до Парижа?
— Мы абсолютно не уверены, что в этом замешан Деллакроче.
— Святые слова! Мы абсолютно не уверены, что завтра вновь взойдет солнце. Мы абсолютно не уверены, что у мужиков только два яйца между ног. Действительно, в большинстве случаев, у них только одно. Или даже ни одного. И мы даже абсолютно не уверены, что Кармине Апра расстрелял Карло Варци.
Каларно поднялся и пошел к двери.
— Крмиссар, вернитесь и сядьте! — приказал Ловати. — Мы еще с вами не закончили.
— Я с вами закончил.
— Андреа, подожди…
— В одном мы, однако, уверены. — Каларно положил ладонь на ручку двери. — Здесь, в прекрасной стране безукоризненных судебных процедур, грязный негодяй, хладнокровный убийца, собирается быть премирован еще один раз. Это реальность вчерашнего дня, сегодняшнего и завтрашнего.
— У нас не было выбора, Каларно. — Ловати сжал кулак. — Постарайся понять: не было выбора. Мы знаем, что вы выполнили свой долг до конца…
— Мой долг? Мой долг утонул в могиле, полной кровавого дерьма.
— Ты ошибаешься, Андреа… Ошибаешься! — Гало выскочил из-за стола. — Мы все равно выиграем эту войну!
— Кончай верить в эту ахинею, которую ты несешь, судья.
Каларно открыл дверь кабинета. Вдохнул затхлый воздух, заполнявший огромный коридор.
Война проиграна. Проиграна раньше, чем началась.
Ветер ревел в мраморе и граните. Он казался раскаленным дыханием дракона…
Каларно надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от пыли, носимой ветром. Старая фетровая шляпа, принесенная невесть откуда, колесом катилась по тротуару у подножья лестницы.
Каларно поднял голову посмотреть на надпись на фронтоне. Она была на месте. Никто на нее не смотрел. Никто не знал, что она означает. Никому это было не интересно.
Это единственное слово, лишенное смысла, подобное струе мочи в рот человечества. Со временем ядовитые дожди окончательно смоют его к чертям собачим.
ПРАВОСУДИЕ.
7.
Франклин Винсент Ардженто прошелся взглядом по свинцовой анаконде Ист-ривер.
Взгляд описал кривую до самых молов южного морского порта, затягиваемых наползающим на нью-йоркский залив туманом.
Из окна аттика на шестидесятом этаже Коннот-тауэр, одной из самых смелых и престижных многоэтажек Верхнего Бруклина, вид был чудесный. В свете ноябрьских сумерек перспектива небоскребов Нижнего Манхеттена с доминирующими башнями-близнецами Мирового торгового центра, казалась нарезанными технологическими Кордильерами. Густая река красно-белых огней текла по двум большим мостам, Бруклинскому и Манхеттенскому, связывающим южную часть Манхеттена с бескрайностью урбанизированного Лонг-Айленда. Легковые автомобили, грузовики, метропоезда, люди. Кровь и лимфа невероятной, непредсказуемой и многократно абсурдной вселенной по имени Нью-Йорк. Ничто и никто не в состоянии остановить это движение.
Никто, даже он, король системы.
Его империя простиралась на тридцать пять штатов США и порядка двадцати стран Европы и Азии. «Форбс» и «Форчун», два ключевых журнала высших финансовых кругов Америки, сравнивали его с Армандом Хаммером и Дональдом Трампом. Си-Эн-Эн назвала его одним из магов передового капитализма второй половины ХХ века. Равным, а чем-то и лучше, чем Акира Ютани, пророк японской экономики, чем Билл Гейтс, поэт Майкрософта, чем Вольфганг Готшалк, нарождающееся светило Восточной Европы.
«Форбс», коктейли в Белом доме, пожертвования на исследования СПИДа, вспомоществование тысячам бездомных, агонизирующих на тротуарах Нью-Йорка — всё это было реальностью, внешним контуром. Но был и другой контур, другая реальность. Глубоко сокрытая и глубоко порочная. Названия типа мафия, козаностра, почтенноеобщество, картель вышли из употребления при определении организованной преступности. Устаревшие термины, жесткие, но не лишенные романтизма. Все проходит, все заканчивается. Сейчас существовали суперкрмпьютеры, системные математики и статистики, специалисты по пиару. Сейчас, когда говорилось об операциях: от убийства до прибыли с наркотрафика, от азартных игр до рэкета, от эксплуатации проституции до мирового рынка порнографии, употребляли термин, более простой, более сухой: система.
