Пол Андерсон
Кокон
1
Окинув мегаполис долгим взглядом, Питер Коскинен почувствовал, как в душе поднимается ужас. Что мне теперь делать? От этой отчаянной мысли перехватывало дыхание.
Солнце в багровой дымке медленно опускалось за темную громаду Центра; в надвигающихся сумерках, словно яркие светлячки, сновали многочисленные аэрокары. Бесконечные кварталы стандартных жилых домов уходили за горизонт, кое-где разбавленные башнями небоскребов. Присмотревшись, Коскинен понял, что никакого горизонта на самом деле нет, а есть — насколько хватало взгляда — склады, заводы, жилые районы и снова склады, связанные в единый организм бесконечными изгибами труб надземки. В лучах заходящего солнца трубы казались тонкой серебряной паутиной, окутывающей пересечения улиц, транспортных поясов и линий монорельса. Уже начинали загораться огни: окна квартир перемигивались с уличными фонарями, фарами машин и поездов. В номере стояла полнейшая тишина, и город, раскинувшийся в сотне этажей внизу, казался нереальным, словно Питер смотрел новый фильм о чужой планете.
Резким движением он выключил обзорную стену, и панорама города на ней мгновенно сменилась хаотичными переливами пастельных цветов. Ничего не хотелось, даже слушать музыку, хотя у него было из чего выбирать — в номере имелась великолепная фонотека. Шум гавайского прибоя, веселье парижского кабаре — все это было не то, не под настроение… Подавились бы вы своими туманными картинками, подумал Коскинен, мне же нужно другое, то, что я смогу потрогать, понюхать, попробовать на вкус…
Что же?
В отеле было буквально все, чего могла пожелать мятущаяся душа: сад, несколько бассейнов, спортзал, театр, бары и рестораны. Имея в кармане более чем солидную сумму, полученную за прошедшие пять лет, он мог позволить себе любое сумасбродство. Кроме того, оставался еще сам супергород. А на стратоплане он мог перелететь в любой город на Западе и потом, пересев на флайер одной из местных линий, оказаться на опушке какого-нибудь национального парка и провести ночь на берегу тихого лесного озера. Или…
«Ну и что? — спросил он себя. — Да, я могу купить все, кроме настоящих друзей, к… Боже, ведь я предоставлен самому себе меньше суток, но уже понял, как чудовищно одинок. За все на свете нужно платить».
Он потянулся к фону. «Если что — звони, — сказал тогда Дейв Абрамс. — Вот тебе мой домашний номер. Это в самом центре, в Кондоминиуме, на Лонг-Айленде. У нас всегда найдется свободная комната, да и Манхеттен рядом — запросто можно прошвырнуться по пивным. Во всяком случае, пять лет назад для этого дела не было лучше места. Надеюсь, мамуля по-прежнему печет свои знаменитые блинчики с творогом».
Коскинен бессильно уронил руку. Нет, еще не время. Ведь семье Абрамса тоже нужны время и покой, чтобы заново узнать своего сына. За эти пять лет он, должно быть, здорово изменился. Даже официальный представитель правительства, который встречал их в Годдард-Филд, отметил, что все они стали какими-то необычайно спокойными, словно на них снизошло само безмолвие Марса. Ты не должен звонить, сказал себе Коскинен, хотя бы из элементарного самолюбия. Нельзя же вот так, сразу, начать скулить и просить: «Ну пожалуйста, погладьте меня хоть вы, а то мне совсем не с кем играть». И это было бы совсем некрасиво после громогласно, во всеуслышание данных обещаний — что он собирается сделать, вернувшись на Землю.
Конечно, все остальные тоже строили не менее грандиозные планы. Но у них было одно преимущество: они были старше, и им было куда возвращаться. Столь долгую разлуку выдержали даже две супружеские пары. У Питера же Коскинена родни не было вообще. Радиоактивные осадки в свое время пощадили небольшой курортный городишко на севере Миннесоты, где он родился, но разразившиеся после атомной войны эпидемии не пощадили почти никого. Сотрудники Института обнаружили восьмилетнего сироту в детском доме, и он стал учиться. Он и еще несколько тысяч осиротевших ребятишек, у которых коэффициент интеллекта был выше среднего. Учиться всегда нелегко. И не то, чтобы в школе к ним плохо относились: Институт сделал все возможное, чтобы дети не чувствовали себя одинокими — но страна отчаянно нуждалась в квалифицированных специалистах, промедление было смерти подобно. Коскинен получил диплом физика и свидетельство о прохождении курса символики уже к восемнадцати годам. В том же году Департамент Астронавтики принял его заявление на участие в девятой Марсианский экспедиции — экспедиции, которая должна была пробыть на Марсе достаточно долго, чтобы хоть что-то узнать о марсианах. И юноша отправился в полет.
Он выпрямился. С какой стати я так себя жалею? Мне всего двадцать три, у меня отменное здоровье и приличный счет в банке. Через несколько дней, после моего доклада на Совете, космическая технология перевернется вверх дном, и имя мое войдет в учебники. Все у меня отлично, все замечательно, просто я еще не успел привыкнуть к Земле. Разве может человек, который провел самые яркие годы своей недолгой жизни на планете, отличающейся от Земли, как сон от яви, мгновенно адаптироваться и стать таким же, как остальные шесть миллиардов землян?
— Но вообще-то, пора начинать, дружище, — вполголоса сказал он сам себе и направился к зеркалу, чтобы напоследок еще раз придирчиво окинуть себя взглядом. Красная куртка с высоким стоячим воротником, просторные голубые брюки и мягкие туфли — вещи, которые он приобрел только сегодня, — пожалуй, одежда по моде. Он подумал, не стоит ли сбрить коротенькую светлую бородку, но потом решил, что с ней лучше. Бородка придавала хоть какую-то мужественность его совсем по-детски курносому лицу с высокими скулами и простодушным взглядом голубых глаз. Фигура у него была великолепной, поскольку капитан Твен требовал, чтобы все регулярно занимались спортом; кроме того, постоянно таскать на себе индивидуальную систему жизнеобеспечения в добрую сотню фунтов, — это даром не проходит. Коскинен был даже удивлен той легкостью, с которой его организм приспособился к земной гравитации. Гораздо хуже на него действовали плотный загазованный воздух и влажная летняя жара.
«Ладно, сойдет», — неуверенно подумал он и направился к двери. И в этот момент зазвенел звонок.
