– Говорите, кемеровский бордель? – тихонько восхитился чей-то масляный голосок. – Это, собственно, какой из них? Тот, что возле вокзала? Ну, на той узкой улочке, которая – с востока – идёт параллельно проспекту Ленина? Не там ли мы с вами, милочка рыжая, виделись когда-то?
   – Что? – стыдливо обомлела секретарша. – Кто это сказал?
   Тревожное молчание было ей ответом. Тревожное и – бесспорно – недоброе. То бишь, насмешливое…
   – Не понял, граждане, – входя в приёмную, хрипло известил Лёха, чувствуя, что предоставляется удобнейший случай – сбросить общий утренний негатив. – Отставить! Что это за фря такая в юморе упражняется? Причём, неумело? Типа – упражняется, не раздумывая о последствиях? О тяжких и неотвратимых последствиях, я имею в виду? Честных девушек, понимаешь, оскорбляет? А?
   – Да, что это – за фря? – поддакнула повеселевшая Мэри. – Как её, гадину зовут? В смысле, его?
   – Что вы себе позволяете? – вскочил на ноги импозантный пожилой господин. – Да, я вас всех…
   «Какой костюмчик! – подумал Лёха. – Итальянский, надо думать. Стоит в пределах десяти тысяч Евро. То бишь, раза в полтора дороже, чем моя «Лизавета»… Не справедливо! А какой симпатичный значок висит на пиджачном лацкане. Офигеть можно запросто! Патриотичный такой…»
   Подумал, да и приобнял слегка – насквозь успокаивающе – рассерженного дяденьку за хлипкое плечико.
   Мол: – «Не горячитесь вы так, уважаемый! Все болезни, они от пошлых стрессов. Гадом буду, в умной и толстой книжке прочёл намедни. После дождичка в четверг…».
   – Ой, как в позвоночнике стрельнуло-то! – послушно обмер важный господинчик. – Ой, мамочки мои… Мэри, звёздочка ясная и светлая! Звоните моим охранникам. Вы знаете – номера. Пожалуйста. Тошнит меня…
   – Звони, Матильда! – подтвердил Лёха. – Не дай Бог, конечно, помрёт депутат. Как Государственная Дума без него будет работать? Кворума, полчаса ссать с балкона, не наберут… А вы, блин горелый, что тут расселись? – недобро посмотрел на других просителей, оккупировавших приёмную. – На выход, уважаемые! Попрошу любезно! Типа – от греха подальше… Маня, подтверди!
   – Всё верно, господа, – нажимая нежным пальчиком кнопки на мобильнике, язвительно откликнулась Мэри. – Константин Алексеевич с самого утра только и спрашивал – про Алексея Ивановича. Мол, все остальные и до завтра подождут… Гуляйте, родимые! Гуляйте… Паша? Это Мариночка. Узнал? Подожди с шуточками. Поднимайся-ка к нам… Нет, ничего не случилось. Нет, ничего такого… Ну, поплохело немного твоему старичку. С кем не бывает? Клянусь! Курвой буду! Ну, поверил, облом двухметровый? Пашенька…
   – Морда узкоглазая, – подсказал Лёха.
   – Морда… Тьфу! Что? Да, это я не тебе… Что? Ну, да – Лёха припёрся. Нынче он в авторитете. Как же, сам Президент – по телеку – ему орденок вручал. Позавчера наблюдали всей Конторой… Не, у нас с ним всё закончилось. Точно-точно. Не веришь? Лярвой буду! Ладно, проехали… Поднимайся и забирай своего слабосильного шефа. Он тут уже весь наш ковёр заблевать изволил. Не простой ковёр. Подарочный, туркменский, ручной работы…
   Минут через пятнадцать они остались в приёмной вдвоём.
   – Ну? – глядя в сторону, небрежно поинтересовался Лёха.
   – Что – ну?
   – Как общая политическая обстановка? Как – шеф?
   Надо отдать Мэри должное. Не смотря на ярко-выраженную сексуальную неразборчивость, она была весьма разумной и прагматичной девушкой.
   «Из таких шустрых барышень – слегка облегчённого поведения – они и получаются, образцово-показательные генеральши», – мысленно признал Лёха. – «Или там, к примеру, олигархши. Да и депутатши…».
   – Общая обстановка – прежняя, – криво усмехнулась Матильда. – Охота на будущего мужа продолжается. То есть, в самом разгаре. Особенно с тех самых пор, как стало окончательно понятно, что ты, боров здоровенный, являешься законченным чилийским лохом.
   – В том смысле, что честным человеком, плюющим на всякие избыточные материальные блага?
   – Именно это я и имела в виду. Клинический случай, не поддающийся излечению… Ладно, не обижаюсь. Попробую с Пашкой сварить достойную кашу. Типа – сытную и престижную. Как-никак, депутатский помощник. Недавно квартиру казённую в Черкизово приватизировал… Спрашивал про шефа?
   Мэри кивнула головой на солидную дверь морёного дуба, на которой красовалась доходчивая табличка: – «Ёпрст К.Л., Генеральный директор Первого канала».
   – Ага, интересовался.
   – Задумчив с самого утра. Я ему кофе заносила – считает. В том смысле, что нажимает на кнопочки калькулятора, а потом цифры переносит в потрёпанный блокнот.
   – Интересное дело, – задумался Лёха. – Что же это он – с утра пораньше – пересчитывает?
   – Деньги, надо думать. Что ещё может интересовать Генерального директора? Да ты, Лёшенька, заходи. Только потом не забудь, пожалуйста, поделиться информацией с верной подругой… Кстати, родное сердце, а за что Президент тебе орден повесил на грудь широкую?
   – За былые заслуги, ясен пень. Давно это было. Во времена бурной и бесшабашной юности.
   – Это когда ты в Органах служил?
   – Так точно.
   – А в каких – Органах?
   – В секретных, девонька. В жутко-секретных…
 
   Ёпрст, действительно, выглядел крайне озабоченным. Его шикарная шевелюра была взлохмачена до полной невозможности, а в кабинете отчётливо пахло сигаретным дымком и хорошим виски.
   «Ну, вот. Не было печали у гусара», – всерьёз загрустил Лёха. – «Если шеф ещё до обеда начинает прикладываться к бутылке, это означает лишь одно – следует ожидать какой-либо пакости, связанной с поездкой в дальние края. Причём, отнюдь, не на фешенебельный европейский курорт…».
   – Значит, надо чемодан собирать? – вместо приветствия поинтересовался Лёха.
   – Рюкзак, – невозмутимо уточнил Ёпрст. – И дельный накомарник не забудь прикупить в профильном магазине.
   – Блин горелый.
   – А, как ты думал, друг сердечный? Большую зарплату надо отрабатывать. Хотя бы иногда. Диалектика развития человеческого общества… Ладно, не расстраивайся, парнишка, раньше времени. Возьми с полки сладкий пирожок. В том плане, что накати на грудь молодецкую капель двадцать-тридцать. Я сегодня добрый…
   «Добрый, говоришь?», – подойдя к мини-бару, встроенному в громоздкий книжный шкаф, мысленно усмехнулся Лёха. – «Сейчас, как и полагается, проверим…».
   Он опрокинул красивую импортную бутылку тёмно-синего стекла над широким бокалом.
   – Буль-буль-буль, – бойко и звонко забулькала благородная янтарная жидкость. – Буль-буль-буль…
   – Не увлекайся, деятель белобрысый! – забеспокоился прижимистый Ёпрст. – Хочешь всю бутылку – в одну наглую харю – выжрать?
   – Ты же сам сказал, мол, тридцать капель. Ну, я и подумал, что триста грамм.
   – Заканчивай наглеть, Петров! Вискарь-то коллекционный. Мне его один шотландский продюсер – на день рожденья – презентовал.
