Пол Андерсон
Право первородства

   Такси, пробившись в просвет между машинами, село на крышу Воздушного перекрестка. Эмиль Далмэди расплатился и вышел. Когда такси удалилось, он внезапно почувствовал себя очень одиноким. Вокруг в теплой и глубокой синеве летних сумерек благоухал парк; звуки Объединенного Чикаго с этой высоты были шепотом далекого океана; дома-башни и воздушные дороги между ними — лесом, по которому пролетали светлячки — аэрокары, а там, внизу, — словно Земля стала прозрачной насквозь — фантастические скопления звезд-фонарей вспыхивали и гасли в необозримой дали. Только массивный особняк, высившийся впереди на крыше, казался холмом, где устроил свою берлогу медведь-гризли.
   Далмэди расправил плечи. Держись, сказал он себе. Он же тебя не съест. Ярость вновь овладела им — ты и сам можешь его съесть. Он резко двинулся вперед: коренастая, крепко сбитая фигура, обтянутая синим костюмом на молниях, крупные черты лица и высокие скулы, вздернутый нос, серые глаза и слегка откинутые назад темно-рыжие волосы.
   Но как бы он не ожесточал себя, ясно было одно — он не готов был к встрече с одним из торговых королей Галасоциотехнической Лиги, да еще в его собственном доме. И когда Далмэди встретил настоящий дворецкий и он пересек пространство невероятно длинного ковра, протянувшегося до противоположной стены роскошной гостиной, обставленной с нарочитой небрежностью, и оказался лицом к лицу с Николасом ван Рийном, горло его перехватило и ладони вспотели.
   — Добрый вечер, — прорычал хозяин. — Прошу. — Его массивное тело не оторвалось от кресла.
   Далмэди не возражал. Не только вес, но и собственный рост словно сделали его лилипутом.
   Ван Рийн махнул рукой в сторону стоявшего напротив стула; другая рука сжимала литровую кружку с пивом.
   — Садитесь. Расслабьтесь. Вы, похоже, дрожите, как бланманже перед стрелковым взводом. Что вы пьете, курите, жуете, нюхаете или еще что там делаете, чтобы отвлечься?
   Далмэди опустился на краешек стула. Лицо ван Рийна с большим крючковатым носом, множеством подбородков, усами и козлиной бородкой, обрамленное темными локонами до плеч, скривилось в усмешке. Маленькие черные глазки под нависшими бровями сверкнули на посетителя.
   — Расслабьтесь, — настойчиво повторил он. — Пропустите чего-нибудь для принятия формы. Конечно, удовольствия от этого меньше, чем от объятий прелестной девушки, но и меньше изнуряет, а? Думаю, стаканчик джина со льдом пойдет вам на пользу. — Он хлопнул в ладоши.
   — Сэр, — начал Далмэди, и от напряжения голос его прозвучал резко, — я не хотел бы показаться неблагодарным, но…
   — Но вы явились на Землю, изрыгая огонь и камни, как бык, преследующий корову, прошли сквозь шесть эшелонов самых твердокаменных в компании секретарей и служащих, которые слова лишнего не скажут. Вы требовали показать вам ту глиняную башку — чья бы она ни была, — что додумалась уволить вас после всех ваших свершений. Никому ничего не удалось объяснить. Беда в том, что они никак не думали, что вы не знаете простых вещей, которые сами собой разумеются. Так что понятно, их слова звучали для вас, как топот вспугнутой дичи, и вы ураганом отлетали от одних и налетали на других.
   Ван Рийн предложил сигару из золотого ящичка, о происхождении которого Далмэди мог сказать только то, что он сделан не людьми. Молодой человек покачал головой. Торговец выбрал себе сигару, откусил кончик, ловко выплюнул его в мусороприемник, прикурил и с удовольствием затянулся.
   — Итак, — продолжал он, — кто-то разобрался с вами, в конце концов, тогда только я узнал о вас и назначил эту встречу. Мне надо было поговорить с вами в любом случае. Теперь я сделаю все ясным и прозрачным, как индийское масло.