Коскинен изумленно застыл на месте. Кто?.. Может, это кто-нибудь из товарищей по экспедиции, мелькнула шальная в своей безнадежности мысль, такой же неприкаянный бедолага, как он сам? Тут он сообразил, что посетителя должно быть видно на экране монитора. Но экран был пуст.
Может, монитор барахлит? Звонок прозвенел снова. Коскинен нажал на кнопку замка, и дверь открылась. Вошли двое. Один из них, дождавшись, пока дверь снова закроется, запер ее нажатием кнопки. Другой рукой он пробежался по клавишам на крышке небольшой коробочки. Монитор ожил, и на экране вновь появилось изображение пустого коридора с бегущей мимо двери движущейся лентой. Тем временем его напарник прошел вперед и остановился у двери в жилую комнату.
Коскинен буквально оцепенел от неожиданности и от их нахальной бесцеремонности. Незнакомцы были довольно солидной комплекции, неброско одеты, с жесткими невыразительными лицами.
— Послушайте! Что это значит?
Его голос как-то сам собой потерялся в пространстве, словно его поглотили ковровая дорожка в прихожей и звуконепроницаемые панели стен.
Тот, что стоял возле двери в комнату, спросил отрывисто:
— Вы Питер Дж. Коскинен, член экипажа космического корабля США «Боас»?
— Д-да. Но…
— Мы из военной контрразведки. — Он вытащил из кармана бумажник, раскрыл его и сунул под нос Коскинену. Тот взглянул на фотографию в удостоверении, потом перевел взгляд на агента и почувствовал, как кровь приливает к лицу.
— В чем дело? — неуверенно спросил он, поскольку любой, даже только что сошедший с корабля человек, прекрасно знал, что ВК не занимается расследованием обычных преступлений. — Я…
Человек спрятал бумажник. Коскинен успел запомнить его фамилию: Сойер. Второй, тот, что оставался у входной двери, представляться не стал.
— Наше бюро получило доклад о вас и вашей работе на Марсе, — продолжал Сойер, сверля Коскинена свинцового цвета глазами. — Но сначала мы хотели бы выяснить, что вы собираетесь делать сегодня вечером. Вы ни с кем не договаривались о встрече?
— Нет. Нет, я…
— Вот и прекрасно. Помните, что каждое ваше слово будет тщательно проверено в ходе психодопроса. Не говоря уже обо всем остальном. Так что советую говорить правду.
Коскинен невольно отступил на шаг назад и почувствовал, как руки вдруг стали липкими от холодного пота.
— А в чем, собственно, дело? — прошептал он. — Я, что, арестован? За что?
— Назовем это превентивным задержанием, — заявил Сойер, на сей раз чуть дружелюбнее. — Пока это не арест, но может стать таковым, если вы не захотите нам помочь.
— В чем меня обвиняют? — Коскинена вдруг охватил гнев. — Вы не имеете права допрашивать меня, загрузив наркотиками! Я законы знаю!
— Три года назад, приятель, Верховный Суд постановил, что в случаях, затрагивающих национальную безопасность, психодопрос допускается в виде исключения. Правда, показания, полученные таким образом не имеют юридической силы. Так что, пока это просто… — Тут Сойер спохватился. — Где эта хреновина?
— Что-что? — заикаясь переспросил Коскинен.
— Да эта самая штука. Экранизирующее устройство. Вы ведь унесли ее с «Боаса» вместе с остальным багажом, верно? Ну, где же она?
Неплохо сказано — «мой багаж». Как будто на космическом корабле можно обзавестись целой кучей разного хлама. Коскинен внутренне усмехнулся, но тут же себя одернул — ситуация к веселью не располагала.
— А-а-а зачем оно вам? — вдруг услышал он свой прерывающийся от волнения голос. — Ведь я же… не украл его. Я хотел, чтобы оно было под рукой… во время доклада…
— Никто и не говорит, что вы его украли, — заговорил, наконец, тот, что стоял у двери. — Просто дело в том, что этой штукой заинтересовались мы. Кто-нибудь еще, помимо членов экспедиции, знает о ней?
— Ни одна живая душа. — Коскинен нервно облизнул губы. Ужас мало-помалу начал отступать. — Оно у меня… прямо здесь. В этой комнате.
— Вот и отлично. Давайте его сюда.
Коскинен на непослушных ногах проковылял к шкафу и нажал кнопку. Дверца скользнула вбок, взгляду открылись висящие в шкафу несколько комплектов одежды, накидка от дождя и пакет — три фута в длину, два в ширину и один в толщину, завернутый в старую газету и обвязанный бечевкой.
— Вот, — указал он пальцем на пакет.
— И это все? — подозрительно спросил Сойер.
— Устройство небольшое. Сейчас я вам покажу, — Коскинен уже нагнулся было, чтобы развязать пакет, но тут Сойер положил руку ему на плечо. Коскинен снова выпрямился, и Сойер произнес:
— Не нужно! И вообще, держитесь от него подальше!
Коскинен опять с трудом подавил ярость. Ведь он — свободный американский гражданин и ничем не заслужил такого к себе отношения. Что эти плоскостопые фигляры о себе возомнили?
Они из военной контрразведки, вот в чем загвоздка. Эта мысль слегка остудила его голову. Питеру никогда раньше не приходилось иметь дела с ВК, и он ни разу не слышал о том, чтобы эти люди злоупотребляли властью. Но, тем не менее, говорили о них вполголоса.
Сойер быстро и весьма профессионально проверил комнату.
— Ничего, — кивнул он. — О'кей, Коскинен, собирайте манатки и пошли.
Питер как попало покидал одежду в только сегодня купленный чемодан, потом подошел к фону и связался с портье, на ходу выдумав что-то насчет необходимости срочно уехать. Он подписал чек и заверил его отпечатком пальца. Портье зарегистрировал оплату и спросил, не нужен ли носильщик.
— Нет, спасибо. — Коскинен отключился и взглянул на агента, который так и не представился. — Сколько я буду отсутствовать? — спросил он.
— Я человек маленький. Пошли, — пожал плечами тот.
Коскинен сам держал свой чемодан, у Сойера был сверток, а второй агент стоял чуть поодаль, небрежно сунув руку в карман. После третьего поворота они сошли с движущейся дорожки и ступили на ленточный подъемник, он должен, был доставить их на крышу. Мимо спускалась вниз пара: молодой человек и девушка. Платье девушки представляло собой хитросплетение радужных переливов, от груди до колен; на голове красовалась высоченная копна волос, осыпанная блестками микалита. До них донесся ее нежный смех. Казалось, что их троих отделяет от этой пары неимоверной глубины пропасть, и Коскинен вдруг почувствовал такое одиночество, какого не испытывал с тех пор, как стоял над умирающей матерью, а над ним в ночи тревожно шумели сосны.