   – Тем более. Нормальный человек никогда не жалеет дарёного…
   – Уволю!
   – Вас понял, шеф. Исправлюсь, – скорчил испуганную гримасу Лёха. – Ну, за нехоженые дороги, которые нас выбирают …
   Он поставил опустевший бокал на столешницу.
   – На верхней полочке бара стоит блюдечко с орешками кешью, – любезно сообщил заботливый начальник. – Закуси, чтобы не захмелеть.
   – Спасибо, босс!
   – Не за что. Всегда рад – облагодетельствовать подчинённых. Да, Мэри не соврала…
   – О чём это?
   – О том, Петров, что ты неравнодушен к алкоголю. Прямо, как в том бородатом анекдоте.
   – Расскажи.
   – Каждое утро жена приносила мужу в постель кофе. В противном же случае он, выкурив первую сигарету, доставал из холодильника пиво… Ха-ха-ха!
   – Дурацкая шутка.
   – Кому – как. У всех бывших «фээсбешников» плохо с чувством юмора.
   – Я бывший «грушник», – поправил Лёха.
   – А, какая разница?
   – Если честно, то никакой…
 
   Ещё через минуту Лёха попросил:
   – Озвучь-ка, Костян, очередную гениальную идею. Небось, дело насквозь финансовое?
   – А, то! – тут же повеселел Ёпрст. – Баблосы, как говорится, главный двигатель прогресса.
   – С классической еврейской точки зрения, – не преминул уточнить Лёха.
   – Уволю, Петров!
   – Молчу, молчу…
   – Итак, какая из передач нашего славного канала имеет – уже на протяжение пяти месяцем – наивысший рейтинг?
   – Кажется, реалити-шоу «Жестокие игры».
   – Не кажется, а так оно и есть! Рекламодатели – с тугими кошельками в зубах – в длинную очередь выстраиваются. Вот, только…
   – Какие-то трудности?
   – Накладные расходы избыточно высоки, – запечалился Ёпрст. – Доставлять съёмочную группу и капризных звёздных участников – в Аргентину и обратно – удовольствие не из дешёвых. Плюсом суточные, кормёжка козырная, проживание в пятизвёздочных гостиницах, выплаты по различным страховым взносам. Не говоря уже о стоимости самой лицензии на данный медийный продукт… Накапай-ка, Петров, ещё вискарика. Капель, пожалуй, по десять. Возьми для меня из бара чистый бокал…
   Зажевав «десять капель» орешками кешью, Епрст продолжил:
   – И, вообще, сколько можно – покупать на загнивающем Западе готовые телевизионные продукты? Всякие там ток-шоу, реалити-шоу, сценарии «мыльных опер» и детективных сериалов? Доколь, я вас спрашиваю? Молчишь, Петров?
   – Молчу.
   – Значит, что надо делать?
   – Не знаю, – тяжело вздохнув, признался Лёха. – Извините, Константин Алексеевич. Виноват. Не увольняйте, пожалуйста. Исправлюсь.
   – Прекращай ёрничать! – вспылил Епрст. – Юморист нашёлся. Петросяна нам, понимаешь, мало…
   Впрочем, очень быстро он успокоился и, для чего-то тыкая указательным пальцем в белоснежный потолок кабинета, сообщил:
   – Мы будем проводить реалити-шоу «Жестокие игры» в России. Вернее, в Сибири. Зимой. В лютую январскую стужу. Как тебе?
   – Нормально.
   – Суровая зима. Трескучие морозы. Голодные и злые медведи-шатуны, рыскающие по всей округе… Только название надо будет придумать другое, чтобы у сволочных зарубежных коллег не возникло бы достойного повода – затеять судебную тяжбу.
   – Снега, снега, – задумчиво вертя перед глазами пустой бокал, пробормотал Лёха.
   – Прости, что ты сказал?
   – Я говорю, что надо назвать новое реалити-шоу – «Снега, снега».
