[102]
   Несмотря на исследования Мюризье, [103]Жане, [104]Рибо [105]и других психологов, настойчиво пытавшихся найти объяснение всем мистическим фактам с точки зрения патологии, особенности, сопровождающие мистическое сознание, до сих пор остаются неразрешимой загадкой. Их следует отнести не к категории чудес или категории болезней — как это делают слишком ярые их друзья и противники, — но к области чистой психологии и исследовать беспристрастно по крайней мере с тем вниманием, которое мы с готовностью уделяем гораздо менее его заслуживающим чудачествам, явно свидетельствующим о порочных наклонностях или вырождении. Существование подобных явлений не более дискредитирует здравость ума мистицизма или достоверность его результатов, чем неустойчивое нервное состояние художника, который до некоторой степени разделяет мистическое понимание Реального, дискредитирует искусство. "Тот, кто собрался бы классифицировать человечество только в соответствии с психофизическими явлениями, — справедливо замечает фон Хюгель, — не колеблясь поместил бы таких личностей, как Кант и Бетховен, среди отъявленных и безнадежных ипохондриков". [106]
   Что касается мистиков, то для объяснения наблюдаемых в их жизни необычных явлений, естественно, наиболее часто привлекалась истерия, благодаря поразительному обилию сопровождающих ее ментальных синдромов вроде странной способности расщепления, перестановки и усиления элементов сознания, явно выраженной тенденции к медиумизму и экстазу. Однако в целом это похоже на попытки искать объяснение гениальности Тальони в симптомах пляски святого Витта. И болезнь, и искусство связаны с телесными явлениями. Точно так же и мистицизм, и истерия связаны с преобладанием в сознании одной фиксированной и напряженной идеи — предчувствия, которое управляет жизнью и может привести к поразительным психическим и физическим результатам. У истерика эта идея, как правило, поначалу попросту тривиальна [trivial] или болезненна, [107]однако вследствие неустойчивого ментального состояния она становится навязчивой. В душе же мистика господствует не просто идея, а именно великая идея — настолько великая, что, проявляясь в человеческом сознании во всей своей полноте, она почти неизбежно вытесняет оттуда все остальное, поскольку она не что иное, как восприятие трансцендентальной реальности и присутствия Бога. Поэтому если моноидеизм больного истерией неизменно носит иррациональный характер, то у мистика, напротив, его моноидеизм вполне рационален.
   Таким образом, пока психофизические взаимосвязи столь плохо изучены, было бы, по-видимому, более благоразумным и во всяком случае более научным воздержаться от суждений относительно значений психофизических явлений, сопровождающих мистическую жизнь, вместо того чтобы набрасываться с деструктивной критикой на таинственные факты, которые, по меньшей мере, допускают более чем одну интерпретацию. Пытаться определить природу смеси по химическим характеристикам отдельных ее составляющих — затея сомнительная.
   Наши тела — тела животных, созданные для биологической деятельности. Когда дух с необычайным рвением настаивает на использовании нервных клеток для выполнения иной деятельности, тело сопротивляется давлению и порождает, как признают сами мистики, "мистическую немощь". "Поверьте мне, дети, — говорит Таулер, — тот, кто узнал бы слишком много об этих вещах, часто проводил бы время в постели, ибо его бренная оболочка не могла бы выдержать этого". [108]"Я причиню тебе страшную телесную боль, — говорит голос Любви Мехтильде Магдебургской, — если ты будешь погружаться в меня так часто, как того желаешь. Я должен лишать себя того сладостного приюта, который нахожу в тебе в этом мире, ибо даже тысячи тел не смогут оградить любящую душу от ее желания. Посему чем выше любовь, тем сильнее боль". [109]
   С другой стороны, возвышенная личность мистика — его самодисциплина, его героическое принятие труда и страдания, его гибкая воля — поднимает до крайнего предела ту обычную власть разума над телом, которой все мы обладаем. Состояние созерцания — так же как и гипноз по отношению к здоровому человеку, — по-видимому, также увеличивает жизненную силу, раскрывая более глубокие уровни личности: Япьет из фонтана, питаемого Вселенской Жизнью. Как уже говорилось выше, истинный экстаз также пополняет жизненные силы человека, ибо в этом состоянии, по-видимому, он находится в контакте с реальностью и оттого сам становится более реальным. "Часто, — говорит святая Тереза, — даже больной выходит из состояния экстаза здоровым, ибо оно дает душе нечто великое". [110]В экстазе достигается контакт с уровнями человеческой сущности, которые остаются незатронутыми в процессе повседневного существования, — отсюда и столь часто проявляемые необычайная выносливость и независимость от внешних условий.
   Если мы по стопам некоторых посмотрим на мистиков как на проявление спорадических зачатков некоторой способности — высшего сознания, — к которой медленно стремится человеческий род, то вполне вероятно, что при появлении этой способности нервы и органы будут испытывать нагрузки, к которым они еще не привыкли, и что дух более организованный, чем его телесная оболочка, должен будет уметь навязать чуждые условия своей плоти. Когда первый человек встал на две ноги, тело, в течение долгого времени привыкшее ходить на четырех, и сами ноги, настроенные на то, чтобы нести только половину веса, должны были взбунтоваться против этого неестественного состояния, доставляя автору изобретения страшную боль и неудобство. Вполне возможно, что странное "психофизическое состояние", общее для всех мистиков, можно рассматривать как бунт со стороны нормальных нервной и сосудистой систем против крайностей способа жизни, к которому они еще не приспособились. [111]
   Несмотря на подобные бунты и мучения, вызываемые ими, мистики — как ни странно это звучит — это раса долгожителей (крайне неудобный факт для критиков из физиологической школы). В качестве нескольких примеров упомянем наиболее заметные фигуры: святая Хильдегарда дожила до восьмидесяти одного года, Мехтильда Магдебургская — до восьмидесяти семи, Рейсбрук — до восьмидесяти восьми, Сузо — до семидесяти, святая Тереза — до шестидесяти восьми, святая Катерина Генуэзская и святой Петр из Алькантара — до шестидесяти трех. Складывается впечатление, что обогащенная жизнь — награда за мистическое отречение — позволила им одержать победу над телесными недугами; жить и выполнять свои обязанности в условиях, которые не смог бы вынести обыкновенный человек.
   Подобные победы, занимающие почетное положение в истории человеческого разума, достигались, как правило, одним и тем же образом. Мистики — как и все интуитивные личности, все гении, все потенциальные художники (у всех у них есть много общего), — говоря языком психологов, имеют "крайне подвижные барьеры". Другими словами, незначительное усилие, легкое отклонение от нормального состояния позволяют скрытым или «подсознательным» силам высвободиться и захватить поле сознания. "Подвижный барьер" может сделать человека гением, лунатиком или святым. Все зависит от характера высвобождающихся сил. У великих мистиков эти силы, эти черты личности, лежащие глубоко под уровнем обыкновенного сознания, обладают необычайным богатством — их нельзя объяснить в терминах патологии. "Даже если великие мистики, — говорит Делакруа, — не избегли полностью тех недостатков, которые присущи всем исключительным личностям, в них все же есть творящая жизненная сила, конструктивная логика, способность к разносторонней реализации, одним словом — одаренность, которая в действительности представляет собой их существенное качество… Великие мистики, творцы и изобретатели, нашедшие и оправдавшие новые формы жизни… на высочайших вершинах человеческого духа достигли великого упрощения мира". [112]
   Истина, насколько мы знаем к настоящему времени, заключается, по-видимому, в том, что силы, находящиеся в контакте с Трансцендентальным порядком и составляющие, по самой скромной оценке, половину Я, дремлют в обыкновенном человеке, чьи время и интересы целиком заняты ответами на стимулы мира ощущений. Вместе с этими скрытыми силами спит целый мир, который только они и могут воспринять. В мистиках никакая часть Яне находится постоянно в состоянии сна. Они пробудили своего "обитателя глубин" и объединили вокруг него свою жизнь. Здесь Сердце, Разум, Воля работают в полную силу, побуждаемые не призрачным спектаклем ощущений, но глубинами истинного