Фрэнк Ардженто не желал системы. Он искал возможность повернуться к ней спиной, уйти из нее. Но система возжелала его. Славная 82 авиационная дивизия, уважала его увечья, но, по большому счету, не знала, что ей с ним делать. После боснийской передряги — Почетная медаль конгресса и хорошая пенсия по инвалидности казались ей достаточной компенсацией. Коррективы внес рак легких, сведший в могилу Эдоардо Ардженто, его отца, в самый неподходящий момент. Мафия Бруклина оказалась обезглавленной. Нужны были свежие мозги, чтобы она продолжала существовать. Нужен был настоящий солдат и твердый офицер. Нужен был джентльмен чести.
Джентльмен, конечно…
Фрэнк был человеком чести. В такой ситуации он не посмел повернуться спиной к семье, к друзьям, к друзьям друзей. За короткий срок он привел семью к новой вершине. А потом ко многим другим вершинам.
В категориях времени это, правда, не имело никакого значения. Однажды он, его империя и система исчезнут в никуда. Не останется даже смутного воспоминания. Но Ист-ривер, Манхеттен, эта река света, медленно текущая по мостам, будут существовать всегда. Вечно.
— Дэнвер, наконец-то, дал окончательное подтверждение. Успех, Фрэнк. Полный успех. Как нам и хотелось, Калвин Нэш добился заключения контракта между Сиракуза Стил Инк. и Лесным департаментом Колорадо на поставку стальных труб для противопожарной сети национальной службы быстрого реагирования. Речь идет о подряде на четыреста миллионов долларов.
Джонатан Т. Андерхилл поднял свои синие глаза от экрана компьютера. Он сидел один за огромным столом для конференций эллипсовидной формы в стиле арт-деко 60-х годов, единственной мебели в аттике. Он взглянул на Ардженто, который смотрелся тенью на фоне льющегося в окна фиолетового света.
— И все вписывается в национальную программу защиты окружающей среды, — продолжил Андерхилл. — Даже крестоносные шуты из Международного экологического фонда согласились есть из наших рук.
— А мы что?
— Не понял, Фрэнк.
Ардженто вздохнул, его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости в форме орлиной головы.
— Я сказал, что, может быть, Калвин Нэш должен быть вознагражден.
— Вознагражден?
— Да, Донни, вознагражден. Ноль целых двадцать пять сотых процента. Ты ведь понимаешь, что значит вознаграждение, не так ли?
Андерхилл хихикнул.
— Мне кажется, да, Фрэнк.
— В итоге, поправь меня, если я ошибусь, прибыль от того, что касается Сиракуза Стил, за вычетом налогов, что-то около восьмидесяти миллионов. Так что вознаграждение мы можем себе позволить. Ты возражаешь?
Андерхилл нахмурил лоб. Просто он ненавидел, когда его заставали врасплох. У него был диплом политэконома Йельского университета, докторская степень по финансовой математике Гарварда. Он четыре года работал в Мерил-Линч. И уже три года считался кудесником денежных потоков гигантской финансовой машины, в большей части демонстративно законной, составляющей мегаконгламерат, владельцем и основным акционером которого являлся Фрэнк Ардженто. Андерхилл должен был знать все трюки. И все же тем или иным образом, Ардженто удавалось заставать его врасплох.
— Если ты этого желаешь…
— Именно это я и желаю. И хочу также видеть полный текст контракта.
— Калвин мне пришлет его завтра, — ответил Андерхилл. — Я не думаю, что у нас будут проблемы.
— Я тоже не думаю. С тобой никогда нет проблем, Донни. — Ардженто повернулся к нему. — Но поскольку мы начинаем дела с государственной администрацией Колорадо, надо постараться, чтобы Комиссия по монополиям и ценным бумагам снова не вцепилась нам в глотку. Как это случилось с теми тремястами двадцатью миллионами долларов за минеральные удобрения для Айовы два года назад.
Андерхилл почувствовал, как взгляд Ардженто пронзил его, словно лазерный луч высокого напряжения. Ему вдруг невыносимо захотелось влить в себя полный стакан водки, непонятно, почему — он был трезвенником.
Внезапно откуда-то раздался звук телефонного звонка.
— Ты не мог бы меня извинить, Донни?
Тон Ардженто не изменился, но Андерхилл уже научился, когда ему надо исчезать.
