Страница:
Когда что-то изучаете самостоятельно, ищите прежде всего не факты, а общие принципы. Уже на основе этих принципов сможете понять, какие факты в данном случае вообще стоит искать. Вот и я стараюсь здесь говорить в первую очередь о принципах, даже если прихожу к этим принципам, отталкиваясь от конкретного факта, в том числе и моего личного опыта.
За привычку делать несколько дел одновременно меня в молодости в шутку сравнивали с Гаем Гаевичем Юлием Цезарем. Исходя из его карьеры, думаю: он хорошо ориентировался во всех закономерностях, известных в его время, и видел, какие именно отклонения от этих закономерностей требуют его внимания. Потому и переключался между делами так легко и быстро.
Мозаичное мышление
Интересные знания – не лишние
Ум и знание кармана не ломят
Выгодное милосердие
Зажигалка с переменным напором
За привычку делать несколько дел одновременно меня в молодости в шутку сравнивали с Гаем Гаевичем Юлием Цезарем. Исходя из его карьеры, думаю: он хорошо ориентировался во всех закономерностях, известных в его время, и видел, какие именно отклонения от этих закономерностей требуют его внимания. Потому и переключался между делами так легко и быстро.
Мозаичное мышление
Цельный мир дробится только в сознании
Несколько слов о мозаике мышления. Светочувствительная часть глаза состоит из множества отдельных элементов. Оптическая часть собирает на каждом элементе свет, приходящий с одного направления. Картина дробится на бесчисленные точки мозаики. Сбор этих точек вновь в единую картину – задача не глаза, а мозга.
Мир в целом мы воспринимаем как множество разрозненных точек – фактов. Собрать их в цельную картину – опять же задача мозга.
Видеть то, на что смотрим, мы учимся в столь раннем возрасте, что сложность задачи могут оценить лишь те, кто учит слепых от рождения, прозревших благодаря успехам медицины. Понимать то, что видим, надо учиться всю жизнь. Психологи детства доселе открыли только малую часть сложностей, преодолеваемых каждым из нас на пути превращения в человека.
Нарисовать цельную картину немногими штрихами – и подавно не ремесло, а искусство. В чеховской «Чайке» Треплёв жалуется: «Тригорин выработал себе приёмы, ему легко… У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса – вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звёзд, и далёкие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе…»
Но и восстановить целое по скупым деталям – искусство немногим меньшее. В первом представлении «Чайка» с треском провалилась. Не только актёры не умели заполнить жизнью очерченный драматургом контур. В воображении зрителей не сложилась мозаика из авторских точек и чёрточек.
Великие авторы творят великую аудиторию. Вникая в сложности новой системы образов, можно научиться если не создавать собственную равноценную, то хотя бы без сверхъестественных усилий постигать готовую.
«Чайка» сперва прошла через новейшую систему работы актёра над собой, выработанную великим актёром и режиссёром Алексеевым (Станиславским) и позволяющую достроить драматургический набросок до полнокровной личности. Затем зрители жадно впитали новые – не только текстовые, но и поведенческие – образы. И уже через несколько лет пьеса признана одним из величайших шедевров мировой сцены: автор воспитал актёров и зрителей.
Поколением позже другой великий режиссёр – Эйзенштейн – довёл до логического предела систему монтажа визуальных образов, открытую ещё на заре кинематографа и развитую до уровня художественной системы Гриффитом и Кулешовым. Сцена расстрела демонстрации в фильме «Октябрь» смонтирована из чередующихся планов пулемёта и разбегающейся толпы. Длина каждого плана – всего два кадрика, то есть двенадцатая доля секунды! Воспринять эти мелькающие изображения – а тем более сложить их в единый образ потрясающей художественной силы – может только хорошо подготовленный мозг. Эйзенштейн опирался на три десятилетия опыта, накопленного не только режиссёрами, но и кинозрителями.
Опыт набирается регулярным сопоставлением фрагментарных и цельных образов. Мало кому под силу сложить мозаику, не держа перед собой образцовую картинку. Если же вовсе не привык видеть полноценные картины реальности, весь мир будет восприниматься мешаниной ярких разрозненных пятен.
Модный сейчас клиповый монтаж рождён ради маскировки бессодержательности популярных песенок: зритель, искушённый восприятием сложных художественных образов, самостоятельно достраивал смысл – куда глубже того, какой мог бы даже при самом большом желании вложить в очередную поделку беспечный изготовитель. Нынешняя же молодёжь, с детства воспитанная на клипах, не то что не хочет, а не может доделать работу за нерадивого автора. Ибо – как и он сам – не располагает должными навыками.
Далеко за пределами шоу-бизнеса – та же картина. Например, нынешняя мода в образовании – факто-центричность – представляет весь мир россыпью разрозненных фактов. Между тем изначальный смысл систематического образования – в отличие от обучения на опыте – в том и состоит, чтобы указать реальные строгие законы, кроющиеся за отдельными фактами, определяющие всё их многообразие и взаимосвязь.
Изучить эти законы – по крайней мере после того, как они кем-то уже открыты – несравненно проще, нежели факты, из коих законы выведены. Ведь законов – и способов выведения фактов из них – несравненно меньше, чем самих фактов. Законоцентричная система обучения идёт ещё из античных времён, а окончательно сложилась в средневековой Германии. Нынешний переход от неё к новомодной фактоцентричной системе, восходящей ещё к каменному веку, но возрождённой сейчас в Соединённых Государствах Америки, непомерно наращивает нагрузку на учеников. И в то же время делает их вопиюще неприспособленными к жизни, способными существовать только в мире всеобъемлющих инструкций на каждый шаг. Хвалёные многотомные регламенты германской бюрократии даже в подмётки не годятся сегодняшней американской обстановке с надписями на фастфудовских картонных кофейных чашках «Содержимое горячее – можно обжечься» и на микроволновках «Кошек не сушить!»
Наша школа ещё недавно увлечённо впитывала новейшие достижения науки. Нынче она преобразуется на американский манер. Главное – последствие этого регресса: новые поколения обречены на полное непонимание мира. Значит, будут двигаться по нему как слепцы. Мозаичное мышление куда разрушительнее и опаснее мозаичного зрения.
Мир в целом мы воспринимаем как множество разрозненных точек – фактов. Собрать их в цельную картину – опять же задача мозга.
Видеть то, на что смотрим, мы учимся в столь раннем возрасте, что сложность задачи могут оценить лишь те, кто учит слепых от рождения, прозревших благодаря успехам медицины. Понимать то, что видим, надо учиться всю жизнь. Психологи детства доселе открыли только малую часть сложностей, преодолеваемых каждым из нас на пути превращения в человека.
Нарисовать цельную картину немногими штрихами – и подавно не ремесло, а искусство. В чеховской «Чайке» Треплёв жалуется: «Тригорин выработал себе приёмы, ему легко… У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса – вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звёзд, и далёкие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе…»
Но и восстановить целое по скупым деталям – искусство немногим меньшее. В первом представлении «Чайка» с треском провалилась. Не только актёры не умели заполнить жизнью очерченный драматургом контур. В воображении зрителей не сложилась мозаика из авторских точек и чёрточек.
Великие авторы творят великую аудиторию. Вникая в сложности новой системы образов, можно научиться если не создавать собственную равноценную, то хотя бы без сверхъестественных усилий постигать готовую.
«Чайка» сперва прошла через новейшую систему работы актёра над собой, выработанную великим актёром и режиссёром Алексеевым (Станиславским) и позволяющую достроить драматургический набросок до полнокровной личности. Затем зрители жадно впитали новые – не только текстовые, но и поведенческие – образы. И уже через несколько лет пьеса признана одним из величайших шедевров мировой сцены: автор воспитал актёров и зрителей.
Поколением позже другой великий режиссёр – Эйзенштейн – довёл до логического предела систему монтажа визуальных образов, открытую ещё на заре кинематографа и развитую до уровня художественной системы Гриффитом и Кулешовым. Сцена расстрела демонстрации в фильме «Октябрь» смонтирована из чередующихся планов пулемёта и разбегающейся толпы. Длина каждого плана – всего два кадрика, то есть двенадцатая доля секунды! Воспринять эти мелькающие изображения – а тем более сложить их в единый образ потрясающей художественной силы – может только хорошо подготовленный мозг. Эйзенштейн опирался на три десятилетия опыта, накопленного не только режиссёрами, но и кинозрителями.
Опыт набирается регулярным сопоставлением фрагментарных и цельных образов. Мало кому под силу сложить мозаику, не держа перед собой образцовую картинку. Если же вовсе не привык видеть полноценные картины реальности, весь мир будет восприниматься мешаниной ярких разрозненных пятен.
Модный сейчас клиповый монтаж рождён ради маскировки бессодержательности популярных песенок: зритель, искушённый восприятием сложных художественных образов, самостоятельно достраивал смысл – куда глубже того, какой мог бы даже при самом большом желании вложить в очередную поделку беспечный изготовитель. Нынешняя же молодёжь, с детства воспитанная на клипах, не то что не хочет, а не может доделать работу за нерадивого автора. Ибо – как и он сам – не располагает должными навыками.
Далеко за пределами шоу-бизнеса – та же картина. Например, нынешняя мода в образовании – факто-центричность – представляет весь мир россыпью разрозненных фактов. Между тем изначальный смысл систематического образования – в отличие от обучения на опыте – в том и состоит, чтобы указать реальные строгие законы, кроющиеся за отдельными фактами, определяющие всё их многообразие и взаимосвязь.
Изучить эти законы – по крайней мере после того, как они кем-то уже открыты – несравненно проще, нежели факты, из коих законы выведены. Ведь законов – и способов выведения фактов из них – несравненно меньше, чем самих фактов. Законоцентричная система обучения идёт ещё из античных времён, а окончательно сложилась в средневековой Германии. Нынешний переход от неё к новомодной фактоцентричной системе, восходящей ещё к каменному веку, но возрождённой сейчас в Соединённых Государствах Америки, непомерно наращивает нагрузку на учеников. И в то же время делает их вопиюще неприспособленными к жизни, способными существовать только в мире всеобъемлющих инструкций на каждый шаг. Хвалёные многотомные регламенты германской бюрократии даже в подмётки не годятся сегодняшней американской обстановке с надписями на фастфудовских картонных кофейных чашках «Содержимое горячее – можно обжечься» и на микроволновках «Кошек не сушить!»
Наша школа ещё недавно увлечённо впитывала новейшие достижения науки. Нынче она преобразуется на американский манер. Главное – последствие этого регресса: новые поколения обречены на полное непонимание мира. Значит, будут двигаться по нему как слепцы. Мозаичное мышление куда разрушительнее и опаснее мозаичного зрения.
Интересные знания – не лишние
Увлечения формируют объёмный взгляд на жизнь
Идею этой заметки подсказал мне брат – человек, в отличие от меня, весьма умный и во всех смыслах успешный. Как-то на семейной автопрогулке он мгновенно перечислил жене и дочери три элитных марки крупных производителей: Honda – Acura, Nissan – Infiniti, Toyota – Lexus.
