Страница:
Этот закон в Италии отменен только в XII веке, в Англии и во Фландрии только в XIII – причем первоначально только по отношению к ганзейским купцам. Во всей же Европе отказ от «берегового права» произошел лишь к XVIII веку. Еще в XVII столетии бароны на острове Сааремаа в бурные ночи вывешивали на башнях замков фонари: авось шкипера спутают фонарь с фонарем маяка, направят корабль на камни и разобьются!
А тут – отказ от «берегового права» в X веке!
Удивительно ли, что купцов по договорам Руси с Византией приравнивали к послам? Ведь купцы торговали тем, что собирали князья и с чего жили сами князья и их дружина. А что? Вполне даже государственное дело. Одни грабят покоренные племена, другие сбывают награбленное в Византию. Нормальное разделение труда.
Тридцать лет торговая фактория «Рюрик и сыновья» работала без перебоев – с 911 по 941 год. В 941 году князь Игорь опять пошел на Константинополь.
Мы мало что знаем о причинах, по которым князь Игорь снова начал походы на Византию. Сами византийцы объясняют походы Игоря обыкновеннейшим желанием пограбить. Современные историки предполагают, что византийцы плохо выполняли условия договора 911 года – Игорь хотел освежить их память старым, до сих пор существующим в уголовной среде способом. Только в наше время «забывшему» про долги братва вставляет в задний проход кипятильник. В X веке кипятильников еще не изобрели, Игорь при всем желании не мог проделать такую штуку с византийским императором. Ему пришлось организовывать обычнейший разбойничий поход. Но вообще-то у нас слишком мало данных, чтобы делать какие-то выводы.
Поход оказался крайне неудачным: у входа в гавань Боспора русские суда были сожжены греческим огнем. Что это за штука, греческий огонь, до сих пор не знает никто. Греческий огонь горел даже под водой, одна капля его прожигала человека насквозь… Если, конечно, это не легенды. На русских действие этого страшного оружия произвело неизгладимое впечатление. Немногочисленные вернувшиеся уверяли даже, что греки обрушили на них небесные молнии, испепелив суда.
И в наше время, и тогда летописцы и историки знали лучше современников и свидетелей, что они видели «на самом деле». Современные историки совершенно точно знают, что никакого Господнего гнева быть не может, молнии в людей и корабли не шарахают, такого не бывает – все это грубые предрассудки отсталого и серого народа.
Нестор и его современники не были в этом так уверены, но не могли же они признать: Божья кара обрушилась на одного из основателей государства? В общем, очень темная история.
В 944 году собрали новый поход, он оказался удачнее. Теперь Игорь вел ополчение всех покоренных Русью племен, наемные дружин варягов и печенегов. Император Цимисхий послал к Игорю со словами: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще той дани». Игорь принимал решение не сам, он посоветовался с дружиной. Дружина думала и приговорила: «Чего боле хотеть – не бившись, взять злато и серебро, и паволоки?[21] Кто знает, нам ли, им ли одолеть? Не по земле ходим, по глубине морской».
Игорь послушался своей дружины, взял дань и вернулся.
В 945 году заключили новый торговый договор, но уже на менее выгодных условиях, чем в 911 году: отныне русские купцы не могли зимовать в Византии. Сделав свои дела, они должны тут же возвращаться домой. Киевские князья обязались не нападать на Херсонес. Который сами называли Корсунью. О беспошлинной торговле речь уже не шла.
Невольно возникает мысль – может быть, Игорь сделал ошибку, взяв дань? Готовность принять откуп вызывала довольные улыбки на лицах византийцев, но вызывала и пренебрежение. Рэкетир, который становится главой «охранной службы», выгоднее главе фирмы, и выгода эта взаимная. Но бояться его перестают.
Система работала и после 945 года: полученное на Руси захватчики сбывали в Византии.
Сбыт награбленного
От грабежей – к управлению
Глава 7
Две части одной страны
Две столицы
А тут – отказ от «берегового права» в X веке!
Удивительно ли, что купцов по договорам Руси с Византией приравнивали к послам? Ведь купцы торговали тем, что собирали князья и с чего жили сами князья и их дружина. А что? Вполне даже государственное дело. Одни грабят покоренные племена, другие сбывают награбленное в Византию. Нормальное разделение труда.
Тридцать лет торговая фактория «Рюрик и сыновья» работала без перебоев – с 911 по 941 год. В 941 году князь Игорь опять пошел на Константинополь.
Мы мало что знаем о причинах, по которым князь Игорь снова начал походы на Византию. Сами византийцы объясняют походы Игоря обыкновеннейшим желанием пограбить. Современные историки предполагают, что византийцы плохо выполняли условия договора 911 года – Игорь хотел освежить их память старым, до сих пор существующим в уголовной среде способом. Только в наше время «забывшему» про долги братва вставляет в задний проход кипятильник. В X веке кипятильников еще не изобрели, Игорь при всем желании не мог проделать такую штуку с византийским императором. Ему пришлось организовывать обычнейший разбойничий поход. Но вообще-то у нас слишком мало данных, чтобы делать какие-то выводы.
Поход оказался крайне неудачным: у входа в гавань Боспора русские суда были сожжены греческим огнем. Что это за штука, греческий огонь, до сих пор не знает никто. Греческий огонь горел даже под водой, одна капля его прожигала человека насквозь… Если, конечно, это не легенды. На русских действие этого страшного оружия произвело неизгладимое впечатление. Немногочисленные вернувшиеся уверяли даже, что греки обрушили на них небесные молнии, испепелив суда.
И в наше время, и тогда летописцы и историки знали лучше современников и свидетелей, что они видели «на самом деле». Современные историки совершенно точно знают, что никакого Господнего гнева быть не может, молнии в людей и корабли не шарахают, такого не бывает – все это грубые предрассудки отсталого и серого народа.
