– Да, но… я думала…
В глазах Юлии стояли слезы. Велемир, вздохнув, дружески обнял ее одной рукой за плечи и тихо повел по тропинке, ведущей вдоль забора. Так как она обиженно замолчала после его выпада, он заговорил тихо и спокойно, как обычно. И его слова, тоже как обычно, стали капля за каплей падать в океан ее эмоций и мыслей.
– Послушай, девочка, теперь, что я тебе скажу… Но сначала я расскажу тебе одну очень древнюю историю… Когда-то давным-давно, в Русколани, где мы с тобой были… там жил один удивительный человек. Звали его Бус Белояр.
«И рекли о Бусе, как о Будае. И также Время Бусово весьма прославляли…
Прежде всего, Бус начал утверждать ведическую веру. Он дал людям учение о Пути Прави. В „Книге Велеса“ сказано об этом: „Муж Правый восходил на амъвеницу и рек о том, как идти по Пути Прави. И слова его с деяниями совпадали. И о нем, о Старом Бусе, говорили, что он творил требы и был лепым, так же как деды наши“…»
Когда Велемир дошел до конца истории, девушка, слушавшая его сначала с недоумением, а потом со все возрастающим интересом, находилась уже в легком, но непрерывном трансе. Жрец умел вызывать в людях такое состояние – находясь в нем, они лучше воспринимали информацию.
– Вот так погиб светлый Бус, – закончил свой долгий рассказ жрец. – Но идея его, и дело его, и народ его – живы. И ждут начала эпохи Водолея, эпохи нового Белояра.
– Зачем ты мне все это рассказал, а? Ты для этого пришел?
– Не совсем… – жрец внимательно посмотрел на Юлию, взяв ее лицо в холодные даже сейчас ладони. – Я недавно пророчил Медведю… и выяснил одну очень важную вещь. Не только все это, но и сама кровь Буса Белояра жива!
– А при чем тут я? – Юлия не удержалась от того, чтобы вскинуть вверх родинку над левой бровью.
– Очень важную вещь!! – повторил Велемир. – Дело в том, что ваш ребенок по пророчеству станет прародителем новой Руси, полубогом или сверхчеловеком, назови как хочешь, не в названии дело…
– Чей ребенок? – недоуменно взглянула на него Юлия.
На мгновение ей показалось, что у этого колдуна не все в порядке с головой. Да оно и понятно – такая жара кого хочешь с ума сведет.
– Твой и Белояра, конечно, – в свою очередь удивился Велемир.
Юлия побледнела не хуже Велемира. Глаза ее, глаза-хамелеоны, сделались цвета темной стали. А губы задрожали, готовы бросить в лицо языческого ведуна горькие и оскорбительные слова. Она с силой оттолкнула его руки.
– Белояр мертв, и ты это знаешь лучше меня! Зачем ты пришел?! Издеваться надо мной?!!
– Угомонись, девочка, – голос Велемира звучал ровно и ласково, успокаивая расшатанные нервы. – Белояр погиб смертью героя и сделал выбор единственно правильный. Я знаю это отлично. Но еще я знаю, что его ребенок родится очень скоро. Ребенок, которому уготована судьба нового полубога, возрождающего этот мир из мрака, в котором он погряз. Ребенок, за которого Бер отдаст все, вплоть до собственной жизни, лишь бы заполучить его в личное пользование. Ребенок, матерью которого ты станешь, если сможешь сейчас спасти вас обоих!
Юлия, застыв, подобно деревянному идолу, смотрела на него, как на умалишенного. И при этом понимание того, что он говорит правду, постепенно наполняло ее разум, пугая и радуя.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, Велемир. Я одержима демоном. Марк вселяется в меня и мучает почти каждую ночь. И завтра утром я уезжаю в Лавру с отцом Тихоном.
– Я знаю, о чем говорю, Юлия, – в тон ей ответил жрец. – Ты беременна от Белояра. И ваш ребенок будет спасителем мира, когда вырастет. Но если ты хочешь избавить его от лап Медведя – ты сегодня же, сейчас же уйдешь отсюда. Прости… – добавил он, опуская голову в жидких тусклых волосах. – Я сделал все, что мог, чтобы предупредить тебя. Я сам привел тебя в этот монастырь, а теперь заставляю уходить отсюда. Но у меня нет сомнений, что рано или поздно Медведь со своими волками найдет мой след, который приведет его сюда. Решать тебе.
– Мм-ммм…
Застонав, Юлия уронила лицо в ладони. Горе и радость в таких количествах – она никогда не готовила себя к этому, потому что никогда не представляла, что такое вообще возможно в жизни, а не в какой-нибудь греческой трагедии. Привалившись плечом к березе с опавшей корой, она готовилась оплакать свою горькую судьбу. Но Велемир опередил ее. И вместо твердого сухого ствола под ее головой оказалось не менее сухое, но все же мягкое человеческое плечо.
– Не знаю, дочка, за что и почему тебе в жизни выпали такие испытания… что не каждый подготовленный выдержит. Ты не принадлежишь Роду, да и человек ты… не совсем… обычный. Твоя судьба для меня – загадка. Одно я знаю точно. Если через несколько часов ты еще будешь здесь – все, о чем я только что тебе рассказывал, не будет иметь смысла. По крайней мере для тебя-то уж точно.
– Юлия!
Из-за забора послышался голос одной из послушниц монастыря. А потом еще несколько. Они были совсем рядом, по ту сторону. И двигались вдоль забора, приближаясь к той самой прорехе. Юлия и Велемир вздрогнули одновременно. Говорить они теперь боялись. И только молча смотрели друг на друга, точно зная, что каждый из них хочет сказать сейчас другому.
– Где она?!
– Пошла сюда, я сама видела…
– И когда это было?
– Да как раз перед вечерней службой…
– Куда же запропастилась? Вот крест-то… А вдруг она опять…
– Тс-ссс… Не надо об этом. Я боюсь!
– Юлия-я!!
Жрец и послушница отпрыгнули друг от друга, словно малолетние любовники, застигнутые врасплох строгой мамашей.
– Меня ищут! – в отчаянии прошептала Юлия. – Мне надо идти… туда.
– Тебе надо идти отсюда, запомни, девочка!
Говоря это, Велемир, пятясь, уходил все дальше в темнеющий лес, оставляя Юлию одну с ее бедами и сомнениями. С этой новостью, от которой сердце ее готово было выпрыгнуть из груди от радости, а душа уходила в пятки от страха. Одну, наедине с выбором.
Когда голоса зовущих ее монашек затихли в глубине подворья, Юлия проползла обратно через узкий проем под забором. Она с тоской смотрела на уютный огонь в окошках гостевого дома. Туда, где ждал ее для завтрашнего отъезда в Лавру добрый отец Тихон. Туда, где спасение было так близко… Вдруг странное ощущение внутри нее отвлекло Юлию от тяжелых раздумий. Невыразимо легкое, невероятно приятное ощущение – то ли ласковый теплый ветер шевельнул завиток волос на шее, то ли пушистый котенок потерся круглым лбом о голую щиколотку… то ли маленькая юркая рыбка вильнула хвостиком у нее в животе. Юлия широко открыла глаза. Инстинктивно прижала рукой то место, где только что проплыла маленькая рыбка.
– Здравствуй, сынок… – прошептала она. – Здравствуй, Белояр.
Ощущение повторилось, к вящему восторгу Юлии. Или ей только так показалось? Не важно. Она знала, что больше не одинока. Маленький сын Белояра, живущий в ней, только что впервые дал знать о своем существовании. Предсказание Велемира сбывалось, как и всегда.
Но это значит, что все остальное, сказанное им, – тоже правда. Глубоко вдохнув горячий вечерний воздух, Юлия решительно двинулась по направлению к келье. Сегодня Марк не будет ее терзать своим присутствием. Потому что сегодня она не ляжет спать.
Ночью поднялся жуткий ураганный ветер. Монашки в кельях, мать Варвара в своей комнате и отец Тихон в гостевом доме одновременно возрадовались, думая, что небо услышало их молитвы. Все ждали ливня. И Юлия тоже.
Было совсем раннее утро, когда она вышла на гравиевую дорогу, ведущую из леса к станции. Светало рано, и это было хорошо. Ночью она не решилась бы идти через лес, где кроме зверей и бомжей могли обитать медведи-оборотни и волки-лютичи.
Если Медведь найдет монастырь по следам Велемира, если он найдет ее собственные следы, ведущие к станции, то уж следы электрички ему ни о чем не скажут.
«…Бус, его братья и сестра провели детство в священном городе Киеве Антском. Буса и братьев волхвы обучали мудрости антов по священным книгам, которые хранились в древних храмах. По преданию, эти храмы построили много тысяч лет назад волшебник Китоврас, он же был известен кельтам под именем Мерлин и Гамаюн по велению бога Солнца.
Бус и братья прошли посвящение. Вначале они шли дорогой Знания, были послушцами-учениками. Пройдя этот путь, они стали ведунами, теми, кто в совершенстве знает Веды. До высшей степени, до степени – Побуда, пробужденного и пробуждающего, духовного учителя и благовестника воли богов, поднялись братья Бус и Златогор…»…
Глава 5. Ловелас
Домой нельзя.
Это стало понятно сразу. Достаточно было увидеть в вечернем полумраке одинаковые силуэты Грома и Ставра. Как дико смотрелись эти люди, будто вырванные из другого, параллельного мира, рядом с ее подъездом… Но это были именно они. И от этого никуда не денешься. Слава богу, что у них не хватило мозгов спрятаться куда-нибудь. А иначе… Юлия похолодела от мысли о том, какой опасности она подвергала своих родителей!
Когда-то, казалось, очень давно, в прошлой жизни, когда погиб Белояр, она ушла из этого мира. И думала, что навсегда. Все связи потеряны, да и кого сейчас грузить своими проблемами? Да еще такими! Она сама за себя не отвечает, не знает… то есть наоборот – знает! Что в любую, недобрую минуту на нее снова может накинуться ЭТО. Вернее, ЭТОТ.
Она всегда догадывалась, только боялась сама себе признаться, а вот теперь, что уж… знает точно – это не кто-то и не что-то, а Марк собственной персоной терзает ее. Марк, ставший вместо ангела демоном и поклявшийся перед тем, как уйти в мир зла, что они будут вместе, так или иначе. Теперь вот он выполняет свое обещание.
Так куда же?! Куда теперь? Без денег, без друзей, без дома? В стремительно темнеющей прокаленной жарой Москве?
Она огляделась. Этот безлюдный, глухой двор будил воспоминания о том, как все начиналось. Как она бежала дождливой сентябрьской ночью в салон, к девочкам, пытаясь скрыться от несчастной любви! И вот теперь – что она имеет?! Скрылась, называется… Ха! И вдруг ее опять накрыла тошнота, которая всегда предшествовала приходам Марка. Такая же, но легче. И какой-то пьяный адреналиновый кураж… Это была ее мысль и в то же время не ее. Раньше ей просто не могло бы прийти такое в голову, а вот теперь пришло! Может быть, она просто изменилась, стала другой с течением времени? Все же люди меняются, а под воздействием таких обстоятельств, что свалились на нее в последний год, это немудрено – поменяться…
Она повернула голову в сторону такого знакомого дома. Помнится, когда-то ноги сами несли ее туда. Вот и теперь сами понесли. И если уж подвергать кого-то опасностям, что идут за ней по пятам, так только его. Того, кто виноват в ее бедах… Да! Это правильная мысль! Еще раз оглянувшись на одинаковые силуэты вдали, она уже не сомневалась. А уверенной, твердой походкой направилась к соседней панельной девятиэтажке.
Тот самый подъезд. Та самая дверь. Знакомый свет в окнах пятого этажа. Воспоминания нахлынули на нее, как ливень, которого не было и не ожидалось этим летом. Нежность и боль вкатили в сердце огромную дозу прошлой любви. Сердце застучало в забытом ритме… но тошнота, снова подкатившая к горлу, не давала забыть о том, что теперь она – демон. И сейчас это было даже к лучшему.
…Вячеслав не любит кондиционеры. В них нет нужды – открытые окна залила теплая свежесть вечера, и переполненный летними ароматами воздух наполнил квартиру. Добрался до кухни, до ванной, гуляет по затемненным коридорам, скользит по паркету, свободно, как давний друг, расположился на мягком диване и на креслах, улегся на кровать, заглянул в спальню. А теперь воздух прохладной ладонью гладит ему босые ступни и хочет забраться по щиколоткам под легкие джинсы.
Он ждет, а это давно забытое старое тревожит, как неизведанное новое. Он отвык ждать встречи с женщиной, кто бы она ни была – актриса, студентка, модель, домохозяйка или бизнес-стерва. И тех и других было достаточно, чтобы привыкнуть к ожиданию, да и зачем ждать, если свидание рано или поздно все равно начнется? И закончится – всегда одним и тем же. Неминуемо свершится злое колдовство «Трех Р»: Раз! – и раздражение толчком выбьет плохо притертую пробку флакона; Раз! – и разочарование летучим ядом разольется в воздухе; Раз! – и разрыв, неизбежный, как смерть, поставит точку в отравленных отношениях.
– И чего ты, старик, маешься, не понимаю? – сказал ему недавно Миша Спам.
Давний приятель, толстяк и бабник, специалист по связям с одуревающей от всяческих связей общественностью. Злостный журналюга, а по совместительству шоумен, Спам имеет привычку не понимать абстрактную маету одиноких поэтов с тех пор, как ему удалось совместить со всеми своими творческими профессиями вполне счастливую семью из умницы жены и двоих ангелочков детей.
– Зачем мучиться-то? Для этого ведь есть специально обученные женщины. Ты явно созрел для VIP-проститутки. Да не смотри на меня так! Поверь – это то, что тебе сейчас надо.
Это было месяц назад, и тогда он, конечно, послал Мишку к чертовой матери. А вчера он в очередной раз послал туда весь этот переполненный дерьмом мир, и уже ночью после четвертой, а может, пятой порции текилы не нашел для себя лучшей помощи и лучшего наказания, чем звонок Спаму.
– Ну, давай, как там твоих шлюх вызывать?
– Да они не мои, родной, к сожалению, не мои! Ха! Ну, ты что, созрел, да?
– Да.
Запах травы из палисадника под окнами и растущая вместе с жарой тревога. Все это вместе стало наконец достаточно невыносимым, чтобы понять – он не может оставаться один этими вечерами, готовыми лопнуть от переполненности. И не желает больше делить их с кем-то, кто будет смотреть жалкими томными глазами, чего-то ждать, требовать, надеяться. Не хочет вновь пускаться в унизительные глупые объяснения о том, что он «не по этому делу». Объяснения, которые всегда, как бы он ни старался, кончались одним и тем же – взаимной обидой, его чувством вины, чьим-то несчастьем.
Ему и раньше случалось терять время – злиться, нервничать, смотреть на часы, проклинать пробки, собственную влюбчивость и занятость нынешних женщин. Но это, разумеется, было совсем не такое ожидание, как когда-то. Как сейчас.
Он задумался перед открытым баром, чувствуя, как прохладный паркет липнет к ступням. Пить или не пить? Сегодня это вдруг стало актуальным. С одной стороны, надо бы расслабиться, забыться и получить удовольствие. Только он слишком хорошо знает, насколько зыбка грань между лихорадкой возбуждения и расслабленным пофигизмом, этими магнетическими уродами-близнецами, детьми алкоголя. Глупо, но почему-то не хочется ударить в грязь лицом перед профессионалкой. Нет желания быть принятым за депрессивного алкаша-импотента.
Хотя какая разница, за кого его примут?! Он привычно ненавидит в себе эти приступы романтизма, а потому неохотно, но уверенно цедит вторую порцию ледяной горечи, когда слышит тревожное дребезжанье звонка.
Он отставляет недопитый виски, закрывает бутылку. Матерясь про себя, бестолково ищет под кроватью сандалии, конечно, не находит и – снова к бару. Достает второй стакан, вместе с початой бутылкой ставит на столик у дивана – она ведь, наверное, захочет выпить. Все проститутки пьют. Или VIP – не пьют?
Он открывает дверь. И понимает, что мир сошел с ума.
– Ты?!
– Я. Пустишь?
Он отступил на шаг назад, пропуская ее внутрь. Она была все та же, но в то же время совсем другая. И эта седая прядь…
– Здравствуй, Славка.
Он отвечает на приветствие не сразу, что бывает с ним редко – воспитание есть воспитание, несмотря ни на что. Ее улыбка – в меру приветливая, в меру нерешительная, совсем чуть-чуть кокетливая и даже искренняя – заставляет растеряться больше, чем неожиданная серебряная прядь в русых волосах. Которая, впрочем, вовсе ее не портит. Скорее – наоборот.
– Здравствуй… – тянет он удивленно.
Низкий густой голос, одна из основ его привлекательности, мог становиться по его желанию невероятно сексуальным и столь же невероятно презрительным.
– Я тебе не нравлюсь?
Он не отвечает. Отворачивается, чтобы налить себе еще, а заодно разобраться в собственных реакциях, осмысливая увиденное.
Она спросила это так просто, что невозможно не устыдиться оценивающего взгляда снизу вверх, которым только что ее окинул. И ведь всегда знал – она не из тех, на кого можно смотреть подобным образом. В принципе выглядит она так, что надо бы… что? Кинуться к ней, припасть к ручке и предложить чашку кофе вместо стакана Джонни Уолкер?
– Если так, ты можешь сказать мне, чтобы я ушла. И я…
– Да нет, напротив. Просто я, наверное, не знаю, как себя с тобой вести.
Примечательно, после этих слов оба облегченно вздыхают.
– Проходи. Выпьешь чего-нибудь? Хотя ты, наверное, не пьешь…
Он нервно усмехается, натолкнувшись на свое отражение в зеркале над диваном. Нарочито бесформенные джинсы, черная футболка припечатана на груди нагло-зеленым листиком марихуаны. Мешков под глазами не могут скрыть даже упавшие на лицо волосы, хорошо хоть чистые. Престарелый рок-герой на отдыхе, да и только. А когда оборачивается, лицо у нее такое, будто она уже знает, что он скажет дальше.
– И не куришь? Не ругаешься матом, не спишь, с кем попало?
– Ты почти прав.
– Почти?!
Он не собирался, не хотел и все же невольно повысил голос.
Она, кажется, не замечает его тона. С той же, видимо, врожденной раскованностью подходит, чтобы заглянуть в его руку, опасно сдавившую стекло стакана. Она выше его, что понятно – наверняка очередная неудавшаяся модель.
– А ты что пьешь? А… Налей немного.
Он долго возится у бара со льдом и лимоном, радуясь поводу отвлечься на знакомые действия, привычные фразы.
– Располагайся, будь как дома. Может, еще что-нибудь… Что такое?
Продолжая вежливо улыбаться, она внимательно смотрит на его ноги.
– Можно я сниму туфли?
– Э… Конечно.
Она выскальзывает из обуви, оставляет изящные босоножки там, где только что стояла. Теперь их глаза на одном уровне.
– Какой у тебя приятный пол. Прохладно.
У нее узкие ступни, а лак на ногтях либо отсутствует, либо совсем незаметен, и кажется, что это детские пальцы смешно расплющиваются на его полу. Тут до него доходит, что в ней не так.
Она сама! Исчезла та детская вера в любовь и чудо, которая всегда так его раздражала. Главным образом потому, что была ему недоступна. Теперь же эта новая Юлия была гораздо ближе ему, чем та. Хотя та явно любила его больше. И искреннее…
Что такое? Ах да, слишком долгая пауза, он слишком явно ее разглядывает. Впрочем, находчиво выходит из положения.
– Я пытался тебя вернуть, знаешь?
Юлия молчит. И смотрит на него своими глазами-хамелеонами, которые всегда завораживали, заставляя забывать о самом главном. О чувстве свободы.
– Я звонил, приходил… А ты все где-то бегаешь. Мама твоя сказала – то по лесам, то по болотам, то вообще в монастырь ушла…
– Ушла.
– И что, теперь решила вернуться?
– Решила…
– Хм… Зачем же, интересно?
– Интересно?
Глаза в глаза, хамелеоны против черно-серого, словно антрацит, озера его взгляда.
Любой наш шаг к чему-то ведет. Демон внутри нее плотоядно ухмыльнулся, а на лице Юлии заиграла смущенная, если не влюбленная улыбка.
– Из-за тебя.
– ??? – брови Вячеслава взлетели.
– К тебе.
– Ко… мне?
– Ты не рад?
– Но ты решила забыть меня!
– А теперь поняла, что не могу без тебя жить…
Весь его вид показывал, что он не верит. Да так оно и было на самом деле. Однако Юлию вел вперед сам Марк, нашептывая ей на ухо гениальные в своей циничности мысли – а это что-то да значит. Впрочем, возможно, в любой женщине, даже в самой наивной, может поселиться демон, если она загнана в угол?
– Ты ведь пытался вернуть меня? Я знаю, мама говорила… – соврала Юлия, не дрогнув, хотя ничего такого не знала. А если бы даже и знала, разумеется, никогда, ни при каких обстоятельствах ей не пришло бы в голову так себя вести. Боже… возможно, тогда сейчас все было бы по-другому. Был такой фильм – «Эффект бабочки», вдруг вспомнила Юлия. Фильм о том, что любой наш шаг, любое слово, любое движение ведут к определенным последствиям – и только к таким.
Каждый шаг… А этот-то уж точно!
Юлия шагнула вперед, не отрывая взгляда от антрацитовых озер.
А он, кажется, даже испугался. Их ауры столкнулись в напряженном противостоянии. И на мгновение Юлии показалось, что он сейчас возьмет ее за плечи, аккуратненько развернет и, вежливо улыбнувшись, отправит обратно за порог.
Именно поэтому она вскинула руки порывистым жестом и обняла его за шею. Пальцы мгновенно вспомнили это ощущение мягких завитков на шее под волосами.
Вячеслав вздрогнул. И демон, поселившийся у нее внутри, воспользовавшись минутным замешательством противника, прильнул к его губам нежно и властно. Вячеслав оказался не в силах сопротивляться потусторонней силе, ведущей ее. Он так быстро сдался, его оказалось настолько просто провести, что Юлия, будучи уже на пороге победы, чуть было не отказалась от нее. Но ребенок в ее животе, ребенок Белояра снова явственно напомнил о себе. И она прижалась к оглушенному Вячеславу так доверчиво и трепетно, как только могла.
Она осталась. Так и должно было быть. Все наши шаги ведут к определенным последствиям.
– Будешь? – Вячеслав протягивает ей стакан, где на дне плещется медово-янтарная жидкость.
Она отпивает глоток и морщится. От виски или от боли, что сдавила сердце холодными ладонями в разгар жаркого лета?
Они молча глядят друг на друга в тишине дома. И он понимает, что сейчас все начнется. Сейчас вот и будет любовь. Видно, и она это понимает. Они будто вспомнили, зачем сидят тут, пьют виски, беседуя, как старые знакомые. Она поднялась. Тихо, словно взлетела, легкая и стремительная, и неужели в свободе ее движений скрыто напряжение?
Всего лишь шаг навстречу, а она уже так близко, что он может вдохнуть ее запах. Вернее, мог бы. Он дышит, но не улавливает в воздухе аромата ее духов – его просто нет. Есть матовый подбородок, шея теплым молоком льется в плечо и ключицу, есть губы без намека на помаду. Надо ее поцеловать?
Он отступает на шаг. Шарит проснувшимся взглядом по комнате. Странно, что от такой простой вещи сердце вдруг забилось быстрее, сильно захотелось курить. Ну и… что с ней теперь делать?
Она легко улыбается, снова прочитав его мысли.
– Какой ты хочешь, чтобы я была?
Она так обстоятельна, даже торжественна в этот момент, и он уверен, знает наверняка – будет именно так, как он скажет. Что бы он ни сказал. Из-за пугающей торжественности, из-за того, что сегодня ему изменяют инстинкты, из-за призрака просьбы в глазах цвета спелой травы или из-за того, что просто не знает, что сказать, он произносит:
В глазах Юлии стояли слезы. Велемир, вздохнув, дружески обнял ее одной рукой за плечи и тихо повел по тропинке, ведущей вдоль забора. Так как она обиженно замолчала после его выпада, он заговорил тихо и спокойно, как обычно. И его слова, тоже как обычно, стали капля за каплей падать в океан ее эмоций и мыслей.
– Послушай, девочка, теперь, что я тебе скажу… Но сначала я расскажу тебе одну очень древнюю историю… Когда-то давным-давно, в Русколани, где мы с тобой были… там жил один удивительный человек. Звали его Бус Белояр.
«И рекли о Бусе, как о Будае. И также Время Бусово весьма прославляли…
Прежде всего, Бус начал утверждать ведическую веру. Он дал людям учение о Пути Прави. В „Книге Велеса“ сказано об этом: „Муж Правый восходил на амъвеницу и рек о том, как идти по Пути Прави. И слова его с деяниями совпадали. И о нем, о Старом Бусе, говорили, что он творил требы и был лепым, так же как деды наши“…»
Когда Велемир дошел до конца истории, девушка, слушавшая его сначала с недоумением, а потом со все возрастающим интересом, находилась уже в легком, но непрерывном трансе. Жрец умел вызывать в людях такое состояние – находясь в нем, они лучше воспринимали информацию.
– Вот так погиб светлый Бус, – закончил свой долгий рассказ жрец. – Но идея его, и дело его, и народ его – живы. И ждут начала эпохи Водолея, эпохи нового Белояра.
– Зачем ты мне все это рассказал, а? Ты для этого пришел?
– Не совсем… – жрец внимательно посмотрел на Юлию, взяв ее лицо в холодные даже сейчас ладони. – Я недавно пророчил Медведю… и выяснил одну очень важную вещь. Не только все это, но и сама кровь Буса Белояра жива!
– А при чем тут я? – Юлия не удержалась от того, чтобы вскинуть вверх родинку над левой бровью.
– Очень важную вещь!! – повторил Велемир. – Дело в том, что ваш ребенок по пророчеству станет прародителем новой Руси, полубогом или сверхчеловеком, назови как хочешь, не в названии дело…
– Чей ребенок? – недоуменно взглянула на него Юлия.
На мгновение ей показалось, что у этого колдуна не все в порядке с головой. Да оно и понятно – такая жара кого хочешь с ума сведет.
– Твой и Белояра, конечно, – в свою очередь удивился Велемир.
Юлия побледнела не хуже Велемира. Глаза ее, глаза-хамелеоны, сделались цвета темной стали. А губы задрожали, готовы бросить в лицо языческого ведуна горькие и оскорбительные слова. Она с силой оттолкнула его руки.
– Белояр мертв, и ты это знаешь лучше меня! Зачем ты пришел?! Издеваться надо мной?!!
– Угомонись, девочка, – голос Велемира звучал ровно и ласково, успокаивая расшатанные нервы. – Белояр погиб смертью героя и сделал выбор единственно правильный. Я знаю это отлично. Но еще я знаю, что его ребенок родится очень скоро. Ребенок, которому уготована судьба нового полубога, возрождающего этот мир из мрака, в котором он погряз. Ребенок, за которого Бер отдаст все, вплоть до собственной жизни, лишь бы заполучить его в личное пользование. Ребенок, матерью которого ты станешь, если сможешь сейчас спасти вас обоих!
Юлия, застыв, подобно деревянному идолу, смотрела на него, как на умалишенного. И при этом понимание того, что он говорит правду, постепенно наполняло ее разум, пугая и радуя.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, Велемир. Я одержима демоном. Марк вселяется в меня и мучает почти каждую ночь. И завтра утром я уезжаю в Лавру с отцом Тихоном.
– Я знаю, о чем говорю, Юлия, – в тон ей ответил жрец. – Ты беременна от Белояра. И ваш ребенок будет спасителем мира, когда вырастет. Но если ты хочешь избавить его от лап Медведя – ты сегодня же, сейчас же уйдешь отсюда. Прости… – добавил он, опуская голову в жидких тусклых волосах. – Я сделал все, что мог, чтобы предупредить тебя. Я сам привел тебя в этот монастырь, а теперь заставляю уходить отсюда. Но у меня нет сомнений, что рано или поздно Медведь со своими волками найдет мой след, который приведет его сюда. Решать тебе.
– Мм-ммм…
Застонав, Юлия уронила лицо в ладони. Горе и радость в таких количествах – она никогда не готовила себя к этому, потому что никогда не представляла, что такое вообще возможно в жизни, а не в какой-нибудь греческой трагедии. Привалившись плечом к березе с опавшей корой, она готовилась оплакать свою горькую судьбу. Но Велемир опередил ее. И вместо твердого сухого ствола под ее головой оказалось не менее сухое, но все же мягкое человеческое плечо.
– Не знаю, дочка, за что и почему тебе в жизни выпали такие испытания… что не каждый подготовленный выдержит. Ты не принадлежишь Роду, да и человек ты… не совсем… обычный. Твоя судьба для меня – загадка. Одно я знаю точно. Если через несколько часов ты еще будешь здесь – все, о чем я только что тебе рассказывал, не будет иметь смысла. По крайней мере для тебя-то уж точно.
– Юлия!
Из-за забора послышался голос одной из послушниц монастыря. А потом еще несколько. Они были совсем рядом, по ту сторону. И двигались вдоль забора, приближаясь к той самой прорехе. Юлия и Велемир вздрогнули одновременно. Говорить они теперь боялись. И только молча смотрели друг на друга, точно зная, что каждый из них хочет сказать сейчас другому.
– Где она?!
– Пошла сюда, я сама видела…
– И когда это было?
– Да как раз перед вечерней службой…
– Куда же запропастилась? Вот крест-то… А вдруг она опять…
– Тс-ссс… Не надо об этом. Я боюсь!
– Юлия-я!!
Жрец и послушница отпрыгнули друг от друга, словно малолетние любовники, застигнутые врасплох строгой мамашей.
– Меня ищут! – в отчаянии прошептала Юлия. – Мне надо идти… туда.
– Тебе надо идти отсюда, запомни, девочка!
Говоря это, Велемир, пятясь, уходил все дальше в темнеющий лес, оставляя Юлию одну с ее бедами и сомнениями. С этой новостью, от которой сердце ее готово было выпрыгнуть из груди от радости, а душа уходила в пятки от страха. Одну, наедине с выбором.
Когда голоса зовущих ее монашек затихли в глубине подворья, Юлия проползла обратно через узкий проем под забором. Она с тоской смотрела на уютный огонь в окошках гостевого дома. Туда, где ждал ее для завтрашнего отъезда в Лавру добрый отец Тихон. Туда, где спасение было так близко… Вдруг странное ощущение внутри нее отвлекло Юлию от тяжелых раздумий. Невыразимо легкое, невероятно приятное ощущение – то ли ласковый теплый ветер шевельнул завиток волос на шее, то ли пушистый котенок потерся круглым лбом о голую щиколотку… то ли маленькая юркая рыбка вильнула хвостиком у нее в животе. Юлия широко открыла глаза. Инстинктивно прижала рукой то место, где только что проплыла маленькая рыбка.
– Здравствуй, сынок… – прошептала она. – Здравствуй, Белояр.
Ощущение повторилось, к вящему восторгу Юлии. Или ей только так показалось? Не важно. Она знала, что больше не одинока. Маленький сын Белояра, живущий в ней, только что впервые дал знать о своем существовании. Предсказание Велемира сбывалось, как и всегда.
Но это значит, что все остальное, сказанное им, – тоже правда. Глубоко вдохнув горячий вечерний воздух, Юлия решительно двинулась по направлению к келье. Сегодня Марк не будет ее терзать своим присутствием. Потому что сегодня она не ляжет спать.
Ночью поднялся жуткий ураганный ветер. Монашки в кельях, мать Варвара в своей комнате и отец Тихон в гостевом доме одновременно возрадовались, думая, что небо услышало их молитвы. Все ждали ливня. И Юлия тоже.
Было совсем раннее утро, когда она вышла на гравиевую дорогу, ведущую из леса к станции. Светало рано, и это было хорошо. Ночью она не решилась бы идти через лес, где кроме зверей и бомжей могли обитать медведи-оборотни и волки-лютичи.
Если Медведь найдет монастырь по следам Велемира, если он найдет ее собственные следы, ведущие к станции, то уж следы электрички ему ни о чем не скажут.
«…Бус, его братья и сестра провели детство в священном городе Киеве Антском. Буса и братьев волхвы обучали мудрости антов по священным книгам, которые хранились в древних храмах. По преданию, эти храмы построили много тысяч лет назад волшебник Китоврас, он же был известен кельтам под именем Мерлин и Гамаюн по велению бога Солнца.
Бус и братья прошли посвящение. Вначале они шли дорогой Знания, были послушцами-учениками. Пройдя этот путь, они стали ведунами, теми, кто в совершенстве знает Веды. До высшей степени, до степени – Побуда, пробужденного и пробуждающего, духовного учителя и благовестника воли богов, поднялись братья Бус и Златогор…»…
Глава 5. Ловелас
«Бус, как новое нисхождение Крышня и Коляды, должен был во многом повторить их деяния. Крышень и Коляда совершали плавание на остров Солнца и женились на дочерях Солнца Раде и Радунице. Также и Бус совершил плавание на остров Родос, остров нимфы Роды, дочери Гелиоса, и также нашел там свою супругу, царевну Ярославну – Эвлисию…
И не мог Бус, совершая сие путешествие, избегнуть страстей, которые бушевали в то время в Римско-Византийской империи…»…
Домой нельзя.
Это стало понятно сразу. Достаточно было увидеть в вечернем полумраке одинаковые силуэты Грома и Ставра. Как дико смотрелись эти люди, будто вырванные из другого, параллельного мира, рядом с ее подъездом… Но это были именно они. И от этого никуда не денешься. Слава богу, что у них не хватило мозгов спрятаться куда-нибудь. А иначе… Юлия похолодела от мысли о том, какой опасности она подвергала своих родителей!
Когда-то, казалось, очень давно, в прошлой жизни, когда погиб Белояр, она ушла из этого мира. И думала, что навсегда. Все связи потеряны, да и кого сейчас грузить своими проблемами? Да еще такими! Она сама за себя не отвечает, не знает… то есть наоборот – знает! Что в любую, недобрую минуту на нее снова может накинуться ЭТО. Вернее, ЭТОТ.
Она всегда догадывалась, только боялась сама себе признаться, а вот теперь, что уж… знает точно – это не кто-то и не что-то, а Марк собственной персоной терзает ее. Марк, ставший вместо ангела демоном и поклявшийся перед тем, как уйти в мир зла, что они будут вместе, так или иначе. Теперь вот он выполняет свое обещание.
Так куда же?! Куда теперь? Без денег, без друзей, без дома? В стремительно темнеющей прокаленной жарой Москве?
Она огляделась. Этот безлюдный, глухой двор будил воспоминания о том, как все начиналось. Как она бежала дождливой сентябрьской ночью в салон, к девочкам, пытаясь скрыться от несчастной любви! И вот теперь – что она имеет?! Скрылась, называется… Ха! И вдруг ее опять накрыла тошнота, которая всегда предшествовала приходам Марка. Такая же, но легче. И какой-то пьяный адреналиновый кураж… Это была ее мысль и в то же время не ее. Раньше ей просто не могло бы прийти такое в голову, а вот теперь пришло! Может быть, она просто изменилась, стала другой с течением времени? Все же люди меняются, а под воздействием таких обстоятельств, что свалились на нее в последний год, это немудрено – поменяться…
Она повернула голову в сторону такого знакомого дома. Помнится, когда-то ноги сами несли ее туда. Вот и теперь сами понесли. И если уж подвергать кого-то опасностям, что идут за ней по пятам, так только его. Того, кто виноват в ее бедах… Да! Это правильная мысль! Еще раз оглянувшись на одинаковые силуэты вдали, она уже не сомневалась. А уверенной, твердой походкой направилась к соседней панельной девятиэтажке.
Тот самый подъезд. Та самая дверь. Знакомый свет в окнах пятого этажа. Воспоминания нахлынули на нее, как ливень, которого не было и не ожидалось этим летом. Нежность и боль вкатили в сердце огромную дозу прошлой любви. Сердце застучало в забытом ритме… но тошнота, снова подкатившая к горлу, не давала забыть о том, что теперь она – демон. И сейчас это было даже к лучшему.
…Вячеслав не любит кондиционеры. В них нет нужды – открытые окна залила теплая свежесть вечера, и переполненный летними ароматами воздух наполнил квартиру. Добрался до кухни, до ванной, гуляет по затемненным коридорам, скользит по паркету, свободно, как давний друг, расположился на мягком диване и на креслах, улегся на кровать, заглянул в спальню. А теперь воздух прохладной ладонью гладит ему босые ступни и хочет забраться по щиколоткам под легкие джинсы.
Он ждет, а это давно забытое старое тревожит, как неизведанное новое. Он отвык ждать встречи с женщиной, кто бы она ни была – актриса, студентка, модель, домохозяйка или бизнес-стерва. И тех и других было достаточно, чтобы привыкнуть к ожиданию, да и зачем ждать, если свидание рано или поздно все равно начнется? И закончится – всегда одним и тем же. Неминуемо свершится злое колдовство «Трех Р»: Раз! – и раздражение толчком выбьет плохо притертую пробку флакона; Раз! – и разочарование летучим ядом разольется в воздухе; Раз! – и разрыв, неизбежный, как смерть, поставит точку в отравленных отношениях.
– И чего ты, старик, маешься, не понимаю? – сказал ему недавно Миша Спам.
Давний приятель, толстяк и бабник, специалист по связям с одуревающей от всяческих связей общественностью. Злостный журналюга, а по совместительству шоумен, Спам имеет привычку не понимать абстрактную маету одиноких поэтов с тех пор, как ему удалось совместить со всеми своими творческими профессиями вполне счастливую семью из умницы жены и двоих ангелочков детей.
– Зачем мучиться-то? Для этого ведь есть специально обученные женщины. Ты явно созрел для VIP-проститутки. Да не смотри на меня так! Поверь – это то, что тебе сейчас надо.
Это было месяц назад, и тогда он, конечно, послал Мишку к чертовой матери. А вчера он в очередной раз послал туда весь этот переполненный дерьмом мир, и уже ночью после четвертой, а может, пятой порции текилы не нашел для себя лучшей помощи и лучшего наказания, чем звонок Спаму.
– Ну, давай, как там твоих шлюх вызывать?
– Да они не мои, родной, к сожалению, не мои! Ха! Ну, ты что, созрел, да?
– Да.
Запах травы из палисадника под окнами и растущая вместе с жарой тревога. Все это вместе стало наконец достаточно невыносимым, чтобы понять – он не может оставаться один этими вечерами, готовыми лопнуть от переполненности. И не желает больше делить их с кем-то, кто будет смотреть жалкими томными глазами, чего-то ждать, требовать, надеяться. Не хочет вновь пускаться в унизительные глупые объяснения о том, что он «не по этому делу». Объяснения, которые всегда, как бы он ни старался, кончались одним и тем же – взаимной обидой, его чувством вины, чьим-то несчастьем.
Ему и раньше случалось терять время – злиться, нервничать, смотреть на часы, проклинать пробки, собственную влюбчивость и занятость нынешних женщин. Но это, разумеется, было совсем не такое ожидание, как когда-то. Как сейчас.
Он задумался перед открытым баром, чувствуя, как прохладный паркет липнет к ступням. Пить или не пить? Сегодня это вдруг стало актуальным. С одной стороны, надо бы расслабиться, забыться и получить удовольствие. Только он слишком хорошо знает, насколько зыбка грань между лихорадкой возбуждения и расслабленным пофигизмом, этими магнетическими уродами-близнецами, детьми алкоголя. Глупо, но почему-то не хочется ударить в грязь лицом перед профессионалкой. Нет желания быть принятым за депрессивного алкаша-импотента.
Хотя какая разница, за кого его примут?! Он привычно ненавидит в себе эти приступы романтизма, а потому неохотно, но уверенно цедит вторую порцию ледяной горечи, когда слышит тревожное дребезжанье звонка.
Он отставляет недопитый виски, закрывает бутылку. Матерясь про себя, бестолково ищет под кроватью сандалии, конечно, не находит и – снова к бару. Достает второй стакан, вместе с початой бутылкой ставит на столик у дивана – она ведь, наверное, захочет выпить. Все проститутки пьют. Или VIP – не пьют?
Он открывает дверь. И понимает, что мир сошел с ума.
– Ты?!
– Я. Пустишь?
Он отступил на шаг назад, пропуская ее внутрь. Она была все та же, но в то же время совсем другая. И эта седая прядь…
– Здравствуй, Славка.
Он отвечает на приветствие не сразу, что бывает с ним редко – воспитание есть воспитание, несмотря ни на что. Ее улыбка – в меру приветливая, в меру нерешительная, совсем чуть-чуть кокетливая и даже искренняя – заставляет растеряться больше, чем неожиданная серебряная прядь в русых волосах. Которая, впрочем, вовсе ее не портит. Скорее – наоборот.
– Здравствуй… – тянет он удивленно.
Низкий густой голос, одна из основ его привлекательности, мог становиться по его желанию невероятно сексуальным и столь же невероятно презрительным.
– Я тебе не нравлюсь?
Он не отвечает. Отворачивается, чтобы налить себе еще, а заодно разобраться в собственных реакциях, осмысливая увиденное.
Она спросила это так просто, что невозможно не устыдиться оценивающего взгляда снизу вверх, которым только что ее окинул. И ведь всегда знал – она не из тех, на кого можно смотреть подобным образом. В принципе выглядит она так, что надо бы… что? Кинуться к ней, припасть к ручке и предложить чашку кофе вместо стакана Джонни Уолкер?
– Если так, ты можешь сказать мне, чтобы я ушла. И я…
– Да нет, напротив. Просто я, наверное, не знаю, как себя с тобой вести.
Примечательно, после этих слов оба облегченно вздыхают.
– Проходи. Выпьешь чего-нибудь? Хотя ты, наверное, не пьешь…
Он нервно усмехается, натолкнувшись на свое отражение в зеркале над диваном. Нарочито бесформенные джинсы, черная футболка припечатана на груди нагло-зеленым листиком марихуаны. Мешков под глазами не могут скрыть даже упавшие на лицо волосы, хорошо хоть чистые. Престарелый рок-герой на отдыхе, да и только. А когда оборачивается, лицо у нее такое, будто она уже знает, что он скажет дальше.
– И не куришь? Не ругаешься матом, не спишь, с кем попало?
– Ты почти прав.
– Почти?!
Он не собирался, не хотел и все же невольно повысил голос.
Она, кажется, не замечает его тона. С той же, видимо, врожденной раскованностью подходит, чтобы заглянуть в его руку, опасно сдавившую стекло стакана. Она выше его, что понятно – наверняка очередная неудавшаяся модель.
– А ты что пьешь? А… Налей немного.
Он долго возится у бара со льдом и лимоном, радуясь поводу отвлечься на знакомые действия, привычные фразы.
– Располагайся, будь как дома. Может, еще что-нибудь… Что такое?
Продолжая вежливо улыбаться, она внимательно смотрит на его ноги.
– Можно я сниму туфли?
– Э… Конечно.
Она выскальзывает из обуви, оставляет изящные босоножки там, где только что стояла. Теперь их глаза на одном уровне.
– Какой у тебя приятный пол. Прохладно.
У нее узкие ступни, а лак на ногтях либо отсутствует, либо совсем незаметен, и кажется, что это детские пальцы смешно расплющиваются на его полу. Тут до него доходит, что в ней не так.
Она сама! Исчезла та детская вера в любовь и чудо, которая всегда так его раздражала. Главным образом потому, что была ему недоступна. Теперь же эта новая Юлия была гораздо ближе ему, чем та. Хотя та явно любила его больше. И искреннее…
Что такое? Ах да, слишком долгая пауза, он слишком явно ее разглядывает. Впрочем, находчиво выходит из положения.
– Я пытался тебя вернуть, знаешь?
Юлия молчит. И смотрит на него своими глазами-хамелеонами, которые всегда завораживали, заставляя забывать о самом главном. О чувстве свободы.
– Я звонил, приходил… А ты все где-то бегаешь. Мама твоя сказала – то по лесам, то по болотам, то вообще в монастырь ушла…
– Ушла.
– И что, теперь решила вернуться?
– Решила…
– Хм… Зачем же, интересно?
– Интересно?
Глаза в глаза, хамелеоны против черно-серого, словно антрацит, озера его взгляда.
Любой наш шаг к чему-то ведет. Демон внутри нее плотоядно ухмыльнулся, а на лице Юлии заиграла смущенная, если не влюбленная улыбка.
– Из-за тебя.
– ??? – брови Вячеслава взлетели.
– К тебе.
– Ко… мне?
– Ты не рад?
– Но ты решила забыть меня!
– А теперь поняла, что не могу без тебя жить…
Весь его вид показывал, что он не верит. Да так оно и было на самом деле. Однако Юлию вел вперед сам Марк, нашептывая ей на ухо гениальные в своей циничности мысли – а это что-то да значит. Впрочем, возможно, в любой женщине, даже в самой наивной, может поселиться демон, если она загнана в угол?
– Ты ведь пытался вернуть меня? Я знаю, мама говорила… – соврала Юлия, не дрогнув, хотя ничего такого не знала. А если бы даже и знала, разумеется, никогда, ни при каких обстоятельствах ей не пришло бы в голову так себя вести. Боже… возможно, тогда сейчас все было бы по-другому. Был такой фильм – «Эффект бабочки», вдруг вспомнила Юлия. Фильм о том, что любой наш шаг, любое слово, любое движение ведут к определенным последствиям – и только к таким.
Каждый шаг… А этот-то уж точно!
Юлия шагнула вперед, не отрывая взгляда от антрацитовых озер.
А он, кажется, даже испугался. Их ауры столкнулись в напряженном противостоянии. И на мгновение Юлии показалось, что он сейчас возьмет ее за плечи, аккуратненько развернет и, вежливо улыбнувшись, отправит обратно за порог.
Именно поэтому она вскинула руки порывистым жестом и обняла его за шею. Пальцы мгновенно вспомнили это ощущение мягких завитков на шее под волосами.
Вячеслав вздрогнул. И демон, поселившийся у нее внутри, воспользовавшись минутным замешательством противника, прильнул к его губам нежно и властно. Вячеслав оказался не в силах сопротивляться потусторонней силе, ведущей ее. Он так быстро сдался, его оказалось настолько просто провести, что Юлия, будучи уже на пороге победы, чуть было не отказалась от нее. Но ребенок в ее животе, ребенок Белояра снова явственно напомнил о себе. И она прижалась к оглушенному Вячеславу так доверчиво и трепетно, как только могла.
Она осталась. Так и должно было быть. Все наши шаги ведут к определенным последствиям.
– Будешь? – Вячеслав протягивает ей стакан, где на дне плещется медово-янтарная жидкость.
Она отпивает глоток и морщится. От виски или от боли, что сдавила сердце холодными ладонями в разгар жаркого лета?
Они молча глядят друг на друга в тишине дома. И он понимает, что сейчас все начнется. Сейчас вот и будет любовь. Видно, и она это понимает. Они будто вспомнили, зачем сидят тут, пьют виски, беседуя, как старые знакомые. Она поднялась. Тихо, словно взлетела, легкая и стремительная, и неужели в свободе ее движений скрыто напряжение?
Всего лишь шаг навстречу, а она уже так близко, что он может вдохнуть ее запах. Вернее, мог бы. Он дышит, но не улавливает в воздухе аромата ее духов – его просто нет. Есть матовый подбородок, шея теплым молоком льется в плечо и ключицу, есть губы без намека на помаду. Надо ее поцеловать?
Он отступает на шаг. Шарит проснувшимся взглядом по комнате. Странно, что от такой простой вещи сердце вдруг забилось быстрее, сильно захотелось курить. Ну и… что с ней теперь делать?
Она легко улыбается, снова прочитав его мысли.
– Какой ты хочешь, чтобы я была?
Она так обстоятельна, даже торжественна в этот момент, и он уверен, знает наверняка – будет именно так, как он скажет. Что бы он ни сказал. Из-за пугающей торжественности, из-за того, что сегодня ему изменяют инстинкты, из-за призрака просьбы в глазах цвета спелой травы или из-за того, что просто не знает, что сказать, он произносит:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента