– Не знаю.
– Ха-ха.
– Ну, хотите, я вам правду расскажу?
– Хочу.
– Я умерла. Понарошку. Муж послал меня кататься на лыжах. Горных. А там лавина. Я решила над ним пошутить и вернулась в Москву одна. А меня здесь уже решили похоронить. У мужа любовница. И я решила к нему не возвращаться. Возьмите меня на работу. На самом деле мой отец – депутат. И я несколько лет руководила крупной туристической фирмой. Я была ее хозяйкой.
– Ха-ха-ха!
– Что в этом смешного?!
Ее собеседник вытер выступившие на глазах слезы:
– Рассмешили вы меня, Людмила… как вас? Сергеевна? Милая, попробуйте романы писать. Вторая история гораздо лучше первой. И насчет отца вы хорошо придумали. Депутат – самое то! Во! – он показал ей большой палец. Потом опустил его вниз, как на гладиаторских боях: смерть. – Убирайтесь.
– Да что же это такое! А ну-ка, пустите меня за компьютер! Я вам сейчас покажу!
– Ну, уж нет! – проворно вскочил ее визави. – Не трогать! Вы тут дров наломаете, а с меня начальство спросит!
– Ничего я не наломаю! Я умею, слышите вы?!
– Бумажку покажите. А так, откуда я знаю, чему там, в деревне Грязищи, в школе учат? Может, вы по клавиатуре молотком ударяете, а на системный блок сковородку с яичницей ставите?
– Иди ты… – разгорячилась Люся. Она даже представить себе не могла, что будут такие проблемы! У нее, владелицы туристической фирмы! Грозной начальницы, без которой все должно было вмиг развалиться! – Козел!
В ней говорила дочь депутата Сальникова, не так-то просто было вытравить старую закваску.
– Вот. Это уже ближе к истине. Узнаю: деревня Грязищи.
– Дались вам эти Грязищи!
– Совет хотите, Людмила, ха-ха-ха, Сергеевна?
– Еще чего!
– Нравится мне ваш апломб. Другие приходят тихие, как мышки. Интеллигентный разговор, хорошие манеры, глазки в пол. Все-таки на работу устраиваются. А вы себя ведете как хозяйка жизни. Никакой работы вы, конечно, здесь не получите. А совет… Если с написанием романа не получится, попробуйте податься на Тверскую.
– Что?!
– Не пойдет? Шлюхой быть не желаете? Хотя… – он с сомнением оглядел ее фигуру, висящую на ней, как мешок, одежду. Пришлось ведь подружкину носить. Люся и сама понимала, как убого она выглядит в костюме с чужого плеча. И тут получила сполна. – Вид у тебя не товарный. Разве что в подворотню, к некондиции. Может, кто и польстится, из жалости.
– На себя посмотри. Жиртрест.
Это в ней говорила Людочка Сальникова, и сдержаться она не могла совершенно напрасно. Ну, хлопнула дверью. Свежий ветер в лицо. Хорошо! Но есть-то что-то надо? Деньги стремительно таяли, да и о квартире надо подумать.
В другой фирме она была гораздо терпеливее. Но собеседование все равно не прошла. Чтобы она там ни умела, как бы красиво ни говорила, но другие претендентки имели дипломы, рекомендации и гораздо презентабельнее выглядели, а это решало все. Надо было чем-то доказать и свое высшее образование, и опыт работы. Она злилась, но вдруг вспомнила себя в роли работодателя. Вспомнила и неожиданно покраснела. Как она себя вела! Ничуть не корректнее того толстяка, который все время высмеивал деревню Грязищи!
Судьба возвращала ей собственные промахи. Что сама делала, то и получи. Круг замкнулся. Первый круг в ее жизни. Она даже представить себе не могла, сколько их еще будет, таких кругов.
Потом была еще одна фирма, и еще. Она старательно выписывала из газет объявления о работе, а потом звонила и целый день ходила по указанным адресам. А время, отведенное ей, сокращалось. Еще месяц, и квартиру подруги придется освободить.
Что же делать?
…Она брела по улице, увлеченная внезапно пришедшей в голову мыслью. Ярко освещенный проспект, толпа народа. Почему же именно здесь, среди людей, так остро чувствуется одиночество? До нее никому нет дела. Совсем никому. Упади она на мостовую – все равнодушно перешагнут через неподвижно лежащее тело и пойдут по своим делам. Одним конкурентом меньше. Москва не резиновая, все правильно. Впервые она задумалась о словах, которые сама произносила не раз. Этот город был жесток к проигравшим, но стать в нем победителем в одиночку невозможно. Он расправляется с одиночками, словно с отбившимися от стаи ранеными животными. Джунгли, вот что это такое. Каменные джунгли.
Ей было одиноко. Новая жизнь оказалась совсем не похожа на сказку. Добрые феи давно уже поняли, что на всех Золушек их все равно не хватит, на свете нет столько чудес, сколько им требуется, переселились на волшебный остров и стали делать подарки друг другу. И на свете воцарилось зло. Потому что никто никому больше не верит. Ни в одном офисе не верили, что Люся говорит правду. Ее слова никто не мог подтвердить. Люди брали на работу преимущественно своих знакомых или через знакомых, в крайнем случае, с хорошим дипломом и солидным стажем. Связи решали все, а слова… Это только слова. Все вокруг врали, по телевизору врали, и в книгах, как оказалось, врали. Одного желания стать победителем мало. А что надо-то? Этого она не знала.
Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на нее благосклонно. И предложил… место посудомойки.
– Двести баксов в месяц. Сутки через двое.
– Мыть посуду?! Мне?!
– А кто ты такая?
– Я – женщина, – гордо ответила бывшая Людочка. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.
– Да ну? Впрочем, похожа. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?
– Что?!
– Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. И голые сиськи показывать. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. Здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Пошлю ему телку – обрадуется. Главное, чтоб на все была готова. Ну, ты меня понимаешь, – он оглядел ее маслеными глазками и подмигнул: – Так что?
– Нет, не умею, – с сожалением сказала Люся. – Я танцами никогда не занималась. И насчет остального… Нет, я не готова. На все, – тихо добавила она.
– Тогда забудь о том, что ты женщина.
– Может, официанткой?
– Официанткой? Тебя? – хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. – Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.
– А при чем здесь прописка, когда я только посуду буду мыть?
– Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят, тебя или меня? Милиция на порог – ты за порог. Поняла?
– Нет.
– Думаешь, я не разбираюсь, какая ксива настоящая, а какая поддельная? В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Двести баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.
У него и в мыслях не было, что тетка не согласится. Она же поняла, что деваться некуда. Решила, что все это временно. Вот узнают, какая она, Люся, замечательная, талантливая, предприимчивая, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.
Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с жидкими сожженными перекисью волосами, в растянутом свитере, поверх которого повязан грязный фартук, за горой сальной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Харчи, обещанные хозяином в качестве бонуса, оказались закусками, невостребованными клиентами. Задеревеневшая колбаса, такой же сыр, сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевый, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, типа мяса, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. Безвкусной, потерявшей всякую ценность даже для таких клиентов едой. И она поняла главное: каждый сам за себя. А за сытный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.
Почему же он дочку не научил так манипулировать людьми, чтобы не мыть самой грязные тарелки, а руководить теми, кто моет? Как взобраться на вершину социальной лестницы, не по трупам же, в самом деле?
Как она теперь понимала и отца, и синеглазую акулу! Да покусись кто-нибудь на часть заработанных ею баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц меж тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь ей не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в убитую жизнью клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал? Ей не давали ни малейшего шанса, да что там! Просто не замечали!
– Эй, Люська! Чего ты там копаешься? Шевелись, корова!
«Будь ты проклят, Тимка!» – думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же ей хотелось вернуться в тот день, когда сошла лавина, на дорогу, по которой она столь опрометчиво отправилась в город, а не к мужу! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!
