- Господин, - слегка усмехнулся Джоссерек, - я человек довольно приметный. Ты бы знал меня, если бы я болтался в городе. А что до службы Рагиду, то разве я не приплыл на корабле из Киллимарайха?
- Откуда ты тогда знаешь наш язык?
- Ну, в Море Ураганов я и раньше бывал. Несколько лет назад высадился на берег в Мандано, сбежав с корабля по причине личного порядка. Ты, наверно, знаешь, что Винокуренная Гильдия держит там агента, который скупает ром у местных. Он взял меня на работу возчиком. Я прожил там больше года и стал отвечать за весь извоз, вот и пришлось обучиться арваннетскому. Мне всегда легко давались языки. А когда плаваешь между островами Материнского океана, такой талант стоит упражнять. Потом, уже покинув Мандано, я встретил женщину из ваших, она попала в беду и уплыла с одним капитаном в Ичинг, а он её там бросил; мы жили с ней некоторое время и говорили на её языке... Ну да ладно. (Все равно это сплошная ложь. Почти все. Языки мне и впрямь даются легко... Но рассказ получился весьма правдоподобным. Надеюсь. Мы с Мулвеном Роа немало над ним потрудились.)
- М-м... А что ты, по-твоему, мог бы делать у нас?
- Да все что угодно. Я был матросом, грузчиком, охотником, рыбаком, рудокопом, полевым рабочим, плотогоном, плотником, каменщиком, пастухом, укротителем, наемным солдатом... - Джоссерек перевел дух.
Это верно, хотя и неполно.
Касиру изучал его. Сгустившуюся тишину внезапно нарушил поток дождя, ударивший в темные окна.
- Посмотрим, - сказал он наконец. - Считай, что ты мой гость... Однако тебе не разрешается покидать этот дом без спроса и сопровождения. Ты понял? Мы поговорим обо всем позже и начнем сегодня же за ужином, который будет через час. Секор, - обратился он к стражнику, - отведи Джоссерека в мою ванную. А ты, Аранно, найди... м-м... Ори и пошли её туда прислуживать. И пусть кто-нибудь принесет чистую одежду и все, что требуется, в Ламантинову комнату.
- Ты очень добр, мой господин, - сказал Джоссерек.
- Может быть, - хмыкнул Касиру. - Все будет зависеть от тебя.
(Мертвец в Логовищах - всего лишь пища для бродячих собак. Утром, по дороге с причала, я видел голого малыша, играющего на улице. Он катал человеческий череп.)
Секор, сделавшись очень приветливым, повел чужеземца по обшитым дубом коридорам. В ванной уже поднимался пар от двух углублений в полу. Ори оказалась молодой и красивой. Когда Джоссерек погрузился в первую ванну, она скинула собственный легкий наряд, дочиста отскребла гостя, ловко побрила, сделала ему маникюр и пела, пока он отдыхал во второй, ароматической ванне. Увидев, как подействовали её заботы на Джоссерека, она не смутилась. Уже много времени прошло с тех пор, как их корабль отплыл из Эфлиса. Когда он вышел и она стала его вытирать, его руки сами нашли дорогу.
- Прошу вас, господин, - шепнула она. - Касиру не понравится, если вы опоздаете. Ночью я буду ждать вас в постели, если хотите.
- Еще бы не хотеть! - Джоссерек посмотрел сверху вниз на её стройную фигурку, почти детское лицо, обрамленное косами цвета воронова крыла, отпустил её и медленно спросил: - Ты рабыня?
- Я принадлежу к Сестрам Лилии.
- Что?
- Вы не расслышали, господин?
- Не забывай, я в городе чужой.
- Нас, нашу породу, разводят за красоту... давно уже... всегда. - Ори присела, чтобы вытереть ему ноги. - Я-то бракованная, - смиренно сказала она. - Агент Касиру купил меня по дешевке. Но я постараюсь вам угодить.
Джоссерек скорчил гримасу над её склоненной головой.
"Пора бы привыкнуть к рабству. Боги свидетели, я достаточно на него насмотрелся. Даже в Киллимарайхе, где хвалятся его отсутствием и своей свободой, не только содержат каторжные команды - от осужденных, в конце концов, тоже должна быть какая-то польза, - но и все порты кишат вербовщиками. - Он вздохнул. - К чему я не могу привыкнуть - так это к тому, как большинство рабов относятся к своему состоянию".
Ламантинова комната оказалась не столь претенциозной, как её название, - просто на одной из стен когда-то изобразили морскую корову. Здесь было все, что нужно. В шкафу висело несколько туник на выбор, к ним прилагался плащ и пара сандалий.
Джоссерек снял халат, в который закутала его Ори перед выходом из ванной - в Арваннете нагота была под запретом, это ещё более напоминало о низком положении девушки, и оделся. Все пришлось ему впору.
- Вы ожидали кого-нибудь моего роста? - засмеялся он.
- Мы иногда принимаем здесь рагидийцев, господин. Или северян. Ох!
Ори в растерянности закрыла рот рукой. Джоссерек промолчал, но его пульс забился сильнее.
В кошельке, прикрепленном к поясу из змеиной кожи, что-то позвякивало. Джоссерек посмотрел: монеты, свинец и бронза, с таинственными надписями паучьей арваннетской вязью. Судя по тому, что он слышал о здешних ценах, он мог бы прожить на эти деньги дней десять, если не слишком шиковать и если бы Касиру выпустил его, конечно. Что это, взятка? Нет, для взятки слишком мало. Это или знак доброй воли, или скрытое оскорбление. Не знаю, что именно. Мулвену следовало бы послать сюда человека, знающего этот народ. Хотя да - такого, который удовлетворял бы всем прочим требованиям, просто не нашлось.
Перед Джоссереком возник образ его начальника, Мулвена Роа, не киллимарайхца, а уроженца острова Ики близ экватора - эти островитяне все черные как смоль, с белоснежными волосами и часто желтоглазые, как Мулвен. Вспомнились разговоры с ним в Ичинге, где в открытые окна лился соленый летний воздух и где красные черепичные крыши круто сбегали с холма к заливу, а там стояли на якоре барки и далеко-далеко, в синеве играли два кита...
"Нет, грустить не надо. Ты не можешь себе этого позволить".
Гостеприимный хозяин прислал ему графин вина, сигареты - и с табаком, и с дурманным зельем, а также разные туалетные принадлежности, но ни ножа, ни ножниц, ни бритвы не было. (Ори сказала, что. будет брить его сама.) Все шкатулки были деревянные - стекло или обожженная глина могли бы послужить оружием. Девушка, безусловно, ежедневно докладывает хозяину обо всем, что сказал или сделал гость. Джоссерек принимал это как должное. Если Касиру действительно тот, в ком он нуждается, и надежды Джоссерека оправдаются если цель его поисков будет достигнута в первый же день, тогда Касиру имеет право быть осторожным. Как, впрочем, и сам Джоссерек.
