– Хорошо. Не переживай, я приму меры, честное слово. Я накажу Алису.
– Да уж, будь так добр! Ты вечно потакаешь Алисе, а я вынуждена вести себя как цербер какой-то или следователь ОГПУ![2] Скоро нам уезжать, а она до сих пор не явилась! У меня уже сердце колет…
Владимир смотрел на Корделию и не узнавал ее.
– О чем ты думаешь, Володя? Где ты витаешь? Вот и Алиса так же! Яблочко от яблони… Ладно. Пошла собираться.
Корделия распахнула шкаф и принялась перебирать одежду, аккуратно висящую на одинаковых плечиках. Хотелось надеть что-нибудь понарядней. Она выбрала три платья и положила их на кровать, встала перед большим, до пола, зеркалом и по очереди приложила их к себе. После недолгих раздумий Корделия остановилась на черном платье с лиловой вставкой. Она привезла его из Парижа. О! Какие воспоминания… И как красиво за ней ухаживал представитель французского телевидения!
Отогнав всплывшие некстати воспоминания, Корделия быстренько оделась и нанесла на лицо дежурный макияж. Гримерше останется лишь чуть-чуть поправить его перед выходом в эфир. Как ни старалась она успокоиться, ничего не выходило. И зачем только она ударила Алису? Как теперь наладить с ней отношения? Еще Корделию волновал вопрос, как это сделать, чтобы не уронить собственного достоинства.
Настроение было неважное, а это обязательно будет видно в эфире… Корделия попыталась натянуть на лицо обворожительную улыбку, но получилось у нее очень посредственно.
У Карлоса пропало ощущение времени. Он стоял у самого края воронки и пристально всматривался в темноту за ее пределами. Свет его фонаря частично поглощался стенками воронки, поэтому он мог видеть впереди всего лишь два-три метра пространства. Глаза привыкли к полумраку, и Карлос понял, что прямо напротив Кокона Велиара находится низкий коридор. Внезапно в этом коридоре стало светлее, и он увидел людей, идущих гуськом друг за другом. Впереди бежало странное животное, то ли кот, то ли собака, следом прошел молодой парень, за ним женщина в длинном балахоне, потом две девочки лет пятнадцати, шествие замыкал старик в старомодном сером костюме. Карлос громко крикнул, чтобы привлечь их внимание, но воронка глушила все звуки, как мокрый войлок. Свет чужого фонаря был виден еще некоторое время, потом стал слабее, и вот воронку опять окружила тьма.
Раздался громкий хлопок, все вокруг дернулось, покачнулось, черный туман поднялся с пола и заполнил все пространство воронки.
– Сейчас посмотрим, кого к нам занесло! – заржал йеруб.
Черный туман оседал потихоньку, видимость улучшилась, и Карлос разглядел существо, попавшее в ловушку. Понятно. Их соседом стал даркер, очень противное существо, которое порождает у взрослых и детей всякого рода страхи и фобии. У всех людей страх выглядит по-разному, поэтому и даркеры не похожи один на другого. Один может быть большим, размером со шкаф, другой маленьким, не больше игрушки. Кто-то из них бледен как мертвец, у кого-то все лицо поросло густой шерстью. Единственное, по чему безошибочно можно узнать даркера, это глаза. Глаза у них были одинаковые, пылающие ненавистью и большие, как плошки.
Попавшийся в ловушку даркер громко выл, но на стенки воронки не бросался, видимо был образованным. Потревоженная нечисть кружила вокруг нового пленника. Карлос отошел подальше. У многих таких тварей когти очень острые.
– Эй, как тебя там? – крикнул новичку йеруб. – Добро пожаловать в Кокон Велиара!
Даркер завыл еще громче. Туман осел, и Карлосу удалось разглядеть пришельца. Он был размером с человека, только значительно тоньше, на костлявых плечах болталась огромная, как тыква, голова, руки свисали гораздо ниже колен, примерно до середины тощих лодыжек. Глаза горели, как железнодорожные фонари, вишнево-красным светом, а во рту у него выстроились в два ряда острые, тонкие, как иголки, зубы. Бедный ребенок – тот, что придумал такого монстра! Одно хорошо, пусть теперь даркер посидит взаперти и перестанет мучить по ночам своего создателя.
Почему многие родители не обращают внимания, когда их чадо жалуется, что у него в шкафу (на антресолях, под кроватью) прячется монстр? Стандартный ответ такой – чудищ не бывает! Неужели люди начисто забывают, как сами были детьми?
Новоявленные диггеры один за другим продвигались по узкому темному туннелю так быстро, насколько это было возможно. Впечатление было такое, будто они идут внутри упавшей сто лет назад на землю старинной заводской трубы. Алиса даже развела руки, чтобы проверить ее диаметр, и коснулась пальцами обеих рук стенок коридора. А Швыр все время задевал макушкой потолок. Грызлов чуял, что заветный кабинет уже близко, – так хорошая охотничья собака чует на большом лугу перепелку.
– Быстрей, быстрей! – кричал домовой, то забегая вперед, то возвращаясь к шедшему впереди Швыру.
Но с некоторых пор движение стал тормозить Серебряков. Старый профессор начал задыхаться. Он хватал ртом тяжелый сырой воздух и шел с каждым шагом все медленнее, прижав левую руку к сердцу, а правой опираясь на кирпичную кладку. Сердце у него билось так, как будто пыталось вырваться из груди.
– Подождите меня! – Серебряков споткнулся на ровном месте и, падая, ткнулся плечом в стену.
Раздался страшный шум, – профессор исчез в образовавшейся трещине. Ветхий свод обрушился, лавина кирпичей, извести и пыли отрезала Серебрякова от его друзей.
– Вы живы, профессор? Отзовитесь! – услышал он как сквозь подушку приглушенный голос бабы Ванды.
К счастью, Серебряков оказался в полости, возникшей после обрушения потолка. От друзей его отделяла солидная гора кирпичных обломков.
– Я цел! Даже не ушибся! – крикнул он, задыхаясь и кашляя от пыли. – Только я ничего не вижу! Темнота полная! Я бы сказал, кромешная.
– Мы постараемся разобрать завал! – крикнула в небольшую черную дыру Алиса. – Держитесь, Вилен Стальевич! Мы быстро!
– И стойте на месте, профессор, никуда не двигайтесь! Свод очень непрочный! – предупредил Серебрякова Швыров. – Отойдите подальше, я ломиком сделаю проход.
– Хорошо, хорошо. Стою себе спокойненько и ничего не трогаю, – ответил Серебряков.
Завал оказался нешуточным. Швыр передал тетке светящегося скарабея, а сам некоторое время работал ломом, расширяя отверстие, потом взялся за кирпичи. Он брал их по одному, передавал Юле и Алисе, а девочки относили их подальше и складывали возле стенки. Грызлов все время тихо стенал, умоляя их поторопиться.
– Да мы и так из сил выбиваемся, не видишь, что ли? – прикрикнула на него баба Ванда, держа скарабея над головой работавших в поте лица подростков.
Домовой заскулил еще жалобнее. Баба Ванда поднесла скарабея поближе к Грызлову и сочувственно хмыкнула. Он окончательно трансформировался в кота, ни густых длинных бровей, ни кудлатой шерсти на голове не было и в помине. Типичная кошачья морда.
– Торопитесь! – воскликнул Грызлов, трагически заламывая руки.
– Ой, бедненький Разлай Мммма-кдональдович! Мы стараемся, стараемся! – тяжело дыша, сказала Юля. Она устала бегать с кирпичами от стенки к стенке.
В завале уже образовалась солидная брешь, и в ней показалось покрытое белой известковой пылью лицо профессора.
– Здесь позади меня большая трещина, а за ней какое-то гулкое помещение! – крикнул он спасателям. – Проход узкий, но пролезть можно.
Вскоре завал был расчищен, и тут с Грызловым произошло что-то невероятное! Казалось, еще немного, и он лопнет от радости. Сначала он сплясал лезгинку, подняв передние лапки на уровень плеч, а потом сообщил, что благодаря профессору они открыли тайный проход к владениям старого Брюса. С криком «все, кто меня любит, за мной» он нырнул в узкий лаз, за ним следом с трудом протиснулись все остальные. Потолок лаза находился всего сантиметрах в семидесяти от пола.
Они очутились в очень высоком белокаменном пятиугольном зале с высоким куполообразным потолком. В гладких стенах не было ни намека на двери или проходы, если не считать трещины, через которую они вошли в помещение.
Вся компания выстроилась спиной к пролому и с растерянным видом принялась рассматривать гладкие стены, сложенные из белого камня и расписанные фресками на манер египетских пирамид. Но вместо фараонов на них везде присутствовал Брюс: вот он ставит алхимический опыт за столом с ретортами. А тут запускает железных птиц… А здесь составляет из цветов фигуру девушки…
– Посмотрите на пол, – крикнула Алиса, – здесь что-то нарисовано! Это пентаграмма! Только плохо видно, еле-еле.
Домовой побежал трусцой по лучам пятиконечной звезды, принюхиваясь к ней так внимательно, что по дороге расчихался, и вернулся в исходную точку. На его кошачьей мордочке появилось выражение отчаяния.
– Может, мы не туда зашли? – засомневалась Алиса, разглядывая его с самым искренним сочувствием.
– Это здесь, я точно знаю! – горячо возразил домовой. – Я был здесь с бабушкой в тысяча восемьсот восемьдесят первом, двадцать восьмого февраля по старому стилю. Как сейчас помню, Достоевский Федор Михайлович помер в этот день. Вот только дверь куда-то делась! А ведь точно была. Ничего не понимаю… Заклятие я тут мощное чую.
Баба Ванда прошлась по кругу вдоль стен.
– Сейчас попробуем отыскать дверь, – сказала она напряженным голосом. – Миша, дай мне ломик. Железо нам поможет, его вся нечистая сила боится. Только дело это опасное, лучше не рисковать.
По приказу бабы Ванды все вернулись обратно в коридор, освободив круглый зал для магического эксперимента. Баба Ванда на глазах преобразилась – стала моложе и как будто выше ростом. Она сняла с головы платок, распустив по плечам густые темно-каштановые волосы, постелила его в середине комнаты четырехугольником и встала на него.
– На семи горах Сионских стоит велик столб каменный… – произнесла ворожея не своим, громким, ломким, звонким голосом, и высокий купол многократно усилил его звучание. – Приступая к двери сей, окружаю и в ширину и в глубину, утверждаю земной твердью, вызываю помощника отогнать демонскую силу от сей черты окруженной от еретика и волшебника. Утверждаю, где двери быти на камне Алатыре, ключ из моря вынимаю, замок в небе отмыкаю. Аминь, аминь, аминь! Рассыпься!
Баба Ванда по очереди ударила концом ломика по лучам пентаграммы, вернулась в ее центр и начала поворачиваться вокруг своей оси, держа железный прут в вытянутой руке. Несколько секунд ничего не происходило, и каждый из наблюдателей по-своему расстроился из-за этого, как вдруг на конце ломика возникло фиолетовое сияние.
Хлопнул разряд, синяя молния ударила в стену. И в ней возникла массивная дубовая дверь с толстыми железными скобами и огромным висячим замком, на котором красовались инициалы ЯБ. Яков Брюс оставил здесь автограф! Вот здорово! Следившие за Вандой через щель зрители принялись криками и телодвижениями выражать восторг. Особенно отличилось в этом, ясное дело, самое заинтересованное лицо, вернее кошачья мордочка, – Грызлов.
Баба Ванда положила ломик на пол и разрешила спутникам вернуться в помещение. А когда они по одному протиснулись в пятиугольный зал, отвесила им низкий поклон, как актриса, вышедшая на бис после удачно сыгранного спектакля.
– Вуаля! – сказала она, показывая рукой на дверь.
Все зааплодировали. Усиленный акустикой потолка звук был таким мощным, будто бы это били в ладоши несколько тысяч впавших в состояние эйфории фанатов Швыра…
Ниночка Водорябова ждала результатов своего колдовства. По ее расчетам выходило, что Малышкин давно уже должен был пасть к ее ногам, но этого все не происходило. Конечно, он стал очень мил с Ниночкой и видно было, что ее общество доставляет ему огромное удовольствие, но и только! А где предложение руки и сердца? В обеденный перерыв она отправилась к экстрасенсу Волховитинову, обещавшему помочь. Однако тот встретил ее холодно, покрутил носом и сказал, что денег не вернет и желает всего хорошего. Скандалить Водорябова не решилась, еще сглазит! Она повернулась, чтобы уйти, но колдун остановил ее и предложил купить старинную книгу за сравнительно небольшие деньги.
– Здесь написано о привороте все – от альфы до омеги, – заверил колдун.
Книгу она купила, даже толком не разглядев содержания, и вернулась на работу. Весь день Ниночка провела как на иголках. Она отвечала невпопад, путала все, и режиссер дважды за день делал ей замечания. Еле дождавшись вечера, она торопливо распрощалась с коллегами и рванула домой на такси.
Сумку она бросила в коридоре, забежала в комнату с книгой в руке и плюхнулась в кресло. Потом открыла вожделенные страницы. Да, написано было все, что надо. И Ниночка погрузилась в чтение. Звонил телефон, но она не отвечала, не до того было. Наконец она выбрала то, что нужно.
Водорябова, конечно, слышала о том, что приворот страшный грех и счастья потом не будет, но решила, что она будет исключением из правил и избежит неприятностей. На секунду Нина задумалась. А любит ли она Малышкина до такой степени, чтобы пойти на риск? Нет, пожалуй, не любит… Но перед глазами встало ненавистное лицо Корделии, и Ниночка отбросила прочь все сомнения.
Еле-еле она дождалась полуночи, потушила везде свет и зажгла одну восковую свечку. На белую тарелку без каймы положила аппетитные пирожные, купленные в буфете телецентра. Распустила волосы и надела чистую ночную рубашку. Потом поставила тарелку на пол у свечи, а сама опустилась на колени рядом и хрипловатым от неожиданного волнения голосом произнесла черный приворот.
– Во имя того, чье имя не говорят, встану я, красна девица, и пойду не путем, не дорогой, а заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место. Зеследера, Пореастона, Коржана, Ардуна, с пламенем палящим и с ключами кипучими, идите к добру молодцу и зажгите молодецкую голову, и белое лицо, и ретивое сердце, и не мог бы он без меня ни жить, ни быть, как белая рыба без воды, мертвое тело без души, малое дитя без матери. И сох бы он по мне, как сохнут от великого жару и от буйного ветру. Будьте мои слова крепче и лепче клею карлуку и тверже зеленого булату и каменю. Тут моим словам ключ и замок!
Ниночка почувствовала удивительную легкость. На секунду ей показалось, что в темной прихожей кто-то есть. Она не без страха вошла туда и включила свет. Невероятно, но в одном из углов темнота растаяла не сразу, а постепенно, как будто рассеялся густой черный туман.