Дошло до того, что она начала понимать Тимку.
«Если он все это пережил, если приехал в Москву таким же, как я сейчас, нищим, всеми презираемым, о, как я его понимаю! Это был его шанс, жениться на богатой дурочке, и он его не упустил! Молодец! Но он красавец, к тому же мужчина. Мужчинам проще. А мне… Мне даже некому себя предложить!»
Силы кончились, и она пошла к дому, где еще пару месяцев назад жила вместе с мужем. Как же хотелось воскреснуть! Черт с ней, с гордостью.
…Конечно, он подъехал на машине. На ее машине. Вышел элегантный, стройный, до умопомрачения красивый, весь наполненный звенящей силой, словно кувшин ледяной ключевой водой. Сделав из него один лишь глоток, женщины словно обжигались, ударяло в голову крепче, чем вино. Она стояла как зачарованная. И это ее муж?! Все еще ее, потому что официально они не в разводе. Он ведь считается вдовцом. Но на деле по-прежнему ее собственность.
«Я понимаю, почему в него влюбилась. Он какой-то… особенный. И по-прежнему очень красивый. Даже еще лучше стал!»
Она наблюдала, как муж подошел к правой передней дверце, открыл ее и подал руку сидевшей там девушке, помогая ей выйти из машины. Опять эта Марина! Улыбается, и какая же счастливая! Еще бы! Тимка от нее просто глаз не отрывает!
Люся была ошеломлена: да он же ее любит! Марину! Причем безумно! Никогда Тимур не смотрел на жену такими глазами! Да как можно было этого не замечать?!
С ней он был удивительно спокоен! Это спокойствие может означать что угодно: терпение, смирение со своей участью, ожидание, но никак не любовь. Любовь – это мука, страдание, потому что всегда есть боязнь потерять любимого человека, что означает конец. Неминуемую смерть. Он боялся оставить Марину одну хотя бы на секунду, все время пытался до нее дотронуться, словно проверял: существует ли она, не исчезла ли, не покинула ли его? А как он на нее смотрел! Теперь его глаза были теплыми, в них горел огонь, но лишь для того, чтобы ее согреть.
А как он смотрел на нее, Любочку? Как на добычу, участь которой была решена. Он ее заранее приговорил, вот что это был за взгляд!
Почему же она раньше этого не замечала?! Да потому что была увлечена лишь одним человеком: собой. А ведь Тимур пытался ей это объяснить.
Ее взгляд упал на витрину соседнего киоска, и там отразилось то, чем она сейчас стала: тетка с распухшими от тяжелой работы руками, в грязных туфлях, ужасной одежде, с неопрятными сальными волосами. Ей даже некогда было помыть голову! Падала, как убитая, приходя с работы, а потом сутки отсыпалась! А они такие молодые и красивые, Тимур и Марина! Отличная пара!
Она вовсе не восхищалась ими и не собиралась подарить им счастье. Тем более отдать все то, что принадлежит ей. Каждый сам за себя. А это ее квартира и ее машина. Ее муж, в конце концов. Она просто сравнивала эту Марину и женщину, отразившуюся в витрине, и поняла, что не хочет, чтобы Тимка увидел их рядом. Ведь он может подумать: я был прав в своем выборе. Мало того, что моя жена – избалованная эгоистка, она еще и неряха. Осталась без денег отца и опустилась вконец.
А ей так не хотелось, чтобы он оказался прав! Не стоило все это затевать, чтобы явиться перед ним грязной посудомойкой!
Ну, уж нет! Не дождетесь! Она машинально сделала шаг назад. А потом поняла, что не стоит прятаться. Они ее не узнали. Да и немыслимо было узнать в этой избитой жизнью тетке очаровательную Людочку Сальникову, порхающую по жизни бабочку.
