Ноги были длинными, мощными и одновременно с тем кривыми, задница походила на две подушки и отчего-то была прыщавой. Противником ему поставили юношу среднего, если не сказать низкого роста с заметным рельефом мышц и темной кожей, как это бывает у крестьян, принужденных день-деньской работать в поле. Ноги молодого человека были короткими, но вполне крепкими, кроме того, он казался шустрым и смелым. Набедренная повязка была завязана достаточно туго, так что Осиба невольно то и дело бросала заинтересованные взгляды, пытаясь представить себе спрятанное под узкую тряпку хозяйство молодого борца.
   Зная пристрастия своей хозяйки, пару раз во время проводимых в замке представлений хитрый церемониймейстер подговаривал борцов срывать друг с друга набедренные повязки, чем несказанно веселил зал.
   «Может, устроить закрытый поединок вообще без набедренных повязок? – подумала было Осиба, но тут же спохватилась. – Во время боя мужчины редко возбуждаются настолько, чтобы на их жезлы было приятно посмотреть».
   Новый удар гонга возвестил о начале сражения. Борцы разошлись по углам, и затем с диким криком верзила полетел в сторону своего противника, намереваясь смять его первым же ударом. Тот только и успел, что отскочить, позволяя толстяку растянуться на ринге, и как только жирдяй грохнулся на пол, произведя невообразимый шум, бросился ему на спину и, схватив за волосы, начал стучать головой великана об пол.
   Несколько мощных ударов отозвались сладкой болью внизу живота Осибы, она поглядела на Юкки и обомлела: личико девочки порозовело, глаза не могли оторваться от картины избиения.
   И тут Юкки засмеялась, возбужденно обнимая мать и показывая в сторону расквашенного носа верзилы.
   – Ты видишь?! Ты понимаешь?! – Осиба прижала к себе девочку, но та со смехом отстранилась от нее, боясь упустить хоть что-нибудь.
   Церемониймейстер дал сигнал к прекращению боя, поднимая противников и раскрывая алый веер над головой победителя.
   Из глаз Юкки уходил свет.
   Осиба увидела это, заглянув в лицо дочери, и тут же закричала, чтобы бой был продолжен. Ничего не понимающий церемониймейстер пригласил вторую пару бойцов, но теряющая дочь Осиба вновь закричала, чтобы он вернул только что отработавших бойцов.
   Плохо обтерев кровь, верзила вновь встал против своего более везучего противника, наклонив корпус вперед и хлопая ладонь об ладонь, желая испугать этим удачливого парня, но уже не стремясь нанести удар первым.
   Но и победитель прошлого боя не спешил лезть в драку. Он медленно приближался к толстяку на полусогнутых ногах, подманивая его рукой. Лицо Юкки ощутимо теряло свет жизни, глаза затуманились и погасли. Не в силах потерять дочь еще раз, Осиба закричала, чтобы они поспешили. Ее поддержали следящие за боем придворные дамы. Сбитый с толку таким напором великан сделал выпад, присев и ловко схватив при этом поединщика за талию, одним рывком подняв его над головой. В зале зааплодировали, Осиба смотрела на дочь, к которой вдруг снова каким-то чудным образом начала возвращаться жизнь.
   Меж тем великан выпрямил руки и завертелся на месте вместе со своим противником. В какой-то момент он издал хриплый вопль и швырнул поединщика об пол. Казалось, ничто уже не спасет бойца, но вдруг тот с ловкостью бродячего акробата перевернулся в воздухе и, приземлившись, точно кот на лапы, заехал ногой по причиндалам противника. Толстяк взвыл от боли и согнулся пополам. Радостная Юкки засмеялась, сжимая крошечными пальчиками ладонь матери.
   Чувствуя, что победа близка, великан обездвижен, его противник зашел сзади и накинулся на свою жертву, захватывая одной рукой горло и другой пытаясь выколоть поединщику глаз. Жирдяй взвыл от боли, пытаясь повернуться и одновременно силясь руками сорвать с себя парня. В то время как тот вдруг обхватил необъятную талию великана пятками и со всего размаха саданул ладонями по ушам противника.
