Страница:
Анастасия Казенкова
Испания. Фиеста, сиеста и манифесто!
Введение
Вечные дети – какие они, испанцы?
Мое знакомство с Испанией случилось в начале 2000-х, когда я приехала сюда по туристической путевке на семь дней, в один из небольших городков неподалеку от Барселоны. Я была типичной туристкой с фотоаппаратом наготове, настроенная сразу сойдя с трапа самолета восхищаться творениями Гауди и гитарным перебором подмигивающих мне страстных мачо. Но восхититься мне пришлось разве что зычным голосом нашего туристического гида, громогласно объявлявшей на весь автобус исковерканные названия барселонских достопримечательностей. В общем, погрузиться в испанскую атмосферу так с ходу, как мечталось, мне не удалось. Но уже спустя несколько часов, когда я вышла покурить на балкон своего номера, эта атмосфера нашла меня сама. Я была студенткой, отель могла себе позволить только самый дешевый, далеко не на первой линии от моря. Мой балкон выходил в какой-то узкий проулок, где буквально протяни руку, и на тебя обрушится своей мощью стираное белье, в каких-то промышленных масштабах развешанное за окнами соседнего дома. Внизу, прямо под моим балконом, постоянно хлопала дверь бара, вокруг которого на выносных складных стульчиках сидели, обмахиваясь кто веером, кто газетой, местные сеньоры. Они говорили. Они говорили не останавливаясь, очень много, подкрепляя каждую свою фразу выразительным жестом. Временами казалось, что один из них уже готов запустить в лицо другому скомканной газетой, потом вдруг интонации менялись, и уже будто бы все они клялись друг другу в вечной любви. Я не знала ни слова по-испански, но уже после первой сигареты мне казалось, что я понимаю все, о чем они говорят, и даже могу ответить. Не менее эмоционально. Потом были прогулка по городу, поход на море и ужин в компании соотечественников, с хитрыми глазами и выражениями лиц победителей прячущих гостиничные фрукты по карманам и сумкам. Когда я, уже за полночь, вернулась в номер и снова вышла на балкон, сеньоры по-прежнему сидели на своих стульчиках, возле них играли дети, бегали собаки. Жизнь кипела, несмотря на время на часах. Так продолжалось все дни, пока я была в этом городе. Когда бы я ни вернулась в свой номер и ни вышла на балкон, испанцы все сидели у бара и, не останавливаясь, говорили. Из этой первой поездки моими главными впечатлениями, пожалуй, стали не Саграда Фамилия и Готический квартал, не Средиземное море и дешевая сангрия на разлив, а именно та небольшая группа пожилых испанцев, круглосуточно державших пост под окнами моего номера.
Прошло довольно много лет, я окончила университет и думала, чем бы мне заняться дальше. Одним из вариантов было переехать на какое-то время в Европу, продолжить там учебу, попробовать, каково это – жить в другой стране. Почему-то тогда я была абсолютно уверена, что нет лучше места, где так вольно и спокойно дышалось бы студенту, как Германия. Страна порядка и низких цен, всегда готовая принять в свои ряды иностранного студента, должна была, как мне тогда казалось, наставить меня на путь дисциплинированности и подарить новый опыт, к тому же за относительно небольшие деньги. Я посетила с визитом Университет Гумбольдта в Берлине, где сотрудники его отдела по работе с иностранными студентами вручили мне множество бумаг для заполения, и, представляя, куда будут выходить окна моей студенческой квартиры где-нибудь в западной части города, я вернулась в Москву. Но с Гумбольдтом не заладилось. Сначала немцев не удовлетворил перевод моего диплома, затем возникли какие-то другие бюрократические проволочки, а потом и вовсе курс, на который я собиралась поступать, был отменен. Других вариантов для переезда я тогда совершенно не рассматривала – не во многих европейских университетах тогда были подходящие мне курсы на английском языке, а там, где они были, зачастую цена была такой, что было проще навсегда забыть об этой затее, чем пытаться накопить необходимые деньги. И вот однажды, мысленно уже попрощавшись с Гумбольдтом и всем немецким, а с ним и европейским народом, я сидела дома и, откровенно говоря, уже совершенно не помню, чем занималась. Помню только, что было достаточно поздно и по телевизору, который всегда у меня работал фоном, показывали фильм Альмодовара «Возвращение». К тому моменту я видела его уже раз десять, наверное, но решила пересмотреть еще раз. Собственно, это и был поворотный момент, который никогда не знаешь, когда и как наступит. В героях фильма я вдруг узнала всех тех сеньоров, дежуривших под балконом моего номера в отеле в маленьком приморском городе. Я вспомнила все свои ощущения от той поездки и главное, центральное – там я чувствовала себя органично, была собой, мне было исключительно хорошо в той шумной и яркой испанской действительности. В ту же ночь я эксперимента ради написала письмо в Университет Барселоны, приложив документы, которые готовила для поступления в Берлине. И уже на утро мне пришел эмоциональный ответ с множеством восклицательных знаков о том, как я идеально им подхожу в качестве студента и как они будут безмерно счастливы, если я приеду туда учиться. Потом было оформление визы, на которую я подавала документы все с тем же настроением лотереи-эксперимента и которую получила в рекордное время, вопреки всем истекшим срокам подачи. Была настоящая авантюра с поиском квартиры, аренда которой являлась необходимым условием для оформления документов, и быстрый переезд на новое место, со знанием по-испански только нескольких слов и собакой, которую я взяла с собой. Сумасбродство? Судьба? Я до сих пор не знаю ответа на эти вопросы. Все получилось так, как будто только так и должно быть. Это было очень похоже на стремительно развивающийся роман, когда ты вдруг понимаешь, что перед тобой именно тот человек, с кем единственным ты хочешь быть вместе, и другие варианты невозможны в принципе. Испания стала той страной, где я почувствовала себя самой собой, на своем месте, и до сих пор у меня даже не возникает мысли о том, чтобы ей «изменить».