Нестор и его современники не были в этом так уверены, но не могли же они признать: Божья кара обрушилась на одного из основателей государства? В общем, очень темная история.
В 944 году собрали новый поход, он оказался удачнее. Теперь Игорь вел ополчение всех покоренных Русью племен, наемные дружин варягов и печенегов. Император Цимисхий послал к Игорю со словами: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще той дани». Игорь принимал решение не сам, он посоветовался с дружиной. Дружина думала и приговорила: «Чего боле хотеть – не бившись, взять злато и серебро, и паволоки?[21] Кто знает, нам ли, им ли одолеть? Не по земле ходим, по глубине морской».
Игорь послушался своей дружины, взял дань и вернулся.
В 945 году заключили новый торговый договор, но уже на менее выгодных условиях, чем в 911 году: отныне русские купцы не могли зимовать в Византии. Сделав свои дела, они должны тут же возвращаться домой. Киевские князья обязались не нападать на Херсонес. Который сами называли Корсунью. О беспошлинной торговле речь уже не шла.
Невольно возникает мысль – может быть, Игорь сделал ошибку, взяв дань? Готовность принять откуп вызывала довольные улыбки на лицах византийцев, но вызывала и пренебрежение. Рэкетир, который становится главой «охранной службы», выгоднее главе фирмы, и выгода эта взаимная. Но бояться его перестают.
Система работала и после 945 года: полученное на Руси захватчики сбывали в Византии.
Сбыт награбленного
В зимнее время князья разъезжали по уже покоренным племенам, собирали дань. Позже, при княгине Ольге, населению дадут «уроки» – то есть определят размер дани. Ольга создаст погосты – укрепленные дворы княжеских приказчиков, на которые местное население может съезжаться, отвозя дань. Так Ольга начала превращать дань с покоренных племен в налог, собираемый с подданных.
Но до Ольги все было не так, все было грубее и проще: дань. Одним словом называли то, что вырвали у византийских императоров, и то, что получили на самой Руси. И правда – чем отличаются в этом смысле вожди древлян или радимичей от императоров Византии? А ничем. Русь завоевывает и тех и других, принуждает к уплате дани. Лучше платить, чем погибнуть. Лучше отдать кошелек, чем жизнь, – вся мораль.
До 970-х годов князья сами ездили на полюдье, то есть на сбор дани. Разве что поручали самым видным, самым приближенным дружинникам собирать для себя дань в том или ином месте. Дань была тем, что завоеватели отнимают у завоеванных.
В 882 году только одно племя южнее волоков из Ловати в Днепр платило Олегу – поляне. Остальные племенные союзы жили сами по себе (волыняне и дулебы, например) или платили дань хазарам. Олег сказал радимичам и северянам: «Не дайте хазарам, но мне дайте». Трудно сказать, в какой степени добровольно, но радимичи и северяне стали платить дань Олегу. Древлян Олег тоже заставил платить себе дань. Он пытался заставить платить дань еще уличей и тиверцев, но они воевали с Олегом и платить дань не захотели.
Сегодня мы называем Русью всю территорию, на которой обитали племена восточных славян. Это справедливо не для любой эпохи. Известно время, когда последнее восточнославянское племя – вятичи начали платить дань Киеву. Это 964 год. С этих пор уже все восточнославянские племена подчинялись киевскому князю и входили в Древнерусское государство. А во времена Олега только шесть племенных союзов из двенадцати входили в Русь, да и то непрочно.
Летопись говорит о том, что Олег «примучил» радимичей и что они платили ему дань. А под 984 годом, уже в эпоху князя Владимира, сообщается о покорении радимичей киевским воеводой по кличке Волчий Хвост.
В 911 году Вещий Олег умер. Летопись сообщает о его смерти красивую сказку, использованную А. С. Пушкиным в «Песне о вещем Олеге». Якобы язычники-волхвы предсказали Олегу смерть от собственного коня. Олег немедленно расстался с конем и лишь через четыре года о нем вспомнил. Конь, как оказалось, давно умер. Тут Олег и захотел посмеяться над волхвами, да напрасно:
Во всяком случае, скончался Олег в 911 году. А в 913 году древляне отказались платить дань Киеву, пришлось их «примучивать» еще раз. К 940-м годам уличи начали платить Киеву дань – завоевал их воевода Свенельд, по легенде, служивший еще Рюрику.
Но в 945 году снова восстали древляне. По словам летописи, виноват в этом был сам князь Игорь больше всех. Дружина, если верить летописцу, сказала князю: «Отроки Свенельда изоделися оружием и одеждой, а мы наги…» «Отроки Свенельда» – это, понятно, дружина Свенельда – награбили у уличей, а воинам Игоря завидно. Немного менее понятно насчет наготы… Всего год назад, в 944 году, Игорь получил огромную дань в Византии, какая уж там нагота. В общем, классическое: «братва голодает…».
Но Игорь послушался соратников – то ли самого обуяла жадность, то ли слишком был зависим от дружины. В результате Игорь с дружиной крепко пособирал дань в столице древлян, в Искоростене. Порой не обходилось и без насилия. «Изодевшись» награбленным оружием и одеждой, дружина возвращалась в Киев. Сам же Игорь решил вернуться еще раз с «малой дружиной». Видимо, самому Игорю было еще мало, а ведь если собирает дань малая дружина, каждому больше достанется.
Тут-то и лопнуло терпение у древлян, и они во главе со своим князем Малом сказали: «Если повадится волк по овцы, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот, если не убьем его, всех нас погубит». Древляне наклонили два дерева, привязали каждую ногу князя Игоря к деревьям и отпустили. Князя разорвало надвое.
Древляне же решили поженить овдовевшую княгиню Ольгу и своего князя Мала, послали к ней сватов. А что? Вполне разумный поступок по понятиям родового общества. Даже некоторая справедливость: мы твоего мужа убили, но против тебя лично ничего не имеем, дадим тебе нового мужа, даже получше.
Месть Ольги древлянам стала одним из самых ярких эпизодов в истории Древней Руси. Пересказывать эту историю не хочется. Во-первых, сюжет Ольгиной мести легко найти в любой книге о Древней Руси: у Карамзина, Соловьева, Рыбакова [5; 6; 8], даже в хорошем школьном учебнике [2. C. 27–28].
Во-вторых, эта история красочно описана во множестве художественных произведений; лучше всего, пожалуй, у Веры Пановой [48. С. 18–30]. Жаль, что повести В. Пановой о Древней Руси почти забыты.
В-третьих, рассказывать еще раз эту историю мне просто неприятно: уж чего только не проделывала озверевшая Ольга с послами Мала и со всеми древлянами: послов-сватов и живьем сжигали, и живыми закапывали. Древлян резали и топили в реках сотнями, Искоростень сожгли дотла, кровь текла ручьями на погребальном кургане Игоря.
Наверное, это очень назидательная история и для людей родового общества – вот как надо мстить, и для всей эпохи патриархальной семьи – как пример супружеской любви и верности. Да еще и выраженный в такой простой, не требующей особых размышлений форме.
Что характерно: летописец откровенно восхищается зверством Ольги, ее жестокостью, коварством, упорством в пролитии крови. Есть в этом и мужское удовольствие при виде супружеских качеств Ольги (она осталась одна до конца своих дней), и демонстрация могущества, жестокости Древнерусского государства.
На заре всех государств племенную вольницу приходится ломать, силой и страхом заставлять вчера еще вольных людей признавать дисциплину, нести повинности, подчиняться. Отсюда чудовищная жестокость наказаний, совершенно чрезмерные кары за малейшее нарушение требований государства. Есть в этом описании согласие с принципом кровной мести. Убили «они» «нашего»? Необходимо перебить побольше «ихних», – чтобы знали и в другой раз боялись. Все это в летописи есть.
Но имеется в восторгах летописца и некое противоречие… Потому что незадолго до описания мести Ольги есть и рассказ о хороших полянах, которые, по его мнению, имели обычаи красивые и правильные. Поляне противопоставляются гадким диким древлянам, которые жили «звериным обычаем», умыкали жен во время плясок, а самое ужасное – не хотели носить сапог из кожи. Вы себе таки представляете? Кожи у них в земле сколько угодно, а они сапог шить не хотят, ходят в лаптях!
Описание «звериных обычаев» и дикости древлян после живописаний Ольгиной мести выглядит особенно комично. Русская православная церковь канонизировала святую Равноапостольную Ольгу как одну из первых распространителей христианства на Руси. Как сочетается святость с кровной местью, с закопанными живьем послами – трудно объяснить.
Из летописи легко вывести подтверждение – дань не имела четкого размера, брали «сколько получится».
А кроме того, получается – ведь летописец вовсе не считает древлян дорогими сородичами! Древляне для него – это вовсе не «мы», это «они». Наряду с печенегами и византийцами.
Действительно, кто сказал, что на заре Руси все племена считали себя русью? Древляне так вовсе не считали. Тем более не считали уличи и тиверцы, воевавшие с Олегом и Игорем, тем более не считали вятичи, «примученные» только Святославом.[22]
До 964 года южнее волоков из Ловати в Днепр Русь тянулась узкой полосой вдоль Днепра – по обеим сторонам пути из варяг в греки. А на приличном расстоянии от Днепра никакой Руси не было и в помине.
Византийский император Константин Багрянородный в Х веке писал, что лишь киевский регион назывался Русью. Все остальное являлось «окраиной Руси» (exo Rossia), состоящей из славянских племен, которые платили дань киевскому князю» [35. С. 39].
На картах 3 и 4 как раз видно – как целых сто лет увеличивалась Русь, прирастала вольными племенами.
Дата призвания Рюрика – 862 год – условная дата начала Руси. Но даже и 882-й, год объединения пути из варяг в греки Олегом, – тоже очень условная дата.
Но до Ольги все было не так, все было грубее и проще: дань. Одним словом называли то, что вырвали у византийских императоров, и то, что получили на самой Руси. И правда – чем отличаются в этом смысле вожди древлян или радимичей от императоров Византии? А ничем. Русь завоевывает и тех и других, принуждает к уплате дани. Лучше платить, чем погибнуть. Лучше отдать кошелек, чем жизнь, – вся мораль.
До 970-х годов князья сами ездили на полюдье, то есть на сбор дани. Разве что поручали самым видным, самым приближенным дружинникам собирать для себя дань в том или ином месте. Дань была тем, что завоеватели отнимают у завоеванных.
В 882 году только одно племя южнее волоков из Ловати в Днепр платило Олегу – поляне. Остальные племенные союзы жили сами по себе (волыняне и дулебы, например) или платили дань хазарам. Олег сказал радимичам и северянам: «Не дайте хазарам, но мне дайте». Трудно сказать, в какой степени добровольно, но радимичи и северяне стали платить дань Олегу. Древлян Олег тоже заставил платить себе дань. Он пытался заставить платить дань еще уличей и тиверцев, но они воевали с Олегом и платить дань не захотели.
Сегодня мы называем Русью всю территорию, на которой обитали племена восточных славян. Это справедливо не для любой эпохи. Известно время, когда последнее восточнославянское племя – вятичи начали платить дань Киеву. Это 964 год. С этих пор уже все восточнославянские племена подчинялись киевскому князю и входили в Древнерусское государство. А во времена Олега только шесть племенных союзов из двенадцати входили в Русь, да и то непрочно.
Летопись говорит о том, что Олег «примучил» радимичей и что они платили ему дань. А под 984 годом, уже в эпоху князя Владимира, сообщается о покорении радимичей киевским воеводой по кличке Волчий Хвост.
