Страница:
– Нет, говоришь? Хорошо, допустим. Только тогда скажи, за каким хреном американцам потребовался этот металлолом? Для изучения? Однозначно нет. После распада СССР подобных комплексов в их руках оказалось множество. Они давно разобраны по винтикам и учены-переучены. Если амерам вообще это было нужно. Так что технический шпионаж исключается. Тогда зачем?
– А что, если американцам потребовался двигатель конкретной ракеты? – предположил Решетников.
– Интересная постановка вопроса. – Генерал одобрительно улыбнулся. – Что могут знать американцы такого об этих ракетах, чего не знаем мы? – Юрьев расцепил руки, задумчиво почесал подбородок, достал серебряный портсигар – в некоторых вопросах Евгений Иванович оставался удивительно старомоден. – Экспериментальная модель? Возможно. Вполне возможно. – Генерал покосился на собеседника. – Вот что, Сергей Алексеевич, будьте добры, сделайте запрос в Коломенское конструкторское бюро: не было ли применено какое-либо новшество в ракетных системах, использовавшихся на территории Чеченской Республики. Подобные комплексы использовались не так часто, поэтому можно запросить в применявших их частях и полную информацию о произведенных пусках.
– Будет сделано. – Полковник кивнул. – Срок исполнения?
– Сутки. Любое промедление чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Завтра с утра я жду доклада.
– Разрешите идти? – полковник поднялся с кресла.
– Ступайте, Сергей Алексеевич, ступайте. И вот еще что: на всякий случай нацельте на перехват банды Газиева наши разведорганы, работающие на территории Чеченской Республики. И отдайте от моего имени приказ работать на уничтожение.
– Но там наш агент…
– Эта тварь выкрутится, – уверенно заявил генерал, и полковник понял, что за этими словами, возможно, скрывается что-то личное. – Действуйте, полковник! Времени у нас не так много. Знать бы еще… – Он не закончил, полностью погрузившись в свои мысли.
Сергей Алексеевич кивнул, прощаясь, и поспешил на выполнение отданных распоряжений.
Доклад, представленный на следующее утро генералу, был предельно краток: никаких конструктивных изменений в тактический (дивизионный) ракетный комплекс «Точка-У», когда-либо применявшийся на территории Чечни, не вносилось. Более того, последние конструктивные изменения в деталях ракет датировались мартом 1991 года.
«Значит, ничего особенного в этом металлическом ломе нет. Хлам. Тогда почему такой ажиотаж? А что если это как-то связано с предполагаемой провокацией? Вот только каким боком?» – рассуждал генерал, но ответа не находилось.
Глава 4
Чехи. Июль 2008 года
Разведывательная группа специального назначения под командованием старшего лейтенанта Есина
– А что, если американцам потребовался двигатель конкретной ракеты? – предположил Решетников.
– Интересная постановка вопроса. – Генерал одобрительно улыбнулся. – Что могут знать американцы такого об этих ракетах, чего не знаем мы? – Юрьев расцепил руки, задумчиво почесал подбородок, достал серебряный портсигар – в некоторых вопросах Евгений Иванович оставался удивительно старомоден. – Экспериментальная модель? Возможно. Вполне возможно. – Генерал покосился на собеседника. – Вот что, Сергей Алексеевич, будьте добры, сделайте запрос в Коломенское конструкторское бюро: не было ли применено какое-либо новшество в ракетных системах, использовавшихся на территории Чеченской Республики. Подобные комплексы использовались не так часто, поэтому можно запросить в применявших их частях и полную информацию о произведенных пусках.
– Будет сделано. – Полковник кивнул. – Срок исполнения?
– Сутки. Любое промедление чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Завтра с утра я жду доклада.
– Разрешите идти? – полковник поднялся с кресла.
– Ступайте, Сергей Алексеевич, ступайте. И вот еще что: на всякий случай нацельте на перехват банды Газиева наши разведорганы, работающие на территории Чеченской Республики. И отдайте от моего имени приказ работать на уничтожение.
– Но там наш агент…
– Эта тварь выкрутится, – уверенно заявил генерал, и полковник понял, что за этими словами, возможно, скрывается что-то личное. – Действуйте, полковник! Времени у нас не так много. Знать бы еще… – Он не закончил, полностью погрузившись в свои мысли.
Сергей Алексеевич кивнул, прощаясь, и поспешил на выполнение отданных распоряжений.
Доклад, представленный на следующее утро генералу, был предельно краток: никаких конструктивных изменений в тактический (дивизионный) ракетный комплекс «Точка-У», когда-либо применявшийся на территории Чечни, не вносилось. Более того, последние конструктивные изменения в деталях ракет датировались мартом 1991 года.
«Значит, ничего особенного в этом металлическом ломе нет. Хлам. Тогда почему такой ажиотаж? А что если это как-то связано с предполагаемой провокацией? Вот только каким боком?» – рассуждал генерал, но ответа не находилось.
Глава 4
Начало партии
Чехи. Июль 2008 года
Выдвижение к месту нанесения ракетного удара отложили на неопределенное время. Когда же через две недели без всякого предварительного согласования Магомед Хаджиев вновь появился в отряде, стало ясно: откладывать дело и дальше возможностей нет. Но собирались неспешно. В ночь решили не выдвигаться. И наутро, оставив на базе охранение, отряд Солты Газиева выдвинулся в район нанесения ракетного удара. Путь предстоял неблизкий, но Магомед Хаджиев, несмотря на солидный возраст, вызвался идти впереди колонны. С утра он заметно постарел лицом и начал сутулиться, видимо, груз былых воспоминаний давил на плечи. У наблюдавшего за ним Солты даже появилось желание выведать маршрут и предложить Магомеду остаться на базе, но, когда он подошел и взглянул в темные глаза посланца эмира, неожиданно для себя понял: Хаджиев не ссутулился, а сжался, подобно готовой в любой момент ударить пружине.
– Хороший день! – приветствовал Магомед.
Солта почтительно склонил голову и неопределенно пожал плечами.
– Все в руках божьих, – сказал он, а сам подумал: «Хорош этот день или нет, вечер покажет».
– Аллах велик! – согласился Хаджиев. – Братья готовы?
Солта кивнул.
– Сколько людей берешь с собой?
– Двадцать пять воинов, – ответил Газиев, оглядывая копошившийся под ногами лагерь.
Легкий ветерок унес остатки утреннего тумана, а поднявшееся над горизонтом солнце пробилось лучами сквозь листву деревьев. Прохладный, в меру влажный воздух освежал гортань, дышалось легко и свободно.
«Как же все-таки хорошо!» – противореча своим недавним мыслям, подумал Солта. За своими мечтаниями Газиев не заметил, как на хребет, вытягиваясь в длинную кишку, начали подниматься его моджахеды.
Командир, шедший в голове колонны Джабраил, поравнявшись с Солтой, замедлил шаг:
– Как пойдем?
С вечера они так и не оговорили маршрут движения, занявшись другими проблемами.
– Поведет он. – Солта указал рукой на стоявшего с закрытыми глазами Хаджиева. Складывалось впечатление, что тот пребывает в полной прострации, но стоило только упомянуть его в разговоре, и Магомед очнулся, шумно втянул в себя воздух, развел руки в стороны и открыл глаза.
– Идем, – скомандовал он зычно, словно и не было этого минутного погружения в глубины самого себя, передвинул автомат и, на ходу снимая предохранитель, зашагал в северо-западном направлении. Двигался он мягко, уверенно выбирая наиболее удобный путь, и вскоре находившемуся за его спиной Джабраилу стало ясно: ведший их человек знает эти места как свои пять пальцев. Впрочем, на левой руке у него их оставалось только четыре – причину отсутствия одного пальца Хаджиев не скрывал, хотя и гордиться было нечем – не война, не пуля врага или осколок снаряда отрубил мизинец и покалечил безымянный палец, а обычная циркулярная пила. Давно это было. Еще в прошлой, мирной жизни. Но имелись у помощника эмира на теле и другие шрамы, их было много, но не выставлял свои раны напоказ Магомед Хаджиев, не красовался заслугами. Джабраил сам слышал, как тот однажды сказал: «Хороший человек такой, какой он есть сейчас. Для хорошего человека только здесь и сейчас имеет значение. Хорошее прошлое принадлежит прошлому, хорошее настоящее – настоящему, плохое прошлое и тем более плохое настоящее всегда будут тащить в бездну». Сказано это было давно, но слова запомнились, не затерялись в памяти.
Непонятно, спешил ли Хаджиев или был полностью уверен в безопасности маршрута, но шли быстро, так, как только позволяла местность. Шли вплоть до полных сумерек, и лишь во тьме остановились в густых зарослях орешника. Разбившись на четыре группы, обустроили лагерь. На вопрос Газиева: «Какое будем выставлять охранение?» – Магомед махнул рукой – «Ни к чему» – и повернулся вокруг, показывая окружающие заросли. Его мысль оказалась проста: ночью никто не пойдет, а пойдет – шум будет таким, что разбудит всех. Газиев вздохнул, но спорить не стал. По большей части помощник эмира был прав, прошедший день был длинным, людям следовало отдохнуть. «Пусть спят», – подумал Солта, выбирая себе подходящее для ночевки место. Русские по ночам ходят редко, если и пойдут, лес не даст застать спящих врасплох, подскажет треском сучьев, зашумит встающей на пути листвой. Аллах милостив к идущим по пути истинной веры… – С этими мыслями он и уснул.
Джабраил лежал, открыв глаза и вглядываясь в окружающую темноту в попытках разглядеть за сплетениями листвы ночное небо. Иногда ему это удавалось, и в вышине ослепительно вспыхивала звездочка, но почти тут же игравший в ветвях ветерок всколыхивал ветви, и далекое чужое светило исчезало за непрозрачным занавесом лиственного покрова. Вокруг все спали. В наступившей тишине слышалось то приглушенное бормотание, то чей-то обеспокоенный вздох. Изредка доносился храп. Уставшие за день люди пользовались возможностью отдохнуть. Джафаров устал не меньше других, но он не спешил спать, долгое бодрствование давно вошло в привычку, четыре-пять часов в сутки сна, один раз поесть и многие версты с тяжелым грузом за спиной. Война приучила к нелегкой жизни. Отучила жаловаться. Приучила ко многому. Сделала суровым, жестким, даже жестоким. Война, война всему виной, а как же он без войны? Как бы он жил, если бы не она? Пахал, сеял? Стоял у станка? Война – дело мужчины! Единственное достойное его дело. И не важно, какая цель. Не важно, за что и с кем ты. Выжить и победить – вот главное. Победитель достоин всего! Побеждает сильный. Тот, кто побеждает, продолжает род. Слабые вымирают. Так было всегда. Так будет. Если ты слабый – стань сильным. Если не можешь быть сильным сам – встань рядом с сильными, под их руку, под их покровительство, стань победителем. Иначе грош тебе цена как мужчине. Победишь ты, и твои потомки вспомнят тебя, проиграешь, уйдешь в забвение – тебя будет некому вспоминать, некому помнить.
Джабраил выбрал правильный путь, он встал рядом с сильными, он станет победителем, его род будет продолжаться, и его имя будут чтить и помнить всегда.
С этими мыслями Джафаров и погрузился в сон, а проснулся, когда лагерь едва-едва начал пробуждаться. Он встал, размял ноги, с хрустом потянулся. С удовольствием вдыхая утренний воздух, оглядел наполняющийся шумами лагерь – отдохнувшие за ночь моджахеды просыпались, чтобы вскоре отправиться в неблизкий путь.
– Солта! – Магомед Хаджиев едва ли не первый выбрался из спальника и вот теперь, вернувшись из глубины кустов, подошел к сидевшему у толстого ствола бука Газиеву. – Скажи своим людям, чтобы поторопились, идти нам еще долго. Надо спешить.
– Да, сделаю, брат, сделаю так, как ты сказал! – заверил главарь банды. И тут же, оглядевшись по сторонам, окликнул первого оказавшегося на виду моджахеда: – Измаил, скажи всем: время бежит, часы на моей руке пятнадцать минут времени отмеряют. В готовности стоим, выдвигаемся. Путь неблизкий. Ступай!
– Бегу, командир! – Измаил откинул автомат за спину и растворился в листве кустарников.
– Куда пойдем, найдя ракету? – поинтересовался Солта, на этот вопрос Магомед ответил весьма уклончиво:
– Я поведу. – И больше не сказав ни слова, направился собирать в рюкзак вынутые на ночь вещи.
Хаджиев говорил правду, путь оказался неблизкий, да и шли они на этот раз нарочито медленно. Магомед заглядывал едва ли не под каждый кустик, иногда останавливался и, прежде чем идти дальше, подолгу всматривался, вслушивался, даже, казалось, принюхивался к окружающему пространству. Наблюдавший за ним Солта знал, что тот уже двое суток ничего не ест, только пьет воду, обостряя голодом и без того высокую чувствительность своих органов чувств. Сам Солта никогда так не делал, полагаясь больше на удачу и знание местности.
Последние несколько сот метров, что оставалось пройти до места падения «Точки У», отряд едва плелся. Когда же оставалось совсем чуть-чуть, Хаджиев и вовсе остановил цепь моджахедов и в одиночестве ушел вперед. Вернулся он хмурый, сосредоточенный и, ничего не объясняя, потянул за собой остальных. Стрелки на его командирских часах показывали пять минут третьего, и в глаза бросилась цифра в небольшом окошечке – двадцать три. Двадцать третье июля 2008 года…
– Хороший день! – приветствовал Магомед.
Солта почтительно склонил голову и неопределенно пожал плечами.
– Все в руках божьих, – сказал он, а сам подумал: «Хорош этот день или нет, вечер покажет».
– Аллах велик! – согласился Хаджиев. – Братья готовы?
Солта кивнул.
– Сколько людей берешь с собой?
– Двадцать пять воинов, – ответил Газиев, оглядывая копошившийся под ногами лагерь.
Легкий ветерок унес остатки утреннего тумана, а поднявшееся над горизонтом солнце пробилось лучами сквозь листву деревьев. Прохладный, в меру влажный воздух освежал гортань, дышалось легко и свободно.
«Как же все-таки хорошо!» – противореча своим недавним мыслям, подумал Солта. За своими мечтаниями Газиев не заметил, как на хребет, вытягиваясь в длинную кишку, начали подниматься его моджахеды.
Командир, шедший в голове колонны Джабраил, поравнявшись с Солтой, замедлил шаг:
– Как пойдем?
С вечера они так и не оговорили маршрут движения, занявшись другими проблемами.
– Поведет он. – Солта указал рукой на стоявшего с закрытыми глазами Хаджиева. Складывалось впечатление, что тот пребывает в полной прострации, но стоило только упомянуть его в разговоре, и Магомед очнулся, шумно втянул в себя воздух, развел руки в стороны и открыл глаза.
– Идем, – скомандовал он зычно, словно и не было этого минутного погружения в глубины самого себя, передвинул автомат и, на ходу снимая предохранитель, зашагал в северо-западном направлении. Двигался он мягко, уверенно выбирая наиболее удобный путь, и вскоре находившемуся за его спиной Джабраилу стало ясно: ведший их человек знает эти места как свои пять пальцев. Впрочем, на левой руке у него их оставалось только четыре – причину отсутствия одного пальца Хаджиев не скрывал, хотя и гордиться было нечем – не война, не пуля врага или осколок снаряда отрубил мизинец и покалечил безымянный палец, а обычная циркулярная пила. Давно это было. Еще в прошлой, мирной жизни. Но имелись у помощника эмира на теле и другие шрамы, их было много, но не выставлял свои раны напоказ Магомед Хаджиев, не красовался заслугами. Джабраил сам слышал, как тот однажды сказал: «Хороший человек такой, какой он есть сейчас. Для хорошего человека только здесь и сейчас имеет значение. Хорошее прошлое принадлежит прошлому, хорошее настоящее – настоящему, плохое прошлое и тем более плохое настоящее всегда будут тащить в бездну». Сказано это было давно, но слова запомнились, не затерялись в памяти.
Непонятно, спешил ли Хаджиев или был полностью уверен в безопасности маршрута, но шли быстро, так, как только позволяла местность. Шли вплоть до полных сумерек, и лишь во тьме остановились в густых зарослях орешника. Разбившись на четыре группы, обустроили лагерь. На вопрос Газиева: «Какое будем выставлять охранение?» – Магомед махнул рукой – «Ни к чему» – и повернулся вокруг, показывая окружающие заросли. Его мысль оказалась проста: ночью никто не пойдет, а пойдет – шум будет таким, что разбудит всех. Газиев вздохнул, но спорить не стал. По большей части помощник эмира был прав, прошедший день был длинным, людям следовало отдохнуть. «Пусть спят», – подумал Солта, выбирая себе подходящее для ночевки место. Русские по ночам ходят редко, если и пойдут, лес не даст застать спящих врасплох, подскажет треском сучьев, зашумит встающей на пути листвой. Аллах милостив к идущим по пути истинной веры… – С этими мыслями он и уснул.
Джабраил лежал, открыв глаза и вглядываясь в окружающую темноту в попытках разглядеть за сплетениями листвы ночное небо. Иногда ему это удавалось, и в вышине ослепительно вспыхивала звездочка, но почти тут же игравший в ветвях ветерок всколыхивал ветви, и далекое чужое светило исчезало за непрозрачным занавесом лиственного покрова. Вокруг все спали. В наступившей тишине слышалось то приглушенное бормотание, то чей-то обеспокоенный вздох. Изредка доносился храп. Уставшие за день люди пользовались возможностью отдохнуть. Джафаров устал не меньше других, но он не спешил спать, долгое бодрствование давно вошло в привычку, четыре-пять часов в сутки сна, один раз поесть и многие версты с тяжелым грузом за спиной. Война приучила к нелегкой жизни. Отучила жаловаться. Приучила ко многому. Сделала суровым, жестким, даже жестоким. Война, война всему виной, а как же он без войны? Как бы он жил, если бы не она? Пахал, сеял? Стоял у станка? Война – дело мужчины! Единственное достойное его дело. И не важно, какая цель. Не важно, за что и с кем ты. Выжить и победить – вот главное. Победитель достоин всего! Побеждает сильный. Тот, кто побеждает, продолжает род. Слабые вымирают. Так было всегда. Так будет. Если ты слабый – стань сильным. Если не можешь быть сильным сам – встань рядом с сильными, под их руку, под их покровительство, стань победителем. Иначе грош тебе цена как мужчине. Победишь ты, и твои потомки вспомнят тебя, проиграешь, уйдешь в забвение – тебя будет некому вспоминать, некому помнить.
Джабраил выбрал правильный путь, он встал рядом с сильными, он станет победителем, его род будет продолжаться, и его имя будут чтить и помнить всегда.
С этими мыслями Джафаров и погрузился в сон, а проснулся, когда лагерь едва-едва начал пробуждаться. Он встал, размял ноги, с хрустом потянулся. С удовольствием вдыхая утренний воздух, оглядел наполняющийся шумами лагерь – отдохнувшие за ночь моджахеды просыпались, чтобы вскоре отправиться в неблизкий путь.
– Солта! – Магомед Хаджиев едва ли не первый выбрался из спальника и вот теперь, вернувшись из глубины кустов, подошел к сидевшему у толстого ствола бука Газиеву. – Скажи своим людям, чтобы поторопились, идти нам еще долго. Надо спешить.
– Да, сделаю, брат, сделаю так, как ты сказал! – заверил главарь банды. И тут же, оглядевшись по сторонам, окликнул первого оказавшегося на виду моджахеда: – Измаил, скажи всем: время бежит, часы на моей руке пятнадцать минут времени отмеряют. В готовности стоим, выдвигаемся. Путь неблизкий. Ступай!
– Бегу, командир! – Измаил откинул автомат за спину и растворился в листве кустарников.
– Куда пойдем, найдя ракету? – поинтересовался Солта, на этот вопрос Магомед ответил весьма уклончиво:
– Я поведу. – И больше не сказав ни слова, направился собирать в рюкзак вынутые на ночь вещи.
Хаджиев говорил правду, путь оказался неблизкий, да и шли они на этот раз нарочито медленно. Магомед заглядывал едва ли не под каждый кустик, иногда останавливался и, прежде чем идти дальше, подолгу всматривался, вслушивался, даже, казалось, принюхивался к окружающему пространству. Наблюдавший за ним Солта знал, что тот уже двое суток ничего не ест, только пьет воду, обостряя голодом и без того высокую чувствительность своих органов чувств. Сам Солта никогда так не делал, полагаясь больше на удачу и знание местности.
Последние несколько сот метров, что оставалось пройти до места падения «Точки У», отряд едва плелся. Когда же оставалось совсем чуть-чуть, Хаджиев и вовсе остановил цепь моджахедов и в одиночестве ушел вперед. Вернулся он хмурый, сосредоточенный и, ничего не объясняя, потянул за собой остальных. Стрелки на его командирских часах показывали пять минут третьего, и в глаза бросилась цифра в небольшом окошечке – двадцать три. Двадцать третье июля 2008 года…
Разведывательная группа специального назначения под командованием старшего лейтенанта Есина
БР – боевое распоряжение на три группы первой роты …кого отряда специального назначения пришло одновременно. Вышестоящее командование, упреждая противника, решило провести засадно-поисковые действия в районах нанесения ракетных ударов. Таких мест оказалось всего ничего. Ракеты комплекса «Точка» применялись нечасто. В целях же сохранения режима секретности разведчикам были даны только координаты мест будущих засад, без объяснения конкретных причин…
– Задача поставлена предельно ясно: выйти по заданным координатам и организовать засаду. – Заместитель командира отряда по боевой подготовке майор Рощин, временно исполняющий обязанности командира отряда (комбат уехал на какое-то совещание в Ханкалу), собрал в палатке Центра боевого управления уходивших на боевое задание группников.
– Пятеро суток сидеть на попе ровно? – позволил себе реплику присутствующий здесь же командир первой роты майор Кузнецов. Рощин покосился в его сторону, но ничего не сказал.
– В случае обнаружения противника, – продолжил он свой инструктаж, – уничтожать его всеми доступными средствами. По возможности используя приданную артиллерию.
– Товарищ майор, – поднялся со своего места старший лейтенант Есин, – у меня тут вопрос образовался…
– Если по поводу совместной работы, – насторожившись, Рощин решил перехватить инициативу, задаваемых вопросов он не любил, – то сразу довожу: районы разведки групп не пересекаются. Узнаю, что сошлись в одну точку, – загноблю.
– Да я не о том, товарищ майор! – Есин, возможно, уже пожалел, что встал, и теперь переминался с ноги на ногу. – У нас тут вопрос возник…
– Задавай, – подбодрил старлея Рощин, не почувствовав никакого подвоха.
– Мы тут обсуждали…
– С Димариком, что ли? – уточнил замкомбата, и по тому, как замялся Есин, понял, что угадал.
– Не важно, – не стал до конца раскрываться командир третьей группы. – Собственно, у нас не вопрос, а типа того, просьба… Не могли бы отдать приказ уничтожать в лесу всех, кто будет с оружием в руках?!
– Не понял? – Майор Рощин выглядел удивленным, хотя на самом деле прекрасно понял подоплеку этой самой так называемой просьбы.
– Товарищ майор, как в лесу отличить охотника с «Сайгой» от боевика с «калашом»? Я что, должен сначала ему кричать «назовись», а потом стрелять? Я встречу «человека с ружьем» лоб в лоб, и что? Охотничий билет спрашивать буду?
– Знаешь что, Есин, не мути! – Рощин, прекрасно понимая все последствия отдания такого приказа, начал сердиться. Те, кто наверху их сочиняет, не дураки. Сказано – противника, значит, противника, а уж кто в лесу противник, а кто черемшу собирал, сами группники пусть решают, грохнут охотника, им и отвечать. Переиначивать вышестоящие приказы и брать на себя лишнюю ответственность Рощин не собирался, а потому еще больше посуровел и, слегка повысив голос, выдал: – В приказе написано уничтожать противника, вот и уничтожай! – И, заметив, что у старлея готова вырваться новая протестующая фраза, проговорил: – Садись, Есин, не мели чепухи!
Группники зароптали, но как-то вяло, неуверенно и быстро сникли. И сам Есин, повинуясь приказу, сел и до конца инструктажа не произнес больше ни слова. Злился на замкомбата, злился на себя, злился, чего скрывать, и на подначившего на этот вопрос Маркитанова. Это именно он неоднократно поднимал вопрос, на который у старшего лейтенанта не было ответа. Сейчас Есин мучительно раздумывал, как поступить: оставить все, как есть, не вдаваясь в юридические тонкости поступающих от вышестоящего командования приказов, или взять всю полноту ответственности на себя, тем самым, может быть, спасая жизнь своих бойцов и самого себя? В своих раздумьях он пропустил момент, когда была подана команда: «Товарищи офицеры!» – и очнулся, лишь когда остальные начали подниматься со своих мест.
Совещание закончилось. Группники потянулись к выходу. Есин был мрачен и зол. Едва выйдя из палатки и ступив на плац, он мысленно выматерился и принял решение.
Сборы на боевое задание протекали вполне планово. Получив пайки, разведчики дербанили их с тыльной стороны палаток. От зелени разложенного на земле пластика рябило в глазах. Подошедший к бойцам прапорщик Маркитанов окинул взглядом стоявшие рюкзаки и, сделав пару шагов, наклонился над одним из них. Рука юркнула в боковой карман и тут же вынырнула обратно, а в пальцах прапорщика оказались зажаты две сигаретные пачки.
– Федотов! – обратился он к приунывшему хозяину рюкзака. – Какого черта? Ты что, травы борзянки объелся? Группник же сказал: «Сигарет не брать! На задании не курить!»
– Да мы без палева, Вениаминович. – Разведчик протянул руку, чтобы забрать отобранные прапорщиком сигареты.
– Совсем страх потерял? Что значит без палева? – взъярился Маркитанов. – Я тебе покурю на БЗ, я тебе покурю! Жить надоело? Надоело самому – пацанам пожить дай!
Отобранные сигареты полетели в лужу под умывальником.
– Если у кого увижу… – Взгляд бешено вращающихся глаз обежал курильщиков и остановился на некурящем Смагине. – Занимайтесь! – Махнул рукой и, подхватив предназначенные себе пайки, скрылся за дверью палатки. Оказавшись в помещении, Маркитанов какое-то мгновение привыкал к скудному освещению, затем швырнул пайки на кровать и плюхнулся на нее сам. Пружины жалобно скрипнули. Посидев пару минут, Димарик нагнулся и вытащил из-под кровати картонную коробку из-под пайков, раскрыл ее и сунул туда один из только что принесенных. Затем вернул коробку обратно и принялся за раздел оставшихся. Яблочное повидло он в последнее время оставлял тут же, в тумбочке, из банок с сельдью одну обязательно заныкивал в старую, с незапамятных времен висевшую на стене разгрузку – для Ништяка – отрядного кота. Услышав звук раздираемых пайков, тот обычно не заставлял себя ждать. Но на этот раз почему-то медлил. Одна из банок с сосисочным фаршем шла туда же. Часть галет Маркитанов ссыпал все в ту же тумбочку.
Периодически усилиями забредавшего сюда ротного тумбочка, процессом выброса, освобождалась от своих запасов, а Маркитанов начинал накапливать новый. Тушенку прапорщик забирал всю. То же самое он проделывал с кашами и печеночными паштетами. Еще Дмитрий в обязательном порядке брал с собой лапшу «Роллтон», две-три пачки. Он где-то вычитал о высокой калорийности этого продукта и теперь стал ярым ее приверженцем. Хотя, говоря по совести, иллюзий относительно «роллтоновской» полезности он не питал – считая лапшу быстрого приготовления хоть и удобным в транспортировке, но все же вредным для организма продуктом. Имеющийся в пайках изюм Димарик съедал сразу. Так сказать, запасая витамины впрок.
Вот и сегодня свои привычки он менять тоже не стал – изюм оказался съеден быстро и безжалостно. Запив еду холодным, с утра стоявшим на столе чаем, Дмитрий продолжил сборы. Теперь, когда все оказалось разложено на кровати, дело пошло быстрее. Банки с паштетом и галеты, завернутые в пакет, упали в один карман рюкзака, тушенка и каши, так же тщательно спеленатые, улеглись в другом, пакетики «Роллтона» поместились в третьем, перемежаясь ими, туда же плюхнулись банки с сельдью. О том, куда и что положить, прапорщик не задумывался – летом на один кубический сантиметр объема вещей приходилось гораздо меньше, чем зимой, и он мог позволить себе вольное расточительство «жизненного» пространства. Через десяток минут с укладкой продуктов питания было покончено. Наступило время проверки прочего снаряжения. Подшить, подлатать, подтянуть, подправить – этим Дмитрий занимался с гораздо большим усердием. В итоге на все про все у него ушло два часа, после чего Маркитанов опустил рюкзак на пол, уложил на него разгрузку и с чувством выполненного долга завалился спать.
Разбудили его за двадцать минут до строевого смотра…
– Димарик! – Рев ротного, наверное, разлетелся по всей Чечне. – Надо готовить группу, а ты спишь!
– Сплю, – с невинным видом согласился Димарик.
– Что?!! – захлебнулся от гнева ротный. – Снимать надо тебя с должности, снимать! Вот вернетесь с БЗ, пойду к комбату! – пригрозил командир роты.
– Группа готова, – ни секунды не сомневаясь, что так оно и есть, отрапортовал прапорщик и, зевнув, потянулся к стоявшему на полу берцу.
– Я проверю, не сомневайся! – пригрозил Кузнецов. – Я ее наизнанку выверну!
– Так готова же, – Маркитанов пожал плечами. Судя по его виду, угроза не возымела никакого действия.
– Доиграешься ты у меня! – Ротный покачал головой и, безнадежно махнув рукой, двинулся к выходу. У самой двери он остановился, негромко бросил: – Без фанатизма, – после чего двинулся дальше.
– Как всегда, – донеслось из-за спины, но ротного это не сильно обнадежило.
А прапорщик Маркитанов встал, протер глаза, вытащил из тумбочки зубные – пасту с щеткой и двинулся к расположенному с тыльной стороны палатки умывальнику. Дмитрий не спешил, по его расчетам, до начала строевого смотра у него оставалась еще уйма времени. И как показало будущее, оказался прав – управился он со всеми делами как раз вовремя…
– Группа, становись! Равняйсь! Смирно! – громко скомандовал Есин, построив бойцов группы на плацу чуть раньше времени, определенного для построения убывающих на боевое задание. – Слушай приказ! Приказываю в случае внезапного, исключающего доклад, обнаружения вооруженных лиц уничтожать их всеми доступными средствами. Вольно!
Отдав команду, Есин почувствовал, как покрылся испариной. Дело сделано. Теперь его бойцы не будут долго раздумывать… Вот только как поступить, если под пули и впрямь попадет охотник с «Сайгой»? Ответа Андрей снова не знал, но очень надеялся, что этого никогда не случится. Встав в строй, он заметил, как из штабной палатки за ним пристально наблюдает заместитель командира отряда по боевой подготовке. Увидев, что его заметили, тот хмыкнул и покрутил у виска пальцем. Стало еще жарче…
– Командиры групп, ко мне! – приехавший из Ханкалы комбат был не в лучшем расположении духа, впрочем, уходящих на боевое задание разведчиков это волновало мало. Перед БЗ он их ни гонять, ни излишне материть не станет, а вот остающимся в ПВД можно было не завидовать и не сомневаться, что подполковник Митин на ближайшую пару дней найдет всем «непыльное» занятие – типа сдачи какого-нибудь очередного КПЗ.
– Товарищ подполковник, старший лейтенант Есин по вашему приказанию прибыл…
– Товарищ подполковник, капитан…
– Товарищ подполковник…
Краткое напутствие, как легкий пинок под зад при прыжке с парашютом, – и вот уже группники направляются к своим разведывательным группам.
– Направо! – Хруст гальки под ногами повинующихся приказу разведчиков, несколько десятков шагов к воротам КПП, щелчки затворов заряжаемого оружия, неспешная погрузка в машины, и чадящая выхлопами колонна вытягивается на ленточку асфальта. За спиной остается ПВД, коряво написанный указатель «На войну», мирная, спокойная жизнь. Впереди пять дней выхода, и все ли вернутся?
Ехавший в кузове головной машины прапорщик Маркитанов неотрывно вглядывался в темный угол брезентового тента, но не видел его. Перед глазами вновь стояла Катя. Душу сжало болью.
«Катя, Катюшенька». – Губы прапорщика дрогнули, машину тряхнуло, на плечо навалился умудрившийся уснуть Смагин. «Катя». – Лицо девушки увеличилось, выросло в размерах, приблизилось… защемило сердце. Отгоняя наваждение, Маркитанов тряхнул головой и, чтобы окончательно отвлечься, стал поправлять разгрузку, достал и запихал обратно магазин, вытащил нож и, покрутив в руке, сунул на место, затем потянулся к ребристой эфке, но вовремя опомнился и передумал. Мысли свернули на предстоящее боевое задание. Насколько он понял, им надлежало выйти по определенным координатам и на целых пять суток сесть в засаду. Пять суток почти полного ничегонеделания, только чередующиеся меж собой сон и наблюдение. Караул в лежачей позе. Тихий ужас! Хотя кому как, но Маркитанов любил поиск, хоть и опасней, и тяжелей, но время в поиске летело почти незаметно – что день, что поделенная на сон и бодрствование ночь. Порой, несколько дней проведя в движении, заместитель командира группы замечал: ты только-только покинул ПВД, а уже пора возвращаться. А засада… многодневная, на одном месте, порой едва не выводила его из себя, хотелось наплевать на приказ, бросить все и уйти в поиск. Но он не плевал, не бросал и не уходил, а уж когда засадные действия оправдывались результативным боем… Да что говорить… Лучше вспомнить… Маркитанов, закрыв глаза, стал вспоминать прошлое…
Колонна остановилась, изрядно пропетляв среди лесов. Десантировались все три группы одновременно, но уходили, расходясь веером в разные стороны.
– Вылезаем! В темпе, в темпе! – торопил Маркитанов и без того быстро прыгавших за борт разведчиков. – Бегом, бегом! Давай сюда. – Уже прыгнув сам, протянул руку к радисту, предлагая свою помощь, ухватил тяжелый рюкзак и осторожно поставил на землю. – Все, в лес, в лес, не стоять!
– Вениаминыч, – выбравшийся из кабины группник оказался рядом, – давай догоняй головняк.
– Догоню, успею, – отмахнулся прапорщик, но все же перестал понукать личный состав, а, подхватив свой собственный рюкзак, скрылся в лесной чаще. Продолжая двигаться широким шагом, догнал бойцов головного дозора и занял свое место в боевом порядке. С недавних пор он ходил вторым, уступив место в голове группы перворазряднику по спортивному ориентированию рядовому контрактной службы Осипову Григорию. Передвигались они недолго. Рассудив, что отошли достаточно, чтобы все бойцы группы успели скрыться в лесу, Маркитанов чикнул на впередиидущего и, когда тот обернулся, показал знаками: «Садимся», «Сеанс связи».
По всем приказам и указаниям требовалось доложить «Центру» о благополучном десантировании. И по трезвым размышлениям самого Маркитанова делалось это вовсе не для того, чтобы прошел доклад о самом факте десантирования, а для проверки работы средств радиосвязи группы. Но что думало по этому поводу начальство, прапорщику было неизвестно. Отдав команду остановиться и сев на выпирающий из земли корень, Дмитрий достал полуторалитровую баклажку минералки и, отвинтив пробку, с удовольствием приложился к горлышку. От этого занятия его оторвал звук чьих-то поспешно приближающихся шагов – из-за деревьев показалась долговязая фигура Есина.
– Задача поставлена предельно ясно: выйти по заданным координатам и организовать засаду. – Заместитель командира отряда по боевой подготовке майор Рощин, временно исполняющий обязанности командира отряда (комбат уехал на какое-то совещание в Ханкалу), собрал в палатке Центра боевого управления уходивших на боевое задание группников.
– Пятеро суток сидеть на попе ровно? – позволил себе реплику присутствующий здесь же командир первой роты майор Кузнецов. Рощин покосился в его сторону, но ничего не сказал.
– В случае обнаружения противника, – продолжил он свой инструктаж, – уничтожать его всеми доступными средствами. По возможности используя приданную артиллерию.
– Товарищ майор, – поднялся со своего места старший лейтенант Есин, – у меня тут вопрос образовался…
– Если по поводу совместной работы, – насторожившись, Рощин решил перехватить инициативу, задаваемых вопросов он не любил, – то сразу довожу: районы разведки групп не пересекаются. Узнаю, что сошлись в одну точку, – загноблю.
– Да я не о том, товарищ майор! – Есин, возможно, уже пожалел, что встал, и теперь переминался с ноги на ногу. – У нас тут вопрос возник…
– Задавай, – подбодрил старлея Рощин, не почувствовав никакого подвоха.
– Мы тут обсуждали…
– С Димариком, что ли? – уточнил замкомбата, и по тому, как замялся Есин, понял, что угадал.
– Не важно, – не стал до конца раскрываться командир третьей группы. – Собственно, у нас не вопрос, а типа того, просьба… Не могли бы отдать приказ уничтожать в лесу всех, кто будет с оружием в руках?!
– Не понял? – Майор Рощин выглядел удивленным, хотя на самом деле прекрасно понял подоплеку этой самой так называемой просьбы.
– Товарищ майор, как в лесу отличить охотника с «Сайгой» от боевика с «калашом»? Я что, должен сначала ему кричать «назовись», а потом стрелять? Я встречу «человека с ружьем» лоб в лоб, и что? Охотничий билет спрашивать буду?
– Знаешь что, Есин, не мути! – Рощин, прекрасно понимая все последствия отдания такого приказа, начал сердиться. Те, кто наверху их сочиняет, не дураки. Сказано – противника, значит, противника, а уж кто в лесу противник, а кто черемшу собирал, сами группники пусть решают, грохнут охотника, им и отвечать. Переиначивать вышестоящие приказы и брать на себя лишнюю ответственность Рощин не собирался, а потому еще больше посуровел и, слегка повысив голос, выдал: – В приказе написано уничтожать противника, вот и уничтожай! – И, заметив, что у старлея готова вырваться новая протестующая фраза, проговорил: – Садись, Есин, не мели чепухи!
Группники зароптали, но как-то вяло, неуверенно и быстро сникли. И сам Есин, повинуясь приказу, сел и до конца инструктажа не произнес больше ни слова. Злился на замкомбата, злился на себя, злился, чего скрывать, и на подначившего на этот вопрос Маркитанова. Это именно он неоднократно поднимал вопрос, на который у старшего лейтенанта не было ответа. Сейчас Есин мучительно раздумывал, как поступить: оставить все, как есть, не вдаваясь в юридические тонкости поступающих от вышестоящего командования приказов, или взять всю полноту ответственности на себя, тем самым, может быть, спасая жизнь своих бойцов и самого себя? В своих раздумьях он пропустил момент, когда была подана команда: «Товарищи офицеры!» – и очнулся, лишь когда остальные начали подниматься со своих мест.
Совещание закончилось. Группники потянулись к выходу. Есин был мрачен и зол. Едва выйдя из палатки и ступив на плац, он мысленно выматерился и принял решение.
Сборы на боевое задание протекали вполне планово. Получив пайки, разведчики дербанили их с тыльной стороны палаток. От зелени разложенного на земле пластика рябило в глазах. Подошедший к бойцам прапорщик Маркитанов окинул взглядом стоявшие рюкзаки и, сделав пару шагов, наклонился над одним из них. Рука юркнула в боковой карман и тут же вынырнула обратно, а в пальцах прапорщика оказались зажаты две сигаретные пачки.
– Федотов! – обратился он к приунывшему хозяину рюкзака. – Какого черта? Ты что, травы борзянки объелся? Группник же сказал: «Сигарет не брать! На задании не курить!»
– Да мы без палева, Вениаминович. – Разведчик протянул руку, чтобы забрать отобранные прапорщиком сигареты.
– Совсем страх потерял? Что значит без палева? – взъярился Маркитанов. – Я тебе покурю на БЗ, я тебе покурю! Жить надоело? Надоело самому – пацанам пожить дай!
Отобранные сигареты полетели в лужу под умывальником.
– Если у кого увижу… – Взгляд бешено вращающихся глаз обежал курильщиков и остановился на некурящем Смагине. – Занимайтесь! – Махнул рукой и, подхватив предназначенные себе пайки, скрылся за дверью палатки. Оказавшись в помещении, Маркитанов какое-то мгновение привыкал к скудному освещению, затем швырнул пайки на кровать и плюхнулся на нее сам. Пружины жалобно скрипнули. Посидев пару минут, Димарик нагнулся и вытащил из-под кровати картонную коробку из-под пайков, раскрыл ее и сунул туда один из только что принесенных. Затем вернул коробку обратно и принялся за раздел оставшихся. Яблочное повидло он в последнее время оставлял тут же, в тумбочке, из банок с сельдью одну обязательно заныкивал в старую, с незапамятных времен висевшую на стене разгрузку – для Ништяка – отрядного кота. Услышав звук раздираемых пайков, тот обычно не заставлял себя ждать. Но на этот раз почему-то медлил. Одна из банок с сосисочным фаршем шла туда же. Часть галет Маркитанов ссыпал все в ту же тумбочку.
Периодически усилиями забредавшего сюда ротного тумбочка, процессом выброса, освобождалась от своих запасов, а Маркитанов начинал накапливать новый. Тушенку прапорщик забирал всю. То же самое он проделывал с кашами и печеночными паштетами. Еще Дмитрий в обязательном порядке брал с собой лапшу «Роллтон», две-три пачки. Он где-то вычитал о высокой калорийности этого продукта и теперь стал ярым ее приверженцем. Хотя, говоря по совести, иллюзий относительно «роллтоновской» полезности он не питал – считая лапшу быстрого приготовления хоть и удобным в транспортировке, но все же вредным для организма продуктом. Имеющийся в пайках изюм Димарик съедал сразу. Так сказать, запасая витамины впрок.
Вот и сегодня свои привычки он менять тоже не стал – изюм оказался съеден быстро и безжалостно. Запив еду холодным, с утра стоявшим на столе чаем, Дмитрий продолжил сборы. Теперь, когда все оказалось разложено на кровати, дело пошло быстрее. Банки с паштетом и галеты, завернутые в пакет, упали в один карман рюкзака, тушенка и каши, так же тщательно спеленатые, улеглись в другом, пакетики «Роллтона» поместились в третьем, перемежаясь ими, туда же плюхнулись банки с сельдью. О том, куда и что положить, прапорщик не задумывался – летом на один кубический сантиметр объема вещей приходилось гораздо меньше, чем зимой, и он мог позволить себе вольное расточительство «жизненного» пространства. Через десяток минут с укладкой продуктов питания было покончено. Наступило время проверки прочего снаряжения. Подшить, подлатать, подтянуть, подправить – этим Дмитрий занимался с гораздо большим усердием. В итоге на все про все у него ушло два часа, после чего Маркитанов опустил рюкзак на пол, уложил на него разгрузку и с чувством выполненного долга завалился спать.
Разбудили его за двадцать минут до строевого смотра…
– Димарик! – Рев ротного, наверное, разлетелся по всей Чечне. – Надо готовить группу, а ты спишь!
– Сплю, – с невинным видом согласился Димарик.
– Что?!! – захлебнулся от гнева ротный. – Снимать надо тебя с должности, снимать! Вот вернетесь с БЗ, пойду к комбату! – пригрозил командир роты.
– Группа готова, – ни секунды не сомневаясь, что так оно и есть, отрапортовал прапорщик и, зевнув, потянулся к стоявшему на полу берцу.
– Я проверю, не сомневайся! – пригрозил Кузнецов. – Я ее наизнанку выверну!
– Так готова же, – Маркитанов пожал плечами. Судя по его виду, угроза не возымела никакого действия.
– Доиграешься ты у меня! – Ротный покачал головой и, безнадежно махнув рукой, двинулся к выходу. У самой двери он остановился, негромко бросил: – Без фанатизма, – после чего двинулся дальше.
– Как всегда, – донеслось из-за спины, но ротного это не сильно обнадежило.
А прапорщик Маркитанов встал, протер глаза, вытащил из тумбочки зубные – пасту с щеткой и двинулся к расположенному с тыльной стороны палатки умывальнику. Дмитрий не спешил, по его расчетам, до начала строевого смотра у него оставалась еще уйма времени. И как показало будущее, оказался прав – управился он со всеми делами как раз вовремя…
– Группа, становись! Равняйсь! Смирно! – громко скомандовал Есин, построив бойцов группы на плацу чуть раньше времени, определенного для построения убывающих на боевое задание. – Слушай приказ! Приказываю в случае внезапного, исключающего доклад, обнаружения вооруженных лиц уничтожать их всеми доступными средствами. Вольно!
Отдав команду, Есин почувствовал, как покрылся испариной. Дело сделано. Теперь его бойцы не будут долго раздумывать… Вот только как поступить, если под пули и впрямь попадет охотник с «Сайгой»? Ответа Андрей снова не знал, но очень надеялся, что этого никогда не случится. Встав в строй, он заметил, как из штабной палатки за ним пристально наблюдает заместитель командира отряда по боевой подготовке. Увидев, что его заметили, тот хмыкнул и покрутил у виска пальцем. Стало еще жарче…
– Командиры групп, ко мне! – приехавший из Ханкалы комбат был не в лучшем расположении духа, впрочем, уходящих на боевое задание разведчиков это волновало мало. Перед БЗ он их ни гонять, ни излишне материть не станет, а вот остающимся в ПВД можно было не завидовать и не сомневаться, что подполковник Митин на ближайшую пару дней найдет всем «непыльное» занятие – типа сдачи какого-нибудь очередного КПЗ.
– Товарищ подполковник, старший лейтенант Есин по вашему приказанию прибыл…
– Товарищ подполковник, капитан…
– Товарищ подполковник…
Краткое напутствие, как легкий пинок под зад при прыжке с парашютом, – и вот уже группники направляются к своим разведывательным группам.
– Направо! – Хруст гальки под ногами повинующихся приказу разведчиков, несколько десятков шагов к воротам КПП, щелчки затворов заряжаемого оружия, неспешная погрузка в машины, и чадящая выхлопами колонна вытягивается на ленточку асфальта. За спиной остается ПВД, коряво написанный указатель «На войну», мирная, спокойная жизнь. Впереди пять дней выхода, и все ли вернутся?
Ехавший в кузове головной машины прапорщик Маркитанов неотрывно вглядывался в темный угол брезентового тента, но не видел его. Перед глазами вновь стояла Катя. Душу сжало болью.
«Катя, Катюшенька». – Губы прапорщика дрогнули, машину тряхнуло, на плечо навалился умудрившийся уснуть Смагин. «Катя». – Лицо девушки увеличилось, выросло в размерах, приблизилось… защемило сердце. Отгоняя наваждение, Маркитанов тряхнул головой и, чтобы окончательно отвлечься, стал поправлять разгрузку, достал и запихал обратно магазин, вытащил нож и, покрутив в руке, сунул на место, затем потянулся к ребристой эфке, но вовремя опомнился и передумал. Мысли свернули на предстоящее боевое задание. Насколько он понял, им надлежало выйти по определенным координатам и на целых пять суток сесть в засаду. Пять суток почти полного ничегонеделания, только чередующиеся меж собой сон и наблюдение. Караул в лежачей позе. Тихий ужас! Хотя кому как, но Маркитанов любил поиск, хоть и опасней, и тяжелей, но время в поиске летело почти незаметно – что день, что поделенная на сон и бодрствование ночь. Порой, несколько дней проведя в движении, заместитель командира группы замечал: ты только-только покинул ПВД, а уже пора возвращаться. А засада… многодневная, на одном месте, порой едва не выводила его из себя, хотелось наплевать на приказ, бросить все и уйти в поиск. Но он не плевал, не бросал и не уходил, а уж когда засадные действия оправдывались результативным боем… Да что говорить… Лучше вспомнить… Маркитанов, закрыв глаза, стал вспоминать прошлое…
Колонна остановилась, изрядно пропетляв среди лесов. Десантировались все три группы одновременно, но уходили, расходясь веером в разные стороны.
– Вылезаем! В темпе, в темпе! – торопил Маркитанов и без того быстро прыгавших за борт разведчиков. – Бегом, бегом! Давай сюда. – Уже прыгнув сам, протянул руку к радисту, предлагая свою помощь, ухватил тяжелый рюкзак и осторожно поставил на землю. – Все, в лес, в лес, не стоять!
– Вениаминыч, – выбравшийся из кабины группник оказался рядом, – давай догоняй головняк.
– Догоню, успею, – отмахнулся прапорщик, но все же перестал понукать личный состав, а, подхватив свой собственный рюкзак, скрылся в лесной чаще. Продолжая двигаться широким шагом, догнал бойцов головного дозора и занял свое место в боевом порядке. С недавних пор он ходил вторым, уступив место в голове группы перворазряднику по спортивному ориентированию рядовому контрактной службы Осипову Григорию. Передвигались они недолго. Рассудив, что отошли достаточно, чтобы все бойцы группы успели скрыться в лесу, Маркитанов чикнул на впередиидущего и, когда тот обернулся, показал знаками: «Садимся», «Сеанс связи».
По всем приказам и указаниям требовалось доложить «Центру» о благополучном десантировании. И по трезвым размышлениям самого Маркитанова делалось это вовсе не для того, чтобы прошел доклад о самом факте десантирования, а для проверки работы средств радиосвязи группы. Но что думало по этому поводу начальство, прапорщику было неизвестно. Отдав команду остановиться и сев на выпирающий из земли корень, Дмитрий достал полуторалитровую баклажку минералки и, отвинтив пробку, с удовольствием приложился к горлышку. От этого занятия его оторвал звук чьих-то поспешно приближающихся шагов – из-за деревьев показалась долговязая фигура Есина.