Прожив здесь довольно долгое время, я никогда, пожалуй, не меняла своего мнения об испанцах, единожды сложившегося много лет назад. Вечные дети. Если воспринимать их так, то все моментально становится понятно и оказывается на своих местах. Оптимизм, любопытство, открытость новому и врожденное умение радоваться любой мелочи – вот основные черты характера типичного испанца. Как только может радоваться ребенок всему, что его окружает, так и испанец, как большой ребенок, будет радоваться самым простым, казалось бы, вещам. Особенный талант, свойственный этому народу, – организовывать праздник буквально на пустом месте.
Моя единственная в течение долгого времени после переезда испанская собеседница, с которой я первые месяцы общалась преимущественно посредством яркой жестикуляции и переделки русских слов на испанский манер (кстати говоря, срабатывало часто), донья Мария Роза, сдававшая мне квартиру, регулярно сообщала мне все районные новости. У нее был магазин, торгующий свининой, прямо на первом этаже моего дома, и любая моя прогулка с собакой или поход в университет заканчивались интенсивной практикой в испанском языке. Среди рассказов о безвременно скончавшейся любимой собаке преданной подруги Марии Розы, Рамоны, или подробной биографии моего соседа, загадочного «артисто», слушавшего арии по ночам, были и анонсы всех грядущих мероприятий в округе. Среди многочисленных фиест, посвященных различным святым покровителям, которые, такое впечатление, рождались здесь чуть ли не ежедневно, и различных каталонских празднований, так или иначе доказывающих самобытность и уникальность этого народа, порой встречались будто бы нарочно придуманные поводы, лишь бы что-нибудь отметить: трехлетний юбилей районного рынка, восемнадцатая годовщина собрания местных маслоделов, имевших за углом небольшое представительство и в честь праздника выставлявших столы на всю улицу, недели творческих жителей района (это буквальный перевод), загромождавших проулки импровизированными лотками с образцами своих творений разных жанров. И – радость, чувство единства, готовность вот-вот пуститься в зажигательный танец или, бросив все дела, стучать в барабан, взятый ненадолго у прохожего мальчишки. Вся суть испанцев проявлялась именно на таких фиестах: радуйся тому, что есть, а невзгоды подождут.
Прошло довольно много лет, я окончила университет и думала, чем бы мне заняться дальше. Одним из вариантов было переехать на какое-то время в Европу, продолжить там учебу, попробовать, каково это – жить в другой стране. Почему-то тогда я была абсолютно уверена, что нет лучше места, где так вольно и спокойно дышалось бы студенту, как Германия. Страна порядка и низких цен, всегда готовая принять в свои ряды иностранного студента, должна была, как мне тогда казалось, наставить меня на путь дисциплинированности и подарить новый опыт, к тому же за относительно небольшие деньги. Я посетила с визитом Университет Гумбольдта в Берлине, где сотрудники его отдела по работе с иностранными студентами вручили мне множество бумаг для заполения, и, представляя, куда будут выходить окна моей студенческой квартиры где-нибудь в западной части города, я вернулась в Москву. Но с Гумбольдтом не заладилось. Сначала немцев не удовлетворил перевод моего диплома, затем возникли какие-то другие бюрократические проволочки, а потом и вовсе курс, на который я собиралась поступать, был отменен. Других вариантов для переезда я тогда совершенно не рассматривала – не во многих европейских университетах тогда были подходящие мне курсы на английском языке, а там, где они были, зачастую цена была такой, что было проще навсегда забыть об этой затее, чем пытаться накопить необходимые деньги. И вот однажды, мысленно уже попрощавшись с Гумбольдтом и всем немецким, а с ним и европейским народом, я сидела дома и, откровенно говоря, уже совершенно не помню, чем занималась. Помню только, что было достаточно поздно и по телевизору, который всегда у меня работал фоном, показывали фильм Альмодовара «Возвращение». К тому моменту я видела его уже раз десять, наверное, но решила пересмотреть еще раз. Собственно, это и был поворотный момент, который никогда не знаешь, когда и как наступит. В героях фильма я вдруг узнала всех тех сеньоров, дежуривших под балконом моего номера в отеле в маленьком приморском городе. Я вспомнила все свои ощущения от той поездки и главное, центральное – там я чувствовала себя органично, была собой, мне было исключительно хорошо в той шумной и яркой испанской действительности. В ту же ночь я эксперимента ради написала письмо в Университет Барселоны, приложив документы, которые готовила для поступления в Берлине. И уже на утро мне пришел эмоциональный ответ с множеством восклицательных знаков о том, как я идеально им подхожу в качестве студента и как они будут безмерно счастливы, если я приеду туда учиться. Потом было оформление визы, на которую я подавала документы все с тем же настроением лотереи-эксперимента и которую получила в рекордное время, вопреки всем истекшим срокам подачи. Была настоящая авантюра с поиском квартиры, аренда которой являлась необходимым условием для оформления документов, и быстрый переезд на новое место, со знанием по-испански только нескольких слов и собакой, которую я взяла с собой. Сумасбродство? Судьба? Я до сих пор не знаю ответа на эти вопросы. Все получилось так, как будто только так и должно быть. Это было очень похоже на стремительно развивающийся роман, когда ты вдруг понимаешь, что перед тобой именно тот человек, с кем единственным ты хочешь быть вместе, и другие варианты невозможны в принципе. Испания стала той страной, где я почувствовала себя самой собой, на своем месте, и до сих пор у меня даже не возникает мысли о том, чтобы ей «изменить».