- Изволите пожаловать к столу, господин? - спросила Ори.
- Да, я голоден, как вон та тварь на стенке. Девушка проводила его до столовой и там оставила с многообещающей улыбкой. Фрески на стенах этой комнаты давно поблекли, и никто не отважился восстановить их. Стены между канделябрами просто завесили расшитыми драпировками. Мозаичный пол с изображениями павлинов и фламинго сохранил свою яркость - лишь в одном месте зияла брешь, замазанная красным раствором, и было выложено чье-то имя. Джоссерек догадался, что это след от побоища, возможно, многовековой давности, в котором погиб главарь Костоломов, и оставлен здесь в память о нем. Стол, накрытый на три персоны, блистал кружевом, хрусталем, фарфором и серебром. Освещение было ярким, в воздухе веяли вкусные ароматы, слуги бесшумно сновали вокруг - все мужчины, в темных туниках с кинжалами на поясе, безгласные и с каменными лицами. По черным окнам с шорохом струился дождь.
Вошел Касиру. Джоссерек поклонился ему.
- Ну-ну, - сказал арваннетянин. - Оказывается, под твоим диким обличьем скрывался совсем другой человек.
- И этот человек чувствует себя намного лучше, господин. Мы будем ужинать втроем?
- Ты же не хочешь, чтобы стража узнала, где ты находишься, Джоссерек Деррэн! Ты мог бы убить, лишь бы помешать этому, верно? И, надеюсь, поймешь, что другой наш гость - высокочтимый гость - требует такой же осторожности.
- Что мне сделать, чтобы ты поверил мне, господин?
- Вот это мы и постараемся выяснить. Потом вошла она, и кровь запела в Джоссереке. Она была на ладонь ниже его. В лесах южного Ованга он видел когда-то тигров, которые двигались с такой же грацией. Это крепкое тело определенно знало бег, верховую езду, плавание, охоту, борьбу и, конечно же, любовь. Широко поставленные раскосые глаза над невысокими скулами цветом напоминали зимнее море под солнцем. Падающие до плеч янтарные волосы были столь же безыскусны, как и простая, почти мужская туника. На каждом бедре у неё висело по ножу - один тяжелый, другой легкий. Джоссерек видел, что ими не раз пользовались.
- Дония из рода Хервар на севере, - торжественно произнес Касиру. В Арваннете первым представляли наиболее уважаемую персону. - Джоссерек Деррэн из Киллимарайха.
Она приблизилась, и они раскланялись на арваннетский лад, чуждый им обоим. Киллимарайхцы в знак приветствия кладут правую руку на плечо друг другу. Рогавики - рогавики поступают, как хотят или как принято у них в семье. Говорят, однако, что они предпочитают не прикасаться к другому человеку при первой встрече. Но её голова оказалась достаточно близко, чтобы Джоссереку почудилось, будто он уловил запах её кожи, солнечный запах женщины. И увидел на этой коже тонкие морщинки - между желтыми волосами и черными бровями и в уголках глаз. Она, должно быть, на несколько лет старше его, хотя это больше ни в чем не проявляется.
- Касиру немного рассказал мне о тебе. Надеюсь, ты поведаешь больше.
Она говорила на арваннетском с некоторым трудом, хрипловатым контральто. Джоссерек не мог определить, искренен её интерес или наигран. Рогавики слывут очень скрытным народом.
"Если я ей безразличен, - подумал он, - попытаемся изменить её отношение. Она определенно то, что я ищу".
Касиру подал знак, слуги отодвинули стулья, и все трое сели за стол. Белое вино, несомненно, охлажденное на леднике, с бульканьем наполнило кубки. Джоссерек поднял свой.
- У нас дома есть обычай. Когда встречаются друзья, кто-то один желает всем благополучия, и все пьют за это. Можно? - Касиру кивнул. - За наше счастье.
Касиру пригубил, но Дония посмотрела Джоссереку в глаза и сказала:
- Я не знаю, друзья мы или нет. Джоссерек опешил. Касиру хмыкнул. Молчание затянулось, и наконец киллимарайхиец промямлил:
- Надеюсь, что мы все же не враги, моя госпожа.
- И этого я не знаю. Посмотрим. Но... - Она вдруг неожиданно тепло улыбнулась. - Я не хотела сказать ничего дурного. Многие рогавики... как это... выпили бы с тобой. Но в нашем сообществе этот обряд совершается лишь между близкими друзьями.
- Понимаю. И прошу меня извинить.
- Изви?..
- Он хочет сказать, что тоже не замышлял дурного и сожалеет, если задел тебя, - пояснил Касиру.
- Эйа! - промолвила Дония, вглядываясь в Джоссерека через стол. Откуда у грубого мужчины мягкие манеры?
- Я попал в беду, - ответил тот, - но это не значит, что я неотесанный болван.
- Касиру передал мне то, что ты рассказал ему. Кое-что. Я хочу послушать весь рассказ с самого начала, - легкая морщинка, знак недоумения, прорезала её лоб. - Не могу понять, как это человек по доброй воле идет туда, где с ним может случиться самое плохое.
- Нельзя же всем быть охотниками или торговать металлом, госпожа моя. Я должен зарабатывать себе на жизнь.
- И ты... моряк, да? Я никогда ещё не встречала моряков.
- М-м... моряком я бываю в случае везения. Вообще-то я шалли.
- Кто? - переспросил Касиру.
- Так нас называют в Материнском океане. Это такие люди, лишенные корней, в основном мужчины, которые блуждают от острова к острову, живут чем придется и нигде не задерживаются надолго. Среди них встречаются никчемные... и опасные: жулики, попрошайки, воры, бандиты, которые могут и убить, если считают, что это сойдет им с рук.
- Не слишком-то учтиво говорить подобные слова в этом доме, мрачновато усмехнулся Касиру.
Ближайший слуга скользнул поближе.
У Джоссерека вздулись мускулы, но Дония взрывом смеха разрядила обстановку.
- Не обижайся, господин, - опомнился Джоссерек. - У вас в Арваннете все совсем не так... э-э... заведено, как у нас. (Чего ни коснись.)
- Но что же значит "шалли"? - спросила Дония, залпом выпив свое вино.
"Ладно, скажу. Сдается, она не позволит этим недоноскам зарезать меня".
