Страница:
Валентина Андреева
Платный сыр в мышеловке
Часть первая
Любовь с отягчающими обстоятельствами
1
В ночь с четверга на пятницу к Наталье вернулась первая любовь, причем в полном соответствии со словами когда-то очень популярной песни: она «нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Вот только ничего удивительно хорошего с собой не принесла. Нагрянула любовь не по инициативе подруги. Наталья и в самом деле не рассчитывала увидеть во сне Володьку Кириллова. Прошло слишком много лет после их нелепой размолвки, положившей конец трепетно зарождающимся отношениям взаимной любви и начало долгим мучительным переживаниям. Неоднократные аудиторские проверки временем показали: всему виной Наташкина гипертрофированная застенчивость, на деле выглядевшая махровым легкомыслием, и гордость Кириллова, искусственно возведенная им в степень гордыни. Володька про Наташкину застенчивость ничего не знал, зато она слишком хорошо знала о его гордыне. Именно поэтому девица упорно задирала нос и демонстрировала показное безразличие к пареньку, в которого была влюблена основная часть школьниц, независимо от возраста. Разумеется, Наташка не только входила в их число, но и лидировала. Как отмечалось, слишком гордый по натуре Кириллов поставил перед собой цель покорить крепость, именуемую одноклассницей Натальей, не ведая того, что твердыня мысленно давно готова пасть. Едва ли не с первого дня знакомства в школе. И в конце концов почти пала на деле, благосклонно согласившись прийти на первое свидание.
Свое обещание Наташка выполнила, только с перепуга заявилась с приятельницей, выразившей решительную готовность ее поддержать. На беду девушка имела имидж первой классной сплетницы. Володька расценил сей факт в качестве гнусного над ним издевательства. Свидание не состоялось. Борясь со слезами, Наталья приняла легкомысленно-наплевательский вид и, считая себя глубоко обиженной, по совету все той же приятельницы и в тот же вечер не один раз продефилировала под ручку с молодым человеком старше ее лет на десять, мимо спортплощадки, где Кириллов с приятелями гонял мяч. «Подручный» юноша ровно ничего для нее не значил, но реакция любимого была ошеломляющей. Ни в этот, ни в последующие дни Володька не пал перед ней на колени, не укорял в измене, не проявлял повышенное внимание. Хотя бы простыми издевательскими замечаниями. Просто отделался свернутой треугольником запиской, опущенной в почтовый ящик, в которой сообщал, что он Наталью очень любил, но чувства его остыли и он хочет как можно скорее ее забыть.
В Наташкиной душе царило полное смятение. С одной стороны, она боялась навсегда потерять любимого, с другой – ни за что бы в этом ему не призналась. Более того, отчаянно вредила самой себе, усиленно делая вид, что Кириллова на свете не существует. А он твердо выполнял свое обещание. Оба мучились назло друг другу и себе. И оба признались в былой любви уже достаточно поздно. Прошло много лет, у каждого имелась семья. Юношеское чувство казалось эфемерным, слишком светлым и чистым, а посему неповторимым в реалиях взрослой жизни.
Володькин телефонный звонок через годы имел причину – «случайно» вспомнил, что 8 марта у Натальи тоже праздничный день. Этот полушутливый, но с отчетливыми нотками ностальгии по школьной юности и влюбленности разговор разбередил «старые раны». Кириллов предложил Наталье встретиться, на что она ответила – лучше оставить прошлое прошлому, пусть все хорошее сохранится в памяти, в том числе и их юные лица. Ни к чему отмечать при встрече возрастные изменения и жаловаться на коварство времени. Уже ничего нельзя изменить. Он грустно, но несколько напряженно согласился. С тех пор они обменивались только короткими поздравлениями в дни рождения – по одному звонку в год. И этот звонок каждый раз выбивал Наталью из накатанной жизненной колеи не меньше, чем на пару часов.
Приснившийся сон весь день не давал подруге покоя. Как следствие, она пыталась лишить его и меня. Последняя ее попытка достала окончательно. Я разозлилась и в очень сжатой форме доказала, что она не права. Чего волноваться? Мужу не изменяла, да и сам Володька этого не требовал, вел себя во сне вполне прилично, выглядел достаточно счастливым и даже трезвым. В последнее время до Натальи окольными путями доходили слухи, что он начал выпивать. Кто-то из знакомых встречал его несколько раз в весьма непотребном состоянии. А если Володька, ласково и грустно улыбаясь Наташке, просил выбрать время его навестить, то не силком же тащил? К тому же к утру он вообще растаял.
Несмотря на мою словотерапию, Наташка весь вечер виновато мозолила глаза мужу, каждые пять минут интересуясь, не проголодался ли он? Борису это изрядно надоело. Оторвавшись от компьютера, он задумался. Результатом «задумки» был прямой вопрос в лоб: на что Наталья спустила всю денежную заначку? Этот меркантильный интерес очистил Наташкину душу от надуманного чувства вины, как нож очищает луковицу от шелухи. Подруга изошла горючими слезами, после чего ей моментально полегчало. Просто она попутно переложила свою надуманную вину на черствого Бориса. Благо история напичкана прецедентами. Сам виноват. От добра добра не ищут.
Субботнюю и воскресную ночь Наташка провела в полной безмятежности – без каких-либо сновидений. Наверное, у Кириллова выходные ночи по графику были нерабочими. Но с понедельника начался форменный кошмар. Володька являлся подруге во сне с завидным постоянством и вел себя одинаково: все так же улыбался на расстоянии и молча манил ее к себе рукой. Не помогало даже снотворное.
До дня рождения Кириллова было далековато, до Наташкиного – тем более, но она, найдя в моем лице поддержку, надумала ему позвонить. С этим твердым решением и заявилась: дома торчал Борис, которому следовало быть в неведении. Для его же пользы. А тут еще подруга детства Ольга, астролог по совместительству с основной профессией бухгалтера, дала понять – у Кириллова явно что-то случилось. Не верить Ольге мы не могли. Составленный ею гороскоп на Серафиму Игнатьевну Лопухову очень точно отразил все существенные черты ее личности и трагической судьбы[1].
