Страница:
– Никаких версий у меня нет.
Джиллспай глядел недоверчиво. Нортону стало интересно, что он знает, но у таких, как Джиллспай, этого не выяснить.
Они поговорили еще о министерстве юстиции, допили кофе. Пора было расходиться, но никто из них даже не намекнул, что это не просто встреча старых друзей. Потом Джиллспай снова удивил Нортона.
– Каким делом ты занимаешься, Бен? Нортон понял, что это не случайный вопрос. Джиллспай облегчал ему задачу.
– – Да так, разными пустяками. – Он бросил на стол несколько монет, и они пошли к выходу. – Есть один любопытный антитрестовский аспект. Некто по фамилии Бакстер, издатель газет в Техасе, хочет приобрести несколько радиостанций, но никто не знает, как отнесется к этому ваш отдел.
Они шли по коридору мимо большого панно с изображением фермеров, трудящихся на каменистом поле. У лифта Джиллспай повернулся к Нортону с отсутствующим выражением лица.
– Радиостанции? – сказал он, словно отвечая на свои мысли. Скривил лицо и пожал плечами. Жест этот для Джиллспая был вовсе не характерен.
– Рад был встрече, Бен, – сказал он и нажал кнопку лифта. Лифт с шумом пошел вниз.
– Я тоже, Эл.
– Шинные компании не представляешь?
– Нет.
– Тебе повезло. – Дверцы лифта раздвинулись, Джиллспай вошел и поехал наверх.
Минуты три спустя Джиллспай звонил из своего кабинета, находящегося рядом с кабинетом министра, в Белый дом, однако Нортону это было невдомек. Выходя из министерства, Нортон знал лишь одно: он. готов поставить все до последнего доллара на то, что, если Харви Бакстер скупит все радиостанции в Техасе, антитрестовский отдел закроет на это глаза.
Пожатия плеч было вполне достаточно. Нортон прекрасно знал Джиллспая, чтобы истолковать его жест примерно так: «Идиот, неужели ты считаешь, что мы будем заниматься радиостанциями в Техасе?» И на тот случай, если Нортон по тупости не поймет, он сказал о шинных компаниях, после чего Нортону стало совершенно ясно, на чем вечно недоукомплектованный антитрестовский отдел сосредоточит свою энергию в ближайшие месяцы.
Нортон понял все, что ему было нужно, кроме причины такого отношения к себе. Он задумался над нею, потому что в Вашингтоне даже дареному коню надо смотреть в зубы. И решил, что причина ясна, что ничего загадочного в ней нет. Видимо, Эд Мерфи говорил Джиллспаю о его визите. Это следовало из джиллспаевского упоминания о работе и расспросов об убийстве Донны. Нортон подозревал, что этот щедрый жест Джиллспая был просто способом Эда Мерфи подбросить ему несколько крох и напомнить, как Белый дом может быть полезен вашингтонскому юристу, умеющему держать язык за зубами. Ну и прекрасно. Он примет их любезность и, как решил, будет выяснять правду о гибели Донны. Если угодно, пусть считают его неблагодарным. Это их дело.
11
12
Джиллспай глядел недоверчиво. Нортону стало интересно, что он знает, но у таких, как Джиллспай, этого не выяснить.
Они поговорили еще о министерстве юстиции, допили кофе. Пора было расходиться, но никто из них даже не намекнул, что это не просто встреча старых друзей. Потом Джиллспай снова удивил Нортона.
– Каким делом ты занимаешься, Бен? Нортон понял, что это не случайный вопрос. Джиллспай облегчал ему задачу.
– – Да так, разными пустяками. – Он бросил на стол несколько монет, и они пошли к выходу. – Есть один любопытный антитрестовский аспект. Некто по фамилии Бакстер, издатель газет в Техасе, хочет приобрести несколько радиостанций, но никто не знает, как отнесется к этому ваш отдел.
Они шли по коридору мимо большого панно с изображением фермеров, трудящихся на каменистом поле. У лифта Джиллспай повернулся к Нортону с отсутствующим выражением лица.
– Радиостанции? – сказал он, словно отвечая на свои мысли. Скривил лицо и пожал плечами. Жест этот для Джиллспая был вовсе не характерен.
– Рад был встрече, Бен, – сказал он и нажал кнопку лифта. Лифт с шумом пошел вниз.
– Я тоже, Эл.
– Шинные компании не представляешь?
– Нет.
– Тебе повезло. – Дверцы лифта раздвинулись, Джиллспай вошел и поехал наверх.
Минуты три спустя Джиллспай звонил из своего кабинета, находящегося рядом с кабинетом министра, в Белый дом, однако Нортону это было невдомек. Выходя из министерства, Нортон знал лишь одно: он. готов поставить все до последнего доллара на то, что, если Харви Бакстер скупит все радиостанции в Техасе, антитрестовский отдел закроет на это глаза.
Пожатия плеч было вполне достаточно. Нортон прекрасно знал Джиллспая, чтобы истолковать его жест примерно так: «Идиот, неужели ты считаешь, что мы будем заниматься радиостанциями в Техасе?» И на тот случай, если Нортон по тупости не поймет, он сказал о шинных компаниях, после чего Нортону стало совершенно ясно, на чем вечно недоукомплектованный антитрестовский отдел сосредоточит свою энергию в ближайшие месяцы.
Нортон понял все, что ему было нужно, кроме причины такого отношения к себе. Он задумался над нею, потому что в Вашингтоне даже дареному коню надо смотреть в зубы. И решил, что причина ясна, что ничего загадочного в ней нет. Видимо, Эд Мерфи говорил Джиллспаю о его визите. Это следовало из джиллспаевского упоминания о работе и расспросов об убийстве Донны. Нортон подозревал, что этот щедрый жест Джиллспая был просто способом Эда Мерфи подбросить ему несколько крох и напомнить, как Белый дом может быть полезен вашингтонскому юристу, умеющему держать язык за зубами. Ну и прекрасно. Он примет их любезность и, как решил, будет выяснять правду о гибели Донны. Если угодно, пусть считают его неблагодарным. Это их дело.
