Андерссон Дин. Песнь Крови

   Одна из могил, та, что побольше, обрамленная в беспорядке наваленными небольшими камнями со всех сторон, сейчас зияла ужасающей чернотой провала. Она находилась в тени густых ветвей дерева, закрывавших ее от потоков лунного света, но и этого было достаточно, что понять — тела в могиле нет. Песнь Крови набралась мужества и заглянула внутрь. На дне, в черноте провала виднелась лишь багровая, светящаяся надпись. Руны тускло светились во тьме, наполняя ее душу отчаянием и болью.
   — Заклятия Смерти. — Невольные рыдания сотрясали ее, отнимая последние силы. Она опустилась на колени перед этой зияющей пустотой, сквозь потоки слез всматриваясь в твердую, холодную землю. Ей было ясно, кто и почему поднял мертвое тело из могилы, разбудил его, принудив к новому, страшному существованию. Когда-то покоившееся здесь тело ее мужа не могло сопротивляться силе магии. Призываемый мощью заклинания, он теперь должен был служить своему хозяину и повиноваться ему беспрекословно.
   Рыдая в голос от охватившего ее ужаса и отчаяния, Песнь Крови все же оставалась невидимой для окружающих. Но, поддавшись эмоциям, она совсем забыла о своих воинских инстинктах и не заметила, как опасность подобралась к ней сзади медленно, но верно.
   — Почему ты плачешь, Фрейядис? — неожиданно раздался откуда-то из-за спины знакомый голос. Он прозвучал совсем рядом.
   Песнь Крови рывком поднялась на ноги, развернулась, на ходу выхватывая из ножен меч, ее сердце колотилось, точно сумасшедшее, готовясь вырваться из груди. Ее охватило смятение. Разве еще секунду назад не была холодная весенняя ночь? Разве она не стояла на коленях над могилой, захлебываясь собственными рыданиями? Нет, ничего такого не было и в помине. Горячее летнее солнце заливало окрестности жаркими лучами, отбрасывая на холм золотые блики. Над ее головой шелестели на ветру зеленые листья. И под ногами росла трава покрывавшая все вокруг, высокая, полная силы трава, с разноцветными вкраплениями диких цветов, кланяющимися каждому порыву теплого ветра. А всего в нескольких шагах стояла ее дорогая подруга.
   — Почему ты плачешь? — спросила Сифа, в ее синих глазах светились неподдельное участие и сострадание. — Или ты плакала? Может, мне показалось? Такой прекрасный день, просто прелесть. Да и у тебя нет ни малейшей причины грустить, разве не так?
   — Нет, — призналась Песнь Крови охотно, нежно прикоснувшись ладонью к выпуклости собственного живота. Сейчас в ее чреве день за днем рос ее первенец, о котором она так мечтала много лет. — Это сын, — сказала Песнь Крови, — и если все пойдет хорошо, я бы хотела назвать его Эриком.
   Сифа радостно засмеялась и взяла Песнь Крови за руку. Светловолосая женщина медленно опустилась на колени прямо в густую высокую траву.
   — Посиди со мной минуточку, — попросила Сифа и настойчиво потянула Песнь Крови за руку. — Ляг здесь, рядом со мной на траве. Это так приятно, да и место здесь такое спокойное, такое мирное. Очень мирное…
   Песнь Крови кивнула и опустилась на колени рядом с подругой, но вдруг все ее существо запротестовало. Она почувствовала, как в ней поднимается нечто неясное, то ли тревога, то ли страх, и это не давало ей расслабиться до конца. Она нахмурилась, явно ощущая, что есть нечто очень важное, о чем она совершенно забыла. — Сифа же растянулась на траве, так и не отпустив ее руку.
   — Почему ты колеблешься, Фрейядис? Ложись рядом со мной. Отдохни хоть немного. Ты так надрывалась последнее время, столько готовилась к появлению твоего первенца на свет. Тебе так необходим отдых в этом умиротворенном, полном тишины месте, на земле.
   «Земля, — подумала Песнь Крови, неожиданно вздрогнув всем телом. — Темнота, под землей всегда царит тьма… в могиле…»
   Она снова вздрогнула, высвободив свою руку из цепкой хватки Сифы, и начала подниматься.
   Сифа схватила ее за руки и потянула с бешеной силой.
   — Ложись же, Фрейядис! — хриплым, мертвым голосом приказала подруга.
   — Нет, Сифа, отпусти. Я себя не слишком хорошо чувствую.
   — Ляг, и ты почувствуешь себя гораздо лучше.
   — Нет, я…
   Неожиданно, с яростным утробным рычанием, похожим на рык дикого зверя, Сифа выбросила вверх руки и схватила запястья Песни Крови такой железной хваткой, от которой освободиться было физически невозможно. Она тянула вниз, стараясь уложить воительницу на землю, повалить ее на спину.
   Песнь Крови принялась отбиваться изо всех сил, холод пробежал по ее телу, заползая все глубже и глубже, дотягиваясь до сердца. Небо потемнело и вскоре стало совсем черным, трава исчезла, да и Сифа изменилась до неузнаваемости. Из красивой молодой женщины она вдруг превратилась в полуразложившийся труп с ошметьями гнилой кожи на грязных костях. Она хищно оскалила остатки зубов, пытаясь повалить Песнь Крови и затащить ее в могилу Эрика. Воительница только теперь ощутила, как в воздухе быстро начинает распространяться тошнотворный запах мертвечины.
   «Если эта тварь сумеет меня одолеть, — промелькнула в голове Песни Крови отчаянная мысль, — то заклинание мертвецов силой магии удержит мое тело здесь, в этой могиле. И постепенно, год за годом, моя плоть будет медленно разлагаться, поедаемая червями, а сознание станет мертвым. И тогда я превращусь в рабыню Смерти и стану служить своему хозяину помимо собственной воли…» Все это пронеслось в ее сознании лавиной, и в то же время, борясь против мертвой твари, когда-то бывшей ее преданной подругой, она лихорадочно искала в своей памяти заклинание, способное выручить ее из беды.
   Воительница увидела свой меч, валявшийся на земле всего в нескольких шагах от нее. Сама того не заметив, она невольно выронила его из рук, когда видение солнечного летнего дня посетило ее. Она бросилась к нему, с такой силой дернув мертвую тварь, что та, потеряв равновесие, повалилась на землю, увлекая Песнь Крови за собой. Однако даже сейчас воительница все же выигрывала в положении, теперь твари не так-то было легко затащить ее в могилу. Мертвая тварь вцепилась в нее когтями, прорывая кольчугу и оставляя на коже кровавые следы. Все же ее хватка ослабла, и Песни Крови удалось отбросить ее от себя.
   Воительница протянула руку и схватила рукоять меча, вскакивая на ноги и успевая нанести первый удар до того, как тварь поднялась. Сразу же она снесла мертвой голову, отлетевшую далеко в сторону. Воительница снова и снова наносила удары по этому черепу, пока крепкая сталь ее меча не превратила его в крошево. Валявшееся рядом тело дергалось и корчилось в агонии еще пару минут, а потом затихло. Все эти искромсанные останки через несколько секунд превратились лишь в кучку пепла, а потом и вовсе исчезли.
   Песнь Крови, пошатываясь, подалась назад, чувствуя, как ноги от слабости подгибаются. Раны на руках, которые оставила ей мертвая тварь, кровоточили, нестерпимая боль прожигала огнем до самого сердца. Холодный пот ручьями катился по побледневшему лицу. Она старалась перевести дыхание, но воздуха не хватало. Она задыхалась, удерживая сознание и стараясь не упасть. Яд с когтей мертвеца попал в раны и теперь медленно, но верно растекался по всему телу.
