Избранные страницы

Живой уголок

   Началось это семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, это точно. Меня выдвинули тогда от предприятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета.
   За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем более что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива.
   И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось — десятого мая 1969 года, я проснулся в холодном поту. Вы не поверите — на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповадно.
   Через несколько дней цветок сморщился и отвалился от кактуса. В комнате стало темно и грустно.
   Вот тогда я начал собирать кактусы. Через два года у меня было пятьдесят штук! Ознакомившись со специальной литературой, для чего пришлось выучить мексиканский язык, я сумел создать у себя дома для кактусов прекрасные условия, не уступающие естественным. Но оказалось, что человек в них выживает с трудом, поэтому я долго не мог приспособиться к тем условиям, которые создал для кактусов. Зато каждый день на одном из кактусов горел красный бутон!
   Я завязал переписку с кактусистами разных стран и народов, обменивался с ними семенами. И тут как-то, не помню в каком месяце, но помню, что двадцать пятого числа 1971 года, какой-то идиот из Бразилии прислал рыжие зернышки. Я сдуру посадил. Росло это безобразие очень быстро. Но когда я понял, что это такое, было поздно! Здоровенный баобабище пустил корни в пол, вылез ветками из окна и облепил стекла соседей сверху. Они подали в товарищеский суд. Мне присудили штраф в размере двадцати пяти рублей и обязали ежемесячно подрезать ветки у соседей сверху и обрубать корни соседям снизу.
   Каких только семян не присылали! Скоро у меня появились лимоны, бананы и ананасы. Кто-то написал на работу, что ему непонятно, как я на свою зарплату могу позволить себе такой стол. Меня пригласили в местком, поручили собрать деньги на подарок Васильеву и проведать его: «Как-никак человек болен. Уже два месяца не ходит на работу. Может быть, он хочет пить».
   Наверно, я путаю хронологию, но осенью, после обеда, ко мне пришел человек с портфелем. Попили чаю с банановым вареньем, поболтали, а перед уходом он сказал: «Извините, я чувствую, вы любите растительный мир вообще и животный в частности. Я уезжаю на месяц в плавание, пусть это время Лешка побудет у вас». Он вынул Лешку из портфеля. Это был питон. Того человека я больше не видел, а с Лешкой до сих пор живем бок о бок. Ему очень нравятся диетические яйца, пельмени и соседка по площадке, Клавдия Петровна.
   Вскоре ко мне стали приходить журналисты. Они фотографировали, брали интервью и ананасы.
   Боюсь ошибиться в хронологии, но в том году, когда я собрал небывалый для наших широт урожай кокосов, юннаты из зоопарка принесли маленького тигренка Цезаря. В том же урожайном году моряки теплохода «Крым» передали мне в дар двух львят, Степана и Машку.
   Я никогда не думал, что можно так жрать! Вся зарплата и ананасы, не съеденные журналистами, шли в обмен на мясо. И еще приходилось халтурить. Но я кормил не зря. Через год я имел в доме двух приличных львов и одного тигра. Или двух тигров и одного льва? Хотя какое это имеет значение?
   Когда Цезарь сошелся с Машкой, я думал, что сойду с ума! Степан устраивал мне дикие сцены. И с горя загрыз страуса Ипполита. Зато у меня освободилась постель, потому что гнездо, которое в ней устроил Ипполит, я выкинул за ненадобностью.
   Как-то утром, принимая ванну, я почувствовал, что принимаю ее не один. И точно. Какие-то хулиганы подбросили крокодила!
   Через полгода крокодил принес потомство, хотя я до сих пор не пойму, откуда он его принес, поскольку был один. В газетах писали, что это «редкий случай, потому что крокодилы в неволе размножаются с трудом».