11
Нортон считал, что лучшими актрисами на его памяти были Кэтрин Хэпберн, Лив Ульман, Джули Кристи и Френсис Холл, иногда ему казалось, что миссис Холл была из них самой лучшей. Конечно, широкой публике миссис Холл была неизвестна, обстоятельства карьеры сузили ее амплуа до специфической трагедийной роли, но в этой роли она была несравненной. Он с содроганием представлял, какой бы она могла быть Медеей, леди Макбет или Марией Стюарт, но она вполне довольствовалась ролью секретарши Эда Мерфи в душераздирающем представлении, которое устраивала по нескольку раз еженедельно, объявляя какому-нибудь доброхоту или просителю, что Эд Мерфи его не примет. Сцена та повторялась вновь и вновь. Френ Холл превращала свое обычное безмятежное лицо в маску скорби, на ее светло-голубые глаза набегали страдальческие слезы, заламывание и трепет нежных рук передавали боль ее души при живописании жуткой перегруженности мистера Мерфи, его самоубийственного служения срочным нуждам президента, его мучительных сожалений о том, что сейчас или в обозримом будущем он не сможет выкроить время для мистера Просителя. Как однажды заметил Ник Гальяно, она была способна выжать слезы из собачьего дерьма.
Успеху ее игры, несомненно, содействовало нежелание большинства представителей политического мира смириться с неприятной мыслью, что Эд Мерфи не желает их видеть. Гораздо легче было принять оправдания миссис Холл за чистую монету и уйти с убеждением, что на данной неделе Эд Мерфи не мог бы выкроить времени даже для иранского шаха.
Однако Бен Нортон не был обычным просителем. Он знал эту игру и при всем своем восхищении талантом миссис Холл эмоциям не поддавался.
– Это очень важно, миссис Холл, – сказал он в телефонную трубку. – Для Эда тоже.
– Могу я сообщить ему, в чем суть дела, Бен?
– Просто скажите, что это последствия нашего недавнего разговора. Ее, конечно, огорчит такое недоверие. Ну и пусть.
– Хорошо, сделаю все, что смогу. – Она вздохнула. – Я свяжусь с вами.
Она не связалась, и на другой день Нортон позвонил снова.
– О, Бен, я только что собиралась звонить вам. У мистера Мерфи нет ни секунды свободной. Но я передала ему вашу просьбу, и он предложил вам поговорить с Клэем Макнейром.
– Не думаю, чтобы в этом был смысл.
– Бен, это очень способный молодой человек, – укоризненно сказала она. – Мистер Мерфи полагается на него.
– Миссис Холл, передайте Эду, что у меня есть кое-какие новые сведения и ему следует обсудить их со мной.
– Передам, – пообещала миссис Холл с едва заметным холодком в голосе.
Успехом Нортона в министерстве юстиции Уитни Стоун остался весьма доволен. Даже улыбнулся – случай редкий и неприятный, потому что в лице его было что-то змеиное, а улыбка кобры нарушает любопытную симметрию ее черт. В достоверности полученных сведений он не усомнился и даже не спросил об их источнике. Он принял их и стал действовать в соответствии с ними.
– Я только что звонил Бакстеру, – сказал он Нортону во второй половине дня. – Незачем говорить, что он в восторге от нашего сообщения и намерен немедленно приобрести эти радиостанции.
– Неужели они ему так нужны?
– Да, он вбил себе в голову, что они ключ к его политической карьере. Может, так оно и есть. Кто знает?
На корпусе телефона замигал желтый огонек. Стоун поднял трубку, послушал, потом прикрыл микрофон маленькой веснушчатой рукой.
– Бен, тебе звонят из приемной Эда Мерфи, – сказал он. – Будешь говорить отсюда?
– Конечно, – ответил Нортон и потянулся через стол за трубкой.
– Бен? – Голос миссис Холл был исполнен доброжелательности. – Можете подъехать сейчас?
– Буду через пятнадцать минут, – пообещал Нортон. И вернул трубку Уиту Стоуну, слушавшему с нескрываемым интересом.
– Эд хочет срочно видеть меня, – объяснил он, надеясь, что Стоун не спросит, зачем.
– Похоже, вы с Мерфи сейчас в приятельских отношениях, – заметил Стоун.
– Мы всегда ладили, – ответил Нортон. Стоун проводил его до двери и, прежде чем открыть ее, коснулся его руки.
– Знаешь, Бен, если администрация предложит тебе стоящую работу, соответствующую твоим способностям, можешь не сомневаться, что фирма отнесется к этому с полным пониманием.
Нортон не сомневался. Для фирмы лучше сотрудника, связанного с администрацией, может быть только сотрудник, работающий в администрации.
– Спасибо, Уит, – сказал он. – Посмотрим, как обернется дело.
Говорить Стоуну, что работать в администрации он не хочет, Нортон не собирался; пока такая перспектива существовала, он находился в ореоле силы, а это само по себе сила.
Миссис Холл встретила его взглядом, исполненным невыразимого страдания.
– Бен! – воскликнула она. – Мистер Мерфи уже приготовился к встрече с вами, но тут его вызвал президент, а это может затянуться на несколько часов. – Она сделала паузу и просияла. – Но послушайте, что предпринял мистер Мерфи.
И тут, будто по сигналу, вошел Клэй Макнейр. Как и прежде, со студенческим перстнем на пальце, с серьезным лицом, только костюм на нем теперь был не в полоску, а строгий, зеленый.
– Он попросил Клэя помочь вам всем, что в его силах, – сказала миссис Холл. Макнейр шагнул вперед, по-мальчишески улыбнулся и протянул руку. Нортон понял, что его провели.
– Пошли, Бен, в мой кабинет, поговорим там, – сказал Макнейр.
Нортон сдался и последовал за Макнейром в цокольный этаж Белого дома. Кабинет Макнейра оказался крохотным – судя по размеру и местоположению, при Генри Киссинджере он, видимо, был чуланом уборщицы – там едва помещались два стола.
– Тесновато, – сказал, оправдываясь, Макнейр. – Сам видишь. Но мой сосед – какой-то там консультант, здесь почти не бывает, так что кабинет, можно сказать, принадлежит мне. Секретарша моя сидит в соседней комнате.
– Как зовут твоего соседа? – спросил Нортон.
– Байрон Риддл. Странный тип.
Нортон пожал плечами и сел за стол Байрона Риддла; на нем не было ничего, кроме двух копий памятника десантникам, поднимающим флаг на острове Иво Джима. Стол Макнейра, наоборот, был загроможден аккуратно сложенными бумагами. Кроме того, на нем стояла фотография жены Макнейра, болезненной, но красивой, и белокурых улыбающихся детей. Над обоими столами висели одинаковые портреты президента Уитмора.
– Я думал, что увижу тебя на похоронах, – начал Макнейр, придав лицу траурное выражение. Очень благонравный молодой человек; Нортон представил себе, как он каждое воскресенье проходит мимо тарелки для пожертвований в какой-нибудь пригородной пресвитерианской церкви.
– Я не люблю похорон.
– Они были хорошо устроены, – сказал Макнейр. – С большим вкусом.
– Не хочу о них слушать.
– Я думал, тебе будет интересно. Была одна любопытная деталь, только это между нами. Сержант Кравиц спрятал на той стороне улицы съемочную группу, чтобы иметь список тех, кто был там.
– Замечательно.
– Бен, такова уж работа полиции, надо это признать. Нортон не желал ничего признавать. Макнейр полез в ящик стола и достал пачку жвачки «джуси фрут». Предложил Нортону и, когда тот отказался, отделил плиточку для себя и стал жевать. Это обозлило Нортона, и без того обозленного тем, что сидит в этом чулане и разговаривает с лакеем Эда Мерфи.
– Ты все еще в контакте с Кравицем? – спросил он.
– Конечно.
– Тогда почему не сказал ему, что тот дом в Джорджтауне принадлежит Джеффу Филдсу?
– Что?
– Ты прекрасно слышал. Почему не сказал Кравицу?
– Я не знал этого, – признался Макнейр.
– В таком случае почему Эд не сказал тебе? Он знал.
– Откуда ты знаешь, что знал?
– Потому что я сказал ему, черт возьми. Почему он не передал через тебя Кравицу, если всеми силами стремится помочь следствию?
Макнейр всепрощающе улыбнулся.
– Бен, у него, должно быть, вылетело из головы. Эд просто невероятно занят.
– Послушай, я работал на Эда. Он не забывает ничего. Разве только умышленно.
– В Белом доме другие условия, – терпеливо сказал Макнейр. – Качественный скачок, Бен. Теперь он кое-что забывает. Потому я и нахожусь здесь, помогаю ему организовать работу.
– Спроси его о доме Филдса, – сказал Нортон. – И заодно о том, почему он звонил Филдсу среди ночи несколько суток назад.
Он хотел добавить, «если это он», но решил, что сейчас нужно блефовать.
– Кто говорит, что он звонил?
– Я говорю.
– Ладно, передам. Это и есть твое срочное дело? Нортон заколебался. Ему было неприятно иметь дело с этим покладистым болваном, однако он решил, что сообщение передано, а это главное. Игру приходилось вести по правилам Эда.
– Нет, – сказал он. – Передай Эду, что я хотел говорить с ним о январском путешествии президента в Калифорнию. Макнейр недоуменно посмотрел на него.
– Каком путешествии?
– Он знает.
Макнейр нахмурился и что-то записал в блокнот. Тут отворилась дверь и вошел человек. Ему было лет сорок пять, хорошо сложен, черные волосы коротко острижены, настороженный взгляд черных глаз быстро перебегал с Макнейра на незнакомца за его столом.
– Познакомьтесь. Байрон Риддл, Бен Нортон, – сказал Макнейр.
Нортон встал и протянул руку, но Риддл, не замечая этого, быстро подошел к своему столу и проверил, все ли ящики заперты. Лишь тогда он взял руку Нортона и так крепко стиснул ее, что Нортону» пришлось ответить тем же. Во время рукопожатия Риддл приблизил свое лицо к лицу Нортона, и смотрел так пристально, будто хотел загипнотизировать.
– Бен работал на президента, – сказал Макнейр. – В его сенаторском штате.
– Вот как? – сказал Риддл. – А чем занимаешься сейчас?
Нортон ответил не сразу. У Риддла была странная манера говорить одной стороной рта, это так удивило Нортона, что он едва не пропустил вопрос мимо ушей.
– Сейчас у меня частная практика.
– В какой фирме?
– «Коггинс, Копленд и Стоун».
– Хорошая фирма, – сказал Риддл, понимающе кивнув. – Но тебе нужно вернуться в команду, дружище. Совершаются большие дела. Вот где поле действий.
– Какая у тебя роль в команде? – спросил Нортон.
– Много ролей. Я, так сказать, запасной игрок. – Он усмехнулся своей шутке, в усмешке было что-то волчье, и взглянул на часы.
– Байрон тут совершил… – начал было Макнейр, но Риддл оборвал его.
– Оставим мою персону в покое, – сказал он. – Я спешу. Меня ждет дамочка, а заставлять прекрасный пол дожидаться не в моих правилах. – Он подмигнул и скрылся за дверью.
– Своеобразная личность, – сказал Макнейр. – Неповторимая. Ты не слышал, что он сделал в день инаугурации?
Нортон запротестовал – его совершенно не интересовал Байрон Риддл, – но Макнейр жестом усадил его на место.
– Дело в том, – сказал он, – что Байрон делал кое-какую работу во время избирательной кампании. Организация выступлений, обеспечение безопасности и тому подобное, но до получения работы в Белом доме ему было далеко. Потом в день инаугурации, когда президентский кортеж ехал от Капитолия, какой-то псих, волосатый хиппи, пробрался во двор Белого дома с чемоданом, по его словам, полным взрывчатки. И заявил, что взорвет Белый дом, если ему не дадут выступить по национальному телевидению. Сказал, что хочет произнести свою инаугурационную речь. Ну, можешь представить, какая поднялась паника. Подъезжает президент, на него смотрит вся страна, а тут хиппи с чемоданом взрывчатки. В первые минуты никто не знал, что делать. Агенты ФБР хотели стрелять, а секретная служба решила для отвода глаз начать переговоры. То есть никто ничего не предпринимал. Вдруг откуда ни возьмись появился Байрон Риддл, подошел к этому хиппи, угостил его сигаретой и начал разговор, а две минуты спустя этот тип.отдал ему чемодан и сдался без единого звука. Эта история наделала бы много шума, но в тот день было много разных событий, и нам удалось ее замять. А как только хиппи был арестован, Байрон Риддл скрылся. Вот что значит скромность. И поверь, Эд Мерфи оценил это. Байрон получил должность какого-то специального консультанта. Он странный тип, но мужество у него есть, в этом ему не откажешь.
Нортону не хотелось слушать о подвигах Байрона Риддла, и он поднялся из-за стола.
– Слушай, Макнейр, передай Эду то, что я сказал. Насчет Калифорнии. Скажи, что, если он не поговорит со мной, я поговорю кое с кем другим.
Макнейр помрачнел.
– Не по душе мне все это, Бен. Не знаю, в чем твоя проблема, но, по-моему, ты идешь по ложному следу. Все мы в одной команде, разве не так? Все хотим помочь президенту.
– Послушай, на помощь президенту мне наплевать, – холодно сказал Нортон. – Я лишь хочу выяснить, кто убил Донну. Можешь так и передать Эду.
Макнейр опешил, словно получив пощечину. По молодости лет он старался угождать людям, а Нортону почему-то не хотелось, чтобы ему угождали. Но он не успел ничего возразить, Нортон вышел.
На другой день Нортон был вызван к Эду Мерфи и застал его в ярости.
– Что еще за намеки про Калифорнию в январе? – заорал Мерфи. – Что за игру ты ведешь? Если тебе есть что сказать, говори напрямик.
– Скажу, – ответил Нортон. – На той неделе ты мне говорил, что Уитмор не виделся с Донной с прошлого лета. Но один человек, которому можно верить, сказал мне, что Уитмор приезжал к ней в Кармел перед самой инаугурацией.
– Вранье! – крикнул Мерфи. – Он не виделся с ней почти целый год.
– Эд, тот человек видел его. И разговаривал с ним.
– Кто он такой?
– Приятель Донны. Хочешь знать, кто он, спроси Уитмора.
– Старик сенатор?
– Да.
– У него не все дома. После выборов он стал названивать и писать, надавал боссу кучу бесплатных советов. Мы старались отделаться от него шутками, но старик оказался занудой. Видимо, он разобиделся и выдумал историю, чтобы заставить кого-то слушать себя. Ты сущий дурак, если воспринял его всерьез.
– У этого старика все дома, Эд.
– Значит, у тебя не все. Несешь черт знает что. Бен, у тебя прекрасное будущее, но ты можешь испортить его своим упрямством.
– Я хочу докопаться до истины. Можешь передать это своему боссу.
– Тобой движет личная неприязнь. Отвергла тебя подружка – виноват Уитмор. Убили ее – виноват Уитмор. Ты что, предполагаешь здесь какой-то заговор?
– Эд, послушай, о Донне и Уитморе я никому не сказал ни слова. Будь я ревнивым любовником, то молчать бы не стал, разве не так? Я не хочу создавать Уитмору никаких проблем. Мне нужна только правда о том, что произошло с Донной. Но когда ты начинаешь хитрить со мной по мелочам, я поневоле думаю, что ты хитришь со мной и в серьезных вопросах. Если она приехала повидаться с ним или он в январе ездил повидаться с ней, так скажи напрямик. Пока мне будет казаться, что от меня что-то скрывают, что меня водят за нос, я буду продолжать поиски. Почему бы сразу не сказать правду?
Эд Мерфи сверкнул глазами, но поколебался, прежде чем ответить, а когда заговорил, голос его звучал неуверенно.
– Мы сказали тебе правду, Бен.
– Ладно, Эд, – сказал Нортон и поднялся. Больше говорить было не о чем. У него мелькнула мысль, что в голосе Мерфи слышалась виноватость, словно он хотел сказать правду, но не мог. Видимо, все решения в этом деле принимал Уитмор. Вполне возможно.
Но возможно и совсем другое, думал Нортон. Может, Эд говорит правду, а я делаю поспешные выводы. Что, если Фил Росс обознался и видел не Мерфи с Донной? Что, если у старого сенатора и вправду зашел ум за разум? Что, если все это совпадение? В таком случае Эд прав – я безмозглый дурак и, возможно, порчу себе будущее в этом городе. Нортон терзался неуверенностью. Неужели его так обуяли страсти? Не видит ли он заговоры там, где их нет? Нортон считал себя разумным человеком, но в душу ему закрадывалось опасение, что ведет он себя по-дурацки.
Однако, размышлял он. Донна убита. Это факт. И Эд Мерфи, очевидно, лжет. А сенатор Нолан вряд ли лгал о приезде Уитмора в Кармел. И в довершение всего необъяснимое сообщение об убийстве по телефону. Нортон думал, что, возможно, он ошибается, но скорее всего эта улика подтверждает его подозрения; горячность и упрямство не позволяли ему бросать начатое, во всяком случае пока.
Успеху ее игры, несомненно, содействовало нежелание большинства представителей политического мира смириться с неприятной мыслью, что Эд Мерфи не желает их видеть. Гораздо легче было принять оправдания миссис Холл за чистую монету и уйти с убеждением, что на данной неделе Эд Мерфи не мог бы выкроить времени даже для иранского шаха.
Однако Бен Нортон не был обычным просителем. Он знал эту игру и при всем своем восхищении талантом миссис Холл эмоциям не поддавался.
– Это очень важно, миссис Холл, – сказал он в телефонную трубку. – Для Эда тоже.
– Могу я сообщить ему, в чем суть дела, Бен?
– Просто скажите, что это последствия нашего недавнего разговора. Ее, конечно, огорчит такое недоверие. Ну и пусть.
– Хорошо, сделаю все, что смогу. – Она вздохнула. – Я свяжусь с вами.
Она не связалась, и на другой день Нортон позвонил снова.
– О, Бен, я только что собиралась звонить вам. У мистера Мерфи нет ни секунды свободной. Но я передала ему вашу просьбу, и он предложил вам поговорить с Клэем Макнейром.
– Не думаю, чтобы в этом был смысл.
– Бен, это очень способный молодой человек, – укоризненно сказала она. – Мистер Мерфи полагается на него.
– Миссис Холл, передайте Эду, что у меня есть кое-какие новые сведения и ему следует обсудить их со мной.
– Передам, – пообещала миссис Холл с едва заметным холодком в голосе.
Успехом Нортона в министерстве юстиции Уитни Стоун остался весьма доволен. Даже улыбнулся – случай редкий и неприятный, потому что в лице его было что-то змеиное, а улыбка кобры нарушает любопытную симметрию ее черт. В достоверности полученных сведений он не усомнился и даже не спросил об их источнике. Он принял их и стал действовать в соответствии с ними.
– Я только что звонил Бакстеру, – сказал он Нортону во второй половине дня. – Незачем говорить, что он в восторге от нашего сообщения и намерен немедленно приобрести эти радиостанции.
– Неужели они ему так нужны?
– Да, он вбил себе в голову, что они ключ к его политической карьере. Может, так оно и есть. Кто знает?
На корпусе телефона замигал желтый огонек. Стоун поднял трубку, послушал, потом прикрыл микрофон маленькой веснушчатой рукой.
– Бен, тебе звонят из приемной Эда Мерфи, – сказал он. – Будешь говорить отсюда?
– Конечно, – ответил Нортон и потянулся через стол за трубкой.
– Бен? – Голос миссис Холл был исполнен доброжелательности. – Можете подъехать сейчас?
– Буду через пятнадцать минут, – пообещал Нортон. И вернул трубку Уиту Стоуну, слушавшему с нескрываемым интересом.
– Эд хочет срочно видеть меня, – объяснил он, надеясь, что Стоун не спросит, зачем.
– Похоже, вы с Мерфи сейчас в приятельских отношениях, – заметил Стоун.
– Мы всегда ладили, – ответил Нортон. Стоун проводил его до двери и, прежде чем открыть ее, коснулся его руки.
– Знаешь, Бен, если администрация предложит тебе стоящую работу, соответствующую твоим способностям, можешь не сомневаться, что фирма отнесется к этому с полным пониманием.
Нортон не сомневался. Для фирмы лучше сотрудника, связанного с администрацией, может быть только сотрудник, работающий в администрации.
– Спасибо, Уит, – сказал он. – Посмотрим, как обернется дело.
Говорить Стоуну, что работать в администрации он не хочет, Нортон не собирался; пока такая перспектива существовала, он находился в ореоле силы, а это само по себе сила.
Миссис Холл встретила его взглядом, исполненным невыразимого страдания.
– Бен! – воскликнула она. – Мистер Мерфи уже приготовился к встрече с вами, но тут его вызвал президент, а это может затянуться на несколько часов. – Она сделала паузу и просияла. – Но послушайте, что предпринял мистер Мерфи.
И тут, будто по сигналу, вошел Клэй Макнейр. Как и прежде, со студенческим перстнем на пальце, с серьезным лицом, только костюм на нем теперь был не в полоску, а строгий, зеленый.
– Он попросил Клэя помочь вам всем, что в его силах, – сказала миссис Холл. Макнейр шагнул вперед, по-мальчишески улыбнулся и протянул руку. Нортон понял, что его провели.
– Пошли, Бен, в мой кабинет, поговорим там, – сказал Макнейр.
Нортон сдался и последовал за Макнейром в цокольный этаж Белого дома. Кабинет Макнейра оказался крохотным – судя по размеру и местоположению, при Генри Киссинджере он, видимо, был чуланом уборщицы – там едва помещались два стола.
– Тесновато, – сказал, оправдываясь, Макнейр. – Сам видишь. Но мой сосед – какой-то там консультант, здесь почти не бывает, так что кабинет, можно сказать, принадлежит мне. Секретарша моя сидит в соседней комнате.
– Как зовут твоего соседа? – спросил Нортон.
– Байрон Риддл. Странный тип.
Нортон пожал плечами и сел за стол Байрона Риддла; на нем не было ничего, кроме двух копий памятника десантникам, поднимающим флаг на острове Иво Джима. Стол Макнейра, наоборот, был загроможден аккуратно сложенными бумагами. Кроме того, на нем стояла фотография жены Макнейра, болезненной, но красивой, и белокурых улыбающихся детей. Над обоими столами висели одинаковые портреты президента Уитмора.
– Я думал, что увижу тебя на похоронах, – начал Макнейр, придав лицу траурное выражение. Очень благонравный молодой человек; Нортон представил себе, как он каждое воскресенье проходит мимо тарелки для пожертвований в какой-нибудь пригородной пресвитерианской церкви.
– Я не люблю похорон.
– Они были хорошо устроены, – сказал Макнейр. – С большим вкусом.
– Не хочу о них слушать.
– Я думал, тебе будет интересно. Была одна любопытная деталь, только это между нами. Сержант Кравиц спрятал на той стороне улицы съемочную группу, чтобы иметь список тех, кто был там.
– Замечательно.
– Бен, такова уж работа полиции, надо это признать. Нортон не желал ничего признавать. Макнейр полез в ящик стола и достал пачку жвачки «джуси фрут». Предложил Нортону и, когда тот отказался, отделил плиточку для себя и стал жевать. Это обозлило Нортона, и без того обозленного тем, что сидит в этом чулане и разговаривает с лакеем Эда Мерфи.
– Ты все еще в контакте с Кравицем? – спросил он.
– Конечно.
– Тогда почему не сказал ему, что тот дом в Джорджтауне принадлежит Джеффу Филдсу?
– Что?
– Ты прекрасно слышал. Почему не сказал Кравицу?
– Я не знал этого, – признался Макнейр.
– В таком случае почему Эд не сказал тебе? Он знал.
– Откуда ты знаешь, что знал?
– Потому что я сказал ему, черт возьми. Почему он не передал через тебя Кравицу, если всеми силами стремится помочь следствию?
Макнейр всепрощающе улыбнулся.
– Бен, у него, должно быть, вылетело из головы. Эд просто невероятно занят.
– Послушай, я работал на Эда. Он не забывает ничего. Разве только умышленно.
– В Белом доме другие условия, – терпеливо сказал Макнейр. – Качественный скачок, Бен. Теперь он кое-что забывает. Потому я и нахожусь здесь, помогаю ему организовать работу.
– Спроси его о доме Филдса, – сказал Нортон. – И заодно о том, почему он звонил Филдсу среди ночи несколько суток назад.
Он хотел добавить, «если это он», но решил, что сейчас нужно блефовать.
– Кто говорит, что он звонил?
– Я говорю.
– Ладно, передам. Это и есть твое срочное дело? Нортон заколебался. Ему было неприятно иметь дело с этим покладистым болваном, однако он решил, что сообщение передано, а это главное. Игру приходилось вести по правилам Эда.
– Нет, – сказал он. – Передай Эду, что я хотел говорить с ним о январском путешествии президента в Калифорнию. Макнейр недоуменно посмотрел на него.
– Каком путешествии?
– Он знает.
Макнейр нахмурился и что-то записал в блокнот. Тут отворилась дверь и вошел человек. Ему было лет сорок пять, хорошо сложен, черные волосы коротко острижены, настороженный взгляд черных глаз быстро перебегал с Макнейра на незнакомца за его столом.
– Познакомьтесь. Байрон Риддл, Бен Нортон, – сказал Макнейр.
Нортон встал и протянул руку, но Риддл, не замечая этого, быстро подошел к своему столу и проверил, все ли ящики заперты. Лишь тогда он взял руку Нортона и так крепко стиснул ее, что Нортону» пришлось ответить тем же. Во время рукопожатия Риддл приблизил свое лицо к лицу Нортона, и смотрел так пристально, будто хотел загипнотизировать.
– Бен работал на президента, – сказал Макнейр. – В его сенаторском штате.
– Вот как? – сказал Риддл. – А чем занимаешься сейчас?
Нортон ответил не сразу. У Риддла была странная манера говорить одной стороной рта, это так удивило Нортона, что он едва не пропустил вопрос мимо ушей.
– Сейчас у меня частная практика.
– В какой фирме?
– «Коггинс, Копленд и Стоун».
– Хорошая фирма, – сказал Риддл, понимающе кивнув. – Но тебе нужно вернуться в команду, дружище. Совершаются большие дела. Вот где поле действий.
– Какая у тебя роль в команде? – спросил Нортон.
– Много ролей. Я, так сказать, запасной игрок. – Он усмехнулся своей шутке, в усмешке было что-то волчье, и взглянул на часы.
– Байрон тут совершил… – начал было Макнейр, но Риддл оборвал его.
– Оставим мою персону в покое, – сказал он. – Я спешу. Меня ждет дамочка, а заставлять прекрасный пол дожидаться не в моих правилах. – Он подмигнул и скрылся за дверью.
– Своеобразная личность, – сказал Макнейр. – Неповторимая. Ты не слышал, что он сделал в день инаугурации?
Нортон запротестовал – его совершенно не интересовал Байрон Риддл, – но Макнейр жестом усадил его на место.
– Дело в том, – сказал он, – что Байрон делал кое-какую работу во время избирательной кампании. Организация выступлений, обеспечение безопасности и тому подобное, но до получения работы в Белом доме ему было далеко. Потом в день инаугурации, когда президентский кортеж ехал от Капитолия, какой-то псих, волосатый хиппи, пробрался во двор Белого дома с чемоданом, по его словам, полным взрывчатки. И заявил, что взорвет Белый дом, если ему не дадут выступить по национальному телевидению. Сказал, что хочет произнести свою инаугурационную речь. Ну, можешь представить, какая поднялась паника. Подъезжает президент, на него смотрит вся страна, а тут хиппи с чемоданом взрывчатки. В первые минуты никто не знал, что делать. Агенты ФБР хотели стрелять, а секретная служба решила для отвода глаз начать переговоры. То есть никто ничего не предпринимал. Вдруг откуда ни возьмись появился Байрон Риддл, подошел к этому хиппи, угостил его сигаретой и начал разговор, а две минуты спустя этот тип.отдал ему чемодан и сдался без единого звука. Эта история наделала бы много шума, но в тот день было много разных событий, и нам удалось ее замять. А как только хиппи был арестован, Байрон Риддл скрылся. Вот что значит скромность. И поверь, Эд Мерфи оценил это. Байрон получил должность какого-то специального консультанта. Он странный тип, но мужество у него есть, в этом ему не откажешь.
Нортону не хотелось слушать о подвигах Байрона Риддла, и он поднялся из-за стола.
– Слушай, Макнейр, передай Эду то, что я сказал. Насчет Калифорнии. Скажи, что, если он не поговорит со мной, я поговорю кое с кем другим.
Макнейр помрачнел.
– Не по душе мне все это, Бен. Не знаю, в чем твоя проблема, но, по-моему, ты идешь по ложному следу. Все мы в одной команде, разве не так? Все хотим помочь президенту.
– Послушай, на помощь президенту мне наплевать, – холодно сказал Нортон. – Я лишь хочу выяснить, кто убил Донну. Можешь так и передать Эду.
Макнейр опешил, словно получив пощечину. По молодости лет он старался угождать людям, а Нортону почему-то не хотелось, чтобы ему угождали. Но он не успел ничего возразить, Нортон вышел.
На другой день Нортон был вызван к Эду Мерфи и застал его в ярости.
– Что еще за намеки про Калифорнию в январе? – заорал Мерфи. – Что за игру ты ведешь? Если тебе есть что сказать, говори напрямик.
– Скажу, – ответил Нортон. – На той неделе ты мне говорил, что Уитмор не виделся с Донной с прошлого лета. Но один человек, которому можно верить, сказал мне, что Уитмор приезжал к ней в Кармел перед самой инаугурацией.
– Вранье! – крикнул Мерфи. – Он не виделся с ней почти целый год.
– Эд, тот человек видел его. И разговаривал с ним.
– Кто он такой?
– Приятель Донны. Хочешь знать, кто он, спроси Уитмора.
– Старик сенатор?
– Да.
– У него не все дома. После выборов он стал названивать и писать, надавал боссу кучу бесплатных советов. Мы старались отделаться от него шутками, но старик оказался занудой. Видимо, он разобиделся и выдумал историю, чтобы заставить кого-то слушать себя. Ты сущий дурак, если воспринял его всерьез.
– У этого старика все дома, Эд.
– Значит, у тебя не все. Несешь черт знает что. Бен, у тебя прекрасное будущее, но ты можешь испортить его своим упрямством.
– Я хочу докопаться до истины. Можешь передать это своему боссу.
– Тобой движет личная неприязнь. Отвергла тебя подружка – виноват Уитмор. Убили ее – виноват Уитмор. Ты что, предполагаешь здесь какой-то заговор?
– Эд, послушай, о Донне и Уитморе я никому не сказал ни слова. Будь я ревнивым любовником, то молчать бы не стал, разве не так? Я не хочу создавать Уитмору никаких проблем. Мне нужна только правда о том, что произошло с Донной. Но когда ты начинаешь хитрить со мной по мелочам, я поневоле думаю, что ты хитришь со мной и в серьезных вопросах. Если она приехала повидаться с ним или он в январе ездил повидаться с ней, так скажи напрямик. Пока мне будет казаться, что от меня что-то скрывают, что меня водят за нос, я буду продолжать поиски. Почему бы сразу не сказать правду?
Эд Мерфи сверкнул глазами, но поколебался, прежде чем ответить, а когда заговорил, голос его звучал неуверенно.
– Мы сказали тебе правду, Бен.
– Ладно, Эд, – сказал Нортон и поднялся. Больше говорить было не о чем. У него мелькнула мысль, что в голосе Мерфи слышалась виноватость, словно он хотел сказать правду, но не мог. Видимо, все решения в этом деле принимал Уитмор. Вполне возможно.
Но возможно и совсем другое, думал Нортон. Может, Эд говорит правду, а я делаю поспешные выводы. Что, если Фил Росс обознался и видел не Мерфи с Донной? Что, если у старого сенатора и вправду зашел ум за разум? Что, если все это совпадение? В таком случае Эд прав – я безмозглый дурак и, возможно, порчу себе будущее в этом городе. Нортон терзался неуверенностью. Неужели его так обуяли страсти? Не видит ли он заговоры там, где их нет? Нортон считал себя разумным человеком, но в душу ему закрадывалось опасение, что ведет он себя по-дурацки.
Однако, размышлял он. Донна убита. Это факт. И Эд Мерфи, очевидно, лжет. А сенатор Нолан вряд ли лгал о приезде Уитмора в Кармел. И в довершение всего необъяснимое сообщение об убийстве по телефону. Нортон думал, что, возможно, он ошибается, но скорее всего эта улика подтверждает его подозрения; горячность и упрямство не позволяли ему бросать начатое, во всяком случае пока.
