Страница:
А кроме того, разве они не добавили в мир разумную расу уже в исторические времена?
Добавили. Не вижу причин этому не верить. Испытывая затруднения на суше, они одомашнили подходящее прямоходящее животное и за полмиллиона примерно стандартных земных лет вывели породу разумных и умелых существ. Это было последнее большое достижение их застывшего сообщества. И теперь ниао делали за них все то, что они не могли сделать сами.
Конечно, разум — не простая штука. Без использования молекулярной биологии избавиться от диких генов в популяции не удается. И какие-то ниао по тем или иным причинам уходили на новые территории и оставались без хозяина. И тут стремление к независимости быстро вырывалось из-под спуда. Инстинкт преданности сохранялся, порождая религию и взаимную привязанность. В результате возникали азкаты и другие культуры — одичавшие.
Айчуны не тревожились. Они мыслили миллионами лет. Своих ниао они не стремились распространять быстро, чтобы держать процесс под постоянным контролем. Пядь за пядью, по мере расширения сельскохозяйственных угодий, дикари будут вытеснены с лица планеты. Сейчас они не представляли никакой угрозы.
Внешники же, а теперь и мы — наоборот. Не то чтобы мы сами претендовали на эту жалкую планетку. Но самое наше существование было оскорблением. Наша претензия на приход из других миров невообразимо большой и сложной Вселенной стояла поперек горла мифологии, имевшей заслуженный возраст уже во времена динозавров. Наши машины, наше оружие, такие простые вещи, как стальные ножи, здесь были невообразимы и, конечно же, не могли быть повторены. Своим существованием мы выносили смертный приговор целой культуре.
Внешники здесь были так недолго, что айчуны испытали лишь легкое потрясение. Но то, чему их научили, они сохранили. Теперь здесь оказались мы, еще одна иная раса. Но теперь чужаков было мало, и они были уязвимы. Если нас удастся поставить под ярмо, значит, мы ниже их. И тогда айчуны смогут убедить себя, что такие чужаки тоже были созданы ими в далеком прошлом, дабы изобрести все эти вещи, которые сейчас преподносят своим богам.
Я спорил. Я пытался показать им, насколько смешна эта схема. Я сказал, что мы не сможем дать им больше железа, чем у нас на корабле, а если мы создадим для них растения, извлекающие легкие металлы, они все равно будут очень сильно ограничены их запасами; что если мой народ захочет создать здесь базу, то ни хрена все айчуны вместе взятые с этим поделать не смогут, а вот если они будут с нами сотрудничать, мы можем предложить им великую награду…
Бесполезно. Такие понятия были вне их поля зрения.
Они не были глупцами или безумцами. Просто они отличались от нас.
— Давно посеянное нами семя дало нам плод, — произнес голос карлика. — Мы займем ваш лагерь и поставим вас на работу.
— А вот черта с два! — Я выхватил пистолет. Их разумы не пытались меня остановить.
Я выпустил луч в воздух. Ниао завыли и прикрыли глаза. Айчуны нырнули.
— Видели? — крикнул я. — Мы можем убить вас и все ваше Стадо. Возьмем лодку и поплывем обратно. Наши друзья не откроют вам ворота, а их оружие сожжет вас издали. Мы не хотим драться, но если придется, то умрете вы!
Чьи-то пальцы сомкнулись у меня на запястье, и рука зажала мою руку. Пистолет вылетел и ударился о камень. От толчка я споткнулся. Судорожно повернувшись, я увидел Йо Рорна.
Его пистолет смотрел прямо на меня.
— Стой спокойно, — сказал Рорн.
— Какого хаоса! — Я шагнул к нему.
— Остановись! Я не хочу тебя сжигать, — он говорил спокойно, а лицо, обрамленное тьмой, оставалось безмятежным. — Ты проиграл.
Глава 12
Глава 13
Добавили. Не вижу причин этому не верить. Испытывая затруднения на суше, они одомашнили подходящее прямоходящее животное и за полмиллиона примерно стандартных земных лет вывели породу разумных и умелых существ. Это было последнее большое достижение их застывшего сообщества. И теперь ниао делали за них все то, что они не могли сделать сами.
Конечно, разум — не простая штука. Без использования молекулярной биологии избавиться от диких генов в популяции не удается. И какие-то ниао по тем или иным причинам уходили на новые территории и оставались без хозяина. И тут стремление к независимости быстро вырывалось из-под спуда. Инстинкт преданности сохранялся, порождая религию и взаимную привязанность. В результате возникали азкаты и другие культуры — одичавшие.
Айчуны не тревожились. Они мыслили миллионами лет. Своих ниао они не стремились распространять быстро, чтобы держать процесс под постоянным контролем. Пядь за пядью, по мере расширения сельскохозяйственных угодий, дикари будут вытеснены с лица планеты. Сейчас они не представляли никакой угрозы.
Внешники же, а теперь и мы — наоборот. Не то чтобы мы сами претендовали на эту жалкую планетку. Но самое наше существование было оскорблением. Наша претензия на приход из других миров невообразимо большой и сложной Вселенной стояла поперек горла мифологии, имевшей заслуженный возраст уже во времена динозавров. Наши машины, наше оружие, такие простые вещи, как стальные ножи, здесь были невообразимы и, конечно же, не могли быть повторены. Своим существованием мы выносили смертный приговор целой культуре.
Внешники здесь были так недолго, что айчуны испытали лишь легкое потрясение. Но то, чему их научили, они сохранили. Теперь здесь оказались мы, еще одна иная раса. Но теперь чужаков было мало, и они были уязвимы. Если нас удастся поставить под ярмо, значит, мы ниже их. И тогда айчуны смогут убедить себя, что такие чужаки тоже были созданы ими в далеком прошлом, дабы изобрести все эти вещи, которые сейчас преподносят своим богам.
Я спорил. Я пытался показать им, насколько смешна эта схема. Я сказал, что мы не сможем дать им больше железа, чем у нас на корабле, а если мы создадим для них растения, извлекающие легкие металлы, они все равно будут очень сильно ограничены их запасами; что если мой народ захочет создать здесь базу, то ни хрена все айчуны вместе взятые с этим поделать не смогут, а вот если они будут с нами сотрудничать, мы можем предложить им великую награду…
Бесполезно. Такие понятия были вне их поля зрения.
Они не были глупцами или безумцами. Просто они отличались от нас.
— Давно посеянное нами семя дало нам плод, — произнес голос карлика. — Мы займем ваш лагерь и поставим вас на работу.
— А вот черта с два! — Я выхватил пистолет. Их разумы не пытались меня остановить.