Ниночка затушила и убрала свечу, подняла с пола и поставила на стол тарелку с пирожными. Завтра она угостит ими Владимира, и дело в шляпе. В книге написано, что на этот заговор не существует отворота. Так хорошо ей было, так спокойно, как бывает, когда проведешь длинный, бездельный день на пляже и к вечеру глаза слипаются сами собой и тело требует отдыха. Раздался звонок в дверь, и Нина подскочила на месте от неожиданности. Кого могло принести в такое время? Сердце подпрыгнуло в груди от радостного предчувствия. Это, конечно, Малышкин! А как же иначе! Она торопливо накинула на себя халатик и бросилась к двери. Но это был всего лишь сосед Саша.
– Извините! Я увидел свет у вас в окне, подумал, может, не спите? – Сосед переминался с ноги на ногу. – Сахарком не богаты? У меня кончился, а я как раз хотел чайку попить!
– Ну заходи, раз пришел, – не очень радушно сказала Нина…
Растерянные диггеры выстроились полукругом перед заговоренной дверью. Профессор Серебряков подошел к ней и подергал замок.
– Давно не открывали, – заметил он, – но на всякий замок найдется ключик!
– Дайте лучше я его ломиком, – сказал Швыр, поднимая инструмент с пола, – против лома нет приема…
Грызлов неодобрительно покачал головой.
– Эх, молодежь, молодежь… – сказал он печально. – Эта не та дверь и не тот замок, которые можно ломом взять. Они вторым заклятием заговорены.
– Кис, кис, кис, – поддразнил его Швыр. – Смотрите все, говорящий кот задом наперед!
– Весьма глупо, молодой человек! – с чувством собственного достоинства заявил Грызлов. – Грешно смеяться над больным домовым. Негуманно… – добавил он и, заложив руки за спину, отвернулся.
– Не ругайтесь, давайте жить дружно, – попросила их Алиса, а Юля ободряюще помахала Грызлову рукой.
Баба Ванда подошла к двери и положила обе ладони на замок.
– Положили замок, огородили каменным тыном, заперли каменной дверью, – сказала она тем же особенным голосом. – Иду за тридевять замков, несу тридевять ключов во единый ключ, во един замок. Отмыкаю и отпираю от востока до запада, от седьмого неба, и никакой птице не летывать без моего дозволенья. Откройся!
Но замок не шелохнулся. Баба Ванда повторила заклинание, – результат был тот же, а именно: никакого эффекта это заклинание не произвело вовсе. У ворожеи буквально опустились руки. Домовой сел на пол и тихонько заскулил. Несмотря на весь трагизм ситуации, все улыбнулись. Уж больно комичное впечатление производил скулящий по-собачьи кот. Все застыли в недоумении: возвращаться на поверхность, не открыв двери, нет никакого смысла. Что же делать? И тут Алису осенило!
– Я знаю, что делать! – воскликнула она с пылом. А когда все повернулись к ней, торопливо заговорила – Я так понимаю, что самый опытный маг среди нас– баба Ванда. Так? А мы, хотя и не маги, все же обладаем какой-то Силой…
Профессор Серебряков не дал ей договорить.
– Гениально! – крикнул он, интенсивно потирая ладони. – Я понял: речь идет о соединении наших магических потенциалов. А результирующая даст необходимую для преодоления заклятия мощность. Умная девочка! – В порыве благодарности профессор даже погладил ее по красной тюбетейке, и Алисе пришлось скромно потупиться.
– Получается как в сказке о репке! – воскликнула радостно Юля. – Там тоже была кошка. То есть, извините, Грызлов, – сказала она дернувшемуся, как от удара хлыстом, домовому, – я имела в виду собаку. Жучка ее звали…
По команде бабы Ванды все подошли к двери и положили руки на замок. Он был такой большой, что еще и место осталось. Швыру, Алисе, Юле пришлось встать на колени, между ними протиснулся дрожавший от возбуждения Грызлов с поднятыми вверх руками: впечатление было такое, будто он шел сдаваться. А поверх голов баба Ванда и Серебряков наложили на замок руки.
На этот раз заклинание произносили все вместе. С последним его словом дужка со страшным скрипом и лязгом выскочила из корпуса замка. Ура! Получилось! Баба Ванда попыталась вынуть замок из петель, но у нее ничего не вышло.
– Ну-ка, Мишенька, теперь можно и ломиком поработать, – попросила она племянника. – Видишь, заржавело все…
Швыр, орудуя железной занозой как рычагом, с усилием вынул замок из заржавевших ушек, потянул на себя дверь, и она отворилась неожиданно легко. Темнота за дверью была плотной, как черный бархат, и из нее доносились какие-то странные, похожие на бульканье, звуки…
Пригласив соседа в комнату, Ниночка Водорябова отправилась на кухню и насыпала в пакетик полчашки сахарного песка. При этом она на все лады ругала про себя своего бестолкового соседа Сашу! До чего некстати явился! Вернувшись, она сразу заметила, что на тарелке не хватает одного пирожного, а Саша причмокивает и облизывается.
– Я тут позволил себе угоститься, – виновато сказал он, – так вкусно пахнет, не удержался, извините. Я больше не буду.
Не успела Ниночка возмутиться, как с соседом стало происходить что-то странное. Глаза у него словно остекленели, рот раздвинулся в жутковатой сладострастной улыбке, и он рухнул перед Ниночкой на колени, крепко ухватив ее руками за лодыжки.
– Что ты делаешь?! Ты с ума сошел, что ли? – Ниночка попыталась вырваться, но сосед держал ее крепко.
– Нина, Ниночка! – кричал он с самым безумным видом. – Я люблю тебя, люблю страстно, безумно! Я жить без тебя не могу! Будь моей, дорогая!
– Отпусти меня сейчас же, идиот! – Водорябова с трудом освободилась от захвата.
Шаг за шагом она отходила назад, а сосед бойко передвигался за ней на коленях, норовя поцеловать край халата. Ниночка забежала за кресло, отгородилась им от Саши, но тот протянул к ней руки и заныл, как обиженный ребенок:
– Нина, умоляю, один поцелуй! Жить без тебя не могу, просто погибаю…
– Ай, – взвизгнула Ниночка, когда сосед попытался перемахнуть через кресло, – немедленно уходи!
Водорябова короткими перебежками добралась до телефона, и пока Саша вис у нее на коленях, набрала «02» и сообщила, что на нее напал маньяк.
Наряд милиции – трое пожилых, утомленных службой и жизнью ментов – приехал на удивление быстро. Стражи порядка с трудом скрутили впавшего в невменяемое состояние соседа. Ему заломили за спину руки, надели наручники и поволокли вон из квартиры. Саша все время оглядывался на Ниночку и кричал на весь подъезд:
– Не уводите меня! Нина, любовь моя, я вернусь!
– Он пьяный, что ли? – равнодушно спросил Нину сержант милиции, уходивший последним.
– Да откуда я знаю! – дернулась, как ошпаренная, Ниночка. – Главное – не выпускайте его. Он опасен для окружающих! – Она захлопнула дверь за милиционером, закрыла ее на замок и цепочку и вдобавок устроила в прихожей баррикаду из кресел и стульев.
Только после этого облегченно вздохнула, забралась в ванну и встала под холодный душ. Обычно это действовало освежающе, однако на этот раз легче не стало.
Нина легла спать в расчете на то, что утро вечера мудренее, но стоило погрузиться в дрему, как неведомая сила подбросила ее на постели. Она села и сильно сжала пальцами виски. Что же она натворила? Ситуация вышла из-под контроля! Кто мог ожидать такого оборота событий? И что теперь делать?
Остаток ночи Ниночка провела без сна. В конце концов встала, заварила себе крепкий кофе и несколько часов простояла возле кухонного окна, пока не стало совсем светло.