— Разумеется, Фрэнк.
— Попроси Марию-Терезу приготовить мне кофе, пожалуйста.
Андерхилл взялся за ручку двери.
— Денни…
— Да, Фрэнк.
— Спасибо, твой доклад был исчерпывающим.
Андерхилл кивнул и вышел.
Ардженто подождал, когда закроется дверь. Нажал кнопку под тонкой мраморной столешницей. Одна боковина стола бесшумно откинулась и в открывшейся нише стал виден телефонный аппарат без циферблата. В системе было не более пяти человек, знавших его номер. Телефона, которого в природе не существовало. Не существовало и этой линии. И голоса, звучавшие в трубке, принадлежали людям, также не существующим.
Он поднял трубку и поднес к уху. Не произнося ни слова, он слушал… Шумы фона, люди на улице или в холле гостиницы.
— О чем говорят в мире призраков, капитан?
Ардженто сдал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Дэвид?..
— Эктоплазма и жестокость. — Голос на другом конце линии звучал весело.
Дэвид Карл Слоэн… Его брат по крови.
Ардженто с трудом проглотил комок, ставший в горле. Они не общались с окончания войны с еврейской мафией Самуэля Рутберга. Годы, вечность. Но время — только одно из состояний сознания. Вернувшиеся образы, заплясали хаотичным хороводом, ослепительным водоворотом.
Вороны, мириады воронов. Снег, больше похожий на пепел. Горящие руины. Дым, поднимающийся к темному небу. И кровь, много крови, перемешанной с грязью.
Главно, Республика Босния.
День конца света.
Слоэн дал ему свою кровь. Слоэн тащил его на себе через горы, через ледяные торосы. Дальше и дальше от пожаров и воронья.
Ты втащил меня в жизнь!
Не будь Слоэна, Фрэнк Ардженто исчез бы давным-давно. Не будь Слоэна, ему бы не достичь вершин системы. На самом деле, это Слоэн должен был сидеть на ее троне, а не он. Но, Ардженто знал отлично, что Слоэна все это не интересовало.
— Дэвид, у тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?
— Из аэропорта Кеннеди.
— Из аэропорта Кеннеди? Сукин ты сын! Прыгай сейчас же в такси и ко мне! Хотя, подожди, плюнь на такси, я высылаю тебе лимузин…
— Фрэнк, я уже улетаю.
— Далеко.
— В Милан.
— Кто та дамочка, Дэвид, Лукреция Борджия? Неплохой выбор для отпуска. В ноябре в тех краях льет, как из ведра. И все серое, в тучах. — Ардженто засмеялся. — Брось ты эту Италию, брат…
— Фрэнк.
— Ты и она будете моими гостями в Гордее, на Вирджинских островах. У меня там гостиница. Королевский люкс твой. Хоть навсегда. И джину, хоть залейся…
— Фрэнк, я снова выхожу на тропу войны.
— Я был уверен, что ты с этим покончил, Дэвид.
— Ты в это поверил? — Слоэн сделал паузу. — Ты в это действительно поверил?
Ардженто закрыл глаза. Открыл.
— Нет.
— Кто такой Майкл Халлер?
Фрэнк почувствовал, как безобразная рептилия вцепилась в его мозг.
— Ты хочешь сказать, что взял заказ Майкла Халлера?
Некоторое время в телефоне слышались только шумы толпы.
Взгляд описал кривую до самых молов южного морского порта, затягиваемых наползающим на нью-йоркский залив туманом.
Из окна аттика на шестидесятом этаже Коннот-тауэр, одной из самых смелых и престижных многоэтажек Верхнего Бруклина, вид был чудесный. В свете ноябрьских сумерек перспектива небоскребов Нижнего Манхеттена с доминирующими башнями-близнецами Мирового торгового центра, казалась нарезанными технологическими Кордильерами. Густая река красно-белых огней текла по двум большим мостам, Бруклинскому и Манхеттенскому, связывающим южную часть Манхеттена с бескрайностью урбанизированного Лонг-Айленда. Легковые автомобили, грузовики, метропоезда, люди. Кровь и лимфа невероятной, непредсказуемой и многократно абсурдной вселенной по имени Нью-Йорк. Ничто и никто не в состоянии остановить это движение.
Никто, даже он, король системы.
Его империя простиралась на тридцать пять штатов США и порядка двадцати стран Европы и Азии. «Форбс» и «Форчун», два ключевых журнала высших финансовых кругов Америки, сравнивали его с Армандом Хаммером и Дональдом Трампом. Си-Эн-Эн назвала его одним из магов передового капитализма второй половины ХХ века. Равным, а чем-то и лучше, чем Акира Ютани, пророк японской экономики, чем Билл Гейтс, поэт Майкрософта, чем Вольфганг Готшалк, нарождающееся светило Восточной Европы.
«Форбс», коктейли в Белом доме, пожертвования на исследования СПИДа, вспомоществование тысячам бездомных, агонизирующих на тротуарах Нью-Йорка — всё это было реальностью, внешним контуром. Но был и другой контур, другая реальность. Глубоко сокрытая и глубоко порочная. Названия типа мафия, козаностра, почтенноеобщество, картель вышли из употребления при определении организованной преступности. Устаревшие термины, жесткие, но не лишенные романтизма. Все проходит, все заканчивается. Сейчас существовали суперкрмпьютеры, системные математики и статистики, специалисты по пиару. Сейчас, когда говорилось об операциях: от убийства до прибыли с наркотрафика, от азартных игр до рэкета, от эксплуатации проституции до мирового рынка порнографии, употребляли термин, более простой, более сухой: система.
Фрэнк Ардженто не желал системы. Он искал возможность повернуться к ней спиной, уйти из нее. Но система возжелала его. Славная 82 авиационная дивизия, уважала его увечья, но, по большому счету, не знала, что ей с ним делать. После боснийской передряги — Почетная медаль конгресса и хорошая пенсия по инвалидности казались ей достаточной компенсацией. Коррективы внес рак легких, сведший в могилу Эдоардо Ардженто, его отца, в самый неподходящий момент. Мафия Бруклина оказалась обезглавленной. Нужны были свежие мозги, чтобы она продолжала существовать. Нужен был настоящий солдат и твердый офицер. Нужен был джентльмен чести.
Джентльмен, конечно…
Фрэнк был человеком чести. В такой ситуации он не посмел повернуться спиной к семье, к друзьям, к друзьям друзей. За короткий срок он привел семью к новой вершине. А потом ко многим другим вершинам.
В категориях времени это, правда, не имело никакого значения. Однажды он, его империя и система исчезнут в никуда. Не останется даже смутного воспоминания. Но Ист-ривер, Манхеттен, эта река света, медленно текущая по мостам, будут существовать всегда. Вечно.
— Дэнвер, наконец-то, дал окончательное подтверждение. Успех, Фрэнк. Полный успех. Как нам и хотелось, Калвин Нэш добился заключения контракта между Сиракуза Стил Инк. и Лесным департаментом Колорадо на поставку стальных труб для противопожарной сети национальной службы быстрого реагирования. Речь идет о подряде на четыреста миллионов долларов.
Джонатан Т. Андерхилл поднял свои синие глаза от экрана компьютера. Он сидел один за огромным столом для конференций эллипсовидной формы в стиле арт-деко 60-х годов, единственной мебели в аттике. Он взглянул на Ардженто, который смотрелся тенью на фоне льющегося в окна фиолетового света.
— И все вписывается в национальную программу защиты окружающей среды, — продолжил Андерхилл. — Даже крестоносные шуты из Международного экологического фонда согласились есть из наших рук.
— А мы что?
— Не понял, Фрэнк.
Ардженто вздохнул, его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости в форме орлиной головы.
— Я сказал, что, может быть, Калвин Нэш должен быть вознагражден.
— Вознагражден?
— Да, Донни, вознагражден. Ноль целых двадцать пять сотых процента. Ты ведь понимаешь, что значит вознаграждение, не так ли?
Андерхилл хихикнул.
— Мне кажется, да, Фрэнк.
— В итоге, поправь меня, если я ошибусь, прибыль от того, что касается Сиракуза Стил, за вычетом налогов, что-то около восьмидесяти миллионов. Так что вознаграждение мы можем себе позволить. Ты возражаешь?
Андерхилл нахмурил лоб. Просто он ненавидел, когда его заставали врасплох. У него был диплом политэконома Йельского университета, докторская степень по финансовой математике Гарварда. Он четыре года работал в Мерил-Линч. И уже три года считался кудесником денежных потоков гигантской финансовой машины, в большей части демонстративно законной, составляющей мегаконгламерат, владельцем и основным акционером которого являлся Фрэнк Ардженто. Андерхилл должен был знать все трюки. И все же тем или иным образом, Ардженто удавалось заставать его врасплох.
— Если ты этого желаешь…
— Именно это я и желаю. И хочу также видеть полный текст контракта.
— Калвин мне пришлет его завтра, — ответил Андерхилл. — Я не думаю, что у нас будут проблемы.
— Я тоже не думаю. С тобой никогда нет проблем, Донни. — Ардженто повернулся к нему. — Но поскольку мы начинаем дела с государственной администрацией Колорадо, надо постараться, чтобы Комиссия по монополиям и ценным бумагам снова не вцепилась нам в глотку. Как это случилось с теми тремястами двадцатью миллионами долларов за минеральные удобрения для Айовы два года назад.
Андерхилл почувствовал, как взгляд Ардженто пронзил его, словно лазерный луч высокого напряжения. Ему вдруг невыносимо захотелось влить в себя полный стакан водки, непонятно, почему — он был трезвенником.
Внезапно откуда-то раздался звук телефонного звонка.
— Ты не мог бы меня извинить, Донни?
Тон Ардженто не изменился, но Андерхилл уже научился, когда ему надо исчезать.
— Разумеется, Фрэнк.
— Попроси Марию-Терезу приготовить мне кофе, пожалуйста.
Андерхилл взялся за ручку двери.
— Денни…
— Да, Фрэнк.
— Спасибо, твой доклад был исчерпывающим.
Андерхилл кивнул и вышел.
Ардженто подождал, когда закроется дверь. Нажал кнопку под тонкой мраморной столешницей. Одна боковина стола бесшумно откинулась и в открывшейся нише стал виден телефонный аппарат без циферблата. В системе было не более пяти человек, знавших его номер. Телефона, которого в природе не существовало. Не существовало и этой линии. И голоса, звучавшие в трубке, принадлежали людям, также не существующим.
Он поднял трубку и поднес к уху. Не произнося ни слова, он слушал… Шумы фона, люди на улице или в холле гостиницы.
— О чем говорят в мире призраков, капитан?
Ардженто сдал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Дэвид?..
— Эктоплазма и жестокость. — Голос на другом конце линии звучал весело.
Дэвид Карл Слоэн… Его брат по крови.
Ардженто с трудом проглотил комок, ставший в горле. Они не общались с окончания войны с еврейской мафией Самуэля Рутберга. Годы, вечность. Но время — только одно из состояний сознания. Вернувшиеся образы, заплясали хаотичным хороводом, ослепительным водоворотом.
Вороны, мириады воронов. Снег, больше похожий на пепел. Горящие руины. Дым, поднимающийся к темному небу. И кровь, много крови, перемешанной с грязью.
Главно, Республика Босния.
День конца света.
Слоэн дал ему свою кровь. Слоэн тащил его на себе через горы, через ледяные торосы. Дальше и дальше от пожаров и воронья.
Ты втащил меня в жизнь!
Не будь Слоэна, Фрэнк Ардженто исчез бы давным-давно. Не будь Слоэна, ему бы не достичь вершин системы. На самом деле, это Слоэн должен был сидеть на ее троне, а не он. Но, Ардженто знал отлично, что Слоэна все это не интересовало.
— Дэвид, у тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?
— Из аэропорта Кеннеди.
— Из аэропорта Кеннеди? Сукин ты сын! Прыгай сейчас же в такси и ко мне! Хотя, подожди, плюнь на такси, я высылаю тебе лимузин…
— Фрэнк, я уже улетаю.
— Далеко.
— В Милан.
— Кто та дамочка, Дэвид, Лукреция Борджия? Неплохой выбор для отпуска. В ноябре в тех краях льет, как из ведра. И все серое, в тучах. — Ардженто засмеялся. — Брось ты эту Италию, брат…
— Фрэнк.
— Ты и она будете моими гостями в Гордее, на Вирджинских островах. У меня там гостиница. Королевский люкс твой. Хоть навсегда. И джину, хоть залейся…
— Фрэнк, я снова выхожу на тропу войны.
— Я был уверен, что ты с этим покончил, Дэвид.
— Ты в это поверил? — Слоэн сделал паузу. — Ты в это действительно поверил?
Ардженто закрыл глаза. Открыл.
— Нет.
— Кто такой Майкл Халлер?
Фрэнк почувствовал, как безобразная рептилия вцепилась в его мозг.
— Ты хочешь сказать, что взял заказ Майкла Халлера?
Некоторое время в телефоне слышались только шумы толпы.