– Поехали! Запись.
   Через минуту пришлось все выключить: Коля вдруг замолчал.
   – В чем дело? – спросил Шантель.
   – Эдик фальшивит. Он с Леней не попадает в одну долю.
   – Я? – аж затрясся маленький барабанщик. – Это Вектор со мной в долю не попадает! Он виноват!
   – И вообще, я не могу так работать! – закричал Коля.
   – Это я не могу! – взвился малыш. – Он смотрит, и я не могу! Пусть уйдет!
   Палец Эдика уперся в сидящего на стуле барабанщика. Новенький вскочил. Посмотрел на Шантеля. Тот молча кивнул. Барабанщик вышел через черный ход, громко хлопнув дверью. «Как-нибудь образуется, – подумал Шантель. – Извинюсь перед ним – и образуется. А парень, оказывается, с характером».
   – Начали! – снова скомандовал он. И звукоинженеру: – Попробуй подними десять килогерц на тарелке ride.
   Через минуту Коля снова бросил микрофон:
   – Ну что, лучше? Лучше? Эдик, лучше?
   – Все. Хватит, – прервал запись Шантель. – Убили столько времени, а ничего не сделали. Так не пойдет. Коля, давай займемся с тобой. К песне «Не мой день» музыка уже записана, осталось наложить вокал. Иди в «аквариум», надевай наушники.
   – А мы? – спросил Олег.
   – Можете быть свободны. Не видите, что ли, – не идет дело.
   Леня отбросил гитару и к Леле:
   – Ну вот, малыш, я свободен!
   «Баран, – скривился Шантель. – Гитара твой хлеб, а ты ей девку предпочел!»
   – А я, между прочим, завтра занят! – взорвался вдруг Олег. – Я сегодня хотел все сделать!
   – Сегодня не получилось, – стараясь держать себя в руках, сказал Лев Антонович. – Встречаемся завтра в десять утра.
   – А если я не могу?!
   – Сможешь.
   – Мне до зарезу нужен завтрашний день! До зарезу!
   – Я сказал: в десять.
   – Ага! Щас! Да надоело все! Надоело! С Колькой носитесь, а мы словно рабы! Надоело!
   – Француз развалил группу, – тут же встрял Эдик. – Вы что, не видите?
   – А тебя вообще сюда не звали, – занервничал Лев Антонович.
   – Это вас не звали! Вас! Мы уже были звездами, когда вы вдруг объявились, Лев Антонович Шантель! Вектор, Эскейп, пошли! – скомандовал Эдик. Потом посмотрел на Колю: – Коко?
   – Мне еще работать, – отвел глаза Краснов.
   – Ты с ним работать собираешься?! С ним?! – Эдик ткнул пальцем в Шантеля. – Да тебе конец без нас!
   – Когда же это кончится! – Коля забегал по студии взад-вперед. – Когда? Я так работать не могу!
   – Кокоша, успокойся, – встряла Фиса. – Послушай Эдика.
   – Да ты-то здесь откуда? И вообще ты-то здесь при чем? Ты кто? Еще и советы даешь! Не могу работать!
   – Коля, иди в «аквариум», – посоветовал Шантель. – Ребята уже уходят.
   – Мы-то уйдем! – Парни и молчаливая Леля дружно направились к выходу.
   Когда хлопнула дверь, в воздухе повисла напряженная пауза.
   – Давай за пульт, – скомандовал Шантель звукоинженеру.
   Минут пять Коля пел. Шантель уже подумал, что все благополучно закончилось, теперь дело пойдет. Коля посмотрел вопрошающе: «Ну как?» Лев Антонович кивнул: отлично, давай дальше. Но тут очнулась Фиса:
   – А мне не нравится!
   – Да кто ты такая?
   – Не нравится, и все тут!
   И девчонка принялась делать Коле какие-то знаки. Тот, все еще не снимая наушников, посмотрел на Шантеля. Лев Антонович кивнул: продолжай, мол. Фиса громко крикнула:
   – Коля! Мне плохо! Иди сюда! Здесь так душно! Я ж беременна! Я сейчас в обморок упаду! Ой!
   – Он не слышит, – сказал Шантель. И пошире открыл окно.
   Оттуда потянуло холодом. Солист снял наушники, вышел из стеклянной кабинки:
   – В чем дело?
   Инженер замер за пультом в ожидании, переключив пока запись на другой цифровой магнитофон. В студии их было несколько. Шантель хотел сказать ему, чтобы выключил совсем, но тут Фиса неожиданно заявила:
   – Мне кажется, что эту песню надо петь вдвоем. Про любовь же.
   – Так, – сказал Шантель. – Началось.
   – Фиса, может быть, ты поедешь домой? – спросил Коля.
   – Еще чего! Сказать ничего нельзя, да?
   Звукоинженер посмотрел на Шантеля:
   – Я пока выйду, Лев Антонович? Покурить?
   – Иди, – кивнул тот.
   Когда они остались втроем, продюсер попытался образумить девицу:
   – Давай покончим с этим раз и навсегда. О карьере певицы и не мечтай. И не трогай парня, ты его угробишь. Хочешь хорошо жить и шмотки дорогие покупать – лучше не трогай Кольку.
   – Лев Антонович, это уже мое дело, – нервно сказал Краснов.
   – Я пойду в комнату отдыха, послушаю запись, – усмехнулся Шантель.
   Дверь он за собой прикрыл, но наушники надевать не стал. Пока не услышал первую фразу:
   – Я не могу на тебе жениться, Фиса. Не могу.
   Последовавшую за этим бурную сцену выяснения отношений Лев Антонович слушать не желал. И вернулся к магнитофону. Щелкнул тумблером и принялся прослушивать запись. Наушники он снял через пять минут. Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Шантель подождал немного, потом заглянул в комнату, поежился. Сквозняк. Да, именно сегодня все должно закончиться…
   И закончилось. Теперь Фисы в комнате нет…
   На улице раздался оглушительный визг. Кричала насмерть перепуганная женщина:
   – Ой, мамочки! Мамочки, мама!
   Двор был глубокий и холодный, словно колодец с ключевой водой. Многоэтажные дома почти смыкались, поэтому любой звук, отраженный и усиленный их стенами, разносился далеко-далеко.
   – Ой, мамочки, мама!
   Шантель осторожно выглянул в окно. Внизу лежала кучка какого-то тряпья, из нее торчали четыре сломанные спички. Лев Антонович попятился.
   – Ну что, разобрались? – негромко спросил вернувшийся звукоинженер. – Лев Антонович? Что случилось?
   – Там, – хрипло, пытаясь справиться с собственным голосом, сказал Шантель. И повторил, кивнув в сторону окна: – Там…
   Парень подошел, глянул вниз:
   – Да это же… Неужели Фиса? Лев Антонович?
   – Звони…
   – Что?
   – В полицию звони. Она сама упала, понял? Сама.
   И тут в комнате появился Олег:
   – Лев Антонович, я… Что-то случилось? Мне показалось, на улице кричали.
   – Ты разве не ушел? – тупо спросил Шантель.
   – Я спустился на этаж ниже, стоял, курил.
   – Ты же не куришь.
   – Ну, думал. Насчет того, что с нами будет дальше. Эдик с Вектором и Леля вниз спустились, а я… Надо бы поговорить.
   – Потом. Фиса выпала в окно.
   – Как это выпала?!
   – Ты Колю не видел?
   – Слышал, как лифт на верхнем этаже остановился. Минут пять назад.
   – Где же он? Где?! А? Что теперь будет?!
   – Я звоню, – достал мобильник звукоинженер. – Или вы сами?
   – Погоди. Дай сообразить. – Шантель нервно вытирал взмокший лоб, хотя комната уже проветрилась основательно, и теперь здесь стало прохладно. – Да, я сам.
   Появился новенький барабанщик:
   – Вернулся. Подумал, что без меня все равно не обойдетесь. А что это с вами?
   Не ответив, Шантель набрал 02.
   – Полиция? Даже не знаю, как сказать… Здесь девушка из окна выпала. С семнадцатого этажа. Адрес? – И тут он накинулся на парней: – Какой у нас адрес?! Быстро! Какой адрес?!!
   Барабанщик и Олег оторопели, отошедший в сторонку, словно отстранившийся от всего этого безобразия звукоинженер нервно щелкал тумблерами на пульте.
   Адрес Шантель вспомнил сам, продиктовал дежурному, потом вытер лоб и обессиленно опустился на стул. Олег выглянул в окно, негромко позвал:
   – Лев Антонович?
   – Да? Что?
   – Там, кажется, Коля.
   – Где? – тут же вскочил Шантель.
   – Внизу.
   Шантель кинулся к окну, высунулся из него по пояс. Олег проворно схватил его сзади:
   – Осторожно! Не упадите! Какой идиот придумал эти нелепые огромные окна!
   – Коля! – отчаянно закричал Шантель. – Коля!
   Люди, собравшиеся внизу, подняли головы, а Краснов словно и не слышал. Он стоял возле тела Фисы и бессмысленно раскачивался из стороны в сторону. Новенький вдруг бодро сказал:
   – Вот она, сила земного притяжения. Все просто: семнадцатый этаж, подошел к окну, голова закружилась и…
   – Замолчи! – резко обернулся Шантель. – И запомните: она сама выпрыгнула из окна! Сама! Мы все в этом уверены. И попробуй кто-нибудь из вас хотя бы подумать по-другому…

Сатурн[7]

   Вскоре приехала полиция, и началась такая канитель, что все невольно затосковали. Тело Фисы находилось внизу, окно, из которого она выпала, – на семнадцатом этаже, приходилось бесконечно сновать туда-сюда, чтобы рассказать и показать, как все было, и выяснить все детали происшествия. Двери лифта скрежетали почти беспрерывно. У Шантеля этот скрежет вызывал глухое раздражение, потому что дверь в студию была постоянно распахнута, и спрятаться от звуков на лестничной клетке оказалось невозможно.
   Коля явно был не в себе, на вопросы оперов отвечал односложно и без конца обращался к Шантелю с одними и теми же словами:
   – Ты не бросай меня теперь. Не бросай.
   – Хорошо, хорошо, как-нибудь образуется, – каждый раз одинаково отвечал тот. Наконец Лев Антонович не выдержал и подошел к одному из оперативников:
   – Вы здесь старший?
   – Ну, допустим. Пока я.
   – Что значит «пока»?
   – Может, и начальник подъедет, майор Садовников Иван Иванович. Его в главное управление вызвали, на какое-то там совещание.
   – А вы тогда кто?
   – Я представился!
   – Извините, я не расслышал. Вы извините… э-э-э… уважаемый. Мы все здесь на нервах.
   – А вот нервничать не надо, – усмехнулся опер. – Надо честно отвечать на заданные вопросы. Что ж, исключительно для вас, так и быть, представлюсь еще раз. Старший лейтенант Колыванов, оперуполномоченный из местного РУВД.
   – Послушайте, господин Колыванов, можно все это как-нибудь побыстрее закончить? Мы замерзли уже. Не лето, знаете ли. Окно настежь, дверь тоже не закрывается. По студии гуляют сквозняки. Вы мне солиста простудите, а ему еще работать и работать.
   – Хорошо, можете закрыть дверь.
   – Только вы скажите, чтобы ваши люди не шатались туда-сюда.
   – А тут я распоряжаюсь! И ходить мы будем, сколько нам надо! Вот вы говорите, что девушка сама из окна выпала, а как это сама? Что, стояла, стояла и выпала? Кто последний видел потерпевшую живой?
   – Я, – упавшим голосом сказал Коля.
   – Ага. Ну и что было? Рассказывайте.
   – У Николая нервный стресс, – поспешно сказал Шантель, сам трясясь от волнения. – Он себя сейчас не контролирует.
   – Ага, – тупо повторил Колыванов. Вообще, симпатии у Льва Антоновича он не вызывал. Сразу видно: человек недалекий, а мнит о себе – мама дорогая!
   «Будут проблемы», – подумал Шантель и, попытавшись улыбнуться, сказал:
   – Будьте, пожалуйста, снисходительны. Вы должны понимать, что это артист, натура тонкая. Переживает очень.
   – Разберемся, почему это он переживает, – буркнул Колыванов. – Кто еще был в помещении, когда девушка выпала из окна?
   – Да, собственно… – замялся Шантель. – Никого. Вообще никого не было.
   – Да? Странно? А до того? Можете назвать всех, кто здесь был? Ситуация двусмысленная, человек просто так из окна не прыгает. Нужны свидетели. Которые подтвердили бы ее… состояние.
   – Так все здесь. Барабанщик, звукоинженер. Только Леня с Лелей ушли.
   – Ага. Леня с Лелей. Адреса, номера телефонов?
   – Я им сейчас позвоню, – торопливо сказал Лев Антонович. – Ах да. Еще был Эдик! Его тоже вызвать?
   – Всех давайте. А ты, артист, не нервничай так, – с усмешкой посмотрел на Колю Колыванов. – Давай, бери себя в руки. И поговорим.
   Но разговор Краснова с операми не клеился. Коля отвечал неохотно и односложно:
   – Мы поссорились.
   – А дальше? – нажал Колыванов.
   – Дальше…
   – Он ушел, – встрял в разговор Лев Антонович, который находился при Коле, словно нянька при грудном ребенке. Не отходил ни на шаг. – Девушка была беременна, вы должны понимать, гормоны, то да се, она сильно нервничала, переживала. Поругались, вот и… Шагнула к окну подышать свежим воздухом, и свалилась вниз. Может, голова закружилась. А может, ее тошнило. Она поняла, что не успеет добежать до туалета, перевесилась вниз и не смогла удержать равновесия, – подсказал Шантель.
   – Беременна? – тупо спросил Колыванов. – От кого?
   – Кто знает, – пожал плечами Лев Антонович. – Она говорила, что от Коли, вынуждала его жениться. А там кто знает, от кого она забеременела?
   – Надо делать экспертизу, – задумался Колыванов. – Это мы выясним, кто отец ребенка. Факт немаловажный.
   – А вот этого не надо, – торопливо сказал Шантель. – Какая еще экспертиза? И вообще, что вы зациклились на ее беременности? Произошел несчастный случай, вот и все.
   – А если ее кто-то толкнул? Например, ваш артист? Свидетели есть? Нет свидетелей. Вы сами-то где были?
   – В комнате отдыха, прослушивал запись. Мы до этого записывали, и я решил проверить качество работы.
   – И что, ничего не слышали? О чем они говорили?
   – Нет. На мне же были наушники!
   – А остальные? Где в это время находились остальные?
   – Это вы у них спрашивайте, – устало огрызнулся Шантель. – И вообще, может, на сегодня хватит?
   – А это мне решать.
   И Колыванов вплотную занялся сначала Олегом, потом новым барабанщиком, следующим был звукоинженер. Шантель отвел Колю в сторону, краем уха прислушиваясь к разговору.
   – …стоял, курил, – бормотал звукоинженер. – На лестничной клетке. То есть на балкончике.
   – А я ушел, но вернулся, – оправдывался новый барабанщик.
   – Совсем?
   – Вернулся?
   – Ушел совсем? Из подъезда выходил?
   – Да я, собственно… – парень замялся. – Нет, не выходил. Стоял под дверью, ждал.
   – Чего?
   – Когда обратно позовут. Она же этого Эдика притащила. Фиса. Из-за нее все.
   – Что все?
   – Перессорились мы все.
   В это время Колю как прорвало, он заговорил. Сначала бессвязно, потом все увереннее и увереннее. Шантель посмотрел на него с удивлением: очнулся! И переспросил:
   – Что ты сказал?
   – Все это уже было.
   – Что было?
   – Раньше. Когда я заканчивал десятый класс. Она тоже… Умерла. Из-за меня.
   – Коля, что ты такое говоришь?
   – Я несчастья одни приношу! Я же не знал, что она так отреагирует!
   – Кто умер? Как это из-за тебя? Когда?
   – Девушка. Мы тоже поссорились и… В общем, меня подозревали в ее убийстве.
   – А вот об этом молчи! Хотя… Ты представляешь, что сейчас начнется? Фанатки выпрыгивают из окна, потрясенные твоим исполнением! Можно такой пиар сделать на этом скандале! – загорелся Шантель.
   – Ты что, не слышал?! Я тебе говорю: меня подозревали в убийстве! И сейчас тоже подозревают!
   Коля сказал это так громко, что Колыванов обернулся.
   – Тихо! – испугался Шантель. – Ты, пожалуй, прав. В тюрьме ты мне не нужен.
   В этот момент в студию стремительно ворвался Эдик. И с порога набросился на Колю:
   – Сволочь! Гад! Ты мне больше не друг! Так и знал, что этим кончится! Она тебе мешала!
   – Ага, – тут же отреагировал Колыванов. – Николай, у меня к вам будет еще пара вопросов. В связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Остальных попрошу подождать на лестничной клетке. Особенно вас.
   И он выразительно посмотрел на Шантеля. Тот понял: надо выйти. Но черт его знает, что наговорит Колыванову Коля при закрытых дверях.
   – Я не ясно сказал? – повысил голос опер.
   «Сейчас он будет колоть моего золотого мальчика, – с тоской подумал Шантель. – Все летит к черту».
   Он вышел на лестничную клетку и прикрыл за собой дверь. На площадке переминались с ноги на ногу Леня с Лелей. Их очередь еще не пришла.
   – Я, наверное, не смогу с вами больше работать, Лев Антонович, – сказал наконец Леня.
   – А что случилось?
   – Нехорошо получается. Фиса умерла, и вы в этом виноваты. Они из-за вас ссорились. Вы ведь не хотели этой свадьбы. Нечестно это. И Леля говорит…
   – Как ты сказал? Леля говорит? – Он едва не расхохотался.
   – Лев Антонович, – к ним подошел Олег, – так как насчет завтрашней репетиции? Я передумал.
   – Не будет никакой репетиции. Вон, Леля говорит, что я говно, – Шантель кивнул на смущенную парочку.
   Олег удивленно поднял брови:
   – Что ж… Выходит, я зря вернулся? А что теперь будет с Колькой?
   – Все образуется, – поморщился Шантель. – Как-нибудь образуется.
   …Не образовывалось еще долго. Льву Антоновичу даже пришлось обратиться к Фонарину.
   – Выпала из окна какая-то приблудная деревенская девка, – пожал плечами тот. – Чего они пургу гонят?
   – Да опер попался несговорчивый. Следователь согласен дело замять, а этот ни в какую. Прет буром. Кому чего хочет доказать – непонятно, – пожаловался Шантель.
   – Уберем, – неприятно усмехнулся Фонарин. – Что нам опер? Мелкая сошка. Есть нужные связи, не переживай, Лева. Им самим неохота показатели портить. Тем более девка приезжая, в Москве зарегистрирована не была. Доказательств-то, как я понял, все равно нет. Им можно только на чистосердечное рассчитывать. Если Колька будет молчать, спишут на несчастный случай.
   – Может, лучше на самоубийство?
   – Это они пусть сами решают, под какую статью подогнать. Главное, чтобы закрыли дело, и точка. А твой становится звездой, чуешь? Эва от него просто без ума.
   – Боюсь, как бы Колька не сломался после всего этого.
   – Брось! Не дадим.
   Шантель не отходил от Коли ни на шаг. Тот бурно переживал смерть Фисы, стал выпивать и даже плакал по ночам.
   – Мы вышлем ее семье деньги, много денег, – утешал его Шантель. – Она сама виновата, ты знаешь. Не надо было на тебя давить, я ее предупреждал.
   – Мужики… Леня с Олегом…
   – Что – Леня с Олегом?
   – Боюсь, они теперь со мной не захотят работать…
   – Плюнь. Тебе надо делать сольную карьеру. Ну кто они такие? А ты Николай Краснов! Была рок-группа «эНЛО», да распалась. Остался только ты. Но этого вполне достаточно.
   – Я не смогу! – испугался Коля.
   – Сможешь.
   – А как же Фиса? Она ведь мне теперь будет сниться! И говорить, что я ее убил!
   – Все уже прошло, Коля. Девчонка сама напросилась. Ей говорили: возьми деньгами. Она была никто, понимаешь? А тебе теперь везде зеленый свет. Скандальчик-то оказался нам весьма кстати. Ты газеты читаешь? В Инете шаришь?
   – Нет. Не хочу.
   – А зря. Твоя история снова на первых полосах. Журналисты телефон оборвали. В Инете эту новость обсуждают во всех блогах. Ты мегазвезда, Колька!
   – Ты меня не бросишь, Лева?
   – Да что ты! Ха! Брошу! У нас с тобой теперь все будет! Слава, деньги. Я тебе скоро квартиру куплю. Где ты хочешь квартиру?
   – Квартиру?
   – В каком районе? Выбирай!
   – Рядом где-нибудь. С тобой. Не бросай меня, Лева. Мне что-то нехорошо. Не по себе.
   – Скоро все образуется. Фонарин обещал. Его слово железное. Все образуется.
   Через несколько дней их вызвали к следователю. Тот привстал из-за стола, пожал руки обоим, сначала Коле Краснову, потом Льву Антоновичу:
   – Очень приятно познакомиться. Очень. Такие знаменитости! Жене сегодня вечером расскажу. Вот, пригласил вас сообщить, что дело о смерти гражданки Семикиной Анфисы Федоровны закрыто. Из-за отсутствия состава преступления. Типичный несчастный случай. Так что мы вас больше не побеспокоим.
   – А как же… – заикнулся было Шантель, – старший лейтенант Колыванов…
   – Да, насчет Колыванова. Выявлены кое-какие нарушения. Злоупотребление служебным положением, превышение власти, ну и так далее. Такие люди порочат высокое звание офицера, – сурово сказал следователь. – Из органов он уволился, причем сам. Мы ему трудовую биографию портить не стали. Пусть отправляется в армию, наемником по контракту.
   – Что ж… Так мы можем быть свободны?
   – Да, конечно, – широко улыбнулся следователь.
   – Пошли, Коля. – Шантель направился к двери, на всякий случай придерживая парня за плечо. Не дай бог сорвется.
   – Минуточку, – остановил их следователь.
   – Да? – Лев Антонович вздрогнул – не верилось, что все закончилось.
   – А автограф?
 
   …Они остановились у ряда палаток при супермаркете возле метро. Коле захотелось мороженого. Шантель не возражал. Хотя обычно он беспокоился за Колино горло: не дай бог, простудится. Но сегодня был особый случай. И он позволил ему все.
   – Давай постоим, воздухом подышим. Надо прийти в себя. Как мороженое? Вкусное? – заботливо спросил он.
   – Спасибо, Лева.
   – За что?
   – Если бы не ты… Честное слово, бросил бы я все и уехал обратно к себе на родину. Ты не отказывайся от меня, я сделаю все, что ты скажешь. Помоги только… Я без конца об этом думаю… О ней. Ведь это была любовь, а? Настоящая?
   – Кто его знает…
   – Просто так получилось. Терпения у меня не хватило. И… Нет больше Фисы, – горько сказал Коля. – Парни откололись, с которыми я начинал, остались только ты да я. Если сейчас и с тобой что-нибудь случится… То это все. Конец.
   – А что со мной может случиться?
   – Ну, не знаю. Не по себе мне что-то. Внутри будто все сгорело. Один пепел остался. Ничего не хочу, ни во что не верю. Никогда еще мне не было так плохо. Вот тебе и парад планет!
   – Постой… Слышишь?
   Из торгующей компакт-дисками уличной палатки до них донесся голос Коли Краснова. Это была та самая песня: «Не мой день».
   – Это слава, Коля. Самая настоящая слава. Если тебя слушают на рынке, значит, твои песни пользуются спросом и хорошо раскупаются. Ты счастлив?
   И, заглянув в глаза Николаю Краснову, почти уже суперзвезде, Лев Антонович Шантель понял, что вопрос неуместен.

Часть вторая
Спутники
Два года спустя

Ио[8]

   – Коля! Коля Краснов! Мы любим тебя!
   – Любим!
   – Любим!!!
   У подъезда опять дежурит группа фанаток, девчонок лет пятнадцати-семнадцати. Они же стоят под окнами его квартиры, посылают какие-то сигналы. Это у них правило такое: устанавливать дежурство у дома своего кумира. Зачем? Чтобы он не чувствовал себя одиноким? Дорого бы Николай Краснов дал сейчас за это! Ощутить себя где-нибудь на необитаемом острове, в гордом одиночестве, в тишине и покое.
   За два года клубы его поклонников расплодились по всей стране, словно Краснов окропляет их, своих фанатов, с экрана телевизора живой водой. Что уж говорить о концертах, куда народ просто ломится! Вот что значит популярность!
   Такое ощущение, что от преследователей невозможно спрятаться нигде. На днях случилась драка между фанатами за честь дежурить возле этого самого подъезда – местные спорили с приезжими из области. Николай смотрел, как девчонки пытаются вцепиться друг другу в волосы, визжат и стонут, и чувствовал, что сходит с ума. Зачем все это? Одни доказывают другим, что любят кумира больше? Сила любви измерялась частотой ударов. Он попытался остановить это безумие, пока не понял, что его могут разорвать на клочки. От великой любви. Каждый ведь захочет унести с собой на память кусочек Коли Краснова.
   Победившие внушали ему ужас. Они сильнее, злее, словно волчата, окрепшие в борьбе за выживание. Отстояли право на него, на его дом, на его личную жизнь. У них молодые, острые зубы. Страшные зубы. Его аж передернуло. Он втянул голову в плечи, чтобы пробежать мимо них, никого не коснувшись, и не дать дотронуться до себя.
   – А вас дома ждут, – угодливо сказала одна из девчонок.
   – Спасибо, – машинально откликнулся он и сделал над собой усилие, чтобы не зажать уши:
   – Мы любим тебя!
   – Лю-у-у-бим!!!
   Он забежал в подъезд, махнув по пути с десяток автографов. Когда-то это доставляло Николаю Краснову несказанное удовольствие. Он звезда! А теперь… Боже, во что они превратили подъезд! Уже не раз жильцы дома требовали от него: «Прекратите это безобразие! Мы не успеваем делать ремонт!» Грозили общим собранием, публичным порицанием и огромным штрафом. Николай покорно платил за кодовые замки и железные двери, но подростки все равно умудрялись каким-то образом проникать в подъезд и писать на стенах: «Коля! Коля Краснов! Мы с тобой! Мы любим тебя! Любим!!!» Они были поистине вездесущи и неуловимы. Подкупали консьержек, которые увольнялись так часто, что новых находить не успевали.
   Когда Николай покупал квартиру, он не думал, что так будет. Да и денег у него тогда было немного. Результат: обычная панельная многоэтажка, спальный район. Пора подумать о другом жилье, о коттедже где-нибудь на Новой Риге и о личной охране. Но Коля решать такие вопросы не умел, а Шантель почему-то жался: как-нибудь обойдется.
   Приходилось терпеть непрошеных гостей. Они считали за честь выпить пивка или покурить травку именно в подъезде своего кумира, потом заняться любовью на широких подоконниках и поговорить о своих подростковых проблемах. Полиции давно уже надо было установить здесь постоянное дежурство, но, как там все время говорят, кадров не хватает. А у этих всегда хватает кадров. У фанатов. И стены вновь исписаны, пол загажен.
   Ехал в лифте, окруженный собственными цитатами. И когда только успел понаписать столько глупостей? Вот в такие моменты и делается стыдно. Все, что давно хотелось забыть, множится со страшной силой и напоминает о себе вновь и вновь. Интересно, а кто его ждет дома? Как это кто? Будто ключ от его квартиры есть у многих людей! Да их по пальцам можно пересчитать!