Прожив здесь довольно долгое время, я никогда, пожалуй, не меняла своего мнения об испанцах, единожды сложившегося много лет назад. Вечные дети. Если воспринимать их так, то все моментально становится понятно и оказывается на своих местах. Оптимизм, любопытство, открытость новому и врожденное умение радоваться любой мелочи – вот основные черты характера типичного испанца. Как только может радоваться ребенок всему, что его окружает, так и испанец, как большой ребенок, будет радоваться самым простым, казалось бы, вещам. Особенный талант, свойственный этому народу, – организовывать праздник буквально на пустом месте.
Моя единственная в течение долгого времени после переезда испанская собеседница, с которой я первые месяцы общалась преимущественно посредством яркой жестикуляции и переделки русских слов на испанский манер (кстати говоря, срабатывало часто), донья Мария Роза, сдававшая мне квартиру, регулярно сообщала мне все районные новости. У нее был магазин, торгующий свининой, прямо на первом этаже моего дома, и любая моя прогулка с собакой или поход в университет заканчивались интенсивной практикой в испанском языке. Среди рассказов о безвременно скончавшейся любимой собаке преданной подруги Марии Розы, Рамоны, или подробной биографии моего соседа, загадочного «артисто», слушавшего арии по ночам, были и анонсы всех грядущих мероприятий в округе. Среди многочисленных фиест, посвященных различным святым покровителям, которые, такое впечатление, рождались здесь чуть ли не ежедневно, и различных каталонских празднований, так или иначе доказывающих самобытность и уникальность этого народа, порой встречались будто бы нарочно придуманные поводы, лишь бы что-нибудь отметить: трехлетний юбилей районного рынка, восемнадцатая годовщина собрания местных маслоделов, имевших за углом небольшое представительство и в честь праздника выставлявших столы на всю улицу, недели творческих жителей района (это буквальный перевод), загромождавших проулки импровизированными лотками с образцами своих творений разных жанров. И – радость, чувство единства, готовность вот-вот пуститься в зажигательный танец или, бросив все дела, стучать в барабан, взятый ненадолго у прохожего мальчишки. Вся суть испанцев проявлялась именно на таких фиестах: радуйся тому, что есть, а невзгоды подождут.
Глава 1
Контрастное единство
От жаркого Средиземноморья к прохладной Атлантике
Испанию можно сравнить с рисунком-паззлом. Вот перед вами множество кусочков, разной формы и цвета, с разными картинками, но все они – части единого целого. Мавританская Андалусия, кельтская Галисия, инопланетная Страна Басков. Для русского человека, привыкшего к огромным расстояниям и просторам Родины, на первый взгляд Испания может показаться очень маленькой страной. Ну правда же, расстояние от ее атлантического побережья до средиземноморского всего около тысячи километров, чуть больше, чем от Питера до Москвы, смешно! Но на этой тысяче километров умещается так много разного, как в географическом, так и в культурном смысле, что уже начинает казаться, что страна эта просто огромна. Многочисленные захваты Иберийского полуострова привели к тому, что сейчас здесь такое разнообразие традиций, архитектуры, менталитета, наконец, что только успеваешь удивляться, как они вообще умудряются жить вместе в одной стране. Впрочем, не всегда это происходит так уж мирно, но об этом отдельно.
Общенационального духа в Королевстве не хватает определенно. Редкий из местных жителей в беседе скажет вам: «мы, испанцы». Родина здесь – не страна в целом, а провинция, откуда ты родом. Поэтому испанцев здесь практически нет, но есть каталонцы, баски, галисийцы, валенсийцы и другие. Похоже на вопрос «откуда ты родом?», кстати, отвечают американцы. Они никогда не говорят просто «Соединенные Штаты», но уточняют: «Техас, США», или «Сан-Франциско, Калифорния».
Как и во многих других странах, в Испании также существует разделение на «южан» и «северян». Только географически оно не совсем верное, и вот почему. Дело в том, что «южане» здесь представлены жаркой Андалусией, в то время как «северянами» автоматически становятся все, кто не оттуда, пусть даже и жители Мадрида из самого центра страны. И это противопоставление ощущается практически во всем.
