Страница:
Выступая на VIII съезде партии (1919 г.) один из руководителей Красной армии Г. Сокольников так охарактеризовал ее моральное лицо: «Героизм отдельных лиц и бандитизм основных масс». Съезд никак не реагировал на эти слова, хотя они говорили не только об армии, но и о массах, а также об их руководителях, решивших успех октябрьского переворота 1917 г. Неудивительно, что упомянутая откровенность говорившего на VIII съезде стала в недалеком будущем причиной его гибели. М.Горький в беседе с Б.Соколовым (1920 г.) сказал: «95 процентов коммунистов – нечестные люди». Имеются также данные о записке большевика Л.Красина Ленину, в которой были слова: «… наше столь успешное втирание очков всему свету». А красноармейские массы распевали частушку: «…с винтовкою в одной-ю, с девчонкою в другой-ю и с песнею веселой на губе…»
Вот часть палачей большевистской верхушки: Ф. Дзержинский, организатор террора, П. Войков, садист, Г. Атарбеков, палач, М. Кедров, изувер, П. Дыбенко человеконенавистник, В. Менжинский, человек с извращенными наклонностями, К. Ворошилов, безжалостный и бездарный военком, С. Буденный, создатель разбойничьей конной армии, Котовский, уголовник и др. Эти примеры типичны почти для всей массы большевиков. Одновременно часть верхов большевистской власти свято верили в коммунистическую идею и вели себя честно и бескорыстно. Эта политическая и моральная сдержанность могла стать основой революционного фундамента в стране, но носители ее не догадывались, что действия верхушки большевиков двуручны. Их методика – сила, не сдерживая ничем для достижения абсолютной власти.
Уже во время спровоцированной Октябрьским переворотом гражданской войны крестьянство начало ощущать, что оно находится в тупике. Торговля была заменена государственным грабежом (продразверстка), то есть принудительной конфискацией запасов зерна и земляных культур. Новая государственная сила могла воевать только против чего-то, но не за что-то полезное. Этого «что-то» она не видела, ибо была разрушительной по своей природе, а не созидательной. Результатом стали всеобщая нищета и голод в городах, на которые власть могла реагировать только путем вошедшего в систему дальнейшего ограбления того самого крестьянства, на которое она еще недавно опиралась. Провозглашаемые высокие цели уже не впечатляли.
Понимание того, что происходит и кто в этом виноват, проявлялось медленно. За время прихода к яви были уже разгромлены белые армии, несущие спасение для того же крестьянства. И только когда большевистская власть стала единственной в стране и могла проявить себя в полной мере, массы начали ощущать, в чьи руки они попали.
Результатом стали крестьянские антисоветские бунты в Тамбовской губернии, рабочих в Астрахани, казаков на Дону, матросское восстание в Кронштадте. В ответ были организованы концентрационные лагеря не только на Соловецком архипелаге, но и в городах Холмогоры и Пертоминск (Архангельская губерния). Там и в губернском центре были уничтожены в 1920–1921 гг. по бессудным приговорам руководства губернской ЧК 25 640 человек. (Журнал «Отечественные архивы» № 1, 1994 г.) Это были бывшие солдаты царской армии, то есть крестьяне и ремесленники, а также студенты, служители церкви, интеллигенция. Заметим, что сам Архангельск населяло в те годы только 56 000 жителей. По пока не подтвержденным официально исследованиям российских историков, в других северных губерниях за тот же период было расстреляно 59 000 человек. В Петроградской губернии органы ЧК расстреляли с 1921 по 1922 г. без следствия и суда 48 000 человек.
Современный историк Ю. Бродский считает, что режим тюремного Соловецкого архипелага в Белом море явился как бы репетицией к позднему массовому террору. Чекисты набирались опыта во всем – от норм скудного питания обреченных на медленную смерть до размера глубины могил захороненных. В 1934 г. на остров-тюрьму приезжала немецкая нацистская делегация для заимствования опыта массового террора. Известно, что они взяли на вооружение лживую надпись на воротах Соловков, которую потом воспроизвели в Освенциме: «Arbait macht frai»(«Труд дает свободу»).
Приговоры чекисты выносили без учета обстоятельств дела, руководствуясь только «революционным правосознанием», то есть заданной антипатией к определенному типу людей. Так проявлялось все большее сходство с немецким нацизмом. Специалистами по террору стали Троцкий и Свердлов. По их приказам были истреблены более двух миллионов казаков Дона, Кубани и Урала. В Закавказье (Баку) с 1921 по 1923 г. было расстреляно 67 000 человек, а затем дополнительно 44 000 человек. В Туркестане за один год было уничтожено 77 000 человек. Эти данные отдельных исследователей должны быть проверены официально.
Местом злодеяний стал и Дальний Восток. Там за 1923–1925 гг. в затопленных баржах нашли свою смерть в устье Амура сотни тысяч человек. Большая их часть была депортирована из густонаселенных российских губерний и Украины. Заниматься там массовым уничтожением людей большевики побоялись и потому вывезли их поближе к Тихому океану. Таким было первое «освоение» Сибири советской властью. И, наконец, в Благовещенске-на-Амуре за короткий период было убито 5 000 россиян. Сравним с этим Ленский расстрел и «Кровавое воскресенье» наделавшие столько шума.
Боязнь огласки не помешала предреввоенсовета Троцкому истребить на Украине стрелковым оружием и артиллерией 8000 голландско-немецких христиан колонистов (менонитов) с их семьями, не пожелавших пойти в Красную армию (так же как и в Белую!). Подобные прецеденты позволяют предположить, что в других регионах России репрессии достигали аналогичного масштаба. Губерний в составе России были десятки, и, соответственно, в архивах есть данные о гибели миллионов людей по бессудным приговорам советской власти в ее начальный ленинский период. Эти архивы закрыты по сей день.
Столь масштабный террор явился отнюдь не только следствием революционного запала. Он представлял расчетливую основу власти, которая еще до революции поняла, что без массовых убийств не сможет быть во главе страны. Нетрудно заметить, что убивали людей полноценных. Значит, речь шла об особой селекции населения в российской среде, о победе темных преступных низов, вырвавшихся наружу со своими руководителями и единомышленниками.
Ленинский террор породил катастрофические гуманитарные последствия. Истребление работящей, честной части населения, конфискация посевных запасов в деревнях повлекли за собой массовый голод после гражданской войны. Только от него погибло около пяти миллионов человек. Такого Россия никогда не знала. Она не знала и столь масштабного сопротивления властей общественным инициативам помощи голодающим. По приказу Ленина была ликвидирована стихийно возникшая организация «Помгол» («Помощь голодающим»), а ее активисты высланы за границу. Можно предполагать, что гибель сельского населения отвечала политическим расчетам большевиков, которые уже тогда понимали, что консервативное русское крестьянство не станет оплотом их власти.
Гитлер еще в 1923 г. (находясь в тюрьме за участие в «пивном путче») заявил, что за пять лет советской власти в России погибло 30 млн. человек. Несмотря на всю антипатию к этому деятелю, такая цифра может соответствовать действительности, поскольку она вмещает в себя жертвы гражданской войны, голода, эпидемий, эмиграции, массовых репрессий и не родившихся в связи со всем этим детей (журнал «The New Times» № 39. 2007). Такая же мораль стала одним из решающих слагаемых нацистской политической платформы, которая была провозглашена в труде «Main kampf» и победила в Германии на выборах 1933 г.
Не учтено было и другое. Хозяйственная разруха во всех областях жизни невольно заставила власть думать о мерах по восстановлению производства. Это была не просто проснувшаяся гуманность, а выбор между жизнью и смертью большевистского режима. Революционная мысль большевиков не могла предложить ничего нового, а только лишь вынужденную капитуляцию – возврат частно-предпринимательского начала. Но не крупного бизнес, представляющего собой экономическую и политическую силу, а к мелкого, способного удовлетворить бытовые потребности граждан.
Новая экономическая политика (НЭП) была принята в 1921 г. после Кронштадтского восстания, приведшего к панике в большевистских кругах. Антимарксистское решение было принято скрепя сердце и вызвало неприязненное отношение к существованию НЭПа со стороны многих деятелей большевистской власти. Ведь это была частичная капитуляция большевизма перед капитализмом. Для самовластно мыслящих революционеров формирующийся класс мелких собственников, в том числе поднимающих голову крестьян, представлял угрозу, и они после подъема хозяйства приступили к его разорению. Ликвидация крестьянства и мелкой буржуазии – этой основной экономической силы, поднявшей жизненный уровень страны – началась новыми радикальными средствами.
Характерно, что НЭП удовлетворил крестьянские массы, и всякое революционное начало у них было погашено. Можно сделать вывод, что если бы до 1918 г. были предприняты те же реформы экономической свободы, то никакой «социализм» был бы уже не нужен России. И другое: большевизм с 1921 г. и после явился терпимым для остывающих масс, и они через несколько лет уже были готовы принимать любое самовластье. А оно оказалось куда круче царского.
Власть в СССР отнюдь не удовлетворилась экономически достигнутым потенциалом за эти годы. Ее отрицательный моральный потенциал и ненависть к любым гуманным проявлениям требовали ликвидации всех соседствующих с ней на географической карте традиционных режимов. Ленин в 1921 году дал указание о военной агрессии против Эстонии с уничтожением всех, кто окажется на занятой Красными территории. В это же время он дал приказ о нападении на Польшу, но почти достигшие Варшавы Красные войска были разгромлены польской армией, которая имела все возможности захватить Киев. Только вмешательство лорда Керзона (Великобритания) предотвратило это. В результате наступившего мира были потеряны для России восточные области Польши. Верхи большевиков поняли, что для агрессии против капиталистических стран, которую они считали своей целью, необходимо создать мощную индустрию, прежде всего военную.
Политическая решимость большевиков показала свои поистине безграничные возможности. Троцкий мечтал о так называемой перманентной (всемирной) революции и связанной с этим постоянным чрезвычайным положением страны. Сталин раньше других понял, что надежда на революционную самодеятельность других народов несбыточна. Поэтому он положился на формирование военной индустрии в СССР для экспансии вовне, и на одновременное создание рабочей массы невиданной ранее численности. Где ее взять? Вот тут-то и пригодились обезволенное крестьянство и городские люмпены. Конечно, такая рокировка опять повлекла за собой голод и массовые смерти. Но для Сталина это уже был политический пустяк.
Конструктивная доктрина большевизма, по словам Г. Пятакова (1928 г.), состояла в том, чтобы растоптать любые объективные тормозящие препятствия, не обращая внимания на причины их существования. Для этого нужно было только одно: творящая воля, не считающаяся ни с какими ограничениями практического, морального или политического характера. Эта воля, творящая чудо, была лишена разумного начала, отвергающего любое шаманство. Диктат такой воли отбрасывал все оппозиционные настроения. И не только это. Он отвергал и финансово-экономический расчет, научные предпосылки, любую объективную реальность и признавал лишь то, что было утверждено субъективным верховным мнением узкого круга. Такая структура обосновывала и оправдывала вождизм и сверхчеловеческую природу государства. Нетрудно заметить принципиальное сходство этой маниакальной основы с германским нацизмом.
Насилие над социальной эволюцией (революция, форсированная индустриализация) похоже на насилие над человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить жизнеспособный организм дает в любом случае мертворожденный результат. Тем не менее, насильственным путем были созданы коллективные крестьянские хозяйства, куда согнали только тех, кому нечего было терять, – бедняков и лодырей. Огромный класс (десятки миллионов человек) работящих крестьян, доказавших после голода в начале 20-х гг. свою жизнестойкость, был под конвоем ОГПУ (советское гестапо) выселен с семьями на Крайний Север без средств существования и орудий производства. Это был смертный приговор как переселенным, так и оставшимся в деревнях.
Согласно исследованиям известного историка Р. Конквеста, там в самые короткие сроки умерло около 14,5 млн. человек. Другие миллионы погибли до этого от голода, будучи выброшены из их домов и хозяйств с изъятием посевных запасов. Такое произошло на Украине, в черноземной России и в Казахстане. Это было не только экономической, но и политической мерой, Хлеб шел на Запад в обмен на станки и технологию, а крестьянское поколение погибало как ненужный политический и экономический балласт. Погибало безмолвно.
Жестокость своих не полагалось «выносить из избы», а то, что из изб изгонялись целые семьи, переживалось как горе, несчастье, но редко вызывало активное сопротивление, тем более в союзе с другими семьями. Традиционная разрозненность российского крестьянского существования давала о себе знать и в этом эпизоде истории.
Удивительно совпадение этих действий с гитлеровскими планами. Розенберг и Геринг с одобрения фюрера собирались после падения СССР вывести все продовольствие из оккупированных областей и обречь их население на массовую голодную смерть. Геринг добавлял: «Надо уяснить это со всей отчетливостью» (У. Ширер «Взлет и падение третьего рейха»). Такова была родственность природы двух режимов.
Непонятно при всем при этом, почему нынешние исследователи принимают во внимание только те жертвы, которых расстреливали и губили в лагерях, и тем самым умалчивают о масштабах исторической катастрофы русского, украинского и казахского народов, ограничивая ее к тому же только 1937–38 годами, забывая при этом о гибели крестьян 30-х – 32-х годах.
Академик И. Павлов еще в 1930 г. писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, – несознательное противодействие нежелательному режиму, а последствия упадка энергии и интереса».
Компенсируя нехватку рабочих рук для промышленности, Сталин пошел не только на обездоливание работоспособного крестьянства, вынужденного пойти работать на новые заводы, но и на создание огромной сети каторжных лагерей, наполнив их рядовыми городскими и сельскими жителями, под лживым предлогом их, якобы, виновности в антисоветской деятельности. Если бы такое обвинение было правдивым, то его можно рассматривать как результат массового голосования против советской власти, при котором число «против» было бы в абсолютном большинстве.
Но в каторжные лагеря шли люди, не понимающие причин их осуждения и не признающие вмененной им вины. Лагеря воспитывали людей в рабском духе, средствами крайней жестокости и садистского насилия. Они были лишены нацистских газовых печей, но смертность от издевательств и непосильного труда в них была выше, чем в гитлеровских лагерях смерти Безвинно репрессированные люди, а также остававшиеся еще на свободе, истощенные после революционного взрыва и радикальных реформ, даже не помышляли открыто критиковать власть. Поэтому находящиеся под жестким военным конвоем гигантские каторжные армии представляли собой весьма послушную и дешевую рабочую силу. Кормили их пищевыми отходами, калорийность которых была много ниже затрачиваемых узниками усилий: 1,6 килокалорий за трудовой день, в Освенциме – 1,3 килокалорий без трудовых усилий. Это был расчет на быструю смертность. Руководство сознательно шло на него, зная, что для пополнения трудовых армий в стране достаточно людских резервов. А когда военная мощь будет достигнута и враждебные государства будут покорены, то они дадут новую рабочую силу для принудительного труда. Глобальная политическая стратегия оправдывала быстрые темпы индустриализации. Близко к этому рассуждал Гитлер, заимствуя опыт у Сталина.
Социальный состав репрессированных можно видеть в изданных в наши дни толстых томах расстрельных списков. Раскрывая наугад их страницы, мы видим профессии обреченных: «портной, токарь, парикмахер, бухгалтер, вагоновожатый, заводской мастер, рабочий, кустарь, машинист, продавец, сторож, артист, крестьянин» и так далее. Аресты, каторжные приговоры и массовые расстрелы совершались согласно численным заданиям Кремля – в сотни тысяч человек по каждому административному региону. Конкретный отбор репрессируемых лиц предоставлялся местным карательным органам. Естественно, что они творили полный произвол. Общее количество по каждому региону утверждал персонально Сталин и его соратники по Политбюро. Их подписи под этими документами найдены в архивах.
Чем можно объяснить политику столь массового уничтожения собственного народа?
Прежде всего тем, что большевистская верхушка, несмотря на более чем 15 лет своего владычества, не чувствовала себя уверенно для дальнейшего властвования. Сталин считал, что начало массового террора осуществил Ленин, как необходимое средства политической стратегии. Этим он укрепил большевистскую власть и дал ориентир на будущее. Либерализм НЭП’а ее несколько ослабил. Последующий террор в городах осуществлялся одновременно с истерическим возвеличиванием Сталина. Его имя ставилось выше Бога. Несмотря на то, что документы XVII съезда партии, якобы, подтвердили такую необходимость, благодаря подтасовке голосов, опасения за свое личное лидерство у него оставались. И немудрено. За его место в должности генсека (диктатора) голосовало на самом деле только три депутата. Остальные голосовали за Кирова. С помощью Кагановича Сталин цинично переставил местами результаты. И никто из депутатов не шевельнулся для протеста. Их парализовал партийный гипноз и страх, уже нажитый партийной массой. Она имела для этого основания. Сталин не простил съезду столь неслыханное сопротивление его первенству и вскоре уничтожил почти весь состав его участников. Помимо циничной жестокости, с которой был нарушен устав партии, такое преступление еще раз говорило о безыдейности вождя, абсолютизации его личной власти и его лютой враждебности к романтически вдохновленным коммунистам.
Идейность понималась им как проявление опасной интеллигентности. Большевистский фанатизм приобрел к тому времени обрядовый характер, подобно немецкому приветствию «Хайль Гитлер!» Романтическая чистота была ему органически враждебна. Это заметил еще Свердлов, находившийся вместе с ним в царской ссылке. Сталин предпочитал общаться тогда только с соседями-уголовниками. Такую же черту – нетерпимость к свободомыслию проявил и Ленин, введя массовый террор и высылку за границу цвета российской интеллигенции в 1922 году.
Кроме того, террор, будь то расстрелы или умерщвление в лагерях, преследовал цель родить в стране страх, как атмосферу жизни и подавления им всякой свободной мысли. Накладывалось особый запрет («табу») на выход за пределы произносимого вождями.
Будь Сталин дальновиднее и честнее, он понял бы, что неслыханное уничтожение народа остается в глубинной памяти потомков и станет тормозом для коммунистического развития. На первом этапе люди будут шарахаться от этих фактов. На втором, когда они осмыслят происшедшее, официальная идея коммунизма станет для них ложной и даже кощунственной. Политически преступной.
А пока утвердился ведущий принцип большевистского государства – постоянное насилие над человеком во всех его видах. Человеческое естество противится насилию, как и всякому другому злу. Значит, злу надлежит справиться с природой, изменить ее так, чтобы у человека не осталось мыслей, чувств и даже инстинктов, противоречащих правящей воле. Согласно ей, человеческая индивидуальность должна быть поставлена в столь узкие рамки, что в них она не будет по существу отличаться от особи животного. Поэтому большевики так нервно реагировали на разговоры о моральности своих действий. «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем», – заявил Ленин на III съезде РКСМ, не обратив внимания на то, как хлестко разоблачил он свою идею романтического коммунизма и заложил основы гитлеровской «морали». Сталин в 1939 году согласно этому правилу заключил договор с нацистским режимом, также придерживающемуся ленинского аморального принципа. Он понял, что тоталитарная власть любого толка будет воевать со всеми странами, независимо от их политического режима. Результатом стала военная катастрофа 1941-42 голов.
Но и в мирные годы большевики с успехом использовали собственный аморализм. Они уговаривали людей быть честными! Те не возражали. Честность, как основа гуманного существования, всегда привлекала русских. А власть, принимавшая это качество за слабость, тем временем совершала массовые бесчестные поступки – губительные и непосильные для понимания большинства людей. Они не догадывались, что витринный альтруизм, внешнее личное бескорыстие правящих личностей должно обязательно обернуться безудержным стремлением к неограниченной жестокой власти. Такой же была тактика гитлеровского режима.
Не надо удивляться азарту большевиков. Их малочисленная партия, члены которой не занимали никаких государственных и финансовых постов в царской России, победила существующее тогда правительство и собственников. Деньги, которые были им нужны, они добывали грабежом банков или в форме субсидий от германского правительства, которое было заинтересовано в разложении русского тыла во время войны. Эту же цель преследовали большевики. Неслыханное стечение обстоятельств! Это опьяняло вождей и армию окружавших их оруженосцев.
Наказание без преступления давало в СССР большие плоды, чем наказание, имеющее свою правовую логику. Чувство справедливости поощряет человека к гражданской активности, от которой до политической – один шаг. Когда за репрессированным нет никакой вины, он испытывает только страх, растерянность и отчаяние. Такая деморализация парализовывала человека, лишала его духовной опоры. Оказывалось, что традиционное стремление человека к правовому началу, как это ни парадоксально, может служить деспотии. Эту логику почуял и использовал Сталин. Он понимал и другое: если бы террор был меньше, то запас гуманности был бы больше и мог бы вызвать сопротивление общества. Глобальный террор вызывал ощущение фатальной неизбежности, которой остается только подчиниться. Так в короткие сроки был создан новый биологический генотип, называемый «советским человеком».
Первым делом он уничтожил своего соперника Кирова, инсценировав покушение на него как террористический акт врагов партии. Политическая атмосфера в стране стала донельзя напряженной, и это дало Сталину дополнительные основания для расправы с ближайшими соратниками, которых он считал своими потенциальными врагами в недалеком будущем. Многие из них верили в идеалистический коммунизм, а это было для главы государства всегда опасным. Путь к великодержавности и вождизм отвергали всякое веяние идей Маркса так же, как и возвращение к раннему «либеральному» периоду ленинизма.
С 1936 г. начались открытые судебные процессы видных деятелей партии. Они преследовали несколько целей. Первой из них было уничтожение явных и потенциальных оппозиционеров, разгром их коммунистического потенциала и возведение в культ решений одного вождя. Для этой цели все активные идеалисты, верующие в коммунизм, как нечто высшее, и потому строгие к действиям власти, должны были быть расстреляны или погибнуть в лагерях. Вторая: низшие слои партии, участвовавшие в беззакониях и терроре, понимали их несовместимость с провозглашаемой политической доктриной. Это стало еще одной причиной их уничтожения после проделанной работы, что в наши дни напоминает ликвидацию киллеров и свидетелей заказных убийств.
Крупные деятели были не просто известны, но и знамениты своей красноречивой защитой коммунистических идей и большевистской тактики. Поэтому их следовало предварительно опорочить. Такой была цель судебных процессов, на которых эти обвиняемые, как в театре, играли роли иностранных шпионов и диверсантов. Признаний в ложных обвинениях добивались не только жестокими пытками и угрозами уничтожить их родных. Следователи приводили такой аргумент: твое признание нужно партии для активизации ее борьбы с истинными врагами. Арестованный полагал, что от него требуется лишь моральная жертва, грязная при этом (грязь их не смущала!), а оказывалось, что нужна и жертва физическая.
Вот часть палачей большевистской верхушки: Ф. Дзержинский, организатор террора, П. Войков, садист, Г. Атарбеков, палач, М. Кедров, изувер, П. Дыбенко человеконенавистник, В. Менжинский, человек с извращенными наклонностями, К. Ворошилов, безжалостный и бездарный военком, С. Буденный, создатель разбойничьей конной армии, Котовский, уголовник и др. Эти примеры типичны почти для всей массы большевиков. Одновременно часть верхов большевистской власти свято верили в коммунистическую идею и вели себя честно и бескорыстно. Эта политическая и моральная сдержанность могла стать основой революционного фундамента в стране, но носители ее не догадывались, что действия верхушки большевиков двуручны. Их методика – сила, не сдерживая ничем для достижения абсолютной власти.
Уже во время спровоцированной Октябрьским переворотом гражданской войны крестьянство начало ощущать, что оно находится в тупике. Торговля была заменена государственным грабежом (продразверстка), то есть принудительной конфискацией запасов зерна и земляных культур. Новая государственная сила могла воевать только против чего-то, но не за что-то полезное. Этого «что-то» она не видела, ибо была разрушительной по своей природе, а не созидательной. Результатом стали всеобщая нищета и голод в городах, на которые власть могла реагировать только путем вошедшего в систему дальнейшего ограбления того самого крестьянства, на которое она еще недавно опиралась. Провозглашаемые высокие цели уже не впечатляли.
Понимание того, что происходит и кто в этом виноват, проявлялось медленно. За время прихода к яви были уже разгромлены белые армии, несущие спасение для того же крестьянства. И только когда большевистская власть стала единственной в стране и могла проявить себя в полной мере, массы начали ощущать, в чьи руки они попали.
Результатом стали крестьянские антисоветские бунты в Тамбовской губернии, рабочих в Астрахани, казаков на Дону, матросское восстание в Кронштадте. В ответ были организованы концентрационные лагеря не только на Соловецком архипелаге, но и в городах Холмогоры и Пертоминск (Архангельская губерния). Там и в губернском центре были уничтожены в 1920–1921 гг. по бессудным приговорам руководства губернской ЧК 25 640 человек. (Журнал «Отечественные архивы» № 1, 1994 г.) Это были бывшие солдаты царской армии, то есть крестьяне и ремесленники, а также студенты, служители церкви, интеллигенция. Заметим, что сам Архангельск населяло в те годы только 56 000 жителей. По пока не подтвержденным официально исследованиям российских историков, в других северных губерниях за тот же период было расстреляно 59 000 человек. В Петроградской губернии органы ЧК расстреляли с 1921 по 1922 г. без следствия и суда 48 000 человек.
Современный историк Ю. Бродский считает, что режим тюремного Соловецкого архипелага в Белом море явился как бы репетицией к позднему массовому террору. Чекисты набирались опыта во всем – от норм скудного питания обреченных на медленную смерть до размера глубины могил захороненных. В 1934 г. на остров-тюрьму приезжала немецкая нацистская делегация для заимствования опыта массового террора. Известно, что они взяли на вооружение лживую надпись на воротах Соловков, которую потом воспроизвели в Освенциме: «Arbait macht frai»(«Труд дает свободу»).
Приговоры чекисты выносили без учета обстоятельств дела, руководствуясь только «революционным правосознанием», то есть заданной антипатией к определенному типу людей. Так проявлялось все большее сходство с немецким нацизмом. Специалистами по террору стали Троцкий и Свердлов. По их приказам были истреблены более двух миллионов казаков Дона, Кубани и Урала. В Закавказье (Баку) с 1921 по 1923 г. было расстреляно 67 000 человек, а затем дополнительно 44 000 человек. В Туркестане за один год было уничтожено 77 000 человек. Эти данные отдельных исследователей должны быть проверены официально.
Местом злодеяний стал и Дальний Восток. Там за 1923–1925 гг. в затопленных баржах нашли свою смерть в устье Амура сотни тысяч человек. Большая их часть была депортирована из густонаселенных российских губерний и Украины. Заниматься там массовым уничтожением людей большевики побоялись и потому вывезли их поближе к Тихому океану. Таким было первое «освоение» Сибири советской властью. И, наконец, в Благовещенске-на-Амуре за короткий период было убито 5 000 россиян. Сравним с этим Ленский расстрел и «Кровавое воскресенье» наделавшие столько шума.
Боязнь огласки не помешала предреввоенсовета Троцкому истребить на Украине стрелковым оружием и артиллерией 8000 голландско-немецких христиан колонистов (менонитов) с их семьями, не пожелавших пойти в Красную армию (так же как и в Белую!). Подобные прецеденты позволяют предположить, что в других регионах России репрессии достигали аналогичного масштаба. Губерний в составе России были десятки, и, соответственно, в архивах есть данные о гибели миллионов людей по бессудным приговорам советской власти в ее начальный ленинский период. Эти архивы закрыты по сей день.
Столь масштабный террор явился отнюдь не только следствием революционного запала. Он представлял расчетливую основу власти, которая еще до революции поняла, что без массовых убийств не сможет быть во главе страны. Нетрудно заметить, что убивали людей полноценных. Значит, речь шла об особой селекции населения в российской среде, о победе темных преступных низов, вырвавшихся наружу со своими руководителями и единомышленниками.
Ленинский террор породил катастрофические гуманитарные последствия. Истребление работящей, честной части населения, конфискация посевных запасов в деревнях повлекли за собой массовый голод после гражданской войны. Только от него погибло около пяти миллионов человек. Такого Россия никогда не знала. Она не знала и столь масштабного сопротивления властей общественным инициативам помощи голодающим. По приказу Ленина была ликвидирована стихийно возникшая организация «Помгол» («Помощь голодающим»), а ее активисты высланы за границу. Можно предполагать, что гибель сельского населения отвечала политическим расчетам большевиков, которые уже тогда понимали, что консервативное русское крестьянство не станет оплотом их власти.
Гитлер еще в 1923 г. (находясь в тюрьме за участие в «пивном путче») заявил, что за пять лет советской власти в России погибло 30 млн. человек. Несмотря на всю антипатию к этому деятелю, такая цифра может соответствовать действительности, поскольку она вмещает в себя жертвы гражданской войны, голода, эпидемий, эмиграции, массовых репрессий и не родившихся в связи со всем этим детей (журнал «The New Times» № 39. 2007). Такая же мораль стала одним из решающих слагаемых нацистской политической платформы, которая была провозглашена в труде «Main kampf» и победила в Германии на выборах 1933 г.
Не учтено было и другое. Хозяйственная разруха во всех областях жизни невольно заставила власть думать о мерах по восстановлению производства. Это была не просто проснувшаяся гуманность, а выбор между жизнью и смертью большевистского режима. Революционная мысль большевиков не могла предложить ничего нового, а только лишь вынужденную капитуляцию – возврат частно-предпринимательского начала. Но не крупного бизнес, представляющего собой экономическую и политическую силу, а к мелкого, способного удовлетворить бытовые потребности граждан.
Новая экономическая политика (НЭП) была принята в 1921 г. после Кронштадтского восстания, приведшего к панике в большевистских кругах. Антимарксистское решение было принято скрепя сердце и вызвало неприязненное отношение к существованию НЭПа со стороны многих деятелей большевистской власти. Ведь это была частичная капитуляция большевизма перед капитализмом. Для самовластно мыслящих революционеров формирующийся класс мелких собственников, в том числе поднимающих голову крестьян, представлял угрозу, и они после подъема хозяйства приступили к его разорению. Ликвидация крестьянства и мелкой буржуазии – этой основной экономической силы, поднявшей жизненный уровень страны – началась новыми радикальными средствами.
Характерно, что НЭП удовлетворил крестьянские массы, и всякое революционное начало у них было погашено. Можно сделать вывод, что если бы до 1918 г. были предприняты те же реформы экономической свободы, то никакой «социализм» был бы уже не нужен России. И другое: большевизм с 1921 г. и после явился терпимым для остывающих масс, и они через несколько лет уже были готовы принимать любое самовластье. А оно оказалось куда круче царского.
Власть в СССР отнюдь не удовлетворилась экономически достигнутым потенциалом за эти годы. Ее отрицательный моральный потенциал и ненависть к любым гуманным проявлениям требовали ликвидации всех соседствующих с ней на географической карте традиционных режимов. Ленин в 1921 году дал указание о военной агрессии против Эстонии с уничтожением всех, кто окажется на занятой Красными территории. В это же время он дал приказ о нападении на Польшу, но почти достигшие Варшавы Красные войска были разгромлены польской армией, которая имела все возможности захватить Киев. Только вмешательство лорда Керзона (Великобритания) предотвратило это. В результате наступившего мира были потеряны для России восточные области Польши. Верхи большевиков поняли, что для агрессии против капиталистических стран, которую они считали своей целью, необходимо создать мощную индустрию, прежде всего военную.
Политическая решимость большевиков показала свои поистине безграничные возможности. Троцкий мечтал о так называемой перманентной (всемирной) революции и связанной с этим постоянным чрезвычайным положением страны. Сталин раньше других понял, что надежда на революционную самодеятельность других народов несбыточна. Поэтому он положился на формирование военной индустрии в СССР для экспансии вовне, и на одновременное создание рабочей массы невиданной ранее численности. Где ее взять? Вот тут-то и пригодились обезволенное крестьянство и городские люмпены. Конечно, такая рокировка опять повлекла за собой голод и массовые смерти. Но для Сталина это уже был политический пустяк.
Конструктивная доктрина большевизма, по словам Г. Пятакова (1928 г.), состояла в том, чтобы растоптать любые объективные тормозящие препятствия, не обращая внимания на причины их существования. Для этого нужно было только одно: творящая воля, не считающаяся ни с какими ограничениями практического, морального или политического характера. Эта воля, творящая чудо, была лишена разумного начала, отвергающего любое шаманство. Диктат такой воли отбрасывал все оппозиционные настроения. И не только это. Он отвергал и финансово-экономический расчет, научные предпосылки, любую объективную реальность и признавал лишь то, что было утверждено субъективным верховным мнением узкого круга. Такая структура обосновывала и оправдывала вождизм и сверхчеловеческую природу государства. Нетрудно заметить принципиальное сходство этой маниакальной основы с германским нацизмом.
Насилие над социальной эволюцией (революция, форсированная индустриализация) похоже на насилие над человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить жизнеспособный организм дает в любом случае мертворожденный результат. Тем не менее, насильственным путем были созданы коллективные крестьянские хозяйства, куда согнали только тех, кому нечего было терять, – бедняков и лодырей. Огромный класс (десятки миллионов человек) работящих крестьян, доказавших после голода в начале 20-х гг. свою жизнестойкость, был под конвоем ОГПУ (советское гестапо) выселен с семьями на Крайний Север без средств существования и орудий производства. Это был смертный приговор как переселенным, так и оставшимся в деревнях.
Согласно исследованиям известного историка Р. Конквеста, там в самые короткие сроки умерло около 14,5 млн. человек. Другие миллионы погибли до этого от голода, будучи выброшены из их домов и хозяйств с изъятием посевных запасов. Такое произошло на Украине, в черноземной России и в Казахстане. Это было не только экономической, но и политической мерой, Хлеб шел на Запад в обмен на станки и технологию, а крестьянское поколение погибало как ненужный политический и экономический балласт. Погибало безмолвно.
Жестокость своих не полагалось «выносить из избы», а то, что из изб изгонялись целые семьи, переживалось как горе, несчастье, но редко вызывало активное сопротивление, тем более в союзе с другими семьями. Традиционная разрозненность российского крестьянского существования давала о себе знать и в этом эпизоде истории.
Удивительно совпадение этих действий с гитлеровскими планами. Розенберг и Геринг с одобрения фюрера собирались после падения СССР вывести все продовольствие из оккупированных областей и обречь их население на массовую голодную смерть. Геринг добавлял: «Надо уяснить это со всей отчетливостью» (У. Ширер «Взлет и падение третьего рейха»). Такова была родственность природы двух режимов.
Непонятно при всем при этом, почему нынешние исследователи принимают во внимание только те жертвы, которых расстреливали и губили в лагерях, и тем самым умалчивают о масштабах исторической катастрофы русского, украинского и казахского народов, ограничивая ее к тому же только 1937–38 годами, забывая при этом о гибели крестьян 30-х – 32-х годах.
Академик И. Павлов еще в 1930 г. писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, – несознательное противодействие нежелательному режиму, а последствия упадка энергии и интереса».
Компенсируя нехватку рабочих рук для промышленности, Сталин пошел не только на обездоливание работоспособного крестьянства, вынужденного пойти работать на новые заводы, но и на создание огромной сети каторжных лагерей, наполнив их рядовыми городскими и сельскими жителями, под лживым предлогом их, якобы, виновности в антисоветской деятельности. Если бы такое обвинение было правдивым, то его можно рассматривать как результат массового голосования против советской власти, при котором число «против» было бы в абсолютном большинстве.
Но в каторжные лагеря шли люди, не понимающие причин их осуждения и не признающие вмененной им вины. Лагеря воспитывали людей в рабском духе, средствами крайней жестокости и садистского насилия. Они были лишены нацистских газовых печей, но смертность от издевательств и непосильного труда в них была выше, чем в гитлеровских лагерях смерти Безвинно репрессированные люди, а также остававшиеся еще на свободе, истощенные после революционного взрыва и радикальных реформ, даже не помышляли открыто критиковать власть. Поэтому находящиеся под жестким военным конвоем гигантские каторжные армии представляли собой весьма послушную и дешевую рабочую силу. Кормили их пищевыми отходами, калорийность которых была много ниже затрачиваемых узниками усилий: 1,6 килокалорий за трудовой день, в Освенциме – 1,3 килокалорий без трудовых усилий. Это был расчет на быструю смертность. Руководство сознательно шло на него, зная, что для пополнения трудовых армий в стране достаточно людских резервов. А когда военная мощь будет достигнута и враждебные государства будут покорены, то они дадут новую рабочую силу для принудительного труда. Глобальная политическая стратегия оправдывала быстрые темпы индустриализации. Близко к этому рассуждал Гитлер, заимствуя опыт у Сталина.
Социальный состав репрессированных можно видеть в изданных в наши дни толстых томах расстрельных списков. Раскрывая наугад их страницы, мы видим профессии обреченных: «портной, токарь, парикмахер, бухгалтер, вагоновожатый, заводской мастер, рабочий, кустарь, машинист, продавец, сторож, артист, крестьянин» и так далее. Аресты, каторжные приговоры и массовые расстрелы совершались согласно численным заданиям Кремля – в сотни тысяч человек по каждому административному региону. Конкретный отбор репрессируемых лиц предоставлялся местным карательным органам. Естественно, что они творили полный произвол. Общее количество по каждому региону утверждал персонально Сталин и его соратники по Политбюро. Их подписи под этими документами найдены в архивах.
Чем можно объяснить политику столь массового уничтожения собственного народа?
Прежде всего тем, что большевистская верхушка, несмотря на более чем 15 лет своего владычества, не чувствовала себя уверенно для дальнейшего властвования. Сталин считал, что начало массового террора осуществил Ленин, как необходимое средства политической стратегии. Этим он укрепил большевистскую власть и дал ориентир на будущее. Либерализм НЭП’а ее несколько ослабил. Последующий террор в городах осуществлялся одновременно с истерическим возвеличиванием Сталина. Его имя ставилось выше Бога. Несмотря на то, что документы XVII съезда партии, якобы, подтвердили такую необходимость, благодаря подтасовке голосов, опасения за свое личное лидерство у него оставались. И немудрено. За его место в должности генсека (диктатора) голосовало на самом деле только три депутата. Остальные голосовали за Кирова. С помощью Кагановича Сталин цинично переставил местами результаты. И никто из депутатов не шевельнулся для протеста. Их парализовал партийный гипноз и страх, уже нажитый партийной массой. Она имела для этого основания. Сталин не простил съезду столь неслыханное сопротивление его первенству и вскоре уничтожил почти весь состав его участников. Помимо циничной жестокости, с которой был нарушен устав партии, такое преступление еще раз говорило о безыдейности вождя, абсолютизации его личной власти и его лютой враждебности к романтически вдохновленным коммунистам.
Идейность понималась им как проявление опасной интеллигентности. Большевистский фанатизм приобрел к тому времени обрядовый характер, подобно немецкому приветствию «Хайль Гитлер!» Романтическая чистота была ему органически враждебна. Это заметил еще Свердлов, находившийся вместе с ним в царской ссылке. Сталин предпочитал общаться тогда только с соседями-уголовниками. Такую же черту – нетерпимость к свободомыслию проявил и Ленин, введя массовый террор и высылку за границу цвета российской интеллигенции в 1922 году.
Кроме того, террор, будь то расстрелы или умерщвление в лагерях, преследовал цель родить в стране страх, как атмосферу жизни и подавления им всякой свободной мысли. Накладывалось особый запрет («табу») на выход за пределы произносимого вождями.
Будь Сталин дальновиднее и честнее, он понял бы, что неслыханное уничтожение народа остается в глубинной памяти потомков и станет тормозом для коммунистического развития. На первом этапе люди будут шарахаться от этих фактов. На втором, когда они осмыслят происшедшее, официальная идея коммунизма станет для них ложной и даже кощунственной. Политически преступной.
А пока утвердился ведущий принцип большевистского государства – постоянное насилие над человеком во всех его видах. Человеческое естество противится насилию, как и всякому другому злу. Значит, злу надлежит справиться с природой, изменить ее так, чтобы у человека не осталось мыслей, чувств и даже инстинктов, противоречащих правящей воле. Согласно ей, человеческая индивидуальность должна быть поставлена в столь узкие рамки, что в них она не будет по существу отличаться от особи животного. Поэтому большевики так нервно реагировали на разговоры о моральности своих действий. «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем», – заявил Ленин на III съезде РКСМ, не обратив внимания на то, как хлестко разоблачил он свою идею романтического коммунизма и заложил основы гитлеровской «морали». Сталин в 1939 году согласно этому правилу заключил договор с нацистским режимом, также придерживающемуся ленинского аморального принципа. Он понял, что тоталитарная власть любого толка будет воевать со всеми странами, независимо от их политического режима. Результатом стала военная катастрофа 1941-42 голов.
Но и в мирные годы большевики с успехом использовали собственный аморализм. Они уговаривали людей быть честными! Те не возражали. Честность, как основа гуманного существования, всегда привлекала русских. А власть, принимавшая это качество за слабость, тем временем совершала массовые бесчестные поступки – губительные и непосильные для понимания большинства людей. Они не догадывались, что витринный альтруизм, внешнее личное бескорыстие правящих личностей должно обязательно обернуться безудержным стремлением к неограниченной жестокой власти. Такой же была тактика гитлеровского режима.
Не надо удивляться азарту большевиков. Их малочисленная партия, члены которой не занимали никаких государственных и финансовых постов в царской России, победила существующее тогда правительство и собственников. Деньги, которые были им нужны, они добывали грабежом банков или в форме субсидий от германского правительства, которое было заинтересовано в разложении русского тыла во время войны. Эту же цель преследовали большевики. Неслыханное стечение обстоятельств! Это опьяняло вождей и армию окружавших их оруженосцев.
Наказание без преступления давало в СССР большие плоды, чем наказание, имеющее свою правовую логику. Чувство справедливости поощряет человека к гражданской активности, от которой до политической – один шаг. Когда за репрессированным нет никакой вины, он испытывает только страх, растерянность и отчаяние. Такая деморализация парализовывала человека, лишала его духовной опоры. Оказывалось, что традиционное стремление человека к правовому началу, как это ни парадоксально, может служить деспотии. Эту логику почуял и использовал Сталин. Он понимал и другое: если бы террор был меньше, то запас гуманности был бы больше и мог бы вызвать сопротивление общества. Глобальный террор вызывал ощущение фатальной неизбежности, которой остается только подчиниться. Так в короткие сроки был создан новый биологический генотип, называемый «советским человеком».
Первым делом он уничтожил своего соперника Кирова, инсценировав покушение на него как террористический акт врагов партии. Политическая атмосфера в стране стала донельзя напряженной, и это дало Сталину дополнительные основания для расправы с ближайшими соратниками, которых он считал своими потенциальными врагами в недалеком будущем. Многие из них верили в идеалистический коммунизм, а это было для главы государства всегда опасным. Путь к великодержавности и вождизм отвергали всякое веяние идей Маркса так же, как и возвращение к раннему «либеральному» периоду ленинизма.
С 1936 г. начались открытые судебные процессы видных деятелей партии. Они преследовали несколько целей. Первой из них было уничтожение явных и потенциальных оппозиционеров, разгром их коммунистического потенциала и возведение в культ решений одного вождя. Для этой цели все активные идеалисты, верующие в коммунизм, как нечто высшее, и потому строгие к действиям власти, должны были быть расстреляны или погибнуть в лагерях. Вторая: низшие слои партии, участвовавшие в беззакониях и терроре, понимали их несовместимость с провозглашаемой политической доктриной. Это стало еще одной причиной их уничтожения после проделанной работы, что в наши дни напоминает ликвидацию киллеров и свидетелей заказных убийств.
Крупные деятели были не просто известны, но и знамениты своей красноречивой защитой коммунистических идей и большевистской тактики. Поэтому их следовало предварительно опорочить. Такой была цель судебных процессов, на которых эти обвиняемые, как в театре, играли роли иностранных шпионов и диверсантов. Признаний в ложных обвинениях добивались не только жестокими пытками и угрозами уничтожить их родных. Следователи приводили такой аргумент: твое признание нужно партии для активизации ее борьбы с истинными врагами. Арестованный полагал, что от него требуется лишь моральная жертва, грязная при этом (грязь их не смущала!), а оказывалось, что нужна и жертва физическая.