Бытия — здесь горит свет и бодрствует сознание, о котором не подозревает сонная толпа. Кто говорит, что мистик — лишь наполовину человек, тот утверждает прямо противоположное истинному положению вещей. Только мистика можно назвать цельным человеком, поскольку во всех остальных людях дремлет половина способностей Я. Мистики особенно настаивают на целостности их опыта. Так, Божественный голос говорил святой Катерине Сиенской: "Я также показывал тебе Мост и три основные ступени для трех сил души, и я говорил тебе, что никто не сможет достичь жизни в благодати, если не поднимется по всем трем ступеням, то есть соберет воедино все три силы души во Имя Мое". [113]
   В анормальном типе личности, называемом гениальным, мы, по-видимому, обнаруживаем намеки на взаимосвязи, которые могут существовать между глубинными уровнями человеческой сущности и поверхностной оболочкой сознания. У поэтов, музыкантов, великих математиков или изобретателей силы, скрывающиеся за барьером и вряд ли контролируемые сознательной волей их обладателей, вносят, очевидно, значительный вклад в восприятие и понимание. Во всех творческих актах большая часть работы проделывается на подсознательном уровне, причем это, в некотором смысле, происходит автоматически. Подобное в равной степени относится к мистикам, художникам, философам, изобретателям и правителям. Великие религии, изобретения, произведения искусства всегда вдохновляются внезапным всплеском интуиции или идеи, которую не может объяснить поверхностное сознание, и приводятся в исполнение силами, настолько не поддающимися контролю этого сознания, что кажется, будто они — как иногда говорят — "исходят извне". В этом заключается «вдохновение», открытие шлюзов, позволяющее водам истины, в которых купается вся жизнь, подняться до уровня сознательного.
   Великий учитель, поэт, художник, изобретатель никогда не пытается намеренно достичь того или иного эффекта. Он не знает, каким образом так получается — возможно, благодаря неосознаваемому контакту с той творческой стороной человеческой сущности, которую суфии называют "Дух Созидания", а каббалисты — «Иесод», но и те и другие помещают вне мира чувств. "Иногда, — говорил великий Филон, иудей из Александрии, — когда я приступал к работе совершенно опустошенный, я вдруг внезапно наполнялся идеями, которые невидимым дождем проливались на меня и внушались мне свыше. Под влиянием божественного вдохновения я приходил в необычайное возбуждение и терял представление о том, где я нахожусь, кто окружает меня, кто я сам, что я говорю и что пишу. В тот момент я овладевал богатством интерпретаций, радостью света, глубокой проницательностью по отношению ко всему, что я должен быть делать. Это воздействовало на мой разум, как очевидная оптическая демонстрация действует на глаза". [114]Это — истинно творческий экстаз, полностью соответствующий тому состоянию, в котором свершают свой могущественный труд мистики.
   Отпустить себя на свободу, находиться в покое и быть восприимчивым — вот, по-видимому, условия, в которых можно достичь подобного контакта с Космической жизнью. "Я замечал, что, когда рисуешь, надо не думать ни о чем; тогда все получается гораздо лучше", — говорил Леонардо юный Рафаэль. [115]Поверхностное Ядолжно признать здесь свою недостаточность и стать покорным слугой более основательного и жизненного сознания. Такое же мнение высказывают и мистики. "Пусть воля, — говорит святая Тереза, — утвердится в мудром и спокойном понимании того, что именно без какого-либо усилия с нашей стороны мы можем беседовать с Богом о чем угодно". [116]"Самый лучший и благородный способ, которым ты можешь прийти к этой Жизни, — говорит Экхарт, — заключается в том, чтобы молчать, позволив Богу действовать и говорить. Где все силы отвлечены от своей работы и образов, там произносится это слово… чем больше тебе удается отвлечь все свои силы и забыть о сотворенном мире, тем ближе ты к этому состоянию и тем более восприимчив". [117]
   Так и Бёме говорит неофиту: [118]"Когда и твой интеллект, и твоя воля спокойны и пассивны по отношению к выражениям вечного Слова и Духа, когда твоя душа возносится надо всем преходящим, когда внешние чувства и представления сосредоточены в священной абстракции, тогдав тебе проявляются вечные Слух, Зрение и Речь. Благословен ты, если можешь избавиться от своих мыслей и своей воли, остановить колесо воображения и ощущений". Чем пассивнее сознательный разум, тем ярче может проявить себя «забарьерный» божественный разум — орган нашей свободной творческой жизни. Говоря словами мистиков прошлого, "душа, покидающая все вещи и забывающая самое себя, погружается в океан Божественного великолепия и просветляется Возвышенной Бездной Неизмеримой Мудрости". [119]
   Таким образом, «пассивность» созерцания — необходимая прелюдия духовной энергии, в некотором смысле расчистка площадки. Она останавливает приливы сознания на берега чувств, останавливает "колесо воображения". "Душа, — вновь говорит Экхарт, — сотворена между Временем и Вечностью, самыми высшими своими силами она достигает Вечности, самыми низшими — касается Времени". [120]Вечность и Время, мир Бытия и мир Становления — вот два из "состояний реальности", которые встречаются в человеческом духе. Вырывая из уровня преходящего — реальности низшего сорта, — созерцание поднимает нас на уровень вечного и дает нам силы, благодаря которым мы можем общаться на этом уровне. У того, кто рожден мистиком, силы эти велики и лежат почти возле самого барьера сознания. Ему дан трансцендентальный или, как сказал бы он сам, божественный дар, подобно тому, как его собратьям, прирожденным музыкантам или поэтам, дан музыкальный или поэтический дар. Во всех трех случаях внезапное появление высших способностей является таинством даже для тех, с кем это происходит. Психологи с одной стороны и теологи — с другой могут предложить нам схемы и теории, описывающие этот процесс — странные колебания развивающегося сознания, внезапное появление ясности и творческих способностей, которые либо слабо контролируются, либо вообще не поддаются контролю со стороны Я, сменяющие друг друга восторг и печаль по поводу увиденного; однако секрет гениальности так же ускользает от нас, как и секрет жизни — от биологов.
   Самое большее, что мы можем сказать об одаренных людях, это то, что реальность представляется им при анормальных условиях и в анормальных терминах, и, столкнувшись с подобными условиями и терминами, эти люди вынуждены работать с ними. Благодаря их особому складу ума один из аспектов вселенной сфокусирован для них настолько резко, что все остальные образы в сравнении с ним предстают смутными, неясными и нереальными. Поэтому жертвоприношение, которое совершают гении — мистики, художники, изобретатели, — посвящая всю свою жизнь одному Объекту, единому видению истины, вовсе не есть самоотрицание, но скорее самонаполнение. Они вырывают себя из нереального, для того чтобы сконцентрироваться на реальном. Затем цельная личность впитывает определенные ритмы и гармонию, которые существуют во вселенной, но которые не могут воспринять приемные аппараты прочих Я. "Здесь — указующий перст Бога, вспышка Воли, которая Может", — восклицает аббат Фоглер, когда звуки рождаются из-под его рук. "Стихи пришли", — говорит поэт. Он не знает как, однако явно не благодаря преднамеренным усилиям интеллекта.
   Точно то же происходит и с мистиками. Г-жа Гийон утверждает в автобиографии, что, когда она писала свои труды, она ощущала внезапное и непреодолимое стремление взяться за перо, хотя чувствовала себя совершенно неспособной к литературным построениям и не имела никакого представления о том, что она собирается написать. Если она сопротивлялась этому порыву, она испытывала сильный дискомфорт. А затем она начинала писать с необычайной быстротой — слова, тщательно построенные аргументы, подходящие цитаты приходили к ней без всякого размышления и настолько быстро, что одна из самых длинных ее книг была написана за полтора дня. "Я замечала, что пишу о вещах, которых никогда не видела, и в подобные мгновения я ощущала себя обладательницей сокровищницы знания и понимания, о которой никогда и не подозревала". [121]
   Аналогичные заявления есть и у святой Терезы, которая говорила, что во время написания своих книг была способна выражать на бумаге все, что ее Господин вкладывал в ее разум. [122]Подобным же образом Блейк говорит о «Мильтоне» и «Иерусалиме»: "Я писал стихи под непосредственную диктовку, по двенадцать, а иногда и по двадцать или тридцать строк за раз, без предварительной подготовки и даже вопреки моей воле. Таким образом, получилось, что потраченного времени не существует, а существует огромная поэма, которая кажется плодом упорного труда на протяжении долгой жизни, хотя на самом деле создана безо всякого труда или исследования". [123]
   Все вышеперечисленные случаи, конечно, представляют крайние формы той странной «автоматической» способности сочинять — следы которой заметны у большинства поэтов и писателей, — когда слова и символы возникают и выстраиваются сами по себе, пренебрегая волей автора. Нечто похожее, вероятно, происходит с «медиумами» и другими экстрасенсами, в беспорядочных и несвязных записях которых находит выражение подсознательный разум. Однако подсознательный разум великих мистиков отнюдь не беспорядочен. Он анормально чувствителен, богато одарен, крайне наблюдателен — скорее казначейство, чем склад древесины, — и в процессе развития становится дисциплинированным и умелым инструментом познания. Поэтому его проявления в нормальном сознании в виде озарений, «голосов», видений, /медиумического/ автоматического письма и в любых иных «переводах» сверхчувственного в термины чувственного восприятия не могут быть дискредитированы тем, что точно таким же образом иногда проявляется бесполезная подсознательная область более слабых натур. Идиоты нередко весьма разговорчивы, однако многие ораторы здоровы вполне.
   Итак, подведем итоги: какие же основные характеристики мы обнаружили в нашем наброске ментальной жизни человека?
 
   Мы разделили эту жизнь (достаточно произвольным образом) некоей перемещающейся линией, которую психологи называют "барьером сознания", на поверхностную жизнь и подсознательные глубины.
 
   В поверхностной жизни — хотя мы и осознаем ее существенную целостность — мы выделили три основные и постоянно присутствующие стороны: триединство чувств, мышления и воли. Первенство мы были вынуждены отдать чувствам, как силе, приводящей в работу механизмы воли и мышления.
 
   Мы видели, что поверхностная жизнь выражается в двух взаимодополняющих формах — в виде способности к волевому движению(действие, направленное наружу) и в виде способности к познанию(внутреннее знание). Первое — динамическое по типу — обусловлено, в основном, волей, стимулированной эмоциями; второе — пассивное — есть занятие интеллекта. Они соответствуют двум главным аспектам, которые человек различает во вселенской жизни, — Бытию и Становлению.
 
   Ни способность к волевому движению, ни способность к познанию, другими словами, ни действие, ни мысль поверхностного сознания, связанного с естественным существованием и находящегося под влиянием пространственных понятий, не могут установить связь с Абсолютом, миром трансцендентного. Подобные действия и мысли имеют дело только с материалом, полученным, прямо или косвенно, из мира ощущений. Тем не менее свидетельства мистиков и других личностей, обладающих "инстинктом к Абсолютному", указывают на существование у человека еще одной способности — по существу, более глубокого Я, которое обстоятельства обыкновенной жизни обычно удерживают "за барьером" сознания и которое, таким образом, является одним из факторов "подсознательной жизни". Это скрытое Я— основное действующее лицо мистицизма, живущее «значимой» жизнью, соприкасаясь с реальным или трансцендентным миром. [124]
 
   Определенные процессы, такие, как созерцание, могут настолько изменить состояние сознания, что позволяют высвободить глубинное Я, которое, проникая в большей или меньшей степени в сознательную жизнь, делает человека в большей или меньшей степени мистиком.
   Таким образом, мистическая жизнь подразумевает высвобождение трансцендентального Яиз глубин человеческой личности, захват поля сознания этим Яи «преобразование» или перестройку чувств, мыслей и воли — характера человека — вокруг нового центра жизни.
   Мы попытались описать снаружи объект поиска мистиков, который видится изнутри, как понимание или непосредственное общение с трансцендентной Реальностью. Здесь, так же как и в самой высокой земной любви, познание и общение есть одно и то же, и если мы хотим осознать, то должны "объединиться с блаженством". Та сторона нашего существа, посредством которой мы можем достичь единения, — "сущность души", как называл ее Рейсбрук, — обычно лежит за барьером нашего сознания, однако при благоприятных условиях она может быть освобождена у определенных натур, анормально одаренных и полных жизненных сил, при помощи определенных действий, таких, как созерцание. Если же эта сущность проявляется, она призывает себе на помощь все аспекты Осознающего Я. Поверхностное сознание должно сотрудничать с глубинным, и, в конце концов слившись вместе, они порождают то единение сознания на более высоком уровне, которое только и может положить конец беспокойству человека. Сердце, жаждущее Всего, разум, мыслящий о Нем, воля, концентрирующая на Нем все Я, — все должно быть вовлечено в игру. Ядолжно быть отвергнуто, однако оно не должно быть уничтожено, как предлагают некоторые квиетисты. Оно умирает лишь для того, чтобы иметь возможность ожить вновь. Высший успех — постоянная уверенность мистика в том, что "мы скорее находимся на небесах, чем на земле", — "проистекает, — как говорит Юлиана Норвичская в отрывке, предвосхищающем классификацию современных психологов, — из естественной Любви нашей души, из ясного света нашего разума и непоколебимости нашей воли". [125]
   Однако в каком же порядке должны располагаться эти три составляющие в работе, которая есть единое? Как мы уже видели, каждая из них должна выполнять свою роль, ибо мы имеем дело с откликом человека во всей его целостности на неудержимое притяжение Бога. Но что же будет преобладать? Окончательная природа опыта Я относительно реальности будет зависеть от ответа, которое оно само даст на этот вопрос. Каковы здесь относительные ценности Разума и Сердца? Кто из них принесет Яближе к Мысли Бога, к реальной жизни, в которую оно погружено? Кто из них, получив главенствующую роль, с большей вероятностью приведет Яв гармонию с Абсолютом? Любовь к Богу, которая всегда присутствует в сердцах, а иногда и на устах святых, — это страстное желание, жажда такой гармонии; "Болезнь разума" — его интеллектуальный эквивалент. Хотя нам кажется, что мы можем избавиться от Бога, нам никогда не удастся избавиться от той или иной формы этой жажды, кроме как ценой полного закоснения.
   Таким образом, мы вернулись к тому утверждению, с которого началась эта глава, — о двух главенствующих желаниях, разделяющих тюрьму Я. Теперь мы видим, что они представляют стремление интеллекта и эмоций к единственному концу всех поисков. Тренированная воля — "способность к волевому движению" — со всеми спящими способностями, которые она может пробудить и использовать, может прийти на помощь какой-то из остальных двух сил. Какой? Этот вопрос крайне важен, поскольку судьба Язависит от партнера, которого выберет воля.
 
 

Глава IV
ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ МИСТИЦИЗМА

 
    Мистицизм и магия; различие между ними. — Путь любви и путь познания. — Характерные черты мистицизма; трудности их определения. — Мистик достигает контакта с Абсолютом. — Мистик — это духовный гений. — Скрытое мистическое чувство — достояние каждого. — Оно есть источник искусства. — Мистики и художники; их общие черты и различия — Трудности мистического выражения. — Мистицизм и музыка. — Символическое выражение. — Видение. — Метод общения. — Внушающая роль символов. — Четыре характерные черты истинного мистицизма: (1) практицизм; (2) трансцендентность; (3) мистик — это влюбленный; (4) его цель — единение с Абсолютом. — Определение мистицизма. — Иллюстрация первой черты: св. Иоанн Креста; "Германская теология". — Иллюстрация второй черты: Таулер; Плотин. — Иллюстрация третьей черты: Ричард Ролл; Фома Кемпийский; Гертруда Мор. — Иллюстрация четвертой черты: Мехтильда Магдебургская. — Мистический путь. — Единство мистического опыта. — Пятая характеристика: незаинтересованность — Самоотречение. — Чистая любовь. — Резюме.