Баба Ванда решительным взмахом руки оборвала аплодисменты и заглянула в черный проем двери. А Грызлов прыгнул в него и пропал в темноте. По команде тетки Швыр поднял повыше скарабея, шагнул за порог, вслед за ним потянулись остальные.
Они оказались в очень большой палате неправильной ромбовидной формы. Это и был знаменитый тайный кабинет Брюса. Посередине сводчатого помещения стоял огромный стол со столешницей зеленоватого мрамора, заставленный старинными приборами непонятного назначения. На изъеденной кислотой поверхности стояли колбы, реторты, перегонные кубы и разнокалиберные банки-склянки. Некоторые из них были пустыми, а в других на дне виднелись цветные следы высохших жидкостей и препаратов. В углу располагалось удобное на вид покойное кожаное кресло, немного дальше письменный стол, у стены стояли секретер и странного вида софа, одна сторона которой выглядела как застывшая морская волна. Количество книг в многочисленных книжных шкафах, застывших вдоль стен, поражало воображение.
Баба Ванда подумала, что, пожалуй, здесь будет очень трудно отыскать главную книгу Брюса, если, конечно, он догадался спрятать ее в своей библиотеке, а не где-нибудь в другом месте.
Грызлов сосредоточенно и с шумом обнюхивал мебель, разыскивая вожделенный перстень. Домовой ни на кого не обращал внимания. Юля жалась к профессору и старалась от него не отходить.
Алиса направилась поближе к стеллажам, полностью закрывавшим все стены. На полках теснились банки толстого стекла, а в них были заспиртованы всевозможные уродцы и диковины. Сначала Алиса подумала, что ей кажется, но, присмотревшись, она увидела, что обитатели банок живы и смотрят на нее. Помаргивая, они следили за ее передвижениями. Пораженная Алиса помахала уродцам рукой, они тут же принялись активно махать в ответ. Так вот почему были слышны странные звуки! Жидкость булькала, когда узники пытались что-то сказать, и банки быстро наполнялись пузырьками.
– Смотрите! – закричала Алиса. – Они шевелятся, они живые!
К стеллажам подошел профессор, долго разглядывал экспонаты, потом с довольным видом кивнул.
– Спиритус универсале, – уверенно сказал он, – интереснейшая штука… А вы что скажете, Ванда?
– Да, это живая вода, – подтвердила ворожея, – посмотрите, вон в углу целая бутыль стоит, и ярлычок имеется… – А рядом на бутыли видите надпись «каменная вода»? Это значит «мертвая».
Внимание Швыра привлек совсем другой экспонат. Он положил скарабея на один из шкафов и направился в угол палаты. На невысоком постаменте стоял похожий на Железного Дровосека средневековый робот! На нем была металлическая юбка, голову покрывал металлический платок, а в клешнястых руках был зажат пустой поднос.
– Ого! – Профессор похлопал робота по плечу. – Это же знаменитая Железная Баба! Она прислуживала Брюсу за столом, он держал ее в своем поместье, хотя домочадцы дрожали от страха.
– А я думала, это легенда, – сказала Ванда.
Профессор был похож на ребенка, который попал в кладовую с вареньем. Он ощупывал железную куклу, а сам рассказывал о том, что слышал и читал по этому поводу. Оказывается, изучив живые организмы, Брюс научился создавать механические существа из подручных средств. Его современники рассказывали, что своими глазами видели железную бабу, которая умела ходить и говорить, но не имела души. Эта механическая горничная прислуживала Брюсу в лаборатории на Сухаревке, иногда граф отвозил ее в свое подмосковное поместье Глинки, где даже выпускал ее побродить по парку. Несколько раз она до смерти пугала крестьян, которые называли ее между собой «Яшкиной бабой». А после смерти Брюса среди его бумаг был найден искусно выполненный чертеж этого магического робота…
Алиса застыла перед коллекцией холодного оружия. И чего только здесь не было! Турецкие ятаганы и самурайские мечи, масайские кинжалы, мачете, томагавки, сабли и шпаги, изукрашенные потемневшими серебряными узорами. Небрежно прислоненная к стене, стояла трость из красного дерева с массивным набалдашником полированного серебра. Алиса взяла ее в руку. Трость оказалась очень тяжелой, но, что самое удивительное, была теплой, почти горячей на ощупь. Разглядывая трость, Алиса вспомнила, где ее видела. Подозвав Юлю, показала свою находку. И подруга сразу вспомнила:
– Ой, это же трость с портрета, который у профессора дома висит! Вот и углубление есть в набалдашнике. Вилен Стальевич, посмотрите, что мы нашли!
Серебряков благоговейно взял трость, и лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Она, голубушка! Кажется, это кипарис. А набалдашник из платины, а вовсе не из серебра, как я думал. Вот уж не предполагал, что такой знаменитый артефакт сохранился.
Неожиданно раздалась громкая барабанная дробь. Все обернулись на звук. Швыр сидел на полу по-турецки, зажав между ног обтянутый кожей и покрытый черно-красной росписью бочонок, и самозабвенно лупил по нему ладонями.
– Вот это звучание! – восхитился Швыр, отбивая какой-то негритянский ритм. – Ничего похожего никогда не слышал. Можно, я эту штуку себе возьму?
– Потом, пусть все остается на своих местах. Давайте ничего не будем трогать, пока не изучим обстановку, – сказал Серебряков, и добавил: – Во избежание непредвиденных последствий.
– Ищите перстень! – обиженно проворчал Грызлов. – Похоже, уже никто не помнит, зачем мы сюда пришли!
Отчаявшийся домовой в который раз обежал по периметру кабинет Брюса.
– Я чую, что он здесь, этот перстень. Куда же он запропастился? – сказал он тихонько и присел в уголке.
– Мы найдем его, Разлай Макдональдович, обязательно найдем! – постаралась утешить Юля. – Надо осмотреть все по очереди.
– Давайте разобьем кабинет на участки и поищем, – предложила Алиса.
Профессор распределил участки: Алисе достались полки с заспиртованными уродцами. Переходя от банки к банке, она заметила на крошечной ручке одного из них кольцо с гладким черным камнем.
– Вот он, перстень Гиппократа! – радостно закричала Алиса.
Домовой метнулся к полке, подпрыгнул и ловко смахнул лапой банку на пол. Брызнули во все стороны осколки, в кабинете остро запахло спиртом. В луже, образовавшейся на полу, с шумом отряхивался бледный, с огромными глазами крылатый уродец, то ли человечек, то ли маленький птеродактиль. А скорее и то и другое вместе взятое. Грызлов с рычанием вцепился зубами в перстень и с усилием стащил его с тонкой ручки чахлого создания. Издав победный клич, домовой кинулся вон, унося свое сокровище в темноту подземелья.
Уродец хотел было бежать за ним, но что-то его остановило. Оказалось, врожденная вежливость. Он сделал книксен и с чувством произнес:
– Спасибо за освобождение! Меня зовут Оссуарий, надеюсь, мы еще встретимся! А сейчас мне надо спешить, ведь я хранитель этого перстня!
Оссуарий расправил кожаные крылья, взмыл в воздух, сделал круг почета и спикировал в темень за дверью. Все в недоумении переглянулись.
– Ну и ну, – сказала баба Ванда, – какие мы воспитанные!
– Кто же он такой, этот Оссуарий? – спросила Алиса.
– Сказано тебе, хранитель перстня, – ответила Юля.
– Да я не об этом, я спрашиваю, что это за существо! – Алиса с надеждой посмотрела на Серебрякова, но тот ничего конкретного сказать не смог.
А баба Ванда предположила, что это гомункулус – человечек, полученный из яйца, снесенного петухом, и выращенный в колбе.