- Честный бродяга-труженик. - Он почувствовал, что напряжение ослабло, и улыбнулся ей. - Не всегда законопослушный. У бесчисленных народцев Океании слишком много разных дурацких законов, чтобы все их соблюдать. Но у нас имеются свои законы. И мы гордимся тем, что умеем хорошо работать. Не то чтобы мы составляли какое-то общество. У нас есть свой король, свои обряды, каждый год мы собираемся вместе, но учета нам никто не ведет, новичков никуда не посвящают - обходимся без всей этой чепухи. Земля слухом полнится, и все быстро узнают, кто настоящий шалли, а кто нет.
- Отродясь не слыхала на юге ни о чем, что больше бы походило на нашу жизнь, - сказала Дония.
Подали черепаший суп.
Она не кокетничала, не хлопала глазами, поощряя Джоссерека распускать хвост. Ее открыто, неподдельно интересовал его мир. Джоссерека удивило, как много она уже знает о нем. Но свои знания она почерпнула из книг. Он был первым из Людей Моря, с которым она встретилась.
Если он угадал верно, именно её доверие он должен завоевать. Касиру только промежуточное звено.
Опасное звено. Его тоже следует обхаживать, ублажать, почитать своим союзником. Особенно потому, что неясно пока, почему. Дония гостит у него. Дония на этот вопрос ответила:
"Мы старые знакомцы - он и я. Я приехала разузнать, сколько смогу, чего нам ждать теперь, когда Рагид проглотил Арваннет". И больше ничего. На севере немногословие не считается невежеством.
И Джоссерек принялся рассказывать им о своей жизни - опять-таки правдиво, но неполно.
Он родился в Ичингском порту от дочери трактирщика и юноши знатного рода.
- У нас в Киллимарайхе до сих пор существует ограниченная монархия. Верховная власть принадлежит ей, затем Старейшинам - крупным землевладельцам и капиталистам и Советникам, избираемым племенами, хотя сегодня не так уж важно, к какому племени ты принадлежишь, его название просто добавляется к твоему имени.
Родители Джоссерека могли бы пожениться, но отец его лишился наследства из-за коммерческих неудач и вскоре погиб от несчастного случая, подвизавшись работать грузчиком в доках. Джоссерека вырастили мать и дед. Мальчик любил сурового, проницательного старика, но отчима, который появился позднее, так и не полюбил и потому связался с уличной бандой. Много лет спустя - после каторги, побега, объехав полсвета - Джоссерек навестил родной трактир. Дед к тому времени умер. Джоссерек пробыл там совсем недолго и больше туда не возвращался.
- Разве тебя не разыскивали как беглого каторжника? - спросил Касиру.
- Я оказал услугу одному человеку, и он добился для меня помилования. Но не слишком ли я утомил вас своими похождениями?
- Ты говоришь, как образованный человек - более образованный, чем предполагает твоя история.
- Вы удивились бы, сколько свободного времени остается у солдата удачи - на чтение, на раздумье, на беседы с умными людьми, было бы желание. С такими людьми, как моя госпожа Дония. Я хотел бы послушать её.
- В другой раз, - сказала она и задумалась. - Завтра. Должно быть, тебе хочется пораньше лечь. А я, - беспокойно пошевелилась она, - снова чувствую себя, как в загоне. Хочу побыть одна. Завтра мы с тобой погуляем вдвоем, Джоссерек Деррэн.
- Погоди... - начал было Касиру. Она остановила его взглядом.
- Да, вдвоем. - Смысл невысказанных ею слов был ясен:
"Я справлюсь с ним. Если будет нужно, убью".
Несмотря на многонедельное воздержание, Джоссерек нашел Ори какой-то пресной. Ей он этого не сказал. Это было бы нечестно. Она Старалась, как умела. Все дело в том, что он не представлял себе, возможно ли было вот так же пожалеть Донию.
Глава 5
- Однажды, - сказала женщина из рода Хервар, - я видела Мерцающие Воды, которые вы зовете Материнским океаном. И не могу этого забыть.
- Как? - спросил киллимарайхиец. - Я считал, что вы - полностью сухопутный народ.
Он вспомнил карты, которые изучал. Они были чертовски неточными. Цивилизованный мир мало что знал об Андалине за пределами южной его полосы, заселенной рагидийцами и арваннетянами. На востоке от Свирепого океана до невысоких Идисских гор тянулись Дикие леса. А от них начинались равнины рогавиков, простираясь далеко на запад, за Становую, до самых Тантианских холмов - бескрайняя непаханая степь, лишь на севере ограниченная ледником.
- Мы ездим в чужие края торговать и ставить ловушки, - объяснила Дония. - За Тантианами лежит большое, открытое всем ветрам плоскогорье, на котором могут жить одни зайцы да койоты, а за ним высятся горы, Лунные Твердыни, скованные льдом. Но в них есть перевалы, а в предгорьях на той стороне в изобилии водятся бобер, норка, дикая кошка - и какая там высь, сила, огромность, говорящая тишина! Ночью там больше звезд, чем тьмы.
Джоссерек окинул её долгим взглядом. Что, она выходит наконец из своей брони?
Они ушли из дома утром, одевшись так, чтобы не привлекать внимания. После имперского вторжения в городе, помимо военных, появилось и много штатских рагидийцев. Джоссерек, в сандалиях на высокой подошве, длиннополом платье, подобранном, чтобы не мешать ходьбе, и с повязанным на шапку платком, скрывающим его стрижку и серьги, мог сойти за купца или чиновника из любого города Империи. Донию выдавали её светлые волосы, кожа и черты лица, но она, ухмыляясь, предстала перед ним (иначе не скажешь) в прозрачной тунике, многочисленных звенящих браслетах из меди и стекла и бесстыдно накрашенным ртом.
- Некоторые наши девушки, которые знают, что никогда не выйдут замуж, отправляются промышлять в арваннетские поселки вверх по реке, - объяснила она. - Иные добираются и до города, хотя не остаются там надолго. - Она помедлила. - Мы считаем, что это такой же честный промысел, как и любой другой, которым может заниматься безмужняя женщина. А южанам и в голову не приходит, что одинокая женщина может заниматься чем-то еще.
За исключением этого полу оправдания, она почти не говорила о себе. Подчиняясь её властному выбору, они направились не на юг, к Большой Арене и лучшим кварталам, а в обход центра. Она молчала почти все время, пока они пробирались по скользким шумным улочкам нищих Логовищ, среди Ножевых Братьев и мелких жуликов, живших за их счет и питавших собой их ряды, мимо слепых кирпичных громад.
Воровской квартал обрывался у Драгунского проезда, широкой улицы между Старым бастионом и Домом Совета, где патрули гражданской гвардии поддерживали порядок. Секор и Аранно сопровождали гостей во избежание нападений. Здесь Дония отправила их назад - у себя дома она, не иначе, так командует собаками.
Но как только они с Джоссереком оказались в квартале Пустых Домов, она принялась говорить с охотой, даже с жаром. Расспрашивала Джоссерека о его скитаниях, а потом...
- Да, - сказала она, - я трижды пересекала Лунные Твердыни. Только давно. Четверо мужей, пятеро детей, которые остались жить, большое зимовье... да, наше добро хватает нас за ноги, верно? И сообщество, особенно те люди, что помоложе, постоянно просят у меня помощи и совета. А надо ещё навещать дальних друзей, управляться со своей долей торговли металлом, ездить порой на вече, охотиться... Но в тот первый раз мне было шестнадцать, я только год как вышла за Ивена и не имела никаких забот. В нашей ватаге все были молоды. Мы решили, что не будем все лето ставить капканы, а поедем на запад и поглядим, что там есть. Те, кто бывал там до нас, говорили, что страна по ту сторону ледников богата дичью, а жители её приветливы. Мы взяли с собой подарки, чтобы отблагодарить за гостеприимство - всегда надо брать дары, отправляясь за рубежи наших родовых земель: ножи, стальные иголки, которые делаем сами, бусы, медальоны и дешевый жемчуг из Арваннета, и... как их?.. увеличительные стекла из Рагида. Мы определили свой путь по закату и отправились. - Она сжала Джоссереку локоть. Его бросило в жар, и по коже прошли мурашки. - Смотри, вот хорошее место для отдыха.
Промытое дождем небо сияло. По нему плыли редкие облачка. Руины, озаренные солнечным светом, были почти сказочными. Здесь были стены, лишенные крыш, одинокие дымовые трубы, портики, колоннады. Их оплетал плющ; тополь, ежевика, примула проросли на грудах битого камня у их подножий; трава терпеливо трудилась, разлучая один булыжник с другим; лишайник почти совсем разъел памятник забытому герою. Но покрытый зеленью камень радовал глаз мягкими красками, в воз духе пахло жасмином, и в тишине заливалась птица-пересмешник.
Дония опустилась на замшелую плиту, упершись подбородком в колени и обхватив руками ноги. В миле от них виднелась сквозь арку черная громада Обители Грез, одного из немногих зданий в этой округе, где ещё сохранилась какая-то жизнь. Невдалеке висело гнездо иволги.
Джоссерек присел рядом, стараясь не коснуться спутницы, как ни влекли его к себе эти голые, слегка загорелые ноги.
- Значит, вы дошли до самого океана, - продолжил он. - И что же - с выгодой для себя?
- О да. - Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. - Я видела, как разбивается прибой, белый и зеленый. И плавала в нем - холодно, солоно, но нет объятий слаще. Чайки, морские львы, морские выдры. Моллюски, которые мы собирали, - смешные, словно живые орешки. Катание на лодке, тишь и серебро рассвета, страшные киты, проплывавшие мимо. Один заглянул к нам в лодку может быть, пожелал нам доброго утра.
- Я бы не удивился, - заметил Джоссерек. - В Киллимарайхе открыли, что китовые - киты и дельфины - думают и чувствуют почти как люди.
- Правда?! - восторженно вскрикнула она.
- Так утверждают ученые. Может быть, они... немного пристрастны. Видишь ли, согласно нашей главной религии, все китовое племя священно. Дельфин - это... э-э... воплощение сил жизни, так же как Акула - воплощение сил смерти. Ну, это не так уж важно. Но, думаю, наша мифология все же помогла принять закон об их. защите.
- У вас запрещено их убивать?
- Да. Но их мясо, жир, китовый ус настолько ценны, что флоту приходится содержать большой патруль для их охраны. Я...
"Нет. Слишком рано рассказывать ей, как Мулвен Роа нашел меня среди шалли, добился помилования и уговорил пойти служить - сначала в китовый патруль, а потом, когда освоился..."
- ...я дважды видел, как сражается патрульный катер с браконьерами.
- Очень рада, - серьезно сказала она. - Вы сознаете себя частицей жизни. Не знала, что вы такие.
"Если мы щадим китов, дорогая моя, - саркастически подумал Джоссерек, - совесть меньше мучит нас относительно наших собратьев-людей. И на труд заключенных всегда есть спрос. Впрочем, если ты склонна считать меня идеалистом - прекрасно".
- Мы рогавики, не убиваем дичь на продажу, - продолжала Дония, - это было бы нехорошо. Да и глупо, - трезво добавила она. - Мы живем хорошо потому, что нас мало, а животных много. Если это изменится - нам придется стать пахарями. - Она сплюнула. - Йоу! Я проезжала через распаханные земли Рагида. Они в чем-то ещё хуже, чем город.
"Хм. Как видно, идеализм не так уж тебя привлекает, - подумал Джоссерек. - Не знаю. Ты не похожа ни на одну, женщину из тех, с которыми я встречался в сутолоке мира".
- Как так? - спросил он. - Я слышал, ваши люди ненавидят толпу. И заметил, как ты сразу оживилась, когда мы пришли в это пустынное место. Но поля, пастбища, плантации?
- Там земля точно в клетке, - сказала она. - В городе тоже плохо, но лучше, чем там. Мы можем недолго потерпеть соседство чужих, пока их вонь не становится поперек горла и не мешает есть. Но не можем - не терпим, когда на нас давят чужие мысли. Крестьяне все такие. Здесь, в городе, почти все друг для друга - только мясо на двух ногах: я для них, они для меня. Это терпимо. - Она потянулась, тряхнула своими локонами и развеселилась. - А тут, в Пустых Домах, живет покой.
- Госпожа моя, если я тебе надоем, пожалуйста, скажи.
- Ладно. Хорошо, что ты так сказал. - И с полным спокойствием добавила: - Мне, может быть, захочется лечь с тобой.
- Хой? - поперхнулся он и схватил её, чувствуя бешеное биение пульса.
Она засмеялась и оттолкнула его.
- Не сейчас. Я не уличная девка, для которой любой хорош. Касиру и его приспешники мне противны: пристают с вопросами, пытаются распоряжаться мной, хотят, чтобы я каждый раз обедала за его столом. Моя плоть теряет аппетит ещё быстрее, чем желудок.
"Может быть, потом на твоих открытых равнинах, Дония?" Самообладание вернулось к нему. "А пока буду довольствоваться Ори". Это охлаждало. "Почему же ты думаешь, что я, беглый матрос, когда-нибудь окажусь там с тобой? Или ты так не думаешь?"
- Что ж... я все-таки польщен, - только и сказал он.
- Там посмотрим, Джоссерек. Мы только что встретились, и я ничего не знаю о тебе и твоем народе. - Она помолчала с полминуты. - Касиру говорит: у вас только деньги на уме. Не знаю, вправду ли вы защищаете китов.
Джоссерек увидел возможность проявить себя таким же беспристрастным, как и она. И кстати, выставить перед ней себя и свой народ в наиболее выгодном свете.
- Откуда ты тогда знаешь наш язык?
- Ну, в Море Ураганов я и раньше бывал. Несколько лет назад высадился на берег в Мандано, сбежав с корабля по причине личного порядка. Ты, наверно, знаешь, что Винокуренная Гильдия держит там агента, который скупает ром у местных. Он взял меня на работу возчиком. Я прожил там больше года и стал отвечать за весь извоз, вот и пришлось обучиться арваннетскому. Мне всегда легко давались языки. А когда плаваешь между островами Материнского океана, такой талант стоит упражнять. Потом, уже покинув Мандано, я встретил женщину из ваших, она попала в беду и уплыла с одним капитаном в Ичинг, а он её там бросил; мы жили с ней некоторое время и говорили на её языке... Ну да ладно. (Все равно это сплошная ложь. Почти все. Языки мне и впрямь даются легко... Но рассказ получился весьма правдоподобным. Надеюсь. Мы с Мулвеном Роа немало над ним потрудились.)
- М-м... А что ты, по-твоему, мог бы делать у нас?
- Да все что угодно. Я был матросом, грузчиком, охотником, рыбаком, рудокопом, полевым рабочим, плотогоном, плотником, каменщиком, пастухом, укротителем, наемным солдатом... - Джоссерек перевел дух.
Это верно, хотя и неполно.
Касиру изучал его. Сгустившуюся тишину внезапно нарушил поток дождя, ударивший в темные окна.
- Посмотрим, - сказал он наконец. - Считай, что ты мой гость... Однако тебе не разрешается покидать этот дом без спроса и сопровождения. Ты понял? Мы поговорим обо всем позже и начнем сегодня же за ужином, который будет через час. Секор, - обратился он к стражнику, - отведи Джоссерека в мою ванную. А ты, Аранно, найди... м-м... Ори и пошли её туда прислуживать. И пусть кто-нибудь принесет чистую одежду и все, что требуется, в Ламантинову комнату.
- Ты очень добр, мой господин, - сказал Джоссерек.
- Может быть, - хмыкнул Касиру. - Все будет зависеть от тебя.
(Мертвец в Логовищах - всего лишь пища для бродячих собак. Утром, по дороге с причала, я видел голого малыша, играющего на улице. Он катал человеческий череп.)
Секор, сделавшись очень приветливым, повел чужеземца по обшитым дубом коридорам. В ванной уже поднимался пар от двух углублений в полу. Ори оказалась молодой и красивой. Когда Джоссерек погрузился в первую ванну, она скинула собственный легкий наряд, дочиста отскребла гостя, ловко побрила, сделала ему маникюр и пела, пока он отдыхал во второй, ароматической ванне. Увидев, как подействовали её заботы на Джоссерека, она не смутилась. Уже много времени прошло с тех пор, как их корабль отплыл из Эфлиса. Когда он вышел и она стала его вытирать, его руки сами нашли дорогу.
- Прошу вас, господин, - шепнула она. - Касиру не понравится, если вы опоздаете. Ночью я буду ждать вас в постели, если хотите.
- Еще бы не хотеть! - Джоссерек посмотрел сверху вниз на её стройную фигурку, почти детское лицо, обрамленное косами цвета воронова крыла, отпустил её и медленно спросил: - Ты рабыня?
- Я принадлежу к Сестрам Лилии.
- Что?
- Вы не расслышали, господин?
- Не забывай, я в городе чужой.
- Нас, нашу породу, разводят за красоту... давно уже... всегда. - Ори присела, чтобы вытереть ему ноги. - Я-то бракованная, - смиренно сказала она. - Агент Касиру купил меня по дешевке. Но я постараюсь вам угодить.
Джоссерек скорчил гримасу над её склоненной головой.
"Пора бы привыкнуть к рабству. Боги свидетели, я достаточно на него насмотрелся. Даже в Киллимарайхе, где хвалятся его отсутствием и своей свободой, не только содержат каторжные команды - от осужденных, в конце концов, тоже должна быть какая-то польза, - но и все порты кишат вербовщиками. - Он вздохнул. - К чему я не могу привыкнуть - так это к тому, как большинство рабов относятся к своему состоянию".
Ламантинова комната оказалась не столь претенциозной, как её название, - просто на одной из стен когда-то изобразили морскую корову. Здесь было все, что нужно. В шкафу висело несколько туник на выбор, к ним прилагался плащ и пара сандалий.
Джоссерек снял халат, в который закутала его Ори перед выходом из ванной - в Арваннете нагота была под запретом, это ещё более напоминало о низком положении девушки, и оделся. Все пришлось ему впору.
- Вы ожидали кого-нибудь моего роста? - засмеялся он.
- Мы иногда принимаем здесь рагидийцев, господин. Или северян. Ох!
Ори в растерянности закрыла рот рукой. Джоссерек промолчал, но его пульс забился сильнее.
В кошельке, прикрепленном к поясу из змеиной кожи, что-то позвякивало. Джоссерек посмотрел: монеты, свинец и бронза, с таинственными надписями паучьей арваннетской вязью. Судя по тому, что он слышал о здешних ценах, он мог бы прожить на эти деньги дней десять, если не слишком шиковать и если бы Касиру выпустил его, конечно. Что это, взятка? Нет, для взятки слишком мало. Это или знак доброй воли, или скрытое оскорбление. Не знаю, что именно. Мулвену следовало бы послать сюда человека, знающего этот народ. Хотя да - такого, который удовлетворял бы всем прочим требованиям, просто не нашлось.
Перед Джоссереком возник образ его начальника, Мулвена Роа, не киллимарайхца, а уроженца острова Ики близ экватора - эти островитяне все черные как смоль, с белоснежными волосами и часто желтоглазые, как Мулвен. Вспомнились разговоры с ним в Ичинге, где в открытые окна лился соленый летний воздух и где красные черепичные крыши круто сбегали с холма к заливу, а там стояли на якоре барки и далеко-далеко, в синеве играли два кита...
"Нет, грустить не надо. Ты не можешь себе этого позволить".
Гостеприимный хозяин прислал ему графин вина, сигареты - и с табаком, и с дурманным зельем, а также разные туалетные принадлежности, но ни ножа, ни ножниц, ни бритвы не было. (Ори сказала, что. будет брить его сама.) Все шкатулки были деревянные - стекло или обожженная глина могли бы послужить оружием. Девушка, безусловно, ежедневно докладывает хозяину обо всем, что сказал или сделал гость. Джоссерек принимал это как должное. Если Касиру действительно тот, в ком он нуждается, и надежды Джоссерека оправдаются если цель его поисков будет достигнута в первый же день, тогда Касиру имеет право быть осторожным. Как, впрочем, и сам Джоссерек.
- Изволите пожаловать к столу, господин? - спросила Ори.
- Да, я голоден, как вон та тварь на стенке. Девушка проводила его до столовой и там оставила с многообещающей улыбкой. Фрески на стенах этой комнаты давно поблекли, и никто не отважился восстановить их. Стены между канделябрами просто завесили расшитыми драпировками. Мозаичный пол с изображениями павлинов и фламинго сохранил свою яркость - лишь в одном месте зияла брешь, замазанная красным раствором, и было выложено чье-то имя. Джоссерек догадался, что это след от побоища, возможно, многовековой давности, в котором погиб главарь Костоломов, и оставлен здесь в память о нем. Стол, накрытый на три персоны, блистал кружевом, хрусталем, фарфором и серебром. Освещение было ярким, в воздухе веяли вкусные ароматы, слуги бесшумно сновали вокруг - все мужчины, в темных туниках с кинжалами на поясе, безгласные и с каменными лицами. По черным окнам с шорохом струился дождь.
Вошел Касиру. Джоссерек поклонился ему.
- Ну-ну, - сказал арваннетянин. - Оказывается, под твоим диким обличьем скрывался совсем другой человек.
- И этот человек чувствует себя намного лучше, господин. Мы будем ужинать втроем?
- Ты же не хочешь, чтобы стража узнала, где ты находишься, Джоссерек Деррэн! Ты мог бы убить, лишь бы помешать этому, верно? И, надеюсь, поймешь, что другой наш гость - высокочтимый гость - требует такой же осторожности.
- Что мне сделать, чтобы ты поверил мне, господин?
- Вот это мы и постараемся выяснить. Потом вошла она, и кровь запела в Джоссереке. Она была на ладонь ниже его. В лесах южного Ованга он видел когда-то тигров, которые двигались с такой же грацией. Это крепкое тело определенно знало бег, верховую езду, плавание, охоту, борьбу и, конечно же, любовь. Широко поставленные раскосые глаза над невысокими скулами цветом напоминали зимнее море под солнцем. Падающие до плеч янтарные волосы были столь же безыскусны, как и простая, почти мужская туника. На каждом бедре у неё висело по ножу - один тяжелый, другой легкий. Джоссерек видел, что ими не раз пользовались.
- Дония из рода Хервар на севере, - торжественно произнес Касиру. В Арваннете первым представляли наиболее уважаемую персону. - Джоссерек Деррэн из Киллимарайха.
Она приблизилась, и они раскланялись на арваннетский лад, чуждый им обоим. Киллимарайхцы в знак приветствия кладут правую руку на плечо друг другу. Рогавики - рогавики поступают, как хотят или как принято у них в семье. Говорят, однако, что они предпочитают не прикасаться к другому человеку при первой встрече. Но её голова оказалась достаточно близко, чтобы Джоссереку почудилось, будто он уловил запах её кожи, солнечный запах женщины. И увидел на этой коже тонкие морщинки - между желтыми волосами и черными бровями и в уголках глаз. Она, должно быть, на несколько лет старше его, хотя это больше ни в чем не проявляется.
- Касиру немного рассказал мне о тебе. Надеюсь, ты поведаешь больше.
Она говорила на арваннетском с некоторым трудом, хрипловатым контральто. Джоссерек не мог определить, искренен её интерес или наигран. Рогавики слывут очень скрытным народом.
"Если я ей безразличен, - подумал он, - попытаемся изменить её отношение. Она определенно то, что я ищу".
Касиру подал знак, слуги отодвинули стулья, и все трое сели за стол. Белое вино, несомненно, охлажденное на леднике, с бульканьем наполнило кубки. Джоссерек поднял свой.
- У нас дома есть обычай. Когда встречаются друзья, кто-то один желает всем благополучия, и все пьют за это. Можно? - Касиру кивнул. - За наше счастье.
Касиру пригубил, но Дония посмотрела Джоссереку в глаза и сказала:
- Я не знаю, друзья мы или нет. Джоссерек опешил. Касиру хмыкнул. Молчание затянулось, и наконец киллимарайхиец промямлил:
- Надеюсь, что мы все же не враги, моя госпожа.
- И этого я не знаю. Посмотрим. Но... - Она вдруг неожиданно тепло улыбнулась. - Я не хотела сказать ничего дурного. Многие рогавики... как это... выпили бы с тобой. Но в нашем сообществе этот обряд совершается лишь между близкими друзьями.
- Понимаю. И прошу меня извинить.
- Изви?..
- Он хочет сказать, что тоже не замышлял дурного и сожалеет, если задел тебя, - пояснил Касиру.
- Эйа! - промолвила Дония, вглядываясь в Джоссерека через стол. Откуда у грубого мужчины мягкие манеры?
- Я попал в беду, - ответил тот, - но это не значит, что я неотесанный болван.
- Касиру передал мне то, что ты рассказал ему. Кое-что. Я хочу послушать весь рассказ с самого начала, - легкая морщинка, знак недоумения, прорезала её лоб. - Не могу понять, как это человек по доброй воле идет туда, где с ним может случиться самое плохое.
- Нельзя же всем быть охотниками или торговать металлом, госпожа моя. Я должен зарабатывать себе на жизнь.
- И ты... моряк, да? Я никогда ещё не встречала моряков.
- М-м... моряком я бываю в случае везения. Вообще-то я шалли.
- Кто? - переспросил Касиру.
- Так нас называют в Материнском океане. Это такие люди, лишенные корней, в основном мужчины, которые блуждают от острова к острову, живут чем придется и нигде не задерживаются надолго. Среди них встречаются никчемные... и опасные: жулики, попрошайки, воры, бандиты, которые могут и убить, если считают, что это сойдет им с рук.
- Не слишком-то учтиво говорить подобные слова в этом доме, мрачновато усмехнулся Касиру.
Ближайший слуга скользнул поближе.
У Джоссерека вздулись мускулы, но Дония взрывом смеха разрядила обстановку.
- Не обижайся, господин, - опомнился Джоссерек. - У вас в Арваннете все совсем не так... э-э... заведено, как у нас. (Чего ни коснись.)
- Но что же значит "шалли"? - спросила Дония, залпом выпив свое вино.
"Ладно, скажу. Сдается, она не позволит этим недоноскам зарезать меня".
- Честный бродяга-труженик. - Он почувствовал, что напряжение ослабло, и улыбнулся ей. - Не всегда законопослушный. У бесчисленных народцев Океании слишком много разных дурацких законов, чтобы все их соблюдать. Но у нас имеются свои законы. И мы гордимся тем, что умеем хорошо работать. Не то чтобы мы составляли какое-то общество. У нас есть свой король, свои обряды, каждый год мы собираемся вместе, но учета нам никто не ведет, новичков никуда не посвящают - обходимся без всей этой чепухи. Земля слухом полнится, и все быстро узнают, кто настоящий шалли, а кто нет.
- Отродясь не слыхала на юге ни о чем, что больше бы походило на нашу жизнь, - сказала Дония.
Подали черепаший суп.
Она не кокетничала, не хлопала глазами, поощряя Джоссерека распускать хвост. Ее открыто, неподдельно интересовал его мир. Джоссерека удивило, как много она уже знает о нем. Но свои знания она почерпнула из книг. Он был первым из Людей Моря, с которым она встретилась.
Если он угадал верно, именно её доверие он должен завоевать. Касиру только промежуточное звено.
Опасное звено. Его тоже следует обхаживать, ублажать, почитать своим союзником. Особенно потому, что неясно пока, почему. Дония гостит у него. Дония на этот вопрос ответила:
"Мы старые знакомцы - он и я. Я приехала разузнать, сколько смогу, чего нам ждать теперь, когда Рагид проглотил Арваннет". И больше ничего. На севере немногословие не считается невежеством.
И Джоссерек принялся рассказывать им о своей жизни - опять-таки правдиво, но неполно.
Он родился в Ичингском порту от дочери трактирщика и юноши знатного рода.
- У нас в Киллимарайхе до сих пор существует ограниченная монархия. Верховная власть принадлежит ей, затем Старейшинам - крупным землевладельцам и капиталистам и Советникам, избираемым племенами, хотя сегодня не так уж важно, к какому племени ты принадлежишь, его название просто добавляется к твоему имени.
Родители Джоссерека могли бы пожениться, но отец его лишился наследства из-за коммерческих неудач и вскоре погиб от несчастного случая, подвизавшись работать грузчиком в доках. Джоссерека вырастили мать и дед. Мальчик любил сурового, проницательного старика, но отчима, который появился позднее, так и не полюбил и потому связался с уличной бандой. Много лет спустя - после каторги, побега, объехав полсвета - Джоссерек навестил родной трактир. Дед к тому времени умер. Джоссерек пробыл там совсем недолго и больше туда не возвращался.
- Разве тебя не разыскивали как беглого каторжника? - спросил Касиру.
- Я оказал услугу одному человеку, и он добился для меня помилования. Но не слишком ли я утомил вас своими похождениями?
- Ты говоришь, как образованный человек - более образованный, чем предполагает твоя история.
- Вы удивились бы, сколько свободного времени остается у солдата удачи - на чтение, на раздумье, на беседы с умными людьми, было бы желание. С такими людьми, как моя госпожа Дония. Я хотел бы послушать её.
- В другой раз, - сказала она и задумалась. - Завтра. Должно быть, тебе хочется пораньше лечь. А я, - беспокойно пошевелилась она, - снова чувствую себя, как в загоне. Хочу побыть одна. Завтра мы с тобой погуляем вдвоем, Джоссерек Деррэн.
- Погоди... - начал было Касиру. Она остановила его взглядом.
- Да, вдвоем. - Смысл невысказанных ею слов был ясен:
"Я справлюсь с ним. Если будет нужно, убью".
Несмотря на многонедельное воздержание, Джоссерек нашел Ори какой-то пресной. Ей он этого не сказал. Это было бы нечестно. Она Старалась, как умела. Все дело в том, что он не представлял себе, возможно ли было вот так же пожалеть Донию.
Глава 5
- Однажды, - сказала женщина из рода Хервар, - я видела Мерцающие Воды, которые вы зовете Материнским океаном. И не могу этого забыть.
- Как? - спросил киллимарайхиец. - Я считал, что вы - полностью сухопутный народ.
Он вспомнил карты, которые изучал. Они были чертовски неточными. Цивилизованный мир мало что знал об Андалине за пределами южной его полосы, заселенной рагидийцами и арваннетянами. На востоке от Свирепого океана до невысоких Идисских гор тянулись Дикие леса. А от них начинались равнины рогавиков, простираясь далеко на запад, за Становую, до самых Тантианских холмов - бескрайняя непаханая степь, лишь на севере ограниченная ледником.
- Мы ездим в чужие края торговать и ставить ловушки, - объяснила Дония. - За Тантианами лежит большое, открытое всем ветрам плоскогорье, на котором могут жить одни зайцы да койоты, а за ним высятся горы, Лунные Твердыни, скованные льдом. Но в них есть перевалы, а в предгорьях на той стороне в изобилии водятся бобер, норка, дикая кошка - и какая там высь, сила, огромность, говорящая тишина! Ночью там больше звезд, чем тьмы.
Джоссерек окинул её долгим взглядом. Что, она выходит наконец из своей брони?
Они ушли из дома утром, одевшись так, чтобы не привлекать внимания. После имперского вторжения в городе, помимо военных, появилось и много штатских рагидийцев. Джоссерек, в сандалиях на высокой подошве, длиннополом платье, подобранном, чтобы не мешать ходьбе, и с повязанным на шапку платком, скрывающим его стрижку и серьги, мог сойти за купца или чиновника из любого города Империи. Донию выдавали её светлые волосы, кожа и черты лица, но она, ухмыляясь, предстала перед ним (иначе не скажешь) в прозрачной тунике, многочисленных звенящих браслетах из меди и стекла и бесстыдно накрашенным ртом.
- Некоторые наши девушки, которые знают, что никогда не выйдут замуж, отправляются промышлять в арваннетские поселки вверх по реке, - объяснила она. - Иные добираются и до города, хотя не остаются там надолго. - Она помедлила. - Мы считаем, что это такой же честный промысел, как и любой другой, которым может заниматься безмужняя женщина. А южанам и в голову не приходит, что одинокая женщина может заниматься чем-то еще.
За исключением этого полу оправдания, она почти не говорила о себе. Подчиняясь её властному выбору, они направились не на юг, к Большой Арене и лучшим кварталам, а в обход центра. Она молчала почти все время, пока они пробирались по скользким шумным улочкам нищих Логовищ, среди Ножевых Братьев и мелких жуликов, живших за их счет и питавших собой их ряды, мимо слепых кирпичных громад.
Воровской квартал обрывался у Драгунского проезда, широкой улицы между Старым бастионом и Домом Совета, где патрули гражданской гвардии поддерживали порядок. Секор и Аранно сопровождали гостей во избежание нападений. Здесь Дония отправила их назад - у себя дома она, не иначе, так командует собаками.
Но как только они с Джоссереком оказались в квартале Пустых Домов, она принялась говорить с охотой, даже с жаром. Расспрашивала Джоссерека о его скитаниях, а потом...
- Да, - сказала она, - я трижды пересекала Лунные Твердыни. Только давно. Четверо мужей, пятеро детей, которые остались жить, большое зимовье... да, наше добро хватает нас за ноги, верно? И сообщество, особенно те люди, что помоложе, постоянно просят у меня помощи и совета. А надо ещё навещать дальних друзей, управляться со своей долей торговли металлом, ездить порой на вече, охотиться... Но в тот первый раз мне было шестнадцать, я только год как вышла за Ивена и не имела никаких забот. В нашей ватаге все были молоды. Мы решили, что не будем все лето ставить капканы, а поедем на запад и поглядим, что там есть. Те, кто бывал там до нас, говорили, что страна по ту сторону ледников богата дичью, а жители её приветливы. Мы взяли с собой подарки, чтобы отблагодарить за гостеприимство - всегда надо брать дары, отправляясь за рубежи наших родовых земель: ножи, стальные иголки, которые делаем сами, бусы, медальоны и дешевый жемчуг из Арваннета, и... как их?.. увеличительные стекла из Рагида. Мы определили свой путь по закату и отправились. - Она сжала Джоссереку локоть. Его бросило в жар, и по коже прошли мурашки. - Смотри, вот хорошее место для отдыха.
Промытое дождем небо сияло. По нему плыли редкие облачка. Руины, озаренные солнечным светом, были почти сказочными. Здесь были стены, лишенные крыш, одинокие дымовые трубы, портики, колоннады. Их оплетал плющ; тополь, ежевика, примула проросли на грудах битого камня у их подножий; трава терпеливо трудилась, разлучая один булыжник с другим; лишайник почти совсем разъел памятник забытому герою. Но покрытый зеленью камень радовал глаз мягкими красками, в воз духе пахло жасмином, и в тишине заливалась птица-пересмешник.
Дония опустилась на замшелую плиту, упершись подбородком в колени и обхватив руками ноги. В миле от них виднелась сквозь арку черная громада Обители Грез, одного из немногих зданий в этой округе, где ещё сохранилась какая-то жизнь. Невдалеке висело гнездо иволги.
Джоссерек присел рядом, стараясь не коснуться спутницы, как ни влекли его к себе эти голые, слегка загорелые ноги.
- Значит, вы дошли до самого океана, - продолжил он. - И что же - с выгодой для себя?
- О да. - Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. - Я видела, как разбивается прибой, белый и зеленый. И плавала в нем - холодно, солоно, но нет объятий слаще. Чайки, морские львы, морские выдры. Моллюски, которые мы собирали, - смешные, словно живые орешки. Катание на лодке, тишь и серебро рассвета, страшные киты, проплывавшие мимо. Один заглянул к нам в лодку может быть, пожелал нам доброго утра.
- Я бы не удивился, - заметил Джоссерек. - В Киллимарайхе открыли, что китовые - киты и дельфины - думают и чувствуют почти как люди.
- Правда?! - восторженно вскрикнула она.
- Так утверждают ученые. Может быть, они... немного пристрастны. Видишь ли, согласно нашей главной религии, все китовое племя священно. Дельфин - это... э-э... воплощение сил жизни, так же как Акула - воплощение сил смерти. Ну, это не так уж важно. Но, думаю, наша мифология все же помогла принять закон об их. защите.
- У вас запрещено их убивать?
- Да. Но их мясо, жир, китовый ус настолько ценны, что флоту приходится содержать большой патруль для их охраны. Я...
"Нет. Слишком рано рассказывать ей, как Мулвен Роа нашел меня среди шалли, добился помилования и уговорил пойти служить - сначала в китовый патруль, а потом, когда освоился..."
- ...я дважды видел, как сражается патрульный катер с браконьерами.
- Очень рада, - серьезно сказала она. - Вы сознаете себя частицей жизни. Не знала, что вы такие.
"Если мы щадим китов, дорогая моя, - саркастически подумал Джоссерек, - совесть меньше мучит нас относительно наших собратьев-людей. И на труд заключенных всегда есть спрос. Впрочем, если ты склонна считать меня идеалистом - прекрасно".
- Мы рогавики, не убиваем дичь на продажу, - продолжала Дония, - это было бы нехорошо. Да и глупо, - трезво добавила она. - Мы живем хорошо потому, что нас мало, а животных много. Если это изменится - нам придется стать пахарями. - Она сплюнула. - Йоу! Я проезжала через распаханные земли Рагида. Они в чем-то ещё хуже, чем город.
"Хм. Как видно, идеализм не так уж тебя привлекает, - подумал Джоссерек. - Не знаю. Ты не похожа ни на одну, женщину из тех, с которыми я встречался в сутолоке мира".
- Как так? - спросил он. - Я слышал, ваши люди ненавидят толпу. И заметил, как ты сразу оживилась, когда мы пришли в это пустынное место. Но поля, пастбища, плантации?
- Там земля точно в клетке, - сказала она. - В городе тоже плохо, но лучше, чем там. Мы можем недолго потерпеть соседство чужих, пока их вонь не становится поперек горла и не мешает есть. Но не можем - не терпим, когда на нас давят чужие мысли. Крестьяне все такие. Здесь, в городе, почти все друг для друга - только мясо на двух ногах: я для них, они для меня. Это терпимо. - Она потянулась, тряхнула своими локонами и развеселилась. - А тут, в Пустых Домах, живет покой.
- Госпожа моя, если я тебе надоем, пожалуйста, скажи.
- Ладно. Хорошо, что ты так сказал. - И с полным спокойствием добавила: - Мне, может быть, захочется лечь с тобой.
- Хой? - поперхнулся он и схватил её, чувствуя бешеное биение пульса.
Она засмеялась и оттолкнула его.
- Не сейчас. Я не уличная девка, для которой любой хорош. Касиру и его приспешники мне противны: пристают с вопросами, пытаются распоряжаться мной, хотят, чтобы я каждый раз обедала за его столом. Моя плоть теряет аппетит ещё быстрее, чем желудок.
"Может быть, потом на твоих открытых равнинах, Дония?" Самообладание вернулось к нему. "А пока буду довольствоваться Ори". Это охлаждало. "Почему же ты думаешь, что я, беглый матрос, когда-нибудь окажусь там с тобой? Или ты так не думаешь?"
- Что ж... я все-таки польщен, - только и сказал он.
- Там посмотрим, Джоссерек. Мы только что встретились, и я ничего не знаю о тебе и твоем народе. - Она помолчала с полминуты. - Касиру говорит: у вас только деньги на уме. Не знаю, вправду ли вы защищаете китов.
Джоссерек увидел возможность проявить себя таким же беспристрастным, как и она. И кстати, выставить перед ней себя и свой народ в наиболее выгодном свете.