Страница:
Копии: командующему войсками Юго-Западного фронта, командующему Черноморским флотом
5 августа 1941 г. 18 ч 10 мин
С предложением маршала Буденного о рубеже отвода войск Южного фронта за линию реки Ингул Ставка никак не может согласиться. Ставка приказывает:
При отводе войск Южного фронта занять линию восточный берег Днестровского лимана до Беляевки, от Беляевки на Ротмистровку, Березовку, Вознесенск и далее на Кировоград, Чигирин.
Отвод производить в ночное время и этапами, прикрывая сильными арьергардными боями, и закончить его не позже 10 августа.
Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот.
Ставка разъясняет, что линию отвода, только что указанную Ставкой, никак нельзя смешивать с оборонительной линией, о которой вчера тов. Сталин говорил с тт. Кирпоносом и Хрущевым [1], имея в виду, что линия отвода должна быть западнее оборонительной линии, а последняя должна отстоять от первой в тылу километров на 100–150.
Ставка Верховного Командования:
Зенитная война
Отход.
Маневренная оборона
5 августа 1941 г. 18 ч 10 мин
С предложением маршала Буденного о рубеже отвода войск Южного фронта за линию реки Ингул Ставка никак не может согласиться. Ставка приказывает:
При отводе войск Южного фронта занять линию восточный берег Днестровского лимана до Беляевки, от Беляевки на Ротмистровку, Березовку, Вознесенск и далее на Кировоград, Чигирин.
Отвод производить в ночное время и этапами, прикрывая сильными арьергардными боями, и закончить его не позже 10 августа.
Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот.
Ставка разъясняет, что линию отвода, только что указанную Ставкой, никак нельзя смешивать с оборонительной линией, о которой вчера тов. Сталин говорил с тт. Кирпоносом и Хрущевым [1], имея в виду, что линия отвода должна быть западнее оборонительной линии, а последняя должна отстоять от первой в тылу километров на 100–150.
Ставка Верховного Командования:
Впрочем, в Одессе о принятых решениях еще не знали, и руководящими документами для командования Одесской ВМБ пока являлись телеграммы командующего ЧФ и распоряжения ВС ЧФ, отдаваемые на основании директив наркома ВМФ Кузнецова.СТАЛИНШАПОШНИКОВ[11]
Зенитная война
После отхода Приморской армии за Днестр в боевых действиях возникла относительная пауза, во время которой немецкая авиация с 22 июля начала активные налеты на Одессу. Налеты часто повторялись по несколько раз в сутки, и с их отражением неожиданно возникли определенные трудности, несмотря на то что Одесса имела достаточно сильную по стандартам того времени противовоздушную оборону.
Город и наиболее важные объекты в его окрестностях прикрывала 15-я отдельная зенитно-артиллерийская бригада ПВО полковника Шиленкова. Непосредственно город с северного, западного и южного направлений прикрывал 638-й зенитно-артиллерийский полк, имевший пять дивизионов трехбатарейного состава с 85-мм зенитными пушками и ПУАЗО-3.73-й зенитно-артиллерийский полк Черноморского флота прикрывал военно-морскую базу, а также город с восточного направления.
Достаточное внимание уделялось и прикрытию особо важных объектов. 27-й дивизион МЗА прикрывал водонасосную станцию в Беляевке, крекинг-завод и нефтебазу. 162-й отдельный зенитный пулеметный батальон совместно с пулеметным батальоном 73-го зенитного артполка был поставлен на оборону штаба Одесского военного округа, вокзала и станций Застава, Товарная и Сортировочная.
6-й отдельный дивизион аэростатов заграждения в ночное время прикрывал город одним отрядом с северного направления, вторым – с южного, а третьим – важнейшие объекты внутри города. 21-й отдельный прожекторный батальон совместно с прожекторной ротой 73-го зенитного артполка создавали световое обеспечение на восточном, юго-восточном и юго-западном направлениях.
Однако в системе ПВО имелись и слабые места. Ни 15-я бригада, ни флотский артполк не имели системы оповещения о приближении авиации противника со стороны моря. Практичные немцы выявили эту особенность Одесской ПВО еще в первые дни войны, прощупывая оборону города налетами мелких[12] групп бомбардировщиков. После чего начались налеты на военно-морскую базу крупными группами – до 30 машин.
Налеты немцы проводили в сумерках или на рассвете, подходя в основном со стороны моря. В это время суток воздушные цели в оптические приборы на значительном расстоянии практически не видны, а освещение прожекторами дает слабый эффект.
В результате командование ВМБ было вынуждено выделить 5 старых катеров для несения «противовоздушного дозора». Все катера получили радиостанции и в основном для экономии топлива дрейфовали в выделенных участках примерно в 20 милях от берега. Специфика защиты флотских обьектов, расположенных либо у причалов, либо близко к урезу воды, потребовала выдвинуть наиболее дальнобойные 85-мм орудия к берегу моря.
После этого у немцев пропала страсть к морским прогулкам и они изменили тактику. Теперь немцы стали чаще появляться со стороны суши, причем с тех участков, где фронт ближе всего подходил к городу, зная, что система расположения дальних постов ВНОС ограничивается линией фронта. Постепенно приближение линии фронта к городу позволило им сокращать подлетное время, маневрировать имеющимися силами и добиваться эффекта внезапности.
Так, 5 июля три Ю-88, маскируясь облачностью, совершили налет на водонасосную станцию в районе Беляевки, а через несколько минут повторили налет уже 8 машинами, применив «звездную» атаку с разных сторон.
Истребительное прикрытие Одессы было значительно слабее. 69-й истребительный полк ВВС майора Шестакова и три эскадрильи истребительной авиации Черноморского флота прикрывали рубеж Выгода – Беляевка – Маяки – Френцфельд – «и в сторону моря до 25 км».