– Ничего себе ребеночек из пробирки! – засмеялся Швыров.
– Да уж, будь так добр! Ты вечно потакаешь Алисе, а я вынуждена вести себя как цербер какой-то или следователь ОГПУ![2] Скоро нам уезжать, а она до сих пор не явилась! У меня уже сердце колет…
Владимир смотрел на Корделию и не узнавал ее.
– О чем ты думаешь, Володя? Где ты витаешь? Вот и Алиса так же! Яблочко от яблони… Ладно. Пошла собираться.
Корделия распахнула шкаф и принялась перебирать одежду, аккуратно висящую на одинаковых плечиках. Хотелось надеть что-нибудь понарядней. Она выбрала три платья и положила их на кровать, встала перед большим, до пола, зеркалом и по очереди приложила их к себе. После недолгих раздумий Корделия остановилась на черном платье с лиловой вставкой. Она привезла его из Парижа. О! Какие воспоминания… И как красиво за ней ухаживал представитель французского телевидения!
Отогнав всплывшие некстати воспоминания, Корделия быстренько оделась и нанесла на лицо дежурный макияж. Гримерше останется лишь чуть-чуть поправить его перед выходом в эфир. Как ни старалась она успокоиться, ничего не выходило. И зачем только она ударила Алису? Как теперь наладить с ней отношения? Еще Корделию волновал вопрос, как это сделать, чтобы не уронить собственного достоинства.
Настроение было неважное, а это обязательно будет видно в эфире… Корделия попыталась натянуть на лицо обворожительную улыбку, но получилось у нее очень посредственно.
У Карлоса пропало ощущение времени. Он стоял у самого края воронки и пристально всматривался в темноту за ее пределами. Свет его фонаря частично поглощался стенками воронки, поэтому он мог видеть впереди всего лишь два-три метра пространства. Глаза привыкли к полумраку, и Карлос понял, что прямо напротив Кокона Велиара находится низкий коридор. Внезапно в этом коридоре стало светлее, и он увидел людей, идущих гуськом друг за другом. Впереди бежало странное животное, то ли кот, то ли собака, следом прошел молодой парень, за ним женщина в длинном балахоне, потом две девочки лет пятнадцати, шествие замыкал старик в старомодном сером костюме. Карлос громко крикнул, чтобы привлечь их внимание, но воронка глушила все звуки, как мокрый войлок. Свет чужого фонаря был виден еще некоторое время, потом стал слабее, и вот воронку опять окружила тьма.
Раздался громкий хлопок, все вокруг дернулось, покачнулось, черный туман поднялся с пола и заполнил все пространство воронки.
– Сейчас посмотрим, кого к нам занесло! – заржал йеруб.
Черный туман оседал потихоньку, видимость улучшилась, и Карлос разглядел существо, попавшее в ловушку. Понятно. Их соседом стал даркер, очень противное существо, которое порождает у взрослых и детей всякого рода страхи и фобии. У всех людей страх выглядит по-разному, поэтому и даркеры не похожи один на другого. Один может быть большим, размером со шкаф, другой маленьким, не больше игрушки. Кто-то из них бледен как мертвец, у кого-то все лицо поросло густой шерстью. Единственное, по чему безошибочно можно узнать даркера, это глаза. Глаза у них были одинаковые, пылающие ненавистью и большие, как плошки.
Попавшийся в ловушку даркер громко выл, но на стенки воронки не бросался, видимо был образованным. Потревоженная нечисть кружила вокруг нового пленника. Карлос отошел подальше. У многих таких тварей когти очень острые.
– Эй, как тебя там? – крикнул новичку йеруб. – Добро пожаловать в Кокон Велиара!
Даркер завыл еще громче. Туман осел, и Карлосу удалось разглядеть пришельца. Он был размером с человека, только значительно тоньше, на костлявых плечах болталась огромная, как тыква, голова, руки свисали гораздо ниже колен, примерно до середины тощих лодыжек. Глаза горели, как железнодорожные фонари, вишнево-красным светом, а во рту у него выстроились в два ряда острые, тонкие, как иголки, зубы. Бедный ребенок – тот, что придумал такого монстра! Одно хорошо, пусть теперь даркер посидит взаперти и перестанет мучить по ночам своего создателя.
Почему многие родители не обращают внимания, когда их чадо жалуется, что у него в шкафу (на антресолях, под кроватью) прячется монстр? Стандартный ответ такой – чудищ не бывает! Неужели люди начисто забывают, как сами были детьми?
Новоявленные диггеры один за другим продвигались по узкому темному туннелю так быстро, насколько это было возможно. Впечатление было такое, будто они идут внутри упавшей сто лет назад на землю старинной заводской трубы. Алиса даже развела руки, чтобы проверить ее диаметр, и коснулась пальцами обеих рук стенок коридора. А Швыр все время задевал макушкой потолок. Грызлов чуял, что заветный кабинет уже близко, – так хорошая охотничья собака чует на большом лугу перепелку.
– Быстрей, быстрей! – кричал домовой, то забегая вперед, то возвращаясь к шедшему впереди Швыру.
Но с некоторых пор движение стал тормозить Серебряков. Старый профессор начал задыхаться. Он хватал ртом тяжелый сырой воздух и шел с каждым шагом все медленнее, прижав левую руку к сердцу, а правой опираясь на кирпичную кладку. Сердце у него билось так, как будто пыталось вырваться из груди.
– Подождите меня! – Серебряков споткнулся на ровном месте и, падая, ткнулся плечом в стену.
Раздался страшный шум, – профессор исчез в образовавшейся трещине. Ветхий свод обрушился, лавина кирпичей, извести и пыли отрезала Серебрякова от его друзей.
– Вы живы, профессор? Отзовитесь! – услышал он как сквозь подушку приглушенный голос бабы Ванды.
К счастью, Серебряков оказался в полости, возникшей после обрушения потолка. От друзей его отделяла солидная гора кирпичных обломков.
– Я цел! Даже не ушибся! – крикнул он, задыхаясь и кашляя от пыли. – Только я ничего не вижу! Темнота полная! Я бы сказал, кромешная.
– Мы постараемся разобрать завал! – крикнула в небольшую черную дыру Алиса. – Держитесь, Вилен Стальевич! Мы быстро!
– И стойте на месте, профессор, никуда не двигайтесь! Свод очень непрочный! – предупредил Серебрякова Швыров. – Отойдите подальше, я ломиком сделаю проход.
– Хорошо, хорошо. Стою себе спокойненько и ничего не трогаю, – ответил Серебряков.
Завал оказался нешуточным. Швыр передал тетке светящегося скарабея, а сам некоторое время работал ломом, расширяя отверстие, потом взялся за кирпичи. Он брал их по одному, передавал Юле и Алисе, а девочки относили их подальше и складывали возле стенки. Грызлов все время тихо стенал, умоляя их поторопиться.
– Да мы и так из сил выбиваемся, не видишь, что ли? – прикрикнула на него баба Ванда, держа скарабея над головой работавших в поте лица подростков.
Домовой заскулил еще жалобнее. Баба Ванда поднесла скарабея поближе к Грызлову и сочувственно хмыкнула. Он окончательно трансформировался в кота, ни густых длинных бровей, ни кудлатой шерсти на голове не было и в помине. Типичная кошачья морда.
– Торопитесь! – воскликнул Грызлов, трагически заламывая руки.
– Ой, бедненький Разлай Мммма-кдональдович! Мы стараемся, стараемся! – тяжело дыша, сказала Юля. Она устала бегать с кирпичами от стенки к стенке.
В завале уже образовалась солидная брешь, и в ней показалось покрытое белой известковой пылью лицо профессора.