   Оглушенный поединщик рухнул на ринг, из его ушей текла кровь.
   Церемониймейстер во второй раз поднял веер над головой победителя, и тут же дивный свет оставил маленькую Юкки.
   Осибу трясло, она потребовала поднять великана и заставить его биться еще раз, но тот находился в глубоком обмороке. Пришлось вызвать следующую пару, но девочка больше уже не оживала.
   Досмотрев представление до конца, Осиба разрешила отсчитать победителям обещанную сумму, не обделив и пострадавших, после чего забрала Юкки и покинула место боя.
   Монахи были правы, ее Юкки не была безумной или больной, она вполне могла вернуться, и Осиба была готова устраивать бои хоть каждый день, лишь бы ее маленькая доченька снова стала прежней.
* * *
   В тот же вечер в фамильном замке Фудзимото в провинции Хиге даймё Кияма вызвал к себе умирающего от нетерпения секретаря Такеси, но вместо того чтобы сообщить ему наконец имя действующего в Японии шпиона ордена «Змеи», замучил старика стихотворными играми и светскими беседами, в которых старый слуга был не силен.
   Желая украсить приятный вечер обществом дам, Кияма пригласил двух своих наложниц, которые поочередно играли на сямисэне и придумывали продолжение предложенных даймё стихотворных фраз.
   После стихосложения начались истории по заказу, сначала в шкатулку были сложены личные вещи всех участников игры, две заколки от дам, изящный кинжал от Кияма и скромный веер от Такеси. Ведущий садился ко всем спиной, в то время как его помощник извлекал из шкатулки один из предметов и спрашивал, на какую тему владелец этой вещи должен рассказать историю.
   Несчастный секретарь обливался потом, справедливо полагая, что нипочем не справится с полученным заданием, в то время как все остальные участники игры с ходу ловили заказанные им темы и, ни сколько не стесняясь, рассказывали свои истории.
   Такеси отчаянно страдал, понимая, что не может соответствовать столь изысканному обществу. Что, несмотря на то что он всю жизнь прожил в замке клана Фудзимото, тем не менее он не был в состоянии поддержать светской беседы, не получал удовольствия от нежной музыки, остроумных шуток князя, красоты его дам. Изысканный вечер превратился в пытку для старого Такеси, мечтавшего лишь об одном, чтобы его поскорее отпустили домой.
   Кияма же с легкостью справился с данным ему заданием, это была изумительная история о человеке, которого преследовали готовые разорвать его на части демоны.
   Человек этот бежал долго-долго, но демоны не отставали. Когда он добрался до самого края земли, то перевалился через край и, схватившись за корень какого-то дерева, решил было, что спасся. Руки его были достаточно сильны, потому что он был воином и привык упражняться с тяжелым мечом тати. «Сейчас либо я дождусь, что стерегущие меня наверху демоны уберутся подобру-поздорову, либо попытаюсь спуститься вниз, до моста, где можно будет хотя бы упереться ногами».
   Но как только он так решил, внизу раздалось рычание, и бедняга увидел поджидающего его внизу дракона. Чудовище распахнуло зловонную пасть с огромными зубами, ожидая, когда человек свалится туда.
   Несчастный снова взглянул вверх – там его ждали демоны. Вниз – голодный дракон. Ну что ты тут будешь делать?! Кияма обвел собравших тревожным взглядом.
   Вдруг человек увидел рядом с собой кустик земляники с красными, сочными ягодами. Он протянул руку, сорвал ягоду и быстро положил ее в рот. Лицо Кияма разгладилось, озаряемое улыбкой.
   Господи! Какая же она была сладкая – эта земляника!!!
 
   Все зааплодировали.
   После Кияма свои истории рассказывали его дамы, Такеси не слушал их, изумляясь тем, с каким изяществом даймё пересказал старую притчу, которую Такеси слышал еще в детстве и которая прежде не производила на него столь глубокого впечатления.
   Наконец Господь как будто внял молитвам несчастного, Кияма почувствовал усталость.
   Он зевнул, лениво ожидая, как из шкатулки будет извлечен последний предмет – веер Такеси. Задание, которое досталось секретарю, было практически невыполнимым: рассказать о том, какие бывают жены. Это ему-то – человеку, который никогда в жизни не был женат!..
   Такеси бросил полный отчаяния взор в сторону князя, и тот, снисходительно улыбнувшись, сказал, что ответит за него сам.
   – Жены делятся на убийц, воровок, госпож, друзей и служанок! – изрек он, устало поднося к губам чашечку с чаем. И когда в комнате настала гробовая тишина, лицо даймё вдруг скисло, уныло он поглядел на пораженных и одновременно с тем заинтригованных подобной фразой женщин. – Но это, признаюсь, такая длинная и сложная тема, я ведь должен пересказать слова самого Будды, а к этому мне лучше подготовиться. Так что предлагаю начать с этой истории наш следующий вечер.
   Все вежливо поклонились князю, благодаря его за изысканное удовольствие. Не отстал от других весьма довольный, что все наконец закончилось, Такеси.
   Когда секретарь хотел уже откланяться и убраться восвояси, даймё вдруг попросил Такеси задержаться.
   С замиранием сердца секретарь ждал, что теперь-то уж Кияма откроет ему свою тайну, но тот только предложил выпить с ним как самурай с самураем. Ожидая, пока однорукий старик разольет саке по чашечкам, Кияма вышел на балкон, наблюдая картину заката и напевая легкомысленную песенку.
   Вернувшись, он поблагодарил Такеси за отличный вечер и первым, не смакуя, осушил свою чашку с ядом, растворенном в дорогом саке.
   На этот раз секретарь видел собственными глазами, как его враг проглатывает яд, и не отправился к себе домой, решив наутро пронаблюдать за агонией Кияма. Яд, используемый Такеси, был достаточно сильным, изготовивший его врач уверял, что в основе препарата лежит трупный яд, взятый из желчного пузыря дохлой рыбы фугу, которая и сама является жуткой отравой, а тут еще и трупное разложение.
   Даже прикасаться к этому яду считалось небезопасным, так как ходило поверье, будто бы страшный яд способен проникнуть в организм даже через кожу.
   Допив свою чашечку, Кияма посмотрел на секретаря мутными очами и вдруг ни с того ни с сего обнял его, обильно орошая горючими слезами.
   Не зная, что делать, и уже чувствуя, как смертельный яд из глаз даймё переливается на его щеки и шею, Такеси ощутил приближение собственной смерти.
   – Друг мой, – заливался пьяный князь, – Господь даровал мне истинного друга, друга, рядом с которым я счастливо жил столько лет и рядом с которым помру.
   Решив, что его раскусили, Такеси затрясся, пытаясь освободиться от медвежьих объятий даймё.
   – Друг мой, – Кияма отер покрасневшее от слез лицо, – друг мой…
   – Я слушаю вас, господин. – Такеси затаил дыхание, ожидая, что Кияма вот-вот разродится своей последней исповедью.
   – А давай еще по одной, друг? – предложил Кияма и поставил перед своим отравителем пустую чашку.

Глава 13
В Японии всё по-японски

   В крестьянских и торговых семьях дети братьев и сестер называются племянники, и старшие относятся к ним как к младшим, а младшие почитают и слушаются старших. Это недопустимо в самурайских родах, так как наследники старшего брата по определению главнее.
Грюку Фудзико. Из книги «Дела семейные»

   – Гендзико теперь не выйдет замуж. Это я виновата, господин, я недостойна жить! – Фудзико встала на колени, склонив голову.
   – Как она? – Ала трясло. Первое, что он хотел сделать после того, как услышал страшную весть, броситься к старшей дочери, но как раз в этот момент у нее был деревенский доктор, и Ал не стал мешать осмотру.
   – Она самурай. – Фудзико грузно поднялась с пола, сначала встав на одно колено и затем с усилием подняв свое отяжелевшее от частых родов тело. – Не желаете принять ванну? Переодеться с дороги?
   – К черту ванну. Как моя дочь?! – Мысль о том, что пришлось пережить Гендзико, жгла изнутри, причиняя нестерпимую боль. – Мы живем в прозрачных домах, почему никто не пришел к ней на помощь? Почему?..
   – Вы оставили вместо себя своего старшего сына Амакаву, он отдал приказ Гендзико. Приказы не обсуждаются.
   Ал сжал кулаки. Как обычно выходило, что виноват во всем он.
   – Что мне теперь делать? – Ал заглянул в глаза жены, обнаруживая, что совсем недавно та плакала. Сейчас ее глаза были сухи, голос тверд.
   – Ваш приемный сын Минору готов пожертвовать собой и жениться на Гендзико. – Фудзико выпалила это без колебания, счастливо улыбнувшись.
   – Но Минору и Гендзико – родные брат и сестра! – От неожиданности Ал сел на пол. – Это ваши дети, моя дорогая, ваши и вашего первого мужа. Или что-то не так?
   – Вы приказали мне забыть об этом, вот я и забыла. Никто ни о чем не догадался, – весело рассмеялась Фудзико. – Вы признали Гендзико нашей с вами законной дочерью, а Минору – все знают, что вы усыновили его шестнадцать лет назад. Никто кроме нас с вами не знает о реальной степени их родства. Впрочем, ничего страшного и не произойдет, ничего непоправимого, я имею в виду. Минору женится на ней, только чтобы покрыть грех брата. Это его долг. А через год вы дадите ему новый приказ развестись, и тогда Гендзико выйдет вторично замуж. Мне кажется, это отличный план!
   – Какой план? – Ал услышал за дверью шорох и, чинно присев на подушку, велел служанке войти. – Моя дочь, быть может, не переживет случившегося? Может, она вообще умрет! – продолжил он, когда служанка, налив ему саке, покинула комнату, плотно задвинув за собой фусима.
   – Ваша дочь действительно заболела, но она непременно выживет. Ведь она самурай. Мы же должны подумать о ее чести, о вашей чести…
   – А Минору? – Ал обхватил голову руками. – Если бы я не успел, Минору был бы сейчас мертв! Как это отразится на нем?!
   – Минору исполнял приказ. Уверена, что если бы дело дошло до сэппуку, он показал бы всем свою душу! Я горжусь им! – Фудзико снова победно улыбнулась, подсаживаясь к Алу, чтобы налить ему еще саке.
   – А Амакаву? – Ал чувствовал себя беспомощным. – Что мне делать с Амакаву?
   – Все что считаете нужным. – Лицо Фудзико напряглось. – Он безропотно примет любое наказание. Даже смерть!
   – Смерть! – Ал выхватил бутылочку с саке из рук жены и влил содержимое себе в горло. – Я должен казнить своего родного сына?
   – Не казните. Это ваше право. Сошлите его в ссылку, отправьте в войско Токугава. Пусть остается там, пока все не уладится, или сошлите Гендзико! – Лицо Фудзико вновь озарила счастливая улыбка. – Ну конечно, формально Гендзико выполнила приказ, но, по сути, она утратила свою девичью честь, а значит, опозорила вас, ее отца, и свою семью. Значит…
   Но Ал уже вскочил и, с силой толкнув седзи, так, что те вылетели из специальных крепежей, выбежал из дома.
 
   В Японии существуют только японские выходы, в Японии, как ни бейся, тебе будут кланяться, вежливо улыбаться, но сделают все по-японски. По-японски – значит, таким образом, каким нормальный человек не решил бы ни за что на свете. Ал выхватил меч и, нимало не стесняясь, принялся выполнять боевые приемы, круша зеленую изгородь, с такой любовью высаженную здесь прежним садовником.
   По-японски было бы правильнее казнить теперь Амакаву за его проступок, а после Фудзико – за то, что не вмешалась и не защитила дочь. Потом…
   Ни один приказ, который он считал принципиальным, по сути, не выполнялся, то есть выполнялся, но чисто по-японски.
   Хотелось выть.
   Расправившись с изгородью, Ал скинул с себя пропотевшее кимоно и продолжал какое-то время рубить воздух.
   – Жизнь не сложилась, не удалась! – Дзинь, дзинь, дзинь, меч встретился с поддерживающими изгородь металлической проволокой. «Сгинь, сгинь, сгинь!» – звучало в голове Ала. – Послать всех куда подальше, выпить эликсир, снова оказаться дома. Забыть про эту бездарную никчемную жизнь в Японии, про свои надежды и чаянья.
   Дзинь! Дзинь! Дзинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!
   Хотелось кричать во весь голос, но своими криками он мог разрушить священное ва {4} соседей. Хотелось кататься по земле, молотя ее руками. Но таким своим поведением он подорвал бы свой собственный авторитет, навсегда опозорив свое имя.
   – Нет, валить отсюда надо. Куда подальше, домой, в Питер. Все насмарку. Все впустую. За каким чертом меня вообще занесло в Японию? Хотел увидеть настоящего Токугава-сан, познакомиться с кормчим Адамсом. Где они теперь?
   Ал остановился, стирая с лица крупные капли пота, в голове пульсировало, перед глазами поплыли красные круги.
   – Зачем все? Мечты, надежды. Любимая жена, дом, впервые свой дом, дети… – Ал беспомощно покосился на замерших на крыльце Фудзико и приемного сына Минору и, не глядя отдав подбежавшей служанке меч, пошел в сторону домика, в котором размещалась ванна.
   Когда-то давно, страшно подумать – шестнадцать лет назад, желая испытать судьбу, Ал принял эликсир общества «Хэби» и оказался в Японии начала семнадцатого века. В это почти невозможно поверить, он и сам не раз думал, что умер или сошел с ума, но здесь он был не один, кроме Ала в Японии находился его старый приятель, такой же игровик-реконструктор, как и сам Ал, кореец Ким, здешнее имя Кияма.
   Шестнадцать лет Ал носил на шее медальон с изображением змеи, подаренный ему Кияма, в котором крылся билет обратно. И вот теперь пришло время воспользоваться им.
   «Надо будет выяснить точнее, удастся ли вернуться в тот же день и час, когда принял эликсир, или нет».
   Ал скинул набедренную повязку, позволяя служанке потереть себе спину щелоком.
   Если «нет», получится, что я вернусь в Россию сорокапятилетним бомжом, а мне это надо?
   Ал поморщился и, отстранив служанку, забрался в горячую воду. Подобная перспектива его не только не прельщала, а пугала. Здесь, в Японии, прошла его молодость, здесь у него семья, служба. Здесь он имеет все: расторопных слуг, верных самураев, готовых ради него лезть хоть черту в зубы. Здесь он на своем месте, а что он будет делать там?
   Вернет ли свою квартиру? Вряд ли, за шестнадцать лет все продано и деньги прожиты. Сесть на шею сестре Аленке? А жива ли она? Попытаться пристроиться к какой-нибудь бабенке? На это тоже нужно время и силы. Нужен Интернет, сайты знакомств, а есть ли они еще? Есть ли там, в далеком пугающем будущем, Россия? Или вместо православных церквей давно возвышаются мусульманские мечети?
   Он так давно не был там, что…
   Ал омыл лицо горячей водой. Нужно было собраться с мыслями, посоветоваться. Медальон привычно покоился на груди, Ал погладил рисунок со змеей. Нужно ехать к Кияма. Именно к нему.
   На секунду его сердце сжалось, подумалось, что до сих пор Кияма выходил на связь с ним по собственной воле и не чаще чем раз в пять лет, со всеми полагающимися в таких случаях предосторожностями. Так как об их встрече могли донести Токугава-сан, и тогда… даже приняв решение убраться из Японии, Ал не мог подставить свою семью и друзей.
   «Кстати, а с семьей-то что делать? Забрать с собой? А сумеют ли они прижиться в двадцать первом веке? Даже если и сумеют, будет ли у Кияма достаточное количество эликсира? И на что он будет содержать их там?»
   Все эти вопросы оставались без ответа, Ал закрыл глаза, быстро воображая перед собой экран монитора. Вот если бы можно было сейчас поболтать в чате с Кияма. Прочитать сводку новостей и понять, стоит ли тащить с собой жену и детей.
   Жену и детей? Он представил себе, как его сыновья зарубят там кого-нибудь. Кого-то, кто элементарно толкнет их в метро или скажет бранное слово. К гадалке не ходи, ни один самурай, если он, конечно, самурай, а не слякоть, не простит такого. Они тоже не простят. Представил, как их затем осудят за это. Нет, они никогда не научатся жить вполсилы. Не сумеют прощать оскорбления, не согласятся расставаться с самурайскими мечами…
   При воспоминании об Амакаву его сердце вновь сжалось. Надо же было воспитать двоих приемных как нормальных людей, и получить за все это собственного сына подонка!
   Он поднялся, перелез через высокий край офуро[21]. Взял приготовленное служанкой полотенце.
   «Амакаву следует изолировать от общества. Как угодно, но тварь, изнасиловавшая собственную сестру, не должна оставаться дома, где кроме него живут молодые девушки и женщины, где вообще люди живут! Пусть отправляется служить своему сёгуну, пусть охраняет дальние границы, пусть делает что хочет, с глаз долой, из сердца вон! Хотя, легко сказать, из сердца вон, легко сказать, прогнать собственного ребенка. Легко сказать, да трудно сделать».
   С другой стороны, он и сам не собирался оставаться в деревне. Не мог видеть жену, не желал не только прикасаться к ней, но даже отдавать приказания.
   На секунду Ал снова увидел ее озаренное внезапной догадкой толстое с двойным подбородком лицо, когда она предложила выгнать из дома свою родную дочь. Дочь, перед которой Ал должен теперь всю жизнь на коленях просить прощение, что не сумел ее защитить. Что невольно отдал ее – беззащитную – в руки развратного братца. Он скрипнул зубами.
   Неожиданно решение пришло само собой. Уехать немедленно. Оставить дом на Минору и Фудзико. Услать Амакаву, еще лучше – лично препроводить до гарнизона, где подонок будет тянуть лямку, а затем с Гендзико предстать перед Кияма. И будь что будет.
   Конечно, это было самым странным решением, и, наверное, правильнее было забрать у Фудзико свою родную дочь Марико, но Ал вдруг осознал, что все его дети – не важно, приемные они или свои – остро нуждаются в Японии. Они родились японцами, были воспитаны как японцы, им положено служить здесь, жениться и выходить замуж. Не вписывается только он сам и его маленькая Гендзико, для которой с недавнего времени этот мир закрыт.
   А значит, они уйдут вместе.
 
   Однако убраться сразу же не представлялось возможным, Гендзико валялась на своей циновке, мучимая сильным жаром. То забываясь тревожным сном, то просыпаясь от кошмаров, она виновато смотрела в глаза отца, мучаясь от стыда, и всякий раз пытаясь встать на колени и ткнуться лбом в пол, как того требовал обычай.
   Ожидая выздоровления старшей дочери, Ал подготовил письмо с просьбой о зачислении Амакаву в один из отдаленных замков Токугава. Сопровождать племянника вызвалась наложница Ала Тахикиро, верная спутница на полях сражений и армейская жена.
   Не желая волновать ее перед дорогой, Ал скрыл разговор с Хироши, ожидая более удобного случая.
* * *
   На следующее утро после принятия яда Кияма не смог встать на утреннюю молитву, ночью ему неожиданно сделалось плохо, и легкая тошнота, на которую он не обратил внимание с вечера, к утру перешла в неукротимую рвоту. С отвращением и неприязнью князь наблюдал извергающиеся из себя массы, невольно удивляясь, сколько, оказывается, в человеке разного дерьма. К утру, не умея чем-либо помочь себе, Кияма послал за замковым доктором, который предположил пищевое отравление и велел постоянно поить князя зеленым чаем. Впрочем, о каком чае могла идти речь, когда Кияма мог открыть рот только для того, чтобы извергнуть из себя очередные массы блевотины.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента