Страница:
Еще более ужасное время, чем застойно-застольные годы. Стремление разрушить до основания присуще русскому человеку. Слишком много накопилось гнева на власть, потому крушили все, веря в фальшивые лозунги новых демократов. Понимали, что врут, но верили, хотели верить. Старое так надоело! До одури, до тошноты, что любое новое необычное слово и лозунг воспринимались на ура. Разрушителям отдали за бесценок заводы, фабрики, нефть, газ, лес, землю. Какие-то проходимцы пообещали, что все теперь будут собственниками. У всех, мол, будет ваучер, на который они получат часть национального богатства. Все равны перед рынком! И этот очередной бредовый лозунг прошел в замутненном разуме России-матушки так же, как когда-то лозунги большевиков: «Землю – крестьянам, фабрики и заводы – рабочим!»
Никто, конечно, ничего не получил. Ни тогда, ни сейчас. Но эйфория обновления, охватившая страну, прокатилась от берегов Балтики до Тихого океана. Цена этой эйфории была огромной. По миллиону в год умерших от нищеты, пьянства, стресса, убитых в перестрелках бандитов и выбрасывающихся их окон собственных домов людей, потерявших вдруг все: кусок хлеба, квартиру, работу, веру в завтрашний день. Разруха в умах стала еще более страшной, чем экономическая разруха, хаос, охвативший их богатую и обильную страну. И только жирные коты да окаянные политиканы потирали лапы и руки от удовольствия. «Мы правим бал! А народ… Что о нем думать? Весь не вымрет! Останется столько, сколько нужно. Пусть все идет своим путем». И вот уже пьяный президент мочится на шасси самолета в Исландии под блики вспышек иностранных корреспондентов, тупо смотря на всех, не понимая, что им всем нужно.
Отрезвление медленно, но верно стало возвращаться в общество после прихода нового, молодого лидера страны. Но груз прошлого был так велик, что не скоро, ой не скоро страна оправится после тяжелой болезни. Похмелье стало затяжным и очень горьким. Но народ нашел в себе силы и стал, как всегда, шаг за шагом выпрямляя спину, идти вперед. Люди, те, у кого остались совесть и силы, стали работать. Они истосковались по настоящему делу, стали разбирать завалы прошлого и медленно, но верно возрождать страну. Это станет очередной победой русских, но уже над самими собой.
Эти нерадостные мысли посещали Савву Николаевича не первый раз. И каждый их приход он объяснял своими личными неудачами. Вот и нынешний повод: внук провалил зачеты, не допущен к экзаменам, а теперь отчислен за неуспеваемость… Никогда бы не подумал, что Дениска может не успевать. По лености прогулять – это да, проспать – тоже не исключено, но чтобы завалиться по многим предметам… Что-то с ним случилось неординарное, о чем он не знает. И Савва Николаевич решил поехать на встречу с внуком.
Глава 2. Откровения
Никто, конечно, ничего не получил. Ни тогда, ни сейчас. Но эйфория обновления, охватившая страну, прокатилась от берегов Балтики до Тихого океана. Цена этой эйфории была огромной. По миллиону в год умерших от нищеты, пьянства, стресса, убитых в перестрелках бандитов и выбрасывающихся их окон собственных домов людей, потерявших вдруг все: кусок хлеба, квартиру, работу, веру в завтрашний день. Разруха в умах стала еще более страшной, чем экономическая разруха, хаос, охвативший их богатую и обильную страну. И только жирные коты да окаянные политиканы потирали лапы и руки от удовольствия. «Мы правим бал! А народ… Что о нем думать? Весь не вымрет! Останется столько, сколько нужно. Пусть все идет своим путем». И вот уже пьяный президент мочится на шасси самолета в Исландии под блики вспышек иностранных корреспондентов, тупо смотря на всех, не понимая, что им всем нужно.
Отрезвление медленно, но верно стало возвращаться в общество после прихода нового, молодого лидера страны. Но груз прошлого был так велик, что не скоро, ой не скоро страна оправится после тяжелой болезни. Похмелье стало затяжным и очень горьким. Но народ нашел в себе силы и стал, как всегда, шаг за шагом выпрямляя спину, идти вперед. Люди, те, у кого остались совесть и силы, стали работать. Они истосковались по настоящему делу, стали разбирать завалы прошлого и медленно, но верно возрождать страну. Это станет очередной победой русских, но уже над самими собой.
Эти нерадостные мысли посещали Савву Николаевича не первый раз. И каждый их приход он объяснял своими личными неудачами. Вот и нынешний повод: внук провалил зачеты, не допущен к экзаменам, а теперь отчислен за неуспеваемость… Никогда бы не подумал, что Дениска может не успевать. По лености прогулять – это да, проспать – тоже не исключено, но чтобы завалиться по многим предметам… Что-то с ним случилось неординарное, о чем он не знает. И Савва Николаевич решил поехать на встречу с внуком.
Глава 2. Откровения
После болезни Савва Николаевич редко стал ездить на дальние расстояния машиной – трясет, дороги такие, что не знаешь, доедешь до места назначения без приключений или нет. От дорожных происшествий не всегда даже супердорогая иномарка спасает. Часто случается, что навороченный джип, разогнавшись, попадает колесом в колдобину – и вот уже лежит верх тормашками на обочине, разбив еще несколько машин по пути. Ох уж эти русские дороги! Кто их только не критиковал, а вопрос с места никак не сдвигается. Правда, в последние годы какая-то надежда появилась: кое-что стали делать, но так медленно и некачественно, что словно ничего не изменилось… Да ладно с дорогами, когда-нибудь проложат новые и отремонтируют старые. А вот улучшить жизнь народа куда сложнее. Вроде бы все для этого в России есть: деньги, природные богатства, молодая команда правительства, энергичные современные менеджеры, а результат нулевой. Как струйки фонтана: льется, льется водичка, а воды по колено, даже искупаться толком невозможно. Так, брызнуть на лицо, помыть руки… Сложная эта штука под названием жизнь. Такие думы очередной раз посетили Савву Николаевича, когда он ехал к внуку в Питер.
После утомительной тряски на трассе они наконец медленно и плавно вплыли вместе с потоком машин в город.
– Как поедем, Савва Николаевич? – спросил шофер Володя.
– Как всегда, по кольцевой, там свернешь на Пискаревку и через Северный проспект к общежитию на Светлановский…
– Понятно!
Еще через час мучительно медленного передвижения по забитым машинами улицам они наконец-то подъехали к студенческому общежитию. В холле на Савву Николаевича пахнуло давно забытым запахом общаги. От названия места проживания студентов – кампус, как на Западе, или студенческий комплекс, как в России, ничего принципиально не меняется: общага она и есть общага, со своими стойкими запахами приготовляемой пищи, дешевой парфюмерии и разнообразных средств для чистки ботинок и сапожек. Вдохнув несколько раз неповторимый запах давно минувших лет, Савва Николаевич подошел к стойке дежурного, где выдавали ключи.
– Здравствуйте! – поздоровался он с миловидной женщиной неопределенного возраста.
– Здравствуйте, – ответила та, внимательно рассматривая статную фигуру человека в возрасте.
«Явно не из простых, – быстро определила дежурная и соответственно напряглась. – Может с деканата кто или, еще хуже – из Смольного? Взяли за моду депутаты городской Думы по общежитиям ходить. Будто других дел нету. Ходят, ходят… Чего ищут? Общежитие – оно и в Африке общежитие. Порядка, какого они хотят, никогда не будет».
– Мне нужно пройти в двести семьдесят третью комнату. – Савва Николаевич показал удостоверение, выданное ему администрацией N-ска, чтобы он мог беспрепятственно проходить через строгие милицейские кордоны в кабинеты высоких чиновников.
Дежурная долго изучала удостоверение, прикидывая в уме, зачем из чужой области к ним пожаловал этот представительный господин. Не следователь ли? Или, может, адвокат? Похоже, из этой породы. Вон как одет, и одеколон настоящий, французский, запах неслышный, но такой приятный. Господи, с этими студентами отвыкнешь от настоящих мужчин».
– А Вы по какому делу? – возвратив, наконец, удостоверение, спросила она.
– По личному, – просто и убедительно ответил Савва Николаевич.
– Понятно. Там у нас двое проживают. Шестикурсник Сергей Орехов, и второкурсник Денис Мартынов. Вы к кому?
– К обоим!
– Ну что же, проходите, кажется, они оба на месте, ключей нет. Дениска-то мог с утра остаться, проспит – и не пойдет на занятия… – начала было объяснять дежурная, а потом вдруг замерла на полуслове. – Так погодите, а ваша же фамилия тоже Мартынов? Значит… Вы..?
– Я дед Дениса.
– Вот оно что. Дениска неплохой парень, но какой-то несобранный. Проспать может, с друзьями до полуночи проговорит и проспит. Мы их тут всех как облупленных знаем.
– Спасибо за информацию, – вежливо ответил Савва Николаевич. – Попробую сам разобраться. Куда идти?
– Направо по коридору, там лифт, десятый этаж.
Савва Николаевич кивнул и зашагал к лифту.
Старый, скрипящий, весь исписанный фломастерами лифт, кажется, через силу потащился на десятый этаж. Надо же, надписи, как во все века, одни и те же: «Н» любит «М», а «К» – дурак… Много надписей на иностранном, видны названия музыкальных групп, скабрезные выражения… Савва Николаевич невольно вспомнил свою недавнюю поездку в Тарту. Там он читал курс лекций для студентов-медиков. В знак признательности они показали ему свой университетский музей. И как же был удивлен Савва Николаевич, когда, поднимаясь сейчас в лифте, увидел примерно те же художества средневековых студентов. Но что особенно удивило Савву Николаевича, так это строгость в содержании и воспитании будущих властителей умов многих поколений от Канта до Чюрлёниса, когда ему показали жилье студентов. Это были толстостенные каменные комнаты-темницы с узкими оконцами, больше похожие на камеры питерских Крестов, чем на студенческое общежитие. И что уж совсем поразило Савву Николаевича, так это система наказаний – за нарушение студентов сажали в карцер на воду и хлеб. Однако ничего, выходили из тех стен нормальные, не обиженные ни на кого люди, прославившие науку, искусство, сделавшие политическую карьеру по всей Европе. «Строгость никогда не бывает лишней», – невольно отметил про себя Савва Николаевич.
Вот и десятый этаж. Выйдя, он осмотрелся: справа шел длинный коридор с комнатами для студентов, на одной из дверей Савва Николаевич рассмотрел номер двести семьдесят три. Он остановился, сделал паузу, решив собраться с мыслями. Потом прислушался, пытаясь уловить, что происходит за дверью. Но в коридоре и за дверью было тихо, словно в сталактитовой пещере. Савва Николаевич сделал глубокий выдох и постучался. Никакого ответа. Он постучал еще раз – опять ничего. После третьей попытки в комнате вроде бы послышались какие-то голоса, потом стук упавшего стула. Наконец шаркающие шаги, кого-то из жильцов, подошедшего к двери.
– Кто там? – узнал Савва Николаевич голос внука.
– Дениска, это я, твой дедушка.
За дверью возникла длинная пауза, потом голос внука:
– Деда, я не один, не могу открыть…
– А я не собираюсь тебя застукивать, с кем бы ты ни был. Открой, нужно поговорить…
– Но у меня… У меня… – замялся внук. – В общем, у меня подружка, ей будет неудобно…
– Хорошо, одевайтесь, я подожду. Тут в холле, кажется, есть диванчик, я там посижу, а вы как справитесь – пригласите.
– Ладно, деда, мы быстро, – ответил внук.
Савва Николаевич направился к холлу и присел на старый грязный диванчик. Вот оно как! Подружка! Тогда понятно, откуда ноги растут у Денискиных неприятностей. Тут ухо нужно востро держать, а если зазевался – то под каблуком окажешься. И Савва Николаевич снова вспомнил своего рано умершего друга Женьку Вельяминова. Его жена Катерина была властной и очень эгоистичной особой. По молодости за ее улыбками, веселым характером это было незаметно. Но, завладев рукой и сердцем Женьки, она проявилась во всей своей силе женщины-вамп. Ни одного телодвижения Женька не мог сделать без ее ведома, чего бы это ни касалось: пойти с друзьями на рыбалку, в баню попариться, в конце концов, выпить за компанию пивка. Нет, все его контакты с друзьями отметались Катериной. А чтобы муж не чувствовал себя обделенным, покупала сама вино – эквивалент мужской дружбы.
– Давай выпьем вдвоем, зачем тебе друзья? До хорошего они не доведут, встречи с ними опасны, понимаешь, Женечка? – щебетала она мужу на ухо.
Женька сопротивлялся как мог. Иногда ругался и раза два даже чуть не поднял руку на жену. Но он… любил свою Катьку и готов был простить ей все, даже ограничение собственной свободы. Потом, окончательно став рабом жены, он так и не осознавал этого. Как-то при встрече с Саввой Николаевичем высказал мысль:
– С друзьями хорошо, а у жены под боком лучше! Выпьем, закусим, никаких проблем… Ни о чем голова не болит: так сказал или не так…
И лишь тогда Савва понял, что потерял Женьку не только как друга, но и своеобразную личность, веселого, незаурядного человека. В институте Жеха, как звали его друзья, хорошо пел и часто выигрывал конкурсы. Допел друган! Вот она, диалектика семейной жизни: попал один из супругов под влияние другого – погибла личность. Нету вчерашнего спорщика, надежного товарища, готового за тебя вступиться, как за самого себя…
Потом Савва Николаевич много раз пытался вырвать Женьку из липких лап женского обаяния и спаивания, но не удалось. По окончании института Савва Николаевич распределился в ту же область, что и Женька Вельяминов, но в соседний район. Они сперва встречались, но со временем Женька все реже и реже навещал Савву, а потом и Савва прекратил свои визиты к Вельяминовым. Ему не хотелось ставить в неловкое положение Женьку и себя. Приедешь, Катерина на тебя волком смотрит, Женька не знает, какие найти оправдания, чтобы отказаться от общения с другом.
– Знаешь, старик, сегодня гости должны подойти, – говорил он, не осознавая, что придумка его будет раскрыта без труда. – Вот готовлюсь, на стол закуску соображаю, картошечку сейчас почищу, сварю…
Он показывал на стоящую кастрюлю с картошкой:
– Картошечка со свежепросоленными огурчиками, да под горилку… Эхх! Не хочешь? А то давай проходи, раздевайся, по рюмочке до прихода гостей хлопнем, а там вместе и пузырек раздавим… У меня водка отличная припасена, в Питере доставал, «Столичная». Чувствуешь, какой будет пир?
Катерина зорко следит за их разговором, пока считая его безобидным, но стоило Савве Николаевичу отказаться и предложить другой вариант:
– А давай, Жеха, лучше на лыжи, смотри, погода-то какая, красота! Километров десять пробежимся, потом в баньку, ее только недавно отремонтировали, чудо, а не банька! Вот тогда можно и по рюмочке. А так с утра на водку что-то не тянет, ей-богу…
Тут уж вступала в дело Катерина:
– Савва, ну у тебя и причуды – лыжи, баня, потом по бабам. Знаю я тебя. Нет, Женя не пойдет. Гости у нас. Хочешь – оставайся, а Женю с собой не тяни, не будет он на лыжах бегать, не мальчишка, доктор…
– Хорошо, хорошо. Я же только предложил. Не хочет – не надо. Дело, как говорится, хозяйское. Однако, Катя, а чего ты за него все решаешь? У него что, своего мнения нет?
Катерина вспыхивает, на ее лице появляется нездоровый румянец, предвещающий скандал.
– У нас семья, и мы решаем все вопросы вместе. Тебе этого не понять, Савва.
– Где уж нам до таких тонкостей дойти, – съязвил Савва. – Ладно, Жеха, пока. Извини, что потревожил.
Женька, заикаясь больше, чем обычно:
– П-п-погоди! П-п-посиди!
– Нет, Жеха, пойду, пойду, лыжи надо достать, то да се. Ну пока… – И он подал руку для прощания.
После того случая Савва Николаевич практически перестал приезжать к другу. Так, встретятся где-нибудь на областной конференции и только поприветствуют друг друга, скажут обязательные слова:
– Как дела?
– Хорошо!
– Как дети?
– Отлично.
– И у меня все о’кей.
На этом и разойдутся. А потом Женьку перевели в другую область, и они перестали встречаться совсем… Да, да, да…
Как бы внук не повторил ошибку студенческого друга, вот что сейчас беспокоило Савву Николаевича. Девушка! Ну что же, надо разбираться, что к чему, как далеко зашли их отношения. И вообще, что это за девушка вдруг у него оказалась?
Савва Николаевич услышал, как хлопнула рядом соседская дверь, из комнаты вышли, обнявшись, парень с девушкой. Он внутренне улыбнулся. Жизнь не остановить, она идет по своему расписанию, как поезда на его полустанке в детстве.
Савва Николаевич не услышал, как к нему подошел внук. У Дениски было еще заспанное, но умытое лицо, слегка приглаженные волосы, одет в черную жеваную рубашку и такие же темные брюки.
– Привет, деда!
Они обнялись.
– Ты чего приехал? – спросил внук настороженно.
– Пойдем в комнату, там все и объясню.
Савва Николаевич медленно поднялся с дивана.
– Как у тебя здоровье? – видя, что дед поморщился при вставании, спросил Дениска.
– Да относительно неплохо. Починили, подлечили, так что жить можно, – как можно бодрее ответил Савва Николаевич.
– Деда, у меня в комнате беспорядок, ты не удивляйся… Не успел прибраться, думал, сегодня, да вот не успел… проспал… – стал оправдываться Дениска, забегая по коридору впереди деда, хватаясь за ручку двери. – Ты только не ругайся, ладно? – снова попросил он деда.
Савва Николаевич ничего не ответил. Толкнув дверь рукой, он оказался в студенческой комнатке, размером даже меньше, чем больничная палата, в которой ему довелось лечиться совсем недавно. Две смятые койки по бокам, рядом у изголовья – тумбочки, у входа вешалки, а в центре между вешалками и кроватями – стол со следами вечерней пирушки. Два стула стояли в промежутке между кроватями. На одном из них сидела миловидная девушка и поправляла прическу. Несколько шпилек она держала во рту, а руками ловко вкалывала очередную, приподняв локон густых русых волос. Красивые зеленовато-болотные глаза посмотрели на вошедшего седовласого мужчину настороженно и с любопытством. «Даже не стесняется», – подумал Савва Николаевич.
– Знакомьтесь. Деда, это моя девушка, зовут Ксения.
Девушка кивнула головой и продолжала сидеть на стуле, только вытащила шпильки изо рта и что-то тихо прошептала: не то «здравствуйте», не то «спасибо» за деликатность, проявленную Саввой Николаевичем, когда он утром застукал ее с внуком…
– Проходи, деда, садись – Денис подставил стул.
Савва Николаевич медленно опустился, продолжая разглядывать комнату.
– Здесь, значит, и живешь? – спросил он Дениску.
– А где же, деда. Снимать квартиру накладно, да и денег таких нет. А тут хоть можно ночь скоротать, а днем дела, – начал философствовать Дениска.
– Погоди, погоди о делах, – прервал дед. – Об этом чуть позже.
Дениска прикусил губу.
– Ну хорошо, попозже, так попозже. Деда, я на занятия опаздываю. – Внук выразительно посмотрел на часы.
– Уже опоздал, – отозвался Савва Николаевич. – Раньше вставать нужно было. Кто рано встает, тому все дается, – напомнил внуку Савва Николаевич народную мудрость.
– Дениска, я, пожалуй, пойду, – сказала девушка. – Мне тоже на занятия нужно. Она поднялась со стула.
– А можно попросить вас задержаться? – неожиданно предложил девушке Савва Николаевич.
Та взглянула на Дениску, потом, похлопав длинными ресницами и посмотрев в глаза Савве Николаевичу, решительно ответила:
– Ну если только ненадолго.
– Да нет, не больше пяти минут, – уточнил Савва Николаевич.
Девушка кивнула и снова села на стул.
– И ты садись, Денис – Савва Николаевич показал на кровать. – Какая твоя?
Дениска сел слева от Саввы Николаевича в ожидании чего-то очень важного для себя и своей подружки. И он не ошибся.
Савва Николаевич начал издалека:
– Я тоже был когда-то молод, и у меня тоже была девушка. Мы встречались, ходили в кино, целовались в сквере института, вместе штудировали учебники в библиотеке. Но каждый ночевал в своей комнате.
– Деда, не надо, а? – запротестовал было Дениска.
– Да нет, почему же, интересно послушать, что было тогда, – заметила спокойно Ксения.
– Но не это главное, – кивнул Савва Николаевич. – А то, что мы отлично учились!
Удар был нанесен в под дых. Дениска скис, у него даже опустились плечи. Но на девушку эти слова, кажется, не произвели никакого впечатления.
– Ну и что? – сделала она удивленное лицо. – Все зависит от способностей. И вновь открыто, без страха посмотрела Савве Николаевичу в глаза.
«Да она, кажется, из той породы девиц, о которых на нашем полустанке бытовала не очень этичная, но точная присказка: «С…ы в глаза, а она: “Божья роса!” Ее моралью не прошибешь», – подумал Савва Николаевич.
– Конечно, Ксения, многое зависит от способностей, – согласился он. – Но еще больше – от желания и трудолюбия.
– Ладно, деда, не надо нам лекцию читать, – взъярился вдруг Дениска.
– Ты сядь, сядь, не суетись.
Савва Николаевич, взяв его за рукав, усадил на место.
«Вот, не было печали – черти накачали, – подумал в ту минуту Дениска. – И принесло же деда так некстати. Нужно что-то предпринять».
А Савва Николаевич, словно прочитав мысли внука, продолжал:
– Я понимаю, что вы оба взрослые, а мое вторжение нарушает ваши планы. Прошу извинить… Но мне позвонили из ректората и сказали, что ты, Денис, отчислен из института.
Денис снова вспыхнул, взмахнул рукой и хотел что-то сказать, но дед решительно его осадил:
– Помолчи! Потом скажешь. Так вот. У меня к вам обоим вопрос: кто виноват? Ответите, и я вас больше не держу ни секунды.
Наступила тишина. Денис переглянулся с девушкой, та опустила голову.
– Только правду, – попросил Савва Николаевич.
Ксения подняла глаза, скользнула ими по Дениске, лицу Саввы Николаевича, а потом решительно встала.
– Я все же пойду, а вы поговорите на эту тему без меня. – И она шагнула вперед.
Савва Николаевич потеснился, давая девушке пройти. Та легко накинула серую куртку, висевшую на вешалке, и небрежно помахала рукой.
– До свидания! Пока, Дениска!
Она развернулась, толкнула дверь рукой, покачивая крутыми бедрами в обтягивающих джинсах, решительно вышла в коридор, не оглянувшись.
– Понятно. – Савва Николаевич вздохнул. – Значит, вся ответственность на тебе? Я правильно понял твою подружку?
– Ну да, а чья же? – насупленно пробурчал Дениска. – Так получилось, деда. Мы с ней познакомились осенью. Она нормальная, мне с ней хорошо. Ты понимаешь?
– Я думаю, что ей с тобой еще лучше, – ответил Савва Николаевич.
– Да почему ты так говоришь? Ты же всего не знаешь, – обиженно пробормотал Денис, встав с кровати и отойдя к окну. – Ты ничего, деда, ничего не знаешь. – В его голосе появились слезливые нотки.
– Брось, Денис, брось! А то у меня не было в молодости твоих проблем! Все было! Но терять голову из-за юбки…
– Да не юбка она, не юбка! Я… я… я люблю ее! – прошептал в ответ Денис и отвернулся к окну. Его слезы закапали на подоконник.
Савва Николаевич ничего не ответил. Он замолчал, давая понять, что не осуждает внука, а лишь хочет помочь. Какое-то время оба не проронили ни слова. Потом Савва Николаевич, сделав над собой усилие, начал первым.
– Давай начистоту. Ты пропустил столько занятий… Из-за чего? Объясни, я постараюсь понять.
– Что тут понимать? Вечером иногда с Ксенией в кино сходим, в кафе посидим, потом провожу – уже полночь. Ну а утром вскочишь, бегом, бегом и все равно опоздаешь минут на пять, а преподаватель на занятия не пускает: иди, отрабатывай. Им только это и надо. За отработку деньги берут: чем больше отработок – тем больше доход.
– Как так? – не поверил Савва Николаевич.
– А ты что, разве не знаешь об этом, деда? Да все давно перешли на «коммерческие отношения». Без денег хоть какой умный-разумный, а не сдашь отработку… Про контрольные и тестовые задания я вообще молчу. Там без денег даже не о чем говорить.
– Ну а сколько берут? – не удержался от вопроса Савва Николаевич.
– У всех своя такса. На каждой кафедре свой порядок. Кто двести рублей за отработку, кто и четыреста, а за контрольную не меньше штуки.
– Ладно, с этим я постараюсь разобраться, – решительно сказал Савва Николаевич. – Сегодня же схожу к ректору.
– Ты что, деда! Что им ректор? Они его недавно хотели прокатить на выборах, весь институт об этом знает. Едва удержался. Заведующие кафедрами сказали, что если послабления не даст, прокатят… Нет, он вмешиваться не будет, только мне навредишь.
– Да ты стратег, Дениска! Но не забывай, что перевыборы кончились, и пять лет – его власть. Так что пригрозит кому надо, у меня сомнений нет.
– Деда, от этого мне только хуже будет. Они все злопамятные, ты даже не представляешь. Чуть что: ты помнишь, Мартынов, на лекции разговаривал, меня не слушал? Или еще хуже: ты, мол, хоть и Мартынов, но не твой знаменитый дед.
– Ладно тебе, Дениска, не могут так преподаватели, мне что-то не верится.
– Сейчас, не могут. Еще как могут! Не один меня нашей фамилией и тобой попрекнул, мол, понабрали блатников, теперь мучаемся…
Дениска снова отвернулся к окну…
– Единственное, что я успел сделать, это взять справку о том, что болел… У меня на самом деле после простуды начались приступы удушья, аллергия на что-то. Даже ночью спать не мог.
– А что же ты мне ни разу не позвонил? – заволновался Савва Николаевич. – С этим не шутят.
– Я сходил к нашему врачу в студенческую поликлинику, он мне и подсказал, что можно взять академку при таком заболевании. В общем, вот у меня официальная справка о болезни, сегодня пойду в деканат оформлять академку. Такие вот дела, деда.
– Это, конечно, меняет ситуацию, – ответил Савва Николаевич.
Он даже не смог сперва уловить смысл сказанного. Внук серьезно заболевает, пропускает занятия, а он, специалист, профессор, не знает об этом ровным счетом ничего. «Занимаюсь чужими проблемами, а в своих не в курсе! Вот ведь как!» – подумал он.
– Ладно, пойдем вместе. Я хочу помочь тебе, за этим и приехал.
– Нет, деда, не надо. Я сам! Не маленький. Хватит меня опекать. Вот помоги деньгами, если можешь, – это другое дело. Долгов набралось, не знаю, как выкрутиться.
– А за что долги? – не понял Савва Николаевич.
– Да за все платим. Тут не N-ск, а Питер. Шаг ступил – плати. Такси раза два или три вызывал, вот уже пара тысяч набегает. Потом таблетки покупал, а они дорогие. Ну и еще по мелочи: то сок купить, что-нибудь поесть хочется такого: когда болеешь, ничего не хочется обычного, надоело. Вот и ищешь что-нибудь вкусненькое. Хорошо, Ксюша ходила в магазин, пока у нее деньги были… Отдавать надо. Если у тебя нет, то я сам, когда начну работать, отдам.
Савва Николаевич достал из бумажника три купюры по пять тысяч и протянул внуку.
– Долги отдай, а остальное употреби на текущие нужды.
– Спасибо, деда.
– Ну хорошо, а дальше что? Получишь академический отпуск, что делать будешь? – поинтересовался Савва Николаевич.
– Работать!
– И где же, если не секрет?
– Не знаю пока. Зовут в один ресторан, там солист нужен. Говорят, до десяти тысяч за неделю можно заколотить.
– Это ты серьезно? – удивился Савва Николаевич.
– А что такого, деда? Сейчас другое время. Вагоны никто уже не разгружает, как ты когда-то. Для этого гастарбайтеры есть. Студенты теперь интеллектом зарабатывают.
После утомительной тряски на трассе они наконец медленно и плавно вплыли вместе с потоком машин в город.
– Как поедем, Савва Николаевич? – спросил шофер Володя.
– Как всегда, по кольцевой, там свернешь на Пискаревку и через Северный проспект к общежитию на Светлановский…
– Понятно!
Еще через час мучительно медленного передвижения по забитым машинами улицам они наконец-то подъехали к студенческому общежитию. В холле на Савву Николаевича пахнуло давно забытым запахом общаги. От названия места проживания студентов – кампус, как на Западе, или студенческий комплекс, как в России, ничего принципиально не меняется: общага она и есть общага, со своими стойкими запахами приготовляемой пищи, дешевой парфюмерии и разнообразных средств для чистки ботинок и сапожек. Вдохнув несколько раз неповторимый запах давно минувших лет, Савва Николаевич подошел к стойке дежурного, где выдавали ключи.
– Здравствуйте! – поздоровался он с миловидной женщиной неопределенного возраста.
– Здравствуйте, – ответила та, внимательно рассматривая статную фигуру человека в возрасте.
«Явно не из простых, – быстро определила дежурная и соответственно напряглась. – Может с деканата кто или, еще хуже – из Смольного? Взяли за моду депутаты городской Думы по общежитиям ходить. Будто других дел нету. Ходят, ходят… Чего ищут? Общежитие – оно и в Африке общежитие. Порядка, какого они хотят, никогда не будет».
– Мне нужно пройти в двести семьдесят третью комнату. – Савва Николаевич показал удостоверение, выданное ему администрацией N-ска, чтобы он мог беспрепятственно проходить через строгие милицейские кордоны в кабинеты высоких чиновников.
Дежурная долго изучала удостоверение, прикидывая в уме, зачем из чужой области к ним пожаловал этот представительный господин. Не следователь ли? Или, может, адвокат? Похоже, из этой породы. Вон как одет, и одеколон настоящий, французский, запах неслышный, но такой приятный. Господи, с этими студентами отвыкнешь от настоящих мужчин».
– А Вы по какому делу? – возвратив, наконец, удостоверение, спросила она.
– По личному, – просто и убедительно ответил Савва Николаевич.
– Понятно. Там у нас двое проживают. Шестикурсник Сергей Орехов, и второкурсник Денис Мартынов. Вы к кому?
– К обоим!
– Ну что же, проходите, кажется, они оба на месте, ключей нет. Дениска-то мог с утра остаться, проспит – и не пойдет на занятия… – начала было объяснять дежурная, а потом вдруг замерла на полуслове. – Так погодите, а ваша же фамилия тоже Мартынов? Значит… Вы..?
– Я дед Дениса.
– Вот оно что. Дениска неплохой парень, но какой-то несобранный. Проспать может, с друзьями до полуночи проговорит и проспит. Мы их тут всех как облупленных знаем.
– Спасибо за информацию, – вежливо ответил Савва Николаевич. – Попробую сам разобраться. Куда идти?
– Направо по коридору, там лифт, десятый этаж.
Савва Николаевич кивнул и зашагал к лифту.
Старый, скрипящий, весь исписанный фломастерами лифт, кажется, через силу потащился на десятый этаж. Надо же, надписи, как во все века, одни и те же: «Н» любит «М», а «К» – дурак… Много надписей на иностранном, видны названия музыкальных групп, скабрезные выражения… Савва Николаевич невольно вспомнил свою недавнюю поездку в Тарту. Там он читал курс лекций для студентов-медиков. В знак признательности они показали ему свой университетский музей. И как же был удивлен Савва Николаевич, когда, поднимаясь сейчас в лифте, увидел примерно те же художества средневековых студентов. Но что особенно удивило Савву Николаевича, так это строгость в содержании и воспитании будущих властителей умов многих поколений от Канта до Чюрлёниса, когда ему показали жилье студентов. Это были толстостенные каменные комнаты-темницы с узкими оконцами, больше похожие на камеры питерских Крестов, чем на студенческое общежитие. И что уж совсем поразило Савву Николаевича, так это система наказаний – за нарушение студентов сажали в карцер на воду и хлеб. Однако ничего, выходили из тех стен нормальные, не обиженные ни на кого люди, прославившие науку, искусство, сделавшие политическую карьеру по всей Европе. «Строгость никогда не бывает лишней», – невольно отметил про себя Савва Николаевич.
Вот и десятый этаж. Выйдя, он осмотрелся: справа шел длинный коридор с комнатами для студентов, на одной из дверей Савва Николаевич рассмотрел номер двести семьдесят три. Он остановился, сделал паузу, решив собраться с мыслями. Потом прислушался, пытаясь уловить, что происходит за дверью. Но в коридоре и за дверью было тихо, словно в сталактитовой пещере. Савва Николаевич сделал глубокий выдох и постучался. Никакого ответа. Он постучал еще раз – опять ничего. После третьей попытки в комнате вроде бы послышались какие-то голоса, потом стук упавшего стула. Наконец шаркающие шаги, кого-то из жильцов, подошедшего к двери.
– Кто там? – узнал Савва Николаевич голос внука.
– Дениска, это я, твой дедушка.
За дверью возникла длинная пауза, потом голос внука:
– Деда, я не один, не могу открыть…
– А я не собираюсь тебя застукивать, с кем бы ты ни был. Открой, нужно поговорить…
– Но у меня… У меня… – замялся внук. – В общем, у меня подружка, ей будет неудобно…
– Хорошо, одевайтесь, я подожду. Тут в холле, кажется, есть диванчик, я там посижу, а вы как справитесь – пригласите.
– Ладно, деда, мы быстро, – ответил внук.
Савва Николаевич направился к холлу и присел на старый грязный диванчик. Вот оно как! Подружка! Тогда понятно, откуда ноги растут у Денискиных неприятностей. Тут ухо нужно востро держать, а если зазевался – то под каблуком окажешься. И Савва Николаевич снова вспомнил своего рано умершего друга Женьку Вельяминова. Его жена Катерина была властной и очень эгоистичной особой. По молодости за ее улыбками, веселым характером это было незаметно. Но, завладев рукой и сердцем Женьки, она проявилась во всей своей силе женщины-вамп. Ни одного телодвижения Женька не мог сделать без ее ведома, чего бы это ни касалось: пойти с друзьями на рыбалку, в баню попариться, в конце концов, выпить за компанию пивка. Нет, все его контакты с друзьями отметались Катериной. А чтобы муж не чувствовал себя обделенным, покупала сама вино – эквивалент мужской дружбы.
– Давай выпьем вдвоем, зачем тебе друзья? До хорошего они не доведут, встречи с ними опасны, понимаешь, Женечка? – щебетала она мужу на ухо.
Женька сопротивлялся как мог. Иногда ругался и раза два даже чуть не поднял руку на жену. Но он… любил свою Катьку и готов был простить ей все, даже ограничение собственной свободы. Потом, окончательно став рабом жены, он так и не осознавал этого. Как-то при встрече с Саввой Николаевичем высказал мысль:
– С друзьями хорошо, а у жены под боком лучше! Выпьем, закусим, никаких проблем… Ни о чем голова не болит: так сказал или не так…
И лишь тогда Савва понял, что потерял Женьку не только как друга, но и своеобразную личность, веселого, незаурядного человека. В институте Жеха, как звали его друзья, хорошо пел и часто выигрывал конкурсы. Допел друган! Вот она, диалектика семейной жизни: попал один из супругов под влияние другого – погибла личность. Нету вчерашнего спорщика, надежного товарища, готового за тебя вступиться, как за самого себя…
Потом Савва Николаевич много раз пытался вырвать Женьку из липких лап женского обаяния и спаивания, но не удалось. По окончании института Савва Николаевич распределился в ту же область, что и Женька Вельяминов, но в соседний район. Они сперва встречались, но со временем Женька все реже и реже навещал Савву, а потом и Савва прекратил свои визиты к Вельяминовым. Ему не хотелось ставить в неловкое положение Женьку и себя. Приедешь, Катерина на тебя волком смотрит, Женька не знает, какие найти оправдания, чтобы отказаться от общения с другом.
– Знаешь, старик, сегодня гости должны подойти, – говорил он, не осознавая, что придумка его будет раскрыта без труда. – Вот готовлюсь, на стол закуску соображаю, картошечку сейчас почищу, сварю…
Он показывал на стоящую кастрюлю с картошкой:
– Картошечка со свежепросоленными огурчиками, да под горилку… Эхх! Не хочешь? А то давай проходи, раздевайся, по рюмочке до прихода гостей хлопнем, а там вместе и пузырек раздавим… У меня водка отличная припасена, в Питере доставал, «Столичная». Чувствуешь, какой будет пир?
Катерина зорко следит за их разговором, пока считая его безобидным, но стоило Савве Николаевичу отказаться и предложить другой вариант:
– А давай, Жеха, лучше на лыжи, смотри, погода-то какая, красота! Километров десять пробежимся, потом в баньку, ее только недавно отремонтировали, чудо, а не банька! Вот тогда можно и по рюмочке. А так с утра на водку что-то не тянет, ей-богу…
Тут уж вступала в дело Катерина:
– Савва, ну у тебя и причуды – лыжи, баня, потом по бабам. Знаю я тебя. Нет, Женя не пойдет. Гости у нас. Хочешь – оставайся, а Женю с собой не тяни, не будет он на лыжах бегать, не мальчишка, доктор…
– Хорошо, хорошо. Я же только предложил. Не хочет – не надо. Дело, как говорится, хозяйское. Однако, Катя, а чего ты за него все решаешь? У него что, своего мнения нет?
Катерина вспыхивает, на ее лице появляется нездоровый румянец, предвещающий скандал.
– У нас семья, и мы решаем все вопросы вместе. Тебе этого не понять, Савва.
– Где уж нам до таких тонкостей дойти, – съязвил Савва. – Ладно, Жеха, пока. Извини, что потревожил.
Женька, заикаясь больше, чем обычно:
– П-п-погоди! П-п-посиди!
– Нет, Жеха, пойду, пойду, лыжи надо достать, то да се. Ну пока… – И он подал руку для прощания.
После того случая Савва Николаевич практически перестал приезжать к другу. Так, встретятся где-нибудь на областной конференции и только поприветствуют друг друга, скажут обязательные слова:
– Как дела?
– Хорошо!
– Как дети?
– Отлично.
– И у меня все о’кей.
На этом и разойдутся. А потом Женьку перевели в другую область, и они перестали встречаться совсем… Да, да, да…
Как бы внук не повторил ошибку студенческого друга, вот что сейчас беспокоило Савву Николаевича. Девушка! Ну что же, надо разбираться, что к чему, как далеко зашли их отношения. И вообще, что это за девушка вдруг у него оказалась?
Савва Николаевич услышал, как хлопнула рядом соседская дверь, из комнаты вышли, обнявшись, парень с девушкой. Он внутренне улыбнулся. Жизнь не остановить, она идет по своему расписанию, как поезда на его полустанке в детстве.
Савва Николаевич не услышал, как к нему подошел внук. У Дениски было еще заспанное, но умытое лицо, слегка приглаженные волосы, одет в черную жеваную рубашку и такие же темные брюки.
– Привет, деда!
Они обнялись.
– Ты чего приехал? – спросил внук настороженно.
– Пойдем в комнату, там все и объясню.
Савва Николаевич медленно поднялся с дивана.
– Как у тебя здоровье? – видя, что дед поморщился при вставании, спросил Дениска.
– Да относительно неплохо. Починили, подлечили, так что жить можно, – как можно бодрее ответил Савва Николаевич.
– Деда, у меня в комнате беспорядок, ты не удивляйся… Не успел прибраться, думал, сегодня, да вот не успел… проспал… – стал оправдываться Дениска, забегая по коридору впереди деда, хватаясь за ручку двери. – Ты только не ругайся, ладно? – снова попросил он деда.
Савва Николаевич ничего не ответил. Толкнув дверь рукой, он оказался в студенческой комнатке, размером даже меньше, чем больничная палата, в которой ему довелось лечиться совсем недавно. Две смятые койки по бокам, рядом у изголовья – тумбочки, у входа вешалки, а в центре между вешалками и кроватями – стол со следами вечерней пирушки. Два стула стояли в промежутке между кроватями. На одном из них сидела миловидная девушка и поправляла прическу. Несколько шпилек она держала во рту, а руками ловко вкалывала очередную, приподняв локон густых русых волос. Красивые зеленовато-болотные глаза посмотрели на вошедшего седовласого мужчину настороженно и с любопытством. «Даже не стесняется», – подумал Савва Николаевич.
– Знакомьтесь. Деда, это моя девушка, зовут Ксения.
Девушка кивнула головой и продолжала сидеть на стуле, только вытащила шпильки изо рта и что-то тихо прошептала: не то «здравствуйте», не то «спасибо» за деликатность, проявленную Саввой Николаевичем, когда он утром застукал ее с внуком…
– Проходи, деда, садись – Денис подставил стул.
Савва Николаевич медленно опустился, продолжая разглядывать комнату.
– Здесь, значит, и живешь? – спросил он Дениску.
– А где же, деда. Снимать квартиру накладно, да и денег таких нет. А тут хоть можно ночь скоротать, а днем дела, – начал философствовать Дениска.
– Погоди, погоди о делах, – прервал дед. – Об этом чуть позже.
Дениска прикусил губу.
– Ну хорошо, попозже, так попозже. Деда, я на занятия опаздываю. – Внук выразительно посмотрел на часы.
– Уже опоздал, – отозвался Савва Николаевич. – Раньше вставать нужно было. Кто рано встает, тому все дается, – напомнил внуку Савва Николаевич народную мудрость.
– Дениска, я, пожалуй, пойду, – сказала девушка. – Мне тоже на занятия нужно. Она поднялась со стула.
– А можно попросить вас задержаться? – неожиданно предложил девушке Савва Николаевич.
Та взглянула на Дениску, потом, похлопав длинными ресницами и посмотрев в глаза Савве Николаевичу, решительно ответила:
– Ну если только ненадолго.
– Да нет, не больше пяти минут, – уточнил Савва Николаевич.
Девушка кивнула и снова села на стул.
– И ты садись, Денис – Савва Николаевич показал на кровать. – Какая твоя?
Дениска сел слева от Саввы Николаевича в ожидании чего-то очень важного для себя и своей подружки. И он не ошибся.
Савва Николаевич начал издалека:
– Я тоже был когда-то молод, и у меня тоже была девушка. Мы встречались, ходили в кино, целовались в сквере института, вместе штудировали учебники в библиотеке. Но каждый ночевал в своей комнате.
– Деда, не надо, а? – запротестовал было Дениска.
– Да нет, почему же, интересно послушать, что было тогда, – заметила спокойно Ксения.
– Но не это главное, – кивнул Савва Николаевич. – А то, что мы отлично учились!
Удар был нанесен в под дых. Дениска скис, у него даже опустились плечи. Но на девушку эти слова, кажется, не произвели никакого впечатления.
– Ну и что? – сделала она удивленное лицо. – Все зависит от способностей. И вновь открыто, без страха посмотрела Савве Николаевичу в глаза.
«Да она, кажется, из той породы девиц, о которых на нашем полустанке бытовала не очень этичная, но точная присказка: «С…ы в глаза, а она: “Божья роса!” Ее моралью не прошибешь», – подумал Савва Николаевич.
– Конечно, Ксения, многое зависит от способностей, – согласился он. – Но еще больше – от желания и трудолюбия.
– Ладно, деда, не надо нам лекцию читать, – взъярился вдруг Дениска.
– Ты сядь, сядь, не суетись.
Савва Николаевич, взяв его за рукав, усадил на место.
«Вот, не было печали – черти накачали, – подумал в ту минуту Дениска. – И принесло же деда так некстати. Нужно что-то предпринять».
А Савва Николаевич, словно прочитав мысли внука, продолжал:
– Я понимаю, что вы оба взрослые, а мое вторжение нарушает ваши планы. Прошу извинить… Но мне позвонили из ректората и сказали, что ты, Денис, отчислен из института.
Денис снова вспыхнул, взмахнул рукой и хотел что-то сказать, но дед решительно его осадил:
– Помолчи! Потом скажешь. Так вот. У меня к вам обоим вопрос: кто виноват? Ответите, и я вас больше не держу ни секунды.
Наступила тишина. Денис переглянулся с девушкой, та опустила голову.
– Только правду, – попросил Савва Николаевич.
Ксения подняла глаза, скользнула ими по Дениске, лицу Саввы Николаевича, а потом решительно встала.
– Я все же пойду, а вы поговорите на эту тему без меня. – И она шагнула вперед.
Савва Николаевич потеснился, давая девушке пройти. Та легко накинула серую куртку, висевшую на вешалке, и небрежно помахала рукой.
– До свидания! Пока, Дениска!
Она развернулась, толкнула дверь рукой, покачивая крутыми бедрами в обтягивающих джинсах, решительно вышла в коридор, не оглянувшись.
– Понятно. – Савва Николаевич вздохнул. – Значит, вся ответственность на тебе? Я правильно понял твою подружку?
– Ну да, а чья же? – насупленно пробурчал Дениска. – Так получилось, деда. Мы с ней познакомились осенью. Она нормальная, мне с ней хорошо. Ты понимаешь?
– Я думаю, что ей с тобой еще лучше, – ответил Савва Николаевич.
– Да почему ты так говоришь? Ты же всего не знаешь, – обиженно пробормотал Денис, встав с кровати и отойдя к окну. – Ты ничего, деда, ничего не знаешь. – В его голосе появились слезливые нотки.
– Брось, Денис, брось! А то у меня не было в молодости твоих проблем! Все было! Но терять голову из-за юбки…
– Да не юбка она, не юбка! Я… я… я люблю ее! – прошептал в ответ Денис и отвернулся к окну. Его слезы закапали на подоконник.
Савва Николаевич ничего не ответил. Он замолчал, давая понять, что не осуждает внука, а лишь хочет помочь. Какое-то время оба не проронили ни слова. Потом Савва Николаевич, сделав над собой усилие, начал первым.
– Давай начистоту. Ты пропустил столько занятий… Из-за чего? Объясни, я постараюсь понять.
– Что тут понимать? Вечером иногда с Ксенией в кино сходим, в кафе посидим, потом провожу – уже полночь. Ну а утром вскочишь, бегом, бегом и все равно опоздаешь минут на пять, а преподаватель на занятия не пускает: иди, отрабатывай. Им только это и надо. За отработку деньги берут: чем больше отработок – тем больше доход.
– Как так? – не поверил Савва Николаевич.
– А ты что, разве не знаешь об этом, деда? Да все давно перешли на «коммерческие отношения». Без денег хоть какой умный-разумный, а не сдашь отработку… Про контрольные и тестовые задания я вообще молчу. Там без денег даже не о чем говорить.
– Ну а сколько берут? – не удержался от вопроса Савва Николаевич.
– У всех своя такса. На каждой кафедре свой порядок. Кто двести рублей за отработку, кто и четыреста, а за контрольную не меньше штуки.
– Ладно, с этим я постараюсь разобраться, – решительно сказал Савва Николаевич. – Сегодня же схожу к ректору.
– Ты что, деда! Что им ректор? Они его недавно хотели прокатить на выборах, весь институт об этом знает. Едва удержался. Заведующие кафедрами сказали, что если послабления не даст, прокатят… Нет, он вмешиваться не будет, только мне навредишь.
– Да ты стратег, Дениска! Но не забывай, что перевыборы кончились, и пять лет – его власть. Так что пригрозит кому надо, у меня сомнений нет.
– Деда, от этого мне только хуже будет. Они все злопамятные, ты даже не представляешь. Чуть что: ты помнишь, Мартынов, на лекции разговаривал, меня не слушал? Или еще хуже: ты, мол, хоть и Мартынов, но не твой знаменитый дед.
– Ладно тебе, Дениска, не могут так преподаватели, мне что-то не верится.
– Сейчас, не могут. Еще как могут! Не один меня нашей фамилией и тобой попрекнул, мол, понабрали блатников, теперь мучаемся…
Дениска снова отвернулся к окну…
– Единственное, что я успел сделать, это взять справку о том, что болел… У меня на самом деле после простуды начались приступы удушья, аллергия на что-то. Даже ночью спать не мог.
– А что же ты мне ни разу не позвонил? – заволновался Савва Николаевич. – С этим не шутят.
– Я сходил к нашему врачу в студенческую поликлинику, он мне и подсказал, что можно взять академку при таком заболевании. В общем, вот у меня официальная справка о болезни, сегодня пойду в деканат оформлять академку. Такие вот дела, деда.
– Это, конечно, меняет ситуацию, – ответил Савва Николаевич.
Он даже не смог сперва уловить смысл сказанного. Внук серьезно заболевает, пропускает занятия, а он, специалист, профессор, не знает об этом ровным счетом ничего. «Занимаюсь чужими проблемами, а в своих не в курсе! Вот ведь как!» – подумал он.
– Ладно, пойдем вместе. Я хочу помочь тебе, за этим и приехал.
– Нет, деда, не надо. Я сам! Не маленький. Хватит меня опекать. Вот помоги деньгами, если можешь, – это другое дело. Долгов набралось, не знаю, как выкрутиться.
– А за что долги? – не понял Савва Николаевич.
– Да за все платим. Тут не N-ск, а Питер. Шаг ступил – плати. Такси раза два или три вызывал, вот уже пара тысяч набегает. Потом таблетки покупал, а они дорогие. Ну и еще по мелочи: то сок купить, что-нибудь поесть хочется такого: когда болеешь, ничего не хочется обычного, надоело. Вот и ищешь что-нибудь вкусненькое. Хорошо, Ксюша ходила в магазин, пока у нее деньги были… Отдавать надо. Если у тебя нет, то я сам, когда начну работать, отдам.
Савва Николаевич достал из бумажника три купюры по пять тысяч и протянул внуку.
– Долги отдай, а остальное употреби на текущие нужды.
– Спасибо, деда.
– Ну хорошо, а дальше что? Получишь академический отпуск, что делать будешь? – поинтересовался Савва Николаевич.
– Работать!
– И где же, если не секрет?
– Не знаю пока. Зовут в один ресторан, там солист нужен. Говорят, до десяти тысяч за неделю можно заколотить.
– Это ты серьезно? – удивился Савва Николаевич.
– А что такого, деда? Сейчас другое время. Вагоны никто уже не разгружает, как ты когда-то. Для этого гастарбайтеры есть. Студенты теперь интеллектом зарабатывают.