– Здесь позади меня большая трещина, а за ней какое-то гулкое помещение! – крикнул он спасателям. – Проход узкий, но пролезть можно.
Вскоре завал был расчищен, и тут с Грызловым произошло что-то невероятное! Казалось, еще немного, и он лопнет от радости. Сначала он сплясал лезгинку, подняв передние лапки на уровень плеч, а потом сообщил, что благодаря профессору они открыли тайный проход к владениям старого Брюса. С криком «все, кто меня любит, за мной» он нырнул в узкий лаз, за ним следом с трудом протиснулись все остальные. Потолок лаза находился всего сантиметрах в семидесяти от пола.
Они очутились в очень высоком белокаменном пятиугольном зале с высоким куполообразным потолком. В гладких стенах не было ни намека на двери или проходы, если не считать трещины, через которую они вошли в помещение.
Вся компания выстроилась спиной к пролому и с растерянным видом принялась рассматривать гладкие стены, сложенные из белого камня и расписанные фресками на манер египетских пирамид. Но вместо фараонов на них везде присутствовал Брюс: вот он ставит алхимический опыт за столом с ретортами. А тут запускает железных птиц… А здесь составляет из цветов фигуру девушки…
– Посмотрите на пол, – крикнула Алиса, – здесь что-то нарисовано! Это пентаграмма! Только плохо видно, еле-еле.
Домовой побежал трусцой по лучам пятиконечной звезды, принюхиваясь к ней так внимательно, что по дороге расчихался, и вернулся в исходную точку. На его кошачьей мордочке появилось выражение отчаяния.
– Может, мы не туда зашли? – засомневалась Алиса, разглядывая его с самым искренним сочувствием.
– Это здесь, я точно знаю! – горячо возразил домовой. – Я был здесь с бабушкой в тысяча восемьсот восемьдесят первом, двадцать восьмого февраля по старому стилю. Как сейчас помню, Достоевский Федор Михайлович помер в этот день. Вот только дверь куда-то делась! А ведь точно была. Ничего не понимаю… Заклятие я тут мощное чую.
Баба Ванда прошлась по кругу вдоль стен.
– Сейчас попробуем отыскать дверь, – сказала она напряженным голосом. – Миша, дай мне ломик. Железо нам поможет, его вся нечистая сила боится. Только дело это опасное, лучше не рисковать.
По приказу бабы Ванды все вернулись обратно в коридор, освободив круглый зал для магического эксперимента. Баба Ванда на глазах преобразилась – стала моложе и как будто выше ростом. Она сняла с головы платок, распустив по плечам густые темно-каштановые волосы, постелила его в середине комнаты четырехугольником и встала на него.
– На семи горах Сионских стоит велик столб каменный… – произнесла ворожея не своим, громким, ломким, звонким голосом, и высокий купол многократно усилил его звучание. – Приступая к двери сей, окружаю и в ширину и в глубину, утверждаю земной твердью, вызываю помощника отогнать демонскую силу от сей черты окруженной от еретика и волшебника. Утверждаю, где двери быти на камне Алатыре, ключ из моря вынимаю, замок в небе отмыкаю. Аминь, аминь, аминь! Рассыпься!
Баба Ванда по очереди ударила концом ломика по лучам пентаграммы, вернулась в ее центр и начала поворачиваться вокруг своей оси, держа железный прут в вытянутой руке. Несколько секунд ничего не происходило, и каждый из наблюдателей по-своему расстроился из-за этого, как вдруг на конце ломика возникло фиолетовое сияние.
Хлопнул разряд, синяя молния ударила в стену. И в ней возникла массивная дубовая дверь с толстыми железными скобами и огромным висячим замком, на котором красовались инициалы ЯБ. Яков Брюс оставил здесь автограф! Вот здорово! Следившие за Вандой через щель зрители принялись криками и телодвижениями выражать восторг. Особенно отличилось в этом, ясное дело, самое заинтересованное лицо, вернее кошачья мордочка, – Грызлов.
Баба Ванда положила ломик на пол и разрешила спутникам вернуться в помещение. А когда они по одному протиснулись в пятиугольный зал, отвесила им низкий поклон, как актриса, вышедшая на бис после удачно сыгранного спектакля.
– Вуаля! – сказала она, показывая рукой на дверь.
Все зааплодировали. Усиленный акустикой потолка звук был таким мощным, будто бы это били в ладоши несколько тысяч впавших в состояние эйфории фанатов Швыра…
Ниночка Водорябова ждала результатов своего колдовства. По ее расчетам выходило, что Малышкин давно уже должен был пасть к ее ногам, но этого все не происходило. Конечно, он стал очень мил с Ниночкой и видно было, что ее общество доставляет ему огромное удовольствие, но и только! А где предложение руки и сердца? В обеденный перерыв она отправилась к экстрасенсу Волховитинову, обещавшему помочь. Однако тот встретил ее холодно, покрутил носом и сказал, что денег не вернет и желает всего хорошего. Скандалить Водорябова не решилась, еще сглазит! Она повернулась, чтобы уйти, но колдун остановил ее и предложил купить старинную книгу за сравнительно небольшие деньги.
– Здесь написано о привороте все – от альфы до омеги, – заверил колдун.
Книгу она купила, даже толком не разглядев содержания, и вернулась на работу. Весь день Ниночка провела как на иголках. Она отвечала невпопад, путала все, и режиссер дважды за день делал ей замечания. Еле дождавшись вечера, она торопливо распрощалась с коллегами и рванула домой на такси.
Сумку она бросила в коридоре, забежала в комнату с книгой в руке и плюхнулась в кресло. Потом открыла вожделенные страницы. Да, написано было все, что надо. И Ниночка погрузилась в чтение. Звонил телефон, но она не отвечала, не до того было. Наконец она выбрала то, что нужно.
Водорябова, конечно, слышала о том, что приворот страшный грех и счастья потом не будет, но решила, что она будет исключением из правил и избежит неприятностей. На секунду Нина задумалась. А любит ли она Малышкина до такой степени, чтобы пойти на риск? Нет, пожалуй, не любит… Но перед глазами встало ненавистное лицо Корделии, и Ниночка отбросила прочь все сомнения.
Еле-еле она дождалась полуночи, потушила везде свет и зажгла одну восковую свечку. На белую тарелку без каймы положила аппетитные пирожные, купленные в буфете телецентра. Распустила волосы и надела чистую ночную рубашку. Потом поставила тарелку на пол у свечи, а сама опустилась на колени рядом и хрипловатым от неожиданного волнения голосом произнесла черный приворот.
– Во имя того, чье имя не говорят, встану я, красна девица, и пойду не путем, не дорогой, а заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место. Зеследера, Пореастона, Коржана, Ардуна, с пламенем палящим и с ключами кипучими, идите к добру молодцу и зажгите молодецкую голову, и белое лицо, и ретивое сердце, и не мог бы он без меня ни жить, ни быть, как белая рыба без воды, мертвое тело без души, малое дитя без матери. И сох бы он по мне, как сохнут от великого жару и от буйного ветру. Будьте мои слова крепче и лепче клею карлуку и тверже зеленого булату и каменю. Тут моим словам ключ и замок!
Ниночка почувствовала удивительную легкость. На секунду ей показалось, что в темной прихожей кто-то есть. Она не без страха вошла туда и включила свет. Невероятно, но в одном из углов темнота растаяла не сразу, а постепенно, как будто рассеялся густой черный туман.
