Андреева Валентина. Краткий экскурс не в свое дело

   Немного поплутав по подсобным помещениям и выслушав пару не очень добрых попутных слов от посудомоек и грузчиков, мы в конце концов попали в добрые руки проснувшегося секьюрити. Прямо у кабинета администратора. Благодаря этому и были вежливо выставлены вон через черный ход. С приглашением заходить и дальше в любое удобное для нас время, только в другую дверь.
 
   Грозовое облако унеслось вдаль, но дождь еще старательно поливал все подряд без разбора. Я порадовалась, что мерзкий пивной запах наконец смоется с лица и головы. Даже приостановилась и задрала физиономию вверх.
   – Облысеешь, – коротко предупредила Наташка, прикрывая голову пластиковым пакетом, изъятым из сумочки. – Дожди сейчас некачественные. Не то что в старину. Это Петр звонил?
   – Моей физиономии облысение не грозит, – отмахнулась я. – А на голове волосы сейчас наращивают. И звонил действительно Петр. Кажется, он ушел в партизаны. Ничего не понимаю!
   – А я и понимать не хочу. Скажи, ну какое нам дело до какого-то Суворова, с которым ты сто лет назад училась в одном классе? С тех пор миновала вечность. От этой встречи одни неприятности… – Наташка открыла дверцу машины, юркнула на водительское сиденье и громким, хорошо поставленным голосом лектора продолжила рассуждения: – Нет, конечно, если сравнивать с Михаилом Вениаминычем Милашкиным или Суворовой Майей Семеновной, то наши неприятности как-то меркнут…
   Я нетерпеливо постучала в стекло, напоминая, что пора бы открыть дверцу и для меня. Подруга встрепенулась, ахнула и запустила меня внутрь.
   Наверное, мы представляли собой жалкое зрелище. Во всяком случае, смотреть на себя в зеркало не хотелось. Тем более что рядом с собой лицезрела Наташку. Едва ли я выглядела лучше…
   – Достань из бардачка пару стареньких полотенчиков. Они чистые. Я их для стекол держу. Только не измажь своей тушью. Сначала потёки носовым платком вытри.
   Пару минут мы яростно боролись с излишками влаги, потом Наташка завела машину и осторожно тронулась с места. Я протянула руку к приемнику, но не успела нажать на кнопку, как оно заговорило само. Только откуда-то сзади.
   – Добрый вечер! – раздалось вполне мирное приветствие с заднего сиденья.
   Я оторопело уставилась на кончик указательного пальца, так и застывший на полпути к приемнику, что не могло не привлечь внимания подруги.
   Сначала мы машинально ответили на приветствие. Потом Наташка взвизгнула, резко вильнула вправо, подрезав дорогу убогому «Мерседесу», за рулем которого сидел почти подросток. Получив за это совсем не лестное звание, скажем так – старой ночной бабочки на работе, она совсем ошалела…
   Не знаю, куда бы подруга вылетела дальше, если бы я не опомнилась и не заорала:
   – Петька, придурок!!!
   На большее меня не хватило. Да и не надо было. Наташка уже и одна справилась, искусно совмещая езду по правилам с изощренными напутствиями в адрес завалявшегося под задним сиденьем Петра. Вот как раз на пожелании ему всю жизнь проспать в таком закуточке, она и опомнилась. Пожалела свою «Шкоду». Поправилась и изменила спальное место, разместив его в «Таврии». «Таврией», или в нашем просторечии «Ставридой», пользовались Натальины муж и сын. В основном для рыбалки. Потом подруга то ли выдохлась, то ли задумалась, но замолчала. А я вообще молчала – от неожиданности.
   Через минуту выяснилось, что Наташка занялась анализом ситуации, результатом чего стали осмысленные вопросы. Во-первых, как Петр попал в закрытую машину, находящуюся на сигнализации? Во-вторых, зачем он в нее вообще залег, вместо того чтобы культурно посидеть за столом в кафе вместе с нами?
   – Мы там, кстати, пользовались успехом, – ничуть не покривив душой, добавила Наталья.
   Отвечать Петр не стал. Хотя и заговорил:
   – Владимир Сергеич просил передать Ирине конверт. Но так, чтобы ни одна душа не видела. Я оставлю его здесь, под сиденьем. Постарайтесь остановиться где-нибудь в безлюдном месте. Я вылезу. Сегодня за мной следили.
   – Погоди, погоди! – спохватилась я. – То есть как вылезешь? Ты же ничего толком не объяснил. Что вообще произошло?
   – Наталья, посмотри повнимательнее: сзади не видно «Мазды» цвета «мокрый асфальт»? – Петр, похоже, вообще не хотел отвечать на вопросы.
   Наташка напряженно уставилась в зеркало заднего вида.
   – Не зна-а-аю, – испуганно протянула она. – Какой-то «мокрый асфальт» едет, но я в марках иномарок ни фига не разбираюсь.
   – Та-а-ак! – послышалось снизу. – Значит, отследили! Будем уходить и заметать следы. На всякий случай вылезать не буду. Может, решат, что мы не встретились. Постарайтесь вести себя естественней.
   – Ага! – с готовностью отозвалась Наташка. – А как? Жалко балалайки нет. Ир, ты умеешь тренькать на балалайке?
   – Я умею на пианино.
   – Увы, его тоже нет под руками…
   Бывший летчик завозился между сиденьями, укладываясь поудобнее.
   – Только не нервничайте. Женщина за рулем в состоянии нервозности сродни взбесившемуся танку.
   – Тебе там легко вещать из подполья. Сзади сплошные «мокрые асфальты». Я даже не знаю, куда ехать. О! Впереди пост патрульно-постовой службы, сейчас остановимся и спросим…
   – Ты уверена, что инспектор знает, куда нас несет нелегкая? – засомневалась я. – Давайте просто остановимся и подождем развития событий. Заодно и обдумаем свое положение.
   – А если инспектор заметит меня? Я еще без паспорта, – запаниковал Петр Васильевич, заметив, что Наталья останавливает машину.
   – Не ты один. Я еще и без прав, – отрешенно заявила Наташка. – Они у меня в бардачке в «Ставриде» остались. С прошлого воскресенья, когда за опятами ездили. А «Ставрида» у Лешика. А Лешик на даче. А я, значит, здесь. Блин! И инспектор здесь!
   – Здравствуйте! Старший инспектор Зуев, – козырнул скучающий страж правопорядка на дороге, с любопытством заглядывая в окно.
   Наташка сидела по стойке смирно, вперив задумчивый взгляд в никуда. Инспектор проследил за ним, ничего интересного для себя не увидел и вернулся к личности подруги.
   А личность, надо сказать, была очень симпатичная, хотя и слегка невменяемая. Пепельные волосы, приведенные полотенцем в состояние первобытного хаоса, несколько портили впечатление от нежного румянца на щеках, но мои были еще хуже.
   – Проблемы? – доброжелательно спросил гаишник и кинул взгляд на заднее сиденье. В ту же секунду доброжелательность улетучилась, он резко рванул переднюю дверцу на себя и приготовился строго спросить, чье тело втихаря перевозим.
   Я вжалась в кресло, представив всю череду неприятных последствий. Судорожно вздохнув, вытаращила глаза на инспектора в надежде, что его облаченная в форму богатырская фигура сказочным образом растает.
   Гаишник Зуев так ничего и не рявкнул. Наташка приложила указательный палец к губам, призывая его соблюдать тишину.
   – Мужа везу. С дружеской попойки. Три раза поднимали – сваливается, козел! Только что опять навернулся. Вот остановилась и думаю – поднимать, или так доедет? – Она оглянулась ко мне, как бы спрашивая совета.
   Я сглотнула комок в горле и мигом затараторила:
   – По-моему, и так доедет. Все равно вниз загремит. Зря ты его приучила спать на двуспальной кровати, да еще у стенки.
   Петр Васильевич издал снизу несколько музыкальных мычаний, свидетельствующих о том, что если он и труп, то весьма жизнерадостный.
   Инспектор расслабился, хмыкнул, но тем не менее потянул носом воздух из салона.
   – А пивом-то несет! – завистливо заметил он.
   – Это муж в салоне пролил. При погрузке, – с готовностью подсказала Наталья.
   Инспектор с сожалением закрыл дверцу, козырнул и пожелал нам счастливого пути.
 
   Какое-то время мы бесцельно катались по улицам в поисках тупиковой ситуации. В том плане, чтобы впереди и по сторонам был тупик, а сзади дорога просматривалась, как на ладони. Петр отказывался разговаривать в ином месте.
   Потом эта затея надоела – сделали вывод, что тупики возникают исключительно в те моменты, когда выступают в роли абсолютно ненужного, но непреодолимого препятствия к продвижению вперед. Прямо как с развитием социализма в нашей отдельно взятой стране.
   Наконец выехали к каким-то первобытным гаражам, обитым неровными кусками ржавого железа. Мы с Наташкой вышли прогуляться, чтобы проверить наличие посторонних личностей и через минуту убедились, что их в этом диком оазисе всего две: я и она. Возвращались бегом, стараясь не вступать в перепалку с местными псами. Под собачий лай и улюлюканье каких-то нарисовавшихся на горизонте пьяных отморозков вскочили в машину, рванув с места, как на ралли…
   В девять часов вечера я с беспокойством напомнила Наталье, что муж и сын ждут ее на даче. Как и водительские права, отсутствия которых у нее, в свою очередь, ждет в душе каждый инспектор ГАИ. О себе уже и не заикалась. Моя семья, включая клан кошек, давно глаза проглядела. Все за исключением нас с Наташкой уехали еще в пять часов, будучи уверенными, что мы рыскаем по магазинам.
   – Ну, наконец-таки! Приехали! – заявила Наташка, притормозив у сверкающего огнями «Перекрестка». Темнело с каждой минутой. – Или мы вылезаем и идем в торговый центр, или я сразу же еду на дачу! Еще ни один шпион так не петлял. Будь я «хвостом», давно бы скопытилась. Летчик! – обратилась она к Петру. – Давай вылетай по-хорошему! – Летчик упорно молчал. – Та-а-ак! – протянула подруга, испепеляя меня взглядом. – Иди, моя дорогая, на перехват. Я нашего Петюнчика спроважу в рейс, а посадочную полосу вместе согласуете. Хватит из меня идиотку делать! – гаркнула она для большего эффекта.
   Если у Петра Васильевича и были нервы, то наверняка железные. Он не испугался.
   Наталья со своего водительского сиденья сыпала угрозами, я старалась уговорить его выползти по-хорошему, пока не пришло в голову перегнуться пополам и пошарить под задним сиденьем. Там было пусто.
   Подуставшая Наталья щелкнула выключателем. Петюнчика действительно и след простыл. Внизу лежал только белый конверт. Я с трудом до него дотянулась.
   – Не легче было бы достать послание, открыв заднюю дверцу? – бесцветным голосом спросила Наташка и неожиданно прослезилась: – Где же мы его могли выронить, а? Может, он сам? Куда же Петенька в ночь без документов? Я-то думала его оставить в Москве переночевать. У тебя дома. Все равно никого нет.
   – Почему у меня? – оторопела я. – У тебя тоже никого нет.
   – Ты ж у него в гостях была? Была! – возмутилась Наташка. – Ответный визит. С каких пор ты такая негостеприимная? И что ты вообще на рожон лезешь? Все равно мужика где-то потеряли. – Она взяла из моих рук плотный конверт, повертела его, понюхала и, испуганно оглянувшись по сторонам, сунула к себе в сумку. – Ты потеряешь! Если Петр Василич так конспирировался, случилось нечто жуткое. И лучше бы нам этого не знать. С другой стороны, не можем же мы отказать человеку в помощи? Можешь не отвечать. И не сиди с таким вытянутым лицом! Конверт вскроем позднее. Вдруг там такие сведения, что и у меня физиономия вытянется! Куда ж мы потом в таком виде? Значит, так: летим в магазин. Я набираю продукты на двоих, ты делаешь вид, что набираешь. Твою каталку потом «забудем» в торговом зале. Твоя задача обеспечивать мою неприкосновенность.
   Наташка повесила сумку на шею перед носом и решительно вышла из машины, гордо взглянув по сторонам, где в общем-то никого и не было. После нас никто не припарковался. Пятнадцать пустующих машин, к которым мы примкнули, скучали без хозяев.
   Наверное, я слишком старалась обеспечивать Натальину безопасность. Рыскала по всем укромным уголкам торгового зала, ведя оттуда наблюдение за всеми покупателями подряд. Поди разбери, кто из них является сомнительной личностью.
   На Наташку никто не смотрел. Ни прямо, ни косо. Но минут через десять следом за мной стали ненавязчиво прогуливаться три работника магазина.
   Рассерженная подруга заалела яркой пятнистостью на щеках, пару раз, поджав губы, исподтишка покрутила пальцем у виска, и я стала еще бдительнее нести службу.
   Через пять минут ко мне подошла вежливая девушка и предложила свою помощь в выборе товара. Я растерянно оглянулась. Взгляд уперся в плотную стенку аж из шести особей обслуживающего персонала.
   – Освободите проезжую часть, – как нельзя во– время рявкнула Наташка, и стенка моментально распалась. Подруга решительно въехала с тележкой в образовавшееся свободное пространство и, не обращая внимания на почетный караул, стала перекидывать часть продуктов в мою тележку, где одиноко торчал поникший куст укропа. – Зачем нам этот веник? – фыркнув, спросила она. Я пожала плечами. Договорились же, что тележку «забудем». Не все равно, что в нее положить? – Возьмите свой, как написано на ценнике, укроп назад. – Наталья, не глядя, протянула его в сторону, и поникший букетик тут же подхватили услужливые руки торгового работника. Следовать за нами до кассы, наступая на пятки, караул не решился. Провожал взглядами на расстоянии. – Когда надо, их не дозовешься, – пробурчала Наталья. – Но ты-то хороша! Единственный положительный момент – если кто и следил за моей сумкой, то наверняка про нее забыл. Все взоры посетителей были прикованы только к тебе. Я и сама чуть не увлеклась твоими прятками…
 
   Уже сидя в машине, прозвонились на дачу. Алена сообщила, что у них все хорошо. То, что выгребли дома из холодильника, дома же и забыли. Эта патология у нас носит хронический характер… Долго искали «рыжего». Пару часов назад поиски увенчались успехом. «Рыжим» единогласно избрали меня. Я же за отсутствием не могла представить сколько-нибудь убедительных доводов «против». Поделили последнюю горбушку хлеба. Папик лег спать, велев не будить. Я приеду – сам встанет. На запах. Славка, не дождавшись бабушкиной «каши из топора», озверел и вышел в люди. До сих пор там и сидит – у Лешки, бутербродами объедается. А вообще следует поторопиться. Бабушка сделала замечательные блинчики с капустой…
   На этом у меня села батарейка.
   – Наталья! Мне надо домой, – развернулась я к подруге. – Мои опять котомку с продуктами забыли.
   Наташка молча развернулась в сторону дома, благо ехать недалеко.
   Наверх поднялись вместе. Наташкина сумка по-прежнему болталась у нее на шее. Мне так и виделся внутри белый плотный конверт. Пытаясь открыть входную дверь, я дважды уронила ключи. Они никак не хотели открывать замок. И не мудрено. Ключи были от работы.
   Пока рылась в сумке в поисках нужных, Наташка действовала на нервы своими тяжкими вздохами и закатыванием глаз к потолку. Там, кстати, одна лампа перегорела. Надо позвонить электрику… Бедный Вовка! Не может он быть убийцей.
   Войдя наконец в квартиру, включила свет и первым делом поставила на подзарядку мобильник. Затем мы пошли на кухню, не удосужившись даже сесть, достали конверт и вскрыли его. Но участвовать в совместном прочтении послания Наташка отказалась, заметив, что не имеет на это права. Письмо адресовано лично мне.
   Спорить я не стала. Просто зачитала письмо вслух, буквально через строчку, ожидая наткнуться на страшные факты, требовавшие обстановки сверхсекретности. Их не было. Это нуждалось в осмыслении.
   И тогда мы с Наташкой уселись поудобнее, и уже она, не выпендриваясь, занялась прочтением написанного от руки послания вслух. Начиналось письмо с «Милой Иринки». Дальше шла несущественная фраза, содержащая слова сожаления, что судьба развела его со мной. И более существенная – о том, что она, хотя и поздно, но постаралась исправить свою ошибку. При первом, торопливом, прочтении я через эту фразу перескочила.
   – Что он имеет в виду? – спросила у меня Наташка таким тоном, будто Вовка писал под мою диктовку. – Может, надеется остаться тебе добрым другом? Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной за исключением тех случаев, когда они испытывают друг к другу легкую неприязнь или чувство опять же легкого раздражения. Вот как у меня к твоему Димке… Та-а-ак! Дальше он пишет, что у него очень мало времени и просит извинить за возможную сумбурность письма. Это все ненужная лирика. Времени мало, а отвлекается на такие мелочи… О! Вот оно! «Скорее всего, мне будет предъявлено обвинение в организации убийства Майи и Михаила. Меня должны арестовать. Допустить этого не могу. Очень прошу поверить: я никого не убивал, меня кто-то ловко подставил. Самое ужасное, что сегодня похоронил Майю. Проводить Михаила уже не получится. Эти двое близких мне людей заплатили своей жизнью в угоду чьему-то безумному плану. Момента страшнее в моей жизни не было. Теперь о главном: моя дочь должна прилететь…» Слушай, она завтра в восемь вечера прилетает! Вот тут указан номер рейса… Блин! Ты по диагонали, что ли, читала?! Он пишет, что не уверен в ее безопасности, и о возвращении ребенка не знает никто, кроме Петра Василича. С некоторых пор твой школьный товарищ перестал доверять всему своему прежнему окружению… Вот же она, эта самая тайна, – из-за нее все наши гонки по Москве! Блин! Я же без документов, а? Что-то все перепуталось… Так! Еще раз вернемся к дочери… Он настоятельно просит тебя встретить ее, но чтобы ни одна живая душа не знала… Интересно, что ж мне, живой душе, теперь помереть раньше срока?… Зовут ее Вика, ей пятнадцать лет… Почему пятнадцать?… Наверное, поздно женился. Хотя нет, что-то у меня с арифметикой! Так-так-так… Ничего не говорить о смерти Майи… Ну это понятно… Естественно, она самый лучший ребенок в мире!.. Фи-ига себе!.. – Наташка опустила руки с письмом на колени и с чувством великой жалости посмотрела на меня. Я невольно забеспокоилась и заерзала на месте. – Вику оставлять у себя нельзя. Ее требуется переправить на историческую родину нашего летчика. К его жене и детям – до кучи. Только там она может считаться в безопасности при условии, что об этом никто не будет знать… Вынуждена внести поправку – никто, кроме меня. – Подруга снова уставилась в письмо и, глотая слова, забубнила что-то нечленораздельное…
   – Ничего не понимаю! – перебила я Наташку.
   – Думаешь, я понимаю? А меньше всего то, как все это осуществить на практике? Ему хорошо рассуждать, ссылаясь на твою врожденную порядочность. Много времени со школьных лет утекло. Запамятовал уже, что эта порядочность у тебя граничит с придурью. Вот не зря тебе говорила: давай не будем открывать конверт, пока в магазин не слетаем. Представляешь, что бы сейчас там с тобой было? Я бы и сама по всем отделам исключительно ползком проползла, а добытое – в кассу волоком… Не знаю, как поедем… Без документов, без уверенности, что никто не следит… – Подруга нахмурилась.
   Я сидела в полной прострации. Ни одной умной мысли! В голове – сплошные рекламные ролики.
   – К тебе овод залетел. Запоздалый. На занавеске сидит, – отрешенно заявила Наташка.
   – Спроси, что ему нужно, – машинально ляпнула я, не вдаваясь в суть сообщения.
   – Зачем спрашивать? И так ясно: общения ему нужно. Человеческого. – Она поднялась и прихлопнула овода конвертом.
   – Ты что?! – очнулась я. – Зачем же конвертом?
   – Затем! Под рукой только чайник был. Почувствуйте разницу! Из-за тебя же на мокрое дело пошла. Конверта ей жалко… – Наталья ворчала как-то через силу.
   Я начала потихоньку осмысливать наше положение. И пришла к выводу, что оно безвыходное. Можно позвонить на дачу и сослаться на отсутствие у Натальи водительских прав, но в этом случае не позднее, чем через час за нами уже приедут – либо мой Дмитрий Николаевич, либо ее Борис Иванович.
   Я и не заметила, как произнесла это вслух.
   – Типун тебе на язык и два под язык! – встрепенулась подруга. – Чтобы я сама призналась мужу в собственном маразме! Хватит рассиживаться! Смываем пиво – и поехали. Письмо убираю в свою косметичку. По дороге подумаем, что делать…
   Благоухающая чистотой Наталья вернулась, когда я, сидя на кухне, еще сушила феном волосы. Стараясь не нарваться на замечание о нерасторопности, вскочила и забегала по квартире, пытаясь вспомнить, куда положила сумочку. Ее не нашла, но наткнулась на забытую домочадцами ручную кладь, про которую уже и сама забыла. На ней же обнаружила свою сумочку. Наташкин вопрос, какого лешего мельтешу перед глазами, неожиданно разозлил, и я наорала на подругу за то, что постоянно мной командует. Она обиделась и гордо направилась к выходу.
   У двери и помирились. Просто я опять выронила ключи. А нагнулись мы за ними вместе… Попробуйте столкнуться лбами и не прыснуть со смеху.
 
   – Ну, родные гаишники, гибэдэдэшники или как вас там теперь обзывать, держитесь! Поеду строго по правилам дорожного движения… Правда, они у меня местами свои… Ир, пошарь, на всякий случай, сзади руками. На первый взгляд там никого нет, но вдруг кто-нибудь закатился под сиденья? – Я второй раз добросовестно проверила все свободное пространство. Первый раз осуществила это, когда ставила на заднее сиденье сумку, прихваченную из дома. Успокоенная подруга решительно тронулась с места. – Через пост на Варшавке не поеду. Лучше дадим крюк по «пьяной дороге». Ну там, где школа ГАИ. Или ГИБДД. Короче, кузница кадров с «большой дороги». Там по ночам все смирные – спят. А днем учатся на чужих ошибках.
   Но, выехав на Варшавку, Наташка сменила решение. Несмотря на позднее время, попутных машин было предостаточно. В таком потоке легко спрятаться. Пятница – Москва провожала дачников на выходные дни.
   Выехав за пределы кольцевой автодороги, вздохнули свободнее. Встречных машин практически не было, светом фар никто не ослеплял. У Натальи не возникало необходимости часто отвлекаться на краткую характеристику других водителей. В основном обходилась личностями тех, кто шел на обгон.
   – Ну что ты молчишь, как будто нечего обсудить? – спокойно спросила она. – Если думаешь, то так и скажи.
   – Думаю, – согласилась я.
   – А что тут думать? Завтра надо встречать девицу. Не бросать же ее на произвол судьбы. Интересно, зачем твой Суворов ее сюда вытащил? Сидела бы она спокойненько в своей Англии, ума набиралась. Кстати, с кем-то ведь она там сидела? Нет, волокет ее в самое пекло! Ты успела обратить внимание на то место в письме, где Суворов просит ничего не сообщать девочке об убийстве ее матери?
   – Успела. И даже порадовалась, что нам не придется сообщать ей эту ужасную новость. Вот только не успела до конца продумать объяснение для семьи насчет завтрашней поездки в аэропорт. Допустим, одна из иногородних пациенток вашей клиники оказалась твоей бывшей одноклассницей…
   – Ой, вот только не надо опять про школьных товарищей!
   – Ну хорошо, просто старой знакомой… Допустим, в разговоре выяснилось, что дома у нее осталась пятнадцатилетняя дочь. Одна! Она решила переправить девочку к бабушке. Чтобы была под присмотром.
   – Бабушка?
   – Обе! Не сбивай меня с мысли. Хотя… Пожалуй, ты права. Бабушка скоропостижно заболела, и внучка отправляется к ней обеспечивать нормальный уход…
   – Надо думать, с приездом этой Красной шапочки бабушка моментально вскочит с постели. Будет носиться по дискотекам следом за внучкой – быстро про хворь забудет.
   – Почему ты так говоришь о девочке, которую совершенно не знаешь?
   – А ты знаешь? По крайней мере она дочь моей, а не твоей приятельницы.
   Я призадумалась. Не сразу дошло, что девочка – персонаж вымышленный.
   Скорее всего, до подруги дошло тоже, поскольку она подозрительно примолкла, потом поспешно сказала:
   – Знаешь, давай не будем сейчас обсуждать поведение девицы. В принципе все правильно. Девочка едет к бабушке из глухой провинции, прямая необходимость ее встретить. Вот только зачем провожать? Достаточно посадить… Какой транспорт ходит на родину Петра? Как, кстати, это место значится на карте?
   – Кажется, город Касимов. А как туда доехать, не знаю. Наверное, поездом каким-нибудь или автобусом…
   – Подожди, подожди, как не знаешь? Так куда же нам тогда сироту касимовскую везти, если ты адреса Петра не знаешь?
   – Кажется, в письме было что-то про транспорт. Ты же до конца дочитала.
   Наташка притормозила, съехала на обочину и, включив в салоне свет, вытащила из косметички письмо. Бормоча и глотая слова, добралась до нужного места:
   – Ты смотри! О нас позаботятся! Здесь написано, что Петр Василич выберет самый безопасный способ добраться до малой родины и обеспечит всем необходимым в дорогу. Выходит, еще позвонит… Интересно, что значит «самым необходимым»? Сухим пайком? Нам подачек не надо!
   – Ну-у-у, я не знаю. Может быть, еще чем-нибудь? Например, калькулятором для окончательных расчетов… Я имею в виду автомат. Отстреливаться от бандитов.
   – Ирка, мне по-прежнему все это жутко не нравится! Пожалуй, даже больше, чем раньше. Давай привлечем к делу наших мужчин. Ты не находишь, что им слишком хорошо живется?
   Я задумалась. Рядом с Димкой, конечно, надежнее. Но вся беда в том, что я ничего не сказала мужу про «встречу школьных друзей». Думала, что все этой стихийной встречей и ограничится. Не хотелось очередных проповедей, да и не к чему было создавать лишний повод для ревности. А если сейчас выложить всю правду, получится, что… Ой, лучше я одна поеду!
   – Наталья, что мы нагнетаем обстановку? Мне просто-напросто надо перевезти ребенка из одного пункта в другой. Может быть, Вовка опасается кинднэпинга, боится, что Викторию используют в меркантильных целях, как источник выкачивания денег. Хотя… Мать погибла, отец в бегах… Девочка остается одна. Кстати, даже к Листратову обратиться не можем. Кажется, мы вступаем в конфликт с законом…