По служебному положению ему положен обычный Nissan Primera. Он не намерен рваться на уровни, позволяющие без серьёзного напряжения карманов обзаводиться техникой экстракласса. Даже если в его жизненных обстоятельствах случатся перемены, позволяющие обзавестись любой техникой «по правилу правой руки» (то есть закрыв ею колонку «цена» и глядя только на названия), ему всё равно понадобится изучить новое состояние авторынка. Выходит, знания о сегодняшних тонкостях автомаркетинга для него просто лишние?
Но сведения о дополнительных марках он не зазубривал целенаправленно. Всё запомнилось само собою. Просто потому, что брат (как и я) вообще очень интересуется автоделом.
Всё интересное вообще запоминается само собою, без специального напряжения. Часто спрашивают: откуда у меня такие разносторонние знания, такая эрудиция, какими инструментами я пользуюсь для развития памяти? Ответ прост: я любопытен, интересуюсь многими разными делами – вот и запомнилось многое.
В интеллектуальных играх – в отличие от викторин – надо не столько знать, сколько соображать. Вопросы у нас по возможности строятся так, чтобы на правильный ответ можно было выйти рассуждениями, опирающимися на общеизвестные сведения. Но всё-таки чем шире круг интересов, чем больше накоплено сведений – тем больше точек опоры для мысли. Поэтому прозвище «знаток», хотя и далеко не в полной мере отражает специфику участников наших игр, но всё же в основном не противоречит ей.
Скажете: на чтение книг, журналов и рекламы на тему, не связанную с текущей жизнью, время уходит зря? Так ведь и тратится его немного. Кроме того, ещё академик Иван Петрович Павлов доказал: лучший отдых – перемена рода деятельности. Так что изучение сведений по теме своего увлечения – прекрасный отдых, столь необходимый для максимально эффективного исполнения служебных и семейных обязанностей.
Брат уже вряд ли станет автогонщиком. Да и мне поздновато подаваться в военачальники, а тем более в лётчики. Даже мои многочисленные изобретения по части стрелкового оружия, судя по всему, в обозримом будущем так и останутся никем не востребованы (а жаль: системы у меня получаются простые и в производстве, и в эксплуатации). Неужели я зря прочёл добрый десяток метров (в толщину) литературы по военному делу?
Тем не менее увлечения иной раз способны радикально изменить жизнь. Школьный интерес к компьютерам – тогда ещё далеко не персональным, а весьма редким и экзотическим – обернулся для меня более чем двумя десятилетиями активной профессиональной деятельности (по тому времени – неплохо оплачиваемой). Мне издавна любопытна политика – и с осени 1995-го я зарабатываю в основном политическими консультациями.
В бытность мою программистом я убедился: хороши в этой профессии те, кто (как я) переучился на неё с других специальностей. Если новое дело идёт без успеха – проще не переучиваться, а остаться на старой работе. Сходное правило действует в любом занятии, чьим азам можно выучиться самостоятельно – дабы для начала хоть примерно представить себе, «с чем его едят».
Чтобы найти и освоить новую специальность, надо для начала ею увлечься, познакомиться с её основами. Осознанно выбрать можно лишь занятие, коим уже почему-либо интересуешься. Лишним этот интерес не будет. Неизвестно, какое дело более придётся по душе и какое лучше состыкуется с переменчивыми житейскими обстоятельствами. Считайте не лишним любой интерес к конкретным особенностям родов деятельности.
А уж когда начинается нечто качественно новое, знания, накопленные из чистого любопытства, и вовсе неоценимы как средство развития. На заре авиации в неё шли энтузиасты, самостоятельно изучавшие крылья птиц и летучих мышей, сорта бамбука и восточных лаков, способы облегчения двигателей внутреннего сгорания и конструкции велосипедных колёс: все эти познания в одночасье оказались востребованы. Выиграли те, чьи интересы предельно разнообразны: создание сложной новинки требовало применения всех сведений одновременно. Только когда основные принципы устройства и действия новой техники устоялись, настала эпоха больших коллективов с узкой специализацией сотрудников. Но главы конструкторских бюро и сейчас чаще всего поражают разнообразием увлечений: широкий кругозор позволяет координировать действия разнонаправленных профессионалов в рамках единой системы.
Знания, не относящиеся к теме основной работы, позволяют взглянуть на неё в неожиданном ракурсе – и подметить что-то качественно новое. Не зря Альберт Эйнштейн уверял, что почерпнул из Достоевского больше, чем из трудов по классической физике.
Знания, умения и навыки вряд ли бывают действительно лишними. А если ещё и учесть, сколь легко они добываются (по тематике, представляющей личный интерес) и сколько удовольствия доставляют, можно распространить на них (с незначительными сокращениями) слова Льва Николаевича Толстого о языке эсперанто: «Жертвы… на изучение… столь незначительны, а последствия… так огромны, что нельзя не сделать этой попытки».
По служебному положению ему положен обычный Nissan Primera. Он не намерен рваться на уровни, позволяющие без серьёзного напряжения карманов обзаводиться техникой экстракласса. Даже если в его жизненных обстоятельствах случатся перемены, позволяющие обзавестись любой техникой «по правилу правой руки» (то есть закрыв ею колонку «цена» и глядя только на названия), ему всё равно понадобится изучить новое состояние авторынка. Выходит, знания о сегодняшних тонкостях автомаркетинга для него просто лишние?
Но сведения о дополнительных марках он не зазубривал целенаправленно. Всё запомнилось само собою. Просто потому, что брат (как и я) вообще очень интересуется автоделом.
Всё интересное вообще запоминается само собою, без специального напряжения. Часто спрашивают: откуда у меня такие разносторонние знания, такая эрудиция, какими инструментами я пользуюсь для развития памяти? Ответ прост: я любопытен, интересуюсь многими разными делами – вот и запомнилось многое.
В интеллектуальных играх – в отличие от викторин – надо не столько знать, сколько соображать. Вопросы у нас по возможности строятся так, чтобы на правильный ответ можно было выйти рассуждениями, опирающимися на общеизвестные сведения. Но всё-таки чем шире круг интересов, чем больше накоплено сведений – тем больше точек опоры для мысли. Поэтому прозвище «знаток», хотя и далеко не в полной мере отражает специфику участников наших игр, но всё же в основном не противоречит ей.
Скажете: на чтение книг, журналов и рекламы на тему, не связанную с текущей жизнью, время уходит зря? Так ведь и тратится его немного. Кроме того, ещё академик Иван Петрович Павлов доказал: лучший отдых – перемена рода деятельности. Так что изучение сведений по теме своего увлечения – прекрасный отдых, столь необходимый для максимально эффективного исполнения служебных и семейных обязанностей.
Брат уже вряд ли станет автогонщиком. Да и мне поздновато подаваться в военачальники, а тем более в лётчики. Даже мои многочисленные изобретения по части стрелкового оружия, судя по всему, в обозримом будущем так и останутся никем не востребованы (а жаль: системы у меня получаются простые и в производстве, и в эксплуатации). Неужели я зря прочёл добрый десяток метров (в толщину) литературы по военному делу?
Тем не менее увлечения иной раз способны радикально изменить жизнь. Школьный интерес к компьютерам – тогда ещё далеко не персональным, а весьма редким и экзотическим – обернулся для меня более чем двумя десятилетиями активной профессиональной деятельности (по тому времени – неплохо оплачиваемой). Мне издавна любопытна политика – и с осени 1995-го я зарабатываю в основном политическими консультациями.
В бытность мою программистом я убедился: хороши в этой профессии те, кто (как я) переучился на неё с других специальностей. Если новое дело идёт без успеха – проще не переучиваться, а остаться на старой работе. Сходное правило действует в любом занятии, чьим азам можно выучиться самостоятельно – дабы для начала хоть примерно представить себе, «с чем его едят».
Чтобы найти и освоить новую специальность, надо для начала ею увлечься, познакомиться с её основами. Осознанно выбрать можно лишь занятие, коим уже почему-либо интересуешься. Лишним этот интерес не будет. Неизвестно, какое дело более придётся по душе и какое лучше состыкуется с переменчивыми житейскими обстоятельствами. Считайте не лишним любой интерес к конкретным особенностям родов деятельности.
А уж когда начинается нечто качественно новое, знания, накопленные из чистого любопытства, и вовсе неоценимы как средство развития. На заре авиации в неё шли энтузиасты, самостоятельно изучавшие крылья птиц и летучих мышей, сорта бамбука и восточных лаков, способы облегчения двигателей внутреннего сгорания и конструкции велосипедных колёс: все эти познания в одночасье оказались востребованы. Выиграли те, чьи интересы предельно разнообразны: создание сложной новинки требовало применения всех сведений одновременно. Только когда основные принципы устройства и действия новой техники устоялись, настала эпоха больших коллективов с узкой специализацией сотрудников. Но главы конструкторских бюро и сейчас чаще всего поражают разнообразием увлечений: широкий кругозор позволяет координировать действия разнонаправленных профессионалов в рамках единой системы.
Знания, не относящиеся к теме основной работы, позволяют взглянуть на неё в неожиданном ракурсе – и подметить что-то качественно новое. Не зря Альберт Эйнштейн уверял, что почерпнул из Достоевского больше, чем из трудов по классической физике.
Знания, умения и навыки вряд ли бывают действительно лишними. А если ещё и учесть, сколь легко они добываются (по тематике, представляющей личный интерес) и сколько удовольствия доставляют, можно распространить на них (с незначительными сокращениями) слова Льва Николаевича Толстого о языке эсперанто: «Жертвы… на изучение… столь незначительны, а последствия… так огромны, что нельзя не сделать этой попытки».
Ум и знание кармана не ломят
Избыточная квалификация персонала – надёжная страховка
Несколько слов о запасе ума и знаний.
Уже не одно десятилетие избыточно квалифицированный специалист имеет куда меньшие, нежели недостаточно квалифицированный кандидат, шансы занять вакансию в большинстве американских фирм. Неумелого можно доучить до нужного уровня. От чрезмерных же познаний никак не избавиться. Как сказано в советском анекдоте, «бороду сбрить я могу – а умище-то куда девать?»
Царь Соломон Давыдович в книге «Проповедник» отметил: «Во многой мудрости много и печали, и умножающий познание умножает скорбь». Человек, чьи силы и знания очевидно превосходят требования занимаемой должности, испытывает немалые трудности в поиске приложения своих способностей.
Избыток возможностей можно использовать в творческом досуге. К сожалению, многие управленцы и работодатели искренне считают каждую минуту, потраченную подчинённым на себя, украденной лично у них. Даже если сами они эту минуту никоим образом не могут использовать.
Вдобавок менеджеры опасаются: вдруг сотрудник столь хорош, что его сочтут достойным служебного повышения – на место этого самого менеджера?
Даже если для эффективной работы желательно чему-то доучить работника – многие опасаются: вдруг он, обретя дополнительные возможности за счёт работодателя, предпочтёт искать их приложение на новом месте? Обидно терять свой персонал за свои же деньги.
Сформированное американскими управленцами отношение к избытку знаний, умений и навыков постепенно распространилось по большей части Западной Европы, а теперь охватывает и нас. Со всеми вытекающими из этого организационными последствиями. Вроде болонского процесса, превращающего значительную часть выпускников вузов в ремесленников, способных только следовать готовым рецептам, но не знающим ключевых закономерностей, из которых эти – и многие другие – рецепты можно по мере надобности выводить внятными (и чаще всего сравнительно простыми) методами.
Неужто экономика и впрямь движется лучше, когда в неё впряжены ослы?
Великий математик Виктор Михайлович Глушков по ходу разработки теории управления экономикой установил: избежать лавинообразного роста последствий любой хозяйственной случайности можно, только если в каждом производственном звене по меньшей мере треть возможностей не используется при нормальном ходе событий, а служит исключительно страховым резервом.
В ту пору Глушков руководил созданием ОГАС – Общегосударственной Автоматизированной Системы управления народным хозяйством СССР. Коммунистическое руководство страны сразу после восстановления хозяйства, разрушенного войной, столкнулось с нарастающими сбоями централизованного руководства. И надеялось поднять его эффективность, переложив часть трудностей на технику. Глушкова наделили немалыми полномочиями. На его запрос об уровне производственных резервов Госплан ответил немедленно: при разработке государственных планов всего одна пятидесятая доля расчётных мощностей остаётся в распоряжении предприятий. Точнее, в распоряжении министерств – те в один голос сообщили Глушкову: ресурсы, не использованные Госпланом, тут же нагружаются дополнительными заданиями, дабы компенсировать неизбежные нестыковки плана, спущенного сверху.
Громадное расхождение теоретического расчёта с практикой изрядно удивило академика: нашу экономику хотя и лихорадило – но всё же несравненно меньше, чем следовало бы при столь полном отсутствии страховки. Он использовал свои полномочия для организации негласного обследования предприятий. Оказалось: ни один грамотный управленец не скрывает от вышестоящего начальства менее половины возможностей руководимого им участка. Сверх необходимого резервировалась – и не использовалась вообще без всякого толку – по меньшей мере шестая часть мощностей советского народного хозяйства.
Глушков – как и надлежит математику – решал задачу в общем виде. Он не уточнял, какие производственные звенья должны располагать резервом производительности. Следовательно, его открытие можно без особого сомнения распространить до наинизшего звена – отдельного человека.
Страховая роль запаса знаний и опыта прекрасно проявилась в нашу эпоху бурного реформирования. Советские граждане – казалось бы, отученные от большинства проявлений инициативы – успешно освоили многие направления деятельности, ранее не востребованные или даже прямо запрещённые. А уж приспособление к изменившимся условиям на привычных рабочих местах и подавно прошло для большинства без явно выраженных усилий.
Запас нужен не только в эпоху кризисов вроде прошедшего или начинающегося. Великий австрийский экономист Йозеф Шумпетер показал: на стабильном рынке при свободной конкуренции норма прибыли стремится к нулю – заметную выгоду можно получить только в инновационном процессе. Понятно, любые перемены в работе требуют дополнительной – не востребованной доселе – квалификации персонала. Не экономьте на профессионализме – ни своём собственном, ни своих подчинённых – и неизбежные дополнительные расходы обернутся выгодами, заведомо недостижимыми для работающих по принципу, высмеянному ещё в пьесе Александра Гельмана «Протокол одного заседания» (более известной по экранизации «Премия»): «Я перед главком отчитываюсь за каждый квартал в отдельности, а не за всю жизнь в целом».
Уже не одно десятилетие избыточно квалифицированный специалист имеет куда меньшие, нежели недостаточно квалифицированный кандидат, шансы занять вакансию в большинстве американских фирм. Неумелого можно доучить до нужного уровня. От чрезмерных же познаний никак не избавиться. Как сказано в советском анекдоте, «бороду сбрить я могу – а умище-то куда девать?»
Царь Соломон Давыдович в книге «Проповедник» отметил: «Во многой мудрости много и печали, и умножающий познание умножает скорбь». Человек, чьи силы и знания очевидно превосходят требования занимаемой должности, испытывает немалые трудности в поиске приложения своих способностей.
Избыток возможностей можно использовать в творческом досуге. К сожалению, многие управленцы и работодатели искренне считают каждую минуту, потраченную подчинённым на себя, украденной лично у них. Даже если сами они эту минуту никоим образом не могут использовать.
Вдобавок менеджеры опасаются: вдруг сотрудник столь хорош, что его сочтут достойным служебного повышения – на место этого самого менеджера?
Даже если для эффективной работы желательно чему-то доучить работника – многие опасаются: вдруг он, обретя дополнительные возможности за счёт работодателя, предпочтёт искать их приложение на новом месте? Обидно терять свой персонал за свои же деньги.
Сформированное американскими управленцами отношение к избытку знаний, умений и навыков постепенно распространилось по большей части Западной Европы, а теперь охватывает и нас. Со всеми вытекающими из этого организационными последствиями. Вроде болонского процесса, превращающего значительную часть выпускников вузов в ремесленников, способных только следовать готовым рецептам, но не знающим ключевых закономерностей, из которых эти – и многие другие – рецепты можно по мере надобности выводить внятными (и чаще всего сравнительно простыми) методами.
Неужто экономика и впрямь движется лучше, когда в неё впряжены ослы?
Великий математик Виктор Михайлович Глушков по ходу разработки теории управления экономикой установил: избежать лавинообразного роста последствий любой хозяйственной случайности можно, только если в каждом производственном звене по меньшей мере треть возможностей не используется при нормальном ходе событий, а служит исключительно страховым резервом.
В ту пору Глушков руководил созданием ОГАС – Общегосударственной Автоматизированной Системы управления народным хозяйством СССР. Коммунистическое руководство страны сразу после восстановления хозяйства, разрушенного войной, столкнулось с нарастающими сбоями централизованного руководства. И надеялось поднять его эффективность, переложив часть трудностей на технику. Глушкова наделили немалыми полномочиями. На его запрос об уровне производственных резервов Госплан ответил немедленно: при разработке государственных планов всего одна пятидесятая доля расчётных мощностей остаётся в распоряжении предприятий. Точнее, в распоряжении министерств – те в один голос сообщили Глушкову: ресурсы, не использованные Госпланом, тут же нагружаются дополнительными заданиями, дабы компенсировать неизбежные нестыковки плана, спущенного сверху.
Громадное расхождение теоретического расчёта с практикой изрядно удивило академика: нашу экономику хотя и лихорадило – но всё же несравненно меньше, чем следовало бы при столь полном отсутствии страховки. Он использовал свои полномочия для организации негласного обследования предприятий. Оказалось: ни один грамотный управленец не скрывает от вышестоящего начальства менее половины возможностей руководимого им участка. Сверх необходимого резервировалась – и не использовалась вообще без всякого толку – по меньшей мере шестая часть мощностей советского народного хозяйства.
Глушков – как и надлежит математику – решал задачу в общем виде. Он не уточнял, какие производственные звенья должны располагать резервом производительности. Следовательно, его открытие можно без особого сомнения распространить до наинизшего звена – отдельного человека.
Страховая роль запаса знаний и опыта прекрасно проявилась в нашу эпоху бурного реформирования. Советские граждане – казалось бы, отученные от большинства проявлений инициативы – успешно освоили многие направления деятельности, ранее не востребованные или даже прямо запрещённые. А уж приспособление к изменившимся условиям на привычных рабочих местах и подавно прошло для большинства без явно выраженных усилий.
Запас нужен не только в эпоху кризисов вроде прошедшего или начинающегося. Великий австрийский экономист Йозеф Шумпетер показал: на стабильном рынке при свободной конкуренции норма прибыли стремится к нулю – заметную выгоду можно получить только в инновационном процессе. Понятно, любые перемены в работе требуют дополнительной – не востребованной доселе – квалификации персонала. Не экономьте на профессионализме – ни своём собственном, ни своих подчинённых – и неизбежные дополнительные расходы обернутся выгодами, заведомо недостижимыми для работающих по принципу, высмеянному ещё в пьесе Александра Гельмана «Протокол одного заседания» (более известной по экранизации «Премия»): «Я перед главком отчитываюсь за каждый квартал в отдельности, а не за всю жизнь в целом».
Выгодное милосердие
Ум станет популярен, когда на умных научатся зарабатывать
Уже не первый год нам трогательно сообщают о людях, страдающих болезнью Дауна, и упорных попытках множества добровольцев как-то справиться хотя бы с некоторыми их проблемами. Излечить даунизм – как и многие другие генетические увечья – на современном этапе развития биологии невозможно. Но при изрядном терпении можно, используя оставшиеся ресурсы организма, научить несчастного многим осмысленным навыкам и формам поведения – даже исполнению некоторых ролей в кино и в театре.
На Западе борьба за благополучие даунов началась сразу после того, как некий менеджер додумался нанимать их на упаковку товаров в супермаркетах: со столь простой работой даже слабоумный справится, а платить ему можно куда меньше, чем здоровому – ибо скромность способностей заметно ограничивает потребности.
Ещё раньше гуманно развернулась массовая забота о менее тяжких – и потому заметно легче социализируемых – инвалидах: слепых, ограниченно подвижных… Каждая очередная волна гуманизма поднималась сразу после того, как появлялись технологии, позволяющие соответствующей категории граждан активно участвовать в каких-либо отраслях экономики.
На первый взгляд столь меркантильный подход может показаться циничным. Но никто ещё не отменил древнюю притчу: чтобы человек был сыт один день, подари ему рыбу, а чтобы он был сыт всю жизнь, дай ему удочку.
По мере углубления разделения труда всё больше членов общества могут самостоятельно удовлетворять свои потребности. В благотворительности нуждается всё меньшая доля людей, а ресурсов милосердия на каждого страдальца приходится всё больше. Что делает общество в целом добрее и спокойнее.
Продолжение достоинств – недостатки. Раз уж разделение труда требует от каждого всё меньших способностей – растёт число тех, чьи способности превышают должностные требования. Вдобавок умный – худший потребитель, нежели дурак. Он взыскательнее к качеству товаров и услуг, не склонен так же часто менять одежду и мебель… А уж принцип «не хуже, чем у Джонсов» его и вовсе не вдохновляет: что ему соседи, если он своим умом решает, как жить!
Рынок, как мифическое копьё Геракла, сам исцеляет нанесённые им раны. Раз в обществе слишком много умников – совершенствуются технологии массового оглупления. Сегодня в развитом обществе они, конечно, ещё далеки от идеала, описанного в романе Олдоса Хаксли «Дивный новый мир»: там эмбрионам, предназначенным в будущем для примитивных работ, добавляли в питательную среду спирт, замедляя развитие мозга и необратимо повреждая некоторые тонкие его структуры. Но и за пределами антиутопий очевидны немалые достижения на пути избавления от избытка разума.
Средства массовой информации распространяют в основном сведения об ужасах и скандалах, не заботясь об их достоверности. Развлечения, ещё недавно адресованные разве что пьяной толпе, объявляются высшими достижениями культуры. Мультикультурализм и политкорректность внушают равноценность первобытного примитива и плодов многовекового совершенствования. Школа – и средняя, и высшая – вместо общих закономерностей, из коих каждый при желании может вывести полноценные рекомендации, преподаёт лишь конкретные рецепты для частных случаев. А уж навыки самостоятельного выведения правил и законов объявлены – в рамках концепций вроде позитивизма – вовсе несуществующими. А чтобы никто не пытался рассеять эту дымовую завесу, ныне покойный Жак Деррида и его ещё живые последователи учат: мир есть текст, и за медлительной сложностью слов человеку заведомо не под силу постичь хоть что-то в скоротечной реальности – а потому не стоит и стараться установить истину, следует лишь фантазировать поизящнее.
В рамках разделения труда создаются и рабочие места, требующие сверхвысокой квалификации. Но чаще всего – узкой: в пределах прямых служебных обязанностей. А колоссальные нагрузки, неизбежные на такой работе, даже без целенаправленных усилий системы образования ограничивают кругозор.
Не зря ещё авторы Козьмы Пруткова ехидно отметили: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». Нынче таких флюсов столько, что человек с нормальным кругозором и естественным интересом ко всему окружающему выглядит белой вороной. Разве что в интеллектуальных играх такая модель поведения – общепринятая ещё несколько поколений назад – пока востребована. Но сами эти игры, увы, далеки от реальной экономики: потенциал их участников используется в лучшем случае с КПД старинного паровоза. За пределами игровой тусовки её возможности известны столь мало, что даже меня – человека далеко не идеального и уж подавно не лучшего среди интеллектуальных игроков – то и дело провозглашают едва ли не гением.
Итак, современный рынок явно не умеет зарабатывать на умных. И всеми доступными средствами устраняет их – чтобы не помешали вести эффективный бизнес на тех, кто попроще.
Но ведь ещё недавно на предельно слабоумных (вроде даунов) тоже зарабатывать не умели. Родится новая коммерческая идея – и рынок всей своей мощью начнёт поднимать общественный интеллект. Скорее бы!
А уж тот, кто первым научится зарабатывать на умных – и вовсе озолотится: сливки со свежего рынка всегда самые вкусные. Так что, господа бизнесмены, думайте скорее!
На Западе борьба за благополучие даунов началась сразу после того, как некий менеджер додумался нанимать их на упаковку товаров в супермаркетах: со столь простой работой даже слабоумный справится, а платить ему можно куда меньше, чем здоровому – ибо скромность способностей заметно ограничивает потребности.
Ещё раньше гуманно развернулась массовая забота о менее тяжких – и потому заметно легче социализируемых – инвалидах: слепых, ограниченно подвижных… Каждая очередная волна гуманизма поднималась сразу после того, как появлялись технологии, позволяющие соответствующей категории граждан активно участвовать в каких-либо отраслях экономики.
На первый взгляд столь меркантильный подход может показаться циничным. Но никто ещё не отменил древнюю притчу: чтобы человек был сыт один день, подари ему рыбу, а чтобы он был сыт всю жизнь, дай ему удочку.
По мере углубления разделения труда всё больше членов общества могут самостоятельно удовлетворять свои потребности. В благотворительности нуждается всё меньшая доля людей, а ресурсов милосердия на каждого страдальца приходится всё больше. Что делает общество в целом добрее и спокойнее.
Продолжение достоинств – недостатки. Раз уж разделение труда требует от каждого всё меньших способностей – растёт число тех, чьи способности превышают должностные требования. Вдобавок умный – худший потребитель, нежели дурак. Он взыскательнее к качеству товаров и услуг, не склонен так же часто менять одежду и мебель… А уж принцип «не хуже, чем у Джонсов» его и вовсе не вдохновляет: что ему соседи, если он своим умом решает, как жить!
Рынок, как мифическое копьё Геракла, сам исцеляет нанесённые им раны. Раз в обществе слишком много умников – совершенствуются технологии массового оглупления. Сегодня в развитом обществе они, конечно, ещё далеки от идеала, описанного в романе Олдоса Хаксли «Дивный новый мир»: там эмбрионам, предназначенным в будущем для примитивных работ, добавляли в питательную среду спирт, замедляя развитие мозга и необратимо повреждая некоторые тонкие его структуры. Но и за пределами антиутопий очевидны немалые достижения на пути избавления от избытка разума.
Средства массовой информации распространяют в основном сведения об ужасах и скандалах, не заботясь об их достоверности. Развлечения, ещё недавно адресованные разве что пьяной толпе, объявляются высшими достижениями культуры. Мультикультурализм и политкорректность внушают равноценность первобытного примитива и плодов многовекового совершенствования. Школа – и средняя, и высшая – вместо общих закономерностей, из коих каждый при желании может вывести полноценные рекомендации, преподаёт лишь конкретные рецепты для частных случаев. А уж навыки самостоятельного выведения правил и законов объявлены – в рамках концепций вроде позитивизма – вовсе несуществующими. А чтобы никто не пытался рассеять эту дымовую завесу, ныне покойный Жак Деррида и его ещё живые последователи учат: мир есть текст, и за медлительной сложностью слов человеку заведомо не под силу постичь хоть что-то в скоротечной реальности – а потому не стоит и стараться установить истину, следует лишь фантазировать поизящнее.
В рамках разделения труда создаются и рабочие места, требующие сверхвысокой квалификации. Но чаще всего – узкой: в пределах прямых служебных обязанностей. А колоссальные нагрузки, неизбежные на такой работе, даже без целенаправленных усилий системы образования ограничивают кругозор.
Не зря ещё авторы Козьмы Пруткова ехидно отметили: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». Нынче таких флюсов столько, что человек с нормальным кругозором и естественным интересом ко всему окружающему выглядит белой вороной. Разве что в интеллектуальных играх такая модель поведения – общепринятая ещё несколько поколений назад – пока востребована. Но сами эти игры, увы, далеки от реальной экономики: потенциал их участников используется в лучшем случае с КПД старинного паровоза. За пределами игровой тусовки её возможности известны столь мало, что даже меня – человека далеко не идеального и уж подавно не лучшего среди интеллектуальных игроков – то и дело провозглашают едва ли не гением.
Итак, современный рынок явно не умеет зарабатывать на умных. И всеми доступными средствами устраняет их – чтобы не помешали вести эффективный бизнес на тех, кто попроще.
Но ведь ещё недавно на предельно слабоумных (вроде даунов) тоже зарабатывать не умели. Родится новая коммерческая идея – и рынок всей своей мощью начнёт поднимать общественный интеллект. Скорее бы!
А уж тот, кто первым научится зарабатывать на умных – и вовсе озолотится: сливки со свежего рынка всегда самые вкусные. Так что, господа бизнесмены, думайте скорее!
Зажигалка с переменным напором
Хороший профессионал стоит сотен рядовых
Напор в газовой зажигалке явственно уменьшается по мере расходования заряда. Между тем давление в ней так велико, что газ хранится в сжиженном виде. А давление насыщенного пара над жидкостью зависит не от её количества, а только от температуры.
Я по диплому инженер-теплофизик. Но лишь через несколько лет после института понял, почему зажигалка вроде бы нарушает законы физики.
Бытовой сжиженный газ – смесь двух компонентов: пропана и бутана. Молекулы пропана меньше. Поэтому при любой температуре давление пропанового пара выше, чем бутанового. Разница давлений так велика, что автомобили заправляют двумя вариантами смеси: в летней половина пропана, а в зимней девять десятых. В баллоны бытовых плит идёт смесь с четырьмя пятыми пропана. В зажигалках, чтобы не порвать тонкие стенки, пропана одна пятая.
Давление бутанового пара ниже. Значит, в смеси паров концентрация пропана больше, чем в смеси жидкостей. Он и расходуется быстрее. По мере работы двигателя, плиты или зажигалки концентрация пропана в резервуаре падает. Суммарное давление паровой смеси снижается.
Никакого противоречия с физикой. Просто я, после института переключившийся на программирование, далеко не сразу восстановил в уме изученные когда-то правила поведения смесей. Именно восстановил, а не вспомнил: пришлось вывести эти правила из более очевидных сведений самостоятельно.
Кстати, ещё через несколько лет я включился в интеллектуальные игры. Там все знают: всё, о чём могут спросить в игре (а тем более – в жизни), всё равно не запомнишь – поэтому куда важнее и полезнее способность размышлять, исходя из элементарных общеизвестных сведений. В интеллектуальных играх – в отличие от классических викторин – котируются вопросы на рассуждение, а не на знание. Увы, нынешняя учебная политика – на всех уровнях, включая высшую школу – всё более поощряет запоминание, а тренировка способности к рассуждению постепенно задвинута далеко на задний план.
Итак, я переоткрыл для себя поведение насыщенных паров над смесями. И решил проверить отца. Александр Анатольевич – теплофизик с мировым именем. Его научной специальностью – методами составления уравнений состояния веществ – одновременно в мире занимаются человек сто. Одни приходят, другие уходят – но в целом больше и не требуется: эта сотня – благодаря современным компьютерным методам, в значительной степени развитым моим отцом, – успевает снабдить все отрасли науки и техники уравнениями (и выведенными из них дополнительными сведениями о теплофизических свойствах) всех веществ, вовлекаемых в практику. И уже по меньшей мере с 1964 года – с защиты кандидатской диссертации – мой отец не покидает первую десятку этой сотни.
Я по диплому инженер-теплофизик. Но лишь через несколько лет после института понял, почему зажигалка вроде бы нарушает законы физики.
Бытовой сжиженный газ – смесь двух компонентов: пропана и бутана. Молекулы пропана меньше. Поэтому при любой температуре давление пропанового пара выше, чем бутанового. Разница давлений так велика, что автомобили заправляют двумя вариантами смеси: в летней половина пропана, а в зимней девять десятых. В баллоны бытовых плит идёт смесь с четырьмя пятыми пропана. В зажигалках, чтобы не порвать тонкие стенки, пропана одна пятая.
Давление бутанового пара ниже. Значит, в смеси паров концентрация пропана больше, чем в смеси жидкостей. Он и расходуется быстрее. По мере работы двигателя, плиты или зажигалки концентрация пропана в резервуаре падает. Суммарное давление паровой смеси снижается.
Никакого противоречия с физикой. Просто я, после института переключившийся на программирование, далеко не сразу восстановил в уме изученные когда-то правила поведения смесей. Именно восстановил, а не вспомнил: пришлось вывести эти правила из более очевидных сведений самостоятельно.
Кстати, ещё через несколько лет я включился в интеллектуальные игры. Там все знают: всё, о чём могут спросить в игре (а тем более – в жизни), всё равно не запомнишь – поэтому куда важнее и полезнее способность размышлять, исходя из элементарных общеизвестных сведений. В интеллектуальных играх – в отличие от классических викторин – котируются вопросы на рассуждение, а не на знание. Увы, нынешняя учебная политика – на всех уровнях, включая высшую школу – всё более поощряет запоминание, а тренировка способности к рассуждению постепенно задвинута далеко на задний план.
Итак, я переоткрыл для себя поведение насыщенных паров над смесями. И решил проверить отца. Александр Анатольевич – теплофизик с мировым именем. Его научной специальностью – методами составления уравнений состояния веществ – одновременно в мире занимаются человек сто. Одни приходят, другие уходят – но в целом больше и не требуется: эта сотня – благодаря современным компьютерным методам, в значительной степени развитым моим отцом, – успевает снабдить все отрасли науки и техники уравнениями (и выведенными из них дополнительными сведениями о теплофизических свойствах) всех веществ, вовлекаемых в практику. И уже по меньшей мере с 1964 года – с защиты кандидатской диссертации – мой отец не покидает первую десятку этой сотни.