Чушь, чушь собачья, убеждал он себя. Все идет своим чередом. Для того и существует Протекторат, чтобы держать события под контролем, чтобы города никогда больше не возносились к небу облаками радиоактивной пыли. Военная же контрразведка была ни чем иным, как службой безопасности Протектората. Теперь, когда он впервые над этим задумался, военное применение его защитного устройства казалось вполне возможным. Само собой, не в качестве наступательного оружия. Хотя, почему бы и нет? Скорее всего, люди из службы безопасности — Боже милостивый, возможно даже сам Маркус! — хотят убедиться в том, что это действительно эффективное средство защиты.
Подъемник неторопливо шел вверх. Сойер свободной рукой придерживал юношу за локоть, молчаливый напарник не вынимал руку из кармана, в котором наверняка был пистолет. Очевидно, его вели туда, где он будет полностью отрезан от мира; потом его накачают наркотиками… Питеру вдруг мучительно захотелось снова оказаться на Марсе.
«… На самом краю Тривиум Харонтис, откуда видна почти вся пустыня Элизиум и где малюсенькое сверкающее Солнце словно бриллиант переливается в небе из пурпурного стекла…
…в этой Вселенной света, выстланной красными и рыжими дюнами до самого горизонта, усеянной игристыми кристалликами льда, увенчанной вдали зубчатой стекой пыльной бури…
…у подножия каменной башни, которая была древней еще когда земляне охотились на мамонтов…
…громадный Элкор, который подкрадывается сзади совсем неслышно — воздух слишком сух и разрежен; прикосновение его лапы — мощной и одновременно легкой, как ласка женщины, — ощущается даже сквозь легированный пластик скафандра…
…речь, воспринимаемая всем телом, ставшая уже привычной и понятной не хуже родной английской…
О, разделяющий надежды!
Явилась мне прошедшей ночью В слиянии моем со звездами небес Реальности неведомая грань…»
Наконец они выбрались на крышу. Совершенно обычный с виду аэрокар стоял чуть в стороне от остальных припаркованных малыш. Сойер небрежно кивнул подобострастно глядевшему на них служителю и открыл дверцу.
— Полезайте, — пригласил он.
Коскинен забрался внутрь пластиковой капли и расположился на переднем сидении. По сторонам уселись агенты. За пультом управления оказался Сойер. Они пристегнули ремни. На приборной доске вспыхнул зеленый свет, Сойер потянул на себя рычаг, и машина резко взмыла вверх.
Солнце в багровой дымке медленно опускалось за темную громаду Центра; в надвигающихся сумерках, словно яркие светлячки, сновали многочисленные аэрокары. Бесконечные кварталы стандартных жилых домов уходили за горизонт, кое-где разбавленные башнями небоскребов. Присмотревшись, Коскинен понял, что никакого горизонта на самом деле нет, а есть — насколько хватало взгляда — склады, заводы, жилые районы и снова склады, связанные в единый организм бесконечными изгибами труб надземки. В лучах заходящего солнца трубы казались тонкой серебряной паутиной, окутывающей пересечения улиц, транспортных поясов и линий монорельса. Уже начинали загораться огни: окна квартир перемигивались с уличными фонарями, фарами машин и поездов. В номере стояла полнейшая тишина, и город, раскинувшийся в сотне этажей внизу, казался нереальным, словно Питер смотрел новый фильм о чужой планете.
Резким движением он выключил обзорную стену, и панорама города на ней мгновенно сменилась хаотичными переливами пастельных цветов. Ничего не хотелось, даже слушать музыку, хотя у него было из чего выбирать — в номере имелась великолепная фонотека. Шум гавайского прибоя, веселье парижского кабаре — все это было не то, не под настроение… Подавились бы вы своими туманными картинками, подумал Коскинен, мне же нужно другое, то, что я смогу потрогать, понюхать, попробовать на вкус…
Что же?
В отеле было буквально все, чего могла пожелать мятущаяся душа: сад, несколько бассейнов, спортзал, театр, бары и рестораны. Имея в кармане более чем солидную сумму, полученную за прошедшие пять лет, он мог позволить себе любое сумасбродство. Кроме того, оставался еще сам супергород. А на стратоплане он мог перелететь в любой город на Западе и потом, пересев на флайер одной из местных линий, оказаться на опушке какого-нибудь национального парка и провести ночь на берегу тихого лесного озера. Или…
«Ну и что? — спросил он себя. — Да, я могу купить все, кроме настоящих друзей, к… Боже, ведь я предоставлен самому себе меньше суток, но уже понял, как чудовищно одинок. За все на свете нужно платить».
Он потянулся к фону. «Если что — звони, — сказал тогда Дейв Абрамс. — Вот тебе мой домашний номер. Это в самом центре, в Кондоминиуме, на Лонг-Айленде. У нас всегда найдется свободная комната, да и Манхеттен рядом — запросто можно прошвырнуться по пивным. Во всяком случае, пять лет назад для этого дела не было лучше места. Надеюсь, мамуля по-прежнему печет свои знаменитые блинчики с творогом».
Коскинен бессильно уронил руку. Нет, еще не время. Ведь семье Абрамса тоже нужны время и покой, чтобы заново узнать своего сына. За эти пять лет он, должно быть, здорово изменился. Даже официальный представитель правительства, который встречал их в Годдард-Филд, отметил, что все они стали какими-то необычайно спокойными, словно на них снизошло само безмолвие Марса. Ты не должен звонить, сказал себе Коскинен, хотя бы из элементарного самолюбия. Нельзя же вот так, сразу, начать скулить и просить: «Ну пожалуйста, погладьте меня хоть вы, а то мне совсем не с кем играть». И это было бы совсем некрасиво после громогласно, во всеуслышание данных обещаний — что он собирается сделать, вернувшись на Землю.
