Страница:
Трейч
.Кажется, пулевая или картечная рана в плечо. Вначале он был в сознании, но потом впал в беспамятство. Я донес его до переулка, но здесь встретился отряд драгун. Долго я бороться не мог, тем более что я подвергал его опасности расстрела; и я оставил тело им, а сам вернулся к нашим.
Теперь, вероятно, он в тюрьме.
Инна Александровна ( плачет). Колюшка, Колюшка! А мы-то сидим и ничего не знаем. Чуяло мое сердце, чуяло. Ну, не опасно он, скажите? А?
Трейч .Не думаю.
Петя.А Маруся? Отчего вы ничего не скажете про Марусю? Она убита?
Анна.Да нет! Валя, хочешь воды с коньяком?
Трейч. Мы видели ее на одну минуту. Она осталась, чтобы разыскать товарища Николая!
Инна АлександровнаАх, Маруська! Молодец, ей-богу! Так и надо, так и надо. Вот скажите, какая девушка! Как вас, – Трейч… хотите коньяку? На вас лица нет. Выпейте, голубчик. Я бы вас поцеловала, да знаю, что ваш брат этого не любит.
Трейч .Сочту за особенную честь.
Целуются.
Инна АлександровнаАх ты, Маруська, Маруська! И этот тоже… Минна! (Выходит.)
Лунц ( почти в безумии). Значит, напрасно?
Поллак .По-видимому.
ЛунцЗначит, напрасно вся эта кровь, эти тысячи жертв, эта беспримерная борьба, эта… эта… Проклятье! Зачем я был здесь? Зачем я не лег там, с моими братьями?
Верховцев. Как же… вы хотите, чтобы… буржуа… сразу отдал… свое владычество над землей? Буржуа… не дурак. И лечь еще успеете.
Трейч .Борьба не кончена.
Поллак .Вы рабочий, господин Трейч?
Трейч .Рабочий. Кстати: я не сказал госпоже Терновской, так как не хотел тревожить ее напрасно, что Николай, может быть, расстрелян.
Петя.Расстрелян!
Трейч .Уже по дороге сюда я слыхал, что они расстреливают всех пленных без суда… и раненых также.
Петя . ( в здрагивает и закрывает лицо руками). Какой ужас!
ЛунцЗвери! Они всегда питались человеческой кровью. Они сыты ею по горло.
ВерховцевДа… они никогда не были… вегета… рианцами.
Лунц. Как можете вы шутить.
Анна.Валя, ведь тебе же нельзя говорить.
ВерховцевЭто ободранные… ноги приводят меня в такое…
настроение. Я замолчу, Анна, я устал. Мне только… интересно взглянуть…
на физиономию звездочета.
Трейч .Тише.
Входит Инна Александровна.
Они борются, и мы, конечно, не можем предписывать им правил борьбы.
Житов.А вот и Сергей Николаевич.
Наверху лестницы показывается Сергей Николаевич и на ходу бросает.
Сергей Николаевич.Что это? Где Николай?
Инна АлександровнаНе пугайся, отец. Он ранен, в тюрьме.
Сергей Николаевич . ( о станавливаясь, сверху). Разве там еще убивают? Разве там еще есть тюрьмы?
Верховцев ( злобно). С неба… свалился.
Занавес
Действие второе
Теперь, вероятно, он в тюрьме.
Инна Александровна ( плачет). Колюшка, Колюшка! А мы-то сидим и ничего не знаем. Чуяло мое сердце, чуяло. Ну, не опасно он, скажите? А?
Трейч .Не думаю.
Петя.А Маруся? Отчего вы ничего не скажете про Марусю? Она убита?
Анна.Да нет! Валя, хочешь воды с коньяком?
Трейч. Мы видели ее на одну минуту. Она осталась, чтобы разыскать товарища Николая!
Инна АлександровнаАх, Маруська! Молодец, ей-богу! Так и надо, так и надо. Вот скажите, какая девушка! Как вас, – Трейч… хотите коньяку? На вас лица нет. Выпейте, голубчик. Я бы вас поцеловала, да знаю, что ваш брат этого не любит.
Трейч .Сочту за особенную честь.
Целуются.
Инна АлександровнаАх ты, Маруська, Маруська! И этот тоже… Минна! (Выходит.)
Лунц ( почти в безумии). Значит, напрасно?
Поллак .По-видимому.
ЛунцЗначит, напрасно вся эта кровь, эти тысячи жертв, эта беспримерная борьба, эта… эта… Проклятье! Зачем я был здесь? Зачем я не лег там, с моими братьями?
Верховцев. Как же… вы хотите, чтобы… буржуа… сразу отдал… свое владычество над землей? Буржуа… не дурак. И лечь еще успеете.
Трейч .Борьба не кончена.
Поллак .Вы рабочий, господин Трейч?
Трейч .Рабочий. Кстати: я не сказал госпоже Терновской, так как не хотел тревожить ее напрасно, что Николай, может быть, расстрелян.
Петя.Расстрелян!
Трейч .Уже по дороге сюда я слыхал, что они расстреливают всех пленных без суда… и раненых также.
Петя . ( в здрагивает и закрывает лицо руками). Какой ужас!
ЛунцЗвери! Они всегда питались человеческой кровью. Они сыты ею по горло.
ВерховцевДа… они никогда не были… вегета… рианцами.
Лунц. Как можете вы шутить.
Анна.Валя, ведь тебе же нельзя говорить.
ВерховцевЭто ободранные… ноги приводят меня в такое…
настроение. Я замолчу, Анна, я устал. Мне только… интересно взглянуть…
на физиономию звездочета.
Трейч .Тише.
Входит Инна Александровна.
Они борются, и мы, конечно, не можем предписывать им правил борьбы.
Житов.А вот и Сергей Николаевич.
Наверху лестницы показывается Сергей Николаевич и на ходу бросает.
Сергей Николаевич.Что это? Где Николай?
Инна АлександровнаНе пугайся, отец. Он ранен, в тюрьме.
Сергей Николаевич . ( о станавливаясь, сверху). Разве там еще убивают? Разве там еще есть тюрьмы?
Верховцев ( злобно). С неба… свалился.
Занавес
Действие второе
Весеннее ясное
утро в горах; небо безоблачно; все залито солнцем.
Справа , в глубине, угол здания обсерватории с уходящей вверх башней; середина – двор, по которому проложены асфальтовые дорожки, как в монастырях; двор неровный, опускается вниз, в задней стороне сцены, где низкий каменный забор и ворота. За ним цепь гор, но не выше той, на которой расположена обсерватория . Слева и ближе к авансцене угол дома с каменной верандой над обрывом. Полное отсутствие растительности. Со времени первого действия прошло три недели. Верховцев в кресле на колесах: его возит взад и вперед Анна. Житов сидит у стены-греется на солнце. Все одеты по-весеннему, кроме Житова , который в одном пиджаке.
Житов. ( сидит). А то дали бы мне, Анна Сергеевна, я бы повозил.
Анна.Нет, уж сидите, никого не люблю утруждать. Тебе хорошо, Валя?
Верховцев .Хорошо, только за каким чертом вертимся мы здесь, как крысы в крысоловке. Поставь меня рядом с Житовым, я тоже хочу запастись энергией от солнца. Так, хорошо. Приятно!
Анна.Отчего вы не работаете, Житов?
Житов.Погода такая. Я как взыграет весеннее солнце, так уж не могу в комнатах сидеть. Вот погреюсь, погреюсь, да и…
ВерховцевЖитов, а вы не турок?
Житов.Нет.
Верховцев. А как вам бы шло: сесть этак да на пупок смотреть, или как там…
Житов.Нет, я не турок.
Верховцев .А я вас понимаю: приятно на солнышке. Жалко Николу: ему этого удовольствия не получить. Я знаю эту Штернбергскую тюрьму: в нее не только солнце не заглядывает, в ней и неба-то не видно. Я в ней только месяц просидел, так и то в какой-то сплошной компресс превратился от сырости. Мерзость!
Анна.Хорошо, что хоть жив. Я была убеждена, что его расстреляли.
Верховцев .Погоди, за этим еще дело не станет. Нужно бы разбудить Маруську, узнать все поскорее.
Житов.Она поздно приехала.
Верховцев .Слыхал. Весь дом пением разбудила. Я даже удивился, кто может петь в этом мавзолее. Подумал, уж не Поллак ли новую звезду открыл.
Житов.Раз поет, значит, все хорошо.
Анна.Я не понимаю этого: петь, когда все спят.
Инна Александровна ( показывается на веранде). А Лунц не приходил?
Анна.Нет.
Инна АлександровнаГосподи, что же это! Его Сергей Николаевич спрашивает, – ну что я скажу? Разбрелись все, как овцы, один Поллак работает. А Марусечка-то вчера – запела! Как я услышала – дух захватило… Ну, думаю…
ВерховцевРазбудите-ка ее, теща.
Инна АлександровнаНи-ни. И не думай. Пусть хоть до вечера спит.
ВерховцевНу, Шмидта этого.
Инна АлександровнаИ Шмидта не стану будить. Человек с дороги, такую радость привез, а я ему поспать не дам! Вот вы этого Лунца пришлите, когда вернется. (Идет и у двери останавливается.)Солнышко-то греет, Василий Васильевич! Как у нас. Я нынче утром в ящик земли насыпала да редиску посеяла. Пусть растет, кое-кому пригодится! (Уходит.)
ВерховцевЭнергичная старушка. Редиска, хм!
Пауза.
Анна.Вы думаете о чем-нибудь, Житов, когда вот так уставитесь?
Житов.Нет. Зачем думать? Я так смотрю.
Верховцев .Врете вы. Как можно не думать, – ну, если не думаете, так вспоминаете что-нибудь.
Житов.У меня воспоминаний не бывает. А впрочем… хорошо в Нью-Йорке было: жил я в гостинице на самой шумной ихней улице, и балкон у меня был…
ВерховцевНу?
Житов.Так вот: хорошо очень было. Сидишь и смотришь: как это они там ходят, ездят. Воздушная дорога. Интересно.
Анна.У американцев высокая культура.
Житов.Нет, я не об этом. А так, интересно очень.
Пауза.
А правда, где Лунц?
Анна.Вчера еще с вечера с Трейчем ушел в горы.
ВерховцевНа исследования?
Житов.Исследования?
Верховцев .Трейч всегда что-нибудь исследует. Он уже, наверное, исследовал ваш храм Урании и решил, что он может быть превосходным складом для оружия. Теперь он исследует горы: вероятно, ищет места для оружейного завода.
Анна.Трейч – фантазер.
Верховцев .Ну, не совсем. В его фантазиях есть странная черта.
При всем иногда явном безумии они как-то осуществляются.
Вообще любопытный малый. Говорит немного, а пропагандировать никто так не умеет, как он. Выражаясь вашим астрономическим языком, – он луну заставит разгореться, как солнце. Откуда его Николай вытащил, не знаю.
Петя . ( в ходит). Добрый день.
ВерховцевЧто это ты. Петушок, такой хмурый?
Петя.Так.
Анна.Ты знаешь? Николай в тюрьме.
Петя.Знаю, мне мама говорила.
Анна. Я не понимаю, отчего ты киснешь. Точно уксусу напился – противно смотреть.
Петя.И не смотри.
Житов.Петя, поедемте со мной в Австралию.
Петя.Зачем?
Анна.Ты, как маленькие дети, все – зачем, зачем? Его вчера в горы зовут, а он: «Зачем?» А зачем ты ешь?
Петя.Не знаю. Отстань от меня, Анна.
Верховцев .Не могу сказать, чтобы ты был чрезмерно вежлив, мой друг. А вот и наши!
Показываются забрызганные грязью Трейчи Лунц.
Лунц, вас звездочет спрашивал. Держитесь, влетит вам теперь.
Лунц. А ну его к… Виноват, Анна Сергеевна.
Анна. Можете. Я не из нежных дочерей и присоединяюсь к вашему пожеланию.
Петя.Как это пошло!
ВерховцевНу, как погуляли, Трейч? Нашли что-нибудь?
Трейч .Местность хорошая.
Анна.А вы знаете, что Маруся ночью приехала?
Трейч ( делая шаг вперед). Ну?! Николай? Николай?
ВерховцевРасстрелян. Повешен. Колесован.
Анна.Да нет-жив, жив!
За окном музыка и пение Маруси.
Маруся.«Сижу за решеткой в темнице сырой – вскормленный на воле орел молодой…»
Трейч .Он в тюрьме? Спасен?
Маруся.«Мой грустный товарищ, махая крылом, кровавую пищу клюет под окном…»
Верховцев ( поет). «Клюет-и бросает, и смотрит в окно, как будто со мною задумал одно. – Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим».
Маруся ( выходит, страстно). «Мы вольные птицы! Пора, брат, пора – туда, где за тучей белеет гора, – туда, где синеют морские края, – туда, где гуляют – лишь ветер да я!»
Трейч .Маруся!
Анна.Какой неуместный концерт!
Инна Александровна ( идет сзади, утирая глаза). Орлятки вы мои…
Верховцев. Вы, теща, произносите совершенно так же, как:
цыплятки вы мои…
Инна АлександровнаДа и цыплятки: вон ты как ощипан, хоть сейчас в суп.
Маруся.Анна, здравствуйте! ( Трейчу .)Вам – поцелуй!
Трейч ( быстро закрывает рукой глаза и тотчас отнимает руку). Я счастлив.
Маруся.И всем, и всем. Тебе, инвалид, тоже.
ВерховцевДа ты видела его?
Маруся.Давай улетим!
Лунц. Это даже нехорошо. Все так хотят знать…
Маруся.И видела, и все… Да… вот этот господин… этот Шмидт, позвольте представить. Это удивительный господин. Пока он так, служит в банке, но со временем окажет массу услуг для революции. Он страшно похож на шпиона, и он так помог мне… Кланяйтесь, Шмидт.
Шмидт.Я очень рад. Добрый день.
Маруся.Петя, милый мальчик, отчего ты такой грустный?
ВерховцевЭто, Маруся, выражаясь скромно, – свинство.
Маруся.Ну-ну, калека, не сердись. Разве можно сегодня сердиться? Ну, он в Штернбергской тюрьме…
Голоса. Знаем.
– Знаем.
Маруся.Ну – и хотели его расстрелять.
Инна Александровна.Господи, Колю-то?!
Маруся.Успокойтесь, мамочка, ничего этого не будет. А я – графиня Мориц. Родовитая ужасно, но только родовые поместья мои там.
(Обводит рукой по воздуху.)А они злы, но страшно глупы.
ВерховцевДа, есть-таки.
Маруся.Труднее всего было узнать, где он. Они скрывают имена захваченных, чтобы иметь возможность тихонько, без суда – расправиться с ними. Но тут помог мне Шмидт. Шмидт, кланяйтесь.
Входит Сергей Николаевич. Он в потертом пальто и маленькой меховой шапочке; приветствуют его почтительно, но холодно.
Инна АлександровнаОтец, ты послушай, что Маруся рассказывает. Они его расстрелять хотели!
Маруся.Так вот. Долго рассказывать. Одним словом, я грозила, умоляла, ссылаясь на общественное мнение Европы, на ученый авторитет его отца, – и расправа отложена. И я была в тюрьме…
ВерховцевНу, как он?
Маруся ( затуманиваясь). Он… немного грустен, но это пройдет, конечно.
Инна Александровна.А рана?
Маруся.Это пустяки. Уже зарубцевалась, он ведь такой крепкий. Но что это за камера: это подвал, погреб, болото – я не знаю, как назвать.
ВерховцевЗнаю, сиживал.
Маруся.Но я подняла такой шум, что его обещали перевести в лучшую. Вам, Сергей Николаевич, он крепко жмет руку, желает успеха в работе и вообще очень интересуется, как у вас…
Анна.В таком положении – и думать о пустяках.
Сергей Николаевич.Милый мальчик! Я очень благодарен ему.
Анна.Как великодушно!
Лунц. Но как же вы-то сами? Как вас не схватили?
Маруся.Меня и схватили солдаты-в тот день. Но я так плакала, я так безумно рыдала о больной бабушке, которая ждет меня из магазина, что меня отпустили. Один, правда, слегка ударил прикладом…
Лунц. Какая гнусность!
Маруся.А у меня под юбкой знамя было. Наше знамя.
ВерховцевОно цело?
Маруся.Я приколола его английскими булавками – но какое оно тяжелое! Я привезла его сюда. В этот раз оно заменяло Шмидту фуфайку.
Вообще, если бы Шмидт не был такого маленького роста…
Верховцев .Он был бы большого. Отчего ты не принесла его сюда?
Взглянул бы… Наше знамя! Черт возьми, а?
Маруся.Нет, я разверну его, когда мы снова пойдем в битву, Трейч, вы знаете, кто предал нас?
Трейч .Знаю.
Шмидт.Изменников и предателей нужно карать смертью.
Марусясмеется. Трейчслегка улыбается.
ВерховцевКакой вы, однако, кровожадный, господин Шмидт.
Шмидт.Можно убивать электричеством, тогда без крови.
Инна Александровна.Ну, а Колюшка-то!
Маруся.Николай? Ну слушайте. Здесь нет никого? Прислуга у вас?
Ну хорошо. Так вот – бежать.
Трейч .Я поеду с вами.
Маруся.Нет, Трейч, Коля велел вам оставаться здесь. Вы знаете, как вас ищут.
Трейч .Это не имеет значения.
Маруся.Да и не нужно: я уже все устроила, все готово, а вы здесь, Трейч, на границе, займетесь кое-чем. Нужны только деньги – много денег; вместе с Колей бегут один солдат и смотритель. И, конечно, он приедет сюда – это само собой. И я сегодня же еду, – нельзя терять ни минуты.
ВерховцевЛовко, Маруся!
Маруся.Голубчик, я так счастлива!
Инна Александровна ( смотрит на Сергея Николаевича).
Деньги?
Сергей Николаевич ( смотрит на Инну Александровну). А у нас есть деньги? Инна, ты заведуешь этим делом.
Инна Александровна ( смущенно). Только те три тысячи…
Маруся.Нужно пять.
Инна АлександровнаДа и те… (Смотрит на Сергея Николаевича, тот молча кивает головой; радостно.)Ну, вот три тысячи и есть. Слава богу!
Житов. ( конфузясь). Можно собрать. Вот у меня есть двести рублей.
Лунц. Поллак – богатый человек, очень богатый.
Анна.Неприятно к нему обращаться. Он такой сухарь.
Верховцев .Пустое. Вот таких и нужно обдирать! Петя, позови-ка сюда Поллака… скажи – важно, а то не пойдет.
Маруся.Ну вот, главное сделано, деньги есть. (Поет.)«Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим!» Трейч, мне надо с вами поговорить. Какой вы грязный! Где вы были?
Уходят.
ЛунцКакая девушка! Это – солнце! Это вихрь огненных сил! Это Юдифь!
Анна. Да, слишком много огня. Революция не нуждается в ваших вихрях и взрывах – это, если хотите знать, ремесло, в которое нужно вносить терпение, настойчивость и спокойствие. А эти вихри…
Лунц. И для революции нужен талант.
Анна. Не знаю. Люди уж очень злоупотребляют этим словом – талант.
На канате хорошо ломается – талант. На звезды всю жизнь смотрят…
Верховцев. Да. А как у вас, уважаемый звездочет, обстоят дела на небе?
Сергей Николаевич.Хорошо. А у вас на земле?
Верховцев. Довольно скверно, как видите. На земле всегда скверно, уважаемый звездочет, всегда кто-нибудь кого-нибудь душит; кто-то плачет, кто-то кого-то предает… Ноги вот болят. Нам далеко до гармонии небесных сфер.
Сергей Николаевич.Там не всегда гармония. Там также бывают катастрофы.
Верховцев .Очень жаль… значит, и на небо надежда потеряна. А вы о чем задумались, господин… господин… Шмидт?
Шмидт.Я думаю, что всякий человек должен быть сильным.
ВерховцевОго! А вы сильны?
Шмидт.К сожалению, нет. Природа при рождении лишила меня некоторых свойств, которые составляют силу. Я очень боюсь крови и…
Верховцев .И пауков? Кстати: вы платье готовое покупаете или на заказ?
Поллак ( подходит). Чем могу служить? Добрый день, господа!
Верховцев. Вот что, Поллак: нужны две тысячи… не скажу, чтобы взаймы, потому что едва ли вам их кто отдаст…
Поллак .А для какой надобности, смею спросить?
Верховцев. Надо устроить бегство Николая Сергеевича. Можете дать?
Поллак .С удовольствием.
ВерховцевОн…
Поллак .Нет, нет, прошу без подробностей. Уважаемый Сергей Николаевич, могу я сегодня воспользоваться вашим рефрактором?
Сергей Николаевич.Пожалуйста. Сегодня у меня праздник.
Поллак уходит, кланяясь.
ВерховцевВот это ученый. Хорош, Сергей Николаевич?
Сергей Николаевич.Он очень способный.
Анн а ( вообще). А для чего существует астрономия?
ВерховцевДля календарей, должно быть.
Маруся .и Трейчподходят.
Маруся.Так вы сделаете это, Трейч… На вас нападают, Сергей Николаевич? Анна так ненавидит астрономию, как будто это ее личный враг.
Сергей Николаевич.Я уже привык к этому, Маруся.
Анна.У меня нет личных врагов, вы это хорошо знаете. А астрономию я не люблю потому, что не понимаю, как люди могут столько времени глазеть на небо, когда на земле все устроено так плохо.
Житов.Астрономия – торжество разума.
Анна. По-моему, разум больше бы торжествовал, если бы на земле не было голодных.
Маруся.Какие горы! Какое солнце! Как вы можете говорить, спорить, когда так светит солнце!
Лунц. Вы как будто против науки, Анна Сергеевна!
Анна. Не против науки, а против ученых, которые науку делают предлогом, чтобы уклониться от общественных обязанностей.
Шмидт.Человек должен говорить: «я хочу», обязанность – это рабство.
Инна АлександровнаНе люблю я этих разговоров, и охота людям себе кровь портить. Василий Васильевич… да подымитесь же! Вот что (отводит его к веранде): вы денег-то своих не давайте. Хватит. Поллак – очень великодушный молодой человек и, в случае чего… (Смеется.)А все-таки – астролябия.
Житов.Как же теперь ваша экспедиция в Канаду, Инна Александровна?
Деньги-то?
Инна АлександровнаНу, достану! Год еще впереди. Я ловка денег доставать. А вы вот что, Василий Васильевич, прошу вас, как друга: нападать они будут на моего старика, – рады, что он молчит, – так вы уж постойте за него, хорошо?
Житов.Хорошо.
Инна АлександровнаА я пойду. Нужно Колюшке белье приготовить, так хлопот много… (Уходит.)
Сергей Николаевич . ( п родолжает). Я очень люблю хорошие разговоры. Во всех речах я вижу искорки света, и это так красиво, как Млечный Путь. Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.
Анна.Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев. Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич.О да! Я очень слезлив.
ВерховцевВот как!
Сергей Николаевич.Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
ВерховцевПричина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц. Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев .Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся.Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна. А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич.В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев .Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич.Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся.Не шутите так, Сергей Николаевич.Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич.Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
ВерховцевБлагодарю вас.
Житов.Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся . ( з атуманиваясь). Тем хуже.
Верховцев. Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
ЛунцКогда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич.Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории): «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев. Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна.Конечно.
Сергей Николаевич.Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев. Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич.Да… Я так думаю.
Верховцев ( обводит всех взглядом и грубо смеется). Так вот оно что!
Анна. Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся.Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч .Я слушаю.
Верховцев .Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаеви ч ( слегка краснея). Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев .Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
Анна. У отца даже свои мощи есть, и он держит их за железными дверьми.
Сергей Николаевич.Анна! Это нехорошо.
ВерховцевЭто еще что за чепуха?
Анна. Кусок кирпича от какой-то развалины, – обсерватория развалилась, – да клочки подлинной рукописи.
Маруся.Анна! Как это неприятно! Коля не позволил бы себе так говорить…
Анна.Николай слишком деликатен. Это его недостаток.
Подходит Петя .и, незамеченный, молча становится у стены.
Верховцев ( раздраженно). Оттого-то нас и бьют на каждом шагу…
Маруся.Не надо! Не надо!. Трейч, да что же вы!.
Трейч ( сдержанно). Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля – это воск в руках человека. Надо мять, давить – творить новые формы… Но надо идти вперед. Если встретится стена – ее надо разрушить. Если встретится гора – ее надо срыть. Если встретится пропасть – ее надо перелететь. Если нет крыльев – их надо сделать!
ВерховцевХорошо, Трейч! Надо сделать!
Маруся.Я уже чувствую крылья!
Трейч ( сдержанно). Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее – железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее – огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его – так! (Отбрасывает.)
ВерховцевУ-ах! Так!
Некоторые невольно повторяют позу Трейча – Атланта, поддерживающего мир.
Трейч .Но надо идти вперед, пока светит солнце.
Лунц. Оно погаснет, Трейч!
Трейч .Тогда нужно зажечь новое.
ВерховцевДа, да. Говорите!
Трейч .И пока оно будет гореть, всегда и вечно, – надо идти вперед. Товарищи, солнце ведь тоже рабочий!
ВерховцевВот это-астрономия! Ах, черт!
Лунц. Вперед, всегда и вечно.
ВерховцевВперед! Ах, черт!
Все в возбуждении разбиваются на группы.
Лунц ( волнуясь). Господа, я прошу… это нельзя так оставить. А убитые! Нет, господа, не только те, кто мужественно боролся и погиб за свободу, а вот эти… жертвы. Ведь их миллиарды, ведь они же не виноваты…
И их убили!
Молчание.
Маруся ( звонко кричит). Клянусь перед вами, горы! Клянусь перед тобою, солнце: я освобожу Николая!. У этих гор есть эхо?
ЛунцЗдесь нет. Но если бы было, оно ответило бы, как в сказке: да!
Анна ( Житову). Как это сентиментально. Я не понимаю Валентина…
Житов.Нет, ничего. Знаете, я погожу ехать в Австралию: мне тоже захотелось повидать Николая Сергеевича.
Маруся . ( г лядя в небо). Как хочется лететь!
Верховцев. Вот это – астрономия. Ну, как, звездочет, нравятся вам такие астрономы?
Сергей Николаевич.Да. Нравятся. Его фамилия, кажется, Трейч?
Справа , в глубине, угол здания обсерватории с уходящей вверх башней; середина – двор, по которому проложены асфальтовые дорожки, как в монастырях; двор неровный, опускается вниз, в задней стороне сцены, где низкий каменный забор и ворота. За ним цепь гор, но не выше той, на которой расположена обсерватория . Слева и ближе к авансцене угол дома с каменной верандой над обрывом. Полное отсутствие растительности. Со времени первого действия прошло три недели. Верховцев в кресле на колесах: его возит взад и вперед Анна. Житов сидит у стены-греется на солнце. Все одеты по-весеннему, кроме Житова , который в одном пиджаке.
Житов. ( сидит). А то дали бы мне, Анна Сергеевна, я бы повозил.
Анна.Нет, уж сидите, никого не люблю утруждать. Тебе хорошо, Валя?
Верховцев .Хорошо, только за каким чертом вертимся мы здесь, как крысы в крысоловке. Поставь меня рядом с Житовым, я тоже хочу запастись энергией от солнца. Так, хорошо. Приятно!
Анна.Отчего вы не работаете, Житов?
Житов.Погода такая. Я как взыграет весеннее солнце, так уж не могу в комнатах сидеть. Вот погреюсь, погреюсь, да и…
ВерховцевЖитов, а вы не турок?
Житов.Нет.
Верховцев. А как вам бы шло: сесть этак да на пупок смотреть, или как там…
Житов.Нет, я не турок.
Верховцев .А я вас понимаю: приятно на солнышке. Жалко Николу: ему этого удовольствия не получить. Я знаю эту Штернбергскую тюрьму: в нее не только солнце не заглядывает, в ней и неба-то не видно. Я в ней только месяц просидел, так и то в какой-то сплошной компресс превратился от сырости. Мерзость!
Анна.Хорошо, что хоть жив. Я была убеждена, что его расстреляли.
Верховцев .Погоди, за этим еще дело не станет. Нужно бы разбудить Маруську, узнать все поскорее.
Житов.Она поздно приехала.
Верховцев .Слыхал. Весь дом пением разбудила. Я даже удивился, кто может петь в этом мавзолее. Подумал, уж не Поллак ли новую звезду открыл.
Житов.Раз поет, значит, все хорошо.
Анна.Я не понимаю этого: петь, когда все спят.
Инна Александровна ( показывается на веранде). А Лунц не приходил?
Анна.Нет.
Инна АлександровнаГосподи, что же это! Его Сергей Николаевич спрашивает, – ну что я скажу? Разбрелись все, как овцы, один Поллак работает. А Марусечка-то вчера – запела! Как я услышала – дух захватило… Ну, думаю…
ВерховцевРазбудите-ка ее, теща.
Инна АлександровнаНи-ни. И не думай. Пусть хоть до вечера спит.
ВерховцевНу, Шмидта этого.
Инна АлександровнаИ Шмидта не стану будить. Человек с дороги, такую радость привез, а я ему поспать не дам! Вот вы этого Лунца пришлите, когда вернется. (Идет и у двери останавливается.)Солнышко-то греет, Василий Васильевич! Как у нас. Я нынче утром в ящик земли насыпала да редиску посеяла. Пусть растет, кое-кому пригодится! (Уходит.)
ВерховцевЭнергичная старушка. Редиска, хм!
Пауза.
Анна.Вы думаете о чем-нибудь, Житов, когда вот так уставитесь?
Житов.Нет. Зачем думать? Я так смотрю.
Верховцев .Врете вы. Как можно не думать, – ну, если не думаете, так вспоминаете что-нибудь.
Житов.У меня воспоминаний не бывает. А впрочем… хорошо в Нью-Йорке было: жил я в гостинице на самой шумной ихней улице, и балкон у меня был…
ВерховцевНу?
Житов.Так вот: хорошо очень было. Сидишь и смотришь: как это они там ходят, ездят. Воздушная дорога. Интересно.
Анна.У американцев высокая культура.
Житов.Нет, я не об этом. А так, интересно очень.
Пауза.
А правда, где Лунц?
Анна.Вчера еще с вечера с Трейчем ушел в горы.
ВерховцевНа исследования?
Житов.Исследования?
Верховцев .Трейч всегда что-нибудь исследует. Он уже, наверное, исследовал ваш храм Урании и решил, что он может быть превосходным складом для оружия. Теперь он исследует горы: вероятно, ищет места для оружейного завода.
Анна.Трейч – фантазер.
Верховцев .Ну, не совсем. В его фантазиях есть странная черта.
При всем иногда явном безумии они как-то осуществляются.
Вообще любопытный малый. Говорит немного, а пропагандировать никто так не умеет, как он. Выражаясь вашим астрономическим языком, – он луну заставит разгореться, как солнце. Откуда его Николай вытащил, не знаю.
Петя . ( в ходит). Добрый день.
ВерховцевЧто это ты. Петушок, такой хмурый?
Петя.Так.
Анна.Ты знаешь? Николай в тюрьме.
Петя.Знаю, мне мама говорила.
Анна. Я не понимаю, отчего ты киснешь. Точно уксусу напился – противно смотреть.
Петя.И не смотри.
Житов.Петя, поедемте со мной в Австралию.
Петя.Зачем?
Анна.Ты, как маленькие дети, все – зачем, зачем? Его вчера в горы зовут, а он: «Зачем?» А зачем ты ешь?
Петя.Не знаю. Отстань от меня, Анна.
Верховцев .Не могу сказать, чтобы ты был чрезмерно вежлив, мой друг. А вот и наши!
Показываются забрызганные грязью Трейчи Лунц.
Лунц, вас звездочет спрашивал. Держитесь, влетит вам теперь.
Лунц. А ну его к… Виноват, Анна Сергеевна.
Анна. Можете. Я не из нежных дочерей и присоединяюсь к вашему пожеланию.
Петя.Как это пошло!
ВерховцевНу, как погуляли, Трейч? Нашли что-нибудь?
Трейч .Местность хорошая.
Анна.А вы знаете, что Маруся ночью приехала?
Трейч ( делая шаг вперед). Ну?! Николай? Николай?
ВерховцевРасстрелян. Повешен. Колесован.
Анна.Да нет-жив, жив!
За окном музыка и пение Маруси.
Маруся.«Сижу за решеткой в темнице сырой – вскормленный на воле орел молодой…»
Трейч .Он в тюрьме? Спасен?
Маруся.«Мой грустный товарищ, махая крылом, кровавую пищу клюет под окном…»
Верховцев ( поет). «Клюет-и бросает, и смотрит в окно, как будто со мною задумал одно. – Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим».
Маруся ( выходит, страстно). «Мы вольные птицы! Пора, брат, пора – туда, где за тучей белеет гора, – туда, где синеют морские края, – туда, где гуляют – лишь ветер да я!»
Трейч .Маруся!
Анна.Какой неуместный концерт!
Инна Александровна ( идет сзади, утирая глаза). Орлятки вы мои…
Верховцев. Вы, теща, произносите совершенно так же, как:
цыплятки вы мои…
Инна АлександровнаДа и цыплятки: вон ты как ощипан, хоть сейчас в суп.
Маруся.Анна, здравствуйте! ( Трейчу .)Вам – поцелуй!
Трейч ( быстро закрывает рукой глаза и тотчас отнимает руку). Я счастлив.
Маруся.И всем, и всем. Тебе, инвалид, тоже.
ВерховцевДа ты видела его?
Маруся.Давай улетим!
Лунц. Это даже нехорошо. Все так хотят знать…
Маруся.И видела, и все… Да… вот этот господин… этот Шмидт, позвольте представить. Это удивительный господин. Пока он так, служит в банке, но со временем окажет массу услуг для революции. Он страшно похож на шпиона, и он так помог мне… Кланяйтесь, Шмидт.
Шмидт.Я очень рад. Добрый день.
Маруся.Петя, милый мальчик, отчего ты такой грустный?
ВерховцевЭто, Маруся, выражаясь скромно, – свинство.
Маруся.Ну-ну, калека, не сердись. Разве можно сегодня сердиться? Ну, он в Штернбергской тюрьме…
Голоса. Знаем.
– Знаем.
Маруся.Ну – и хотели его расстрелять.
Инна Александровна.Господи, Колю-то?!
Маруся.Успокойтесь, мамочка, ничего этого не будет. А я – графиня Мориц. Родовитая ужасно, но только родовые поместья мои там.
(Обводит рукой по воздуху.)А они злы, но страшно глупы.
ВерховцевДа, есть-таки.
Маруся.Труднее всего было узнать, где он. Они скрывают имена захваченных, чтобы иметь возможность тихонько, без суда – расправиться с ними. Но тут помог мне Шмидт. Шмидт, кланяйтесь.
Входит Сергей Николаевич. Он в потертом пальто и маленькой меховой шапочке; приветствуют его почтительно, но холодно.
Инна АлександровнаОтец, ты послушай, что Маруся рассказывает. Они его расстрелять хотели!
Маруся.Так вот. Долго рассказывать. Одним словом, я грозила, умоляла, ссылаясь на общественное мнение Европы, на ученый авторитет его отца, – и расправа отложена. И я была в тюрьме…
ВерховцевНу, как он?
Маруся ( затуманиваясь). Он… немного грустен, но это пройдет, конечно.
Инна Александровна.А рана?
Маруся.Это пустяки. Уже зарубцевалась, он ведь такой крепкий. Но что это за камера: это подвал, погреб, болото – я не знаю, как назвать.
ВерховцевЗнаю, сиживал.
Маруся.Но я подняла такой шум, что его обещали перевести в лучшую. Вам, Сергей Николаевич, он крепко жмет руку, желает успеха в работе и вообще очень интересуется, как у вас…
Анна.В таком положении – и думать о пустяках.
Сергей Николаевич.Милый мальчик! Я очень благодарен ему.
Анна.Как великодушно!
Лунц. Но как же вы-то сами? Как вас не схватили?
Маруся.Меня и схватили солдаты-в тот день. Но я так плакала, я так безумно рыдала о больной бабушке, которая ждет меня из магазина, что меня отпустили. Один, правда, слегка ударил прикладом…
Лунц. Какая гнусность!
Маруся.А у меня под юбкой знамя было. Наше знамя.
ВерховцевОно цело?
Маруся.Я приколола его английскими булавками – но какое оно тяжелое! Я привезла его сюда. В этот раз оно заменяло Шмидту фуфайку.
Вообще, если бы Шмидт не был такого маленького роста…
Верховцев .Он был бы большого. Отчего ты не принесла его сюда?
Взглянул бы… Наше знамя! Черт возьми, а?
Маруся.Нет, я разверну его, когда мы снова пойдем в битву, Трейч, вы знаете, кто предал нас?
Трейч .Знаю.
Шмидт.Изменников и предателей нужно карать смертью.
Марусясмеется. Трейчслегка улыбается.
ВерховцевКакой вы, однако, кровожадный, господин Шмидт.
Шмидт.Можно убивать электричеством, тогда без крови.
Инна Александровна.Ну, а Колюшка-то!
Маруся.Николай? Ну слушайте. Здесь нет никого? Прислуга у вас?
Ну хорошо. Так вот – бежать.
Трейч .Я поеду с вами.
Маруся.Нет, Трейч, Коля велел вам оставаться здесь. Вы знаете, как вас ищут.
Трейч .Это не имеет значения.
Маруся.Да и не нужно: я уже все устроила, все готово, а вы здесь, Трейч, на границе, займетесь кое-чем. Нужны только деньги – много денег; вместе с Колей бегут один солдат и смотритель. И, конечно, он приедет сюда – это само собой. И я сегодня же еду, – нельзя терять ни минуты.
ВерховцевЛовко, Маруся!
Маруся.Голубчик, я так счастлива!
Инна Александровна ( смотрит на Сергея Николаевича).
Деньги?
Сергей Николаевич ( смотрит на Инну Александровну). А у нас есть деньги? Инна, ты заведуешь этим делом.
Инна Александровна ( смущенно). Только те три тысячи…
Маруся.Нужно пять.
Инна АлександровнаДа и те… (Смотрит на Сергея Николаевича, тот молча кивает головой; радостно.)Ну, вот три тысячи и есть. Слава богу!
Житов. ( конфузясь). Можно собрать. Вот у меня есть двести рублей.
Лунц. Поллак – богатый человек, очень богатый.
Анна.Неприятно к нему обращаться. Он такой сухарь.
Верховцев .Пустое. Вот таких и нужно обдирать! Петя, позови-ка сюда Поллака… скажи – важно, а то не пойдет.
Маруся.Ну вот, главное сделано, деньги есть. (Поет.)«Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим!» Трейч, мне надо с вами поговорить. Какой вы грязный! Где вы были?
Уходят.
ЛунцКакая девушка! Это – солнце! Это вихрь огненных сил! Это Юдифь!
Анна. Да, слишком много огня. Революция не нуждается в ваших вихрях и взрывах – это, если хотите знать, ремесло, в которое нужно вносить терпение, настойчивость и спокойствие. А эти вихри…
Лунц. И для революции нужен талант.
Анна. Не знаю. Люди уж очень злоупотребляют этим словом – талант.
На канате хорошо ломается – талант. На звезды всю жизнь смотрят…
Верховцев. Да. А как у вас, уважаемый звездочет, обстоят дела на небе?
Сергей Николаевич.Хорошо. А у вас на земле?
Верховцев. Довольно скверно, как видите. На земле всегда скверно, уважаемый звездочет, всегда кто-нибудь кого-нибудь душит; кто-то плачет, кто-то кого-то предает… Ноги вот болят. Нам далеко до гармонии небесных сфер.
Сергей Николаевич.Там не всегда гармония. Там также бывают катастрофы.
Верховцев .Очень жаль… значит, и на небо надежда потеряна. А вы о чем задумались, господин… господин… Шмидт?
Шмидт.Я думаю, что всякий человек должен быть сильным.
ВерховцевОго! А вы сильны?
Шмидт.К сожалению, нет. Природа при рождении лишила меня некоторых свойств, которые составляют силу. Я очень боюсь крови и…
Верховцев .И пауков? Кстати: вы платье готовое покупаете или на заказ?
Поллак ( подходит). Чем могу служить? Добрый день, господа!
Верховцев. Вот что, Поллак: нужны две тысячи… не скажу, чтобы взаймы, потому что едва ли вам их кто отдаст…
Поллак .А для какой надобности, смею спросить?
Верховцев. Надо устроить бегство Николая Сергеевича. Можете дать?
Поллак .С удовольствием.
ВерховцевОн…
Поллак .Нет, нет, прошу без подробностей. Уважаемый Сергей Николаевич, могу я сегодня воспользоваться вашим рефрактором?
Сергей Николаевич.Пожалуйста. Сегодня у меня праздник.
Поллак уходит, кланяясь.
ВерховцевВот это ученый. Хорош, Сергей Николаевич?
Сергей Николаевич.Он очень способный.
Анн а ( вообще). А для чего существует астрономия?
ВерховцевДля календарей, должно быть.
Маруся .и Трейчподходят.
Маруся.Так вы сделаете это, Трейч… На вас нападают, Сергей Николаевич? Анна так ненавидит астрономию, как будто это ее личный враг.
Сергей Николаевич.Я уже привык к этому, Маруся.
Анна.У меня нет личных врагов, вы это хорошо знаете. А астрономию я не люблю потому, что не понимаю, как люди могут столько времени глазеть на небо, когда на земле все устроено так плохо.
Житов.Астрономия – торжество разума.
Анна. По-моему, разум больше бы торжествовал, если бы на земле не было голодных.
Маруся.Какие горы! Какое солнце! Как вы можете говорить, спорить, когда так светит солнце!
Лунц. Вы как будто против науки, Анна Сергеевна!
Анна. Не против науки, а против ученых, которые науку делают предлогом, чтобы уклониться от общественных обязанностей.
Шмидт.Человек должен говорить: «я хочу», обязанность – это рабство.
Инна АлександровнаНе люблю я этих разговоров, и охота людям себе кровь портить. Василий Васильевич… да подымитесь же! Вот что (отводит его к веранде): вы денег-то своих не давайте. Хватит. Поллак – очень великодушный молодой человек и, в случае чего… (Смеется.)А все-таки – астролябия.
Житов.Как же теперь ваша экспедиция в Канаду, Инна Александровна?
Деньги-то?
Инна АлександровнаНу, достану! Год еще впереди. Я ловка денег доставать. А вы вот что, Василий Васильевич, прошу вас, как друга: нападать они будут на моего старика, – рады, что он молчит, – так вы уж постойте за него, хорошо?
Житов.Хорошо.
Инна АлександровнаА я пойду. Нужно Колюшке белье приготовить, так хлопот много… (Уходит.)
Сергей Николаевич . ( п родолжает). Я очень люблю хорошие разговоры. Во всех речах я вижу искорки света, и это так красиво, как Млечный Путь. Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.
Анна.Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев. Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич.О да! Я очень слезлив.
ВерховцевВот как!
Сергей Николаевич.Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
ВерховцевПричина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц. Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев .Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся.Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна. А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич.В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев .Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич.Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся.Не шутите так, Сергей Николаевич.Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич.Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
ВерховцевБлагодарю вас.
Житов.Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся . ( з атуманиваясь). Тем хуже.
Верховцев. Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
ЛунцКогда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич.Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории): «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев. Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна.Конечно.
Сергей Николаевич.Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев. Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич.Да… Я так думаю.
Верховцев ( обводит всех взглядом и грубо смеется). Так вот оно что!
Анна. Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся.Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч .Я слушаю.
Верховцев .Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаеви ч ( слегка краснея). Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев .Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
Анна. У отца даже свои мощи есть, и он держит их за железными дверьми.
Сергей Николаевич.Анна! Это нехорошо.
ВерховцевЭто еще что за чепуха?
Анна. Кусок кирпича от какой-то развалины, – обсерватория развалилась, – да клочки подлинной рукописи.
Маруся.Анна! Как это неприятно! Коля не позволил бы себе так говорить…
Анна.Николай слишком деликатен. Это его недостаток.
Подходит Петя .и, незамеченный, молча становится у стены.
Верховцев ( раздраженно). Оттого-то нас и бьют на каждом шагу…
Маруся.Не надо! Не надо!. Трейч, да что же вы!.
Трейч ( сдержанно). Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля – это воск в руках человека. Надо мять, давить – творить новые формы… Но надо идти вперед. Если встретится стена – ее надо разрушить. Если встретится гора – ее надо срыть. Если встретится пропасть – ее надо перелететь. Если нет крыльев – их надо сделать!
ВерховцевХорошо, Трейч! Надо сделать!
Маруся.Я уже чувствую крылья!
Трейч ( сдержанно). Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее – железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее – огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его – так! (Отбрасывает.)
ВерховцевУ-ах! Так!
Некоторые невольно повторяют позу Трейча – Атланта, поддерживающего мир.
Трейч .Но надо идти вперед, пока светит солнце.
Лунц. Оно погаснет, Трейч!
Трейч .Тогда нужно зажечь новое.
ВерховцевДа, да. Говорите!
Трейч .И пока оно будет гореть, всегда и вечно, – надо идти вперед. Товарищи, солнце ведь тоже рабочий!
ВерховцевВот это-астрономия! Ах, черт!
Лунц. Вперед, всегда и вечно.
ВерховцевВперед! Ах, черт!
Все в возбуждении разбиваются на группы.
Лунц ( волнуясь). Господа, я прошу… это нельзя так оставить. А убитые! Нет, господа, не только те, кто мужественно боролся и погиб за свободу, а вот эти… жертвы. Ведь их миллиарды, ведь они же не виноваты…
И их убили!
Молчание.
Маруся ( звонко кричит). Клянусь перед вами, горы! Клянусь перед тобою, солнце: я освобожу Николая!. У этих гор есть эхо?
ЛунцЗдесь нет. Но если бы было, оно ответило бы, как в сказке: да!
Анна ( Житову). Как это сентиментально. Я не понимаю Валентина…
Житов.Нет, ничего. Знаете, я погожу ехать в Австралию: мне тоже захотелось повидать Николая Сергеевича.
Маруся . ( г лядя в небо). Как хочется лететь!
Верховцев. Вот это – астрономия. Ну, как, звездочет, нравятся вам такие астрономы?
Сергей Николаевич.Да. Нравятся. Его фамилия, кажется, Трейч?