   Ее сознание снова стало затуманиваться, она не ощущала ничего, кроме неистового биения собственного сердца, и с каждым новым толчком все ясней видела совсем другую картину. Словно бы она снова вернулась в жаркий летний день, обещавший ей лишь покой и радость. А потом сцена сменилась. И вновь она голой привязана к толстому стволу дерева. Веревки больно впивались в измученное тело, резали запястья, и до ушей ее доносились отчаянные вопли жителей деревни, умиравших под ударами мечей. И еще она слышала крики своих мужа и сына и видела, как они умирали медленной, мучительной смертью под пытками. Она видела Нидхегга, его лицо с горящими глазами, полными злорадства и триумфа, приблизилось к ней. И еще она видела мертвое тельце сына, привязанное к ее груди. Она слышала удовлетворенный смех короля, уезжавшего прочь вместе со своим отрядом, оставив ее умирать.
   И снова одна картина сменила другую. Она уже была очень близка к смерти, она умирала, она уже даже умерла. Но потом вдруг почувствовала, как медленно разлагался и гнил труп сына на ее груди, увидела убитых жителей деревни и собственного мужа, восставших из мертвых, они приблизились к ней, бормоча какие-то неясные слова, развязывали ее и все просили, чтобы она присоединилась к ним и отдохнула, наконец… они все умоляли ее лечь в эту узкую яму в земле, называемую могилой, и обрести покой и мир…
   «Да, — подумала она, — я принадлежу вам, мертвым».
   Но неожиданно до ее слуха донесся едва уловимый звук детского плача. Этот звук был так далек и так неясен, что она уловила его скорее сознанием, нежели слухом. Она оглянулась, чтобы найти источник этого звука, и увидела маленькое человеческое создание, стоявшее на коленях, с личиком, спрятанным в ладонях. Она бросилась к этому ребенку, костлявые руки мертвецов тащили ее назад, вцепившись в одежду, и все же она добралась до девочки, с нежностью прикоснулась к ее темным волосам и увидела, как ребенок поднимает голову. Воительница взглянула в крохотное бледное личико, напоминавшее ее собственное в детстве…
   «Гутрун!» — Одна эта мысль вопила в ее сознании с такой яростью, что хотела она того или нет, но ядовитые чары были разрушены одним ударом.
   Призрачный образ ее дочери исчез без следа, так же, как и все видения мертвецов, окружавших ее. Песнь Крови стояла одна под сенью древнего дерева, прислонившись спиной к спасительному стволу. Она тяжело дышала, воздух со свистом вырывался из ее груди, но действие яда стало проходить, медленно, но силы все же возвращались к ней. Воительница бросила взгляд в могилу, на дне которой все еще светились руны, заклинавшие мертвецов. Где-то живой труп и душа ее мужа все еще не могли обрести мир и покой. Они подвергались пыткам, силой магии принужденные служить злу Нидхегта.
   Ее лицо стало равнодушным и холодным, точно маска. Песнь Крови подняла меч над могилой, с силой сжав рукоять побелевшими от напряжения пальцами, ярость билась в ее сердце, ища выхода, горе выветрилось из ее души, сменившись холодной решимостью.
   — Я уничтожу его, Эрик, — поклялась она, ее голос прозвучал в тишине ночи хрипло и надтреснуто, — и когда он наконец навсегда ляжет в землю, руны на твоей могиле потеряют силу. И тогда твоя душа станет свободной и соединится с богами.
   «А если же ты до сих пор заключен в застенки Ностранда, то я найду тебя, найду твои кости, твои останки и захороню их, как того требует обычай», — подумала она.
   Какое-то мгновение она даже удивилась, почему же Нидхегг не оставил здесь в качестве ловушки для нее самого Эрика, на тот случай, если она вдруг решится вернуться в деревню. Уж Эрик скорее сумел бы уговорить ее улечься в могилу, чем Сифа. Но тут она поняла замысел колдуна, и эта мысль придала ей лишь уверенность в ее цели. Король не собирался оставлять здесь Эрика лишь потому, что если бы она все же сумела справиться с чарами и уничтожить его, то тогда его душа обрела бы свободу и покой, как это теперь случилось с Сифой. А он не желал выпускать Эрика из своих цепких лап. Он собирался и дальше оставить его рабом Смерти и заставить в будущем преданно служить ему.