Конечно, все остальные тоже строили не менее грандиозные планы. Но у них было одно преимущество: они были старше, и им было куда возвращаться. Столь долгую разлуку выдержали даже две супружеские пары. У Питера же Коскинена родни не было вообще. Радиоактивные осадки в свое время пощадили небольшой курортный городишко на севере Миннесоты, где он родился, но разразившиеся после атомной войны эпидемии не пощадили почти никого. Сотрудники Института обнаружили восьмилетнего сироту в детском доме, и он стал учиться. Он и еще несколько тысяч осиротевших ребятишек, у которых коэффициент интеллекта был выше среднего. Учиться всегда нелегко. И не то, чтобы в школе к ним плохо относились: Институт сделал все возможное, чтобы дети не чувствовали себя одинокими — но страна отчаянно нуждалась в квалифицированных специалистах, промедление было смерти подобно. Коскинен получил диплом физика и свидетельство о прохождении курса символики уже к восемнадцати годам. В том же году Департамент Астронавтики принял его заявление на участие в девятой Марсианский экспедиции — экспедиции, которая должна была пробыть на Марсе достаточно долго, чтобы хоть что-то узнать о марсианах. И юноша отправился в полет.
Он выпрямился. С какой стати я так себя жалею? Мне всего двадцать три, у меня отменное здоровье и приличный счет в банке. Через несколько дней, после моего доклада на Совете, космическая технология перевернется вверх дном, и имя мое войдет в учебники. Все у меня отлично, все замечательно, просто я еще не успел привыкнуть к Земле. Разве может человек, который провел самые яркие годы своей недолгой жизни на планете, отличающейся от Земли, как сон от яви, мгновенно адаптироваться и стать таким же, как остальные шесть миллиардов землян?
— Но вообще-то, пора начинать, дружище, — вполголоса сказал он сам себе и направился к зеркалу, чтобы напоследок еще раз придирчиво окинуть себя взглядом. Красная куртка с высоким стоячим воротником, просторные голубые брюки и мягкие туфли — вещи, которые он приобрел только сегодня, — пожалуй, одежда по моде. Он подумал, не стоит ли сбрить коротенькую светлую бородку, но потом решил, что с ней лучше. Бородка придавала хоть какую-то мужественность его совсем по-детски курносому лицу с высокими скулами и простодушным взглядом голубых глаз. Фигура у него была великолепной, поскольку капитан Твен требовал, чтобы все регулярно занимались спортом; кроме того, постоянно таскать на себе индивидуальную систему жизнеобеспечения в добрую сотню фунтов, — это даром не проходит. Коскинен был даже удивлен той легкостью, с которой его организм приспособился к земной гравитации. Гораздо хуже на него действовали плотный загазованный воздух и влажная летняя жара.
«Ладно, сойдет», — неуверенно подумал он и направился к двери. И в этот момент зазвенел звонок.
Коскинен изумленно застыл на месте. Кто?.. Может, это кто-нибудь из товарищей по экспедиции, мелькнула шальная в своей безнадежности мысль, такой же неприкаянный бедолага, как он сам? Тут он сообразил, что посетителя должно быть видно на экране монитора. Но экран был пуст.
Может, монитор барахлит? Звонок прозвенел снова. Коскинен нажал на кнопку замка, и дверь открылась. Вошли двое. Один из них, дождавшись, пока дверь снова закроется, запер ее нажатием кнопки. Другой рукой он пробежался по клавишам на крышке небольшой коробочки. Монитор ожил, и на экране вновь появилось изображение пустого коридора с бегущей мимо двери движущейся лентой. Тем временем его напарник прошел вперед и остановился у двери в жилую комнату.
Коскинен буквально оцепенел от неожиданности и от их нахальной бесцеремонности. Незнакомцы были довольно солидной комплекции, неброско одеты, с жесткими невыразительными лицами.
— Послушайте! Что это значит?
Его голос как-то сам собой потерялся в пространстве, словно его поглотили ковровая дорожка в прихожей и звуконепроницаемые панели стен.
Тот, что стоял возле двери в комнату, спросил отрывисто:
— Вы Питер Дж. Коскинен, член экипажа космического корабля США «Боас»?
— Д-да. Но…
— Мы из военной контрразведки. — Он вытащил из кармана бумажник, раскрыл его и сунул под нос Коскинену. Тот взглянул на фотографию в удостоверении, потом перевел взгляд на агента и почувствовал, как кровь приливает к лицу.
— В чем дело? — неуверенно спросил он, поскольку любой, даже только что сошедший с корабля человек, прекрасно знал, что ВК не занимается расследованием обычных преступлений. — Я…
Человек спрятал бумажник. Коскинен успел запомнить его фамилию: Сойер. Второй, тот, что оставался у входной двери, представляться не стал.
— Наше бюро получило доклад о вас и вашей работе на Марсе, — продолжал Сойер, сверля Коскинена свинцового цвета глазами. — Но сначала мы хотели бы выяснить, что вы собираетесь делать сегодня вечером. Вы ни с кем не договаривались о встрече?
— Нет. Нет, я…
— Вот и прекрасно. Помните, что каждое ваше слово будет тщательно проверено в ходе психодопроса. Не говоря уже обо всем остальном. Так что советую говорить правду.
Коскинен невольно отступил на шаг назад и почувствовал, как руки вдруг стали липкими от холодного пота.
— А в чем, собственно, дело? — прошептал он. — Я, что, арестован? За что?
— Назовем это превентивным задержанием, — заявил Сойер, на сей раз чуть дружелюбнее. — Пока это не арест, но может стать таковым, если вы не захотите нам помочь.
— В чем меня обвиняют? — Коскинена вдруг охватил гнев. — Вы не имеете права допрашивать меня, загрузив наркотиками! Я законы знаю!
— Три года назад, приятель, Верховный Суд постановил, что в случаях, затрагивающих национальную безопасность, психодопрос допускается в виде исключения. Правда, показания, полученные таким образом не имеют юридической силы. Так что, пока это просто… — Тут Сойер спохватился. — Где эта хреновина?
— Что-что? — заикаясь переспросил Коскинен.
— Да эта самая штука. Экранизирующее устройство. Вы ведь унесли ее с «Боаса» вместе с остальным багажом, верно? Ну, где же она?
Неплохо сказано — «мой багаж». Как будто на космическом корабле можно обзавестись целой кучей разного хлама. Коскинен внутренне усмехнулся, но тут же себя одернул — ситуация к веселью не располагала.
— А-а-а зачем оно вам? — вдруг услышал он свой прерывающийся от волнения голос. — Ведь я же… не украл его. Я хотел, чтобы оно было под рукой… во время доклада…
— Никто и не говорит, что вы его украли, — заговорил, наконец, тот, что стоял у двери. — Просто дело в том, что этой штукой заинтересовались мы. Кто-нибудь еще, помимо членов экспедиции, знает о ней?