Володькин домашний телефон молчал, мобильного номера у Натальи за ненадобностью не имелось. Тем временем опять наступили выходные дни, и подруга наконец выспалась. С понедельника Кириллов снова «вышел» в ночную смену. Немного поколебавшись, Наташка прозвонилась Володькиной жене, Тамарке. Номер телефона удалось отыскать через Ольгу. Еще до формального развода (просто разбежались, не утруждая себя юридическими заморочками) Тамара Васильевна пожаловалась кому-то из бывших Наташкиных одноклассниц, что зря попыталась связать свою судьбу с Кирилловым. Он ведь откровенно признавался, что однолюб и в его жизни любовь уже была. Жестокие слова, тем более когда тебе предлагают замужество. Странное предложение – руки, но без сердца. И все же Тамарка его приняла, решив, что любовь со временем все равно проходит, а ей хватит и привязанности человека, которого сама она любила. Не хватило…
Наташкин звонок вызвал у женщины бурную истерику. Встречаться она категорически отказалась, силы посочувствовать Наталье в себе не нашла и потребовала никогда ее больше не беспокоить.
Подруга долгое время сидела с вытянутым лицом. Я поерзала в кресле, не зная, стоит ли отрывать Наташку от раздумий, хотя вид ее меня пугал. Она совершенно перестала походить на саму себя. В душу даже закралась мысль: если бы Кириллов ее сейчас видел, вне сомнения, перестал бы домогаться по ночам.
Наташка начала откровения с «О-о-о-о…». Потом был небольшой технический перерыв, во время которого она пальцами пересчитывала на толстовке отсутствующие пуговицы, забыв про «молниеносную» застежку и одновременно стучала зубами. Я попробовала отвлечь ее, предложив кофе. Подруга выдала непонятное «Все!» и вдруг разразилась слезами.
Когда до меня дошел ужасный смысл слова «Все!», стало ясно – надобность в поздравлениях Кириллова с днем рождения отпала. Прошлое окончательно ушло в прошлое, без всяких надежд, пусть даже только мысленных, на будущее. Надо же, какое ужасное слово…
– А скептики еще утверждают, что нет жизни после смерти, – осторожно попробовала я начать утешение с критики сомневающихся в бессмертии человеческой души. – Надо сходить в церковь и помянуть раба Божьего Владимира. Теперь понятно, почему он постоянно тебе снится. Просит тебя прийти к нему на могилу, чтобы окончательно проститься.
Щеки Натальи начали медленно розоветь. Отметив этот момент как положительный, я мигом притащила ей пачку бумажных платков и снова предложила кофейку.
– Какой кофеек! – слабо, но осознанно возмутилась подруга. – В прихлеб с этими мокрыми последствиями? – Вытянув все бумажные платки сразу, она принялась рьяно сморкаться и промокать ручейки слез. – В церковь мы, конечно, сходим. Может быть, этого будет достаточно? Свинство, наверное, но я боюсь идти к Вовке на могилу… Господи, упокой его грешную душеньку. – Наталья истово перекрестилась, я в знак одобрения кивнула головой и осенила крестным знамением и себя. – То ли я плохо поняла, – шмыгнула носом подруга, – то ли Тамарка от горя умом тронулась… Нет, наверное, все-таки я плохо поняла. Она мне пожаловалась, что Володька постоянно по ночам ей названивает и требует что-то вернуть. Только сейчас дошло: этот кошмар ей тоже снится. Наяву же такого быть не может? Если только его голос, а Тамарка уверяет, что его, не записан на диск при жизни. Как в истории графини Милки Дашковской-Винтер-Келлер[2]. Представляешь? Тамарка стала отключать на ночь телефоны, так Володька сменил график, стал названивать днем и вечером. Кириллов всегда отличался не только гордым нравом, но и упертостью в достижении поставленных целей. Ему коммунизм бы строить… Ир, он так и стоит у меня перед глазами. Все такой же умопомрачительный мальчишка. Ну почему я раньше не согласилась на встречу? Она же меня ни к чему не обязывала. Теперь уже никогда не увидимся. Никогда! Понимаешь?
В голосе подруги стали пробиваться жуткие нотки, и я торопливо поинтересовалась причиной смерти Кириллова.
– Не знаю. – Сделав глубокий вдох, Наташка буквально выдохнула эти слова. – Ничего не знаю.
– Идем ко мне, – приказала я. – От меня снова позвоним Тамарке. Твой номер взят на заметку, может не ответить. Кто-то изощренно издевается над ней. Если она отключает на ночь телефоны, это не сон. Сейчас все выясним.
– Почему сразу «издевается»? Ты же сама только что говорила о наличии жизни после смерти.
Наташка медленно, но охотно поплелась за мной.
– Это я говорила исключительно про твой случай! Тебе не надо по ночам выключать телефоны, достаточно перестроить сознание. Просто ты зациклилась на ожидании старого сновидения, тебя даже собственный организм переупрямить не смог, плюнул в сердцах и согласился – на, мол, смотри и трясись дальше.
Удобно расположившись на тумбочке, я под диктовку Наташки набрала номер. Ждать ответа пришлось долго. Наконец на другом конце провода прозвучало настороженное тихое: «Да?»
– Тамара Васильевна? – бодро поинтересовалась я.
– Нет, это Марина, ее дочь. Мама себя плохо чувствует, прилегла, но если она вам срочно нужна…
С каждым моим последующим словом Марина обретала уверенность.
…Я же принялась распинаться о необходимости беречь собственное здоровье и в первую очередь нервы. До тех пор пока девушка вновь не насторожилась и попыталась выяснить, к чему все эти намеки. Только тут до меня дошло, что иду почти по стопам телефонного террориста, и я мигом вернулась к прозе кошмаров и их возможной подоплеке.
Девушка схватывала все буквально на лету. А самое главное – согласилась встретиться. Возможно, ей не терпелось от меня отвязаться, иначе почему она отказалась дать номер мобильника?
Следующим вечером ровно в шесть часов мы с Натальей стояли у собора Даниловского монастыря с сознанием честно выполненного долга поминовения усопшего. Скоро стало ясно – Марина не запаздывает, а вовсе не придет. Попытка связаться с ней по домашнему телефону успеха не имела.
Мы уже медленно направлялись к метро, когда нас обогнал какой-то мужчина. Я не придала бы этому значения, если потом не заметила его спускающимся по подземному переходу в общей толпе, и в третий раз – среди пассажиров в вагоне электропоезда. Попыталась разглядеть его внимательней, но он отвернулся. И этот «отворот» повторялся каждый раз, как только он замечал проявленный мною к нему интерес.
– Выскакиваем на следующей, – шепнула я Наташке.
– Придется по головам, – предупредила подруга. – Дай руку, вылетим как одно целое.
Отчаянный рывок к выходу Наташка предприняла в тот момент, когда все нормальные люди уже вышли и в вагон стали заходить новые пассажиры. Мы их тут же вытолкали обратно. Что нам довелось услышать в свой адрес, лучше не повторять. Оскорбления с лихвой компенсировал удачный ракурс преследователя. Выбраться следом за нами ему не удалось, зато он успел развернуться. В этом положении толпа его и заклинила. Как он избежал самовозгорания от злости, не знаю. Повезло, наверное. Мужику с такой злобной физиономией, да еще скалящему зубы (жаль, что их до сих пор не обломал), самое место в одной клетке с тиграми. Впрочем, тигров жалко. Они-то в чем виноваты?
Внешность у этого типа была преотвратная. Во всяком случае, он мне таким показался, когда уставился на нас из-под насупленных бровей. Даже не моргал. Какого цвета у него были глаза, определить с платформы невозможно, но, вне сомнения, убийственные. Значит, цвета смерти. Лохматая борода лопатой и патлатые волосы придавали ему особую прелесть форменного душегуба. Мы, вместо того чтобы уйти, таращились на него.
– Козел! – произнесла Наталья одними губами, но мужик ее понял, нехорошо ухмыльнулся и провел ребром ладони по шее. Испугаться мы не успели, этот жуткий тип схлопотал по собственным скулам рюкзаком, висевшим за плечами пожилого мужчины, скорее всего дачника, решившего подтянуть свою ношу немного вверх, чтобы переложить часть веса на чужие плечи. В такой толпе это даже оправдано. В порядке самообороны наш крайне отрицательный герой оттолкнул рюкзак вместе с прикрепленным к нему пенсионером. Началась повальная эпидемия неустойчивости. Что там было дальше, неизвестно, электропоезд тронулся с места.
Мы с Натальей, несмотря на то что не доехали до своей станции всего две остановки, отправились домой окольным путем. Обсуждая эту неприятную историю, пришли к нескольким выводам. Во-первых, мужик не «козел», а «Годзилл» (Годзилла, она женского рода), хотя внешне маскируется под человека. Во-вторых, встреча с ним – результат моего вчерашнего разговора с дочерью Тамары Васильевны.
Донельзя рассерженная последним заключением, я очередной раз прозвонилась Кирилловым с намерением высказать все наболевшее за последние часы. Подавленная Наташка молчала, перевалив на меня заботу о сведении счетов, она мучилась вопросом – явится ли сегодняшней ночью во сне Володька или заказанное на полгода поминание его мятущейся души не какая-нибудь там капля в море.
Трубку сняли почти сразу, но ответил мне приятный мужской голос. И вопреки этой приятности поведал неприятные вещи: Тамара Васильевна в больнице. Состояние тяжелое, сразу положили в реанимацию. Марина к телефону не подойдет – всю ночь и весь день провела рядом с матерью, сейчас спит. Тревожить ее позднее тоже нежелательно. Вечером она уезжает, а вещи еще практически не собраны. На мой вопрос, с кем имею честь разговаривать, последовал короткий ответ: «Простите, но я тоже очень занят».
Я решила, что судьба специально поставила перед нами своеобразную заградительную решетку от семейных загадок Кирилловых. Если прекратятся Наташкины ночные свидания с покойным, можно расслабиться и зажить своей прежней, местами спокойной жизнью. Наталья, конечно, будет переживать, но я-то на что? Пара угроз о возвращении ночных кошмаров – и подруга приложит все силы, чтобы больше не тревожить вечный сон Кириллова.
Свое обещание Наташка выполнила, только с перепуга заявилась с приятельницей, выразившей решительную готовность ее поддержать. На беду девушка имела имидж первой классной сплетницы. Володька расценил сей факт в качестве гнусного над ним издевательства. Свидание не состоялось. Борясь со слезами, Наталья приняла легкомысленно-наплевательский вид и, считая себя глубоко обиженной, по совету все той же приятельницы и в тот же вечер не один раз продефилировала под ручку с молодым человеком старше ее лет на десять, мимо спортплощадки, где Кириллов с приятелями гонял мяч. «Подручный» юноша ровно ничего для нее не значил, но реакция любимого была ошеломляющей. Ни в этот, ни в последующие дни Володька не пал перед ней на колени, не укорял в измене, не проявлял повышенное внимание. Хотя бы простыми издевательскими замечаниями. Просто отделался свернутой треугольником запиской, опущенной в почтовый ящик, в которой сообщал, что он Наталью очень любил, но чувства его остыли и он хочет как можно скорее ее забыть.
В Наташкиной душе царило полное смятение. С одной стороны, она боялась навсегда потерять любимого, с другой – ни за что бы в этом ему не призналась. Более того, отчаянно вредила самой себе, усиленно делая вид, что Кириллова на свете не существует. А он твердо выполнял свое обещание. Оба мучились назло друг другу и себе. И оба признались в былой любви уже достаточно поздно. Прошло много лет, у каждого имелась семья. Юношеское чувство казалось эфемерным, слишком светлым и чистым, а посему неповторимым в реалиях взрослой жизни.
Володькин телефонный звонок через годы имел причину – «случайно» вспомнил, что 8 марта у Натальи тоже праздничный день. Этот полушутливый, но с отчетливыми нотками ностальгии по школьной юности и влюбленности разговор разбередил «старые раны». Кириллов предложил Наталье встретиться, на что она ответила – лучше оставить прошлое прошлому, пусть все хорошее сохранится в памяти, в том числе и их юные лица. Ни к чему отмечать при встрече возрастные изменения и жаловаться на коварство времени. Уже ничего нельзя изменить. Он грустно, но несколько напряженно согласился. С тех пор они обменивались только короткими поздравлениями в дни рождения – по одному звонку в год. И этот звонок каждый раз выбивал Наталью из накатанной жизненной колеи не меньше, чем на пару часов.
Приснившийся сон весь день не давал подруге покоя. Как следствие, она пыталась лишить его и меня. Последняя ее попытка достала окончательно. Я разозлилась и в очень сжатой форме доказала, что она не права. Чего волноваться? Мужу не изменяла, да и сам Володька этого не требовал, вел себя во сне вполне прилично, выглядел достаточно счастливым и даже трезвым. В последнее время до Натальи окольными путями доходили слухи, что он начал выпивать. Кто-то из знакомых встречал его несколько раз в весьма непотребном состоянии. А если Володька, ласково и грустно улыбаясь Наташке, просил выбрать время его навестить, то не силком же тащил? К тому же к утру он вообще растаял.
Несмотря на мою словотерапию, Наташка весь вечер виновато мозолила глаза мужу, каждые пять минут интересуясь, не проголодался ли он? Борису это изрядно надоело. Оторвавшись от компьютера, он задумался. Результатом «задумки» был прямой вопрос в лоб: на что Наталья спустила всю денежную заначку? Этот меркантильный интерес очистил Наташкину душу от надуманного чувства вины, как нож очищает луковицу от шелухи. Подруга изошла горючими слезами, после чего ей моментально полегчало. Просто она попутно переложила свою надуманную вину на черствого Бориса. Благо история напичкана прецедентами. Сам виноват. От добра добра не ищут.
Субботнюю и воскресную ночь Наташка провела в полной безмятежности – без каких-либо сновидений. Наверное, у Кириллова выходные ночи по графику были нерабочими. Но с понедельника начался форменный кошмар. Володька являлся подруге во сне с завидным постоянством и вел себя одинаково: все так же улыбался на расстоянии и молча манил ее к себе рукой. Не помогало даже снотворное.
До дня рождения Кириллова было далековато, до Наташкиного – тем более, но она, найдя в моем лице поддержку, надумала ему позвонить. С этим твердым решением и заявилась: дома торчал Борис, которому следовало быть в неведении. Для его же пользы. А тут еще подруга детства Ольга, астролог по совместительству с основной профессией бухгалтера, дала понять – у Кириллова явно что-то случилось. Не верить Ольге мы не могли. Составленный ею гороскоп на Серафиму Игнатьевну Лопухову очень точно отразил все существенные черты ее личности и трагической судьбы[1].
Володькин домашний телефон молчал, мобильного номера у Натальи за ненадобностью не имелось. Тем временем опять наступили выходные дни, и подруга наконец выспалась. С понедельника Кириллов снова «вышел» в ночную смену. Немного поколебавшись, Наташка прозвонилась Володькиной жене, Тамарке. Номер телефона удалось отыскать через Ольгу. Еще до формального развода (просто разбежались, не утруждая себя юридическими заморочками) Тамара Васильевна пожаловалась кому-то из бывших Наташкиных одноклассниц, что зря попыталась связать свою судьбу с Кирилловым. Он ведь откровенно признавался, что однолюб и в его жизни любовь уже была. Жестокие слова, тем более когда тебе предлагают замужество. Странное предложение – руки, но без сердца. И все же Тамарка его приняла, решив, что любовь со временем все равно проходит, а ей хватит и привязанности человека, которого сама она любила. Не хватило…
Наташкин звонок вызвал у женщины бурную истерику. Встречаться она категорически отказалась, силы посочувствовать Наталье в себе не нашла и потребовала никогда ее больше не беспокоить.
Подруга долгое время сидела с вытянутым лицом. Я поерзала в кресле, не зная, стоит ли отрывать Наташку от раздумий, хотя вид ее меня пугал. Она совершенно перестала походить на саму себя. В душу даже закралась мысль: если бы Кириллов ее сейчас видел, вне сомнения, перестал бы домогаться по ночам.
Наташка начала откровения с «О-о-о-о…». Потом был небольшой технический перерыв, во время которого она пальцами пересчитывала на толстовке отсутствующие пуговицы, забыв про «молниеносную» застежку и одновременно стучала зубами. Я попробовала отвлечь ее, предложив кофе. Подруга выдала непонятное «Все!» и вдруг разразилась слезами.
Когда до меня дошел ужасный смысл слова «Все!», стало ясно – надобность в поздравлениях Кириллова с днем рождения отпала. Прошлое окончательно ушло в прошлое, без всяких надежд, пусть даже только мысленных, на будущее. Надо же, какое ужасное слово…
– А скептики еще утверждают, что нет жизни после смерти, – осторожно попробовала я начать утешение с критики сомневающихся в бессмертии человеческой души. – Надо сходить в церковь и помянуть раба Божьего Владимира. Теперь понятно, почему он постоянно тебе снится. Просит тебя прийти к нему на могилу, чтобы окончательно проститься.
Щеки Натальи начали медленно розоветь. Отметив этот момент как положительный, я мигом притащила ей пачку бумажных платков и снова предложила кофейку.
– Какой кофеек! – слабо, но осознанно возмутилась подруга. – В прихлеб с этими мокрыми последствиями? – Вытянув все бумажные платки сразу, она принялась рьяно сморкаться и промокать ручейки слез. – В церковь мы, конечно, сходим. Может быть, этого будет достаточно? Свинство, наверное, но я боюсь идти к Вовке на могилу… Господи, упокой его грешную душеньку. – Наталья истово перекрестилась, я в знак одобрения кивнула головой и осенила крестным знамением и себя. – То ли я плохо поняла, – шмыгнула носом подруга, – то ли Тамарка от горя умом тронулась… Нет, наверное, все-таки я плохо поняла. Она мне пожаловалась, что Володька постоянно по ночам ей названивает и требует что-то вернуть. Только сейчас дошло: этот кошмар ей тоже снится. Наяву же такого быть не может? Если только его голос, а Тамарка уверяет, что его, не записан на диск при жизни. Как в истории графини Милки Дашковской-Винтер-Келлер[2]. Представляешь? Тамарка стала отключать на ночь телефоны, так Володька сменил график, стал названивать днем и вечером. Кириллов всегда отличался не только гордым нравом, но и упертостью в достижении поставленных целей. Ему коммунизм бы строить… Ир, он так и стоит у меня перед глазами. Все такой же умопомрачительный мальчишка. Ну почему я раньше не согласилась на встречу? Она же меня ни к чему не обязывала. Теперь уже никогда не увидимся. Никогда! Понимаешь?
В голосе подруги стали пробиваться жуткие нотки, и я торопливо поинтересовалась причиной смерти Кириллова.
– Не знаю. – Сделав глубокий вдох, Наташка буквально выдохнула эти слова. – Ничего не знаю.
– Идем ко мне, – приказала я. – От меня снова позвоним Тамарке. Твой номер взят на заметку, может не ответить. Кто-то изощренно издевается над ней. Если она отключает на ночь телефоны, это не сон. Сейчас все выясним.
– Почему сразу «издевается»? Ты же сама только что говорила о наличии жизни после смерти.
Наташка медленно, но охотно поплелась за мной.
– Это я говорила исключительно про твой случай! Тебе не надо по ночам выключать телефоны, достаточно перестроить сознание. Просто ты зациклилась на ожидании старого сновидения, тебя даже собственный организм переупрямить не смог, плюнул в сердцах и согласился – на, мол, смотри и трясись дальше.
Удобно расположившись на тумбочке, я под диктовку Наташки набрала номер. Ждать ответа пришлось долго. Наконец на другом конце провода прозвучало настороженное тихое: «Да?»
– Тамара Васильевна? – бодро поинтересовалась я.
– Нет, это Марина, ее дочь. Мама себя плохо чувствует, прилегла, но если она вам срочно нужна…
С каждым моим последующим словом Марина обретала уверенность.
…Я же принялась распинаться о необходимости беречь собственное здоровье и в первую очередь нервы. До тех пор пока девушка вновь не насторожилась и попыталась выяснить, к чему все эти намеки. Только тут до меня дошло, что иду почти по стопам телефонного террориста, и я мигом вернулась к прозе кошмаров и их возможной подоплеке.
Девушка схватывала все буквально на лету. А самое главное – согласилась встретиться. Возможно, ей не терпелось от меня отвязаться, иначе почему она отказалась дать номер мобильника?
Следующим вечером ровно в шесть часов мы с Натальей стояли у собора Даниловского монастыря с сознанием честно выполненного долга поминовения усопшего. Скоро стало ясно – Марина не запаздывает, а вовсе не придет. Попытка связаться с ней по домашнему телефону успеха не имела.
Мы уже медленно направлялись к метро, когда нас обогнал какой-то мужчина. Я не придала бы этому значения, если потом не заметила его спускающимся по подземному переходу в общей толпе, и в третий раз – среди пассажиров в вагоне электропоезда. Попыталась разглядеть его внимательней, но он отвернулся. И этот «отворот» повторялся каждый раз, как только он замечал проявленный мною к нему интерес.
– Выскакиваем на следующей, – шепнула я Наташке.
– Придется по головам, – предупредила подруга. – Дай руку, вылетим как одно целое.
Отчаянный рывок к выходу Наташка предприняла в тот момент, когда все нормальные люди уже вышли и в вагон стали заходить новые пассажиры. Мы их тут же вытолкали обратно. Что нам довелось услышать в свой адрес, лучше не повторять. Оскорбления с лихвой компенсировал удачный ракурс преследователя. Выбраться следом за нами ему не удалось, зато он успел развернуться. В этом положении толпа его и заклинила. Как он избежал самовозгорания от злости, не знаю. Повезло, наверное. Мужику с такой злобной физиономией, да еще скалящему зубы (жаль, что их до сих пор не обломал), самое место в одной клетке с тиграми. Впрочем, тигров жалко. Они-то в чем виноваты?
Внешность у этого типа была преотвратная. Во всяком случае, он мне таким показался, когда уставился на нас из-под насупленных бровей. Даже не моргал. Какого цвета у него были глаза, определить с платформы невозможно, но, вне сомнения, убийственные. Значит, цвета смерти. Лохматая борода лопатой и патлатые волосы придавали ему особую прелесть форменного душегуба. Мы, вместо того чтобы уйти, таращились на него.
– Козел! – произнесла Наталья одними губами, но мужик ее понял, нехорошо ухмыльнулся и провел ребром ладони по шее. Испугаться мы не успели, этот жуткий тип схлопотал по собственным скулам рюкзаком, висевшим за плечами пожилого мужчины, скорее всего дачника, решившего подтянуть свою ношу немного вверх, чтобы переложить часть веса на чужие плечи. В такой толпе это даже оправдано. В порядке самообороны наш крайне отрицательный герой оттолкнул рюкзак вместе с прикрепленным к нему пенсионером. Началась повальная эпидемия неустойчивости. Что там было дальше, неизвестно, электропоезд тронулся с места.
Мы с Натальей, несмотря на то что не доехали до своей станции всего две остановки, отправились домой окольным путем. Обсуждая эту неприятную историю, пришли к нескольким выводам. Во-первых, мужик не «козел», а «Годзилл» (Годзилла, она женского рода), хотя внешне маскируется под человека. Во-вторых, встреча с ним – результат моего вчерашнего разговора с дочерью Тамары Васильевны.
Донельзя рассерженная последним заключением, я очередной раз прозвонилась Кирилловым с намерением высказать все наболевшее за последние часы. Подавленная Наташка молчала, перевалив на меня заботу о сведении счетов, она мучилась вопросом – явится ли сегодняшней ночью во сне Володька или заказанное на полгода поминание его мятущейся души не какая-нибудь там капля в море.
Трубку сняли почти сразу, но ответил мне приятный мужской голос. И вопреки этой приятности поведал неприятные вещи: Тамара Васильевна в больнице. Состояние тяжелое, сразу положили в реанимацию. Марина к телефону не подойдет – всю ночь и весь день провела рядом с матерью, сейчас спит. Тревожить ее позднее тоже нежелательно. Вечером она уезжает, а вещи еще практически не собраны. На мой вопрос, с кем имею честь разговаривать, последовал короткий ответ: «Простите, но я тоже очень занят».
Я решила, что судьба специально поставила перед нами своеобразную заградительную решетку от семейных загадок Кирилловых. Если прекратятся Наташкины ночные свидания с покойным, можно расслабиться и зажить своей прежней, местами спокойной жизнью. Наталья, конечно, будет переживать, но я-то на что? Пара угроз о возвращении ночных кошмаров – и подруга приложит все силы, чтобы больше не тревожить вечный сон Кириллова.
2
Планы на спокойную жизнь рухнули в эту же ночь. Нет, сама Наташка как раз встала с кровати в состоянии «как утро весела». Я – с точностью до наоборот. Все нескончаемое темное время суток пугала мужа дикими воплями. Мало того, ухитрилась двинуть ему локтем куда-то в область физиономии. Сам он уверял, что в глаз. Я так не считала – крика было не так много.
Снился Кириллов – никогда не виданная мною первая любовь подруги, причем так, как будто он последний, кого я вообще вижу. Перекошенное страданием юношеское лицо постепенно обрело черты Годзиллы, и этот урод всю ночь пытался меня поймать. Совсем не для задушевной беседы. Требовал романтической прогулки при луне на заброшенном кладбище, где было свободно одно уединенное местечко. Прямоугольной формы, размером… Нет, даже вспоминать не хочу.
Утром Димка отправился на работу в темных очках, откровенно жалея поставщиков нашей фирмы, знать не знающих о черных сторонах моей души. Им, бедолагам, прежде чем войти в мой кабинет со своими предложениями, следовало бы уяснить, что всякое сопротивление моим доводам бесполезно. Решающее слово все равно за мной. В форме действия «Р-раз! И в глаз». Уж как он сам уговаривал меня ночью проснуться и не орать. Причем уговаривал в благих целях – избежать массового нашествия соседей. Ан нет! Несмотря на родственные связи, получил сполна. Странный способ выражения благодарности.
Я не нашла в себе сил встать с кровати. Позвонивший мне с работы Максим Максимович (не иначе как по Димкиной просьбе) великодушно разрешил попритворяться эту пятницу душевнобольной. Отгулов хоть отбавляй, пора расходовать, а в моем репертуаре оправдательных моментов отсутствия появилось что-то новенькое.
– Чего всю ночь орала-то, Ефимова? – весело поинтересовался шеф.
– У каждого свои собственные развлечения, – буркнула я и зевнула.
– Не надо намеков! Мои развлечения не в ущерб моему здоровью.
– Правильно. Они в ущерб моему. Каждый раз выдумывать для твоей жены причины отсутствия ее мужа на работе до полуночи, а порой и в выходные дни…
– Ты, Ефимова, лучше поспи, от тебя даже на расстоянии несет негативом.
На том и договорились.
Проснулась я от мелодии мобильного телефона. Вернее сказать, не совсем проснулась. Звонила Наташка и пыталась выяснить, где я нахожусь.
– Как где? На работе, – бездумно откликнулась я, так как хорошо помнила, где должна быть. Вот что значит чувство ответственности и профессионализм!
– А почему у тебя городской номер не отвечает?
– Занят, наверное… – Я со смаком зевнула, распахнула глаза и умолкла.
Через тридцать секунд Наташка, открыв своими ключами дверь квартиры, была около меня и силой пыталась отнять от моего уха молчащий мобильник.
– Я все поняла! Ты просто сменила рабочий кабинет, теперь ведешь прием, не слезая с койки, – съехидничала подруга.
Я разом вспомнила весь ночной кошмар. Пока она соловьем разливалась на тему поминания в качестве верного средства для неуспокоившихся покойников, я потихоньку приходила в себя.
– Твой бывший любимый решил, что ты слишком глупа для выполнения его настойчивых просьб. – Слова у меня ронялись медленно, каплями, и тут же впитывались в Наташкино сознание, как в песок. – Он со своими кошмарными предложениями переметнулся от тебя ко мне. Я отчаянно защищалась. Результат бессонной ночи не только на моем, но и на Димкином лице. Не думаю, что Димке приятно будет услышать правду. И потом, ставить любимому мужу четкую печать под хирургический глаз из-за твоих ошибок молодости не комильфо!
– Чего?!
– А ничего! Жизнь после смерти должна быть светлой и радостной, а твоего Кириллова что-то в ней не устраивает. Наверное, он великий грешник. Еще одну такую ночь я не переживу. Если к тебе наведается, уточни, что ему от нас надо, и заодно передай, что я с посторонними по ночам шастать по кладбищам не буду!
– Придется ждать начала рабочей недели. Вовка по выходным в ночное не ходит.
– Ну да. Сил набирается!
Я долго пугала Наташку подробностями сновидения. Заметив, что лицо подруги приняло стойкий голубовато-белый цвет, предложила немедленно действовать.
– Обязательно, – согласилась Наташка. – Начнем с посещения туалета, потом решим, что делать дальше. Нет, сначала я раздвину тебе шторы, при солнечном свете лучше живется.
Солнца за окном уже не было – укатилось в сторону да еще отвлеклось на примерку пушистого облачка. Тем не менее ужас минувшей ночи растерял свою магическую власть и принял оттенок саднящей неприятности. Дальше все пошло в ускоренном темпе. Позвонил Димка и поставил ультиматум: или я прекращаю смотреть по вечерам фильмы ужасов, или… Впрочем, он тут же добавил, что альтернативы нет. Разумеется, я согласилась, оценив его, а заодно и свою деликатность. Не стоило вынуждать мужа прибегать к угрозам крайнего порядка – например, приведение меня в норму в дурдоме. По логике, мне придется обидеться, а это в корне меняет дело – Димка из обиженного превратится в обидчика.
Пока я взбадривалась кофе, Наташка вычислила по компьютеру адрес вдовы и дочери Кириллова. Район Царицыно. Не столько далеко, сколько неудобно добираться. Мало того, я поймала себя на том, что панически боюсь метрополитена: как только пройду через турникет, обязательно начну выискивать Годзилл. А кто, как говорится, ищет… Даже если не найду, поездка равносильна вечернему просмотру самого навороченного в плане ужасов фильма. Нет. Двум фильмам. Вот так с ума и сходят.
– Ладно, поедем на машине, – глядя на меня, вздохнула Наташка. – Даже хорошо, что Володька с Тамаркой разменяли свою квартиру, соседи по старой наверняка бы меня узнали. Вопросов и сплетен не оберешься.
– Подожди, давай сначала скатаем на квартиру самого Кириллова, – заволновалась я. – Пробей заодно и его адрес.
– Эк тебя прихватило… Ты имеешь в виду кладбище?
Я снисходительно улыбнулась:
– А у него теперь там установлен номер домашнего телефона, сведения о котором имеются у тебя в наличии? Наталья на секунду сосредоточилась, глубокомысленно сказала сама себе «Ага!» и тут же заявила, что мне не мешало бы окончательно проснуться. Какой смысл глазеть на закрытую дверь бывшего жилища Кириллова, адрес которого она выяснила и без моей подсказки?
– Хотя… Да! Есть же там какие-нибудь положительные бабульки, которые знают о других больше, чем о себе, а поделиться накопленными знаниями им не с кем. Вот только мне совершенно не хочется представляться бывшей одноклассницей.
Наташка невольно взъерошила волосы.
– Представься троюродной сестрой Кириллова. Из глухого таежного поселка.
– Почему из глухого таежного? – Распахнув глаза по максимуму, подруга скроила на физиономии маску искреннего возмущения.
– Потому что ты без вещей. В отличие от столицы, в тайге чемоданы не воруют. Похоже, у тебя вещички сразу умыкнули. Прямо на вокзале.
– А может, они у меня в машине лежат?
– Извини, я ошиблась. В тайге тоже научились воровать. Откуда ты, дитя тайги, увела «Шкоду» со столичными номерами?
– Ир, не морочь голову, а? Три минуты тебе на сборы, пять минут – мне. Бутово… Бутово… Когда-то там жили Корольковы. Ладно, не будем ворошить другое прошлое. Это Бутово от старого места жительства Кириллова далековато будет. Похоже, Володька так и не смирился с новым районом проживания. Но на мой взгляд, кладбище несравненно хуже Бутова.
Наталья уже открыла дверь, намереваясь выйти, когда ее догнал мой вопрос:
– А ты не знаешь, где Кириллов работал?
– Говорил, что в ФСБ. Врал, наверное. Знаешь, мне трудно поверить, что он стал капитально поддавать. Может, и не врал, а? Действительно в ФСБ работал?
– Ну, если туда такой строгий отбор… Давай не будем гадать на растворимом кофе. Мои три минуты истекают.
– Какая проблема! Возьми пять моих.
Не прошло и часа, как мы уже катили в Бутово. Сначала молча и сосредоточенно, затем нехотя разговорились. Надо же было как-то коротать время в пути. Разговор намеренно вели на темы, совершенно посторонние, не имеющие к цели поездки никакого отношения. В частности, на тему: «Надо уметь проигрывать». Начали от печки, которую супруги Кузнецовы приобрели ранней весной для дачи. Решающее значение оказал подсчет положительных отзывов на интернетовском форуме. Помнится, я неоднократно доводила мужа до белого каления своими меткими замечаниями в адрес его нерешительности. Не доверяя интернетовскому большинству, Димка выжидал только одного положительного отзыва – Бориса Ивановича. По мере возможности свою лепту вносила и Наталья, каждый раз появляясь в нашем доме с замечанием о холодрыге. Высказав все претензии Дмитрию Николаевичу, совершенно не думающему о жене и будущих внуках, подруга просиживала у меня отпущенное солнечными часами время, а к вечеру направлялась к себе – в «Ташкент». Больше всего Димку не устраивало упоминание этой столицы сопредельного государства. Он демонстративно фыркал, но все-таки помалкивал. Я догадывалась, что он имел в виду. Мол, из Ташкента все прут к нам, а вас, госпожа Кузнецова, носит нелегкая…
Пару месяцев Борис Иванович молчал, зато «заговорила» немая крыша. Довольно красноречиво. Хотя и без слов, но доступно показала отрицательное воздействие рекламируемой печки на металлочерепицу. Жуткие рыжие потеки из трубы были похожи на подсохшую кровь безвинно загубленных в топке деревьев. Смолистые отложения так и остались на память о замечательной печке. Воспользовавшись спросом одного из очумелых искателей дешевизны, Кузнецовы мигом расстались с «Ташкентом», потеряв при сделке купли-продажи смешную сумму – около ста рублей.
Снился Кириллов – никогда не виданная мною первая любовь подруги, причем так, как будто он последний, кого я вообще вижу. Перекошенное страданием юношеское лицо постепенно обрело черты Годзиллы, и этот урод всю ночь пытался меня поймать. Совсем не для задушевной беседы. Требовал романтической прогулки при луне на заброшенном кладбище, где было свободно одно уединенное местечко. Прямоугольной формы, размером… Нет, даже вспоминать не хочу.
Утром Димка отправился на работу в темных очках, откровенно жалея поставщиков нашей фирмы, знать не знающих о черных сторонах моей души. Им, бедолагам, прежде чем войти в мой кабинет со своими предложениями, следовало бы уяснить, что всякое сопротивление моим доводам бесполезно. Решающее слово все равно за мной. В форме действия «Р-раз! И в глаз». Уж как он сам уговаривал меня ночью проснуться и не орать. Причем уговаривал в благих целях – избежать массового нашествия соседей. Ан нет! Несмотря на родственные связи, получил сполна. Странный способ выражения благодарности.
Я не нашла в себе сил встать с кровати. Позвонивший мне с работы Максим Максимович (не иначе как по Димкиной просьбе) великодушно разрешил попритворяться эту пятницу душевнобольной. Отгулов хоть отбавляй, пора расходовать, а в моем репертуаре оправдательных моментов отсутствия появилось что-то новенькое.
– Чего всю ночь орала-то, Ефимова? – весело поинтересовался шеф.
– У каждого свои собственные развлечения, – буркнула я и зевнула.
– Не надо намеков! Мои развлечения не в ущерб моему здоровью.
– Правильно. Они в ущерб моему. Каждый раз выдумывать для твоей жены причины отсутствия ее мужа на работе до полуночи, а порой и в выходные дни…
– Ты, Ефимова, лучше поспи, от тебя даже на расстоянии несет негативом.
На том и договорились.
Проснулась я от мелодии мобильного телефона. Вернее сказать, не совсем проснулась. Звонила Наташка и пыталась выяснить, где я нахожусь.
– Как где? На работе, – бездумно откликнулась я, так как хорошо помнила, где должна быть. Вот что значит чувство ответственности и профессионализм!
– А почему у тебя городской номер не отвечает?
– Занят, наверное… – Я со смаком зевнула, распахнула глаза и умолкла.
Через тридцать секунд Наташка, открыв своими ключами дверь квартиры, была около меня и силой пыталась отнять от моего уха молчащий мобильник.
– Я все поняла! Ты просто сменила рабочий кабинет, теперь ведешь прием, не слезая с койки, – съехидничала подруга.
Я разом вспомнила весь ночной кошмар. Пока она соловьем разливалась на тему поминания в качестве верного средства для неуспокоившихся покойников, я потихоньку приходила в себя.
– Твой бывший любимый решил, что ты слишком глупа для выполнения его настойчивых просьб. – Слова у меня ронялись медленно, каплями, и тут же впитывались в Наташкино сознание, как в песок. – Он со своими кошмарными предложениями переметнулся от тебя ко мне. Я отчаянно защищалась. Результат бессонной ночи не только на моем, но и на Димкином лице. Не думаю, что Димке приятно будет услышать правду. И потом, ставить любимому мужу четкую печать под хирургический глаз из-за твоих ошибок молодости не комильфо!
– Чего?!
– А ничего! Жизнь после смерти должна быть светлой и радостной, а твоего Кириллова что-то в ней не устраивает. Наверное, он великий грешник. Еще одну такую ночь я не переживу. Если к тебе наведается, уточни, что ему от нас надо, и заодно передай, что я с посторонними по ночам шастать по кладбищам не буду!
– Придется ждать начала рабочей недели. Вовка по выходным в ночное не ходит.
– Ну да. Сил набирается!
Я долго пугала Наташку подробностями сновидения. Заметив, что лицо подруги приняло стойкий голубовато-белый цвет, предложила немедленно действовать.
– Обязательно, – согласилась Наташка. – Начнем с посещения туалета, потом решим, что делать дальше. Нет, сначала я раздвину тебе шторы, при солнечном свете лучше живется.
Солнца за окном уже не было – укатилось в сторону да еще отвлеклось на примерку пушистого облачка. Тем не менее ужас минувшей ночи растерял свою магическую власть и принял оттенок саднящей неприятности. Дальше все пошло в ускоренном темпе. Позвонил Димка и поставил ультиматум: или я прекращаю смотреть по вечерам фильмы ужасов, или… Впрочем, он тут же добавил, что альтернативы нет. Разумеется, я согласилась, оценив его, а заодно и свою деликатность. Не стоило вынуждать мужа прибегать к угрозам крайнего порядка – например, приведение меня в норму в дурдоме. По логике, мне придется обидеться, а это в корне меняет дело – Димка из обиженного превратится в обидчика.
Пока я взбадривалась кофе, Наташка вычислила по компьютеру адрес вдовы и дочери Кириллова. Район Царицыно. Не столько далеко, сколько неудобно добираться. Мало того, я поймала себя на том, что панически боюсь метрополитена: как только пройду через турникет, обязательно начну выискивать Годзилл. А кто, как говорится, ищет… Даже если не найду, поездка равносильна вечернему просмотру самого навороченного в плане ужасов фильма. Нет. Двум фильмам. Вот так с ума и сходят.
– Ладно, поедем на машине, – глядя на меня, вздохнула Наташка. – Даже хорошо, что Володька с Тамаркой разменяли свою квартиру, соседи по старой наверняка бы меня узнали. Вопросов и сплетен не оберешься.
– Подожди, давай сначала скатаем на квартиру самого Кириллова, – заволновалась я. – Пробей заодно и его адрес.
– Эк тебя прихватило… Ты имеешь в виду кладбище?
Я снисходительно улыбнулась:
– А у него теперь там установлен номер домашнего телефона, сведения о котором имеются у тебя в наличии? Наталья на секунду сосредоточилась, глубокомысленно сказала сама себе «Ага!» и тут же заявила, что мне не мешало бы окончательно проснуться. Какой смысл глазеть на закрытую дверь бывшего жилища Кириллова, адрес которого она выяснила и без моей подсказки?
– Хотя… Да! Есть же там какие-нибудь положительные бабульки, которые знают о других больше, чем о себе, а поделиться накопленными знаниями им не с кем. Вот только мне совершенно не хочется представляться бывшей одноклассницей.
Наташка невольно взъерошила волосы.
– Представься троюродной сестрой Кириллова. Из глухого таежного поселка.
– Почему из глухого таежного? – Распахнув глаза по максимуму, подруга скроила на физиономии маску искреннего возмущения.
– Потому что ты без вещей. В отличие от столицы, в тайге чемоданы не воруют. Похоже, у тебя вещички сразу умыкнули. Прямо на вокзале.
– А может, они у меня в машине лежат?
– Извини, я ошиблась. В тайге тоже научились воровать. Откуда ты, дитя тайги, увела «Шкоду» со столичными номерами?
– Ир, не морочь голову, а? Три минуты тебе на сборы, пять минут – мне. Бутово… Бутово… Когда-то там жили Корольковы. Ладно, не будем ворошить другое прошлое. Это Бутово от старого места жительства Кириллова далековато будет. Похоже, Володька так и не смирился с новым районом проживания. Но на мой взгляд, кладбище несравненно хуже Бутова.
Наталья уже открыла дверь, намереваясь выйти, когда ее догнал мой вопрос:
– А ты не знаешь, где Кириллов работал?
– Говорил, что в ФСБ. Врал, наверное. Знаешь, мне трудно поверить, что он стал капитально поддавать. Может, и не врал, а? Действительно в ФСБ работал?
– Ну, если туда такой строгий отбор… Давай не будем гадать на растворимом кофе. Мои три минуты истекают.
– Какая проблема! Возьми пять моих.
Не прошло и часа, как мы уже катили в Бутово. Сначала молча и сосредоточенно, затем нехотя разговорились. Надо же было как-то коротать время в пути. Разговор намеренно вели на темы, совершенно посторонние, не имеющие к цели поездки никакого отношения. В частности, на тему: «Надо уметь проигрывать». Начали от печки, которую супруги Кузнецовы приобрели ранней весной для дачи. Решающее значение оказал подсчет положительных отзывов на интернетовском форуме. Помнится, я неоднократно доводила мужа до белого каления своими меткими замечаниями в адрес его нерешительности. Не доверяя интернетовскому большинству, Димка выжидал только одного положительного отзыва – Бориса Ивановича. По мере возможности свою лепту вносила и Наталья, каждый раз появляясь в нашем доме с замечанием о холодрыге. Высказав все претензии Дмитрию Николаевичу, совершенно не думающему о жене и будущих внуках, подруга просиживала у меня отпущенное солнечными часами время, а к вечеру направлялась к себе – в «Ташкент». Больше всего Димку не устраивало упоминание этой столицы сопредельного государства. Он демонстративно фыркал, но все-таки помалкивал. Я догадывалась, что он имел в виду. Мол, из Ташкента все прут к нам, а вас, госпожа Кузнецова, носит нелегкая…
Пару месяцев Борис Иванович молчал, зато «заговорила» немая крыша. Довольно красноречиво. Хотя и без слов, но доступно показала отрицательное воздействие рекламируемой печки на металлочерепицу. Жуткие рыжие потеки из трубы были похожи на подсохшую кровь безвинно загубленных в топке деревьев. Смолистые отложения так и остались на память о замечательной печке. Воспользовавшись спросом одного из очумелых искателей дешевизны, Кузнецовы мигом расстались с «Ташкентом», потеряв при сделке купли-продажи смешную сумму – около ста рублей.