   Его радушие было почти столь же безграничным, как и ярость, если только легенды о нем были правдой. А ведь он мог бы обрушить на меня громы и молнии, подумал Далмэди и, цепляясь за свое возмущение, ответил:
   — Сэр, если ваша компания недовольна моим поведением на Сулеймене, можно было хотя бы объяснить почему, а не ограничиваться кратким извещением, что меня заменяют и я должен представить отчет в штаб. Если вы не можете доказать, что я плохо работал, я не приму понижения в должности. Это для меня вопрос чести, а не служебного положения. Подумают, каким образом я ушел отсюда. Я подам в отставку. И… в Лиге есть множество компаний, которые с радостью примут меня.
   — Верно-верно, хотя я поставил столько свечей святому Дисмасу. — Ван Рийн окутал Далмэди облаком дыма. — Они всегда стараются перехватить моих сотрудников, которые еще не давали присяги, — будто воры. А я, бедный, старый, одинокий толстяк все делаю, чтобы не перехватили мой персонал, который разбросан по стольким мирам, — даже при современной компьютерной технологии мозги мои плавятся от переутомления, а среди помощников очень мало таких, у кого мозги работают без скрипа, так что приходится заманивать хороших работников откуда-то еще. — Он отпил большой глоток пива. — Фу.
   — Полагаю, вы читали мой отчет, сэр, — разыграл свой гамбит Далмэди.
   — Сегодня. Так много информации приходит через столько световых лет — как может эта усталая старая башка вместить все, чтобы эта информация не полезла из ушей? Позвольте мне для пущей уверенности заглянуть в свой тессеракт. Это значит — хо, хо! — сразу в четырех измерениях.
   Ван Рийн поглубже вдавился в кресло, соединил кончики волосатых пальцев и закрыл глаза. Появился дворецкий с огромным шипящим и дымящимся кубком. Если это значит немного выпить… — подумал Далмэди. Помрачнев, он сделал над собой усилие, чтобы усидеть на месте, и отпил маленький глоток.
   — Теперь приступим к делу. — Сигара покачивалась в такт словам. — Эта звезда, которую ее открыватель назвал Османом, лежит по ту сторону Антареса, в дальнем углу нынешней сферы влияния Лиги. Одна планета обитаема, люди называют ее Сулейменом. Она юпитерианского типа; основа жизни — водород, аммиак, метан; туземцы примитивны, но дружелюбны. На самом большом континенте есть растение, которое у нас называется… хм-м-м… голубые флажки, туземцы его употребляют как приправу и тоник. Анализ показал сложную смесь химических элементов — соответствует некоторым нашим гормонам с синергическим эффектом. Для кислорододышащих не годится, но каким-нибудь водорододышащим продавать можно.
   Итак, мы нашли очень мало рынков сбыта — по крайней мере там, где нам могут предложить взамен что-нибудь подходящее. Надо иметь особую биохимию, чтобы голубые флажки пошли вам на пользу. Итак, синтез обошелся бы нам дороже, считая основные капиталовложения и доставку грузов из центральных химических лабораторий, чем прямой сбор урожая туземцами на Сулеймене, оплаченный промышленными товарами. Рассмотрев все это, можно увидеть, что прибыль тут небольшая. Даже крошечная — операция в целом чертовски близка к пределу, — но пока все идет спокойно, почему не пустить в оборот несколько честных кредитов?
   И все шло спокойно, и весьма долгие годы. Туземцы прекрасно выполняли работу, доставляя голубые флажки на склад. Внешний торговый флот был на том участке Млечных дорог, где мы не вкладывали капитал в собственные корабли, и мы заключили контракт с грузовыми линиями о регулярном заходе судов. О да, время от времени случались неприятности — неурожай, бандиты захватили караван, местные правители запрашивали чрезмерную плату — обычные вещи, которые всякий компетентный посредник может уладить на месте, не докладывая об этом каждый раз и не докучая мне.
   А потом… Ахмед, еще пива!.. настоящий провал. Лучший рынок сбыта голубых флажков — на планете под названием Бабур. Ее звезда, Могол, находится в том же районе, около тридцати световых лет от Османа. Ее самая развитая страна на протяжении десятилетий имела дело с Технической цивилизацией. Стремясь к прогрессу, они заинтересовались робототехникой и, в конце концов, набрали достаточно межпланетной валюты, чтобы заказать строительство нескольких кораблей с гипердвигателями и подготовить экипаж. Теперь Федерация Солнечной системы и другие власти стали обходиться с ними немного повежливей. Бластерная пушка и ядерные ракеты определенно улучшают манеры, черт возьми! Они — еще мелкие сошки, но честолюбивы. И для них, с их большими внутренними потребностями, голубые флажки — это не пустяк. — Ван Рийн подался вперед, измяв свое вышитое одеяние, в которое облечено было его брюхо. — Вы хотите знать, зачем я говорю вам то, что вы и так знаете, а? — спросил он. — Когда мне нужен точный отчет о положении, особенно в таком малоизвестном мире, как Сулеймен, я не могу штудировать все отчеты, поступившие за десятки лет. Прочитанные сведения для меня абстракция. Я сверяю с вами, человеком оттуда, дала ли мне машина все, что важно для нашей беседы. До сих пор я был точен?