— Ни одна живая душа. — Коскинен нервно облизнул губы. Ужас мало-помалу начал отступать. — Оно у меня… прямо здесь. В этой комнате.
— Вот и отлично. Давайте его сюда.
Коскинен на непослушных ногах проковылял к шкафу и нажал кнопку. Дверца скользнула вбок, взгляду открылись висящие в шкафу несколько комплектов одежды, накидка от дождя и пакет — три фута в длину, два в ширину и один в толщину, завернутый в старую газету и обвязанный бечевкой.
— Вот, — указал он пальцем на пакет.
— И это все? — подозрительно спросил Сойер.
— Устройство небольшое. Сейчас я вам покажу, — Коскинен уже нагнулся было, чтобы развязать пакет, но тут Сойер положил руку ему на плечо. Коскинен снова выпрямился, и Сойер произнес:
— Не нужно! И вообще, держитесь от него подальше!
Коскинен опять с трудом подавил ярость. Ведь он — свободный американский гражданин и ничем не заслужил такого к себе отношения. Что эти плоскостопые фигляры о себе возомнили?
Они из военной контрразведки, вот в чем загвоздка. Эта мысль слегка остудила его голову. Питеру никогда раньше не приходилось иметь дела с ВК, и он ни разу не слышал о том, чтобы эти люди злоупотребляли властью. Но, тем не менее, говорили о них вполголоса.
Сойер быстро и весьма профессионально проверил комнату.
— Ничего, — кивнул он. — О'кей, Коскинен, собирайте манатки и пошли.
Питер как попало покидал одежду в только сегодня купленный чемодан, потом подошел к фону и связался с портье, на ходу выдумав что-то насчет необходимости срочно уехать. Он подписал чек и заверил его отпечатком пальца. Портье зарегистрировал оплату и спросил, не нужен ли носильщик.
— Нет, спасибо. — Коскинен отключился и взглянул на агента, который так и не представился. — Сколько я буду отсутствовать? — спросил он.
— Я человек маленький. Пошли, — пожал плечами тот.
Коскинен сам держал свой чемодан, у Сойера был сверток, а второй агент стоял чуть поодаль, небрежно сунув руку в карман. После третьего поворота они сошли с движущейся дорожки и ступили на ленточный подъемник, он должен, был доставить их на крышу. Мимо спускалась вниз пара: молодой человек и девушка. Платье девушки представляло собой хитросплетение радужных переливов, от груди до колен; на голове красовалась высоченная копна волос, осыпанная блестками микалита. До них донесся ее нежный смех. Казалось, что их троих отделяет от этой пары неимоверной глубины пропасть, и Коскинен вдруг почувствовал такое одиночество, какого не испытывал с тех пор, как стоял над умирающей матерью, а над ним в ночи тревожно шумели сосны.
Чушь, чушь собачья, убеждал он себя. Все идет своим чередом. Для того и существует Протекторат, чтобы держать события под контролем, чтобы города никогда больше не возносились к небу облаками радиоактивной пыли. Военная же контрразведка была ни чем иным, как службой безопасности Протектората. Теперь, когда он впервые над этим задумался, военное применение его защитного устройства казалось вполне возможным. Само собой, не в качестве наступательного оружия. Хотя, почему бы и нет? Скорее всего, люди из службы безопасности — Боже милостивый, возможно даже сам Маркус! — хотят убедиться в том, что это действительно эффективное средство защиты.
Подъемник неторопливо шел вверх. Сойер свободной рукой придерживал юношу за локоть, молчаливый напарник не вынимал руку из кармана, в котором наверняка был пистолет. Очевидно, его вели туда, где он будет полностью отрезан от мира; потом его накачают наркотиками… Питеру вдруг мучительно захотелось снова оказаться на Марсе.
«… На самом краю Тривиум Харонтис, откуда видна почти вся пустыня Элизиум и где малюсенькое сверкающее Солнце словно бриллиант переливается в небе из пурпурного стекла…
…в этой Вселенной света, выстланной красными и рыжими дюнами до самого горизонта, усеянной игристыми кристалликами льда, увенчанной вдали зубчатой стекой пыльной бури…
…у подножия каменной башни, которая была древней еще когда земляне охотились на мамонтов…
…громадный Элкор, который подкрадывается сзади совсем неслышно — воздух слишком сух и разрежен; прикосновение его лапы — мощной и одновременно легкой, как ласка женщины, — ощущается даже сквозь легированный пластик скафандра…
…речь, воспринимаемая всем телом, ставшая уже привычной и понятной не хуже родной английской…
О, разделяющий надежды!
Явилась мне прошедшей ночью В слиянии моем со звездами небес Реальности неведомая грань…»
Наконец они выбрались на крышу. Совершенно обычный с виду аэрокар стоял чуть в стороне от остальных припаркованных малыш. Сойер небрежно кивнул подобострастно глядевшему на них служителю и открыл дверцу.
— Полезайте, — пригласил он.
Коскинен забрался внутрь пластиковой капли и расположился на переднем сидении. По сторонам уселись агенты. За пультом управления оказался Сойер. Они пристегнули ремни. На приборной доске вспыхнул зеленый свет, Сойер потянул на себя рычаг, и машина резко взмыла вверх.
2
Солнце уже зашло, и мегаполис далеко внизу был погружен во тьму — сверху виднелись только редкие цепочки электрических огней, тянущиеся куда-то вдаль. Коскинен не мог охватить взглядом все это бескрайнее застроенное пространство, хотя смутно помнил, что раскинулось оно от Бостона, штат Массачусетс, до Норфолка, штат Вирджиния. На востоке гигантский город доходил до Питсбурга, где одно из его щупалец дотягивалось до такого же мегаполиса, разросшегося из Чикаго. В ночи различались только верхушки небоскребов да громадин Центров, чуть подсвеченные последними лучиками уже закатившегося солнца. Западный небосклон слегка отливал зеленью, под которой еще слегка тлели остывающие угольки заката. На небе Коскинен узнал Венеру и заметил две ползущие среди звезд искорки — это были спутники-ретрансляторы. В воздухе кишмя кишели аэрокары — в юности Питеру никогда не приходилось видеть такое их множество. Они заполняли все высотные горизонты. Значит, опять возвращается материальное благосостояние, подумал он. Высоко над всеми уровнями вдруг мелькнула громада трансконтинентального лайнера, серебристого гиганта, спешащего на океанодром Мыса Код. Коскинен с тоской проводил его взглядом.