   Она взглянула на могилу сына. По крайней мере, этот изверг хотя бы ребенка пощадил и оставил с миром. Она подумала об этом с некоторым удовлетворением и даже благодарностью. Теперь и Сифа может покоиться с миром, ее глаза невольно наполнились слезами. Затем она решительно вытерла слезы, развернулась и направилась обратно через всю деревню к своим спутникам, ждавшим ее на холме. Ее ненависть к Нидхеггу теперь достигла такой ярости и глубины, как никогда раньше. И как никогда раньше, она была уверена, что уничтожит его.

Глава пятнадцатая. МЯТЕЖ

   Всадники вскачь неслись навстречу воительнице сквозь лунный свет, заливавший окрестности.
   Она инстинктивно напряглась всем телом, сжимая в руке меч на тот случай, если придется драться. Но вскоре она увидела, что всадников всего трое, а за ними бежит ее собственная лошадь. Песнь Крови остановилась, сняла боевой шлем, а затем и Тарнкаппе.
   — Песнь Крови! — закричала Хальд, придерживая коня и останавливая его. Она соскочила на землю, бросившись к воительнице в нетерпении. — Да на ней кровь!
   — Так что же это, была стычка? — спросила Вельгерт, все еще сидя в седле. Обнаженный меч ее отливал серебром в лучах луны. Женщина внимательным взглядом осмотрела руины деревни.
   — Хальд утверждала, что под деревом что-то происходит, — наконец объяснил Торфинн.
   — Но мы не слышали ни стука мечей, ни предсмертного крика, — добавила Вельгерт.
   — Ложись, — велела Хальд. — Я собираюсь использовать свои лечебные заклинания и исцелить твои раны.
   — Нет, Хальд, не стоит, — решительно остановила ее Песнь Крови. — Это всего лишь легкие ранения. У меня случались и хуже, а я до сих пор жива. Тебе не надо тратить понапрасну свою энергию.
   — Что это такое на тебя напало? — поинтересовался Торфинн, внимательно осматривая руины.
   — Труп… — неуверенно произнесла Песнь Крови и на секунду замолчала, — труп подруги, которую я знала когда-то давно.
   — Тогда… — с сомнением предположила Вельгерт, — здесь могут быть и другие…
   — Нет. — Песнь Крови решительно покачала головой. — Если бы они здесь были, я уверена, они бы уже напали на всех нас. Я не заметила присутствия солдат. Я полагаю, что… что тварь, напавшая на меня, была послана сюда Нидхеггом. Он рассчитывал заманить меня в ловушку и посчитал, что этой одной твари будет достаточно. И ему это почти удалось. Но теперь нам следует как можно быстрее убраться отсюда и проехать долину, — предложила воительница, взбираясь в седло и снова надевая Тарнкаппе под боевой шлем. — Нидхегг уже наверняка ощутил своими чарами, что произошло во время этой стычки, и уже задумывает новое нападение.
   Властитель с надеждой ожидал исхода сражения в своей комнате в башне, однако мертвая тварь все же проиграла. Но и Песнь Крови тоже проиграла этот ход. В конечном итоге какая бы магия не скрывала ее от его собственных чар, на короткое время она все же обнаружила свое присутствие. И теперь он в точности знал, что она направляется в Ностранд не одна, а с тремя спутниками.
   Король вдруг подумал о том, что ей неслыханно везет. Или же боги благосклонны к ней и помогают в ее делах, эта незатейливая мысль вызывала у Нидхегга возрастающую тревогу, он вдруг вспомнил ночной кошмар, который ему привиделся. А может, рука самой Хель ведет Песнь Крови, даруя ей удачу и всякий раз служа этой женщине источником сил, чтобы отбить все его атаки? Ему не требовалось заглядывать далеко в будущее, чтобы понять — ему и самому, даже больше, чем воительнице Хель, требуются силы. Он должен защищаться и выживать в этой нелегкой борьбе. Неожиданно властитель вспомнил, что она должна была бы умереть множество раз, еще будучи рабыней в Ностранде, и все же она не погибла. Она сумела совершить самый дерзкий и отчаянный побег за всю историю крепости, подняв на бунт остальных, став легендарной героиней среди рабов. Даже смерть не помешала ей найти способ вернуться и вновь бросить вызов его власти и могуществу.
   «Она слишком опасна, — пришел он к неожиданному выводу. — Я больше не стану потакать своей неуемной жажде отмщения и не решусь продлевать ее страдания. Во всяком случае, теперь. Она должна быть уничтожена, и притом немедленно, и все ее спутники тоже. Слишком уж близко подобралась она ко мне, получив возможность использовать собственную магию. До рассвета она должна превратиться в обугленный труп с кольцом Хель на пальце. И более того, после ее смерти волшебное кольцо должно стать полезным для меня». Нидхегг решительным шагом вышел из комнаты и поспешил вниз по охраняемой демонами лестнице, стараясь выкинуть из сознания назойливые воспоминания о кошмарном сне. Отогнав от себя тревоги, он стал планировать, как лучше всего отвести от себя угрозу и уничтожить Песнь Крови до того, как взойдет солнце.
   Шаркающие звуки шагов разбудили Ялну. Рабы Смерти приближались к ней. Она невольно напряглась, однако ей лишь оставалось ждать, что произойдет дальше.
   Наконец шаги замерли. По трупному запаху, ударившему в нос, девушка поняла, что они столпились вокруг нее, заточив ее, точно в тюрьму, в угол подземелья.
   — Ты… др-руу-уг Пес-сни Крови? — услышала она рядом с собой голос того, кто называл себя Эриком.
   — Да, — неуверенно ответила она.
   — Пес-снь Крови-и и Свобода-а?
   — Да… Эрик.
   Наступило долгое молчание, а затем послышался сухой хруст мертвого тела, когда Эрик склонился над ней.
   Она почувствовала прикосновение холодных мертвых пальцев к своему телу, затем ее со всех сторон подхватили костлявые руки и подняли с сырой, мерзлой земли.
   Эрик понес ее сквозь непроглядную тьму подземелья. Ялна даже не пыталась сопротивляться, зная, что это не принесет ничего хорошего, лишь надеясь, что Эрик каким-то образом снова ей поможет. Шаркающие шаги за его спиной говорили о том, что остальные рабы Смерти следуют за ним.
   Девушка чувствовала, что они куда-то поднимаются, а затем со всех сторон стали наступать каменные стены, и Эрик наклонился, чтобы не удариться головой о низкий свод потолка. Чувствуя, что соскальзывает с его рук, она вцепилась за плечи мертвеца, но тут же ощутила, как на пальцах остаются ошметки гниющей кожи. Она невольно разжала руки, отвращение охватило ее с такой силой, что тошнотворный ком подступил к горлу и она с трудом подавила в себе тошноту и ужас.
   Они шли все дальше и дальше, остальные рабы Смерти безмолвно следовали за ними. Выйдя из узкого туннеля, Эрик внезапно остановился.
   Ялна услышала, как остальные обошли их и уже впереди стали вдруг валиться тяжелые камни.
   — Эрик, — спросила она, — что они делают?
   — Мы потеряли-и-и… свою-ю пам-мять… ког-да-а умерли-и-и… Ты зас-ставила меня… вс-по-ом-нить прошлое… мою жи-изнь с Пес-снью Крови-и… Я… разбу-удил остальных. Один из на-ас вспо-омнил… есть выход наружу…
   А звук падающих тяжелых камней все продолжался.