Они прошли мимо, причем оба на нее посмотрели. И даже, кажется, застеснялись своего счастья. Красивые, занятые только собой. И тут она поняла, в чем ее сила. Теперь они никого и ничего вокруг не видят. Они уязвимы. Счастье всегда уязвимо, почему о нем и молчат. Оно без кулаков, и его легко побить. Она чуть не рассмеялась. Получишь ты у меня свое, Тимка!
Хлопнула тяжелая подъездная дверь. Она расхотела воскресать. В другой раз и при других обстоятельствах. Еще будет повод испортить им праздник. К черту правила! Честным путем в этой жизни ничего не добьешься. Кто верит в сказки, тот живет и умирает в нищете. А она этого не хочет. Ни за что. Надо просто как следует подумать. И решение найдется.
И как привычный припев ко всем ее несчастьям, вертелось в голове: «А у кого-то на даче павлина съели…»
Глава 3
1
– Ха-ха.
– Ну, хотите, я вам правду расскажу?
– Хочу.
– Я умерла. Понарошку. Муж послал меня кататься на лыжах. Горных. А там лавина. Я решила над ним пошутить и вернулась в Москву одна. А меня здесь уже решили похоронить. У мужа любовница. И я решила к нему не возвращаться. Возьмите меня на работу. На самом деле мой отец – депутат. И я несколько лет руководила крупной туристической фирмой. Я была ее хозяйкой.
– Ха-ха-ха!
– Что в этом смешного?!
Ее собеседник вытер выступившие на глазах слезы:
– Рассмешили вы меня, Людмила… как вас? Сергеевна? Милая, попробуйте романы писать. Вторая история гораздо лучше первой. И насчет отца вы хорошо придумали. Депутат – самое то! Во! – он показал ей большой палец. Потом опустил его вниз, как на гладиаторских боях: смерть. – Убирайтесь.
– Да что же это такое! А ну-ка, пустите меня за компьютер! Я вам сейчас покажу!
– Ну, уж нет! – проворно вскочил ее визави. – Не трогать! Вы тут дров наломаете, а с меня начальство спросит!
– Ничего я не наломаю! Я умею, слышите вы?!
– Бумажку покажите. А так, откуда я знаю, чему там, в деревне Грязищи, в школе учат? Может, вы по клавиатуре молотком ударяете, а на системный блок сковородку с яичницей ставите?
– Иди ты… – разгорячилась Люся. Она даже представить себе не могла, что будут такие проблемы! У нее, владелицы туристической фирмы! Грозной начальницы, без которой все должно было вмиг развалиться! – Козел!
В ней говорила дочь депутата Сальникова, не так-то просто было вытравить старую закваску.
– Вот. Это уже ближе к истине. Узнаю: деревня Грязищи.
– Дались вам эти Грязищи!
– Совет хотите, Людмила, ха-ха-ха, Сергеевна?
– Еще чего!
– Нравится мне ваш апломб. Другие приходят тихие, как мышки. Интеллигентный разговор, хорошие манеры, глазки в пол. Все-таки на работу устраиваются. А вы себя ведете как хозяйка жизни. Никакой работы вы, конечно, здесь не получите. А совет… Если с написанием романа не получится, попробуйте податься на Тверскую.
– Что?!
– Не пойдет? Шлюхой быть не желаете? Хотя… – он с сомнением оглядел ее фигуру, висящую на ней, как мешок, одежду. Пришлось ведь подружкину носить. Люся и сама понимала, как убого она выглядит в костюме с чужого плеча. И тут получила сполна. – Вид у тебя не товарный. Разве что в подворотню, к некондиции. Может, кто и польстится, из жалости.
– На себя посмотри. Жиртрест.
Это в ней говорила Людочка Сальникова, и сдержаться она не могла совершенно напрасно. Ну, хлопнула дверью. Свежий ветер в лицо. Хорошо! Но есть-то что-то надо? Деньги стремительно таяли, да и о квартире надо подумать.
В другой фирме она была гораздо терпеливее. Но собеседование все равно не прошла. Чтобы она там ни умела, как бы красиво ни говорила, но другие претендентки имели дипломы, рекомендации и гораздо презентабельнее выглядели, а это решало все. Надо было чем-то доказать и свое высшее образование, и опыт работы. Она злилась, но вдруг вспомнила себя в роли работодателя. Вспомнила и неожиданно покраснела. Как она себя вела! Ничуть не корректнее того толстяка, который все время высмеивал деревню Грязищи!
Судьба возвращала ей собственные промахи. Что сама делала, то и получи. Круг замкнулся. Первый круг в ее жизни. Она даже представить себе не могла, сколько их еще будет, таких кругов.
Потом была еще одна фирма, и еще. Она старательно выписывала из газет объявления о работе, а потом звонила и целый день ходила по указанным адресам. А время, отведенное ей, сокращалось. Еще месяц, и квартиру подруги придется освободить.
Что же делать?
…Она брела по улице, увлеченная внезапно пришедшей в голову мыслью. Ярко освещенный проспект, толпа народа. Почему же именно здесь, среди людей, так остро чувствуется одиночество? До нее никому нет дела. Совсем никому. Упади она на мостовую – все равнодушно перешагнут через неподвижно лежащее тело и пойдут по своим делам. Одним конкурентом меньше. Москва не резиновая, все правильно. Впервые она задумалась о словах, которые сама произносила не раз. Этот город был жесток к проигравшим, но стать в нем победителем в одиночку невозможно. Он расправляется с одиночками, словно с отбившимися от стаи ранеными животными. Джунгли, вот что это такое. Каменные джунгли.
Ей было одиноко. Новая жизнь оказалась совсем не похожа на сказку. Добрые феи давно уже поняли, что на всех Золушек их все равно не хватит, на свете нет столько чудес, сколько им требуется, переселились на волшебный остров и стали делать подарки друг другу. И на свете воцарилось зло. Потому что никто никому больше не верит. Ни в одном офисе не верили, что Люся говорит правду. Ее слова никто не мог подтвердить. Люди брали на работу преимущественно своих знакомых или через знакомых, в крайнем случае, с хорошим дипломом и солидным стажем. Связи решали все, а слова… Это только слова. Все вокруг врали, по телевизору врали, и в книгах, как оказалось, врали. Одного желания стать победителем мало. А что надо-то? Этого она не знала.
Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на нее благосклонно. И предложил… место посудомойки.
– Двести баксов в месяц. Сутки через двое.
– Мыть посуду?! Мне?!
– А кто ты такая?
– Я – женщина, – гордо ответила бывшая Людочка. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.
– Да ну? Впрочем, похожа. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?
– Что?!
– Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. И голые сиськи показывать. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. Здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Пошлю ему телку – обрадуется. Главное, чтоб на все была готова. Ну, ты меня понимаешь, – он оглядел ее маслеными глазками и подмигнул: – Так что?
– Нет, не умею, – с сожалением сказала Люся. – Я танцами никогда не занималась. И насчет остального… Нет, я не готова. На все, – тихо добавила она.
– Тогда забудь о том, что ты женщина.
– Может, официанткой?
– Официанткой? Тебя? – хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. – Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.
– А при чем здесь прописка, когда я только посуду буду мыть?
– Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят, тебя или меня? Милиция на порог – ты за порог. Поняла?
– Нет.
– Думаешь, я не разбираюсь, какая ксива настоящая, а какая поддельная? В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Двести баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.
У него и в мыслях не было, что тетка не согласится. Она же поняла, что деваться некуда. Решила, что все это временно. Вот узнают, какая она, Люся, замечательная, талантливая, предприимчивая, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.
Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с жидкими сожженными перекисью волосами, в растянутом свитере, поверх которого повязан грязный фартук, за горой сальной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Харчи, обещанные хозяином в качестве бонуса, оказались закусками, невостребованными клиентами. Задеревеневшая колбаса, такой же сыр, сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевый, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, типа мяса, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. Безвкусной, потерявшей всякую ценность даже для таких клиентов едой. И она поняла главное: каждый сам за себя. А за сытный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.
Почему же он дочку не научил так манипулировать людьми, чтобы не мыть самой грязные тарелки, а руководить теми, кто моет? Как взобраться на вершину социальной лестницы, не по трупам же, в самом деле?
Как она теперь понимала и отца, и синеглазую акулу! Да покусись кто-нибудь на часть заработанных ею баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц меж тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь ей не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в убитую жизнью клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал? Ей не давали ни малейшего шанса, да что там! Просто не замечали!
– Эй, Люська! Чего ты там копаешься? Шевелись, корова!
«Будь ты проклят, Тимка!» – думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же ей хотелось вернуться в тот день, когда сошла лавина, на дорогу, по которой она столь опрометчиво отправилась в город, а не к мужу! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!
Дошло до того, что она начала понимать Тимку.
«Если он все это пережил, если приехал в Москву таким же, как я сейчас, нищим, всеми презираемым, о, как я его понимаю! Это был его шанс, жениться на богатой дурочке, и он его не упустил! Молодец! Но он красавец, к тому же мужчина. Мужчинам проще. А мне… Мне даже некому себя предложить!»
Силы кончились, и она пошла к дому, где еще пару месяцев назад жила вместе с мужем. Как же хотелось воскреснуть! Черт с ней, с гордостью.
…Конечно, он подъехал на машине. На ее машине. Вышел элегантный, стройный, до умопомрачения красивый, весь наполненный звенящей силой, словно кувшин ледяной ключевой водой. Сделав из него один лишь глоток, женщины словно обжигались, ударяло в голову крепче, чем вино. Она стояла как зачарованная. И это ее муж?! Все еще ее, потому что официально они не в разводе. Он ведь считается вдовцом. Но на деле по-прежнему ее собственность.
«Я понимаю, почему в него влюбилась. Он какой-то… особенный. И по-прежнему очень красивый. Даже еще лучше стал!»
Она наблюдала, как муж подошел к правой передней дверце, открыл ее и подал руку сидевшей там девушке, помогая ей выйти из машины. Опять эта Марина! Улыбается, и какая же счастливая! Еще бы! Тимка от нее просто глаз не отрывает!
Люся была ошеломлена: да он же ее любит! Марину! Причем безумно! Никогда Тимур не смотрел на жену такими глазами! Да как можно было этого не замечать?!
С ней он был удивительно спокоен! Это спокойствие может означать что угодно: терпение, смирение со своей участью, ожидание, но никак не любовь. Любовь – это мука, страдание, потому что всегда есть боязнь потерять любимого человека, что означает конец. Неминуемую смерть. Он боялся оставить Марину одну хотя бы на секунду, все время пытался до нее дотронуться, словно проверял: существует ли она, не исчезла ли, не покинула ли его? А как он на нее смотрел! Теперь его глаза были теплыми, в них горел огонь, но лишь для того, чтобы ее согреть.
А как он смотрел на нее, Любочку? Как на добычу, участь которой была решена. Он ее заранее приговорил, вот что это был за взгляд!
Почему же она раньше этого не замечала?! Да потому что была увлечена лишь одним человеком: собой. А ведь Тимур пытался ей это объяснить.
Ее взгляд упал на витрину соседнего киоска, и там отразилось то, чем она сейчас стала: тетка с распухшими от тяжелой работы руками, в грязных туфлях, ужасной одежде, с неопрятными сальными волосами. Ей даже некогда было помыть голову! Падала, как убитая, приходя с работы, а потом сутки отсыпалась! А они такие молодые и красивые, Тимур и Марина! Отличная пара!
Она вовсе не восхищалась ими и не собиралась подарить им счастье. Тем более отдать все то, что принадлежит ей. Каждый сам за себя. А это ее квартира и ее машина. Ее муж, в конце концов. Она просто сравнивала эту Марину и женщину, отразившуюся в витрине, и поняла, что не хочет, чтобы Тимка увидел их рядом. Ведь он может подумать: я был прав в своем выборе. Мало того, что моя жена – избалованная эгоистка, она еще и неряха. Осталась без денег отца и опустилась вконец.
А ей так не хотелось, чтобы он оказался прав! Не стоило все это затевать, чтобы явиться перед ним грязной посудомойкой!
Ну, уж нет! Не дождетесь! Она машинально сделала шаг назад. А потом поняла, что не стоит прятаться. Они ее не узнали. Да и немыслимо было узнать в этой избитой жизнью тетке очаровательную Людочку Сальникову, порхающую по жизни бабочку.
Они прошли мимо, причем оба на нее посмотрели. И даже, кажется, застеснялись своего счастья. Красивые, занятые только собой. И тут она поняла, в чем ее сила. Теперь они никого и ничего вокруг не видят. Они уязвимы. Счастье всегда уязвимо, почему о нем и молчат. Оно без кулаков, и его легко побить. Она чуть не рассмеялась. Получишь ты у меня свое, Тимка!
Хлопнула тяжелая подъездная дверь. Она расхотела воскресать. В другой раз и при других обстоятельствах. Еще будет повод испортить им праздник. К черту правила! Честным путем в этой жизни ничего не добьешься. Кто верит в сказки, тот живет и умирает в нищете. А она этого не хочет. Ни за что. Надо просто как следует подумать. И решение найдется.
И как привычный припев ко всем ее несчастьям, вертелось в голове: «А у кого-то на даче павлина съели…»
Глава 3
Мика
1
Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал магазин, куда она заскочила купить чего-нибудь сладенького. С десертами в забегаловке, где она работала, оказалась напряженка, короче, их просто не было. А от салатов с майонезом и синюшной картошки уже тошнило. Эти покойники на рынке общественного питания ее не могли воскресить, добавить ей сил, чтобы с энтузиазмом мыть отвратительную, испачканную кетчупом посуду.
Она стояла у витрины со сладкими соблазнами, истекая слюной, и прикидывала насчет пастилы в шоколаде, четыре штуки взять или пять, а стоящий перед ней пузатый мужик в модном плаще покупал шоколадные конфеты:
– Это у вас что? «Белочка»? Такая же, как раньше? Двести граммов. Чего там сто, – это уже стоящей рядом девице в мини, – не распробуешь. А это «Трюфели»? Двести граммов. «Стратосфера»? Двести. Рядом что? С орехами? Двести. «Ассорти»? Двести…
Люся уже изнывала от нетерпения. Мало того, что слюнки текли, мужик все никак не унимался, а продавщица с энтузиазмом наваливала конфеты в пакет, словно не замечая других покупателей. Услышав сумму, которую она назвала, Люся мысленно взвыла. Треть ее зарплаты! Да чтоб у него и его девки задницы слиплись от этих конфет! Буржуи чертовы!
Когда мужик наконец отошел, она тихо сказала:
– А мне пастилы в шоколаде четыре штуки. Нет, пять. Гулять, так гулять.
Она стояла у витрины со сладкими соблазнами, истекая слюной, и прикидывала насчет пастилы в шоколаде, четыре штуки взять или пять, а стоящий перед ней пузатый мужик в модном плаще покупал шоколадные конфеты:
– Это у вас что? «Белочка»? Такая же, как раньше? Двести граммов. Чего там сто, – это уже стоящей рядом девице в мини, – не распробуешь. А это «Трюфели»? Двести граммов. «Стратосфера»? Двести. Рядом что? С орехами? Двести. «Ассорти»? Двести…
Люся уже изнывала от нетерпения. Мало того, что слюнки текли, мужик все никак не унимался, а продавщица с энтузиазмом наваливала конфеты в пакет, словно не замечая других покупателей. Услышав сумму, которую она назвала, Люся мысленно взвыла. Треть ее зарплаты! Да чтоб у него и его девки задницы слиплись от этих конфет! Буржуи чертовы!
Когда мужик наконец отошел, она тихо сказала:
– А мне пастилы в шоколаде четыре штуки. Нет, пять. Гулять, так гулять.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента