Андерсон Пол Уильям. Нет мира с королями (No Truce With Kings)

   – Сын мой, твои нервы напряжены до предела без всякой нужды, – сказал он. Слова его выдали чуть заметный техасский акцент. Члены Ордена Эспер повиновались законам тех мест, где они жили, но сами не претендовали ни на какую территорию. Для них было своим все человечество, быть может, все живое во Вселенной во все времена. Когда глава ордена предложил, чтобы Философ Вудворт сопровождал экспедицию в качестве наблюдателя, это не вызвало возражений даже у капелланов: все церкви сошлись на том, что учение Эсперов нейтрально по отношению к религии.
   Даниэлис усмехнулся:
   – Вы меня осуждаете? – Он вспомнил, как некий апостол посетил – по приглашению – его дом в Сан-Франциско, чтобы хоть немного успокоить Лауру. Утешение оказалось предельно простым: «Тебе придется мыть только одну тарелку после еды», – сказал апостол.
   – Мне станет легче, если вы скажете, пользуясь данным вам даром, что ждет нас всех впереди.
   – Я не посвящен в эти таинства, сын мой. Боюсь, я слишком погряз в материальном мире. Но кто-то должен заниматься практическими делами Ордена.
   Вудворт задумчиво смотрел на вершины гор, как бы сливаясь с ними в одиночестве. Даниэлис не смел прервать его размышления. Он думал о том, какую практическую цель преследовало участие Философа в этом походе. Написать отчет, более глубокий и точный, чем могли подготовить простые смертные, не умеющие обуздывать свои впечатления и чувства? Может быть. А может, Эсперы решили принять одну из сторон в этой войне? С многими оговорками, но руководство Ордена все-таки разрешило использовать ужасающие пси-взрывы там, где Ордену возникала серьезная угроза. Они были более расположены к судье Фэллону, чем к Бродскому или прежним Сенату вождей кланов и Палате народных депутатов.
   – И все же, – продолжил Вудворт, – я не думаю, что вы встретите здесь серьезное сопротивление. Когда-то, до того как я узрел истинный путь, я служил в рейнджерах у себя дома. Эта местность выглядит совсем пустынной.
   – Если бы знать точно! – взорвался Даниэлис. – Всю зиму, пока нас сковывал снег, они могли делать здесь все, что хотят. Разведчики сообщали, что еще две недели назад здесь было оживленно, как в улье. Что они готовили?
   Вудворт промолчал.
   Слова рвались из Даниэлиса. Он не мог сдержать себя, он хотел избавиться от воспоминания о том, как Лаура прощалась с ним накануне второй экспедиции против ее отца, спустя шесть месяцев после того, как первая была разбита и только немногие вернулись домой.
   – Если бы были резервы! У нас всего кучка грузовиков и несколько аэропланов. Снабжение армии идет с караванами мулов. Какой мобильности можно от нас ожидать! Но вот что действительно приводит меня в бешенство. Мы знаем, как делаются вещи, которые существовали раньше. У нас есть старые книги, есть информация. Я знаком с электромехаником из форта Накамура, который делал транзисторные телевизоры размером с кулак. Я видел научные журналы, исследовательские лаборатории в области биологии, химии, астрономии. И все напрасно!
   – Это не так, – мягко заметил Вудворт. – Как и мой Орден, научное сообщество становится межнациональным. Печатающие устройства, радиофоны, телепередачи…
   – Я говорю, что это все напрасно. Напрасно в том смысле, что это не может остановить нас. Мы продолжаем убивать друг друга, и нет власти достаточно сильной, чтобы положить этому конец. Мы не в силах переложить руки фермера с рукоятей сохи на рычаги трактора. У нас есть знание, но мы не в состоянии им воспользоваться!
   – Сын мой, вы пользуетесь им там, где не нужна концентрация промышленной мощи. Не забывай, что мир теперь намного беднее естественными ресурсами, чем был до бомбы Дьявола. Я видел Черные земли в Техасе, где огненная буря прошла по разработкам нефти.
   Безмятежность Вудворта, казалось, дала трещину. Он отвел глаза и вновь устремил взгляд на горные пики.
   – Нефть еще есть, – настаивал Даниэлис. – Есть уголь, железо, уран – все, что нам нужно. Но у нашего мира нет организации, чтобы взять все это. Вот почему мы собираем зерновые в центральной долине, получаем из них алкоголь, который движет немногие оставшиеся у нас моторы. Мы импортируем крохи того, что нам нужно, через чудовищно неэффективную цепь посредников. И все это пожирают армии.
