Андрей Алефиров. АНТИонкология: рак, я объявляю тебе войну!

Андрей Николаевич Алефиров
АНТИонкология. Рак, я объявляю тебе войну!

Начало

   Дорогой читатель! Эта книга не для тех, кто распустил нюни и потерял всякую человеческую гордость. Эта книга абсолютно бесполезна тем, кто в удрученном самосожалении решил безропотно дожидаться смерти.
   Подойди к зеркалу, хорошенько протри его тряпкой, внимательно посмотри себе в глаза. Видишь, там, в глубине твоего сознания, съежившийся и жалкий тип. Неужели это ты?!! Собери все свои силы и заори так, чтобы затрещали легкие: «А ну, покажись на свет божий!» Заори так, чтобы тот, маленький и съежившийся, хоть на мгновение высунулся из-под одеяла.
   Наблюдай за ним. Ты видишь, как он неуверенно, поминутно озираясь на свою уютную постель, подходит к окну твоих глаз там, в зеркале? И вот наконец его перекошенная от страха физиономия появляется перед твоим взором. Отвратительное зрелище! Бледная, с крупными порами кожа лица покрыта холодным липким и дурно пахнущим потом. Зубы выбивают мелкую дробь, подбородок трясется им в такт. Глаза ввалились… Фу, ну и гадость!
   Подожди, не отпускай его обратно, под обманчивое тепло одеяла. Держи его и заставь выслушать пару слов.
 
   Сейчас нужно только одно: твое внимание. Сосредоточься и послушай хотя бы пять минут. Слушать внимательно – это значит: дать мыслям автора достучаться до твоего недоверчивого разума. Поверь, это для твоего же добра. Эти мысли – в помощь тебе.
   Как только ты услышишь их, вы будете вместе. Да, ты правильно понял, ты больше никогда не будешь один. Как незримая тонкая связующая нить, протянется мысль от автора к тебе. Вот она, посмотри! Она дрожит от напряжения, как вольтова дуга, серебрится чистым отблеском. Пока она слаба и может вот-вот порваться. Поэтому не торопись, расслабься и дай связующей нити укрепиться, набрать силы.
   Вместе с автором ты вольешь в нее совсем немного общей воли. Стоит вам в унисон сказать: «Я хочу!» – и вот, гляди, воля потекла из кончиков пальцев, вплетаясь золотыми прядями в связующую нить.
   Свершилось! Ты чувствуешь, как нить, протянувшись через расстояние, коснулась твоей груди, вот здесь, точно посередине. Это уже не нить, это толстая веревка. Посмотри!
   Теперь вы в одной связке, как два альпиниста на сияющем и великолепном леднике. Ваша нить, ваша веревка крепнет с каждым мгновением. Веревка крепнет – безопасность растет!
   Безопасность рождает доверие и взаимопонимание.
   Доверие и взаимопонимание – это как раз то, что нам нужно.
   Напряжение первого контакта уходит. Наступает расслабление.
   Так, и только так можно вести разговор.
   Еще одна просьба. Не сдерживай дыхание.
   Вот так. Ты вздохнул полной грудью. Этим вздохом ты порвал веревки заботы, что пеленали твою грудь.
   Теперь ты дышишь равномерно и свободно.
   Посмотри в зеркало. Твои морщинки разгладились. Взгляд спокоен, подбородок расслаблен. Рот чуть приоткрыт.
   Это очень хорошо. Ты молодец.
   Знаешь, будет лучше, если ты продолжишь чтение лежа. Ослабь застежки на одежде, распусти пояс.
   Ляг так, как тебе удобно. Ничто не должно помешать тебе расслабиться.
   Ну вот, дыши спокойно и читай. Теперь никто не в состоянии помешать тебе. Никто не может порвать связующую нить.
   И наконец, можно спокойно поговорить.
   Итак, сейчас твой главный принцип – расслабленность и отстраненность. Только при этих условиях автор сможет тебе показать, а ты сможешь увидеть несколько странных, но нужных картинок.
   Помни! Расслабление и отстраненность. Нет вокруг никого и ничего. Есть только тот мир, в который мы легко попадем по моему желанию. Сейчас автор трижды хлопнет в ладоши, и ты все увидишь сам.
   Раз!
   Два!
   Три!
   Смотри!

   Темная ночь. Безбрежное огромное поле, которому нет ни начала, ни края. Ветер слабо шевелит ковыль, пробегает волнами по зарослям чернобыльника.
   Холодный отблеск луны не добавляет жизни равнинному пейзажу.
   Полная тишина. Не слышно ночных птиц, молчат сверчки. Даже трава не зашуршит под холодным гибким телом змеи.
   Через поле от самого горизонта идет дорога. Кажется, что она начинается прямо от огромной желто-белой луны.
   Лунный свет серебрит дорожные лужи, подернутые мелкой рябью. Видно, здесь частенько идут дожди. Дорожные ухабы бросают на дорогу густые черные тени, отчего рытвины кажутся еще глубже.
   О! Гляди! Кто это там? На дороге, прямо в одной из глубоких луж, скорчившись наподобие зародыша, лежит… человек.
   Грязная корка покрывает все его тело и лицо. Волосы сбились в колтун. Движения человека слабы и беспомощны. Он чувствует холод, безбрежность пустынной степи, безысходность своего пути. Он, похоже, уже плюнул на все, отчаявшись дойти туда, куда шел.
   Сейчас он лежит в луже и плачет от жалости к самому себе. Слезы оставляют светлые полосы на его грязном лице. Они стекают прямиком в лужу. Человек плачет уже много дней и скоро захлебнется в собственных слезах. Его отчаяние и страх так велики, что отнимают последние силы. Холод сковывает тело, а страх парализует разум. Ночь, кажется, не кончится никогда.
   Подожди-ка, что это? Вдалеке, где-то там, на дороге, в темноте не видно, послышался легкий звон уздечки. Или, может, показалось? Да, показалось.
   Хотя нет. Вот опять. Дзинь-дзинь. Ну конечно! И негромкие удары подкованных копыт о землю.
   Из темноты выплывает силуэт всадника. Конный едет мерным шагом, как видно никуда не торопясь, несмотря на неподходящее время для прогулок. Порывы ветра, налетая, поднимают полы его плаща, треплют гриву и хвост скакуна. Впрочем, фигура всадника настолько основательна и дышит таким спокойствием, что кажется, не только ветер, но даже песчаная буря или огненный шквал не вышибут его из седла.
   Яркий отблеск луны отражается серебром от металла поручей. Капюшон толстого дорожного плаща закрывает лицо. Рукоять тяжелого меча, висящего за спиной, торчит из-за левого плеча. Большой круглый щит, окованный железом, приторочен к седельным сумкам.
   Сомнений нет, это воин. Но кто он, почему один? Что делает в этой глухой темной ночной степи?
   Дойдя до несчастного, валяющегося словно куча мусора на дороге, конь остановился. Наклонил свою большую морду к грязной руке, настороженно прядает ушами.
   Всадник, похоже, не торопится слезать. Молча глядит вниз, перебирая поводья.
   Мерно текут минуты. И вот слабый стон, больше похожий на шелест травы, доносится снизу. Дрожащая рука протягивается к всаднику. Человек, распростертый ниц, кажется, хочет что-то сказать. Наконец это ему удается.
   – М-м… всадник, – молчание, – я умираю… помоги мне. – Он делает большие паузы, как будто собирается с последними силами для каждого слова.
   – От чего же умираешь ты, несчастный человек? – Голос всадника приглушен капюшоном. Он не выражает никаких эмоций.
   – От холода лужи, в которой я лежу… От темноты ночи, которой нет конца… От злой беды, что настигла меня…
   Поднятая из лужи грязная рука бессильно падает обратно, подняв маленький фонтанчик брызг.
   Всадник молчит. О чем он думает? Одному Богу известно.
   – Так что за беда постигла тебя, грязный и мокрый человек?
   Ответа не последовало. Вопрос утонул в вате безбрежной тишины. Безмолвный всадник, похоже, уснул в седле.
   Ответ прозвучал, когда стало казаться, что его не будет.
   – Это… все… зверь.
   Опять тишина. Лунный свет мерцает на доспехах воина. Волны чернобыльника бегут в неведомую даль.
   – Когда я был молод, – снова затеплился огонек жизни в луже, и дрожащий голос продолжил, – и только вышел на эту дорогу, я вознамерился пройти ее всю. Как бы длинна она ни была.
   Я познал радость пути. Когда мои ноги гудели от усталости, я почитал это за высшее удовольствие. Потому что знал: это оттого, что я иду. Это оттого, что мои мышцы становятся крепче и их силы хватит, чтобы одолеть дорогу. А большего я не желал.
   Три певчие птицы из моей родной стороны кружились над моей головой и пели мне знакомые песни, будя меня по утрам.
   Я шел…
   Так минул не один год. Пейзажи по сторонам примелькались. Ноги перестали болеть. А дороге не было видно конца. Песни трех певчих птиц будили в моей душе глухую липкую ностальгию. В этом мало приятного, знаешь ли.
   Мне стало скучно.
   А я все шел и шел. И вот когда мне стало совсем невмоготу, повстречал я на дороге старушку-чернавку, маленькую такую, сухонькую. Присели мы на придорожный камень. Тут я и поведал ей о своей беде.
   – Что ж, – говорит чернавка, – беде твоей помочь можно. Попутчик тебе нужен веселый.
   – Эва хватила! Да где ж его взять. Дорога-то пуста.
   – А что тебе дорога? Такой попутчик всегда с тобой, как и в каждом. Внутри тебя, как в карете, едет. Есть у него гусли звонкие и колокольцы золотые, чтобы тебя в скуке твоей потешить.
   – Врешь ты все, бабка, – говорю, – ежели он внутри меня сидит, так что ж ни разу знать о себе не дал?
   Усмехнулась старуха и говорит:
   – Оттого, милый, не слыхал ты попутчика своего, что разные вы с ним больно. Вот хотя бы на харчи свои посмотри. Тебе бы хлебушко да молочко свежее подавай. А вот он не таков. – И выжидательно так замолчала.
   – Ну? – тороплю я.
   – Дак ведь он мертвечинку все больше любит, без падали жить не может. – Меня так разом и скривило. Старуха же продолжала: – Ты сейчас по-своему питаешься, и он внутри тебя маленький и слабый. Колокольцами своими не звенит. Ежели услыхать его захочешь, кусок мясца гнилого проглоти…
   Меня стошнило. Не выдержал я бабкиных издевательств.
   А старуха знай смеется:
   – Экий ты, милок, нежный! На-ка лопушок, утрись. Приспеет время, скука смертная так тебя припрет, всякого хлебнешь!
   Вскочил я, палкой своей на чернавку замахнулся. Глядь-поглядь, а она уже в нескольких локтях от меня стоит и склабиться продолжает:
   – Да ты палкой-то не маши, глупый. Не тебе со мной тягаться. Нужно бы проучить тебя, чтоб неповадно было старость обижать. Да уж ладно, не возьму греха на душу. Скажу слово нужное. Смотри дружка своего, попутчика-то, не перекармливай – станет большим, на волю попросится…
   На том и пропала, карга черная. А ведь права оказалась.
   Шел я еще долго, сколько, сейчас уж и не вспомню. И все о разговоре со старухой думал. Брешет, думал я, как сивый мерин.
   Однако опять скука с ножом к горлу подступает, хоть волком вой. Уж и мысль о тухлятине не такой поганой показалась. Вроде и готов я уже на все. Да только где ее взять, тухлятину-то?
   И не поверишь, убил я одну птичку певчую, что кружилась над моей головой и поутру славной песней будила. Подождал пару дней да и стал поедать ее по малому куску.
   Сначала так противно было, что казалось иной раз, дно желудка своего увижу. Потом попривыклось. А звон колокольцев золотых да гуселек сладких, взыгравших внутри, хорошей наградой за страдания мне стал.
   Хорошо играет попутчик, знай себе заливается. Только кормить его не забывай.
   И так съел я всех птиц своих звонкоголосых, что кружились над моей головой от самой родной стороны. Никто не пел мне больше песен поутру, но и ностальгию по Отчизне не будил.
   Так что наплевать мне на птиц было – замена уж больно хороша!
   Только однажды ночью стало мне очень худо. Я упал и катался по земле от сильной боли, когда из моей глотки показался зверь. Разрывая мне рот, полез он наружу и вылез-таки целиком.
   С тех пор никогда не вставало солнце.
   В одной лапе зверь держал гусли, а в другой – колокольцы золотые. И разломал он гусли о колено, а колокольцы бросил в рот, разжевал своими огромными зубами и выплюнул наземь.
   – Неужели это тот, кто жил у меня внутри? – в отчаянии вскричал я. – Почему же ты вышел наружу, причинив мне так много боли? Разве я тебя не лелеял и не кормил?!
   – Ха-ха-ха! – расхохотался он мне в лицо. – Я стал слишком большим. Разве ты не видишь? Теперь мне нужно гораздо больше еды.
   – Но у меня больше ничего нет. Я отдал тебе всех своих птиц.
   Снова засмеялся зверь зло:
   – Хоть ты и не птица, а тоже падалью стать сможешь!
   И набросился на меня. Он царапал меня и грыз, а я отбивался, как мог.
   Долго длилась та битва. Наконец мы обессилели оба и упали рядом на землю. У меня только и сил-то хватило прикрыть себе горло от его злобных клыков.
   Тогда он, такой же слабый, как и я, но не менее свирепый, чем раньше, минута за минутой, за часом час содрал с меня всю одежду и уполз во мрак, оставив меня умирать от холода, голода и страха под пролившимся дождем.
   Вот и сейчас он лежит где-то рядом, в ковыле, и стережет свою добычу.
   Человек замолчал.
   Молчал и всадник. Как будто сей жуткий рассказ не произвел на него ни малейшего впечатления.
   – Помоги мне, добрый воин, – заплакал бедолага.
   – Не называй меня добрым, жалкий человек. Будет момент, когда ты пожалеешь об этих словах… Впрочем, если не станешь мудрее.
   Загадкой прозвучали слова всадника. Но бедняге было не до загадок. Он умоляюще смотрел на воина.
   – Ладно, – сказал тот, – я помогу тебе, но при одном условии. Ты должен встать сам. А я подставлю тебе свое стремя.
   – Посмотри на меня, воин, я слаб и немощен. Раны мои кровоточат. Неужели тебе трудно подать мне руку?
   Ничего не сказал воин, только тронул поводья, собираясь уезжать.
   – Постой! – в отчаянии воскликнул человек. – Я встану…
   Хрипя от натуги, поминутно падая обратно в свою лужу, человек в конце концов встал. Сначала на дрожащее колено. Потом, протянув слабую руку, повис на стальном стремени всадника.
   И тут же рядом, в кустах, раздалось приглушенное рычание. В темноте тускло загорелись два круглых яростных глаза. Зверь не собирался отпускать свою добычу.
   – Вставай, человек, – торопил всадник, – кажется, твой приятель не дремлет. Вставай скорее, и я одолжу тебе свой меч, чтобы ты смог защищаться.
   – О боже! – вскричал несчастный, обращаясь к воину. – Ты такой большой и сильный, ты одним ударом можешь убить эту тварь! Вместо этого ты предлагаешь мне свое тяжеленное оружие. Да и не подниму сейчас и тростинки! – И он зарыдал.
   – Что ж, человек, если ты так слаб, то я могу посадить тебя сзади себя на лошадь. Тогда тебе придется ехать туда, куда еду я. Но будь я проклят, если это тебе понравится.
   Так что вставай, возьми оружие и защищайся. Сколько можно ныть о том, что ты слаб!
   Раз бьется твое сердце, значит, ты еще жив.
   Сколько можно пускать слюни и лить слезы, увеличивая и без того огромную лужу, в которой ты и так уже сидишь по уши?
   Что осталось от твоей некогда такой большой гордости?
   Неужели ты не хочешь еще хотя бы раз увидеть, как встает солнце?!
   Слова всадника свистели в воздухе, как плеть, хлеща изуродованную страданиями душу низверженного.
   Человек, тяжело опираясь на стремя, до крови закусив губу, наконец встал на своих трясущихся ногах. Красные разводы поплыли у него перед глазами, дурнота наполнила голову, и рвотные спазмы разодрали желудок. Из сведенного судорогой горла вырвался отчаянный всхлип.
   Всадник выдернул из заплечных ножен свой меч и вложил рукоять в протянутую грязную руку. Пальцы судорожно сжались на оружии, как будто это была сама жизнь.
   Всадник легко тронул поводья. Скакун переступил ногами и пошел неторопливым шагом, увлекая следом почти висящего на стремени голого грязного человека с обнаженным мечом.
   Приглушенное порыкивание в кустах перешло в бешеный рев, и зверь, доселе опасливо наблюдавший за происходящим, стрелой вылетел из своего укрытия. Добыча ускользала!
   Он вцепился в ногу человека. Брызнула кровь. В тот же миг острое лезвие меча, хищно свистнув, полоснуло по грубой шкуре зверя, оставляя глубокий след.
   Раненый зверь с отчаянным ревом отскочил в сторону, собираясь для нового нападения.
   Опять прыжок. Боль. Взмах меча…
   Весьма странная процессия движется по лунной дороге. Угрюмый всадник невозмутимо правит лошадью, как будто не замечая происходящего. У левого бока коня хрипит и повизгивает окровавленный клубок из сцепившихся противников – зверя и человека.
   Рычание, стон, клацанье клыков, звон меча.
   На каждом из сражающихся нет живого места. Большие пятна крови, человеческой и звериной, отмечают пройденный путь.
   Слабеет человек и все больше виснет на стремени. Меч поднимается в воздух все реже. Слабеет и зверь.
   В отчаянном броске он вцепляется в человеческое тело. Глаза его стекленеют, но он замирает в мертвой хватке, не отпуская свою упрямую неподдающуюся добычу.
   А всадник все едет и едет, волоча за собой обессилевших бойцов.
   Так проходит час… Или может, год? Время давно остановило свой ход.
   Только когда далеко впереди, на востоке, заалело солнце, всадник остановил лошадь. Человек и зверь в изнеможении свалились в дорожную пыль, готовясь испустить свой последний вздох.
   – Ну вот, человек, – сказал всадник, – настал главный момент всей твоей жизни. Видишь эту зыбкую полоску, границу, что разделяет солнечный свет и ночную тень? Это твой Рубикон. Я привел тебя к нему. Но пересечь его сможешь только ты сам. Знай! На той стороне ты спасен. Я же больше ничем не могу тебе помочь.
   Не понятно, лишился ли человек сил или тон всадника был непререкаем. Тем не менее с земли не раздалось ни слова в ответ.
   А солнце уже играло свой победный марш на золотых трубах сияющего света. И не было твари на земле, в ликующем сердце которой не отзывались бы эти звуки радости и счастья. И не было птицы в небе, не отдавшей своего чистого голоса утренней песне жизни.
   Задрожали в едином ритме все линии мира, входя в резонанс, звеня на высокой непрерывной ноте. И каждый, кто знал, что все начинается с ветра, дрожал и звенел вместе с ними.
   Человек полз навстречу солнцу. Сжимая в правой руке окровавленный меч, взрывая землю ногтями левой, он полз, взирая на светило широко открытыми глазами, ослепнув от яркого света и обретя совсем новое зрение. Он видел цвета своей победы, чьи переливы будут дарованы ему навсегда.
   Он полз, оставляя за своей спиной беснующегося, но уже обреченного зверя, которому ничего не оставалось, как тихо сдохнуть в сумеречных кустах.
   Он полз, провожаемый взглядом хмурого всадника, унося в руке дарованный меч, как залог неминуемой грядущей встречи…

Введение

   Судьба, облаченная в диагноз «рак», к каждому приходит по-своему. Кого-то как обухом бьет по голове, вероломно и неожиданно. К кому-то приходит в виде мизерной, с булавочную головку, боли, возникающей сначала лишь изредка, затем все чаще и сильнее, пока не заполнит собой весь белый свет. Однако, независимо от ожиданий и предчувствий, диагноз, впервые произнесенный врачом, всегда застает человека врасплох и звучит как приговор.
   Нередко перед лицом нависшей опасности Человек внутри человека становится маленьким, очень маленьким, беспомощным и испуганным. Он норовит закрыть глаза, натянуть одеяло на голову: вот сейчас плохой сон развеется, и все будет хорошо. Именно этот путь приводит к быстрому и неотвратимому концу.
   Выход один: назвать рак своим врагом и после этого разбить его наголову.
   Современные методы лечения рака во многом представляют собой эволюционное продолжение и результат многовековой врачебной практики. Их эффективность к настоящему моменту, что бы там ни говорилось за кулисами, весьма выросла за прошедшее столетие. Взять хотя бы лечение рака молочной железы. Еще совсем недавно применялась крайне травматичная операция Холстеда по удалению молочной железы вместе с грудными мышцами. Человек на всю жизнь оставался инвалидом. А чего стоило женщине удаление яичников – необходимое условие профилактики рецидива эстрогензависимого рака молочной железы!
   Теперь же, с изобретением мощных цитостатических препаратов и препаратов антиэстрогенного ряда, травматичность оперативного лечения резко снизилась. При этом прогноз дальнейшей жизни является довольно благоприятным.
   Можно долго анализировать состояние дел в современной онкологии, радоваться достижениям и сетовать на неудачи. Оставим сие сложное занятие ученым.
   Сами же сойдемся на следующем мнении.
 
   Всегда, в лечении любой болезни, а рака тем более, нужно отдавать предпочтение научно обоснованным и проверенным на практике методикам. Если стадия болезни такова, что допускает возможность проведения активного классического лечения (оперативного, химиотерапевтического и лучевого), то это должно быть сделано.
 
   Каково же тогда место народной медицины? Давайте попробуем разобраться.
   Что вообще такое эта самая народная медицина? Вы скажете: как что? Все очень просто! Народная медицина – это травки.
   Да, это так. Но фитотерапия как наука, изучающая лечение травами, существует уже много веков. Мало того, еще два столетия назад фитотерапия являлась основой любой фармакопеи, и каждый врач обязан был знать довольно большой набор растений и механизмы их действия.
   Несмотря на то что сейчас роль траволечения снизилась, фитотерапия не утратила своего официального статуса. Все государственные «Фармакопеи» мира содержат в себе описания многих растений, разрешенных к применению в официальной медицине. Наша, например, «Российская фармакопея», пережившая одиннадцать редакций, сейчас содержит около 100 растений плюс определенное количество трав, на которые есть временные фармстатьи.
   В чем же тогда отличие народного траволечения от официальной фитотерапии? Разница заключается в том, что народное траволечение использует весь внушительный набор растений, независимо от того, открыты или нет механизмы их действия, входят данные растения в официальные документы или нет. Для сравнения можно сказать, что против полутора сотен фармакопейных трав народная медицина может выставить около 1,5–2 тысяч активно используемых растений.
   Но это сугубо количественное сравнение, которое не может быть до конца корректным, когда речь идет о травах. Ведь есть растения, применяемые с сугубо симптоматической ограниченной целью (например, кора дуба). А есть выдающиеся представители флоры, в эффекте которых нередко заключена надежда самых сложных больных. Таковы борец, мужик-корень, боровая матка и много других, которые либо совсем не применяются в научной фитотерапии, либо только проходят лабораторное изучение.
   Мне могут также возразить, что даже самый умудренный травник редко применяет больше двухсот-трехсот растений. Это действительно так и связано с тем, что у каждого травника среди растений есть свои любимцы.
   Кроме того, сколь универсальны ни были бы знания травника, все же лечение каких-то определенных болезней у него получается лучше всего. Поэтому и пациенты к нему идут преимущественно однотипные, если можно так выразиться. Как правило, это люди из близлежащих регионов. Именно эти условия и формируют список растений, с которыми работает травник.
   Также не следует забывать о том, что большинство народных лекарей пользуются лекарственным сырьем, которое можно заготовить там, где они живут. Вот и получается, что из всего огромного арсенала травник активно применяет ограниченное количество.
   Тем не менее
 
   использование редких малоизученных неофицинальных трав^[1] является основным отличием народного траволечения от официальной фитотерапии.
 
   Прерогативой народной медицины остается использование простых лекарств из ядовитых и сильнодействующих растений. Это вполне объяснимо. Официальная фармакология стоит на совершенно правильных, на мой взгляд, позициях точного дозирования мощных средств и предотвращения побочных реакций при их использовании. В связи с этим она идет по пути выделения из растений чистого активного начала, что требует высокотехнологичного оборудования. Народные травники таким оборудованием не обладают. Но дело даже не в этом.
   Народное травничество испокон веку пропитано особым духом знания и тайны. Нужно сказать, что это немаловажно, так как не только оказывает определенное воздействие на больного, но и заставляет самого травника во время работы пребывать в нужном состоянии духа. Подобные вещи требуют твердого соблюдения и сохранения традиций в использовании конкретных растений, так же как и принципов их приготовления.
   Надобно отметить, что простые лекарственные формы (отвары, настойки), применяемые в народной медицине, нередко оказываются более эффективными и безопасными в лечении, чем официнальные средства. Вероятно, это связано с тем, что простые формы, как правило, содержат полный набор биологически активных веществ растения.
   Природа мудра, и в каждое растение заложила как сильнодействующее вещество, нужное нам в лечении, так и его антагонист. Возьмите хотя бы чистотел. Таким образом, в каждом ядовитом растении есть противоядие. Понятно, что при должном рвении отравиться чистотелом очень легко. Что я, к сожалению, однажды наблюдал воочию. Тем не менее присутствие в составе чистотела разных веществ позволяет применять его в довольно большой дозе и достаточно долго.