   Один только раз я смалодушничал и, как посоветовали, оставил на ночь дверь открытой. Сказали, может, кто-то уйдет. Результаты превзошли все ожидания. Мало того что никто не ушел, утром я обнаружил у себя еще трех кошек, одну дворнягу и соседа, от которого ушла жена. Наутро к нам попросились женщина из сорок второй, к которой вернулся супруг, и пенсионер, который сильно страдал одиночеством. А как прикажете выставить пару с годовалым ребенком? Сказали: «Больше жить с тещей не можем. Что хотите, то и делайте!» Выделил им местечко около баобаба.
   И потянулся народ. Через месяц наше племя насчитывало вместе с животными пятнадцать человек. Живем дружно. Вечерами собираемся у костра, одни поют, другие подвывают тихонько, но мелодию держат все!
   Не так давно была экскурсия. Люди из другого города приехали поглядеть на наш живой уголок. Остались все, кроме экскурсовода. Она поехала за следующей группой.
   Да, однажды анонимка была. «Почему столько непрописанной живности проживает незаконно на площади тридцать три квадратных метра, а я с супругом ютюсь вдвоем на площади тридцать два квадратных метра? Чем мы хуже ихней скотины?» Мы знаем, кто писал. Это из тридцать четвертой Тонька Тяжелая Рука. Собачатся с мужем, бьются до синяков, а после говорят, что, мол, звери распоясались, к незнакомым женщинам пристают!
   Эх, спустить бы на них Цезаря со Степаном! Да ладно. Что ж, выходит, если с волками жить, так всем по-волчьи выть, что ли?
   Но что ж они делают, а? Яд на лестнице сыплют, капканы ставят. Сиволапов с рогатиной ломился в дверь, кричал: «Пусти на медведя один на один, а то накипело!» Ну, дикари!
   А у нас тихо, мирно: ты подвинешься, я сяду, я встану, ты ляжешь.
   Да, если кому-нибудь нужны семена баобаба или просто детеныши крокодила — заходите. На обмен приносите... ну, я не знаю... бусы красивые, зеркальце, топоры. И такие палочки, знаете... тоненькие... Потереть о корочку — огонь получается. Честное слово!

Длина цепи

   Лохматый пес неопределенной национальности шагал не спеша. От зеленого забора до синего. От синего до зеленого. Лениво брякала железная цепь, на которой сидел пес.
   Неподалеку остановились две вкусно пахнущие женщины. Одна держала на поводке собачку, которых пес в жизни не видел. Откуда ему, серому, было знать, что голубая изящная овечка называется бедлингтон?!
   Скосив на барбоса черные с поволокой глаза, бедлингтон сказал:
   — Хеллоу! Эй, псина! Как тебя там?!
   — Тузик, сэр!
   — О, Тьюзик! А меня Лорд! Ну что, всю жизнь так и сидим на цепи, май френд?!
   Пес, однако, за словом в карман не полез:
   — А вы все за хозяйкой на поводке бегаете, френд — май... июнь?!
   Бедлингтон переступил с ноги на ногу:
   — Знал бы ты, куда я бегаю! На приемы, на выставки, вот, видишь, медаль золотая! За экстерьер получили!
   — Это за форму морды, что ли?
   — Да, за овал лица! Эх, знал бы ты, где мы бываем! А что едим! Тебе и не снилось! Я лично предпочитаю жульены с грибами. Это о'кей!
   — Врать не буду, окея не ел, но хорошая кость — это полный бульен с мясом!
   — А я тут в сауне побывал! — гордо сказал бедлингтон.
   — Это что такое?
   — Собираются приличные люди и часами потеют.
   — А кроме как в сауне уже и попотеть негде? — удивился пес. — Ну, дела!
   — Видео тут смотрели у знакомых! Фильм ужасов! Вот это да! Три ночи потом лаял во сне!
   — Видео не видал, — признался пес, — но тут вчера сосед возвращался... Полчаса ключом забор открывал. Вот это было кино!
   — А меня на той неделе везут в Москву в свадебное путешествие! Причем девочка специально приезжает из Швеции! Нас в мире всего семь осталось. Нам с кем попало нельзя! Представляешь, девочку везут из Швеции ко мне замуж!
   — Постой! — изумился пес. — Постой! Так ты, только когда твоя приезжает из Швеции?! Ну дела! А я любую могу! Какая тут пробежала, какую к забору прижал, — моя! Бывает по две в день! Кстати, могу познакомить!
   — Нельзя мне! — вздохнул бедлингтон. — Породу надо беречь. Будь она проклята!.. Зато потомки мои идут по триста рублей! А твоих коктейльтерьеров никто и за рубль не возьмет!
   — Да! В отличие от некоторых, мои не продаются и не покупаются! Зато сколько их по белу свету бегает безвозмездно!
   — Вот тут мерси! — обиделся бедлингтон. — Я действительно гуляю по миру. На той неделе у нас круиз вокруг Европы! А ты сидишь тут, зато на цепи! Извини, искьюз ми!
   — Нет, это вы меня искьюз! — ответил пес. — Вы же на поводке! Веселенький круиз, вокруг целой Европы на поводке волочат!
   — А ты-то, ты-то! — завизжал бедлингтон. — Что ты тут видишь?! Круиз от зеленого забора до синего? Годами сидишь на цепи!
   — Кто вам сказал, что я сижу на цепи! Искьюз меня! Могу встать на цепи! Могу лечь на цепи! Что хочу, то и делаю! Меня никто не дергает! Сам себе хозяин!
   — Ух, здорово! — Бедлингтон попробовал лечь, но повис на поводке, захрипел.
   — Се ля ви! — сказал пес. — Что в переводе с английского значит «свобода определяется длиной цепи»!

Взятка

   Тридцать восемь лет Леня Козлович со своим семейством честно прожил в коммунальной квартире на двадцать пять человек.
   Леня привык к соседям, которых не было только в постели, к удобствам, которых не было, и к своей комнатке площадью двадцать два не очень-то квадратных метра, такая она была вытянутая коридорчиком.
   Шанс на расселение был один: если дом треснет. Жильцы дебоширили, как могли, раскачивая здание.
   И вот, слава Богу, дом треснул и пошел под капитальный ремонт.
   Людей расселяли в отдельные совершенно квартиры.
   В понедельник Леня, радостный, как предпраздничный день, вошел в отдел распределения жилплощади.
   Принимал инспектор Чудоев Максим Петрович.
   Максим Петрович был чудовищно хорош в черном костюме, зеленой рубашке и синем галстуке. Небольшие карие глазки его косили так, что встретиться с Максимом Петровичем глазами было практически невозможно! То есть посетитель видел Чудоева, а вот видел ли Чудоев посетителя, поручиться было нельзя.
   Леня наклонился к уху Чудоева и прошептал:
   — Знаю, что нельзя, но смерть как охота трехкомнатную!
   Максим Петрович развел глаза в стороны и сказал:
   — Если бы вы были матерью-героиней или хотя бы идиотом со справкой... А если вы нормальный человек, увы, ничем помочь не могу.
   И тут Леня выплеснул из себя фразу, бессмысленную до гениальности:
   — Максим Петрович! Размеры моей благодарности будут безграничны... в пределах разумного!
   Максим Петрович оглянулся и прошелестел одними губами:
   — Тс-с! Зайдите в четверг после трех. И не забудьте размеры границ!
   Дома, сидя за столом и тряся над борщом перечницу, Леня сказал жене:
   — Люсь, падай в обморок! Я, кажется, выбил трехкомнатную!
   Люся, как при команде «воздух!», рухнула на пол.
   — Леньчик! Миленький! Положена двухкомнатная, будем жить! Раз ты что-то задумал — и однокомнатную не дадут! У тебя, как на грех, легкая рука! Из ничего — бац! И беда!
   — Цыц! Сначала послушай, а потом убивайся! Тут все чисто! Ну, придется немного дать!
   — А что ты пообещал?
   Леня наморщил лоб, вспоминая неповторимую фразу:
   — Я сказал так... Размеры моей благодарности будут безграничны. В пределах разумного.
   — Переведи с идиотского на русский! Сколько это в рублях?!
   — А я откуда знаю. Сколько у нас в заначке?
   — Осталось сто пять рублей тридцать пять копеек!
   — Значит, столько и получит!
   Люся заплакала:
   — Леньчик! Тебя посадят! Ты не умеешь давать! Тебя возьмут еще в лифте, в автобусе! А за дачу взятки от трех до восьми лет. Значит, тебе дадут десять!
   Леньчик, на кого ж ты нас бросаешь! Ты никогда в жизни не мог ни дать, ни взять! Вспомни дубленку, которую ты достал мне по дешевке за двести пятьдесят рублей! Этот кошмарный простреленный милицейский тулуп, который еле продали через год за сто рублей вместе со шкафом!
   А сметана, которую Коля вынес нам с молокозавода! Ты ее тут же разлил в проходной под ноги народному контролю! Тебя чуть не посадили, списав на тебя все, что с молокозавода вынесли трудящиеся!
   Леня сидел как оплеванный, выкладывая в тарелке вермишелью нецензурное слово.
   — Ну а что делать? Посоветуй, если ты такая умная!
   — А что, если... — Люся медленно поднялась с пола. — Все в конвертах дают? Так вот, сунь туда вместо денег сложенную газету, заклей и отдай конверт только после того, как получишь ордер! И беги! У тебя был второй разряд по лыжам? Вот и беги! Не станет он орать, что взятку ему недодали!
   — Молодец, Людка! Соображаешь, когда не ревешь. Номер экстра-класса! За трехкомнатную — газета «Советский спорт»!
   За ночь Люся на всякий случай подготовила три конверта с газетами, сложенными под взятку.
   Назавтра Леня, покрывшись красными пятнами, вошел в кабинет.
   — Поздравляю! Вопрос решен положительно! — сказал Максим Петрович. — Осталось подписать у Новожилова и все!
   — Максим Петрович, так вы бы уж подписали... И тогда размер моих границ... не имел бы никакой благодарности!
   Чудоев вернулся через пять минут и помахал перед носом у Лени подписанным вкусно пахнущим ордером. Там было написано: «трехкомнатная»!
   Леню потянуло за ордером, но Максим Петрович изумленно глянул в ящик стола, потом на Леню, как бы прикидывая: войдет Леня в ящик или не войдет?
   Выхватив ордер, Леня бросил в ящик пухлый конверт и, пятясь к дверям, бормотал:
   — Большое спасибочко! Заходите еще!
   И тут, как из-под земли, выросли двое и хором сказали:
   — ОБХСС! Ни с места!
   Старший из них ласково поманил людей из очереди, очевидно, чтобы они разделили его радость:
   — Будете понятыми. Подтвердите дачу взятки.
   Младший оперативник открыл ящик и достал оттуда конверт.
   — Ваш?
   Леня кивнул.
   Старший жестом профессионального фокусника закатал рукава, дабы все убедились, что в рукавах ничего нет, и, ловко вскрыв конверт, бережно достал аккуратно сложенный «Советский спорт».
   Подмигнув понятым, давая понять, что сам фокус еще впереди, он начал нежно разворачивать газетный лист.
   Понятые, распахнув рты, с огоньком лютой справедливости в глазах, ждали финала. Ничто не делает нас такими честными, как чужое преступление.
   Наконец газета была развернута в два полных печатных листа. Работник ОБХСС, не сняв улыбки, тупо оглядел газету с обеих сторон. Ударил бумагу ладонью. И начал трясти, надеясь, что посыпятся денежки.
   Увы, фокус не удался!
   — Синицин, чтоб я сгорел, по-моему, это «Советский спорт»! — сделал он тогда смелый вывод.
   Максим Петрович, для которого этот вывод был еще более неожиданным, чем для остальных, недоверчиво потрогал газету рукой, ущипнул себя, работника ОБХСС. И к нему вернулся дар речи:
   — Естественно, «Советский спорт»! А что, по-вашему, должно было быть еще? Я с детства мечтал его прочитать! А товарищ любезно принес, как мы с ним и договорились!
   Младший работник ОБХСС, с лицом человека, похоронившего за день всех родственников, машинально сложил газету, сунул в конверт и бросил в ящик стола. В глазах его стояли слезы.
   А Максим Петрович бросился к Лене и долго тряс его руку:
   — Спасибо за газету! Даже не знаю, как вас благодарить! Просто не представляю, как бы я жил без этой газеты!
   Леня сказал:
   — У меня журнал «Огонек» есть. Могу принести.
   — Нет, нет! За это статья, правда, товарищи? И заберите свой конверт! А то подумают: я с посетителей конверты беру!
   Максим Петрович сунул конверт из ящика обратно Лене в карман.
   — Ну вы жук! — Старший погрозил Чудоеву пальцем. — Все свободны. Хотя, конечно, жаль!
   Дома Леня, не раздеваясь, схватил жену в охапку и закружил по комнате.
   — Люська! Трехкомнатная! Держи!
   Прочитав текст, Люся заплакала:
   — Любименький! Такая удача и ты на свободе! Садись кушать, радость моя!
   Леня уплетал обжигающий борщ и, давясь, рассказывал, как все было.
   — Представляешь, жучина, говорит: «Чтобы ничего не подумали, я возвращаю вам конверт!»
   Леня бросил на стол мятый конверт. Люся подняла его. И вдруг оттуда посыпались песочного цвета ассигнации. Сторублевки. Десять штук.
   — Ленечка, это тысяча рублей! Ты кого-то нечаянно убил?
   Люся приготовилась плакать.
   Леня медленно лил борщ на брюки, не отрываясь глядя на невиданные деньги.
   — Может, это инспектор тебе взятку дал за то, что ты его спас?!
   — Погоди, Люсь, погоди! Вот, значит, как оно как! У него в ящике лежала чья-то взятка в таком же конверте. Он побоялся, что станут искать, и сунул конверт мне в карман. Сволочь! Не отдам. Это нам на новоселье от ОБХСС!
   — Ленчик! — Люся привычно опустилась на колени. — Узнают, что ты трехкомнатную получил и за это взятку взял! В законе еще статьи для тебя не придумали!
   — Не отдам. — Леня смотрел на жену исподлобья. — В кои-то веки мне дали взятку. Когда я еще получу? Не все взятки давать нечестным людям, пора и честным давать!
   — Ой, Ленчик, не гонись за длинным рублем, дороже выйдет!
   Они бранились целый день и даже ночью. К утру Леня сдался.
   В конце рабочего дня он вошел в кабинет Чудоева и, вздохнув, сказал:
   — Подавитесь своим конвертом!
   Максим Петрович, воровато закосив глаза за спину, протянул руку. И в тот же миг в кабинет откуда-то сверху впрыгнули два человека, дышавших так тяжело, будто они сутки гнались друг за другом. Это были все те же работники ОБХСС.
   Старший прохрипел:
   — Попрошу конвертик, дорогие мои товарищи!
   Младший дрожащими руками открыл конверт, затряс им в воздухе. Максим Петрович рухнул в кресло. Леня зажмурился. Тяжкий стон заставил его открыть глаза.
   Из конверта выпадал... «Советский спорт».
   У работников ОБХСС было такое выражение лица... выражение даже не лица, а черт знает чего! Максим Петрович окосел окончательно. Его глаза смотрели уже не наискось, а вовнутрь.
   И тут Леня начал смеяться. Он-то понял, в чем дело!
   По рассеянности он взял вместо конверта с деньгами тот запасной конверт с газетой, который Люся приготовила в прошлый раз.
   Леня смеялся как ненормальный.
   Выходит, конверт с тысячей, который лежал рядом, он по ошибке бросил утром в мусоропровод!
   Вот повезло, так повезло!
   Я же все время говорил Люське: «Со мной не пропадешь!»

Орел

   Всем известно, кукушке подложить яйцо в чужое гнездо — раз плюнуть! Однажды взяла и снесла яйцо в гнездо воробья.
   Вернулся воробей вечером домой и видит: все яйца как яйца, а одно здоровенное, ну, прямо орлиное!
   — Так! — сказал воробей. — А ну, воробьиха, поди сюда! Выходит, это правда?!
   — Что «правда»? — спросила воробьиха и покраснела.
   — А то, что тебя видели с орлом! А иначе откуда у нас в доме орлиное яйцо?!
   — Побойся Бога! — закричала воробьиха. — Я не то что на орла, на слонов не гляжу! Как ты мог такое подумать?! — и воробьиха заплакала.
   Воробей еще поорал, поорал, а потом подумал:
   «А может, она и не врет?.. Вдруг от меня? А что? Вырастет с орла ростом, а глаза и клюв — мои! Все будут говорить: „Ай да воробей! Орел!“»

С блохой и без

   Не гляди, что уши висят, лапы короткие! Да, из дворняг. Но английской королеве лапу давала! Вот эту, которой сейчас тебе по шее дам. Так что ты, рыжий, держи дистанцию, понял? Отодвиньсь!.. Еще!.. Сидеть!
   А была у меня тогда блоха. Ну, доложу тебе, кусачка! Вот такусенькая, кусать нечем, а жрала так — за ушами трещало! Как начнет меня вприкуску — я в вприсядку и к потолку! Не то что шею, горы могла свернуть!
   В таком приподнятом состоянии как-то через высоченный забор перемахнула аллюром. Один мужик это дело увидел, обомлел, в дом пригласил. Накормил, напоил, на соревнование выставил.
   Ну, мы с блохой там шороху дали! Слышишь, рыжий, мы там врезали прикурить! Этим вычесанным, чистопородным, чуть ли не от английского короля проишедшим, рядом с нами делать нечего было! Они еще на старте землю скребли, а мы с блохой финишную ленту в клочья рвали и дальше неслись! Медаль бы на грудь повесили, да не смогли на мотоциклах догнать!
   На какие только соревнования не выезжала! Чью не защищала честь! Само собой, приемы сплошь на высоком уровне вплоть до курятины. Как говорится, из грязи в князи! Шутка ли, единственная в природе скоростная дворняга! Ученые на меня набросились. Целым институтом вцепились. Задумали новую породу вывести — дворняга-экспресс. Слушай, с кем только не скрещивали! Борзые, овчарки, бульдоги, причем не какие-нибудь — все из хороших семей. Ну, нарожала я им, а толку-то?! Во-первых, ради науки, а значит, без любви. Во-вторых, не меня с будьдогом скрещивайте, а блоху с бульдогом — и тигр получится! Единственное, за что меня ругали в печати, — «нет стабильности результатов». Какая стабильность? Когда блоха не кусала, какого лешего я побегу, верно, рыжий? Да хоть бы там мозговая косточка засияла! Материальные стимулы — ерунда по сравнению с моральными. А блоха грызет тебя, как совесть. Цель в жизни появляется и несет тебя через преграды прямиком в светлую даль.
   Я тебе вот что скажу: порода, кровь голубая — ничто, пока эту кровь пить не начнут. А так, живешь бесцельно, что хочешь, то и делаешь, а значит, не делаешь ничего. Лучшие годы псу под хвост. Без блохи сто раз подумаешь: «Стоит ли заводиться, а зачем, а куда?» С блохой думать некогда, и, естественно, результат. Вот такие дела, рыжий!
   Но в одно прекрасное утро пропала блошечка. Проснулась в холодном поту, оттого что меня не кусали. Дикое ощущение! Не знаешь, куда себя деть. То ли выкрали блоху, то ли переманили. А без блохи я, сам видишь, никто, как и ты. Уши висят, лапы короткие. Барахло! Ну и выгнали в шею!
   Но на меня, скажу тебе откровенно, посадить хорошую блоху, я бы знаешь где сейчас была?.. Сегодня четверг?.. В Лондоне на бегах брала б главный приз. Вот так-то вот! А без блохи сам ни в жизнь не почешешься. Правильно сказала одна болонка французская: «Шерше ля блох» («Ищите блох!»).

Восемь с половиной

   Никому нельзя верить! Москвичи божились, что возьмут Мыловидову обратный билет до Ленинграда, но в последний момент, сволочи, извинились, мол, не получилось. Игорь Петрович приехал на вокзал в сильном расстройстве. Как любой советский человек в чужом городе без билета, он чувствовал себя заброшенным в тыл врага без шансов вернуться на родину. Он постучал в окошечко кассы условным стуком тридцать пять раз.
   — Лишнего билетика не имеете? — безнадежно спросил он кассиршу.
   — Остались «эсвэ», будете брать?
   — А сколько стоит?
   — Двадцать шесть с постелью. Берете?
   Мыловидов слышал об этих развратных купе на двоих, но в жизни ими не ездил, потому что вдвое дороже, а командировочным оплачивают только купейный. Но выбора нет. Ночевать негде.
   — Черт с ним! Гулять так гулять! — Мыловидов, вздохнув, отдал четвертной и рубль с мелочью.
   До отправления была уйма времени. Игорь Петрович, пыхтя сигареткой, гулял по перрону.
   «А если действительно? Купе-то одно на двоих! Мало ли кого Бог пошлет на ночь! Вдруг с дамой один на один? Зря, что ли, берут сумасшедшие деньги?» — Кровь забурлила и ринулась Мыловидову в голову.
   Наконец подали «Красную стрелу». Мыловидов ступил в таинственное купе, где на расстоянии вытянутой руки два диванчика, столик, ромашки в стакане — и все. Воровато оглянувшись, цапнул ромашку, быстренько оборвал на «любит», «не любит». И вышло «любит»! «А кто именно, сейчас узнаем!» — возбужденно шептал Мыловидов, откинувшись на диване.
   Розоватый туман сгущался в мозгу, принимая очертания славной блондинки.
   Игорь Петрович мысленно вел с ней диалог:
   — Позвольте помогу чемоданчик закинуть?
   — Спасибо. Сразу видно, в купе настоящий мужчина!
   — Насчет этого не сомневайтесь! За знакомство не откажите стаканчик портвейна на брудершафт? (Он вез из Москвы бутылку портвейна, купленную по случаю).
   Выпив, блондиночка жарко зашепчет:
   — Вы не могли бы помочь расстегнуть... Такие молнии делают, без мужчины до утра не разденешься...
   И вот оно началось-поехало! Само восхитительное безобразие он представлял смутно, но одно только «И вот оно, началось-поехало» — обжигало.
   По коридору пошли пассажиры. Мыловидов напрягся всем телом, уши встали, как у собаки. Когда проходила женщина, он обмирал, когда топал мужчина, все равно обмирал. Одно дело — ночь пополам с женщиной, другое дело — один на один с мужиком, тут ведь тоже шанс, прости Господи!
   — Не иначе француз изобрел такой пикантный вид транспорта, купе на двоих! Тут может случиться все, что угодно! — возбуждал себя Игорь Петрович. — Куда денешься! Тут хочешь не хочешь. Но, правда, на весь роман по расписанию отпущено восемь с половиной часов. Полдевятого в Ленинграде. Приехали!
   А вдруг я — портвейн, а она потребует коньяку да лимона? Небось опытный сердцеед возит в походном наборе все: напитки, лимоны, предохранительные средства!.. А привезешь домой СПИД? Тьфу-тьфу! Только этого не хватало! Остальное вроде все есть! Да не может такого быть: первый раз в жизни и сразу в десятку! К тому же в «эсвэ» ездит приличная публика. Я тоже порядочный. Жену уважаю, честно смотрю ей в глаза одиннадцать лет. Сколько можно?
   А вдруг портвейном напоишь — уснет, не добудишься! Вот будет номер! Рискнуть без портвейна? На трезвую голову приличная дама в контакт не войдет! Черт бы побрал эти «эсвэ»! То ли дело в плацкартном! Все друг на друге и никаких мыслей, скорей бы доехать! А тут...