   — Да, — сказал Далмэди. — Но…
 
   Иванна Вэлланкур смотрела поверх консоли, как посредник вошел в открытую дверь ее лаборатории.
   — Что случилось, Эмиль? — спросила она. — Я слышала, как ты все время ходишь внизу.
   Далмэди остановился и взглянул на нее. Внутри базы с земными условиями одежда обычно сводилась к минимуму, но как бы ни примелькались ему шкуры обитателей, ее внешность он всегда выделял. Быть может, думал он, ее белая фигура производила на него особое впечатление потому, что он родился и вырос на Алтее. Колонисты этой холодной планеты в силу необходимости ходили в тяжелой, плотной одежде. Та же необходимость выжить вынуждала их к строгости; изолированные в малоизученном пограничном секторе, они получали скудные новости о развитии центра цивилизации.
   Когда ты — один из полдюжины человеческих существ в мире, самый воздух которого смертелен для тебя, когда тебя даже не посещают представители твоего племени, потому что рейсовый корабль — это почтовый корабль с Дианы, у тебя нет иного выбора, кроме как вести себя легко и непринужденно. Далмэди понял то, что объяснили ему, когда готовился к этой работе, и признал это, и жил с этим. Но он хотел бы знать, привыкнет ли когда-нибудь к непредсказуемости тех, кем руководил.
   — Не знаю, — ответил он девушке. — Мореповелитель ждет меня во дворце.
   — Зачем? Он же прекрасно умеет обращаться с видеосвязью.
   — Да, но кочевник принес какое-то скверное известие с Нагорья, так что он и близко не подойдет к аппарату. Боится, наверно, что похитят его душу.
   — Гм, думаю, нет. Ты же знаешь, мы только пытаемся выяснить характерное для психологии сулейменитов, а сведений о трех или четырех культурах недостаточно, чтобы продолжать… Но у них, кажется, нет склонности к одушевлению предметов, как у людей. Обряды — да, достаточно, но ничего такого, что можно было бы признать магией или религией.
   Далмэди отрывисто, нервно рассмеялся:
   — Иногда я думаю, что весь мой штат рассматривает нашу торговлю как адскую помеху, которая стоит поперек дороги их драгоценной науке.
   — Иногда ты бываешь прав, — промурлыкала Ивонна. — Что удержало бы нас здесь, кроме возможности проводить исследования?
   — А долго ли продлятся наши исследования, если компания закроет эту базу? — вспыхнул он. — Что и произойдет, если мы потерпим убытки. Моя работа — следить, чтобы этого не случилось. Я вправе рассчитывать на поддержку.
   Она соскользнула со стула, подошла и коснулась губами его лица. Запах ее волос напомнил ему степную согретую оранжевым солнцем траву, что колышется на пастбищах под кольцами Алтея.
   — От нас никакой помощи? — прошептала она. — Прости, дорогой.
   Он закусил губу и отвел взгляд, уставившись на безвкусные росписи, которыми долгие годы раскрашивали стены станции ее обитатели, дабы заполнить чем-то свободное время.
   — Нет, это я должен извиниться, — сказал он с решительностью и искренностью своего народа. — Конечно, вы все тут верные люди, а вот — я, я здесь самый младший из вас, полуварвар, мальчишка-пастух, вознамерившийся сделать карьеру… в одном из самых легких, рутинных мест этого сектора… и после пятнадцати месяцев безделья…
   Если я провалюсь, подумал он, то смогу, конечно, вернуться домой, обратив в прах все жертвы моих родителей, все, что они сделали, чтобы послать меня в школу управляющих. Да и можно ли призреть улыбнувшуюся мне удачу — что «Галактическая компания по доставке пряностей и вин» открыла здесь отделение и не было под рукой опытных специалистов заполнить эту лагуну; забыть все мечты попасть когда-нибудь в новые, неизвестные миры, где у человека действительно проявляются все его способности. Да, конечно, это не смертельно, если не считать более тонких вещей, для которых у меня нет названия.
   — Ты слишком мучаешь себя. — Ивонна погладила его по щеке. — Скорее всего, это просто очередная буря в стакане воды. Ты дашь кому-нибудь взятку, или оружие, или еще что-нибудь — и все будет как раньше.
   — Надеюсь. Но Морской Повелитель вел себя — ну, не совсем в соответствии с точными ксенологическими расчетами. Я бы сказал, что он был слишком встревожен. — Далмэди постоял несколько секунд, нахмурясь, затем сказал: — Ну что ж, я лучше пойду своей дорогой. — Он обнял ее. — Спасибо, Ивонна.
   Она следила за ним, пока он не скрылся из виду, затем вернулась к своей работе. Официально она была секретарем-казначеем торговой базы, но эти обязанности ей редко приходилось исполнять, разве что с приходом торгового корабля. Компьютеры она использовала с другой целью — пыталась систематизировать обрывки знаний, которые четверо ее коллег сумели вырвать у этого мира — обширного, бесконечно разнообразного мира, и надеялась, что где-то какие-нибудь ученые смогут со временем внимательно изучить отчет о Сулеймене и заинтересуются им.
 
   Облачившись в наружный костюм, Далмэди покинул базу через главный шлюз для личного состава. Подождав немного, чтобы успокоиться, он зашагал через город к дворцу — если это действительно были город и дворец.
   Он не знал этого. Книги, пленки, лекции и нейронные сети, напичкали его информацией об этой части материка, но то были повседневные события, а для руководства их деятельностью требовалось особое искусство. Длительные разговоры с подчиненными добавили немного понимания, но лишь немного. Непосредственное общение с местными жителями время от времени что-то проясняло, но могло и что-то запутать. Неудивительно, что однажды заключив договор с племенами (?) Побережья и Нагорья, его предшественники не пытались расширить или улучшить отношения. Когда вы не понимаете устройства машины, но видите, что она работает спокойно, вам не придет в голову что-то исправлять в ней.
   За пределами силового поля базы местная гравитация притягивала его на сорок процентов сильнее, чем на Земле. Хотя костюм его был легким, а мышцы — сильными, восстановитель воздуха неизбежно давал дополнительный вес за счет устройства для преобразования водорода, который просачивался сквозь любой материал. Вскоре он вспотел. Тем не менее, он чувствовал, как холод проник через все термостатические спирали и пронизывает его до костей.
   Высоко над головой стоял Осман, свирепая белая звездочка, вдвое ярче Солнца, но со своего расстояния посылающая едва ли шестнадцатую часть того, что получала Земля. Тучи, красноватые от органики, плыли, слегка подгоняемые медленным ветром, по хмурому небу, где тускло виднелась одна из трех лун. Эта атмосфера порождала давление, втрое превышающее земное. Состояла она большей частью из водорода и гелия, содержала испарения метана и аммиака и следы других газов. Парниковый эффект, однако, не мешал воде замерзать.
   Действительно, планета, была покрыта коркой льда, смешанного с горными породами, пронизывающего бедные металлами пласты.
   Грунт сверкал и скрипел под ногами Далмэди. Склон полого спускался к темному бурному морю жидкого аммиака, чей горизонт был слишком отдален — в радиусе 17 000 километров, — чтобы его можно было увидеть в красноватом мглистом воздухе.
   Изо льда были и сооружения, которые глыбами вздымались вокруг. Они мерцали, подобно зеркалу, и дверные проемы и мрачные резные фигуры не нарушали их гладкости. Здесь не было улиц в обычном смысле слова, но воздушные наблюдения открыли четкую схему в расположении зданий, о которой местные жители не могли или не хотели говорить. Воздушные потоки с трудом пробивались между сооружениями. Воздух усиливал звуки, каждый звук становился резким и пронзительным.
   Уличное движение нарастало. Это были в основном пешеходы — туземцы, спешащие по своим делам, несли инструменты странной формы и сосуды со светильниками нечеловеческой культуры неолита. Попадались повозки, нагруженные изделиями прибрежной полосы; их тянули животные — миниатюрные динозавры, чей создатель лишь смутно слыхал о подобных тварях. На похожих, но более гибких животных ехали верхом. Рыбачьи лодки покачивались на поверхности моря; можно было сказать, что с них ловили рыбу, хотя настоящая рыба могла прожить здесь без защиты не дольше, чем человек.
   В наушниках Далмэди звучал только ветер, отдаленный рокот волн, звук шагов и скрип повозок. Сулеймениты обычно не пользовались речью. Однако они беспрестанно общались: жестами, переливами вздыбленного меха; деликатно обменивались выделениями пахучих желез. Они старались не подходить близко к человеку, — просто потому, что прикосновение к его костюму обжигало их. Он посылал и получал многочисленные приветствия. За 2 года — 25 земных лет — Побережье и Нагорье теперь зависели от предметов торговли — металла, пластика и источников энергии. Местные рабочие стали оказывать помощь в строительстве космопорта на Столовой горе над городом и уже сделали большую часть работы. Это позволило сэкономить на автоматах — и станция получила скромную прибыль.
 
   Далмэди согнулся от своей утомительной прогулки. Через 10 минут он был во дворце.
   Десяток туземцев, что стояли перед большим зданием с башнями, не были стражей. Хотя на Сулеймене случались войны и грабежи, убийство «короля» казалось в буквальном смысле немыслимым (Действие феромонов? В каждом из обществ, которые ксенологи изучили до сих пор, правитель ест особую пищу, так как его приближенные утверждают, что кто-то хочет отравить его; и, возможно, приближенные правы.) Барабаны, жезлы с перьями и малопонятные приспособления в руках этих существ имели церемониальное назначение.
   Далмэди справился со своим нетерпением и не без удовольствия следил за ритуалом открывания дверей и препровождения его в резиденцию Правителя. Сулеймениты были грациозными и изящными существами. Это были двуногие прямоходящие, похожие на людей, хотя тела их были толще, а рост — примерно ему по плечо. На руках у каждого было по два больших пальца, а между ними — по два средних, рукам помогал цепкий хвост. Голова у них была круглая, клюв, как у попугая, они имели ушные отверстия, один большой золотистый глаз посередине и два поменьше, недоразвитых — для бинокулярного и периферийного зрения. Одежда в основном ограничивалась чем-то вроде шотландской кожаной сумки-передника, украшенной меховой отделкой и тщательно вышитыми знаками; она оставляла открытыми пахучие железы и красноватый мех для изображения сигналов. То, что язык сулейменитов содержал неречевые компоненты, мешало усилиям человека понимать их.
   Морской Повелитель в своей синевато-мерцающей ледяной пещере-приемной сам обратился к Далмэди. Наушники срезали верхние частоты до пределов слышимости человеческого уха. Тем не менее, этот писк и бормотание всегда слегка портили впечатление от цветочного венца и резного скипетра. Этому способствовали и карлики, горбатые и уродливые, которые сидели на корточках на ковре и обтянутых шкурами скамьях. Неизвестно было, почему домашних слуг всегда набирали из калек. Сулеймениты, когда их спрашивали об этом, пытались объяснить, но смысл их объяснений был недоступен людям.
   — Удачи, силы и мудрости тебе, Посредник. — В этом мире не использовали личных имен, казалось невозможным постигнуть понятие «отождествление», которое не было обонятельным знаком.
   — Могут ли они продолжать свое пребывание у тебя, Повелитель? — Вокализатор на спине преобразовывал слова Далмэди в звуки, которые его губы не могли произнести.
   — Здесь присутствует Старший Погонщик каравана, — сказал монарх.
   Далмэди обменялся ритуальным приветствием с жителем Нагорья — для сулейменита он был очень высок и строен, вооружен каменным топором и винтовкой (из тех, что поставляли на эту планету); пестрые драгоценности и браслеты говорили о его дикарском происхождении. Тем не менее, отношения с кочевниками с холмов были хорошими. Заключив однажды сделку, они придерживались ее с большим тщанием, чем требовали человеческие ухищрения.
   — Что за беда стряслась? Из-за чего меня вызвали, Погонщик? Ваш караван встретил бандитов на Побережье? Я буду рад всеми силами помочь вам справиться с ними.
   Не привыкший к устной речи при общении с людьми, караванщик заговорил на сулейменитском языке — на своем диалекте, и понять его было невозможно. Один из карликов пробрался вперед. Далмэди узнал его. Ясный ум обитал в этом тщедушном крохотном тельце, жадно впитывая любое знание об окружающем мире, которое ему предлагали, и в ответ он часто помогал советом.
   — Позвольте мне перевести его речь, Посредник и Морской Повелитель, — предложил он.
   — Если сможешь, Советник, — согласился его господин.
   — Ты очень обяжешь меня, Переводчик, — сказал Далмэди, как можно лучше изображая жесты благодарности.
   Составление учтивых фраз не мешало ему лихорадочно размышлять, и он почувствовал, что дыхание его стеснилось в ожидании ответа. Не могли же известия быть подлинной катастрофой!
   Он перебирал события, как бы надеясь найти в них что-то спасительное, не замеченное до сих пор. Из-за незначительного наклона оси на Сулеймене не было времен года. Голубым флажкам необходим был сухой, холодный климат Нагорья, и там они росли круглый год. Первобытные туземцы — охотники и собиратели — срывали их во время своих вылазок. Каждые несколько земных месяцев эти племена встречались с одним из более развитых кочевых племен, и происходил обмен их на сушеные листья и плоды. Затем собирали караван и совершали долгое путешествие в этот город, где сотрудники «Компании по доставке» складывали их в тюки в обмен на технические товары. Можно было рассчитывать на загрузку и отправку примерно дважды в месяц. Четыре раза в течение земного года корабль с Дианы увозил содержимое складов «Компании по доставке» и оставлял гораздо более дорогой груз писем, пленок, журналов, книг, новостей со звезд, которые так редко бывали видны в этих мглистых небесах.
   Это была не самая эффективная из всех возможных систем, но она была самой дешевой: достаточно было один раз подсчитать необходимые издержки — вложенный капитал и зарплату сотрудников — для начальной плантации. Издержки должны были снизиться, или предприятие должно было измениться при уменьшении отношения актива к пассиву, а пассив вскоре должен был ликвидироваться. В сущности, Сулеймен был типичной внешней базой такого рода: для ученых — завораживающие исследования и возможность приобрести научную репутацию в своей области, для посредников — сравнительно легкая работа, первый шаг по лестнице, где наверху ожидают важные, чарующие, с великолепной оплатой директорские кресла.
   И так это было до сих пор.
   Переводчик обернулся к Далмэди.
   — Старый Погонщик сказал вот что, — пропищал он. — Недавно в Нагорье появилось то, что он называет… нет, я думаю, это нельзя сказать одним словом… ясно, это машины, которые собирают голубые флажки.
   — Что?! — человек понял, что воскликнул это по-английски. Сквозь внезапно громкие удары сердца он услышал, как Переводчик продолжал:
   — Дикари испугались и в ужасе разбежались в разные стороны. Машины пришли и забрали то, что они запасли со времени последней встречи. Это рассердило караванщиков нашего Погонщика, который торговал с ними там. Они поехали заявить протест. Издалека они увидели корабль, похожий на тот большой корабль, который бывает здесь, но другой конструкции. Те, кто следил за работой, были невысоки… у них много ног и клешни на руках… длинные носы… Робот-сборщик пришел и выстрелил молнией над головами кочевников. Они увидели это и побежали, чтобы предупредительный выстрел не сменился смертельным. Сам Старший Погонщик взял запасных лошадей и поскакал сюда что есть духу. Словами я не могу больше передать то, что он рассказал.
   Далмэди задыхался в окружавшей его ледяной синеве. Губы его пересохли, колени ослабли, желудок начал вращаться.
   — Бабуриты, — пробормотал он. — Точно, они. Но почему они так поступили с нами?
 
   Кусты, трава, листья на редких деревьях казались черными в наступающей темноте. Кое-где картину оживляли пятна красных, коричневых и синих цветов или аммиачная река, водопадом мчащаяся с холмов. Вдали ослепительно сверкала гряда ледяных гор; сулейменитский двенадцатичасовой день подходил к концу, и лучи Османа падали на равнину через разрыв в мутно-красном облачном покрове. Где-то шторм вздыбился темной стеной, на которой вспыхивали небрежные каракули молний. Плотная атмосфера доносила их громовые раскаты до ушей Далмэди, как высокий барабанный бой. Он почти не замечал их. Порывы ветра, свистящие вокруг его кара, и воздушные ямы, в которые проваливалась машина, отнимали все время на управление полетом. Кибернетический транспорт был слишком дорогим для этой малодоходной планеты.