   В пещере Черепа Войны Нидхегг тщательно изучал пожелтевший от времени свиток, в то время как четыре женщины висели, прикованные цепями, ожидая в ужасе и отчаянии своей страшной участи.
   Наконец он оторвал взгляд от свитка и посмотрел на них.
   В том, что он намеревался свершить, заключалась опасность и для него самого, и все же он решился. Если что-нибудь во время обряда пойдет не так, то эти четыре жертвы с лихвой восполнят его энергию.
   Он поднял руки, прочертив в воздухе необходимую руну, и пробормотал заклинание, соответствующее ей. Колдун повторял его снова и снова пока не почувствовал внутреннее удовлетворение. Затем его руки изобразили другую руну, и он стал произносить заклятие, так длилось довольно долго. Нидхегг все накапливал и накапливал как можно больше энергии, чтобы наконец использовать одно-единственное заклятие.
   Череп запульсировал более ярким светом, рыдание прикованных к нему рабынь стало громче. Тем временем Нидхегг сосредоточил всю свою волю и внимание, получая огромную энергию за пределами пещеры, за пределами Ностранда. Он простирал свое влияние все дальше на север, через множество земель к долине, где сейчас двигалась Песнь Крови со своими спутниками. Эта колдовская сила лилась, невидимая в лунном свете, паря над землей.
   Сила, вызванная руническими заклинаниями, уплотнялась, собираясь в подобную шаровой молнии сферу, постепенно разогреваясь, начиная светиться жарко-белым светом, пробивавшимся сквозь черную оболочку.
   От чудовищного напряжения лицо короля перекосило в зловещей гримасе. Он собирал в единое целое все свое сознание, все больше и больше сжимая сферу, разогревая ее с каждой секундой. Она должна была стать достаточно маленькой и достаточно жаркой, чтобы высвободить иссушающую и все уничтожающую на своем пути энергию, направив ее прямиком в долину. Ни одно живое существо не могло бы укрыться от этого взрыва, ни один смертный не сумел бы выжить в такой лаве огня.
   Все меньше и меньше становилась сфера, став почти невидимой на фоне черного неба над долиной.
   Но неожиданно какой-то посторонний звук нарушил мысли мага: шуршание, крики, звуки падающих камней…
   Тревога захлестнула сознание короля, невольно он ослабил свое внимание, а вместе с ним и власть над сферой энергии над долиной. Колдун отчаянно пытался восстановить контроль и не дать сфере взорваться раньше времени, высвободив недостаточное количество энергии. И это ему отчасти удалось, он стал восстанавливать контроль, когда шею Нидхегга сзади сжали холодные кости мертвеца, разрушая своим прикосновением всякую концентрацию мысли.
   Черная сфера над долиной взорвалась слишком рано, отчасти выплеснув поток энергии на спящие окрестности, но связь с Нидхеггом частично оставалась, и часть высвободившейся энергии бешеным потоком хлынула в сознание мага, захлестывая его болью.
   Вопль колдуна соединился с пронзительными криками четырех прикованных к Черепу женщин, когда боль от вцепившихся в него сзади рук слилась с энергией, хлынувшей в сознание.
   Усилием воли Нидхегг подавил в себе пульсирующую боль и только тогда до конца осознал, что же произошло в пещере. Ему необходимо было высвободиться от пальцев мертвеца, с каждой секундой все больше впивающихся в его горло.
   Наконец он сумел сфокусировать зрение и увидеть перед собой ужасный лик раба Смерти, чьи наполовину сгнившие руки теперь сжимали ему горло, не давая вздохнуть. Местами облезший череп скалился на короля прогнившими зубами, точно его собственное отражение в зеркале.
   Нидхегг попытался выкрикнуть слова заклинаний, но он не мог издать ни звука. Тогда он сконцентрировал собственное сознание, чтобы произнести их хотя бы мысленно и вложить необходимое заклинание в разум раба Смерти.
   Властитель чувствовал, как сознание ускользает от него, видел, как все вокруг темнеет, а перед глазами начинают плавать темные круги. Он понял, что раб Смерти сейчас выиграет сражение. В последнем отчаянном порыве он собрал волю и сознание и сумел пробиться к разуму мертвеца, мысленно выкрикнув необходимые слова.
   Раб Смерти пошатнулся и рухнул на пол, точно подкошенный. Его полусгнившее тело тут же превратилось в прах с корчившимися в нем личинками.
   Нидхегг отступил назад и прислонился спиной к столу, на котором лежала гора свитков. Его зрение прояснилось, и он обнаружил, что еще один раб Смерти вот-вот вцепится в него. За спиной трупа виднелись и другие, их было много. И еще дальше, у самой стены пещеры король вдруг заметил раба Смерти, держащего рабыню, оставленную им в подземелье с мертвецами, в надежде на ее мучительную и страшную смерть. В стене пещеры зиял черный проем, через который легко мог пройти человек, валуны, выломанные из кладки, валялись рядом на полу.
   Властитель вдохнул полной грудью, ощущая неприятное жжение в легких, он легко уклонился от неловких рук мертвеца, снова вдохнул полной грудью и выкрикнул слова заклинания, освобождая всех своих рабов Смерти от их противоестественного существования.
   Ялна упала, пребольно ударившись спиной о каменные глыбы пола, когда полусгнившее тело Эрика вдруг превратилось в прах вместе с остальными рабами Смерти. Они все просто осыпались на пол маленькими кучками праха, ни одного из рабов Смерти в пещере не осталось.
   Нидхегг пошатнулся и оперся на поверхность стола, стараясь поддержать свое ослабевшее тело. Он опустился на колени, его черепообразное лицо перекосила гримаса боли, тело судорожно задергалось, когда молодость и силы стали быстро покидать его. Колдун старел с каждой секундой.
   Он с трудом вскинул трясущиеся руки над головой, обратившись к Черепу Войны. Жизненные силы почти покинули его. С огромным трудом король произносил слова заклинания для того, чтобы омолодить собственное тело и получить силы жить дальше. Нидхегг боролся за свое сознание с пустотой, одолевавшей его, чтобы преждевременная смерть не могла захватить его в свои цепкие объятия.
   Понимая, что маг старается воспользоваться заклинанием силы и молодости, Ялна была полна решимости помешать ему действовать. Она изо всех сил поползла на руках через всю пещеру по холодным плитам каменного пола. Девушка прекрасно понимала, что как только маг наберется сил, он снова возьмется за свое черное дело. Ей хотелось нанести удар, пока он еще слаб, и закончить дело, начатое Песнью Крови.
   Ялна сжала зубы от напряжения и усилий, задыхаясь и с трудом ловя воздух открытым ртом, она подползала все ближе и ближе к своему мучителю, и каждый рывок, в который она вкладывала всю свою энергию и силы, казался ей до сумасшествия слабым и крохотным. Пот потоками катил с ее тела. Девушка ползла по покрывавшему весь пол пещеры праху рабов Смерти. Ее кожа стала серой от этой пыли, но, не обращая внимания на все это, она продолжала ползти к Нидхеггу.
   Но теперь уже Череп горел пульсирующим ярким светом, женщины кричали громче, извиваясь в цепях, и заклинание силы уже начало свою зловещую работу.
   «Нет! — подумала Ялна, из последних сил пытаясь ползти еще быстрее. — Он не может победить снова! Милостивая Скади, нет, только не сейчас!»
   Девушка подобралась к королю совсем близко и уже могла дотянуться до него…
   Четыре багровых луча неожиданно устремились сверху вниз от Черепа прямо к Нидхеггу. Они окутали тело мага нестерпимо ярким свечением, начав стремительно омолаживать его дряхлую плоть, даруя силу.