Любой южный житель, даже если по крови он, к примеру, русский, считает, что здесь, и только здесь находится настоящая Испания. Местные традиции, особенности и отличия провозглашаются как единственно верные, остальное преподносится как «выдумки досужих каталонцев», «галисийцев», «кастильцев» и так далее. Знаковые для любого туриста символы Испании: гитара, фламенко и гаспачо пошли именно отсюда, и как теперь принять кельтскую волынку Атлантики? В то же время «северяне», к которым относится вся остальная Испания, считают андалусцев поголовно цыганами, живущими своей дикой и темпераментной жизнью и имеющими мало отношения к голубым кровям Королевства.
Кстати говоря, бытует мнение, что расхожее у русских обозначение сексуальных меньшинств словом «голубой» пошло именно из Испании. Ведь портрет настоящего кастильца – это худощавая персона со светлыми волосами, голубыми глазами и очень тонкой кожей, сквозь которую просвечивают голубые вены. Так вот, якобы когда-то среди испанской знати были очень популярны однополые отношения. И тогда гомосексуалистов начали называть «голубыми», в знак причастности к высшим слоям общества. Легенда красивая, но в действительности вряд ли так было на самом деле, потому что в самом испанском языке геев никогда не обозначали голубым цветом. Как бы там ни было, а мавританское и цыганское наследие, отразившееся в облике черноглазых и смуглокожих андалузцев, с которыми теперь у всего мира ассоциируется образ испанца, до сих пор является больным местом для всех прочих испанцев, сохранивших, в основной массе, светлый цвет глаз и если не блонд, то хотя бы русый цвет волос.
Если позволить себе говорить штампами, то выражение «страна контрастов» к Испании бы подошло как нельзя лучше. Побережье Средиземного моря уже через 60 километров переходит в заснеженные горы, дремучие леса сменяются полупустыней. В прогнозе погоды галисийские +12 °C в июне спорят с +35 °C в Андалусии. Национальная гитара играет следом за традиционной волынкой, опустевшие от нищеты деревни находятся всего в сотне километров от вилл голливудских звезд. Такая она, эта страна, многим совсем и не знакомая, – все здесь ярко, контрастно, как будто кто-то, печатая фотографию, случайно передержал ее в проявителе, сделав краски режущими глаз.
Общенационального духа в Королевстве не хватает определенно. Редкий из местных жителей в беседе скажет вам: «мы, испанцы». Родина здесь – не страна в целом, а провинция, откуда ты родом. Поэтому испанцев здесь практически нет, но есть каталонцы, баски, галисийцы, валенсийцы и другие. Похоже на вопрос «откуда ты родом?», кстати, отвечают американцы. Они никогда не говорят просто «Соединенные Штаты», но уточняют: «Техас, США», или «Сан-Франциско, Калифорния».
Как и во многих других странах, в Испании также существует разделение на «южан» и «северян». Только географически оно не совсем верное, и вот почему. Дело в том, что «южане» здесь представлены жаркой Андалусией, в то время как «северянами» автоматически становятся все, кто не оттуда, пусть даже и жители Мадрида из самого центра страны. И это противопоставление ощущается практически во всем.
Любой южный житель, даже если по крови он, к примеру, русский, считает, что здесь, и только здесь находится настоящая Испания. Местные традиции, особенности и отличия провозглашаются как единственно верные, остальное преподносится как «выдумки досужих каталонцев», «галисийцев», «кастильцев» и так далее. Знаковые для любого туриста символы Испании: гитара, фламенко и гаспачо пошли именно отсюда, и как теперь принять кельтскую волынку Атлантики? В то же время «северяне», к которым относится вся остальная Испания, считают андалусцев поголовно цыганами, живущими своей дикой и темпераментной жизнью и имеющими мало отношения к голубым кровям Королевства.
Кстати говоря, бытует мнение, что расхожее у русских обозначение сексуальных меньшинств словом «голубой» пошло именно из Испании. Ведь портрет настоящего кастильца – это худощавая персона со светлыми волосами, голубыми глазами и очень тонкой кожей, сквозь которую просвечивают голубые вены. Так вот, якобы когда-то среди испанской знати были очень популярны однополые отношения. И тогда гомосексуалистов начали называть «голубыми», в знак причастности к высшим слоям общества. Легенда красивая, но в действительности вряд ли так было на самом деле, потому что в самом испанском языке геев никогда не обозначали голубым цветом. Как бы там ни было, а мавританское и цыганское наследие, отразившееся в облике черноглазых и смуглокожих андалузцев, с которыми теперь у всего мира ассоциируется образ испанца, до сих пор является больным местом для всех прочих испанцев, сохранивших, в основной массе, светлый цвет глаз и если не блонд, то хотя бы русый цвет волос.
Если позволить себе говорить штампами, то выражение «страна контрастов» к Испании бы подошло как нельзя лучше. Побережье Средиземного моря уже через 60 километров переходит в заснеженные горы, дремучие леса сменяются полупустыней. В прогнозе погоды галисийские +12 °C в июне спорят с +35 °C в Андалусии. Национальная гитара играет следом за традиционной волынкой, опустевшие от нищеты деревни находятся всего в сотне километров от вилл голливудских звезд. Такая она, эта страна, многим совсем и не знакомая, – все здесь ярко, контрастно, как будто кто-то, печатая фотографию, случайно передержал ее в проявителе, сделав краски режущими глаз.