   Он сделал движение головой к той части неба, где стрекотал кустарно собранный самолет.
   – В этом основная причина необходимости объединения. Только после него мы сможем все восстановить.
   – А другая? – мягко спросил Вудворт.
   – Демократия – универсальный выбор. – Даниэлис сглотнул. – Тогда отцам и сыновьям не придется сражаться друг с другом вновь.
   – Это более серьезная цель, – сказал Вудворт. – Достаточно серьезная, чтобы Эсперы ее поддержали. Но вот то, что ты говоришь о машинах…
   Он покачал головой:
   – Машинный мир – не для людей.
   – Возможно. Хотя если бы у моего отца были кое-какие машины в помощь, он не надорвался бы на работе… Не знаю. Однако все по порядку. Сперва нужно победить в войне, а потом – вести дискуссии. Прошу прощения. Философ, я должен ехать.
   Эспер поднял руку в знамении мира. Даниэлис послал лошадь в галоп.
   Пробираясь по обочине, он увидел разведчика, которого остановил майор Якобсен, индейца из племени Клама, с луком через плечо. Многие солдаты из северных районов предпочитали стрелы ружьям. Луки были дешевле, бесшумны, дальность, конечно, меньше, но с небольших расстояний убойная сила почти та Же.
   – Капитан Даниэлис, – козырнул ему Якобсен, – вы прибыли вовремя. Лейтенант Смит как раз начал докладывать, что обнаружила его разведка.
   – И самолет, – добавил Смит невозмутимо. – Пилот рассказал нам по радио, что он видит, а мы проверили и убедились.
   – И что же?
   – Никого вокруг.
   – Как это?
   – Форт эвакуирован. И поселок. Ни души вокруг. Мы тщательно проверили все следы. Похоже, гражданские лица оставили форт раньше. Думаю, на санях и лыжах, в северном направлении, до какого-нибудь укрепленного пункта. Что касается полка, то солдаты начали отход в то же время, но постепенно. Весь полк, части обеспечения и полевая артиллерия покинули форт три-четыре дня назад.
   Якобсен прищелкнул языком.
   – И куда же они двинулись?
   Порыв ветра заставил Даниэлиса придержать дыхание и взъерошил гриву лошади. За спиной он слышал медленный шаг, чавканье сапог, стон колес, вой моторов, крики погонщиков мулов. Но все это как бы в отдалении. Заменяя реальный мир, перед глазами Даниэлиса разворачивалась карта.
   Лоялистская армия всю зиму вела тяжелые бои. Бродский сумел добраться до Маунт-Ренье, где была достаточно мощная радиостанция в крепости, взять которую штурмом не удалось. Вожди кланов и племена вооружились и восстали, полагая, что Фэллон угрожает их паршивым маленьким привилегиям. Вся деревенщина присоединилась к ним, будто не зная другой верности, кроме преданности хозяину. Западная Канада, также опасаясь Фэллона, предоставляла повстанцам помощь, которую даже трудно было назвать тайной.
   И все-таки национальная армия была сильнее. Лучше снабжение, четче организация, а главное – ее объединяла идея, видение будущего. Командующий Макдоннелл выработал стратегию: сосредоточить верные силы в нескольких пунктах, преодолеть сопротивление вокруг, создать базы и восстановить порядок в окрестных районах, а затем двигаться дальше. Стратегия оправдалась. Правительство теперь контролировало все побережье, флот наблюдал за канадцами в Ванкувере и охранял важный торговый путь на Гавайи, под контролем была северная часть бывшего штата Вашингтон почти до Айдахо и центральная Калифорния до самого Реддинга на севере. Оставшиеся непокоренными поселки и городки были изолированы в горах, лесах и пустынях. Клан за кланом, отрезанные от снабжения и лишенные надежды, прекращали сопротивление под усиливающимся напором правительственных войск. По-настоящему серьезным противником оставалось только командование Сьерры во главе с генералом Крукшанком: настоящая армия, а не ополчение горожан, достаточно большая, хорошо обученная и под профессиональным командованием. Эта экспедиция против форта Накамура была только малой частью трудной кампании.
   Но теперь, как выяснилось, «Бродяги» ушли. Не оказав сопротивления. Это означало, что должны отступить и их братья «Рыси». Нельзя рубить один якорь в цепи, которую вы хотите удержать. Значит?
   – Вниз, в долину, – сказал Даниэлис и будто услышал, как наваждение, нежный голос Лауры, напевающей «Внизу в долине, долине тенистой…» – Они там.
   – Боже мой! Невозможно! Мы бы знали об этом! – выкрикнул майор. Даже у индейца вырвалось восклицание, словно его ударили в живот.
   – Здесь множество лесных дорог и троп. Пехота по ним пройдет, если знать эти места. А наш противник их знает отлично. Труднее с повозками, большими орудиями, но им только нужно было вывести их нам во фланги. Теперь, если мы будем продолжать преследование, они разрежут нас на части.
   – А восточный склон? – безнадежно спросил Якобсен.
   – Чем он лучше? Полыни побольше?.. Нет, мы в ловушке, – Даниэлис стиснул луку седла так, что побелели пальцы. – Готов поспорить, что это идея Маккензи! Его стиль.
   – Но значит, они между нами и Сан-Франциско! А наши основные силы далеко на севере…
   «Между мной и Лаурой», – подумал Даниэлис.
   Вслух он сказал:
   – Я полагаю, майор, нам нужно немедленно связаться с командованием по радио. – Он заставил себя поднять голову, хотя ветер сек глаза. – Это не значит, что мы обречены. На открытом пространстве их даже легче будет разбить, нужно только суметь войти в соприкосновение.
 
   Сезон дождей, ливших всю зиму на равнинах Калифорнии, заканчивался. Дорога, по которой вместе с другими двигался в громе копыт Маккензи, тянулась среди яркой зелени. На эвкалиптах и дубах только что пошла в рост свежая листва. За деревьями по обеим сторонам тянулись квадраты полей и виноградников, каждая клетка чуть другого оттенка, чем соседняя, а по бокам пространство на горизонте замыкали еле видные отсюда холмы. Фермерские дома больше не попадались. Эта часть долины Напа принадлежала общине Ордена Эспер с центром в Сент-Хелен.
   За спиной Маккензи стоял неумолчный грохот: «Бродяги» на марше. Три тысячи сапог, орудия и повозки создавали шум, подобный землетрясению. Видимой опасности нападения не было. И все-таки с флангов колонну охраняла кавалерия. Солнце блестело на касках всадников и наконечниках пик.
   Маккензи внимательно разглядывал показавшийся впереди поселок. Янтарного цвета стены и красные черепичные крыши прятались среди сливовых деревьев, покрытых сейчас морем белых и розовых цветов. Община была большой – несколько тысяч человек. Маккензи невольно напрягся.
   – Думаете, мы можем доверять им? – спросил он не в первый раз. – Ведь у нас всего лишь договоренность по радио на право свободного прохода.
   Спейер, ехавший сзади, кивнул.
   – Полагаю, они не обманут. Особенно увидев наших ребят. Да и вообще Эсперы отвергают насилие.
   – Однако если уж дело доходит до драки… Здесь не так уж много посвященных – Орден недавно обосновался в этих краях. Но когда так много Эсперов собираются вместе, все равно среди них есть несколько знакомых с техникой пси-взрывов. А я не хочу, чтобы моих ребят разорвало на части или чтобы они взлетели на воздух.
   Спейер посмотрел на него искоса.
   – Вы боитесь их, Джимбо?
   – Клянусь, нет! – Маккензи сам не знал, правду он говорит или лжет. – Я их не люблю.
   – Они делают много доброго. Особенно бедным.
   – Не спорю. Хотя вожди кланов тоже заботятся о своих людях, и у нас тоже есть церкви и больницы. Я только не уверен, что благотворительность дает им право воспитывать сирот и обделенных таким образом, что они не могут жить нигде, кроме как в общинах Ордена. К тому же доходы от земельных владений делают их благотворительность необременительной.
   – Цель такого воспитания, как вы знаете, Джимбо, ориентировать учеников на так называемый внутренний мир – чем американская цивилизация никогда особенно не интересовалась. Честно говоря, я зачастую завидую Эсперам – и не только из-за поразительных способностей, которые они в себе развивают.
   – Вы, Фил? – Маккензи удивленно посмотрел на своего друга…
   Морщины четче обозначились на лице Спейера.
   – Этой зимой я застрелил немало моих сограждан, – сказал он глухо. – Моя мать, жена и дети живут теперь в тесноте в форте Маунт-Лассен, и когда мы прощались, то понимали, что, возможно, расстаемся навсегда… Да и в прошлом я отправил на тот свет множество людей, которые лично мне не сделали ничего плохого.
   Он вздохнул:
   – Я часто думаю, каково это – обрести мир внутри себя.
   Маккензи старался не думать о Лауре и Томе.
   – Конечно, – продолжал Спейер, – основная причина, почему мы с вами не доверяем Эсперам, заключается в том, что они представляют нечто нам враждебное. Нечто, способное взорвать саму концепцию жизни, с которой мы воспитаны и выросли. Знаете, пару недель назад в Сакраменто я зашел в университетскую лабораторию. Люди работают с химикалиями, электроникой, вирусами. Все это вполне совпадает с представлением образованного американца о нормальном ходе вещей. Но размышлять о мистическом единстве мироздания… Нет, Джимбо, редкий человек готов отринуть свою предшествующую жизнь и начать сначала.
   – Пожалуй, – Маккензи потерял интерес к разговору. Поселение было теперь совсем рядом. Полковник обернулся к скакавшему сзади капитану Халсу:
   – Мы отправимся туда. Передайте подполковнику Ямагучи, что до нашего возвращения он остается за старшего. Пусть действует по своему усмотрению.
   – Да, сэр.
   Хале откозырял. Маккензи не было надобности повторять то, о чем давно договорились заранее, но он знал цену ритуалу.
   Спейер держался рядом. Маккензи настоял, что на беседу они явятся вдвоем. Его интеллект, может быть, уступал мышлению высокопоставленного члена Ордена. Но с Филом он чувствовал себя спокойно.
   Офицеры свернули с дороги и двинулись улицей поселка между украшенных колоннами зданий. Все поселение было небольшим и состояло из групп жилищ, объединявших родственные сообщества или сверхсемьи – их называли по-разному. Такая манера жить и селиться вызывала у некоторых враждебность к Ордену и множество грязных шуток. Но Спейер, который знал обычаи Эсперов, говорил, что сексуальных вольностей у них не больше, чем в окружающем их мире. Идея заключалась в попытке преодолеть в какой-то мере соблазн обладания вещами и воспитывать детей всем обществом, а не в одной семье.
   На улицу, с любопытством разглядывая всадников, высыпала ребятня. Дети выглядели здоровыми и, если не считать естественного страха перед пришельцами, вполне счастливыми. Однако слишком серьезными, отметил Маккензи, и все одеты в одинаковые синие туники. Были на улицах и взрослые, не выказывавшие к чужакам никакого интереса, – при приближении полка они пришли в поселок с окрестных полей. Их молчание окружало всадников стеной. Маккензи почувствовал, как по ребрам потек пот. Доехав до центральной площади, он с трудом перевел дыхание.
   Посреди площади был фонтан с бассейном в форме цветка лотоса, вокруг стояли цветущие деревья. С трех сторон площадь обрамляли массивные здания, напоминавшие склады, а с четвертой возвышалось храмоподобное строение с изящным куполом – очевидно, место собраний или резиденция власти. На ступенях стояло шесть человек в синих одеяниях: пятеро сравнительно молодых людей и один постарше со знаком Янь и Инь на груди. Его ничем не примечательное лицо выражало величайшее спокойствие.
   – Философ Гейнс? Меня зовут Маккензи, это майор Спейер, – он злился на себя за собственную неловкость и робость. Молодых людей он понимал – они смотрели на него с плохо скрытой враждебностью. Но ему не удавалось встретиться со взглядом Гейнса.
   Глава поселения согнулся в поклоне.
   – Добро пожаловать, господа. Зайдемте в дом.
   Маккензи спешился, привязал поводья к балясине и снял каску. Заношенная коричнево-бурая униформа казалась ему особенно грязной и не соответствующей обстановке.
   – Благодарю. Мы ненадолго.
   Молодые люди следовали за ними через холл. Спейер кивнул на мозаику на стенах.
   – Красиво, – заметил он.
   – Благодарю вас, – ответил Гейнс. – Вот мой кабинет.
   Он открыл прекрасно отполированную дверь орехового дерева и жестом пригласил посетителей войти, оставив сопровождавших снаружи. В строгой комнате с выбеленными стенами стоял стол, несколько табуретов, на стене – полка с книгами. Распахнутое окно смотрело в сад.
   Гейнс сел. Маккензи и Спейер последовали его примеру, неловко ерзая на жестких стульях без спинок.
   – Перейдем прямо к делу, – начал полковник.
   Гейнс не ответил. Маккензи был вынужден продолжать:
   – Ситуация такова. Наши силы должны занять Калистогу, чтобы контролировать долины Напа и Лунную, во всяком случае, с северного направления. Именно здесь лучше всего разместить наш восточный фланг. Мы планируем устроить в поле укрепленный лагерь. Конечно, ваш урожай пострадает, но как только будет восстановлено законное правительство, вы получите компенсацию. Нам придется реквизировать необходимые продовольственные припасы и кое-какие медикаменты, однако без ущерба для людей; кроме того, все получат квитанции на оплату.
   – Хартия Ордена освобождает нас от любых требований военного времени,
   – ровным голосом произнес Гейнс. – Ни один вооруженный человек не должен вступать на территорию поселений Эсперов. Я не могу участвовать в нарушении закона, полковник.
   – Если вы хотите остаться в строгих рамках закона, то позвольте напомнить вам, что и Фэллон, и судья Бродский объявили в стране военное положение. Обычные нормы отменены, – заметил Спейер.
   Гейнс улыбнулся.
   – Поскольку только одно правительство может быть законным, – сказал он, – притязания другого ничего не значат. Для беспристрастного наблюдателя представляется, что позиции судьи Фэллона сильнее, тем более, его сторонники контролируют сплошные территории, а не разбросанные земли кланов.
   – Теперь это уже не так, – парировал Маккензи.
   Спейер остановил его жестом.
   – Возможно, вы не следили за событиями последних недель. Философ. Позвольте мне напомнить, что командование Сьерры организовало наступление на сторонников Фэллона, и наши войска спустились с гор на равнину. Взяв Сакраменто, мы контролируем теперь реку и железную дорогу. Мы продвинулись на юг ниже Бейкерсфилда, и наши позиции на этом направлении выглядят очень сильными. Теперь, когда мы закрепили успехи на севере, войска Фэллона будут зажаты между нашей армией и отрядами могущественных кланов, которые удерживают районы Тринити, Шаста и Лассен. Факт нашего появления здесь заставил противника эвакуировать долину Колумбия, чтобы сохранить возможность защиты Сан-Франциско. Так что кто сейчас удерживает большую территорию – это вопрос.
   – А что с армией, которая направлена против вас в Сьерру? – поинтересовался Гейнс с очевидным знанием дела.
   Маккензи нахмурился.
   – Они обошли нас и дислоцированы теперь у Лос-Анджелеса и Сан-Диего.
   – Потрясающе. Вы надеетесь устоять?
   – Постараемся, – ответил Маккензи. – Местное население информирует нас о передвижениях противника. Мы всегда в состоянии сосредоточить силы на направлении атаки врага.
   – Жаль, что такие богатые земли будут изуродованы войной.
   – Жаль, – согласился Маккензи.
   – Наша стратегия очевидна, – заговорил Спейер. – Мы нарушили все коммуникации противника, за исключением морских, что не очень-то удобно для армии, действующей вдали от побережья. Им трудно получать оружие, боеприпасы и особенно алкоголь для моторов. Мы опираемся на кланы, которые почти независимы от внешнего мира. Очень скоро наше преимущество над армией, лишенной корней, выявится в полной мере. Я думаю, что судья Бродский вернется в Сан-Франциско к осени.
   – Если ваши планы осуществятся, – заметил Гейнс.
   – Это наши заботы, – Маккензи наклонился вперед, опустив кулак на колено. – Хорошо, Философ. Я знаю, вы предпочли бы видеть на высшем посту Фэллона, но у вас достаточно здравого смысла, чтобы не подписываться под проигранным делом. Будете сотрудничать с нами?
   – Орден не вмешивается в политику, полковник, за исключением разве что случаев, когда нашему существованию угрожает опасность.
   – Сказав «сотрудничать», я имел в виду лишь «не мешать».
   – Увы, на нашей земле не должно быть военных сооружений.
   Маккензи поднял взгляд на окаменевшее лицо Гейнса – уж не ослышался ли он?
   – Иными словами, мы должны убраться?
   – Да, – ответил Философ.
   – Учтите, наша артиллерия нацелена на поселок.
   – А вы будете стрелять по женщинам и детям, полковник?
   – Нам это не понадобится. Мои люди просто войдут сюда.
   – Через пси-взрывы? Умоляю, не обрекайте несчастных людей на гибель,
   – Гейнс помолчал минуту. – Позвольте также заметить, что, потеряв полк, вы поставите под угрозу все ваше дело. Вы можете обойти наши владения и двигаться дальше к Калистоге.
   «Оставив это гнездо фэллонитов у себя за спиной», – подумал Маккензи, стиснув зубы.
   Гейнс поднялся.
   – Дискуссия закончена, джентльмены. У вас есть час времени, чтобы покинуть наши земли.
   Маккензи и Спейер тоже поднялись.
   – Мы еще не закончили, – сказал Спейер. Пот выступил у него на лбу. – Я хотел бы сделать несколько разъяснений.
   Гейнс пересек комнату и открыл дверь.
   – Проводите этих господ, – приказал он пяти помощникам.
   – Ну нет, клянусь Богом! – прорычал Маккензи, нащупывая кобуру.
   – Дайте знать посвященным! – крикнул Философ.
   Один из молодых Эсперов бросился к двери, и его сандалии застучали по каменному полу холла.
   Маккензи заметил, что черты Гейнса слегка смягчились, но удивляться этому не было времени. Руки сами знали, что делать. Одновременно со Спейером он выхватил из кобуры пистолет.
   – Займись посланцем, Джимбо, – крикнул Спейер, – а я прикрою этих четверых.
   Рванувшись в дверь, Маккензи успел подумать о чести полка: правильно ли начинать враждебные действия, явившись парламентариями? Впрочем, Гейнс прервал переговоры первым…
   – Задержать его! – скомандовал Философ.
   Четверо Эсперов бросились выполнять приказ, забаррикадировав собой двери. Маккензи не мог заставить себя выстрелить в безоружных. Он ударил рукояткой пистолета в лицо стоявшего к нему ближе молодого парня. Ослепленный брызнувшей кровью, тот попятился. Маккензи достал еще одного, шагнувшего в дверной проем слева, и ударил ногой по колену третьего. Путь был свободен. Маккензи пересек холл, выглянул на площадь. В боку кололо. «Стар становлюсь», – мелькнула мысль. Куда делся этот проклятый гонец? Сзади все было тихо, видимо. Фил овладел положением.
   С улицы на площадь вбежали люди в синих одеяниях; в переднем Маккензи узнал посланца, показывавшего рукой на здание. С ним было семь или восемь мужчин постарше. Гонец отбежал в сторону, а группа быстро направилась вперед.
   На мгновение ужас сковал Маккензи, но он быстро его подавил. «Рыси» не бегают ни перед кем, пусть это будут даже люди, способные взглядом вывернуть тебя наизнанку. «Если меня убьют – тем лучше, не придется не спать ночами, думая о Лауре».
   Посвященные были почти у ступеней. Маккензи шагнул вперед и поднял оружие.
   – Стойте! Поселок оккупирован на основании законов военного времени. Всем разойтись по домам!
   – Что с нашим наставником? – негромко спросил один из них.
   – Угадайте!.. С ним все в порядке. Вас тоже никто не тронет, если сами не попросите. Зарубите это себе на носу.
   – Мы не хотим использовать псионику для насилия. Не вынуждайте нас.
   – Ваш шеф послал за вами, хотя мы ровным счетом ничего не сделали, – возразил Маккензи. – Он думал о насилии, а не мы.
   Эсперы обменялись взглядами. Самый высокий из них, тот, что задавал вопросы, кивнул головой. Остальные отошли в сторону.
   – Я хотел бы видеть Философа Гейнса, – сказал высокий.
   – Скоро увидите.
   – Это надо понимать так, что он взят под стражу?
   – Понимайте как хотите. – Маккензи заметил, что множество Эсперов собираются за углом здания. – Я не хочу в вас стрелять. Убирайтесь, иначе у меня не будет иного выхода.
   – Тупик в своем роде, – заметил высокий. – Каждый из нас не желает нанести вред тому, кого он считает беззащитным. Позвольте мне проводить вас отсюда.
   Маккензи облизнул потрескавшиеся губы.
   – Если расчлененным на части – проводи. Нет – катись отсюда сам.
   – Вы можете вернуться к вашим людям. Но я самым серьезным образом предупреждаю вас, что любой вооруженный отряд, который попробует сюда вступить, будет уничтожен. – Высокий подошел к лошадям. – Какая из двух ваша?
   Маккензи крутанулся на каблуках, бросился к двери и побежал вверх по лестнице, преследуемый по пятам людьми в синих одеяниях.
   – Стойте, – снова крикнул Маккензи. – Стойте, или буду стрелять!
   Он тщательно прицелился – чтобы остановить, а не убить. Холл наполнился грохотом выстрелов. Эсперы падали друг на друга с пулями в плече, ноге или бедре. В спешке Маккензи несколько раз промахнулся. Когда высокий человек, последний из преследователей, потянулся к нему, ударник пистолета щелкнул вхолостую.