12
Среди дня, когда Байрон Риддл вошел в кабинет, Клэй Макнейр оторвал взгляд от бумаг и ощутил резкую боль в желудке. Обостряется язва, подумал он. Нажил язву в этом сумасшедшем доме. И собрался с силами, чтобы не выдать боли.
– Байрон, где донесения службы безопасности? Эд звонил, спрашивал.
– Отстань, парень, – огрызнулся Риддл. – Я занят совершенно секретными делами.
– Послушай, Байрон…
– Послушай, ты, парень. Какого черта ты усадил вчера за мой стол этого Нортона? Тебе здесь что, Большой Центральный вокзал? Если увижу еще кого за своим столом, вышвырну отсюда и его, и тебя!
Макнейр не верил своим ушам.
– Байрон, что такого, если кто-то сядет за твой стол? Пусть за мой садится кто угодно, я не против. Не будем делать из мухи слона.
– Речь не о твоем столе, – презрительно сказал Риддл. – Иногда у меня в ящиках хранятся важные документы.
– Байрон, – терпеливо сказал Макнейр. – Бен Нортон вовсе не шпион, кроме того, я сидел здесь вместе с ним, да и ящики твои все равно заперты, разве не так?
– Кто сказал, что он не шпион? Не строй никаких предположений, парень. Ты мог выйти на минутку в туалет, а он бы управился до твоего прихода.
– Байрон, секретная служба утверждает, что замки на этих ящиках…
– Плевать на секретную службу, – огрызнулся Риддл. – Детский сад. Что они смыслят? Слушай, парень, нет таких замков, чтобы их не мог открыть настоящий профессионал. Даже новые электронные устройства… Словом, делай, что я говорю. Веди тех, с кем хочешь поболтать, в столовую и запирай за собой дверь. Понял? Если я еще увижу кого возле своего стола, мы с тобой поссоримся. Крепко поссоримся.
И, не слушая возражений Макнейра, быстро вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Макнейр неподвижно сидел за столом, боль в желудке все усиливалась. Положение было не из приятных. Клэй Макнейр выше всего ставил хорошую организацию, хорошее управление и пытался ладить с Байроном Риддлом, самым неорганизованным, неуправляемым человеком, какого он только встречал. Мысль предоставить им один кабинет на двоих казалась Макнейру безумием, садистской шуткой, однако они сидели в этом чулане лицом к лицу. Макнейр хотел пожаловаться Эду Мерфи на вольного консультанта, но не знал, как Мерфи это воспримет. Спору нет, Риддл иногда оказывался полезен; видимо, он имел такие источники информации, о существовании которых никто не подозревал. И, что хуже всего, Макнейр его боялся. Когда они спорили, как только что, Риддл иногда устремлял на него холодный яростный взгляд, словно бы говорящий: «Я могу убить тебя».
Чтобы успокоиться, Макнейр достал из кармана жевательную резинку «джуси фрут» и сунул ее в рот. Получив предложение работать в Белом доме, он ждал совсем не такого. Ему представлялось, что он получит прекрасный кабинет неподалеку от президентского, что будет по нескольку раз на день заходить к президенту и давать советы в государственных делах. Вместо этого он корпел в цокольном этаже, ожидая от Эда Мерфи разносов по телефону за какую-нибудь оплошность, и мог считать неделю удачной, если хотя бы видел президента. Разговаривали они последний раз на приеме в Восточном кабинете, президент назвал его Хенк и похвалил за работу над проектом, к которому Макнейр не имел ни малейшего отношения.
Внезапно зазвонил телефон прямой связи с Эдом Мерфи, и Макнейр дрожащей рукой поднял трубку.
– Нортон не звонил тебе? – требовательно спросил Мерфи.
– Не звонил, Эд.
– Больше с ним не болтай. Выслушай, что он скажет, передай мне и помалкивай. Ясно?
– Хорошо, Эд.
– И забудь, что он говорил о Калифорнии. У него шарики не на месте. Он всегда был таким. Для нас самое лучшее избегать его.
– Хорошо, Эд, – снова ответил Макнейр, но Мерфи уже положил трубку. Клэй Макнейр осторожно опустил свою. Он не мог понять, почему Мерфи так расстраивается из-за смерти какой-то женщины и почему Нортон задает о ней столько вопросов. Собственно, он и не очень интересовался. Одно из правил хорошего управления, которые он изучал в коммерческой школе, гласило: «Не вникай в чужие проблемы». Ему хватало своих забот.
Предвечерние часы Байрон Риддл провел высоко на галерее сената, невозмутимо следя за бестолковой игрой в демократию. Обсуждался законопроект об общественных работах – проблема столь важная для страны, что на прения собралась почти треть сенаторов. Внимание Риддла было сосредоточено главным образом на Доноване Рипли, молодом, напористом лидере сторонников законопроекта. Риддл ненавидел Рипли и все, что тот поддерживал, однако за тем, как сенатор вел законопроект по парламентским минным полям, следил с самодовольной улыбкой. Потешься, Донни, думал он, потешься напоследок, вряд ли еще придется.
Пока тянулись дебаты, Риддл то и дело выходил из терпения, в этот вечер он ждал более крупных событий. Время от времени он закрывал глаза и вслушивался в голоса сенаторов. Почти всех их он мог опознать по голосу. Этому он научился на своей работе – возможно, когда и понадобится. Заметив, что один сенатор из Новой Англии сморкается, Риддл торопливо подался вперед и сделал вид, что поправляет галстук. На самом деле он фотографировал крошечным аппаратом, спрятанным в лацкане пиджака. Мелочь, но, возможно, когда и пригодится. Он представил себе избирательную афишу с увеличенным снимком ковыряющего в носу сенатора с надписью: «Не то ли самое выбрали и мы?» Ему стало смешно, он смеялся, пока сидящая впереди пожилая дама не обернулась и не зашикала.
Когда сенаторы наконец стали расходиться, Риддл взглядом проводил Рипли, окруженного ближайшими помощниками, потом спустился с галереи и поспешил к телефону-автомату. Ему тут же ответила молодая женщина из маленькой квартиры в нескольких кварталах отсюда.
– Венди? – прошептал Риддл. – Это я.
– А, доктор Грин. Как там дела?
– Все отлично. Дебаты только что окончились. Он сейчас пошел в кабинет. К тебе явится уже затемно. Все готово?
– Я готова, – сказала Венди.
– Нервничаешь?
– Разве что самую малость.
– Не волнуйся, малышка. Ты будешь бесподобна.
– Ха! Он в этом убедится.
Риддл усмехнулся.
– Оценить тебя полностью он не сможет. Только смотри, не забудь о свете. Скажи ему, что свет тебя возбуждает. Что хочешь видеть его смазливую рожу. Скажи что угодно, но не гаси свет!
– Байрон, где донесения службы безопасности? Эд звонил, спрашивал.
– Отстань, парень, – огрызнулся Риддл. – Я занят совершенно секретными делами.
– Послушай, Байрон…
– Послушай, ты, парень. Какого черта ты усадил вчера за мой стол этого Нортона? Тебе здесь что, Большой Центральный вокзал? Если увижу еще кого за своим столом, вышвырну отсюда и его, и тебя!
Макнейр не верил своим ушам.
– Байрон, что такого, если кто-то сядет за твой стол? Пусть за мой садится кто угодно, я не против. Не будем делать из мухи слона.
– Речь не о твоем столе, – презрительно сказал Риддл. – Иногда у меня в ящиках хранятся важные документы.
– Байрон, – терпеливо сказал Макнейр. – Бен Нортон вовсе не шпион, кроме того, я сидел здесь вместе с ним, да и ящики твои все равно заперты, разве не так?
– Кто сказал, что он не шпион? Не строй никаких предположений, парень. Ты мог выйти на минутку в туалет, а он бы управился до твоего прихода.
– Байрон, секретная служба утверждает, что замки на этих ящиках…
– Плевать на секретную службу, – огрызнулся Риддл. – Детский сад. Что они смыслят? Слушай, парень, нет таких замков, чтобы их не мог открыть настоящий профессионал. Даже новые электронные устройства… Словом, делай, что я говорю. Веди тех, с кем хочешь поболтать, в столовую и запирай за собой дверь. Понял? Если я еще увижу кого возле своего стола, мы с тобой поссоримся. Крепко поссоримся.
И, не слушая возражений Макнейра, быстро вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Макнейр неподвижно сидел за столом, боль в желудке все усиливалась. Положение было не из приятных. Клэй Макнейр выше всего ставил хорошую организацию, хорошее управление и пытался ладить с Байроном Риддлом, самым неорганизованным, неуправляемым человеком, какого он только встречал. Мысль предоставить им один кабинет на двоих казалась Макнейру безумием, садистской шуткой, однако они сидели в этом чулане лицом к лицу. Макнейр хотел пожаловаться Эду Мерфи на вольного консультанта, но не знал, как Мерфи это воспримет. Спору нет, Риддл иногда оказывался полезен; видимо, он имел такие источники информации, о существовании которых никто не подозревал. И, что хуже всего, Макнейр его боялся. Когда они спорили, как только что, Риддл иногда устремлял на него холодный яростный взгляд, словно бы говорящий: «Я могу убить тебя».
Чтобы успокоиться, Макнейр достал из кармана жевательную резинку «джуси фрут» и сунул ее в рот. Получив предложение работать в Белом доме, он ждал совсем не такого. Ему представлялось, что он получит прекрасный кабинет неподалеку от президентского, что будет по нескольку раз на день заходить к президенту и давать советы в государственных делах. Вместо этого он корпел в цокольном этаже, ожидая от Эда Мерфи разносов по телефону за какую-нибудь оплошность, и мог считать неделю удачной, если хотя бы видел президента. Разговаривали они последний раз на приеме в Восточном кабинете, президент назвал его Хенк и похвалил за работу над проектом, к которому Макнейр не имел ни малейшего отношения.
Внезапно зазвонил телефон прямой связи с Эдом Мерфи, и Макнейр дрожащей рукой поднял трубку.
– Нортон не звонил тебе? – требовательно спросил Мерфи.
– Не звонил, Эд.
– Больше с ним не болтай. Выслушай, что он скажет, передай мне и помалкивай. Ясно?
– Хорошо, Эд.
– И забудь, что он говорил о Калифорнии. У него шарики не на месте. Он всегда был таким. Для нас самое лучшее избегать его.
– Хорошо, Эд, – снова ответил Макнейр, но Мерфи уже положил трубку. Клэй Макнейр осторожно опустил свою. Он не мог понять, почему Мерфи так расстраивается из-за смерти какой-то женщины и почему Нортон задает о ней столько вопросов. Собственно, он и не очень интересовался. Одно из правил хорошего управления, которые он изучал в коммерческой школе, гласило: «Не вникай в чужие проблемы». Ему хватало своих забот.
Предвечерние часы Байрон Риддл провел высоко на галерее сената, невозмутимо следя за бестолковой игрой в демократию. Обсуждался законопроект об общественных работах – проблема столь важная для страны, что на прения собралась почти треть сенаторов. Внимание Риддла было сосредоточено главным образом на Доноване Рипли, молодом, напористом лидере сторонников законопроекта. Риддл ненавидел Рипли и все, что тот поддерживал, однако за тем, как сенатор вел законопроект по парламентским минным полям, следил с самодовольной улыбкой. Потешься, Донни, думал он, потешься напоследок, вряд ли еще придется.
Пока тянулись дебаты, Риддл то и дело выходил из терпения, в этот вечер он ждал более крупных событий. Время от времени он закрывал глаза и вслушивался в голоса сенаторов. Почти всех их он мог опознать по голосу. Этому он научился на своей работе – возможно, когда и понадобится. Заметив, что один сенатор из Новой Англии сморкается, Риддл торопливо подался вперед и сделал вид, что поправляет галстук. На самом деле он фотографировал крошечным аппаратом, спрятанным в лацкане пиджака. Мелочь, но, возможно, когда и пригодится. Он представил себе избирательную афишу с увеличенным снимком ковыряющего в носу сенатора с надписью: «Не то ли самое выбрали и мы?» Ему стало смешно, он смеялся, пока сидящая впереди пожилая дама не обернулась и не зашикала.
Когда сенаторы наконец стали расходиться, Риддл взглядом проводил Рипли, окруженного ближайшими помощниками, потом спустился с галереи и поспешил к телефону-автомату. Ему тут же ответила молодая женщина из маленькой квартиры в нескольких кварталах отсюда.
– Венди? – прошептал Риддл. – Это я.
– А, доктор Грин. Как там дела?
– Все отлично. Дебаты только что окончились. Он сейчас пошел в кабинет. К тебе явится уже затемно. Все готово?
– Я готова, – сказала Венди.
– Нервничаешь?
– Разве что самую малость.
– Не волнуйся, малышка. Ты будешь бесподобна.
– Ха! Он в этом убедится.
Риддл усмехнулся.
– Оценить тебя полностью он не сможет. Только смотри, не забудь о свете. Скажи ему, что свет тебя возбуждает. Что хочешь видеть его смазливую рожу. Скажи что угодно, но не гаси свет!