Я выпустил луч в воздух. Ниао завыли и прикрыли глаза. Айчуны нырнули.
— Видели? — крикнул я. — Мы можем убить вас и все ваше Стадо. Возьмем лодку и поплывем обратно. Наши друзья не откроют вам ворота, а их оружие сожжет вас издали. Мы не хотим драться, но если придется, то умрете вы!
Чьи-то пальцы сомкнулись у меня на запястье, и рука зажала мою руку. Пистолет вылетел и ударился о камень. От толчка я споткнулся. Судорожно повернувшись, я увидел Йо Рорна.
Его пистолет смотрел прямо на меня.
— Стой спокойно, — сказал Рорн.
— Какого хаоса! — Я шагнул к нему.
— Остановись! Я не хочу тебя сжигать, — он говорил спокойно, а лицо, обрамленное тьмой, оставалось безмятежным. — Ты проиграл.
Глава 12
Когда мы возвращались, галактика стояла высоко и уже бледнела в первых проблесках рассвета. Мне пока еще были нужны инфракрасные очки, и в них Озеро Безмолвия казалось серым, как лед, и слегка рябило на слабом ветру. Воздух становился прохладнее. Я стоял на палубе галеры, смотрел на сопровождающие нас каноэ, и, когда я видел, как спокойно и деловито работают ниао, меня пробирал страх.
Под палубами в баке с водой покоились два айчуна. Они собирались после занятия нашего лагеря провести осмотр на месте. Через своих телепатов они держали связь со всеми своими товарищами по всей планете. И против моего экипажа сейчас шел не этот маленький флот, а вся планета.
— Нет, — сказал Рорн, — они не влезли мне внутрь и не дергают за ниточки. Я делаю то, чего хочу сам.
Я не мог прямо смотреть в его безмятежные глаза. Эти глубинные дьяволы оказались умными чертями, подумал я. Почувствовав его слабость, они оставили меня в покое, отвлекли мое внимание разговором и все эти часы изучали Рорна. Они не то чтобы опрокинули всю его защиту. Он бы это заметил и позвал бы меня на помощь. Вместо этого они изучали его реакцию на слабые импульсы, один, другой, пока не поняли его настолько хорошо, что смогли… А что они смогли? Я спросил его.
— Им здорово повезло, что ты взял с собой меня, а не кого-нибудь другого, — сказал Рорн безразличным голосом. — Они не могут работать с хорошо развитой личностью. Они признались, что даже пойманного дикаря нельзя укротить, пока его не сломят физически. А мы, люди, еще меньше доступны для них, чем любой азкат. Но у меня не было достаточно хорошо организованного эго. Я был просто сгустком отдельных импульсов и плохо понятых воспоминаний. Галактическая цивилизация мало что могла мне предложить.
— А что они тебе дали?
— Целостность. Я в гармонии с этим миром.
— Как хороший, послушный раб?
— Оскорбительные слова не приблизят тебя к пониманию. Мне показали нечто великое, прекрасное, спокойное и полное мира. Потом убрали. Я понял намек: мне это вернут, если я к ним присоединюсь.
— Итак, ты перестал быть человеком, — сказал я.
— Без сомнения. А что пользы оставаться человеком? Да, через сто или больше лет я бы снова откристаллизовался в подобную вам форму. Но очень хилую и второсортную, тем более по сравнению с тем, что у меня есть сейчас.
Что он действует вполне свободно, я не верил. Когда айчуны пробили его слабое сопротивление, им удалось исследовать его нейронные пути, и они в конце концов нашли, как непосредственно стимулировать его центр удовольствия. (Я бы им этого не позволил, и ни один нормальный человек тоже — сначала пришлось бы разрушить его личность чем-то вроде сенсорной депривации.) Однако говорить об этом Рорну не было смысла.
У меня во рту стоял кислый вкус поражения.
— А зачем ты взял на себя труд мне это объяснять? — спросил я.
— Они сказали, что так надо. Они хотят, чтобы вы с ними сотрудничали.
Я сделал последнюю попытку:
— Постарайся подумать. Твои мыслительные способности еще не очень повреждены, надеюсь.
— Наоборот, — улыбнулся он. — Ты себе представить не можешь, как это раскрепощает мысль — быть в безопасности в больше не подвергаться оскорблениям.
— Так думай, прах тебя побери! Я тебе не буду напоминать, что все остальные рвутся домой, что у них там все — от семей и друзей до нормального желтого солнца. Тебе это все равно. Но ты же будешь жить здесь столетиями, накапливая воспоминания. Лишенный возможности их разгрузки, ты просто сойдешь с ума.
— Нет. Они мне помогут лучше любой машины.
— Они же не боги! Они не всесильны, они не умеют делать сотой доли того, что умеем мы. Да каждый из нас уже пережил десятки таких, как они.
— Я им это сказал. Они говорят, что это очень увеличивает нашу ценность в их глазах. Они не завидуют, потому что они возрождаются.
— Ты что, веришь в эту ахинею?
— Символическая истина не обязана быть истиной научной. По крайней мере, как раса они куда древнее таких поденок, как мы.
— Но ведь они даже в психологии, в менталистике примитивны. Они ведь не разговаривают с тобой непосредственно, разум к разуму?
Он покачал головой.
— Я так думаю, что нет, — продолжал я. — А в нашем мире есть люди, которые это могут. Если это то, что тебе нужно, так там это будет лучше.
— Я их однажды пробовал. Не то. Не то, что здесь.
— Конечно, — жестко сказал я, — там тебе не предлагали снова стать ребенком во чреве матери. Тебе не предлагали свое могущество самозваные боги. Тебе не лудили мозги ложью. Терапевты только старались помочь тебе стать самим собой.
Его спокойствие было непоколебимо.
— Наверное, в глубине души мне этого не хотелось. Пойми, ради Бога, я не желаю тебе зла. В сущности, я тебя люблю. Я люблю все сущее во Вселенной, а раньше это было мне недоступно.
Он остановился и продолжал бесцветным голосом:
— Я тебе все это объяснял, чтобы ты осознал свое поражение и не делал ничего такого, что могло бы тебе повредить. Нам, людям, предстоит играть в этом мире важную роль.
Он повернулся и пошел прочь.
Мою рацию, разумеется, конфисковали. Рорн по своей связался с лагерем и доложил как раз то, что наши ребята хотели услышать. Ниао — цивилизованный народ, они будут рады выделить нам рабочих в обмен на то, чему мы можем их научить. Краткое пребывание внешников разбудило их жажду прогресса. Я остался у них, чтобы обсудить подробности, и со мной обращаются как с императором. Азкатов легко будет уговорить освободить Валланда. Рорн приведет первую рабочую команду — большую, для тяжелых восстановительных работ.
Когда в виду показался дикий берег Озера Безмолвия, меня отвели вниз. Привязанный там к стойке, я слышал обрывки происходившего на берегу. Первые радостные приветствия с берега и на берег, швартовка, открытые ворота, мирное поведение, пока не усыпили все возможные подозрения, сигнал, и на каждого человека набросились по три-четыре ниао, подобравшиеся к этому моменту достаточно близко. Я слышал, как айчуны прошлепали мимо меня к спуску на берег. А я сидел в темноте и слушал дождь.
Наконец какой-то солдат спустился отвязать меня. Я взвалил свой рюкзак на плечо и пошел за ним по этой лестнице Иакова в каноэ, через хлещущий и слепящий дождь к берегу. Уже наступил день, и копья дождя в воде окрасились как бы кровью. Мои инфракрасные очки заливало бурей, я сдвинул их на лоб и вперился в красный мрак. Нашего космолета не было видно. Возвышение, где мы построились, громоздилось неясной массой слева от меня. Кроме моего гигантского стража и нескольких гребцов каноэ, не было видно никого. Мы двинулись. Мои сапоги чавкали по грязи.
«Ну что ж, — подумал я, — надежда еще не умерла. Когда от нас долго ничего не услышат, компания пошлет другую экспедицию. Они меньше примут на веру и не потерпят крушения. Через какое-то время на этой планете найдут базу людей. В конце концов они выяснят нашу судьбу или догадаются о ней, увидев то, что айчуны заставят нас сделать для них.
Только эти глубинные дьяволы, пользуясь советами Рорна, что-нибудь придумают. И после того как мы для них что-то сделаем, найдут время устроить нам хорошую промывку мозгов, превратив всех в Рорнов».
Я споткнулся. Конвоир ткнул меня твердым пальцем.
Я взорвался от бешеной злости. Резко повернувшись, я выхватил нож из его ножен и полоснул. Кремневое лезвие было острее стали. Руку, что тянулась меня схватить, оно просто перерезало. При вспышке молнии блеснула желтая кровь.
Стражник взревел. Я бросился бежать. Он за мной. Его перепончатые лапы не вязли в грязи, и он летел огромными шагами. Догнав, он попытался меня схватить. Я увернулся. Он махнул хвостом и сбил меня с ног.
По глазам хлестал дождь. Стражник возвышался надо мной неимоверной тушей. Я видел, как он наклоняется снова меня схватить. Но он наклонялся все ниже и ниже, ноги подогнулись, и он упал на брюхо рядом со мной. Его сердца привыкли перекачивать много лишенной гемоглобина крови и выкачали его насухо за несколько секунд.
Экипаж лодки брал меня в кольцо. Они могли бы меня захватить, но эти ниао были выведены для мирной работы. Я выпрямился и рубанул ножом воздух. Они брызнули в стороны, а я побежал.
Оглянувшись, я увидел, что один побежал докладывать, а остальные держатся на расстоянии и не отстают. Раздался раскат грома, и я на время оглох. Потом снова засвистел ветер и зашлепал дождь. Рюкзак тянул назад, горло горело от частого дыхания.
Ниао от меня не отстанут. По их крикам солдаты догадаются, где нас искать. Я не лесной житель, тем более на чужой планете. Я — обитатель чистых звездных пространств, которых мне больше не видать. От погони мне не избавиться даже в самой густой чаще, которая как раз сейчас начиналась впереди.
Я посмотрел на каменный нож. Это выход. Засунув его за пояс, я двинулся дальше.
За мной сомкнулся лес. Мой космос сузился до стволов, листьев, ветвей, хлещущих меня по лицу, лиан, хватающих за лодыжки, пока я пробирался через топь. Зрение было здесь бесполезно. В ноздри лез запах болотной гнили, где-то кричали какие-то звери. Они шли за мной.
Нет… это были голоса ниао. Они выли. И в ответ раздался вой, похожий на волчий. Я задержал рвущееся из груди дыхание. Меня вдруг осенило, что Стая наверняка продолжала подозрительно за нами наблюдать. При всем этом страхе и ярости я должен был помнить и не терять надежды.
Когда азкаты меня окружили, только тогда я их заметил — тени в полумраке. Оружие они держали в руках, и дождь не успел еще смыть с него следы только что устроенной бойни.
Я собрал свой скудный словарный запас их языка и прохрипел:
— Мы уходить. Шкил приходить. Ходить. Я-Валланд.
— Да, — ответил один из них. — Быстро.
Гнали они безжалостно. У меня остались лишь обрывки воспоминаний об этой гонке в холмах. Помню красное солнце в пурпурном небе, помню скалы и деревья возле логовищ. Меня встретил Хьюг Валланд. Он имел вполне приличный вид, но уже давно не укорачивал волос. На нем выросла большая солнечно-желтая борода, и он стоял величественный, как Бог.
— Добро пожаловать, шкипер! — донесся до меня его голос. — Пошли, умоешься, а потом выпить и пожевать чего-нибудь. Господи, у тебя вид, как у Сатаны с похмелья.
Я упал в его объятия.
Проснулся я на ложе из ветвей и шкур в разрисованной пещере. Местная женщина принесла мне миску супа, сваренного из моего рациона. Она что-то провыла наружу, и в пещеру вошел Валланд.
— Ну и как ты?
— Живой, — буркнул я.
— Ага, могу себе вообразить. Разбитый, усталый и голодный. Но ничего с тобой серьезного не случилось, насколько я вижу, и нам много есть о чем поговорить.
Он посадил меня на моем ложе и дал стимулятор из своей аптечки. Я почувствовал прилив сил и какую-то отстраненную ясность и силу мысли.
Мимо силуэта сидящего по-турецки Валланда я посмотрел сквозь тьму пещеры наружу. Там явно было какое-то шевеление. Пробегали рысью туда и сюда вооруженные мужчины, дым лагерных костров поднимался к небу, слышались лающие команды и выкрики.
— А рассказал бы ты мне, что все-таки случилось, — сказал Валланд.
Когда я закончил, он удивленно присвистнул.
— Не думал, что глубинные дьяволы настолько его обработали.
Валланд вытащил трубку, набил и, морщась, раскурил.
— У нас мало времени, — заметил он. — Табак вот-вот кончится.
— Я больше думаю насчет еды, — сказал я. — Я помню, сколько ты взял с собой и сколько нес я. Между нами говоря, мы дотянем только до захода солнца.