Кельтское наследие
Когда еще только въезжаешь в Галисию со стороны центра полуострова и тебе даже не видны пока ее изрезанные морем скалистые побережья, уже понимаешь: что-то здесь не то. Холмы, поросшие вереском, многовековые деревья у их подножий, участки, где вода вступила в такое единство с сушей, что уже сложно различить, где здесь проходимая часть, а где болото, заставляют задуматься: Испания ли это или в действительности Коннемара? Сувенирные магазины города, отмеченного на картах миллионов пилигримов, помимо всевозможных вариантов безделушек с ракушкой, символом Сантьяго-де-Компостела, предлагают на выбор тысячи и тысячи вариаций кельтского орнамента, статуэток эльфов и друидов и равноугольного квадратного креста. Вечером выходишь на главную площадь, к подножию этой громадины, красоту которой уже описали все на свете путеводители, собору Святого Иакова, тебя приветствует группа музыкантов, играющих на волынках, и это окончательно сбивает с толку и заставляет потерять всякую ориентацию, в какой стране ты находишься.
Кельты жили здесь не так и долго относительно других народов, но их пребывание проросло корнями в местную культуру, сделав Галисию едва ли не единственным местом на всем полуострове, где кельтский след проявляется так явно. Характерные круглые постройки с соломенной крышей, похожие не то на каменные юрты, не то на жилища мифических персонажей, строили здесь вплоть до ХХ века. Сейчас все они преобразованы в музеи, но еще в 1970-х в них проживали галисийские хуторяне. Когда ни включишь местное радио, обязательно услышишь очередную балладу с проигрышами на волынке, которая, если бы не язык, сразу перенесла бы тебя на Изумрудный остров, в окружение персонажей Джойса.
От Испании в Галисии практически ничего и нет. Язык – странная вариация латыни, больше похожая на португальский, со всеми характерными ему rúa и não. Собственно, когда-то было время, когда два этих языка ненадолго сплелись воедино, и до сих пор многие путают их, что на слух, что по написанию. Галисийский фольклор, будь то музыка или детские сказки, весь пропитан кельтикой. Напитки и еда – яблочный сидр, океанские осьминоги, тунец и гребешки – тоже мало ассоциируются с привычным нам образом этой южной страны. Что до природы, то все здесь слишком похоже на Британские острова, чтобы быть Испанией. Скалистые берега, изрезанные морем, непроходимые топи, изумрудные холмы. Римляне называли Галисию finis terra – край земли, и по-своему это так и есть. Выходец из этих земель, Франсиско Франко, ни на йоту не сделавший одолжения родной провинции, запрещавший местный язык и убивавший национальную культуру, так и не смог добиться от Галисии хоть какой-нибудь похожести на остальную страну. Этот край дождей и туманов, а в какое бы время года ты сюда ни приехал, здесь всегда льют дожди и стоят туманы, имеет, кажется, больше связи со своими океанскими соседями – французской Бретанью, Ирландией или Уэльсом, чем с той страной, в состав которой он входит.
Кельты жили здесь не так и долго относительно других народов, но их пребывание проросло корнями в местную культуру, сделав Галисию едва ли не единственным местом на всем полуострове, где кельтский след проявляется так явно. Характерные круглые постройки с соломенной крышей, похожие не то на каменные юрты, не то на жилища мифических персонажей, строили здесь вплоть до ХХ века. Сейчас все они преобразованы в музеи, но еще в 1970-х в них проживали галисийские хуторяне. Когда ни включишь местное радио, обязательно услышишь очередную балладу с проигрышами на волынке, которая, если бы не язык, сразу перенесла бы тебя на Изумрудный остров, в окружение персонажей Джойса.
От Испании в Галисии практически ничего и нет. Язык – странная вариация латыни, больше похожая на португальский, со всеми характерными ему rúa и não. Собственно, когда-то было время, когда два этих языка ненадолго сплелись воедино, и до сих пор многие путают их, что на слух, что по написанию. Галисийский фольклор, будь то музыка или детские сказки, весь пропитан кельтикой. Напитки и еда – яблочный сидр, океанские осьминоги, тунец и гребешки – тоже мало ассоциируются с привычным нам образом этой южной страны. Что до природы, то все здесь слишком похоже на Британские острова, чтобы быть Испанией. Скалистые берега, изрезанные морем, непроходимые топи, изумрудные холмы. Римляне называли Галисию finis terra – край земли, и по-своему это так и есть. Выходец из этих земель, Франсиско Франко, ни на йоту не сделавший одолжения родной провинции, запрещавший местный язык и убивавший национальную культуру, так и не смог добиться от Галисии хоть какой-нибудь похожести на остальную страну. Этот край дождей и туманов, а в какое бы время года ты сюда ни приехал, здесь всегда льют дожди и стоят туманы, имеет, кажется, больше связи со своими океанскими соседями – французской Бретанью, Ирландией или Уэльсом, чем с той страной, в состав которой он входит.
Мавританское наследие
Говорят, одним из пунктов доктрины Бен Ладена было возрождение на территории Испании мусульманского господства. Человек, мало знакомый с историей Иберийского полуострова, вряд ли свяжет один из мировых символов христианства, страну с третьим после Иерусалима и Рима центром католического паломничества с мусульманской культурой. Между тем многое из того, что мы так любим ассоциировать с «настоящей Испанией», в том числе и некоторые из ее католических храмов, своим происхождением обязано именно арабско-исламской цивилизации.
Аль-Андалус, блестящая мусульманская страна, в которую входила территория современных Испании и Португалии, с главенствующей Кордовой, возникла стремительно, стойко продержалась на протяжении семи веков и оставила после себя неизгладимый след.
Нащупать этот след нетрудно и без учебников истории искусств, если побывать однажды в летний день в Гранаде. Задыхаясь от раскаленного воздуха, собраться с силами и заставить себя дойти до ее исторического района Альбайсин. Там, заблудившись в кривых, ползущих в гору улочках, набрести на торговый квартал, купить у арабского лавочника стакан гранатового сока, решить, что знакомство с историей на сегодня закончено, и начать искать выход из этого лабиринта беленных известкой домов. Окончательно потерявшись, натолкнуться случайно на самые древние в Испании бани, цыганские пещеры и выйти к церкви Сан-Хосе, безошибочно угадав в ее башне арабский минарет. Прямо напротив – облепленная туристами Альгамбра, город-сад, рукотворное чудо света, прямиком переносящее вас во все восточные сказки разом.
Андалусия, самая испанская из всех провинций, на самом деле не что иное, как памятник великой мавританской цивилизации. Арабы провели в эту засушливую местность воду, привезли сюда хлопок, ввели шелководство и ткацкое искусство, высадили множество неизвестных до этого здесь садовых культур. Даже один из символов южной Испании, гранатовое дерево, появился здесь благодаря арабам.
Но главное, что подарили мусульмане Иберийскому полуострову, – это, без сомнения, мудехар – синтетический стиль в архитектуре, прикладном искусстве и живописи, который возник в период существования государства Аль-Андалус. В этом стиле были построены многие дворцы и мечети Севильи и Кордовы, Каталонии и Кастилии. По иронии судьбы в городе, ставшем впоследствии одним из символов католической Испании, Толедо, основная и важнейшая историческая часть построена именно в мусульманском стиле мудехар.
Аль-Андалус, блестящая мусульманская страна, в которую входила территория современных Испании и Португалии, с главенствующей Кордовой, возникла стремительно, стойко продержалась на протяжении семи веков и оставила после себя неизгладимый след.
Нащупать этот след нетрудно и без учебников истории искусств, если побывать однажды в летний день в Гранаде. Задыхаясь от раскаленного воздуха, собраться с силами и заставить себя дойти до ее исторического района Альбайсин. Там, заблудившись в кривых, ползущих в гору улочках, набрести на торговый квартал, купить у арабского лавочника стакан гранатового сока, решить, что знакомство с историей на сегодня закончено, и начать искать выход из этого лабиринта беленных известкой домов. Окончательно потерявшись, натолкнуться случайно на самые древние в Испании бани, цыганские пещеры и выйти к церкви Сан-Хосе, безошибочно угадав в ее башне арабский минарет. Прямо напротив – облепленная туристами Альгамбра, город-сад, рукотворное чудо света, прямиком переносящее вас во все восточные сказки разом.
Андалусия, самая испанская из всех провинций, на самом деле не что иное, как памятник великой мавританской цивилизации. Арабы провели в эту засушливую местность воду, привезли сюда хлопок, ввели шелководство и ткацкое искусство, высадили множество неизвестных до этого здесь садовых культур. Даже один из символов южной Испании, гранатовое дерево, появился здесь благодаря арабам.
Но главное, что подарили мусульмане Иберийскому полуострову, – это, без сомнения, мудехар – синтетический стиль в архитектуре, прикладном искусстве и живописи, который возник в период существования государства Аль-Андалус. В этом стиле были построены многие дворцы и мечети Севильи и Кордовы, Каталонии и Кастилии. По иронии судьбы в городе, ставшем впоследствии одним из символов католической Испании, Толедо, основная и важнейшая историческая часть построена именно в мусульманском стиле мудехар.
Островная Испания
Однажды моя знакомая, преподавательница Университета Барселоны, сказала: «Нет в Испании большей провинции, чем ее острова». Это прозвучало довольно уничижительно, будто вот здесь только, на материке, и есть настоящая жизнь, которой никогда не будет ни на канарском Лансароте, ни на балеарской Форментере. Потом только, когда я поближе узнала жизнь островитян, я поняла весь смысл ее слов. Провинция здесь не в отсутствии цивилизации и хорошего сообщения с другими странами, постоянно привносящего что-то новое в жизнь местных жителей. Провинция на островах – это вечный покой и наименьшая заинтересованность в хлопотах на «Большой земле».
Если бы в испанском языке существовало понятие «дача» в том смысле, которым его наделяем мы, то, наверное, Канарский и Балеарский архипелаги идеально подошли бы для его иллюстрации. Жизнь на островах, будь они шумными, как Ибица или Гран Канария, или полузабытыми, как та же Форментера, похожа на жизнь в типичном дачном поселке, и в этом нет ни капли уничижения. Просто здесь своя территория, живущая по своим законам.
Большая часть островов оживает только с наступлением туристического сезона, когда сюда съезжаются иностранные туристы и испанцы, держащие здесь дома для отпуска. Открываются тысячи сувенирных магазинов, баров и ресторанов. На Ибице запускается трехмесячый танцевальный марафон. Острова наполняются жизнью. Но, чтобы увидеть настоящую здешнюю повседневность, стоит однажды приехать сюда в несезон. Целые ряды закрытых пустых вилл, хозяева которых живут кто в Мадриде, кто в Сан-Себастьяне. Отели, в некоторых из которых продолжают работать рестораны, то ли в ожидании залетных гостей, то ли чтобы хоть как-то поддерживать жизнь в этих опустевших стенах. Спокойная, размеренная жизнь, в которой очень сложно угадать те заполненные отдыхающими пляжи и прибрежные кафе, свойственные туристическому сезону.
Балеарские острова среди каталонцев считаются чем-то вроде места для загородного отдыха. Многие семьи если и не имеют там собственной недвижимости, то, как правило, из года в год снимают одни и те же дома у знакомых владельцев. Гражданам, относящимся к некоторым социальным группам, например, пенсионерам или школьникам, правительство Каталонии выделяет ежегодные путевки в островные санатории и летние лагеря.
Балеары – курортная часть Каталонии, ее отпускной резерв. Местные жители ведут очень размеренный образ жизни, в основном работая в сфере обслуживания многочисленных туристов. Благодаря близости к Барселоне (всего 40 минут на самолете), многие из балеарцев так или иначе связаны по работе с материком, летают в столицу Каталонии по несколько раз в неделю.
Канарские острова в силу и своей удаленности (четыре часа полета от Мадрида), и особых экономических условий (они входят в Свободную таможенную зону) практически полностью обособлены от материковой части страны. Здесь, как и на Балеарских островах, больше половины жителей занято в обслуживании туристов. Остальная трудовая часть населения либо занимается сельскохозяйственными работами, либо ведет частный бизнес. Который, благодаря низким налогам и принципу общих знакомств, строится здесь немного в другой манере, чем на континенте. Сами испанцы, говоря о Канарах, зачастую резюмируют, что по устройству своему эти острова больше похожи на Латинскую Америку, чем на Испанское Королевство.
Если бы в испанском языке существовало понятие «дача» в том смысле, которым его наделяем мы, то, наверное, Канарский и Балеарский архипелаги идеально подошли бы для его иллюстрации. Жизнь на островах, будь они шумными, как Ибица или Гран Канария, или полузабытыми, как та же Форментера, похожа на жизнь в типичном дачном поселке, и в этом нет ни капли уничижения. Просто здесь своя территория, живущая по своим законам.
Большая часть островов оживает только с наступлением туристического сезона, когда сюда съезжаются иностранные туристы и испанцы, держащие здесь дома для отпуска. Открываются тысячи сувенирных магазинов, баров и ресторанов. На Ибице запускается трехмесячый танцевальный марафон. Острова наполняются жизнью. Но, чтобы увидеть настоящую здешнюю повседневность, стоит однажды приехать сюда в несезон. Целые ряды закрытых пустых вилл, хозяева которых живут кто в Мадриде, кто в Сан-Себастьяне. Отели, в некоторых из которых продолжают работать рестораны, то ли в ожидании залетных гостей, то ли чтобы хоть как-то поддерживать жизнь в этих опустевших стенах. Спокойная, размеренная жизнь, в которой очень сложно угадать те заполненные отдыхающими пляжи и прибрежные кафе, свойственные туристическому сезону.
Балеарские острова среди каталонцев считаются чем-то вроде места для загородного отдыха. Многие семьи если и не имеют там собственной недвижимости, то, как правило, из года в год снимают одни и те же дома у знакомых владельцев. Гражданам, относящимся к некоторым социальным группам, например, пенсионерам или школьникам, правительство Каталонии выделяет ежегодные путевки в островные санатории и летние лагеря.
Балеары – курортная часть Каталонии, ее отпускной резерв. Местные жители ведут очень размеренный образ жизни, в основном работая в сфере обслуживания многочисленных туристов. Благодаря близости к Барселоне (всего 40 минут на самолете), многие из балеарцев так или иначе связаны по работе с материком, летают в столицу Каталонии по несколько раз в неделю.
Канарские острова в силу и своей удаленности (четыре часа полета от Мадрида), и особых экономических условий (они входят в Свободную таможенную зону) практически полностью обособлены от материковой части страны. Здесь, как и на Балеарских островах, больше половины жителей занято в обслуживании туристов. Остальная трудовая часть населения либо занимается сельскохозяйственными работами, либо ведет частный бизнес. Который, благодаря низким налогам и принципу общих знакомств, строится здесь немного в другой манере, чем на континенте. Сами испанцы, говоря о Канарах, зачастую резюмируют, что по устройству своему эти острова больше похожи на Латинскую Америку, чем на Испанское Королевство.
После фашизма
Когда я уже начала работу над этой книгой, мне случилось ехать в поезде по направлению Париж – Барселона. В просторном вагоне-ресторане, где я убивала время за очередной чашкой кофе, стоя у длинной стойки-подоконника, со мной ехала немолодая супружеская пара с Аляски и пожилая парижанка, с которой они познакомились еще в городе и случайно снова встретились в поезде. Я с огромным удовольствием подслушивала их, потому что они вели одну из тех красивых, уважительных бесед образованных людей, которую стоило бы транслировать по радио. Парижанка, любившая Испанию и много раз бывавшая там, рассказывала о стране, давала практические советы о тех местах, которые непременно нужно посетить. Она работала переводчицей с испанского на французский при одном из парижских университетов и хорошо знала культуру и обычаи этой страны. Когда супруги спросили женщину о том, как и когда она впервые побывала в Испании, она рассказала, что это случилось 20 ноября 1975 года. Она только-только приехала в Барселону и шла с чемоданом по Рамбле в поисках своего отеля. Буквально в считаные минуты на бульвар выкатилась волна кричащих, восторженных людей. Они сбивали друг друга с ног, обливались шампанским, танцевали и хохотали, выкрикивали что-то невпопад и скрывались за новой волной таких же безумствующих. Через несколько минут, когда прошло первое оцепенение, дама смогла различить крики ликовавших. Они кричали: «Франко умер! Он умер!» Так Барселона встречала смерть каудильо.
Не нужно быть большим знатоком истории, чтобы понять, как тяжело страна переживала период правления Франко. Имя Франко до сих пор, спустя уже больше тридцати лет после его смерти, произносят здесь с неподдельным страхом и искренней ненавистью. Политологи и историки еще долго могут спорить о неоднозначности образа тирана, засчитывая в его пользу нейтральное положение Испании во Второй мировой и невведение фашистских войск на территорию страны, но для простого испанца здесь все предельно ясно.
Хотя одним из главных пунктов франкистской пропаганды была «Единая Испания», этому режиму удалось добиться практически полной разрозненности испанских граждан и усиления региональных националистских настроений по всем концам страны. Запрещая, стирая и убивая национальную самобытность каждой провинции, от родной Галисии до Каталонии, Франсиско Франко добился лишь неистового желания граждан во что бы то ни стало отстоять свои права за независимость. Считающий себя образцовым католиком и вовлекший церковь в политическую пропаганду, он добился того, что в стране с невероятным влиянием католицизма возникало все больше и больше антицерковных настроений.
И несмотря на «испанское экономическое чудо», возникшее в середине 1950-х, когда аграрная страна, будучи одной из самых бедных и неразвитых в Европе, вдруг оказалась на втором месте после Японии по уровню экономического развития, ее главным расцветом в ХХ веке тем не менее стали послефранкистские годы, когда наступил период «свободной Испании». Со смертью диктатора возникла новая страна – с высоко поднятой головой, уважением к своим правам, демократии и свободе слова.
Не нужно быть большим знатоком истории, чтобы понять, как тяжело страна переживала период правления Франко. Имя Франко до сих пор, спустя уже больше тридцати лет после его смерти, произносят здесь с неподдельным страхом и искренней ненавистью. Политологи и историки еще долго могут спорить о неоднозначности образа тирана, засчитывая в его пользу нейтральное положение Испании во Второй мировой и невведение фашистских войск на территорию страны, но для простого испанца здесь все предельно ясно.
Хотя одним из главных пунктов франкистской пропаганды была «Единая Испания», этому режиму удалось добиться практически полной разрозненности испанских граждан и усиления региональных националистских настроений по всем концам страны. Запрещая, стирая и убивая национальную самобытность каждой провинции, от родной Галисии до Каталонии, Франсиско Франко добился лишь неистового желания граждан во что бы то ни стало отстоять свои права за независимость. Считающий себя образцовым католиком и вовлекший церковь в политическую пропаганду, он добился того, что в стране с невероятным влиянием католицизма возникало все больше и больше антицерковных настроений.
И несмотря на «испанское экономическое чудо», возникшее в середине 1950-х, когда аграрная страна, будучи одной из самых бедных и неразвитых в Европе, вдруг оказалась на втором месте после Японии по уровню экономического развития, ее главным расцветом в ХХ веке тем не менее стали послефранкистские годы, когда наступил период «свободной Испании». Со смертью диктатора возникла новая страна – с высоко поднятой головой, уважением к своим правам, демократии и свободе слова.
Государственный строй Испании
Но день, когда не стало диктатора, вовсе не стал самым светлым в истории Испании ХХ века, как того многие ожидали. По распоряжению Франко к руководству страной после его смерти должен был приступить наследник династии Бурбонов, молодой Хуан Карлос. Воспитанный и выученный под неустанным контролем самого диктатора, он мог стать продолжателем и его политического режима, и совершенно неизвестно, к чему бы это привело в результате. Но молодой король сразу же со своего восхождения на престол начал решительную перестройку государства, чем поразил даже самых скептически настроенных к его правлению граждан страны. Спустя всего год после смерти Франсиско Франко королем был принят Закон о политической реформе Испании, результатом которого стало начало деятельности учредительных кортесов, которая завершилась принятием конституции.