Сойер перевел управление на автопилот и нажал кнопку с надписью «Вашингтон», задав, таким образом, курс. Кар мчался в одном из средних уровней, отведенном им диспетчерской службой. Сойер вытащил из кармана пачку сигарет.
— Курите? — спросил он Коскинена.
— Нет, спасибо. — Он испытывал совершенно идиотскую необходимость выговориться, болтать любую чепуху, лишь бы не нависало в салоне это гнетущее свинцовое молчание. — На Марсе-то особенно не раскуришься, сами понимаете.
— А, да, конечно. Вам же все время приходилось восстанавливать отработанный кислород…
— Да нет, в основном дело было в слабой гравитации и дефиците места на корабле, — возразил Коскинен. — Кислорода как раз хватало. Во всяком случае, на обратном пути. Это потому, что мы вместе с марсианами придумали одну штуку — реоксигенатор размером с кулак. Он может обеспечивать кислородом двоих. Кстати, один такой аппарат я встроил в свое защитное устройство. Я его даже испытал, когда путешествовал по Марсу без термоскафандра и шлема, а только под защитой потенциального поля…
Сойер напрягся.
— Сейчас же замолчите! — рявкнул он. — Я не должен ничего об этом слышать!
— Но вы же из службы безопасности, — удивленно заметил Коскинен.
— Я всего лишь агент, — ответил Сойер, — я совершенно не хочу лишиться памяти из-за того, что слишком много знаю. Они частенько стирают больше, чем собирались.
— Стоп! — резко сказал напарник. Сойер испуганно замолчал. Коскинен был потрясен услышанным. Неужели мне сотрут память, — с ужасом подумал он.
Второй агент обернулся и взглянул в заднее окно.
— Давно у нас на хвосте вон тот кар? — отрывисто спросил он.
Сойер глянул назад. Коскинен машинально обернулся тоже, но не увидел ничего особенного — за ними на совершенно обычном удалении летел какой-то кар, ничем не отличающийся от тех, что неслись параллельными курсами.
— Не знаю, — сухо отозвался Сойер. — По-твоему, мы одни летим в Вашингтон?
Второй агент молча вытащил из бардачка монокуляр и стал пристально разглядывать летящую позади машину.
— Да, — буркнул он наконец. — Тот же самый. Идет за нами от самого Джерси. Я еще тогда обратил внимание.
— Не один же на свете голубой «Эйзенхауэр-2012», — заметил Сойер.
— Я заметил номер, — презрительно фыркнул напарник. — А тебе, похоже, не помешало бы еще разок пройти курс в Академии.
На лбу Сойера выступили капельки пота.
— Сам посуди, велика ли вероятность того, что машина, севшая нам на хвост еще перед Филадельфией, вдруг меняет вслед за нами маршрут, крутится где-то, пока мы работаем в отеле «Фон Браун», а потом снова — по чистой случайности! — одновременно с нами решает отправиться именно в Вашингтон? — в словах агента явственно слышалось раздражение. — А в этой калоше нет даже служебного фона, и мы не можем связаться со штаб-квартирой. Ох, полетят чьи-то головы, ох, полетят!
— Мы слишком неожиданно получили задание, — возразил Сойер. — Может, это просто машина сопровождения. Конечно же, они прикрывают нас. Преследователи никогда не стали бы вести себя так по-дилетантски. Иногда штаб дает прикрытие без уведомления.
— Если бы у них было время обеспечить прикрытие, то нашлось бы и несколько минут, чтобы вызвать бронированный кар со служебным фоном, — ответил второй. — А этот парень явно иностранец. Что будем делать?
Сойер машинально потянулся к фону.
— Давай вызовем муниципальную полицию, — предложил он. — Или штаб.
— Ага! И чтобы сразу полстраны узнало, что заваривается какая-то каша? Нет, пока ситуация терпит, мы этого делать не будем. — Агент перегнулся через Коскинена и нажал кнопку на панели управления. На экране вспыхнула надпись: ЗАПРАШИВАЮ МАКСИМАЛЬНУЮ СКОРОСТЬ.
— Что происходит? — вымолвил Коскинен, заикаясь от волнения.
— Не волнуйся, малыш, — ответил агент. — После того, как Контроль переведет нас на скоростную трассу, этой пташке придется выждать около трех минут — не меньше, при такой интенсивности движения, — до следующего «окна». А за это время между нами будет около тридцати миль и куча других каров.
— Но… но…
Сойеру удалось, наконец, взять себя в руки.
— Мы и призваны оберегать вас от таких вот случайностей, — вставил он довольно дружелюбно. — Долго бы вы протянули, наложи на вас лапу китайцы?
— Отчего же, пожить-то он, может, и пожил бы, — заметил его напарник, — только вряд ли это доставило бы ему удовольствие. Ага, вот сейчас мы и оторвемся!
Где-то в ночи компьютер Контроля обнаружил, наконец, брешь, в которую мог нырнуть их кар. Прозвучал сигнал, и Коскинена вжало в спинку сидения. За окнами стремительно нырнули к земле цепочки бортовых огней соседних каров. Коскинену показалось, что они промчались сквозь галактику из зеленых и красных солнц. Огоньки остались где-то далеко позади и внизу, став частью стайки бриллиантовых светлячков, роящихся над громадой мегаполиса. Здесь, на высоте, пустынное небо еще хранило остатки синевы, и ничто в нем не напоминало о присутствии человека, кроме ползущих среди звезд немногочисленных спутников да одинокого, страшно далекого стратолайнера.
Машина выровнялась.
— Ф-ф-у! — Сойер тыльной стороной ладони утер со лба пот. — Слава тебе, Господи, наконец-то, вырвались на простор. Да, доложу я вам!..
— А что они могли нам сделать? — недоуменно спросил Коскинен. — Я имею в виду, что без разрешения Контроля… разве только у них есть возможность от него отключиться… хоть это и незаконно…
— У нас тоже есть такая возможность, и притом совершенно законная, — хмыкнул второй агент. — Что-то не вижу я на нижних линиях никакой суеты… Хотя, начнись что — копы будут здесь через две минуты. Нет, эти ребята свое дело знают. У них наверняка припасен еще не один козырь.
Сойер немного расслабился.
— Хуже другое — с этого горизонта трудно будет приземлиться; Контроль заставит ждать окна над Вашингтоном. Может, позже вернемся на старую трассу?
— Это можно.
Коскинен, который все это время с тоской взирал на звезды и с ужасом спрашивал себя, увидит ли он их еще когда-нибудь, первым заметил стратоплан.
— Что такое? — проговорил он. Оба агента подскочили в своих креслах.
Огромный корабль черной пулей пикировал прямо на них. Не видно было ни освещенных иллюминаторов, ни пламени, бьющего из дюз. Тренированным слухом, привыкшим к разреженному воздуху, Коскинен смутно уловил отдаленный гул. Кар начал вибрировать.
— Военный корабль! — взорвался Сойер. Он тут же откинул панель и вытащил пульт. Сейчас мы выйдем из-под управления Контроля, подумал Коскинен, сойдем с установленного курса и еще увеличим скорость…
Бронированный корпус военного стратоплана нависал теперь прямо над ними, но аэрокар, клюнув носом, метнулся вниз, сквозь все высотные горизонты. Другие машины в панике разлетались в разные стороны. Контроль отчаянно пытался навести в воздухе хоть какой-то порядок. У Коскинена голова шла кругом, но он все же успел заметить, что Контроль не справился-таки с задачей — две пары красно-зеленых огоньков коснулись друг друга, слились, полыхнуло пламя, и дымящаяся комета унеслась в темноту, к земле…
— Держись! — заорал тот агент, имени которого Коскинен так и не узнал. — Сейчас появятся копы!
И тут же ремень безопасности врезался Коскинену в грудь. Голова его дернулась вперед и чуть не врезалась в приборную панель. От толчка лязгнули зубы.
— Захват! — услышал он истошный вопль Сойера. — Они подцепили нас спутниковым захватом!
За окнами кабины Коскинен увидел туго натянутые тросы. Машину стало мотать из стороны в сторону, огни аэрокаров снова пошли вниз. Значит, стратоплан потащил их куда-то вверх.
Сойер в отчаянии колотил по кнопкам фона Ответа не было.
— Они забивают наши вызовы, — застонал он. Схватив рычаг управления, он рванул его на себя до отказа. Двигатель взревел, машину бешено затрясло. — Все без толку! — Сойер вернул рычаг в прежнее положение и бессильно уронил голову. — Из этой сети нам не вырваться. А копы не смогут нас выручить?
— Ни малейших шансов, — сквозь зубы процедил его напарник. — Они уйдут от любой полицейской машины — даже с таким грузом на буксире. Вот если бы ВВС вовремя их засекли и отрядили бы звено перехватчиков, тогда у нас был бы шанс.
Тьма за окнами сменилась фиолетовой мглой, на западе вновь показался краешек Солнца. Похоже, они вышли в стратосферу. Сквозь скрежет и тряску Коскинен различил тонкий свист — где-то в кабине возникла течь, и он почувствовал, как от резкого перепада давления заложило уши.
— У той машины, видимо, была своя рация для связи с кораблем, — медленно проговорил второй агент. — Стратоплан просто болтался где-то наверху, куда не достают радары Контроля. А стартовали они, скорее всего, откуда-то с американской территории, иначе их засекла бы Береговая Охрана. Потому-то нас и преследовали так открыто. Они с самого начала предвидели наши действия — то, что мы постараемся уйти вверх, а там они спокойно зацепят нас с корабля. Значит, это китайцы. Ни у кого больше нет такой совершенной организации дела и такой предусмотрительности.
Сойер перевел управление на автопилот и нажал кнопку с надписью «Вашингтон», задав, таким образом, курс. Кар мчался в одном из средних уровней, отведенном им диспетчерской службой. Сойер вытащил из кармана пачку сигарет.
— Курите? — спросил он Коскинена.
— Нет, спасибо. — Он испытывал совершенно идиотскую необходимость выговориться, болтать любую чепуху, лишь бы не нависало в салоне это гнетущее свинцовое молчание. — На Марсе-то особенно не раскуришься, сами понимаете.
— А, да, конечно. Вам же все время приходилось восстанавливать отработанный кислород…
— Да нет, в основном дело было в слабой гравитации и дефиците места на корабле, — возразил Коскинен. — Кислорода как раз хватало. Во всяком случае, на обратном пути. Это потому, что мы вместе с марсианами придумали одну штуку — реоксигенатор размером с кулак. Он может обеспечивать кислородом двоих. Кстати, один такой аппарат я встроил в свое защитное устройство. Я его даже испытал, когда путешествовал по Марсу без термоскафандра и шлема, а только под защитой потенциального поля…
Сойер напрягся.
— Сейчас же замолчите! — рявкнул он. — Я не должен ничего об этом слышать!
— Но вы же из службы безопасности, — удивленно заметил Коскинен.
— Я всего лишь агент, — ответил Сойер, — я совершенно не хочу лишиться памяти из-за того, что слишком много знаю. Они частенько стирают больше, чем собирались.
— Стоп! — резко сказал напарник. Сойер испуганно замолчал. Коскинен был потрясен услышанным. Неужели мне сотрут память, — с ужасом подумал он.
Второй агент обернулся и взглянул в заднее окно.
— Давно у нас на хвосте вон тот кар? — отрывисто спросил он.
Сойер глянул назад. Коскинен машинально обернулся тоже, но не увидел ничего особенного — за ними на совершенно обычном удалении летел какой-то кар, ничем не отличающийся от тех, что неслись параллельными курсами.
— Не знаю, — сухо отозвался Сойер. — По-твоему, мы одни летим в Вашингтон?
Второй агент молча вытащил из бардачка монокуляр и стал пристально разглядывать летящую позади машину.
— Да, — буркнул он наконец. — Тот же самый. Идет за нами от самого Джерси. Я еще тогда обратил внимание.
— Не один же на свете голубой «Эйзенхауэр-2012», — заметил Сойер.
— Я заметил номер, — презрительно фыркнул напарник. — А тебе, похоже, не помешало бы еще разок пройти курс в Академии.
На лбу Сойера выступили капельки пота.
— Сам посуди, велика ли вероятность того, что машина, севшая нам на хвост еще перед Филадельфией, вдруг меняет вслед за нами маршрут, крутится где-то, пока мы работаем в отеле «Фон Браун», а потом снова — по чистой случайности! — одновременно с нами решает отправиться именно в Вашингтон? — в словах агента явственно слышалось раздражение. — А в этой калоше нет даже служебного фона, и мы не можем связаться со штаб-квартирой. Ох, полетят чьи-то головы, ох, полетят!
— Мы слишком неожиданно получили задание, — возразил Сойер. — Может, это просто машина сопровождения. Конечно же, они прикрывают нас. Преследователи никогда не стали бы вести себя так по-дилетантски. Иногда штаб дает прикрытие без уведомления.
— Если бы у них было время обеспечить прикрытие, то нашлось бы и несколько минут, чтобы вызвать бронированный кар со служебным фоном, — ответил второй. — А этот парень явно иностранец. Что будем делать?
Сойер машинально потянулся к фону.
— Давай вызовем муниципальную полицию, — предложил он. — Или штаб.
— Ага! И чтобы сразу полстраны узнало, что заваривается какая-то каша? Нет, пока ситуация терпит, мы этого делать не будем. — Агент перегнулся через Коскинена и нажал кнопку на панели управления. На экране вспыхнула надпись: ЗАПРАШИВАЮ МАКСИМАЛЬНУЮ СКОРОСТЬ.
— Что происходит? — вымолвил Коскинен, заикаясь от волнения.
— Не волнуйся, малыш, — ответил агент. — После того, как Контроль переведет нас на скоростную трассу, этой пташке придется выждать около трех минут — не меньше, при такой интенсивности движения, — до следующего «окна». А за это время между нами будет около тридцати миль и куча других каров.
— Но… но…
Сойеру удалось, наконец, взять себя в руки.
— Мы и призваны оберегать вас от таких вот случайностей, — вставил он довольно дружелюбно. — Долго бы вы протянули, наложи на вас лапу китайцы?
— Отчего же, пожить-то он, может, и пожил бы, — заметил его напарник, — только вряд ли это доставило бы ему удовольствие. Ага, вот сейчас мы и оторвемся!
Где-то в ночи компьютер Контроля обнаружил, наконец, брешь, в которую мог нырнуть их кар. Прозвучал сигнал, и Коскинена вжало в спинку сидения. За окнами стремительно нырнули к земле цепочки бортовых огней соседних каров. Коскинену показалось, что они промчались сквозь галактику из зеленых и красных солнц. Огоньки остались где-то далеко позади и внизу, став частью стайки бриллиантовых светлячков, роящихся над громадой мегаполиса. Здесь, на высоте, пустынное небо еще хранило остатки синевы, и ничто в нем не напоминало о присутствии человека, кроме ползущих среди звезд немногочисленных спутников да одинокого, страшно далекого стратолайнера.
Машина выровнялась.
— Ф-ф-у! — Сойер тыльной стороной ладони утер со лба пот. — Слава тебе, Господи, наконец-то, вырвались на простор. Да, доложу я вам!..
— А что они могли нам сделать? — недоуменно спросил Коскинен. — Я имею в виду, что без разрешения Контроля… разве только у них есть возможность от него отключиться… хоть это и незаконно…
— У нас тоже есть такая возможность, и притом совершенно законная, — хмыкнул второй агент. — Что-то не вижу я на нижних линиях никакой суеты… Хотя, начнись что — копы будут здесь через две минуты. Нет, эти ребята свое дело знают. У них наверняка припасен еще не один козырь.
Сойер немного расслабился.
— Хуже другое — с этого горизонта трудно будет приземлиться; Контроль заставит ждать окна над Вашингтоном. Может, позже вернемся на старую трассу?
— Это можно.
Коскинен, который все это время с тоской взирал на звезды и с ужасом спрашивал себя, увидит ли он их еще когда-нибудь, первым заметил стратоплан.
— Что такое? — проговорил он. Оба агента подскочили в своих креслах.
Огромный корабль черной пулей пикировал прямо на них. Не видно было ни освещенных иллюминаторов, ни пламени, бьющего из дюз. Тренированным слухом, привыкшим к разреженному воздуху, Коскинен смутно уловил отдаленный гул. Кар начал вибрировать.
— Военный корабль! — взорвался Сойер. Он тут же откинул панель и вытащил пульт. Сейчас мы выйдем из-под управления Контроля, подумал Коскинен, сойдем с установленного курса и еще увеличим скорость…
Бронированный корпус военного стратоплана нависал теперь прямо над ними, но аэрокар, клюнув носом, метнулся вниз, сквозь все высотные горизонты. Другие машины в панике разлетались в разные стороны. Контроль отчаянно пытался навести в воздухе хоть какой-то порядок. У Коскинена голова шла кругом, но он все же успел заметить, что Контроль не справился-таки с задачей — две пары красно-зеленых огоньков коснулись друг друга, слились, полыхнуло пламя, и дымящаяся комета унеслась в темноту, к земле…
— Держись! — заорал тот агент, имени которого Коскинен так и не узнал. — Сейчас появятся копы!
И тут же ремень безопасности врезался Коскинену в грудь. Голова его дернулась вперед и чуть не врезалась в приборную панель. От толчка лязгнули зубы.
— Захват! — услышал он истошный вопль Сойера. — Они подцепили нас спутниковым захватом!
За окнами кабины Коскинен увидел туго натянутые тросы. Машину стало мотать из стороны в сторону, огни аэрокаров снова пошли вниз. Значит, стратоплан потащил их куда-то вверх.
Сойер в отчаянии колотил по кнопкам фона Ответа не было.
— Они забивают наши вызовы, — застонал он. Схватив рычаг управления, он рванул его на себя до отказа. Двигатель взревел, машину бешено затрясло. — Все без толку! — Сойер вернул рычаг в прежнее положение и бессильно уронил голову. — Из этой сети нам не вырваться. А копы не смогут нас выручить?
— Ни малейших шансов, — сквозь зубы процедил его напарник. — Они уйдут от любой полицейской машины — даже с таким грузом на буксире. Вот если бы ВВС вовремя их засекли и отрядили бы звено перехватчиков, тогда у нас был бы шанс.
Тьма за окнами сменилась фиолетовой мглой, на западе вновь показался краешек Солнца. Похоже, они вышли в стратосферу. Сквозь скрежет и тряску Коскинен различил тонкий свист — где-то в кабине возникла течь, и он почувствовал, как от резкого перепада давления заложило уши.
— У той машины, видимо, была своя рация для связи с кораблем, — медленно проговорил второй агент. — Стратоплан просто болтался где-то наверху, куда не достают радары Контроля. А стартовали они, скорее всего, откуда-то с американской территории, иначе их засекла бы Береговая Охрана. Потому-то нас и преследовали так открыто. Они с самого начала предвидели наши действия — то, что мы постараемся уйти вверх, а там они спокойно зацепят нас с корабля. Значит, это китайцы. Ни у кого больше нет такой совершенной организации дела и такой предусмотрительности.