– В общем, смотри, там история-то простая. – Я понял, что пошел серьёзный разговор, и настроился слушать. – Извини, тут нужна предыстория, иначе не понять.
– Жил был в то время некий Артем Тарасов. Да, да, тот самый, с которым Нина на поезде встретилась и влюбилась; и все бы было у них хорошо, по крайней мере, в первое время. Приехал бы он к ней в Иркутск на следующее лето, и взяли бы его в студенческий отряд проводником. Благо, у Нины секретарь комсомольский – лучшая подруга в институте. А там, сам понимаешь, пьянки гулянки и все такое… Короче, залетела бы она от него. А он уехал. И пропал. Она же, от большей любви и наивности, решила бы ребеночка оставить. И назвала бы его Иваном. А поскольку у нее в дедушках евреи были, сказала бы, что отца Моисеем звали… Шутка не шутка, странно это для комсомолки, да и отличницы, не очень понятно, как это бы произошло, от злости, возможно, только факт есть факт. – Он посмотрел на меня выразительно. – Появился бы на свет Иван Моисеевич. Со всеми вытекающими последствиями. Ну а дальше, ты в принципе, и сам больше знаешь, что бы произошло.
Я сидел в полной прострации. Знать-то я знал. Но, что? Что я знал? Вылущивать воспоминания сразу из двух жизней было мучительно.
– Дальше был у нее сокурсник. Дима. Музыкант, надежд особенных, не подающий. Да и не красавец далеко. Да ты же все помнишь. – Он выразительно посмотрел на меня. Я поморщился. – И, вдруг, о чудо! Он стал крутым! Джимми Хендрикс жив! Тут у нее сердце и дрогнуло. Лед растаял. Тем более, тот далеко, а этот – супер. – Тезка посмотрел на меня, как бы подводя под разговором ту же черту, что он недавно прочертил на Земле. – И все. Нет больше Артема. Не встретились они. Это ты тоже помнишь… Нет и Ивана Моисеевича.
– Подожди-ка… – я испугался, что объяснений больше не последует, и не узнаю главного. – А как же тот человек, которым я был? Как я там оказался? И отчего он крутым стал?
– Оказался ты там, как только понял, что нужно делать. Не помнишь этого, потому что под «Усилителем» это произошло. Твои мыслительные процессы ускорились настолько, что ты их уже осознавать не мог; затем, попав в чужое тело двадцать лет назад, – здесь я сильно опасался, это, пожалуй, был самый тонкий момент, – тёзка и вправду занервничал, – «Усилитель», опять включил. И все. Музыкант стал крутым. Тебе хоть, кайфово было? – он посмотрел на меня с неподдельным интересом. Ты ж и вправду на время круче Джимми Хендрикса стал…
Я, будучи по профессии музыкантом, вспомнил свои переживания; ответ был однозначным: «Да!» – Это было «Супер».
– Но… Что же выходит? Я людям жизнь поломал? – мне вдруг стало неприятно, что я влез в чужие отношения. Моральный аспект занимал меня мало, но ощущение было неудобным.
– А почему тебя это волнует? – удивился Дмитрий. В обычной жизни ты каждый день влезаешь… Как ты выражаешься, в «чужие отношения». И ничего? А уж что касается любви… Тут, сам понимаешь, за нее и бошку могут оторвать. Да и вообще, если тебя так переклинило, так ты этой Нине ничего плохого не сделал: внебрачный ребенок не шутка, особенно в студенчестве. И жизнь у нее по новому сложиться: уедет в Москву, выйдет за дипломата и родиться у нее уже не Иван, от обиды на жизнь, Моисеевич, а нормальный ребенок со спокойной судьбой. А что Артема касается, Тарасова, в которого она влюблена была, то тут уж и совсем «финита»: при Моисеевиче, его бы бандиты во время разборки положили. Которым он деньги задолжал. По новой же версии, он с ними договорился и, живет в здравии до сих пор; богатым стал и всеми уважаемым. Правда, за границей. Да он о себе книгу написал, почитай на досуге: «Миллионер» называется. Там, кстати, про эту историю с Ниной тоже есть. Так что вот. – Дмитрий прочертил на снегу еще одну полосу, как бы подводя беседе итог. Я молчал. Что и говорить, информация была исчерпывающей.
– С этим ясно. – У меня, однако, оставались другие вопросы. – А как же бандиты, которые меня пасут? Я же ведь в розыске всероссийском и еще… – про последнее я совсем забыл и, вспомнив сейчас, расстроился.
– А не ищет тебя никто. Ни менты, ни бандиты. Всё это в прошлой жизни было. А в этой у тебя, тоже как говорят, все спокойно будет. Даже лучше. Серегу твоего, соседа, вроде, всё же убьют. Только ты тут совсем не причем.
– А мысли?… – я не успел договорить, но Дмитрий понял с полуслова.
– И никаких мыслей. Такие вещи счастья не приносят.
Мне стало немного грустно. Со способностью читать чужие мысли я свыкся; и это меня как-то веселило.
– Но зачем вы пришли? И что теперь делать? У меня всё путается в голове… – Я, действительно, с трудом уже отличал какие вспоминания из какой жизни. – Получается, я не о чем сказать не могу с уверенностью: «Это было».
– Именно потому я и пришел. Сегодня день, в который две, прожитые тобой реальности соединились. Я знал, что ты вспомнишь и пришел. Пришел, что бы объяснить. В противном случае, не понимая до конца случившегося, не имея ответов на вопросы, ты мог бы запросто сойти с ума. Неопределенность мучила бы тебя, и превратила жизнь в пытку. А ты нам помог. Сознательно или нет, ты стал частью плана. Мы победили. И, благодарны тебе.
– Но что же мне делать с этой путаницей в голове… Вы же запросто могли стереть эти, ставшие ненужными воспоминания… Вы же: пришельцы, мировое правительство… – начал, было, я, но Дмитрий меня перебил.
– Это только сейчас они тебе не нужны. – Серьезно ответил он. – А позже, когда всё успокоится, ты будешь думать по-другому; это же тоже твоя жизнь. В которой было много хорошего. И ты хотел бы с этим расстаться? Тогда зачем тебе воспоминания об этой жизни? Зачем люди вообще помнят? – он посмотрел на меня.
Я, кажется, начинал понимать, что он имеет в виду, но меня всё еще мучил царивший в голове хаос. Дмитрий, словно угадав мои мысли, продолжал.
– Всё пройдет уже через день. Воспоминания упорядочатся. События настоящей жизни станут яркими и активными; прошлой – более легкими и, как бы, призрачными.
– Многие из нас помнят о предыдущих жизнях, – неожиданно продолжил он. – Это дает опыт и усиливает жизненную позицию. По сути, мы подарили тебе двадцать лет жизни. Это наша плата за помощь.
До свидания… – Внезапно закончил он.
Я удивленно повернулся и не обнаружил рядом с собой никого. Скамейка было пустая и только на снегу перед скамейкой остались две продольные черты…
Я огляделся вокруг: мимо меня спешили люди. В руках они несли объемистые пакеты – был канун Нового Года. Я посмотрел на часы. Было половина шестого. Пора было ехать на корпоративную вечеринку.
14.03.2007 г.
– Жил был в то время некий Артем Тарасов. Да, да, тот самый, с которым Нина на поезде встретилась и влюбилась; и все бы было у них хорошо, по крайней мере, в первое время. Приехал бы он к ней в Иркутск на следующее лето, и взяли бы его в студенческий отряд проводником. Благо, у Нины секретарь комсомольский – лучшая подруга в институте. А там, сам понимаешь, пьянки гулянки и все такое… Короче, залетела бы она от него. А он уехал. И пропал. Она же, от большей любви и наивности, решила бы ребеночка оставить. И назвала бы его Иваном. А поскольку у нее в дедушках евреи были, сказала бы, что отца Моисеем звали… Шутка не шутка, странно это для комсомолки, да и отличницы, не очень понятно, как это бы произошло, от злости, возможно, только факт есть факт. – Он посмотрел на меня выразительно. – Появился бы на свет Иван Моисеевич. Со всеми вытекающими последствиями. Ну а дальше, ты в принципе, и сам больше знаешь, что бы произошло.
Я сидел в полной прострации. Знать-то я знал. Но, что? Что я знал? Вылущивать воспоминания сразу из двух жизней было мучительно.
– Дальше был у нее сокурсник. Дима. Музыкант, надежд особенных, не подающий. Да и не красавец далеко. Да ты же все помнишь. – Он выразительно посмотрел на меня. Я поморщился. – И, вдруг, о чудо! Он стал крутым! Джимми Хендрикс жив! Тут у нее сердце и дрогнуло. Лед растаял. Тем более, тот далеко, а этот – супер. – Тезка посмотрел на меня, как бы подводя под разговором ту же черту, что он недавно прочертил на Земле. – И все. Нет больше Артема. Не встретились они. Это ты тоже помнишь… Нет и Ивана Моисеевича.
– Подожди-ка… – я испугался, что объяснений больше не последует, и не узнаю главного. – А как же тот человек, которым я был? Как я там оказался? И отчего он крутым стал?
– Оказался ты там, как только понял, что нужно делать. Не помнишь этого, потому что под «Усилителем» это произошло. Твои мыслительные процессы ускорились настолько, что ты их уже осознавать не мог; затем, попав в чужое тело двадцать лет назад, – здесь я сильно опасался, это, пожалуй, был самый тонкий момент, – тёзка и вправду занервничал, – «Усилитель», опять включил. И все. Музыкант стал крутым. Тебе хоть, кайфово было? – он посмотрел на меня с неподдельным интересом. Ты ж и вправду на время круче Джимми Хендрикса стал…
Я, будучи по профессии музыкантом, вспомнил свои переживания; ответ был однозначным: «Да!» – Это было «Супер».
– Но… Что же выходит? Я людям жизнь поломал? – мне вдруг стало неприятно, что я влез в чужие отношения. Моральный аспект занимал меня мало, но ощущение было неудобным.
– А почему тебя это волнует? – удивился Дмитрий. В обычной жизни ты каждый день влезаешь… Как ты выражаешься, в «чужие отношения». И ничего? А уж что касается любви… Тут, сам понимаешь, за нее и бошку могут оторвать. Да и вообще, если тебя так переклинило, так ты этой Нине ничего плохого не сделал: внебрачный ребенок не шутка, особенно в студенчестве. И жизнь у нее по новому сложиться: уедет в Москву, выйдет за дипломата и родиться у нее уже не Иван, от обиды на жизнь, Моисеевич, а нормальный ребенок со спокойной судьбой. А что Артема касается, Тарасова, в которого она влюблена была, то тут уж и совсем «финита»: при Моисеевиче, его бы бандиты во время разборки положили. Которым он деньги задолжал. По новой же версии, он с ними договорился и, живет в здравии до сих пор; богатым стал и всеми уважаемым. Правда, за границей. Да он о себе книгу написал, почитай на досуге: «Миллионер» называется. Там, кстати, про эту историю с Ниной тоже есть. Так что вот. – Дмитрий прочертил на снегу еще одну полосу, как бы подводя беседе итог. Я молчал. Что и говорить, информация была исчерпывающей.
– С этим ясно. – У меня, однако, оставались другие вопросы. – А как же бандиты, которые меня пасут? Я же ведь в розыске всероссийском и еще… – про последнее я совсем забыл и, вспомнив сейчас, расстроился.
– А не ищет тебя никто. Ни менты, ни бандиты. Всё это в прошлой жизни было. А в этой у тебя, тоже как говорят, все спокойно будет. Даже лучше. Серегу твоего, соседа, вроде, всё же убьют. Только ты тут совсем не причем.
– А мысли?… – я не успел договорить, но Дмитрий понял с полуслова.
– И никаких мыслей. Такие вещи счастья не приносят.
Мне стало немного грустно. Со способностью читать чужие мысли я свыкся; и это меня как-то веселило.
– Но зачем вы пришли? И что теперь делать? У меня всё путается в голове… – Я, действительно, с трудом уже отличал какие вспоминания из какой жизни. – Получается, я не о чем сказать не могу с уверенностью: «Это было».
– Именно потому я и пришел. Сегодня день, в который две, прожитые тобой реальности соединились. Я знал, что ты вспомнишь и пришел. Пришел, что бы объяснить. В противном случае, не понимая до конца случившегося, не имея ответов на вопросы, ты мог бы запросто сойти с ума. Неопределенность мучила бы тебя, и превратила жизнь в пытку. А ты нам помог. Сознательно или нет, ты стал частью плана. Мы победили. И, благодарны тебе.
– Но что же мне делать с этой путаницей в голове… Вы же запросто могли стереть эти, ставшие ненужными воспоминания… Вы же: пришельцы, мировое правительство… – начал, было, я, но Дмитрий меня перебил.
– Это только сейчас они тебе не нужны. – Серьезно ответил он. – А позже, когда всё успокоится, ты будешь думать по-другому; это же тоже твоя жизнь. В которой было много хорошего. И ты хотел бы с этим расстаться? Тогда зачем тебе воспоминания об этой жизни? Зачем люди вообще помнят? – он посмотрел на меня.
Я, кажется, начинал понимать, что он имеет в виду, но меня всё еще мучил царивший в голове хаос. Дмитрий, словно угадав мои мысли, продолжал.
– Всё пройдет уже через день. Воспоминания упорядочатся. События настоящей жизни станут яркими и активными; прошлой – более легкими и, как бы, призрачными.
– Многие из нас помнят о предыдущих жизнях, – неожиданно продолжил он. – Это дает опыт и усиливает жизненную позицию. По сути, мы подарили тебе двадцать лет жизни. Это наша плата за помощь.
До свидания… – Внезапно закончил он.
Я удивленно повернулся и не обнаружил рядом с собой никого. Скамейка было пустая и только на снегу перед скамейкой остались две продольные черты…
Я огляделся вокруг: мимо меня спешили люди. В руках они несли объемистые пакеты – был канун Нового Года. Я посмотрел на часы. Было половина шестого. Пора было ехать на корпоративную вечеринку.
14.03.2007 г.