При этом управление такими скудными силами осуществляли сразу два авиационных штаба: штаб начальника ВВС армии и штаб 21-й смешанной авиадивизии, у которой из полосы Приморской армии был изъят весь летный состав, кроме 69-го полка. Как вспоминал начальник штаба Приморской армии Крылов: «Когда я входил в курс дел Приморской армии, создалось, помню, ощущение, что тут больше авиационных начальников, чем самой авиации». Впрочем, начальнику автобронетанкового отдела армии распоряжаться и вовсе было нечем…
22 июля противник начал активно бомбить порт. Первый массированный налет удалось отразить совместными усилиями 15-й бригады ПВО, морского зенитного полка и истребителей 69-го полка. Однако во время второго авианалета, последовавшего ближе к вечеру, командование военно-морской базы приняло решение вывести военный транспорт «Аджария» из гавани на внешний рейд. На рассвете при очередном налете авиации противника транспорт получил тяжелые повреждения от попавшей в него бомбы и загорелся. В результате повторной атаки транспорт пытавшийся сесть на мель в районе Новой Дофиновки, был добит авиацией противника.
Помимо Одесского порта, водонапорной станции, нефтебазы, штабов и других объектов города немцы часто атаковали и переправы, особенно Каролина-Бугаз, которую пытались разбомбить в течение 5 дней. Истребители участвовали в обороне города в основном при отражении крупных налетов[13], так как довольно часто привлекались к штурмовкам войск противника из-за нехватки бомбардировочной авиации. Применение 69-го истребительного авиаполка в оборонительных целях затрудняло и то, что 2 и 3-я эскадрильи полка в течение месяца базировались на аэродромах подскока на правом берегу Днестра, откуда занимались штурмовкой противника, защищая не столько Одессу, сколько Прут.
При налетах на город бомбардировщики противника обычно имели сильное воздушное прикрытие. Истребители И-16, которыми в основном был вооружен полк, вынуждены были искать новые тактические приемы, позволяющие компенсировать превосходство противовтоящих им «мессершмитов» в вертикальном маневре и скорости.
Один из таких приемов ввел командир 95-го ИАП Шестаков, по инициативе которого стало применяться ярусное расположение групп истребителей, названное «Шестаковской этажеркой», ставшее одним из предшественников такого, получившего позднее широкую известность, построения истребительных пар, как «Кубанская этажерка» Покрышкина.
Город и наиболее важные объекты в его окрестностях прикрывала 15-я отдельная зенитно-артиллерийская бригада ПВО полковника Шиленкова. Непосредственно город с северного, западного и южного направлений прикрывал 638-й зенитно-артиллерийский полк, имевший пять дивизионов трехбатарейного состава с 85-мм зенитными пушками и ПУАЗО-3.73-й зенитно-артиллерийский полк Черноморского флота прикрывал военно-морскую базу, а также город с восточного направления.
Достаточное внимание уделялось и прикрытию особо важных объектов. 27-й дивизион МЗА прикрывал водонасосную станцию в Беляевке, крекинг-завод и нефтебазу. 162-й отдельный зенитный пулеметный батальон совместно с пулеметным батальоном 73-го зенитного артполка был поставлен на оборону штаба Одесского военного округа, вокзала и станций Застава, Товарная и Сортировочная.
6-й отдельный дивизион аэростатов заграждения в ночное время прикрывал город одним отрядом с северного направления, вторым – с южного, а третьим – важнейшие объекты внутри города. 21-й отдельный прожекторный батальон совместно с прожекторной ротой 73-го зенитного артполка создавали световое обеспечение на восточном, юго-восточном и юго-западном направлениях.
Однако в системе ПВО имелись и слабые места. Ни 15-я бригада, ни флотский артполк не имели системы оповещения о приближении авиации противника со стороны моря. Практичные немцы выявили эту особенность Одесской ПВО еще в первые дни войны, прощупывая оборону города налетами мелких[12] групп бомбардировщиков. После чего начались налеты на военно-морскую базу крупными группами – до 30 машин.
Налеты немцы проводили в сумерках или на рассвете, подходя в основном со стороны моря. В это время суток воздушные цели в оптические приборы на значительном расстоянии практически не видны, а освещение прожекторами дает слабый эффект.
В результате командование ВМБ было вынуждено выделить 5 старых катеров для несения «противовоздушного дозора». Все катера получили радиостанции и в основном для экономии топлива дрейфовали в выделенных участках примерно в 20 милях от берега. Специфика защиты флотских обьектов, расположенных либо у причалов, либо близко к урезу воды, потребовала выдвинуть наиболее дальнобойные 85-мм орудия к берегу моря.
После этого у немцев пропала страсть к морским прогулкам и они изменили тактику. Теперь немцы стали чаще появляться со стороны суши, причем с тех участков, где фронт ближе всего подходил к городу, зная, что система расположения дальних постов ВНОС ограничивается линией фронта. Постепенно приближение линии фронта к городу позволило им сокращать подлетное время, маневрировать имеющимися силами и добиваться эффекта внезапности.
Так, 5 июля три Ю-88, маскируясь облачностью, совершили налет на водонасосную станцию в районе Беляевки, а через несколько минут повторили налет уже 8 машинами, применив «звездную» атаку с разных сторон.
Истребительное прикрытие Одессы было значительно слабее. 69-й истребительный полк ВВС майора Шестакова и три эскадрильи истребительной авиации Черноморского флота прикрывали рубеж Выгода – Беляевка – Маяки – Френцфельд – «и в сторону моря до 25 км».
При этом управление такими скудными силами осуществляли сразу два авиационных штаба: штаб начальника ВВС армии и штаб 21-й смешанной авиадивизии, у которой из полосы Приморской армии был изъят весь летный состав, кроме 69-го полка. Как вспоминал начальник штаба Приморской армии Крылов: «Когда я входил в курс дел Приморской армии, создалось, помню, ощущение, что тут больше авиационных начальников, чем самой авиации». Впрочем, начальнику автобронетанкового отдела армии распоряжаться и вовсе было нечем…
22 июля противник начал активно бомбить порт. Первый массированный налет удалось отразить совместными усилиями 15-й бригады ПВО, морского зенитного полка и истребителей 69-го полка. Однако во время второго авианалета, последовавшего ближе к вечеру, командование военно-морской базы приняло решение вывести военный транспорт «Аджария» из гавани на внешний рейд. На рассвете при очередном налете авиации противника транспорт получил тяжелые повреждения от попавшей в него бомбы и загорелся. В результате повторной атаки транспорт пытавшийся сесть на мель в районе Новой Дофиновки, был добит авиацией противника.
Помимо Одесского порта, водонапорной станции, нефтебазы, штабов и других объектов города немцы часто атаковали и переправы, особенно Каролина-Бугаз, которую пытались разбомбить в течение 5 дней. Истребители участвовали в обороне города в основном при отражении крупных налетов[13], так как довольно часто привлекались к штурмовкам войск противника из-за нехватки бомбардировочной авиации. Применение 69-го истребительного авиаполка в оборонительных целях затрудняло и то, что 2 и 3-я эскадрильи полка в течение месяца базировались на аэродромах подскока на правом берегу Днестра, откуда занимались штурмовкой противника, защищая не столько Одессу, сколько Прут.
При налетах на город бомбардировщики противника обычно имели сильное воздушное прикрытие. Истребители И-16, которыми в основном был вооружен полк, вынуждены были искать новые тактические приемы, позволяющие компенсировать превосходство противовтоящих им «мессершмитов» в вертикальном маневре и скорости.
Один из таких приемов ввел командир 95-го ИАП Шестаков, по инициативе которого стало применяться ярусное расположение групп истребителей, названное «Шестаковской этажеркой», ставшее одним из предшественников такого, получившего позднее широкую известность, построения истребительных пар, как «Кубанская этажерка» Покрышкина.
Отход.
(4–7 августа)
4 августа прервалась проводная связь Приморской армии со штабом Южного фронта. Так Приморская армия первый раз ощутила на себе последствия окружения 6-й и 12-й армий под Уманью и начавшегося продвижения моторизованных частей немцев от Первомайска на Вознесенск.
Штаб Южного фронта в спешном порядке оставил Вознесенск и перебазировался в Николаев. В течение 4 и 5 августа главком Юго-Западного направления согласовывал со Ставкой меры, которые следует принять в создавшемся положении. Впрочем, сами меры сомнения ни у кого не вызывали, было ясно, что Южному фронту неизбежно придется отходить. Определялись только масштабы этого отхода.
В результате 5 августа новые рубежи для Южного фронта были назначены директивой Ставки № 00729:
«…4. При отводе войск Южного фронта занять линию восточный берег Днестровского лимана до Беляевки, от Беляевки на Ротмистровку, Березовку, Вознесенск и далее на Кировоград, Чигирин…»
6 августа, в соответствии с этой директивой, войска Приморской армии получили приказ отходить на рубеж Березовка – Катаржино – Раздельную – Кучурганский лиман. Таким образом правый фланг армии оттягивался от Днестра, разворачиваясь к северу, а левый по-преженму оставался у Днестровского лимана. Главком Юго-Западного направления маршал Буденный передал в состав Приморской армии 30-ю стрелковую дивизию. Обрадованное командование Приморской армии тут же нарезало ей полосу обороны, но занять ее дивизия не успела.
В связи с поставленной Ставкой задачей штаб армии перебазировался в Одессу, где, сообразуясь с приказом Главкома и выделенными силами, генерал-лейтенант Софронов отдал армии приказ занять оборону на следующих рубежах:
30-й стрелковой дивизии, передаваемой из 9-й армии, – по линии Березовка – Демидовка – Анатольевка – Силовка;
95-й стрелковой дивизии – по линии Жеребково – Катаржино – Кошары – Раздельная;
31-му и 287-му полкам 25-й стрелковой дивизии – по линии Раздельная – Миролюбовка – Баден – Граденицы – Маяки – Каролина-Бугаз.
1-я кавалерийская дивизия и 54-й полк 25-й стрелковой дивизии отводились в резерв армии.
Смысл такой конфигурации обороны был тот же что, и на Днестре: наибольшее внимание уделялось угрожаемому правому флангу, и на случай его прорыва или обхода выделялся подвижный резерв, который теперь планировался настолько значительным, что уже приобретал оперативно-тактическое значение.
Однако план Софронова имел одно очень уязвимое место: части должны были занять позиции на законченном не больше чем наполовину оборонительном рубеже в открытой степи, причем сил для удержания такого рубежа было совершенно не достаточно. По сути, положение армии после такого отхода ухудшалось по сравнению с тем, что она занимала на Днестре.
Но отойти на новый рубеж части армии так и не успели. 8 августа немцы предприняли новое наступление на войска Южного фронта, причем не с северного направления – от Вознесенска, а с западного. Так долго ожидаемый начальником штаба Шишениным удар встык с 9-й армией, вызывавший наибольшие опасения у командования Приморской армии, наконец был нанесен.
И попала под этот удар вместе с 51-й дивизией 9-й армии и 30-я стрелковая дивизия. Прорыв трех немецких дивизий под Жовтенем рассек ее на 2 части, причем большая из них оказалась на стороне 9-й армии. Связь с дивизией была потеряна. Из трех посланных штабом армии делегатов связи двое вернулись обратно, не сумев пройти через немецкие порядки, третий пропал без вести.