— Угу. Я просто пытался изложить ту же мысль более мягко. — Он замолчал и какое-то время только затягивался. — Барабаны передали весть о том, что Стадо вошло в лагерь, и о том, что ты на пути к нам. Вот лучше ты ничего сделать не мог, шкипер. Я-Кела не смог бы меня защитить, если бы Стая решила, что вы продались врагу. А так я связался с Рорном по радио. Он очень откровенно мне объяснил, как он перешел к глубинным дьяволам — поскольку он уже знал, что мне известно о твоем бегстве. Он сказал, что я должен убежать от Стаи, а он пошлет отряд мне навстречу. Я ему сказал, куда он может засунуть себе этот отряд, и мы с ним больше не говорили. Я-то думал, что он переметнулся в припадке помешательства и не понимал, что с ним случилось на самом деле. Бедный дурак.
Действие лекарства кончалось, и я почувствовал приступ отчаяния.
— Теперь нам остается только умирать. Что мы еще можем сделать?
— А что ты имел в виду, когда бежал?
— Ничего конкретного. Может быть, умереть свободным. Валланд хмыкнул:
— Не будь романтиком. У тебя для этого морда не та. Цель игры — выжить, добраться обратно к людям и к нашему барахлу. На Земле ждет Мэри О'Мира.
Последняя фраза прозвучала мягко, но что-то в ней заставило меня сесть на ложе. «Господь создатель, — подумал я, — неужто женщина может наделить человека такой силой?»
— Расслабься, — сказал Валланд. — Прямо сейчас нам ничего не сделать.
— А я думал, ты что-то готовил, — сказал я.
— Уж конечно. Я перестал быть пленником, как только я-Кела сказал Стае, что мои соплеменники стали жертвой глубинных дьяволов. Он-то сам готов был мне поверить уже и без того.
Потом, когда я лучше познакомился с азкатами, мне рассказали, что Валланд был на той охоте, когда однорог прорвал цепь копейщиков и сбил с ног Единого. Но раньше, чем зверь смог бы пригвоздить его к земле, на нем бульдогом повис Валланд. Конечно, ему помогла привычка к более высокой гравитации, и все же я сомневаюсь, чтобы многие могли поступить так, как Валланд.
— Проблема была в том, чтобы убедить их, что борьба не безнадежна, — говорил мне Валланд. — Им и сейчас еще нелегко в это поверить. Они, бывало, выигрывали стычки со Стадом, но проигрывали войны. Однако я выложил на стол туза. Я им сказал: «Стадо перешло озеро. Около корабля они построят форпост. Потом для его обеспечения перевезут крестьян и фермеров. Если мы их сейчас отсюда не выбросим, то эти земли для охоты вы тоже потеряете».
Он выпустил клуб дыма, как огнедышащий дракон.
— И мы в принципе договорились с другими Стаями, что надо собраться вместе и атаковать, пока дело не зашло слишком далеко.
— Дикари каменного века против лучевых ружей?
— Ну, не так безнадежно. Я, бывало, служил солдатом там и сям и кое в чем разбираюсь. Рорн не сможет дать лучевые ружья ни в чьи руки, кроме человеческих. Он покажет солдатам Стада, как ими пользоваться. Однако ты сам понимаешь, что это будут за стрелки без тренировки. У Кортеса тоже было современное оружие и солдаты куда дисциплинированнее ацтеков, но, когда индейцы как следует разозлились, они вышвырнули его из Мехико. — Валланд задумчиво добавил: — Он вернулся потом, поддержанный испанской военной мощью. Мы должны это предотвратить.
— И что ты предполагаешь делать?
— В данный момент я занят вдалбливанием в местные головы понятия единого командования и действия по плану. Эта работа куда тяжелее битвы.
— Но послушай, Хьюг, Стаи могут превосходить Стадо численностью, но идти на штурм придется по открытому пространству. И как бы ни были плохи лучевые стрелки, но они положат всех. Я уже не говорю о стрелах — лучники у Стада хороши.
— А кто сказал, что мы пойдем на штурм? По крайней мере, что это будет главной операцией? У меня есть план, и он должен быть для глубинных дьяволов неожиданным. Все, что ты мне рассказал, полностью совпадает с тем, что знает о них я-Кела, и это, похоже, значит, что читать мысли они не умеют. Если бы умели, не надо было бы передавать слова через этих транслирующих уродцев. Глубинные дьяволы прочли эмоциональную структуру Рорна и смогли его изменить. Но это на нижнем уровне, на уровне желез. Что он думает или что думаем мы, они знать не могут.
— Наши люди у них заложниками, — напомнил я. — Я не говорю о пищевых баках и всем остальном, без чего нам не выжить.
— А я не забыл. — Он говорил мягко и не настойчиво. — У них будет шанс, так же как и у нас. Потому что разве есть им что терять? Если мы ворвемся…
Тень загородила устье пещеры, и вошел я-Кела. Он приветствовал меня с учтивостью, свойственной дикарям в любой части Вселенной, а потом обратился к Валланду. Я не мог понять его речи, но он был взволнован.
Валланд кивнул.
— Извини, — сказал он мне. — Дела.
— Что случилось?
— А, обыкновенная глупая случайность, которая всегда где-нибудь да произойдет. Вожаки некоторых Стай решили, что им мои предложения не нравятся. Если партизанская тактика «бей-беги» годилась для дедушки, то для них она тоже хороша, и к чертовой матери эту иностранную чушь насчет единства и распределения задач. Я-Кела не может их уговорить, придется мне. Если кого-нибудь отпустить домой, остальные разбегутся в тот же миг.
— Ты думаешь, тебе удастся их остановить? — засомневался я, потому что сам кое-что знал о политике и о гордости.
— Я только этим и занимаюсь с тех пор, как мы начали. А теперь отдохни, силы тебе еще понадобятся.
Валланд вышел вслед за я-Келой — для этого ему пришлось нагнуться.
Я лежал, проклиная свою слабость, которая мешала мне пойти с ним. Раздалось шарканье многих ног; Валланд впоследствии сказал мне, что был вынужден определенный логический довод подчеркнуть кулаком. В тот момент я слышал только горны и барабан. Я слышал человеческий голос, вознесшийся в песне, и некоторые из этих песен я помнил — «Звездно-полосатое знамя», «Марсельеза», «Марш тысяч» — песни, выкованные куда более воинственной расой, чем все, которые видел этот мир. Потом он отложил инструмент, и у меня волосы встали дыбом: Стая взвыла. Они не понимали языка, им была чужда идея армии, но они почуяли могучее волшебство и пойдут за ним, пока жив волшебник.
Под палубами в баке с водой покоились два айчуна. Они собирались после занятия нашего лагеря провести осмотр на месте. Через своих телепатов они держали связь со всеми своими товарищами по всей планете. И против моего экипажа сейчас шел не этот маленький флот, а вся планета.
— Нет, — сказал Рорн, — они не влезли мне внутрь и не дергают за ниточки. Я делаю то, чего хочу сам.
Я не мог прямо смотреть в его безмятежные глаза. Эти глубинные дьяволы оказались умными чертями, подумал я. Почувствовав его слабость, они оставили меня в покое, отвлекли мое внимание разговором и все эти часы изучали Рорна. Они не то чтобы опрокинули всю его защиту. Он бы это заметил и позвал бы меня на помощь. Вместо этого они изучали его реакцию на слабые импульсы, один, другой, пока не поняли его настолько хорошо, что смогли… А что они смогли? Я спросил его.
— Им здорово повезло, что ты взял с собой меня, а не кого-нибудь другого, — сказал Рорн безразличным голосом. — Они не могут работать с хорошо развитой личностью. Они признались, что даже пойманного дикаря нельзя укротить, пока его не сломят физически. А мы, люди, еще меньше доступны для них, чем любой азкат. Но у меня не было достаточно хорошо организованного эго. Я был просто сгустком отдельных импульсов и плохо понятых воспоминаний. Галактическая цивилизация мало что могла мне предложить.
— А что они тебе дали?
— Целостность. Я в гармонии с этим миром.
— Как хороший, послушный раб?
— Оскорбительные слова не приблизят тебя к пониманию. Мне показали нечто великое, прекрасное, спокойное и полное мира. Потом убрали. Я понял намек: мне это вернут, если я к ним присоединюсь.
— Итак, ты перестал быть человеком, — сказал я.
— Без сомнения. А что пользы оставаться человеком? Да, через сто или больше лет я бы снова откристаллизовался в подобную вам форму. Но очень хилую и второсортную, тем более по сравнению с тем, что у меня есть сейчас.
Что он действует вполне свободно, я не верил. Когда айчуны пробили его слабое сопротивление, им удалось исследовать его нейронные пути, и они в конце концов нашли, как непосредственно стимулировать его центр удовольствия. (Я бы им этого не позволил, и ни один нормальный человек тоже — сначала пришлось бы разрушить его личность чем-то вроде сенсорной депривации.) Однако говорить об этом Рорну не было смысла.
У меня во рту стоял кислый вкус поражения.
— А зачем ты взял на себя труд мне это объяснять? — спросил я.
— Они сказали, что так надо. Они хотят, чтобы вы с ними сотрудничали.
Я сделал последнюю попытку:
— Постарайся подумать. Твои мыслительные способности еще не очень повреждены, надеюсь.
— Наоборот, — улыбнулся он. — Ты себе представить не можешь, как это раскрепощает мысль — быть в безопасности в больше не подвергаться оскорблениям.
— Так думай, прах тебя побери! Я тебе не буду напоминать, что все остальные рвутся домой, что у них там все — от семей и друзей до нормального желтого солнца. Тебе это все равно. Но ты же будешь жить здесь столетиями, накапливая воспоминания. Лишенный возможности их разгрузки, ты просто сойдешь с ума.
— Нет. Они мне помогут лучше любой машины.
— Они же не боги! Они не всесильны, они не умеют делать сотой доли того, что умеем мы. Да каждый из нас уже пережил десятки таких, как они.
— Я им это сказал. Они говорят, что это очень увеличивает нашу ценность в их глазах. Они не завидуют, потому что они возрождаются.
— Ты что, веришь в эту ахинею?
— Символическая истина не обязана быть истиной научной. По крайней мере, как раса они куда древнее таких поденок, как мы.
— Но ведь они даже в психологии, в менталистике примитивны. Они ведь не разговаривают с тобой непосредственно, разум к разуму?
Он покачал головой.
— Я так думаю, что нет, — продолжал я. — А в нашем мире есть люди, которые это могут. Если это то, что тебе нужно, так там это будет лучше.
— Я их однажды пробовал. Не то. Не то, что здесь.
— Конечно, — жестко сказал я, — там тебе не предлагали снова стать ребенком во чреве матери. Тебе не предлагали свое могущество самозваные боги. Тебе не лудили мозги ложью. Терапевты только старались помочь тебе стать самим собой.
Его спокойствие было непоколебимо.
— Наверное, в глубине души мне этого не хотелось. Пойми, ради Бога, я не желаю тебе зла. В сущности, я тебя люблю. Я люблю все сущее во Вселенной, а раньше это было мне недоступно.
Он остановился и продолжал бесцветным голосом:
— Я тебе все это объяснял, чтобы ты осознал свое поражение и не делал ничего такого, что могло бы тебе повредить. Нам, людям, предстоит играть в этом мире важную роль.
Он повернулся и пошел прочь.
Мою рацию, разумеется, конфисковали. Рорн по своей связался с лагерем и доложил как раз то, что наши ребята хотели услышать. Ниао — цивилизованный народ, они будут рады выделить нам рабочих в обмен на то, чему мы можем их научить. Краткое пребывание внешников разбудило их жажду прогресса. Я остался у них, чтобы обсудить подробности, и со мной обращаются как с императором. Азкатов легко будет уговорить освободить Валланда. Рорн приведет первую рабочую команду — большую, для тяжелых восстановительных работ.
Когда в виду показался дикий берег Озера Безмолвия, меня отвели вниз. Привязанный там к стойке, я слышал обрывки происходившего на берегу. Первые радостные приветствия с берега и на берег, швартовка, открытые ворота, мирное поведение, пока не усыпили все возможные подозрения, сигнал, и на каждого человека набросились по три-четыре ниао, подобравшиеся к этому моменту достаточно близко. Я слышал, как айчуны прошлепали мимо меня к спуску на берег. А я сидел в темноте и слушал дождь.
Наконец какой-то солдат спустился отвязать меня. Я взвалил свой рюкзак на плечо и пошел за ним по этой лестнице Иакова в каноэ, через хлещущий и слепящий дождь к берегу. Уже наступил день, и копья дождя в воде окрасились как бы кровью. Мои инфракрасные очки заливало бурей, я сдвинул их на лоб и вперился в красный мрак. Нашего космолета не было видно. Возвышение, где мы построились, громоздилось неясной массой слева от меня. Кроме моего гигантского стража и нескольких гребцов каноэ, не было видно никого. Мы двинулись. Мои сапоги чавкали по грязи.
«Ну что ж, — подумал я, — надежда еще не умерла. Когда от нас долго ничего не услышат, компания пошлет другую экспедицию. Они меньше примут на веру и не потерпят крушения. Через какое-то время на этой планете найдут базу людей. В конце концов они выяснят нашу судьбу или догадаются о ней, увидев то, что айчуны заставят нас сделать для них.
Только эти глубинные дьяволы, пользуясь советами Рорна, что-нибудь придумают. И после того как мы для них что-то сделаем, найдут время устроить нам хорошую промывку мозгов, превратив всех в Рорнов».
Я споткнулся. Конвоир ткнул меня твердым пальцем.
Я взорвался от бешеной злости. Резко повернувшись, я выхватил нож из его ножен и полоснул. Кремневое лезвие было острее стали. Руку, что тянулась меня схватить, оно просто перерезало. При вспышке молнии блеснула желтая кровь.
Стражник взревел. Я бросился бежать. Он за мной. Его перепончатые лапы не вязли в грязи, и он летел огромными шагами. Догнав, он попытался меня схватить. Я увернулся. Он махнул хвостом и сбил меня с ног.
По глазам хлестал дождь. Стражник возвышался надо мной неимоверной тушей. Я видел, как он наклоняется снова меня схватить. Но он наклонялся все ниже и ниже, ноги подогнулись, и он упал на брюхо рядом со мной. Его сердца привыкли перекачивать много лишенной гемоглобина крови и выкачали его насухо за несколько секунд.
Экипаж лодки брал меня в кольцо. Они могли бы меня захватить, но эти ниао были выведены для мирной работы. Я выпрямился и рубанул ножом воздух. Они брызнули в стороны, а я побежал.
Оглянувшись, я увидел, что один побежал докладывать, а остальные держатся на расстоянии и не отстают. Раздался раскат грома, и я на время оглох. Потом снова засвистел ветер и зашлепал дождь. Рюкзак тянул назад, горло горело от частого дыхания.
Ниао от меня не отстанут. По их крикам солдаты догадаются, где нас искать. Я не лесной житель, тем более на чужой планете. Я — обитатель чистых звездных пространств, которых мне больше не видать. От погони мне не избавиться даже в самой густой чаще, которая как раз сейчас начиналась впереди.
Я посмотрел на каменный нож. Это выход. Засунув его за пояс, я двинулся дальше.
За мной сомкнулся лес. Мой космос сузился до стволов, листьев, ветвей, хлещущих меня по лицу, лиан, хватающих за лодыжки, пока я пробирался через топь. Зрение было здесь бесполезно. В ноздри лез запах болотной гнили, где-то кричали какие-то звери. Они шли за мной.
Нет… это были голоса ниао. Они выли. И в ответ раздался вой, похожий на волчий. Я задержал рвущееся из груди дыхание. Меня вдруг осенило, что Стая наверняка продолжала подозрительно за нами наблюдать. При всем этом страхе и ярости я должен был помнить и не терять надежды.
Когда азкаты меня окружили, только тогда я их заметил — тени в полумраке. Оружие они держали в руках, и дождь не успел еще смыть с него следы только что устроенной бойни.
Я собрал свой скудный словарный запас их языка и прохрипел:
— Мы уходить. Шкил приходить. Ходить. Я-Валланд.
— Да, — ответил один из них. — Быстро.
Гнали они безжалостно. У меня остались лишь обрывки воспоминаний об этой гонке в холмах. Помню красное солнце в пурпурном небе, помню скалы и деревья возле логовищ. Меня встретил Хьюг Валланд. Он имел вполне приличный вид, но уже давно не укорачивал волос. На нем выросла большая солнечно-желтая борода, и он стоял величественный, как Бог.
— Добро пожаловать, шкипер! — донесся до меня его голос. — Пошли, умоешься, а потом выпить и пожевать чего-нибудь. Господи, у тебя вид, как у Сатаны с похмелья.
Я упал в его объятия.
Проснулся я на ложе из ветвей и шкур в разрисованной пещере. Местная женщина принесла мне миску супа, сваренного из моего рациона. Она что-то провыла наружу, и в пещеру вошел Валланд.
— Ну и как ты?
— Живой, — буркнул я.
— Ага, могу себе вообразить. Разбитый, усталый и голодный. Но ничего с тобой серьезного не случилось, насколько я вижу, и нам много есть о чем поговорить.
Он посадил меня на моем ложе и дал стимулятор из своей аптечки. Я почувствовал прилив сил и какую-то отстраненную ясность и силу мысли.
Мимо силуэта сидящего по-турецки Валланда я посмотрел сквозь тьму пещеры наружу. Там явно было какое-то шевеление. Пробегали рысью туда и сюда вооруженные мужчины, дым лагерных костров поднимался к небу, слышались лающие команды и выкрики.
— А рассказал бы ты мне, что все-таки случилось, — сказал Валланд.
Когда я закончил, он удивленно присвистнул.
— Не думал, что глубинные дьяволы настолько его обработали.
Валланд вытащил трубку, набил и, морщась, раскурил.
— У нас мало времени, — заметил он. — Табак вот-вот кончится.
— Я больше думаю насчет еды, — сказал я. — Я помню, сколько ты взял с собой и сколько нес я. Между нами говоря, мы дотянем только до захода солнца.
— Угу. Я просто пытался изложить ту же мысль более мягко. — Он замолчал и какое-то время только затягивался. — Барабаны передали весть о том, что Стадо вошло в лагерь, и о том, что ты на пути к нам. Вот лучше ты ничего сделать не мог, шкипер. Я-Кела не смог бы меня защитить, если бы Стая решила, что вы продались врагу. А так я связался с Рорном по радио. Он очень откровенно мне объяснил, как он перешел к глубинным дьяволам — поскольку он уже знал, что мне известно о твоем бегстве. Он сказал, что я должен убежать от Стаи, а он пошлет отряд мне навстречу. Я ему сказал, куда он может засунуть себе этот отряд, и мы с ним больше не говорили. Я-то думал, что он переметнулся в припадке помешательства и не понимал, что с ним случилось на самом деле. Бедный дурак.
Действие лекарства кончалось, и я почувствовал приступ отчаяния.
— Теперь нам остается только умирать. Что мы еще можем сделать?
— А что ты имел в виду, когда бежал?
— Ничего конкретного. Может быть, умереть свободным. Валланд хмыкнул:
— Не будь романтиком. У тебя для этого морда не та. Цель игры — выжить, добраться обратно к людям и к нашему барахлу. На Земле ждет Мэри О'Мира.
Последняя фраза прозвучала мягко, но что-то в ней заставило меня сесть на ложе. «Господь создатель, — подумал я, — неужто женщина может наделить человека такой силой?»
— Расслабься, — сказал Валланд. — Прямо сейчас нам ничего не сделать.
— А я думал, ты что-то готовил, — сказал я.
— Уж конечно. Я перестал быть пленником, как только я-Кела сказал Стае, что мои соплеменники стали жертвой глубинных дьяволов. Он-то сам готов был мне поверить уже и без того.
Потом, когда я лучше познакомился с азкатами, мне рассказали, что Валланд был на той охоте, когда однорог прорвал цепь копейщиков и сбил с ног Единого. Но раньше, чем зверь смог бы пригвоздить его к земле, на нем бульдогом повис Валланд. Конечно, ему помогла привычка к более высокой гравитации, и все же я сомневаюсь, чтобы многие могли поступить так, как Валланд.
— Проблема была в том, чтобы убедить их, что борьба не безнадежна, — говорил мне Валланд. — Им и сейчас еще нелегко в это поверить. Они, бывало, выигрывали стычки со Стадом, но проигрывали войны. Однако я выложил на стол туза. Я им сказал: «Стадо перешло озеро. Около корабля они построят форпост. Потом для его обеспечения перевезут крестьян и фермеров. Если мы их сейчас отсюда не выбросим, то эти земли для охоты вы тоже потеряете».
Он выпустил клуб дыма, как огнедышащий дракон.
— И мы в принципе договорились с другими Стаями, что надо собраться вместе и атаковать, пока дело не зашло слишком далеко.
— Дикари каменного века против лучевых ружей?
— Ну, не так безнадежно. Я, бывало, служил солдатом там и сям и кое в чем разбираюсь. Рорн не сможет дать лучевые ружья ни в чьи руки, кроме человеческих. Он покажет солдатам Стада, как ими пользоваться. Однако ты сам понимаешь, что это будут за стрелки без тренировки. У Кортеса тоже было современное оружие и солдаты куда дисциплинированнее ацтеков, но, когда индейцы как следует разозлились, они вышвырнули его из Мехико. — Валланд задумчиво добавил: — Он вернулся потом, поддержанный испанской военной мощью. Мы должны это предотвратить.
— И что ты предполагаешь делать?
— В данный момент я занят вдалбливанием в местные головы понятия единого командования и действия по плану. Эта работа куда тяжелее битвы.
— Но послушай, Хьюг, Стаи могут превосходить Стадо численностью, но идти на штурм придется по открытому пространству. И как бы ни были плохи лучевые стрелки, но они положат всех. Я уже не говорю о стрелах — лучники у Стада хороши.
— А кто сказал, что мы пойдем на штурм? По крайней мере, что это будет главной операцией? У меня есть план, и он должен быть для глубинных дьяволов неожиданным. Все, что ты мне рассказал, полностью совпадает с тем, что знает о них я-Кела, и это, похоже, значит, что читать мысли они не умеют. Если бы умели, не надо было бы передавать слова через этих транслирующих уродцев. Глубинные дьяволы прочли эмоциональную структуру Рорна и смогли его изменить. Но это на нижнем уровне, на уровне желез. Что он думает или что думаем мы, они знать не могут.
— Наши люди у них заложниками, — напомнил я. — Я не говорю о пищевых баках и всем остальном, без чего нам не выжить.
— А я не забыл. — Он говорил мягко и не настойчиво. — У них будет шанс, так же как и у нас. Потому что разве есть им что терять? Если мы ворвемся…
Тень загородила устье пещеры, и вошел я-Кела. Он приветствовал меня с учтивостью, свойственной дикарям в любой части Вселенной, а потом обратился к Валланду. Я не мог понять его речи, но он был взволнован.
Валланд кивнул.
— Извини, — сказал он мне. — Дела.
— Что случилось?
— А, обыкновенная глупая случайность, которая всегда где-нибудь да произойдет. Вожаки некоторых Стай решили, что им мои предложения не нравятся. Если партизанская тактика «бей-беги» годилась для дедушки, то для них она тоже хороша, и к чертовой матери эту иностранную чушь насчет единства и распределения задач. Я-Кела не может их уговорить, придется мне. Если кого-нибудь отпустить домой, остальные разбегутся в тот же миг.
— Ты думаешь, тебе удастся их остановить? — засомневался я, потому что сам кое-что знал о политике и о гордости.
— Я только этим и занимаюсь с тех пор, как мы начали. А теперь отдохни, силы тебе еще понадобятся.
Валланд вышел вслед за я-Келой — для этого ему пришлось нагнуться.
Я лежал, проклиная свою слабость, которая мешала мне пойти с ним. Раздалось шарканье многих ног; Валланд впоследствии сказал мне, что был вынужден определенный логический довод подчеркнуть кулаком. В тот момент я слышал только горны и барабан. Я слышал человеческий голос, вознесшийся в песне, и некоторые из этих песен я помнил — «Звездно-полосатое знамя», «Марсельеза», «Марш тысяч» — песни, выкованные куда более воинственной расой, чем все, которые видел этот мир. Потом он отложил инструмент, и у меня волосы встали дыбом: Стая взвыла. Они не понимали языка, им была чужда идея армии, но они почуяли могучее волшебство и пойдут за ним, пока жив волшебник.
Глава 13
Мы вышли на берег намного южнее нашей цели. К тому времени нас с Валландом довольно сильно поджимало время: порошковой еды оставалось всего ничего. И еще нас беспокоило, что случилось с нашими друзьями в течение этих земных дней плена? Однако приходилось ждать погоды.
Но при здешнем климате это много времени не заняло. За дождем наступил туман. Стая разделилась. Немногие пошли с Валландом, чуть больше осталось со мной, но основная часть во главе с я-Келой пошла через лес.
Я отвечал за водную часть операции. Я-Кела был моим лейтенантом. Еще он был моим переводчиком, потому что он один из немногих понимал мой ломаный азкатский — я не мог помочь себе омнисонором. В том, что касалось экипажей, он был еще и командиром — у меня не было престижа Валланда. Однако в нашей операции лежал ключ ко всей стратегии. Стаи держали на озере долбленки. Они пользовались ими только для рыбной ловли, и никто не ожидал, что они, сколько бы их ни было, атакуют военный флот.
Мы пробирались через холодные и мокрые облака, красные, как дым костра. Почти ничего не видя, я скорчился на дне своей долбленки, а шестеро гребцов увлекали лодку вперед. Азкаты видели лучше и могли держать направление и строй. Но даже для них видимость ограничивалась несколькими метрами. И для наших противников тоже.
Я не воин. Я терпеть не могу кровопролития, и у меня ком подкатывал к горлу, когда я представлял себе, что вскоре начнется. И все же этот час, что длился переход, я не слишком боялся. Лучше умереть в бою, чем от голода. Я собирался сражаться за места и людей, которых я любил. Время тянулось медленно, но, когда переход закончился, казалось, что прошли минуты.
— Мы на месте, — шепнул мне в ухо я-Этох. — Я это вижу.
— Тогда ждем на воде. — По моим часам еще оставалось время до момента атаки. Ждать было тяжело. Мы не были уверены, что какая-нибудь лодка с нетерпеливыми охотниками не подставит себя под выстрел и не выдаст нас. Нам предстояло брать крепость, и успех зависел от согласованности не меньше, чем от внезапности. Настало время, и я выкрикнул команду.
Мы рванулись вперед. Передо мной возник космолет, огромный и мокро отсвечивающий в тумане. Возле лестницы, построенной нами под нависшим над водой люком, стояли два каноэ. Их гребцы при виде нас завизжали и рванулись прочь.
Я схватился за перекладину. Я-Этох перескочил через меня к открытому люку. Солдат Стада высунулся с копьем. За моей спиной вздохнуло духовое ружье, гигант взвыл, подпрыгнул и упал в озеро с плеском. Я-Этох, вертя томагавк, нырнул внутрь.
За ним ворвались мои товарищи, расчищая путь. Последним вошел я. Наш экипаж должен был быть первым, потому что только я мог провести отряд по кораблю. И мое знание не позволяло рисковать моей особой в захвате плацдарма.
Хотя мне тоже пришлось навоеваться. Трое из Стаи лежали на палубе, пронзенные прибежавшими по тревоге солдатами. Я-Этох, размахивая топором и приплясывая, сражался с двумя огромными силуэтами. Один из них заметил меня и попытался ударить. Валланд сделал для меня новую штуку — арбалет. Он был уже взведен, я нацелил его и нажал спуск. Болт свистнул, и коридор загудел от падения тяжелого тела.
Все больше наших прибывало на борт. Они окружили меня живой стеной. Я заряжал и стрелял как только мог быстро, Результат был не очень значителен, но я подстрелил двух рабочих ниао, полезших в схватку. Вокруг нас бушевали нож, топор и копье. Эхо от воплей гудело в металлических коридорах.
Мы должны были продержаться только несколько минут, пока не подойдут основные силы охотников. На корабле не было охраны — никто не предвидел такого маневра с нашей стороны. Когда были сражены последние воины, рабочие ниао побросали инструменты, служившие им оружием. Я пытался удержать своих от бойни, но слишком много накопилось старых неоплаченных счетов.
Но при здешнем климате это много времени не заняло. За дождем наступил туман. Стая разделилась. Немногие пошли с Валландом, чуть больше осталось со мной, но основная часть во главе с я-Келой пошла через лес.
Я отвечал за водную часть операции. Я-Кела был моим лейтенантом. Еще он был моим переводчиком, потому что он один из немногих понимал мой ломаный азкатский — я не мог помочь себе омнисонором. В том, что касалось экипажей, он был еще и командиром — у меня не было престижа Валланда. Однако в нашей операции лежал ключ ко всей стратегии. Стаи держали на озере долбленки. Они пользовались ими только для рыбной ловли, и никто не ожидал, что они, сколько бы их ни было, атакуют военный флот.
Мы пробирались через холодные и мокрые облака, красные, как дым костра. Почти ничего не видя, я скорчился на дне своей долбленки, а шестеро гребцов увлекали лодку вперед. Азкаты видели лучше и могли держать направление и строй. Но даже для них видимость ограничивалась несколькими метрами. И для наших противников тоже.
Я не воин. Я терпеть не могу кровопролития, и у меня ком подкатывал к горлу, когда я представлял себе, что вскоре начнется. И все же этот час, что длился переход, я не слишком боялся. Лучше умереть в бою, чем от голода. Я собирался сражаться за места и людей, которых я любил. Время тянулось медленно, но, когда переход закончился, казалось, что прошли минуты.
— Мы на месте, — шепнул мне в ухо я-Этох. — Я это вижу.
— Тогда ждем на воде. — По моим часам еще оставалось время до момента атаки. Ждать было тяжело. Мы не были уверены, что какая-нибудь лодка с нетерпеливыми охотниками не подставит себя под выстрел и не выдаст нас. Нам предстояло брать крепость, и успех зависел от согласованности не меньше, чем от внезапности. Настало время, и я выкрикнул команду.
Мы рванулись вперед. Передо мной возник космолет, огромный и мокро отсвечивающий в тумане. Возле лестницы, построенной нами под нависшим над водой люком, стояли два каноэ. Их гребцы при виде нас завизжали и рванулись прочь.
Я схватился за перекладину. Я-Этох перескочил через меня к открытому люку. Солдат Стада высунулся с копьем. За моей спиной вздохнуло духовое ружье, гигант взвыл, подпрыгнул и упал в озеро с плеском. Я-Этох, вертя томагавк, нырнул внутрь.
За ним ворвались мои товарищи, расчищая путь. Последним вошел я. Наш экипаж должен был быть первым, потому что только я мог провести отряд по кораблю. И мое знание не позволяло рисковать моей особой в захвате плацдарма.
Хотя мне тоже пришлось навоеваться. Трое из Стаи лежали на палубе, пронзенные прибежавшими по тревоге солдатами. Я-Этох, размахивая топором и приплясывая, сражался с двумя огромными силуэтами. Один из них заметил меня и попытался ударить. Валланд сделал для меня новую штуку — арбалет. Он был уже взведен, я нацелил его и нажал спуск. Болт свистнул, и коридор загудел от падения тяжелого тела.
Все больше наших прибывало на борт. Они окружили меня живой стеной. Я заряжал и стрелял как только мог быстро, Результат был не очень значителен, но я подстрелил двух рабочих ниао, полезших в схватку. Вокруг нас бушевали нож, топор и копье. Эхо от воплей гудело в металлических коридорах.
Мы должны были продержаться только несколько минут, пока не подойдут основные силы охотников. На корабле не было охраны — никто не предвидел такого маневра с нашей стороны. Когда были сражены последние воины, рабочие ниао побросали инструменты, служившие им оружием. Я пытался удержать своих от бойни, но слишком много накопилось старых неоплаченных счетов.