   – Отличная идея! – восхитился Ёпрст. – Считай, Петров, что твой вариант принят. Готовь бумажник для щедрых премиальных… Теперь поговорим о технической стороне вопроса. С чего начинаются «Жестокие игры»?
   – Один из участников соревнований бежит по каким-либо штуковинам, которые противно пружинят под ногами. Если оступается, то падает в жидкую грязь.
   – Правильно! А у нас – пусть падает в метровый снег. Дальше, насколько я помню, надо пройти вдоль длинной стены, из которой «вылетают» боксёрские перчатки?
   – Вылетают, – подтвердил Лёха. – И, если слабосильный игрок не может удержаться на ногах, то – как и в первом случае – оказывается в специальном пруду, наполненном качественной грязью. У нас, понятное дело, «пруд» будет заполнен холодным сибирским снегом?
   – Молодец, догадливый. Только пусть снега будет уже побольше. Например, метр двадцать… Потом соревнующийся должен перелететь, держась за канат, с одной площадки на другую?
   – Должен. А если слетит с каната, то упадёт в воду.
   – В нашем же случае – в двухметровый снег! – развеселился Ёпрст. – Классная и козырная тема! Зарубежным лохам обязательно понравится. Как миленькие, сжимая в потных ладошках банковские чеки, выстроятся в очередь за лицензией… Наливай, Петров, ещё по пять капель!
   После очередного алкогольного возлияния Лёха поинтересовался:
   – Наши дальнейшие действия?
   – У каждого – свои. В соответствии с должностными функциями и обязанностями, – надулся гордым мыльным пузырём заметно захмелевший Ёпрст. – Я займусь оформлением и получением Генеральной лицензии. А ты, дружок, отправишься обустраивать производственную площадку наших «Снегов, снегов».
   – Куда отправлюсь конкретно? Сибирь-то, она большая и широкая. Практически бескрайняя…
   – На место падения Тунгусского метеорита.
   – На фига?
   – «Тунгусский метеорит» – это международный бренд. Нельзя в таких делах – без бренда. Не выгорит.
   – Сволочь ты, Костян! – объявил Лёха. – Гад законченный и хам трамвайный.
   – Почему это?
   – Потому, что Тунгусский метеорит упал – в начале двадцатого века – где-то в дикой Якутии.
   – Ну, и что из этого?
   – То, что Якутия – это гадкие и скучные болота, над которыми – в тёплое время года – вьются неисчислимые тучи вечно-голодного гнуса.
   – А я что говорю? – притворно удивился Ёпрст. – Мол, пойди – первым делом – в магазин «Охота и рыбалка» и купи там дельный накомарник.
   – Спасибо за заботу. Тронут.
   – Пожалуйста. Короче говоря, уже послезавтра ты должен быть в Якутске. Возьмёшь в аренду вертолёт, вылетишь на место, осмотришься. Потом доставишь необходимые стройматериалы, наймёшь шабашников… Чего конкретно строить? Я тебя через недельку подробно проинформирую по мобильной связи. Деньги? Возьмёшь в кассе наличными. Миллионов десять-пятнадцать. Под отчёт, понятное дело… Стоп! Причём здесь – Якутск? Да и вся Якутия в целом? Путаник ты, Лёша Петров, каких ещё поискать. Тунгусский метеорит упал – в далёком 1908-ом году – на Среднесибирском нагорье. То бишь, на территории современного Красноярского края. Поэтому вылетать тебе из Москвы надлежит в славный город Братск. Оттуда – самолётом местных авиалиний – доберёшься до Усть-Илимска, где и арендуешь вертолёт…
 
   Где-то громко и радостно прокричал петух.
   – Будем расходиться, – решил Лёха. – Сейчас у Ангелов начнётся пересменок. Успеем вернуться в казармы.
   – Ты так толком ничего и не рассказал, – возмутилась Ванда.
   – Потом дорасскажу.
   – Когда?
   – Сегодня, после обеда. У Ангелов – в очередной раз – сломалась посудомоечная машина. Будут скликать добровольцев. Запишись. Лады?
   – Лады. Спокойной ночи, Алекс.
   – До встречи, Графиня…

Глава третья
Сны узников

   Над «Чистилищем» повисла (царила, царствовала, властвовала?), чуткая предрассветная тишина. На востоке небо нежно алело. На западе неподвижно застыли светло-серые, длинные и слегка светящиеся облака, из которых – время от времени – вниз срывались совершенно бесшумные, изумрудно-зелёные зарницы.
   – Чудны дела твои, Господи, – выйдя на крылечко кельи, зачарованно пробормотал епископ Альберт, высокий и костистый старикан. – Первый раз вижу, чтобы облака светились. К добру это? К худу? Не гневись, Владыка Небесный, на недостойного и глупого слугу своего. Всё и вся – в руках твоих крепких… Облака светятся? Знать, так надо. Покорно умолкаю…
   Альберт развернулся и, слегка припадая на правую ногу, вернулся в келью – наступило время первой утренней молитвы.
   Епископ удалился, а над «Чистилищем» продолжали – невидимым нимбом – плыть сны его обитателей. Сны цветные и чёрно-белые, отрывочные и полноценные, правдивые и обманчивые, героические и эротической направленности. Сны – великое и необъяснимое чудо. Лично я верю снам – как не верю самому себе…
 
   Хану снилась весенняя степь – холмистая, нескончаемая, вольная, загадочная.
   Хан, который в своём Мире являлся настоящим и полноценным ханом средней руки, неторопливо скакал – в окружении верных и многократно-проверенных воинов – по нежной весенней траве. Иногда под чёрными копытами гнедых и каурых коней тихонько поскрипывали мелкие камушки. Высоко в бездонном голубом небе висели почти неподвижные крохотные точки – могучие степные беркуты, высматривающие добычу.
   С северо-запада долетел едва слышный тревожный гул.
   – Что это такое? – насторожился Хан.
   – Ерунда, – лениво и беззаботно зевнул сотник О-чой. – Наверное, стадо джейранов. Услышали цокот конских копыт и, наученные горьким опытом, решили откочевать за Белые холмы. Обычное дело.
   – Думаешь?
   – Уверен.
   – Может, это лошадники?
   – Не думаю. Откуда им здесь взяться? После разгрома в последней битве лошадники стали очень осторожными. Без веских причин они даже близко не подходят к Быстрой реке. А от этого места – до ближайшего речного брода – почти неделя пути. Согласен со мной?
   – Согласен.
   Путники замолчали. Далёкий гул стих.
   «В степи не принято много говорить, – подумал Хан. – Здешняя тишина, она очень красивая. Хочется её слушать и слушать, не отвлекаясь на всякую ерунду…»
   Тем не менее минут через десять он спросил:
   – А как получилось, что все всадники разделились на «лошадников» и «конников»?
   – Давно это было, – после короткой паузы откликнулся О-чой. – Много сотен Больших солнц тому назад… Монголы – после череды длинных и кровавых войн – одержали окончательную победу над другими народами. Великую Победу. Бледнолицые, черномазые, краснокожие, желтолицые, прочие – все они покорно склонили головы перед волей Великого Хана. Полная победа… Казалось бы, надо радоваться, беззаботно предаваясь хмельным возлияниям. Но тогдашний Великий Хан задумался, мол: – «А, что же дальше? Больших войн больше не будет. Так, сплошные мелочи. То есть, лишь подавления всяких и разных бунтов. Хорошо это? Плохо? Скорее всего, смертельно опасно. Монголы – со временем – разленятся, зажиреют и утратят боевые навыки. И тогда другие народы, предварительно сговорясь и дождавшись подходящего момента, дружно ударят нам в спины. Начнётся безжалостная бойня. Будут разрушены все вековые устои. Мир умоется кровью…». Осознав эту страшную опасность, мудрый Великий Хан разделил всех монголов на «конников» и «лошадников», которым было строго предписано – на вечные времена – воевать между собой, не ведая пощады, жалости и милосердия. Чем «лошадники» отличаются от «конников»? Одни передвигаются верхом только на лошадях, другие – сугубо на жеребцах. Чем ещё? Больше ничем… Как бы там ни было, но решение прозорливого Великого Хана оказалось верным. Монголы до сих пор правят всеми землями нашей прекрасной планеты…
   Вскоре отряд, состоящий из трёх сотен всадников, подъехал к первому из череды Белых холмов, на светло-сером склоне которого чернела прямоугольная дыра.
   – Что это такое? – спросил Хан.
   – Запретное место, – вяло передёрнул широкими плечами О-чой.
   – Кто и когда запретил?
   – Конечно, кто-то из Великих Ханов. Когда? В незапамятные времена. Ещё до Великой Победы.
   – Почему туда нельзя ходить?
   – Какая разница? Нельзя, и всё на этом. Закон такой.
   Подумав, Хан торжественно объявил:
   – Я залезу в чёрный провал!
   – Нельзя же…
   – Я слышу – в голове – зов. Мол, обязательно надо залезть.
   – Зов – великое дело, – согласился О-чой. – Это, наверное, всесильные и многознающие Боги тебе советуют. Тогда лезь смело, без страха и сомнений… Один пойдёшь?
   – Один.
   – Иди.
   Хан ловко соскочил с коня и, не оборачиваясь, начал медленно подниматься по склону холма. Обернуться-то очень хотелось, рукой помахать, заглянуть в глаза верным соратникам, но…
   В голове навязчиво пульсировало: – «Иди вперёд, отважный хан. Иди и не оборачивайся. Обернёшься – засомневаешься. Засомневаешься – раздумаешь. Раздумаешь – не залезешь в чёрную дыру. Не залезешь в чёрную дыру – всю оставшуюся жизнь будешь жалеть, мучаясь от неудовлетворённого любопытства… Шагай, отважный хан! Шагай! Смелее!».
   Чёрный прямоугольный провал оказался входом в пещеру.
   – Солидно, – пробормотал Хан. – Запросто два всадника – бок о бок – могут проехать. А, вот, факела с собой я не захватил. Что теперь делать? Видимо, придётся, всё же, возвращаться назад…
   Он – на всякий случай – заглянул внутрь. Заглянул и, облегчённо вздохнув, радостно улыбнулся – в пещере оказалось гораздо светлее, чем можно было ожидать.
   «Это из-за жёлто-зелёных каменных прожилков, покрывающих пещерные стены», – решил Хан. – «Они, извилистые, слегка и светятся. Не густо, конечно, но идти вперёд можно…».
   Касаясь ладонью правой руки шершавой стены, он медленно и осторожно зашагал по подземному коридору.
   «Какой ровный, идеально-гладкий пол», – мысленно удивился Хан. – «Словно озёрная гладь в безветренную погоду. Как такое может?».
   Вскоре с потолочного свода начали свешиваться уродливые тёмные наросты, которые приходилось – чтобы случайно не набить шишку на лбу – старательно обходить.
   Неожиданно послышались странные заполошные хлопки, и над головой путника пронеслись – прохладным вихрем – непонятные чёрные существа. Сердце отчаянно рванулось вниз, к пяткам.
   – Ничего страшного, – крепко вжимаясь спиной в каменную стену, заверил сам себя Хан. – Обыкновенные летучие мыши. Мне про них – в детстве – бабушка рассказывала…
   Подземный коридор вывел его в просторный зал. Раздался громкий треск, и впереди вспыхнуло яркое пламя.
   – Обыкновенный факел? – предположил Хан. – Только очень яркий?
   Предположил, и потерял сознание.
   Он – с огромной скоростью – летел по бесконечному чёрному коридору, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – мелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии…
   Сознание медленно вернулось. Вернулись запахи, звуки, мысли.
   – Первый, здесь второй, – монотонно забубнил хриплый незнакомый голос. – У меня переселенец. Похоже, из степных дикарей. Повторяю, у меня – переселенец…
   Хан открыл глаза и неуверенно огляделся вокруг. Он, прислонясь спиной к толстому шершавому пню, сидел на тёплой земле. Над головой тревожно и вдумчиво шумели ветви могучих деревьев. А метрах в десяти-двенадцати, на узенькой просеке, стоял незнакомый тип в светло-серой облегающей одежде. Тип, недоверчиво поглядывая на Хана, негромко бормотал в крохотную чёрную коробочку:
   – Переселенец пришёл в себя. Присылайте вертолёт. Я нахожусь в квадрате «Бэ два, дробь двенадцать»… Вас понял. Жду…
 
   Перед «внутренним взором» Жабы мелькали только отрывочные картинки – несгораемые громоздкие сейфы, высокие штабеля золотых слитков, толстые пачки денежных купюр, «соединённые» в кубические тюки и тючки всевозможных размеров.
   «Это, скорее всего, банковское хранилище», – подумала Жаба. – «Причём, не просто банковское хранилище, а подземное хранилище моего личного банка… Как он назывался? Кажется, «Золото амазонок». Причём здесь – амазонки? А не при чём. Блажь такая мне однажды пришла в голову. Что в этом такого? Имею полное право! Банк-то мой, приватный… Ах, как же был хорош тот Мир, в котором я жила когда-то. Как хорош, честен и справедлив! Слов не подобрать. Не чета этому, «церковному» Миру… В моём Мире всё принадлежало банкирам. Всё-всё-всё… Конечно, были и всякие страны-государства. Только это ничего не меняло. Ровным счётом – ничего. Президенты всех стран выбирались сугубо по согласованию с банковской средой. То есть, из опытных, проверенных и заслуженных банкиров. А Миром – полноценно и всеобъемлюще – правил Высший Банковский Совет. И всё было хорошо, недовольных не было. Как, впрочем, голодающих и нищих. Все были безмерно счастливы… Конечно, существовали и некоторые ограничения. Например, численность населения планеты жёстко контролировалась. Во-первых, на рождение каждого ребёнка надо было получать специальное разрешение. Во-вторых, все дефектные и неполноценные особи подвергались физическому уничтожению… Но в этом, клянусь, не было ничего низкого и бесчеловечного. Обыкновенный прагматизм, направленный на всеобщее людское благо. Нельзя – с белоснежными перчатками на ладонях – построить гармоничное общество разумных гуманоидов. Как говорится, ничего личного, обыденная производственная необходимость… Как я попала в Мир «церковников»? По глупости, естественно, утратив элементарную осторожность. Решила, устав от дел праведных, то бишь, финансовых, немного отдохнуть. Зафрахтовала космический корабль, полетели. На Луне я пересела в одноместный экскурсионный «челнок». Мол, покружу немного над лунными светло-жёлтыми пейзажами, поглазею на тамошнюю экзотику. Глядишь, Душа-то и оттает. Ну, хотя бы чуть-чуть… Пролетаю мимо широкого лунного кратера, а в голове зазвучало, мол: – «Миссис Браун, а не желаете ли – полюбоваться на кое-что по-настоящему интересное? Не пожалеете, честное и благородное слово. Честное банкирское слово…». Я, дурочка наивная, и купилась. Повернула джойстик управления в сторону, «челнок» и влетел прямо в жерло кратера… На этом, собственно, и всё. Лишь бесконечный чёрный туннель, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – замелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии… Ну, будет сегодня сниться что-нибудь нестандартное и полезное? Похоже, что нет. Всё те же беспорядочные картинки – несгораемые громоздкие сейфы, высокие штабеля золотых слитков, толстые пачки денежных купюр, «соединённые» в кубические тюки и тючки всевозможных размеров… Может, стоит проснуться? Сходить в туалет, попить водички…
 
   Варвар блаженно улыбался, так ему нравился сегодняшний сон.