В 911 году Вещий Олег умер. Летопись сообщает о его смерти красивую сказку, использованную А. С. Пушкиным в «Песне о вещем Олеге». Якобы язычники-волхвы предсказали Олегу смерть от собственного коня. Олег немедленно расстался с конем и лишь через четыре года о нем вспомнил. Конь, как оказалось, давно умер. Тут Олег и захотел посмеяться над волхвами, да напрасно:
Так ли было, или легенда про волхвов придумана позже – захотелось связать смерть Вещего Олега с чем-то эдаким… мистическим… не знаю.
Из мертвой главы гробовая змея,
Шипя, между тем выползала.
Как черная лента вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Во всяком случае, скончался Олег в 911 году. А в 913 году древляне отказались платить дань Киеву, пришлось их «примучивать» еще раз. К 940-м годам уличи начали платить Киеву дань – завоевал их воевода Свенельд, по легенде, служивший еще Рюрику.
Но в 945 году снова восстали древляне. По словам летописи, виноват в этом был сам князь Игорь больше всех. Дружина, если верить летописцу, сказала князю: «Отроки Свенельда изоделися оружием и одеждой, а мы наги…» «Отроки Свенельда» – это, понятно, дружина Свенельда – награбили у уличей, а воинам Игоря завидно. Немного менее понятно насчет наготы… Всего год назад, в 944 году, Игорь получил огромную дань в Византии, какая уж там нагота. В общем, классическое: «братва голодает…».
Но Игорь послушался соратников – то ли самого обуяла жадность, то ли слишком был зависим от дружины. В результате Игорь с дружиной крепко пособирал дань в столице древлян, в Искоростене. Порой не обходилось и без насилия. «Изодевшись» награбленным оружием и одеждой, дружина возвращалась в Киев. Сам же Игорь решил вернуться еще раз с «малой дружиной». Видимо, самому Игорю было еще мало, а ведь если собирает дань малая дружина, каждому больше достанется.
Тут-то и лопнуло терпение у древлян, и они во главе со своим князем Малом сказали: «Если повадится волк по овцы, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот, если не убьем его, всех нас погубит». Древляне наклонили два дерева, привязали каждую ногу князя Игоря к деревьям и отпустили. Князя разорвало надвое.
Древляне же решили поженить овдовевшую княгиню Ольгу и своего князя Мала, послали к ней сватов. А что? Вполне разумный поступок по понятиям родового общества. Даже некоторая справедливость: мы твоего мужа убили, но против тебя лично ничего не имеем, дадим тебе нового мужа, даже получше.
Месть Ольги древлянам стала одним из самых ярких эпизодов в истории Древней Руси. Пересказывать эту историю не хочется. Во-первых, сюжет Ольгиной мести легко найти в любой книге о Древней Руси: у Карамзина, Соловьева, Рыбакова [5; 6; 8], даже в хорошем школьном учебнике [2. C. 27–28].
Во-вторых, эта история красочно описана во множестве художественных произведений; лучше всего, пожалуй, у Веры Пановой [48. С. 18–30]. Жаль, что повести В. Пановой о Древней Руси почти забыты.
В-третьих, рассказывать еще раз эту историю мне просто неприятно: уж чего только не проделывала озверевшая Ольга с послами Мала и со всеми древлянами: послов-сватов и живьем сжигали, и живыми закапывали. Древлян резали и топили в реках сотнями, Искоростень сожгли дотла, кровь текла ручьями на погребальном кургане Игоря.
Наверное, это очень назидательная история и для людей родового общества – вот как надо мстить, и для всей эпохи патриархальной семьи – как пример супружеской любви и верности. Да еще и выраженный в такой простой, не требующей особых размышлений форме.
Что характерно: летописец откровенно восхищается зверством Ольги, ее жестокостью, коварством, упорством в пролитии крови. Есть в этом и мужское удовольствие при виде супружеских качеств Ольги (она осталась одна до конца своих дней), и демонстрация могущества, жестокости Древнерусского государства.
На заре всех государств племенную вольницу приходится ломать, силой и страхом заставлять вчера еще вольных людей признавать дисциплину, нести повинности, подчиняться. Отсюда чудовищная жестокость наказаний, совершенно чрезмерные кары за малейшее нарушение требований государства. Есть в этом описании согласие с принципом кровной мести. Убили «они» «нашего»? Необходимо перебить побольше «ихних», – чтобы знали и в другой раз боялись. Все это в летописи есть.
Но имеется в восторгах летописца и некое противоречие… Потому что незадолго до описания мести Ольги есть и рассказ о хороших полянах, которые, по его мнению, имели обычаи красивые и правильные. Поляне противопоставляются гадким диким древлянам, которые жили «звериным обычаем», умыкали жен во время плясок, а самое ужасное – не хотели носить сапог из кожи. Вы себе таки представляете? Кожи у них в земле сколько угодно, а они сапог шить не хотят, ходят в лаптях!
Описание «звериных обычаев» и дикости древлян после живописаний Ольгиной мести выглядит особенно комично. Русская православная церковь канонизировала святую Равноапостольную Ольгу как одну из первых распространителей христианства на Руси. Как сочетается святость с кровной местью, с закопанными живьем послами – трудно объяснить.
Из летописи легко вывести подтверждение – дань не имела четкого размера, брали «сколько получится».
А кроме того, получается – ведь летописец вовсе не считает древлян дорогими сородичами! Древляне для него – это вовсе не «мы», это «они». Наряду с печенегами и византийцами.
Действительно, кто сказал, что на заре Руси все племена считали себя русью? Древляне так вовсе не считали. Тем более не считали уличи и тиверцы, воевавшие с Олегом и Игорем, тем более не считали вятичи, «примученные» только Святославом.[22]
До 964 года южнее волоков из Ловати в Днепр Русь тянулась узкой полосой вдоль Днепра – по обеим сторонам пути из варяг в греки. А на приличном расстоянии от Днепра никакой Руси не было и в помине.
Византийский император Константин Багрянородный в Х веке писал, что лишь киевский регион назывался Русью. Все остальное являлось «окраиной Руси» (exo Rossia), состоящей из славянских племен, которые платили дань киевскому князю» [35. С. 39].
На картах 3 и 4 как раз видно – как целых сто лет увеличивалась Русь, прирастала вольными племенами.
Дата призвания Рюрика – 862 год – условная дата начала Руси. Но даже и 882-й, год объединения пути из варяг в греки Олегом, – тоже очень условная дата.
От грабежей – к управлению
На середину Х века приходится очень значительный поворот в истории Древней Руси.
Во-первых, на Руси появляются первые князья со славянскими, а не с варяжскими, именами: Святослав и Владимир.
Во-вторых, династия Рюрика заканчивает завоевание всей Руси – при Святославе. Теперь Русь – это действительно все славянские племена и многие финноугорские.
В-третьих, устанавливается регулярное обложение подданных налогами. Ольга установила «уроки» – то есть размер дани. Раньше брали, сколько могли взять, – как Игорь в Искоростене например. Теперь дань, отбираемая у побежденных, плавно переходит в налог, взимаемый с подданных.
В-четвертых, изменяются отношения Руси с Византией.
В 957 году Ольга впервые едет в Константинополь, где принимает крещение. И не просто так себе принимает: ее крестным отцом становится сам император!
В 967 году начинаются вторжения Святослава в Византию, его попытки основать на Дунае новый город Переслав, завоевать земли южных славян и создать с ними единое государство.
Попытки оказались неудачны, но ведь изменяется сам характер войны. Олег и Игорь устраивали разбойничьи набеги, Святослав пытается вести регулярную войну, основывать города, расширять державу потомков Рюрика. Другой совершенно масштаб.
Так же масштабно действует и сын Святослава Владимир. Крестил Русь? Да, но на каких условиях крестил! В 988 году Владимир захватывает Херсонес, который русские называют Корсунью. Захватил и направил императорам Византии Константину и Василию такое вот вежливое письмецо: «Слышал, что имеете сестру девицу. Если не отдадите ее за меня, то сделаю столице вашей то, что сему городу сделал».
Ну что ж… честное предупреждение. Герои «Крестного отца» называют такого рода послания «предложение, от которого невозможно отказаться». Императоры и не отказались… Наверное, они очень хорошо представляли себе возможные последствия, если откажутся. Императоры только просили Владимира приехать в Константинополь – мол, надо же познакомиться с дорогими будущими родственниками. И обвенчаться в Софийском соборе будет совсем даже неплохо…
Вот на эти предложения Владимир ответил категорическим отказом! Он потребовал (хотя и в вежливой форме) доставить царевну Анну в Херсонес. Что и было сделано, после чего Владимир крестился, получив в крещении христианское имя Василий. Он женился на Анне по христианскому обряду, но сохранил при этом выводок других жен, с которыми был женат по обряду языческому или вообще не утруждал себя формальностями.
Историки давно считают, что Владимир действовал так вовсе не из самодурства и не из природной жестокости. Он делал важное государственное дело: поставил периферийную дикую Русь на равных с громадной и древней Византийской империей.
Его отец Святослав вел с Византией большую серьезную войну – не устраивал разбойничий набег за добычей, как дедушка Игорь, а воевал уже всерьез. И все-таки Святослав оставался варваром, вторгшимся в пределы империи. Мало ли их было, варваров? Гунны, авары, готы, гепиды, печенеги… Ну еще один варварский царек. Славяне даже завоевали часть имперских земель и поселились на них навсегда. А потом тюркское племя болгар прочно завоевало часть отхваченных славянами земель и устроило на них свое государство.
Бабушка Ольга крестилась, но даже при том, что крестным отцом Ольги был император, получалось – Византия главнее и важнее. Византия дает, а Русь принимает христианство. Этот нюанс прекрасно был понятен современникам, и Византия совершенно откровенно требовала от Ольги подарков, услуг, знаков внимания.
Владимир хочет крестить Русь. Но если он попросит Константинополь об этой маленькой услуге, – Византия будет попросту считать его своим вассалом, неравным союзником. Русь будет должна за крещение не только при Владимире, а, пожалуй, еще несколько поколений.
Ну, так Владимир не просто крестил Русь, он сделал это при таких обстоятельствах, чтобы сама мысль о зависимости не могла бы прийти в голову. Приставил нож к горлу священнику и вежливо так просит: «Батюшка, окрестите меня!»
С конца Х века прежний разбойничий порядок даже не то что исчезает… Он скорее делается частью более широкого государственного порядка на Руси. Дань собирается, собранное продается в Византию, но на престоле сидят люди со славянскими именами, и они уже не считают Южную Русь своей добычей. Сама же Русь становится частью христианского мира, и притом вовсе не подчиняется Византии.
988 год сияет в русской истории как дата крещения Руси…
Позволю себе считать этот год годом, когда Русь окончательно перестала быть торговой факторией Византии.
Во-первых, на Руси появляются первые князья со славянскими, а не с варяжскими, именами: Святослав и Владимир.
Во-вторых, династия Рюрика заканчивает завоевание всей Руси – при Святославе. Теперь Русь – это действительно все славянские племена и многие финноугорские.
В-третьих, устанавливается регулярное обложение подданных налогами. Ольга установила «уроки» – то есть размер дани. Раньше брали, сколько могли взять, – как Игорь в Искоростене например. Теперь дань, отбираемая у побежденных, плавно переходит в налог, взимаемый с подданных.
В-четвертых, изменяются отношения Руси с Византией.
В 957 году Ольга впервые едет в Константинополь, где принимает крещение. И не просто так себе принимает: ее крестным отцом становится сам император!
В 967 году начинаются вторжения Святослава в Византию, его попытки основать на Дунае новый город Переслав, завоевать земли южных славян и создать с ними единое государство.
Попытки оказались неудачны, но ведь изменяется сам характер войны. Олег и Игорь устраивали разбойничьи набеги, Святослав пытается вести регулярную войну, основывать города, расширять державу потомков Рюрика. Другой совершенно масштаб.
Так же масштабно действует и сын Святослава Владимир. Крестил Русь? Да, но на каких условиях крестил! В 988 году Владимир захватывает Херсонес, который русские называют Корсунью. Захватил и направил императорам Византии Константину и Василию такое вот вежливое письмецо: «Слышал, что имеете сестру девицу. Если не отдадите ее за меня, то сделаю столице вашей то, что сему городу сделал».
Ну что ж… честное предупреждение. Герои «Крестного отца» называют такого рода послания «предложение, от которого невозможно отказаться». Императоры и не отказались… Наверное, они очень хорошо представляли себе возможные последствия, если откажутся. Императоры только просили Владимира приехать в Константинополь – мол, надо же познакомиться с дорогими будущими родственниками. И обвенчаться в Софийском соборе будет совсем даже неплохо…
Вот на эти предложения Владимир ответил категорическим отказом! Он потребовал (хотя и в вежливой форме) доставить царевну Анну в Херсонес. Что и было сделано, после чего Владимир крестился, получив в крещении христианское имя Василий. Он женился на Анне по христианскому обряду, но сохранил при этом выводок других жен, с которыми был женат по обряду языческому или вообще не утруждал себя формальностями.
Историки давно считают, что Владимир действовал так вовсе не из самодурства и не из природной жестокости. Он делал важное государственное дело: поставил периферийную дикую Русь на равных с громадной и древней Византийской империей.
Его отец Святослав вел с Византией большую серьезную войну – не устраивал разбойничий набег за добычей, как дедушка Игорь, а воевал уже всерьез. И все-таки Святослав оставался варваром, вторгшимся в пределы империи. Мало ли их было, варваров? Гунны, авары, готы, гепиды, печенеги… Ну еще один варварский царек. Славяне даже завоевали часть имперских земель и поселились на них навсегда. А потом тюркское племя болгар прочно завоевало часть отхваченных славянами земель и устроило на них свое государство.
Бабушка Ольга крестилась, но даже при том, что крестным отцом Ольги был император, получалось – Византия главнее и важнее. Византия дает, а Русь принимает христианство. Этот нюанс прекрасно был понятен современникам, и Византия совершенно откровенно требовала от Ольги подарков, услуг, знаков внимания.
Владимир хочет крестить Русь. Но если он попросит Константинополь об этой маленькой услуге, – Византия будет попросту считать его своим вассалом, неравным союзником. Русь будет должна за крещение не только при Владимире, а, пожалуй, еще несколько поколений.
Ну, так Владимир не просто крестил Русь, он сделал это при таких обстоятельствах, чтобы сама мысль о зависимости не могла бы прийти в голову. Приставил нож к горлу священнику и вежливо так просит: «Батюшка, окрестите меня!»
С конца Х века прежний разбойничий порядок даже не то что исчезает… Он скорее делается частью более широкого государственного порядка на Руси. Дань собирается, собранное продается в Византию, но на престоле сидят люди со славянскими именами, и они уже не считают Южную Русь своей добычей. Сама же Русь становится частью христианского мира, и притом вовсе не подчиняется Византии.
988 год сияет в русской истории как дата крещения Руси…
Позволю себе считать этот год годом, когда Русь окончательно перестала быть торговой факторией Византии.
Глава 7
Две Руси
Две части одной страны
Разумеется, Северная Русь тоже платила дань. Словене, кривичи, меря платили дань… Но платили в совершенно другой форме, чем это делалось на юге. Не проходило полюдье, не ездили по городам и весям вооруженные дружинники, не выколачивали из населения все, что можно продать в Византии. На Севере не доходили до отчаяния, не убивали князей, возвращавшихся за новой порцией дани.
Северная Русь платила князьям, платила много – две тысячи гривен, то есть 400 килограммов серебра в год. Огромная сумма даже для наших времен. Но на Севере давно уже дань стала обычнейшим налогом, а не ограблением побежденного. На что имелись сразу две причины: моральная и материальная.
Моральная состояла в том, что именно Северная Русь призвала династию Рюрика. Считать Рюриковичей своими князьями по выбору имели право четыре племенных союза – два славянских (словене ильменские и кривичи), два финноугорских (весь и чудь). Но ведь и князья из династии Рюрика считали эти племенные союзы самыми «своими» и самыми надежными.
Судя по многим признакам, князья Древнерусского государства относились к Северной Руси примерно так же, как французские короли относились к Иль-де-Франсу – буквально «острову французов». На этой небольшой территории сложились и французский этнос, и французская государственность. Отсюда Франция постепенно расползалась, завоевывала сначала совсем родственные Овернь и Шампань, потом более далекие Лангедок и Прованс, совсем чуждую французам кельтскую Бретань…
Материальная причина состояла в том, что волочить через волоки собранную дань было трудно, дорого, да к тому же и не очень надо. Ведь из Новгорода и Ладоги водные, удобные пути вели на запад, в Данию и Германию, во Францию и Британию, в Скандинавию и в земли фризов, будущую Голландию. Зачем долго и трудно везти в Византию, если сбыть можно и поближе, а князю отдать серебром? Так и удобнее, и легче, и выгоднее – ведь если отдавать шкурки бобра или куницы, то учитывается их стоимость на Руси… Низкая стоимость. Князь все равно загонит шкурку в Константинополь и получит другую цену, высокую; разница пойдет, конечно, князю.
Если продать те же шкурки в Дании, а князю отдать серебро… Тогда, конечно же, часть серебра останется в руках предприимчивого человека. Разницу тогда получит он и все те, с чьей помощью он будет доставлять шкурки в Данию. В результате часть жителей Севера станут гребцами на кораблях, корабелами, купцами, писцами, кузнецами, выковывающими якоря. И так далее, и тому подобное.
Конечно, две тысячи гривен доставлялись в Киев не обязательно в виде слитков серебра и монет. Какие-то ценности имели свою товарную стоимость, и притом в Киеве совсем другую, чем в Константинополе. Можно было отдавать товар в счет денег – во все Средневековье это была обычнейшая практика.
Но все же Север по-другому платил дань, и это совершенно принципиально. Учтем еще и северный тип ведения хозяйства… Богатство Новгорода более стабильно. Оно держалось на внутренних источниках, а не на полюдье и поборах.
Вот и получается, что Северная и Южная Русь – это не только самостоятельные центры государственности, из слияния которых и родилось Древнерусское государство. Это области с разной экономикой, разными типами общественных отношений, разными способами управления. Даже княжеская власть проявляется по-разному в этих двух областях.
Северная Русь имела экономику более свободную, более гибкую, более сложную, чем Южная. Северная Русь была независимее и активнее. Северная Русь развивалась без таких рывков и крутых поворотов, как Южная.
В истории бывали и другие государства, состоявшие из разных исторических областей. Самый известный пример – Древний Египет, фараон в котором даже на троне сидел в особой шапке-тиаре. Одна половина тиары была красная, другая – белая. Одна символизировала Верхний Египет, узкую долину Нила, зажатую между песков. Другая половина символизировала Нижний Египет, дельту Нила с ее пастбищами и стадами.
У русских IX–XIII веков не было особых сомнений в том, что их страна состоит из двух разных частей, с разной природой и с разными условиями жизни.
Какая из этих двух частей «главнее»? Как-то всегда полагалось считать, что «главнее» южная часть. Так считалось в Российской империи, так (и даже с большей уверенностью и силой) считалось в СССР. Но так считали далеко не все на Древней Руси.
Северная Русь платила князьям, платила много – две тысячи гривен, то есть 400 килограммов серебра в год. Огромная сумма даже для наших времен. Но на Севере давно уже дань стала обычнейшим налогом, а не ограблением побежденного. На что имелись сразу две причины: моральная и материальная.
Моральная состояла в том, что именно Северная Русь призвала династию Рюрика. Считать Рюриковичей своими князьями по выбору имели право четыре племенных союза – два славянских (словене ильменские и кривичи), два финноугорских (весь и чудь). Но ведь и князья из династии Рюрика считали эти племенные союзы самыми «своими» и самыми надежными.
Судя по многим признакам, князья Древнерусского государства относились к Северной Руси примерно так же, как французские короли относились к Иль-де-Франсу – буквально «острову французов». На этой небольшой территории сложились и французский этнос, и французская государственность. Отсюда Франция постепенно расползалась, завоевывала сначала совсем родственные Овернь и Шампань, потом более далекие Лангедок и Прованс, совсем чуждую французам кельтскую Бретань…
Материальная причина состояла в том, что волочить через волоки собранную дань было трудно, дорого, да к тому же и не очень надо. Ведь из Новгорода и Ладоги водные, удобные пути вели на запад, в Данию и Германию, во Францию и Британию, в Скандинавию и в земли фризов, будущую Голландию. Зачем долго и трудно везти в Византию, если сбыть можно и поближе, а князю отдать серебром? Так и удобнее, и легче, и выгоднее – ведь если отдавать шкурки бобра или куницы, то учитывается их стоимость на Руси… Низкая стоимость. Князь все равно загонит шкурку в Константинополь и получит другую цену, высокую; разница пойдет, конечно, князю.
Если продать те же шкурки в Дании, а князю отдать серебро… Тогда, конечно же, часть серебра останется в руках предприимчивого человека. Разницу тогда получит он и все те, с чьей помощью он будет доставлять шкурки в Данию. В результате часть жителей Севера станут гребцами на кораблях, корабелами, купцами, писцами, кузнецами, выковывающими якоря. И так далее, и тому подобное.
Конечно, две тысячи гривен доставлялись в Киев не обязательно в виде слитков серебра и монет. Какие-то ценности имели свою товарную стоимость, и притом в Киеве совсем другую, чем в Константинополе. Можно было отдавать товар в счет денег – во все Средневековье это была обычнейшая практика.
Но все же Север по-другому платил дань, и это совершенно принципиально. Учтем еще и северный тип ведения хозяйства… Богатство Новгорода более стабильно. Оно держалось на внутренних источниках, а не на полюдье и поборах.
Вот и получается, что Северная и Южная Русь – это не только самостоятельные центры государственности, из слияния которых и родилось Древнерусское государство. Это области с разной экономикой, разными типами общественных отношений, разными способами управления. Даже княжеская власть проявляется по-разному в этих двух областях.
Северная Русь имела экономику более свободную, более гибкую, более сложную, чем Южная. Северная Русь была независимее и активнее. Северная Русь развивалась без таких рывков и крутых поворотов, как Южная.
В истории бывали и другие государства, состоявшие из разных исторических областей. Самый известный пример – Древний Египет, фараон в котором даже на троне сидел в особой шапке-тиаре. Одна половина тиары была красная, другая – белая. Одна символизировала Верхний Египет, узкую долину Нила, зажатую между песков. Другая половина символизировала Нижний Египет, дельту Нила с ее пастбищами и стадами.
У русских IX–XIII веков не было особых сомнений в том, что их страна состоит из двух разных частей, с разной природой и с разными условиями жизни.
Какая из этих двух частей «главнее»? Как-то всегда полагалось считать, что «главнее» южная часть. Так считалось в Российской империи, так (и даже с большей уверенностью и силой) считалось в СССР. Но так считали далеко не все на Древней Руси.
Две столицы
Свита играет короля, а столица представляет всю страну – старые истины. Киев и Новгород – два самых крупных, самых значительных, самых богатых и сильных русских города IX–XIII веков. Каждый из них воплощает «свою» часть Руси, северную и южную. По облику этих городов можно судить и о странах.
Читая учебники по истории, легко сделать вывод, что Киев был город огромный и замечательный, а Новгород – так себе, один из важных, значительных русских городов… Но очень, очень уступает Киеву во всех отношениях.
Но такой вывод был бы глубоко несправедливым.
Новгород IX–XIII веков практически не уступает Киеву размерами, богатством, численностью населения и красотой. Судите сами: население Киева в X–XI вв. – порядка 10–12 тысяч человек. Новгорода – 7–8 тысяч. Вполне сравнимые величины [49].
Если о богатстве… Киев был богаче в том смысле, что в нем жила княжеская династия.[23] Но в Новгороде гораздо больше богатств было сосредоточено в руках рядовых, «простых» людей. Богатства династии и высшей знати хранились не в Новгороде, а в Киеве. Но новгородец был богаче киевлянина. И не только в том смысле, что накопил больше богатств – новгородец лучше умел зарабатывать. Он был свободнее, самостоятельнее, активнее.
Город, столицу, характеризуют громадные и прекрасные архитектурные сооружения. Сравним два Софийских собора в Новгороде и в Киеве! Оба эти собора построены в откровенном подражании другому собору – храму Софии в Константинополе. Существует еще версия, что новгородцы собезьянничали с киевлян, попытались дотянуться до киевских образцов.
Насчет того, кто у кого обезьянничал… Стоял в Новгороде до конца Х века деревянный храм с тринадцатью главами. Главы церквей – это вообще типичный элемент именно русской церковной архитектуры, нигде больше этого нет.
Деревянная София в Новгороде сгорела в конце Х столетия. В Киеве Софийский собор завершен в 1037 году. Он «представляет собой 13-купольный пятинефный храм крестово-купольного типа, видоизмененного на основе традиций народного деревянного зодчества» [50. С. 137].
Простите… кто и у кого что собезьянил?
То есть вполне возможно, и новгородцы что-то заимствовали из Софии Киевской. Собор в Новгороде строился в 1045–1052 годах, готовый образец в Киеве был налицо. Но речь идет никак не о попытках одного города «примазаться» к славе главного храма другого. Ох, взаимно они обезьянили друг у друга, эти ревнивые киевляне и новгородцы!
Считается, что София Киевская намного больше Новгородской. Но сравним их размеры, раз так.
Размер основной части Софии Киевской – 47,7 × 54,6 метра; высота – 28,5 метра; диаметр купола – 7,7 метра.
Формирование госсударственной территории и древнейшие города Руси
а) восточнославянские племена; б) – неславянские племена; в) территория Славии (внешней Руси, не входившей во владения Рюриковичей); г) Внутренняя Русь, собственно Русская земля; д) границы Русского государства в конце IX века; е) границы Древнерусского государства в 70-е годы X века; ж) границы Волжской Болгарии к 980 г.; з) древнейшие русские города
Впечатляет! Но размеры основной части Софии Новгородской – 34,5 × 39,3 метра, высота храма – 30,8 метра, а диаметр купола – 6,1 метра [51. С. 250–251].
Читая учебники по истории, легко сделать вывод, что Киев был город огромный и замечательный, а Новгород – так себе, один из важных, значительных русских городов… Но очень, очень уступает Киеву во всех отношениях.
Но такой вывод был бы глубоко несправедливым.
Новгород IX–XIII веков практически не уступает Киеву размерами, богатством, численностью населения и красотой. Судите сами: население Киева в X–XI вв. – порядка 10–12 тысяч человек. Новгорода – 7–8 тысяч. Вполне сравнимые величины [49].
Если о богатстве… Киев был богаче в том смысле, что в нем жила княжеская династия.[23] Но в Новгороде гораздо больше богатств было сосредоточено в руках рядовых, «простых» людей. Богатства династии и высшей знати хранились не в Новгороде, а в Киеве. Но новгородец был богаче киевлянина. И не только в том смысле, что накопил больше богатств – новгородец лучше умел зарабатывать. Он был свободнее, самостоятельнее, активнее.
Город, столицу, характеризуют громадные и прекрасные архитектурные сооружения. Сравним два Софийских собора в Новгороде и в Киеве! Оба эти собора построены в откровенном подражании другому собору – храму Софии в Константинополе. Существует еще версия, что новгородцы собезьянничали с киевлян, попытались дотянуться до киевских образцов.
Насчет того, кто у кого обезьянничал… Стоял в Новгороде до конца Х века деревянный храм с тринадцатью главами. Главы церквей – это вообще типичный элемент именно русской церковной архитектуры, нигде больше этого нет.
Деревянная София в Новгороде сгорела в конце Х столетия. В Киеве Софийский собор завершен в 1037 году. Он «представляет собой 13-купольный пятинефный храм крестово-купольного типа, видоизмененного на основе традиций народного деревянного зодчества» [50. С. 137].
Простите… кто и у кого что собезьянил?
То есть вполне возможно, и новгородцы что-то заимствовали из Софии Киевской. Собор в Новгороде строился в 1045–1052 годах, готовый образец в Киеве был налицо. Но речь идет никак не о попытках одного города «примазаться» к славе главного храма другого. Ох, взаимно они обезьянили друг у друга, эти ревнивые киевляне и новгородцы!
Считается, что София Киевская намного больше Новгородской. Но сравним их размеры, раз так.
Размер основной части Софии Киевской – 47,7 × 54,6 метра; высота – 28,5 метра; диаметр купола – 7,7 метра.
а) восточнославянские племена; б) – неславянские племена; в) территория Славии (внешней Руси, не входившей во владения Рюриковичей); г) Внутренняя Русь, собственно Русская земля; д) границы Русского государства в конце IX века; е) границы Древнерусского государства в 70-е годы X века; ж) границы Волжской Болгарии к 980 г.; з) древнейшие русские города
Впечатляет! Но размеры основной части Софии Новгородской – 34,5 × 39,3 метра, высота храма – 30,8 метра, а диаметр купола – 6,1 метра [51. С. 250–251].