В последнем донесении, полученном от командира 30-й СД вечером 9 августа сообщалось о быстром продвижении противника:
«Силовка утром занята противником, наши части занять не успели. Лубетаевка занята в 12.00. Мелкие группы пр-ка проникли из Демидовка на юг в направлении уч. Хоз. Красный Агроном, противник имеет танки. Связи с соседями не имею. Прошу поддержать меня действиями из района Петровское и жду срочных указаний о дальнейшем».[14]
Правда, через немцев с группой бойцов до штаба армии смог пробиться комиссар 30-й дивизии Дибров. Софронов, видимо, еще не успевший полностью оценить масштабов происходящего, тут же поставил дивизии новую задачу и показал Диброву на карте новый рубеж, который она должна была занять. Обрадованный командарм даже выделил Диброву из армейского резерва два десятка пулеметных расчетов.
До своей дивизии Дибров добраться уже не смог, но большое количество пулеметов по крайней мере позволило ему благополучно выйти к Николаеву, где он наконец смог разыскать части своей дивизии, от которой на тот момент уже мало что осталось.
Потеря 30-й СД в такой ситуации стала для командования Приморской армии сильным потрясением. Высшие политработники армии считали виновником происшедшего то 9-ю армию, которая, по словам ЧВС армии бригадного комиссара Кузнецова, «при отходе на Николаев утащила… одну из трех дивизий», то само командование 30-й стрелковой дивизии, на которое другой член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин, счел нужным пожаловаться начальнику главного политуправления Красной армии. В своем донесении армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису Воронин, несколько сгустив краски, сообщил, что «дивизия боевого приказа не выполнила, командование дивизии приняло решение отходить на Николаев, а не на Одессу. Считаю, что руководство 30 СД совершило тягчайшее государственное преступление. Оно поставило в тяжелое положение Приморскую армию. Военный совет Приморской вынужден был в связи с побегом 30-й СД принять решение отойти на невыгодный рубеж, так как нечем было закрыть участок, предназначавшийся 30 СД».
В заключение Воронин просил «привлечь руководство 30 СД к ответственности за невыполнение боевого приказа», считая, что «они испугались положения, когда увидели, что сзади Одессы суши нет, а только море, очевидно, привыкли отходить и не были настроены бить врага на подступах к Одессе».
А Софронов продолжал посылать кавалерийские разьезды, надеясь установить связь с 30-й стрелковой. В конце концов задачу установить взаимодействие с соседом справа получила вся 1-я кавалерийская дивизия.
Впрочем, связь была прервана не только с 30-й дивизией. Не было никакой связи с 9-й армией и даже с некоторыми частями самой Приморской армии, двигавшимися в момент начала немецкого прорыва к назначенным Софроновым рубежам.
В такой обстановке, не зная, где теперь находится противник, обходящий правый фланг армии, и где находится сам этот фланг, командование армии сделало все возможное для того, чтобы не утратить контроля над положением и не допустить обвала линии фронта на своем участке.
Генерал-лейтенант Софронов отдал приказ срочно снять остававшееся еще в Тираспольском УР вооружение и вывести из него личный состав пульбатов, направив их на прикрытие правого фланга, где из-за отсутствия 30-й дивизии и отхода 9-й армии образовалась значительная брешь, протяженностью не менее 50 км, размеров которой на тот момент никто точно не знал. Все 47 76-мм капонирных орудий пришлось подорвать, так как эвакуировать их уже не успевали. Пулеметные же доты не удалось даже взорвать, так как заранее к подрыву они не готовились, а теперь на это уже не было времени.
В условиях отступления немедленно возникла нехватка транспорта. Из УРА нужно было вывезти около 3,5 млн патронов и 5 боекомплектов снарядов к имевшимся орудиям. Поэтомы часть пульбатов была вынуждена двигаться из ТИУРа пешим порядком. Высвободившиеся после перевозки машины немедленно посылались к ним навстречу.
Два пульбата эвакуировать на машинах так и не смогли, и им пришлось добираться до Карпово пешком. Скорей всего, во время движения они понесли значительные потери, так как для усиления правого фланга они использованы уже не были, а по распоряжению Шишенина направились в Одессу на переформирование.
Но этого было недостаточно. Чтобы прикрыть участок такой протяженности, который должна была бы занять при отходе 30-я стрелковая дивизия, в район между Куяльницким и Тилигульским лиманами пришлось выдвинуть все наличные резервы, которыми располагал город – 1-й морской полк, сформированный из моряков Одесской военно-морской базы. 26-й полк НКВД, развернутый из 26-го пограничного отряда, усилив их 54-м полком 25-й Чапаевской дивизии. Все эти части были сведены в группу, ставшую известной сначала как сводный отряд, а потом и как группа Монахова, по фамилии возглавившего ее комбрига Монахова, занимавшего в штабе ОдВО должность начальника управления боевой подготовки.
Подвижный резерв армии – 1-я кавалерийская дивизия – получила приказ выдвинуться в район Сербка-Благоево в 55–60 км севернее Одессы. Как стало известно позже, этом направлении уже двигались 72-я немецкая пехотная дивизия и румынская кавалерийская бригада.
Но 1-я кавалерийская дивизия, до этого безуспешно пытавшаяся по распоряжению Софронова установить контакт с соседом справа, очень быстро столкнулась с обходившими фланг армии частями противника. Полки дивизии, двигавшиеся изолированно друг от друга, чтобы прикрыть возможно больший участок фронта, не могли принять бой с подвижными частями румын в открытой степи и избегая окружения, вынуждены были начать отход, пользуясь любыми свободными направлениями. Связь между штабом дивизии и, полками прервалась, и ее командир, генерал-майор Петров вынужден был носиться по степи на автомобиле, собирая разрозненные части.
7 августа штабом армии, сделавшим для себя определенные выводы из ожесточенных боев последних недель, было отдано следующее распоряжение командованию всех дивизий:
«Весь призывой контингент при отходе отводить, направляя в тыловые райвоенкоматы для направления в запасные части армии».[15] Но отступающим частям армии было не до облав на мужское население призывного возраста.
Ситуация для армии складывалась крайне неблагоприятно: части ее центра и правого фланга в момент прорыва находились в движении по открытой степи к недостроенному оборонительному рубежу, находясь на значительном удалении друг от друга, и в значительной степени потеряли связь со штабом. Из-за того что части Приморской армии отходили на Одессу, а части 9-й армии – на Николаев, т. е. по расходящимся направлениям, разрыв между ними неуклонно увеличивался. Румынские части немедленно начали движение вперед, против Приморской армии, поддерживая немцев слева. На более чем 60-километровом открытом пространстве от Карпово до Тилигульского лимана стали завязываться многочисленные маневренные бои.
Штаб Южного фронта в спешном порядке оставил Вознесенск и перебазировался в Николаев. В течение 4 и 5 августа главком Юго-Западного направления согласовывал со Ставкой меры, которые следует принять в создавшемся положении. Впрочем, сами меры сомнения ни у кого не вызывали, было ясно, что Южному фронту неизбежно придется отходить. Определялись только масштабы этого отхода.
В результате 5 августа новые рубежи для Южного фронта были назначены директивой Ставки № 00729:
«…4. При отводе войск Южного фронта занять линию восточный берег Днестровского лимана до Беляевки, от Беляевки на Ротмистровку, Березовку, Вознесенск и далее на Кировоград, Чигирин…»
6 августа, в соответствии с этой директивой, войска Приморской армии получили приказ отходить на рубеж Березовка – Катаржино – Раздельную – Кучурганский лиман. Таким образом правый фланг армии оттягивался от Днестра, разворачиваясь к северу, а левый по-преженму оставался у Днестровского лимана. Главком Юго-Западного направления маршал Буденный передал в состав Приморской армии 30-ю стрелковую дивизию. Обрадованное командование Приморской армии тут же нарезало ей полосу обороны, но занять ее дивизия не успела.
В связи с поставленной Ставкой задачей штаб армии перебазировался в Одессу, где, сообразуясь с приказом Главкома и выделенными силами, генерал-лейтенант Софронов отдал армии приказ занять оборону на следующих рубежах:
30-й стрелковой дивизии, передаваемой из 9-й армии, – по линии Березовка – Демидовка – Анатольевка – Силовка;
95-й стрелковой дивизии – по линии Жеребково – Катаржино – Кошары – Раздельная;
31-му и 287-му полкам 25-й стрелковой дивизии – по линии Раздельная – Миролюбовка – Баден – Граденицы – Маяки – Каролина-Бугаз.
1-я кавалерийская дивизия и 54-й полк 25-й стрелковой дивизии отводились в резерв армии.
Смысл такой конфигурации обороны был тот же что, и на Днестре: наибольшее внимание уделялось угрожаемому правому флангу, и на случай его прорыва или обхода выделялся подвижный резерв, который теперь планировался настолько значительным, что уже приобретал оперативно-тактическое значение.
Однако план Софронова имел одно очень уязвимое место: части должны были занять позиции на законченном не больше чем наполовину оборонительном рубеже в открытой степи, причем сил для удержания такого рубежа было совершенно не достаточно. По сути, положение армии после такого отхода ухудшалось по сравнению с тем, что она занимала на Днестре.
Но отойти на новый рубеж части армии так и не успели. 8 августа немцы предприняли новое наступление на войска Южного фронта, причем не с северного направления – от Вознесенска, а с западного. Так долго ожидаемый начальником штаба Шишениным удар встык с 9-й армией, вызывавший наибольшие опасения у командования Приморской армии, наконец был нанесен.
И попала под этот удар вместе с 51-й дивизией 9-й армии и 30-я стрелковая дивизия. Прорыв трех немецких дивизий под Жовтенем рассек ее на 2 части, причем большая из них оказалась на стороне 9-й армии. Связь с дивизией была потеряна. Из трех посланных штабом армии делегатов связи двое вернулись обратно, не сумев пройти через немецкие порядки, третий пропал без вести.
В последнем донесении, полученном от командира 30-й СД вечером 9 августа сообщалось о быстром продвижении противника:
«Силовка утром занята противником, наши части занять не успели. Лубетаевка занята в 12.00. Мелкие группы пр-ка проникли из Демидовка на юг в направлении уч. Хоз. Красный Агроном, противник имеет танки. Связи с соседями не имею. Прошу поддержать меня действиями из района Петровское и жду срочных указаний о дальнейшем».[14]
Правда, через немцев с группой бойцов до штаба армии смог пробиться комиссар 30-й дивизии Дибров. Софронов, видимо, еще не успевший полностью оценить масштабов происходящего, тут же поставил дивизии новую задачу и показал Диброву на карте новый рубеж, который она должна была занять. Обрадованный командарм даже выделил Диброву из армейского резерва два десятка пулеметных расчетов.
До своей дивизии Дибров добраться уже не смог, но большое количество пулеметов по крайней мере позволило ему благополучно выйти к Николаеву, где он наконец смог разыскать части своей дивизии, от которой на тот момент уже мало что осталось.
Потеря 30-й СД в такой ситуации стала для командования Приморской армии сильным потрясением. Высшие политработники армии считали виновником происшедшего то 9-ю армию, которая, по словам ЧВС армии бригадного комиссара Кузнецова, «при отходе на Николаев утащила… одну из трех дивизий», то само командование 30-й стрелковой дивизии, на которое другой член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин, счел нужным пожаловаться начальнику главного политуправления Красной армии. В своем донесении армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису Воронин, несколько сгустив краски, сообщил, что «дивизия боевого приказа не выполнила, командование дивизии приняло решение отходить на Николаев, а не на Одессу. Считаю, что руководство 30 СД совершило тягчайшее государственное преступление. Оно поставило в тяжелое положение Приморскую армию. Военный совет Приморской вынужден был в связи с побегом 30-й СД принять решение отойти на невыгодный рубеж, так как нечем было закрыть участок, предназначавшийся 30 СД».
В заключение Воронин просил «привлечь руководство 30 СД к ответственности за невыполнение боевого приказа», считая, что «они испугались положения, когда увидели, что сзади Одессы суши нет, а только море, очевидно, привыкли отходить и не были настроены бить врага на подступах к Одессе».
А Софронов продолжал посылать кавалерийские разьезды, надеясь установить связь с 30-й стрелковой. В конце концов задачу установить взаимодействие с соседом справа получила вся 1-я кавалерийская дивизия.
Впрочем, связь была прервана не только с 30-й дивизией. Не было никакой связи с 9-й армией и даже с некоторыми частями самой Приморской армии, двигавшимися в момент начала немецкого прорыва к назначенным Софроновым рубежам.
В такой обстановке, не зная, где теперь находится противник, обходящий правый фланг армии, и где находится сам этот фланг, командование армии сделало все возможное для того, чтобы не утратить контроля над положением и не допустить обвала линии фронта на своем участке.
Генерал-лейтенант Софронов отдал приказ срочно снять остававшееся еще в Тираспольском УР вооружение и вывести из него личный состав пульбатов, направив их на прикрытие правого фланга, где из-за отсутствия 30-й дивизии и отхода 9-й армии образовалась значительная брешь, протяженностью не менее 50 км, размеров которой на тот момент никто точно не знал. Все 47 76-мм капонирных орудий пришлось подорвать, так как эвакуировать их уже не успевали. Пулеметные же доты не удалось даже взорвать, так как заранее к подрыву они не готовились, а теперь на это уже не было времени.
В условиях отступления немедленно возникла нехватка транспорта. Из УРА нужно было вывезти около 3,5 млн патронов и 5 боекомплектов снарядов к имевшимся орудиям. Поэтомы часть пульбатов была вынуждена двигаться из ТИУРа пешим порядком. Высвободившиеся после перевозки машины немедленно посылались к ним навстречу.
Два пульбата эвакуировать на машинах так и не смогли, и им пришлось добираться до Карпово пешком. Скорей всего, во время движения они понесли значительные потери, так как для усиления правого фланга они использованы уже не были, а по распоряжению Шишенина направились в Одессу на переформирование.
Но этого было недостаточно. Чтобы прикрыть участок такой протяженности, который должна была бы занять при отходе 30-я стрелковая дивизия, в район между Куяльницким и Тилигульским лиманами пришлось выдвинуть все наличные резервы, которыми располагал город – 1-й морской полк, сформированный из моряков Одесской военно-морской базы. 26-й полк НКВД, развернутый из 26-го пограничного отряда, усилив их 54-м полком 25-й Чапаевской дивизии. Все эти части были сведены в группу, ставшую известной сначала как сводный отряд, а потом и как группа Монахова, по фамилии возглавившего ее комбрига Монахова, занимавшего в штабе ОдВО должность начальника управления боевой подготовки.
Подвижный резерв армии – 1-я кавалерийская дивизия – получила приказ выдвинуться в район Сербка-Благоево в 55–60 км севернее Одессы. Как стало известно позже, этом направлении уже двигались 72-я немецкая пехотная дивизия и румынская кавалерийская бригада.
Но 1-я кавалерийская дивизия, до этого безуспешно пытавшаяся по распоряжению Софронова установить контакт с соседом справа, очень быстро столкнулась с обходившими фланг армии частями противника. Полки дивизии, двигавшиеся изолированно друг от друга, чтобы прикрыть возможно больший участок фронта, не могли принять бой с подвижными частями румын в открытой степи и избегая окружения, вынуждены были начать отход, пользуясь любыми свободными направлениями. Связь между штабом дивизии и, полками прервалась, и ее командир, генерал-майор Петров вынужден был носиться по степи на автомобиле, собирая разрозненные части.
7 августа штабом армии, сделавшим для себя определенные выводы из ожесточенных боев последних недель, было отдано следующее распоряжение командованию всех дивизий:
«Весь призывой контингент при отходе отводить, направляя в тыловые райвоенкоматы для направления в запасные части армии».[15] Но отступающим частям армии было не до облав на мужское население призывного возраста.
Ситуация для армии складывалась крайне неблагоприятно: части ее центра и правого фланга в момент прорыва находились в движении по открытой степи к недостроенному оборонительному рубежу, находясь на значительном удалении друг от друга, и в значительной степени потеряли связь со штабом. Из-за того что части Приморской армии отходили на Одессу, а части 9-й армии – на Николаев, т. е. по расходящимся направлениям, разрыв между ними неуклонно увеличивался. Румынские части немедленно начали движение вперед, против Приморской армии, поддерживая немцев слева. На более чем 60-километровом открытом пространстве от Карпово до Тилигульского лимана стали завязываться многочисленные маневренные бои.
Маневренная оборона
(8—13 августа)
Из всех частей 1-й кавалерийской дивизии наиболее крупное боестолкновение с противником имел 5-й кавполк под командованием капитана Блинова. Полк отходил в направлении Капитановки. Впереди полк имел сабельные эскадроны, посередине – штаб, службы обеспечения, обоз и артиллерийскую батарею, позади двигался в качестве прикрытия пулеметный эскадрон на тачанках. Столкнувшись вечером в районе поселка Кубанка около Куяльницкого лимана с легкой бронетехникой разведывательного батальона 72-й пехотной дивизии немцев, полк вовремя успел ввести в бой батарею 76-мм орудий. 2 бронемашины оказались повреждены. Ночью полк имел преимущество перед противником, поэтому Блинов принял решение оставаться в Кубанке, не отходя пока дальше.
В течение ночи немцы не обнаружили желания продолжать бой, и экипажи обоих бронемашин, не имея поддержки, вынуждены были сдаться подобравшимся к ним в темноте кавалеристам. Утром 9 августа полк разыскал Петров, вся дивизия которого успела за ночь сосредоточиться в районе Капитановки, и Блинов предьявил ему первых пленных.
Почти в аналогичной ситуации столкнулся с бронетехникой противника и 265-й корпусной артиллерийский полк майора Богданова. Приняв по рации сообщение о том, что противник, сбив заслон, вышел на дорогу Тирасполь – Одесса в полосе отхода 25-й стрелковой дивизии, Богданов рискнул встретить механизированные части противника на открытой местности.
Оба пушечных дивизиона полка были выведены на прямую наводку, а третий, гаубичный, занял закрытую позицию, прикрываясь небольшими холмами. Двигавшаяся в походном порядке немецкая техника была встречена сосредоточенным огнем дивизионов, после чего немцы развернулись в боевые порядки и двинулись к позициям полка. На открытой местности огонь артиллерии крупного калибра даже на довольно большом расстоянии оказался эффективным. Немцы отошли и, перегруппировавшись, попытались обойти полк с фланга, однако были остановлены пехотой, поддержанной огнем гаубичного дивизиона.
Части самой 25-й дивизии смогли закрепиться на рубеже Беляевка – Мангейм – Бриновка, т. е. значительно юго-восточнее первоначально им назначенных позиций, где им удалось остановить противника.
95-я СД, отходившаяся восточнее 25-й, частично смогла удержать назначенный ей рубеж.
54-й стрелковый полк, прикрывая выход частей своей дивизии на новый оборонительный рубеж в районе станции Мигаево, вел бой с передовыми частями 3-й пехотной дивизии противника, пытавшимися прорваться на Понятовку, после чего был выведен в армрезерв в район Благоева.[16]
Подразделения 90-го СП, поддержанные 13-м отдельным разведывательным батальоном и авиацией, выбили противника из Катаржино.
На штурм наступающего противника были брошены эскадрильи 69-го ИАП. Авиация в этот раз была применена грамотно. Истребители штурмовали не немецкие, а румынские части, действовавшие против 25-й и 95-й стрелковых дивизий, которые, отходя с боями, оказывали румынам упорное сопротивление. В течение всего, дня через каждые 2–3 часа истребители штурмовали противника. Немцы, занятые обеспечением собственного наступления, насколько могли стали прикрывать с воздуха и румын, но штурмовки все равно продолжались, часто перерастая в воздушные бои. Наиболее крупный воздушный бой произошел над Катаржино. Там группа истребителей 69-го полка после штурмовки вела бой с 12 истребителями Ме-109 заявив, по данным различных советских источников, об уничтожении от 7 до 9 машин.
На следующий день противник попытался развить достигнутый успех и продвинуться еще дальше. Бои опять завязались на всех участках фронта, занимаемого Приморской армией. Но к этому времени связь с частями армии уже была восстановлена, и штаб армии уже более энергично вмешался в ход развернувшегося на передовом рубеже сражения, активно маневрируя артиллерией.
На левом фланге армии действовали 3-я и 7-я румынские пехотные дивизии при поддержке 1-й румынской кавалерийской бригады. Части 25-й стрелковой дивизии все утро отбивали атаки противника на прежнем рубеже.
Для ее поддержки из Одессы были выдвинуты 3 дивизиона подвижных батарей военно-морской базы. Одна из них, 36-я, поддерживая части дивизии, накрыла огнем целый дивизион румынской артиллерии в момент его выхода на позиции. Прежде чем румыны успели развернуться, 12 орудий оказались выведенными из строя. За этот бой командир батареи лейтенант Бойко был награжден орденом Ленина.
Основные силы обеих румынских дивизий действовали против 95-й СД. Выдвинутая дальше остальных сил армии дивизия с трудом отражала атаки противника на недоделанном рубеже, во многих местах не имевшем даже окопов полного профиля. Ключевым пунктом обороны дивизии было поселок Сталино, находившийся на стыке оборонительных участков 90-го и 241-го стрелковых полков. Ударив силами до трех пехотных батальонов встык между полками, румыны овладели северной окраиной Сталино и стали подтягивать к месту боя мотоотряды.
Командующий армией отдавать Сталино без упорного боя не собирался и отдал распоряжения 54-му СП, только что выделенному в армрезерв совместно с 1-й кавдивизией Петрова, – сосредоточиться в районе Благоево для удара про прорвавшемуся противнику[17]
Однако с контрударом части армии опоздали. Пока шло сосредоточение, крупные силы румын смяли правый фланг 95-й дивизии, который занимал 90-й СП. Под натиском превосходящих сил противника, которые командование дивизии оценило в два пехотных полка и один кавалерийский, 90-й СП начал отход в юго-восточном направлении. Командир 90-го СП с небольшой группой бойцов оторвался от полка и потерял управление над ним.
Оставшись без прикрытия справа, 241-й СП под угрозой обхода тоже начал отход своим правым флангом. 161-й СП, занимавший участок от Понятовки до Раздельной, удержал свои позиции при помощи поддержавших его слева частей 25-й СД.
57-й артполк, действовавший в составе дивизии, какое-то время помогал спасать положение, но к вечеру дивизия начала отход с занимаемых позиций. Несколько предпринятых контратак успеха не имели. К вечеру румыны смогли овладеть к северу от Одессы районом Сербка – Белка, а на северо-западе заняли станцию Раздельная[18]
Далее удерживать передовой рубеж, протяженность которого составляла 195 км и находившийся менее чем в 50 %-ной готовности, силами всего двух дивизий, тогда как он изначально был рассчитан на прикрытие вдвое-втрое большими силами, было невозможно. Вечером 9 августа командование армии приняло решение в течение следующего дня под прикрытием сильных арьергардов вывести обе дивизии на новый рубеж, который проходил в основном по старому второму поясу обороны, который был так же сильно не доделан, как и первый, но имел значительно меньшую протяженность, вследствие чего удерживать его было легче.[19]
В течение ночи немцы не обнаружили желания продолжать бой, и экипажи обоих бронемашин, не имея поддержки, вынуждены были сдаться подобравшимся к ним в темноте кавалеристам. Утром 9 августа полк разыскал Петров, вся дивизия которого успела за ночь сосредоточиться в районе Капитановки, и Блинов предьявил ему первых пленных.
Почти в аналогичной ситуации столкнулся с бронетехникой противника и 265-й корпусной артиллерийский полк майора Богданова. Приняв по рации сообщение о том, что противник, сбив заслон, вышел на дорогу Тирасполь – Одесса в полосе отхода 25-й стрелковой дивизии, Богданов рискнул встретить механизированные части противника на открытой местности.
Оба пушечных дивизиона полка были выведены на прямую наводку, а третий, гаубичный, занял закрытую позицию, прикрываясь небольшими холмами. Двигавшаяся в походном порядке немецкая техника была встречена сосредоточенным огнем дивизионов, после чего немцы развернулись в боевые порядки и двинулись к позициям полка. На открытой местности огонь артиллерии крупного калибра даже на довольно большом расстоянии оказался эффективным. Немцы отошли и, перегруппировавшись, попытались обойти полк с фланга, однако были остановлены пехотой, поддержанной огнем гаубичного дивизиона.
Части самой 25-й дивизии смогли закрепиться на рубеже Беляевка – Мангейм – Бриновка, т. е. значительно юго-восточнее первоначально им назначенных позиций, где им удалось остановить противника.
95-я СД, отходившаяся восточнее 25-й, частично смогла удержать назначенный ей рубеж.
54-й стрелковый полк, прикрывая выход частей своей дивизии на новый оборонительный рубеж в районе станции Мигаево, вел бой с передовыми частями 3-й пехотной дивизии противника, пытавшимися прорваться на Понятовку, после чего был выведен в армрезерв в район Благоева.[16]
Подразделения 90-го СП, поддержанные 13-м отдельным разведывательным батальоном и авиацией, выбили противника из Катаржино.
На штурм наступающего противника были брошены эскадрильи 69-го ИАП. Авиация в этот раз была применена грамотно. Истребители штурмовали не немецкие, а румынские части, действовавшие против 25-й и 95-й стрелковых дивизий, которые, отходя с боями, оказывали румынам упорное сопротивление. В течение всего, дня через каждые 2–3 часа истребители штурмовали противника. Немцы, занятые обеспечением собственного наступления, насколько могли стали прикрывать с воздуха и румын, но штурмовки все равно продолжались, часто перерастая в воздушные бои. Наиболее крупный воздушный бой произошел над Катаржино. Там группа истребителей 69-го полка после штурмовки вела бой с 12 истребителями Ме-109 заявив, по данным различных советских источников, об уничтожении от 7 до 9 машин.
На следующий день противник попытался развить достигнутый успех и продвинуться еще дальше. Бои опять завязались на всех участках фронта, занимаемого Приморской армией. Но к этому времени связь с частями армии уже была восстановлена, и штаб армии уже более энергично вмешался в ход развернувшегося на передовом рубеже сражения, активно маневрируя артиллерией.
На левом фланге армии действовали 3-я и 7-я румынские пехотные дивизии при поддержке 1-й румынской кавалерийской бригады. Части 25-й стрелковой дивизии все утро отбивали атаки противника на прежнем рубеже.
Для ее поддержки из Одессы были выдвинуты 3 дивизиона подвижных батарей военно-морской базы. Одна из них, 36-я, поддерживая части дивизии, накрыла огнем целый дивизион румынской артиллерии в момент его выхода на позиции. Прежде чем румыны успели развернуться, 12 орудий оказались выведенными из строя. За этот бой командир батареи лейтенант Бойко был награжден орденом Ленина.
Основные силы обеих румынских дивизий действовали против 95-й СД. Выдвинутая дальше остальных сил армии дивизия с трудом отражала атаки противника на недоделанном рубеже, во многих местах не имевшем даже окопов полного профиля. Ключевым пунктом обороны дивизии было поселок Сталино, находившийся на стыке оборонительных участков 90-го и 241-го стрелковых полков. Ударив силами до трех пехотных батальонов встык между полками, румыны овладели северной окраиной Сталино и стали подтягивать к месту боя мотоотряды.
Командующий армией отдавать Сталино без упорного боя не собирался и отдал распоряжения 54-му СП, только что выделенному в армрезерв совместно с 1-й кавдивизией Петрова, – сосредоточиться в районе Благоево для удара про прорвавшемуся противнику[17]
Однако с контрударом части армии опоздали. Пока шло сосредоточение, крупные силы румын смяли правый фланг 95-й дивизии, который занимал 90-й СП. Под натиском превосходящих сил противника, которые командование дивизии оценило в два пехотных полка и один кавалерийский, 90-й СП начал отход в юго-восточном направлении. Командир 90-го СП с небольшой группой бойцов оторвался от полка и потерял управление над ним.
Оставшись без прикрытия справа, 241-й СП под угрозой обхода тоже начал отход своим правым флангом. 161-й СП, занимавший участок от Понятовки до Раздельной, удержал свои позиции при помощи поддержавших его слева частей 25-й СД.
57-й артполк, действовавший в составе дивизии, какое-то время помогал спасать положение, но к вечеру дивизия начала отход с занимаемых позиций. Несколько предпринятых контратак успеха не имели. К вечеру румыны смогли овладеть к северу от Одессы районом Сербка – Белка, а на северо-западе заняли станцию Раздельная[18]
Далее удерживать передовой рубеж, протяженность которого составляла 195 км и находившийся менее чем в 50 %-ной готовности, силами всего двух дивизий, тогда как он изначально был рассчитан на прикрытие вдвое-втрое большими силами, было невозможно. Вечером 9 августа командование армии приняло решение в течение следующего дня под прикрытием сильных арьергардов вывести обе дивизии на новый рубеж, который проходил в основном по старому второму поясу обороны, который был так же сильно не доделан, как и первый, но имел значительно меньшую протяженность, вследствие чего удерживать его было легче.[19]