Ниночка затушила и убрала свечу, подняла с пола и поставила на стол тарелку с пирожными. Завтра она угостит ими Владимира, и дело в шляпе. В книге написано, что на этот заговор не существует отворота. Так хорошо ей было, так спокойно, как бывает, когда проведешь длинный, бездельный день на пляже и к вечеру глаза слипаются сами собой и тело требует отдыха. Раздался звонок в дверь, и Нина подскочила на месте от неожиданности. Кого могло принести в такое время? Сердце подпрыгнуло в груди от радостного предчувствия. Это, конечно, Малышкин! А как же иначе! Она торопливо накинула на себя халатик и бросилась к двери. Но это был всего лишь сосед Саша.
– Извините! Я увидел свет у вас в окне, подумал, может, не спите? – Сосед переминался с ноги на ногу. – Сахарком не богаты? У меня кончился, а я как раз хотел чайку попить!
– Ну заходи, раз пришел, – не очень радушно сказала Нина…
Растерянные диггеры выстроились полукругом перед заговоренной дверью. Профессор Серебряков подошел к ней и подергал замок.
– Давно не открывали, – заметил он, – но на всякий замок найдется ключик!
– Дайте лучше я его ломиком, – сказал Швыр, поднимая инструмент с пола, – против лома нет приема…
Грызлов неодобрительно покачал головой.
– Эх, молодежь, молодежь… – сказал он печально. – Эта не та дверь и не тот замок, которые можно ломом взять. Они вторым заклятием заговорены.
– Кис, кис, кис, – поддразнил его Швыр. – Смотрите все, говорящий кот задом наперед!
– Весьма глупо, молодой человек! – с чувством собственного достоинства заявил Грызлов. – Грешно смеяться над больным домовым. Негуманно… – добавил он и, заложив руки за спину, отвернулся.
– Не ругайтесь, давайте жить дружно, – попросила их Алиса, а Юля ободряюще помахала Грызлову рукой.
Баба Ванда подошла к двери и положила обе ладони на замок.
– Положили замок, огородили каменным тыном, заперли каменной дверью, – сказала она тем же особенным голосом. – Иду за тридевять замков, несу тридевять ключов во единый ключ, во един замок. Отмыкаю и отпираю от востока до запада, от седьмого неба, и никакой птице не летывать без моего дозволенья. Откройся!
Но замок не шелохнулся. Баба Ванда повторила заклинание, – результат был тот же, а именно: никакого эффекта это заклинание не произвело вовсе. У ворожеи буквально опустились руки. Домовой сел на пол и тихонько заскулил. Несмотря на весь трагизм ситуации, все улыбнулись. Уж больно комичное впечатление производил скулящий по-собачьи кот. Все застыли в недоумении: возвращаться на поверхность, не открыв двери, нет никакого смысла. Что же делать? И тут Алису осенило!
– Я знаю, что делать! – воскликнула она с пылом. А когда все повернулись к ней, торопливо заговорила – Я так понимаю, что самый опытный маг среди нас– баба Ванда. Так? А мы, хотя и не маги, все же обладаем какой-то Силой…
Профессор Серебряков не дал ей договорить.
– Гениально! – крикнул он, интенсивно потирая ладони. – Я понял: речь идет о соединении наших магических потенциалов. А результирующая даст необходимую для преодоления заклятия мощность. Умная девочка! – В порыве благодарности профессор даже погладил ее по красной тюбетейке, и Алисе пришлось скромно потупиться.
– Получается как в сказке о репке! – воскликнула радостно Юля. – Там тоже была кошка. То есть, извините, Грызлов, – сказала она дернувшемуся, как от удара хлыстом, домовому, – я имела в виду собаку. Жучка ее звали…
По команде бабы Ванды все подошли к двери и положили руки на замок. Он был такой большой, что еще и место осталось. Швыру, Алисе, Юле пришлось встать на колени, между ними протиснулся дрожавший от возбуждения Грызлов с поднятыми вверх руками: впечатление было такое, будто он шел сдаваться. А поверх голов баба Ванда и Серебряков наложили на замок руки.
На этот раз заклинание произносили все вместе. С последним его словом дужка со страшным скрипом и лязгом выскочила из корпуса замка. Ура! Получилось! Баба Ванда попыталась вынуть замок из петель, но у нее ничего не вышло.
– Ну-ка, Мишенька, теперь можно и ломиком поработать, – попросила она племянника. – Видишь, заржавело все…
Швыр, орудуя железной занозой как рычагом, с усилием вынул замок из заржавевших ушек, потянул на себя дверь, и она отворилась неожиданно легко. Темнота за дверью была плотной, как черный бархат, и из нее доносились какие-то странные, похожие на бульканье, звуки…
Пригласив соседа в комнату, Ниночка Водорябова отправилась на кухню и насыпала в пакетик полчашки сахарного песка. При этом она на все лады ругала про себя своего бестолкового соседа Сашу! До чего некстати явился! Вернувшись, она сразу заметила, что на тарелке не хватает одного пирожного, а Саша причмокивает и облизывается.
– Я тут позволил себе угоститься, – виновато сказал он, – так вкусно пахнет, не удержался, извините. Я больше не буду.
Не успела Ниночка возмутиться, как с соседом стало происходить что-то странное. Глаза у него словно остекленели, рот раздвинулся в жутковатой сладострастной улыбке, и он рухнул перед Ниночкой на колени, крепко ухватив ее руками за лодыжки.
– Что ты делаешь?! Ты с ума сошел, что ли? – Ниночка попыталась вырваться, но сосед держал ее крепко.
– Нина, Ниночка! – кричал он с самым безумным видом. – Я люблю тебя, люблю страстно, безумно! Я жить без тебя не могу! Будь моей, дорогая!
– Отпусти меня сейчас же, идиот! – Водорябова с трудом освободилась от захвата.
Шаг за шагом она отходила назад, а сосед бойко передвигался за ней на коленях, норовя поцеловать край халата. Ниночка забежала за кресло, отгородилась им от Саши, но тот протянул к ней руки и заныл, как обиженный ребенок:
– Нина, умоляю, один поцелуй! Жить без тебя не могу, просто погибаю…
– Ай, – взвизгнула Ниночка, когда сосед попытался перемахнуть через кресло, – немедленно уходи!
Водорябова короткими перебежками добралась до телефона, и пока Саша вис у нее на коленях, набрала «02» и сообщила, что на нее напал маньяк.
Наряд милиции – трое пожилых, утомленных службой и жизнью ментов – приехал на удивление быстро. Стражи порядка с трудом скрутили впавшего в невменяемое состояние соседа. Ему заломили за спину руки, надели наручники и поволокли вон из квартиры. Саша все время оглядывался на Ниночку и кричал на весь подъезд:
– Не уводите меня! Нина, любовь моя, я вернусь!
– Он пьяный, что ли? – равнодушно спросил Нину сержант милиции, уходивший последним.
– Да откуда я знаю! – дернулась, как ошпаренная, Ниночка. – Главное – не выпускайте его. Он опасен для окружающих! – Она захлопнула дверь за милиционером, закрыла ее на замок и цепочку и вдобавок устроила в прихожей баррикаду из кресел и стульев.
Только после этого облегченно вздохнула, забралась в ванну и встала под холодный душ. Обычно это действовало освежающе, однако на этот раз легче не стало.
Нина легла спать в расчете на то, что утро вечера мудренее, но стоило погрузиться в дрему, как неведомая сила подбросила ее на постели. Она села и сильно сжала пальцами виски. Что же она натворила? Ситуация вышла из-под контроля! Кто мог ожидать такого оборота событий? И что теперь делать?
Остаток ночи Ниночка провела без сна. В конце концов встала, заварила себе крепкий кофе и несколько часов простояла возле кухонного окна, пока не стало совсем светло.
Баба Ванда решительным взмахом руки оборвала аплодисменты и заглянула в черный проем двери. А Грызлов прыгнул в него и пропал в темноте. По команде тетки Швыр поднял повыше скарабея, шагнул за порог, вслед за ним потянулись остальные.
Они оказались в очень большой палате неправильной ромбовидной формы. Это и был знаменитый тайный кабинет Брюса. Посередине сводчатого помещения стоял огромный стол со столешницей зеленоватого мрамора, заставленный старинными приборами непонятного назначения. На изъеденной кислотой поверхности стояли колбы, реторты, перегонные кубы и разнокалиберные банки-склянки. Некоторые из них были пустыми, а в других на дне виднелись цветные следы высохших жидкостей и препаратов. В углу располагалось удобное на вид покойное кожаное кресло, немного дальше письменный стол, у стены стояли секретер и странного вида софа, одна сторона которой выглядела как застывшая морская волна. Количество книг в многочисленных книжных шкафах, застывших вдоль стен, поражало воображение.
Баба Ванда подумала, что, пожалуй, здесь будет очень трудно отыскать главную книгу Брюса, если, конечно, он догадался спрятать ее в своей библиотеке, а не где-нибудь в другом месте.
Грызлов сосредоточенно и с шумом обнюхивал мебель, разыскивая вожделенный перстень. Домовой ни на кого не обращал внимания. Юля жалась к профессору и старалась от него не отходить.
Алиса направилась поближе к стеллажам, полностью закрывавшим все стены. На полках теснились банки толстого стекла, а в них были заспиртованы всевозможные уродцы и диковины. Сначала Алиса подумала, что ей кажется, но, присмотревшись, она увидела, что обитатели банок живы и смотрят на нее. Помаргивая, они следили за ее передвижениями. Пораженная Алиса помахала уродцам рукой, они тут же принялись активно махать в ответ. Так вот почему были слышны странные звуки! Жидкость булькала, когда узники пытались что-то сказать, и банки быстро наполнялись пузырьками.
– Смотрите! – закричала Алиса. – Они шевелятся, они живые!
К стеллажам подошел профессор, долго разглядывал экспонаты, потом с довольным видом кивнул.
– Спиритус универсале, – уверенно сказал он, – интереснейшая штука… А вы что скажете, Ванда?
– Да, это живая вода, – подтвердила ворожея, – посмотрите, вон в углу целая бутыль стоит, и ярлычок имеется… – А рядом на бутыли видите надпись «каменная вода»? Это значит «мертвая».
Внимание Швыра привлек совсем другой экспонат. Он положил скарабея на один из шкафов и направился в угол палаты. На невысоком постаменте стоял похожий на Железного Дровосека средневековый робот! На нем была металлическая юбка, голову покрывал металлический платок, а в клешнястых руках был зажат пустой поднос.
– Ого! – Профессор похлопал робота по плечу. – Это же знаменитая Железная Баба! Она прислуживала Брюсу за столом, он держал ее в своем поместье, хотя домочадцы дрожали от страха.
– А я думала, это легенда, – сказала Ванда.
Профессор был похож на ребенка, который попал в кладовую с вареньем. Он ощупывал железную куклу, а сам рассказывал о том, что слышал и читал по этому поводу. Оказывается, изучив живые организмы, Брюс научился создавать механические существа из подручных средств. Его современники рассказывали, что своими глазами видели железную бабу, которая умела ходить и говорить, но не имела души. Эта механическая горничная прислуживала Брюсу в лаборатории на Сухаревке, иногда граф отвозил ее в свое подмосковное поместье Глинки, где даже выпускал ее побродить по парку. Несколько раз она до смерти пугала крестьян, которые называли ее между собой «Яшкиной бабой». А после смерти Брюса среди его бумаг был найден искусно выполненный чертеж этого магического робота…
Алиса застыла перед коллекцией холодного оружия. И чего только здесь не было! Турецкие ятаганы и самурайские мечи, масайские кинжалы, мачете, томагавки, сабли и шпаги, изукрашенные потемневшими серебряными узорами. Небрежно прислоненная к стене, стояла трость из красного дерева с массивным набалдашником полированного серебра. Алиса взяла ее в руку. Трость оказалась очень тяжелой, но, что самое удивительное, была теплой, почти горячей на ощупь. Разглядывая трость, Алиса вспомнила, где ее видела. Подозвав Юлю, показала свою находку. И подруга сразу вспомнила:
– Ой, это же трость с портрета, который у профессора дома висит! Вот и углубление есть в набалдашнике. Вилен Стальевич, посмотрите, что мы нашли!
Серебряков благоговейно взял трость, и лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Она, голубушка! Кажется, это кипарис. А набалдашник из платины, а вовсе не из серебра, как я думал. Вот уж не предполагал, что такой знаменитый артефакт сохранился.
Неожиданно раздалась громкая барабанная дробь. Все обернулись на звук. Швыр сидел на полу по-турецки, зажав между ног обтянутый кожей и покрытый черно-красной росписью бочонок, и самозабвенно лупил по нему ладонями.
– Вот это звучание! – восхитился Швыр, отбивая какой-то негритянский ритм. – Ничего похожего никогда не слышал. Можно, я эту штуку себе возьму?
– Потом, пусть все остается на своих местах. Давайте ничего не будем трогать, пока не изучим обстановку, – сказал Серебряков, и добавил: – Во избежание непредвиденных последствий.
– Ищите перстень! – обиженно проворчал Грызлов. – Похоже, уже никто не помнит, зачем мы сюда пришли!
Отчаявшийся домовой в который раз обежал по периметру кабинет Брюса.
– Я чую, что он здесь, этот перстень. Куда же он запропастился? – сказал он тихонько и присел в уголке.
– Мы найдем его, Разлай Макдональдович, обязательно найдем! – постаралась утешить Юля. – Надо осмотреть все по очереди.
– Давайте разобьем кабинет на участки и поищем, – предложила Алиса.
Профессор распределил участки: Алисе достались полки с заспиртованными уродцами. Переходя от банки к банке, она заметила на крошечной ручке одного из них кольцо с гладким черным камнем.
– Вот он, перстень Гиппократа! – радостно закричала Алиса.
Домовой метнулся к полке, подпрыгнул и ловко смахнул лапой банку на пол. Брызнули во все стороны осколки, в кабинете остро запахло спиртом. В луже, образовавшейся на полу, с шумом отряхивался бледный, с огромными глазами крылатый уродец, то ли человечек, то ли маленький птеродактиль. А скорее и то и другое вместе взятое. Грызлов с рычанием вцепился зубами в перстень и с усилием стащил его с тонкой ручки чахлого создания. Издав победный клич, домовой кинулся вон, унося свое сокровище в темноту подземелья.
Уродец хотел было бежать за ним, но что-то его остановило. Оказалось, врожденная вежливость. Он сделал книксен и с чувством произнес:
– Спасибо за освобождение! Меня зовут Оссуарий, надеюсь, мы еще встретимся! А сейчас мне надо спешить, ведь я хранитель этого перстня!
Оссуарий расправил кожаные крылья, взмыл в воздух, сделал круг почета и спикировал в темень за дверью. Все в недоумении переглянулись.
– Ну и ну, – сказала баба Ванда, – какие мы воспитанные!
– Кто же он такой, этот Оссуарий? – спросила Алиса.
– Сказано тебе, хранитель перстня, – ответила Юля.
– Да я не об этом, я спрашиваю, что это за существо! – Алиса с надеждой посмотрела на Серебрякова, но тот ничего конкретного сказать не смог.
А баба Ванда предположила, что это гомункулус – человечек, полученный из яйца, снесенного петухом, и выращенный в колбе.
– Ничего себе ребеночек из пробирки! – засмеялся Швыров.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента