Страница:
Вскоре появился и Живчик, нагруженный двумя огромными баулами со снаряжением.
Когда шустро переодевшийся Федотов помогал непривычному дозорному нацепить тяжелый костюм радиационной защиты, их и поймали.
– Ребят, а вы далеко собрались? Никого не забыли?
Глава 4
Когда шустро переодевшийся Федотов помогал непривычному дозорному нацепить тяжелый костюм радиационной защиты, их и поймали.
– Ребят, а вы далеко собрались? Никого не забыли?
Глава 4
Вылазка
«Чуть не обделались», – ухмылялась про себя Светка, глядя на вытянувшиеся лица друзей. Если Костя от неожиданности просто подпрыгнул, то Ивана основательно перекосило – он затрясся, руки его задрожали, а цвет лица мгновенно сменился на землистый.
Довольная произведенным эффектом, девушка повторила:
– Никого не забыли?
Мальгин судорожно закрутил головой, Живчик сохранял мрачное молчание.
– Что ж ты, Ванечка, бегаешь от меня весь день, прячешься, а потом аж на поверхность нелюбимую готов лезть. Прям распирает от любопытства… Будешь признаваться во всем или как?
Федотов хмыкнул, глядя на товарища, а тот на глазах «поплыл» – уставился в пол, скукожился всем телом и что-то забормотал себе под нос. Картина получилась жалостливая и жалкая, и Константин не выдержал:
– Светик, ну чего ты к человеку пристаешь? Видишь, мы заняты, то бишь, дела у нас. Мы сейчас с Ванечкой прогуляемся немного, а потом он твою любознательность девичью обязательно удовлетворит.
При этих словах Иван умудрился, наряду с прочими напастями, еще и густо покраснеть.
«Совсем раскис парень» – одновременно подумали Живчик и Света. Однако повели себя совершенно по-разному. Первый вознамерился встряхнуть друга и увести за собой, а вторая бросилась добивать «раненого»:
– Иван! Ты обещал мне рассказать «страшную тайну»! Сегодня. Мужик ты или нет? Кто слово будет держать?
Последний гвоздь в гроб был вбит, и наступила тяжелая, гнетущая тишина.
Федотов судорожно соображал, как «вывести пацана из-под удара», коварная девушка, изрядно потешавшаяся над происходящим, с трудом сдерживала себя от смеха, а Мальгин… Мальгин уподобился камышу на ветру, с отсутствующим видом раскачиваясь из стороны в сторону и ни на кого не глядя. Немая сцена затягивалась.
Первой не выдержала Светлана и рубанула с плеча:
– Я иду с вами.
Споры были недолгими и абсолютно бесполезными. Кроме своей необычной, неподходящей для подземного мира красоты, эта девушка была известна непоколебимым упорством и крутым нравом. Любой на Ботанической знал: с этой спорить – себе дороже.
На поиски третьего комплекта защитной одежды ушел еще час. Живчик благоразумно увел Светлану с собой («Поможешь мне с радкостюмом»), подальше от Ивана, в тайной надежде, что последний воспользуется ситуацией и сбежит. Однако по возвращении дозорный был обнаружен на том же месте и в том же коматозном состоянии.
Он все тогда видел и все понимал, однако отказывался принимать, верить и жить с этим… Его любили на станции – одного из первых рожденных После.
Долгие годы после Катастрофы на Ботанической никто не рождался.
Когда все случилось, по какой-то неизвестной причине еще несколько долгих лет никто на Ботанической не мог завести ребенка. Не получалось. Люди уже отчаялись было, когда на свет появился пышущий здоровьем Костик, немедленно ставший всеобщим любимцем и этой любовью сильно избалованный. А через год родился Ваня. Его мама умерла при родах, да и сам он едва не отправился за ней.
Выхаживать слабенького ребеночка опять помогала вся Ботаническая. Сталкеры несколько раз поднимались на иссушенную в ядерном мареве землю, чтобы найти нужные лекарства. Рискуя жизнью, на Ботанику пробирались самые важные люди нового времени – врачи. Среди них и его будущая крестная, неонатолог тетя Галя…
Однако родной человек был у Вани всего один. И когда этот человек стремительно, на глазах угас, Иван закрылся – от окружающих, от горького знания, от неумолимо надвигающегося одиночества. Он не плакал на отпевании, которое проводилось на коммунистической станции в первый и, наверное, последний раз, держался, когда склонился над дедом и стиснул его холодную – теперь такую чужую, лишенную тепла – руку. Не было слез, когда любимого человека накрыла простыня и какие-то люди предали тело огню…
Все пришло позже – соленая, терпкая влага, отчаяние, ощущение потери. Пришло и оглушило звенящей пустотой.
Ваня никогда не знал мира До – ему не было дела до того, что было Раньше. Причитания старых людей об ушедшем никогда искренне не трогали мальчика: нельзя сопереживать тому, чего не понимаешь и даже не представляешь. Но теперь он стал одним из тех, кто навсегда что-то утратил, и вселенная, обычно такая милосердная к нему, перевернулась.
Три года – огромный срок для Метро. Постепенно пустота исчезла, заполнилась заботами, новыми переживаниями и впечатлениями. А потом пришла Любовь – первая, настоящая, единственная, и мир снова улыбнулся Ваньке.
Пережить все снова? Утратить ориентиры и цели? Сейчас все вновь рухнет и что ждет его по ту сторону признания? Опять ужасная, выжигающая душу боль? Туннельная чернота внутри, без места надежде и желаниям? Может, правильнее безответно любить на расстоянии, пусть мучительно и глупо, но зато ощущать хоть что-то!
Иван не был готов кардинально изменить с таким трудом обретенный баланс в жизни, ту причудливую гармонию с самим собой и миром, что достигалась с огромным трудом в последние годы. Все, что угодно, лишь бы не услышать в ответ ее нервный, слегка удивленный смех и убийственное «Нет».
«Никакого признания не будет». Решение было категоричным, «железобетонным», совсем не в духе мягкого Ванечки, но оно принесло неожиданное облегчение. Пелена спала с глаз – он увидел друзей и широко улыбнулся:
– Ребят, извините, задумался, вспомнил кое-чего. Светик, ты меня прости, я подшутил над тобой, нет никакой страшной тайны. Отомстил за тот твой розыгрыш со «съедобными» камушками, из-за которого чуть без зубов не остался.
Идти за кольцом в компании с той, кому оно предназначено, – не слишком хорошая идея. Да и понадобится ли когда-нибудь этот подарок?
И к чему тогда теперь подниматься? Чтобы исследовать этот страшный Живчиков «Саркофаг»? Но, прежде чем Ваня успел сказать «Ну, пойдем тогда в метро, Свет?», Костя встрял:
– Что за задание, мы с Мальгиным тебе сказать не можем. Опасное и очень секретное. Ты, Свет, не ходила бы, а?
– Еще чего! – сжала кулачки Светка. – Ты издеваешься надо мной, что ли? А зачем костюм мне искал? Я точно иду! Скажи ему, Вань!
И одного ее взгляда хватило, чтобы Ваня сломался, немедленно забыв о своей решимости никуда к чертям не ходить.
– Да… Костян… Мы все вместе пойдем. – Он принял мужественный и решительный вид.
– Ну ладно, ладно, – делано вздохнул Живчик и отвернулся, чтобы спрятать дьявольскую улыбочку.
Конечно, как тут Ваньке отказаться от похода? Как не покрасоваться в глазах несостоявшейся будущей невесты, не поучаствовать с ней в общем приключении? Или показаться трусом, передумавшим в последний момент?
Все мысли вновь крутились вокруг красавицы Светланы, ведь «казнь» была отсрочена, а то и вовсе отменена. В голове просветлело.
Глядя на девушку, дозорный думал: «Смогу ли когда-нибудь отказаться?» Существовал один-единственный ответ… Ее стройная, миниатюрная фигурка в безразмерном защитном костюме выглядела так умилительно, что Мальгин не смог сдержать растроганной улыбки, за что тут же был обожжен разъяренным взглядом – Света, такая очаровательно-дикая в своей ярости, все еще злилась и даже успела немного поколотить «идиотского шутника» своими острыми кулачками. Конечно, девушка не поверила ни единому его слову, но выбить «страшную тайну» из вывернувшегося негодяя больше не могла, отчего разъярялась еще сильней.
«Красивая. Самая красивая». Иван улыбался. Разрубив гордиев узел, он снова чувствовал себя человеком – в меру довольным окружающей действительностью, в меру спокойным, в меру уверенным в завтра. Да, решение далось тяжело и лучезарное завтра усилием воли отодвинулось в туманные дали послезавтра, но у него есть время, есть терпение, есть целая жизнь впереди. Все будет хорошо и очень-очень правильно – изящное тоненькое колечко, статный, мужественный кавалер и благосклонная, светящаяся от счастья невеста, тихо шепчущая заветное «Да». Все равно еще целый год жениться нельзя!
По туннелю шли молча, погруженные в свои мысли. Недоуменный, разочарованная и умиротворенный – странная компания в странном темном месте… Первым тягостную тишину нарушил, разумеется, беспокойный Живчик:
– Светка, а ты знаешь, почему женщин-сталкеров не бывает?
– А разве их не бывает? – Девушка, также утомленная затянувшейся паузой, с готовностью удивилась.
– Конечно нет.
– Так почему?
– У женщин психика гораздо устойчивей к потрясениям, чем у мужиков.
Иван не любил манеру Живчика вытягивать из собеседников нужные ему вопросы, но сейчас не сдержался:
– Так это же и хорошо! Почему тогда сталкерш нет?
– Хорошо, конечно. – Костя кивнул. – Но только до поры до времени.
И снова умолк в ожидании, покуда Мальгин и Света не взмолились в голос: «Живчик, да не тяни ты кота за хвост, объясняй уж!» Федотов довольно ухмыльнулся и принялся рассказывать:
– У мужиков ведь как? Стресс получил, вернулся на базу, хорошенько это дело заспиртовал, гадостные эмоции из себя выплеснул – и снова в бой! Женщины существа иные, их мало что до пьянки беспробудной шокировать может. Копят себе негатив потихоньку, копят, никуда его не девают, а потом бабах – и взрыв! А когда этот взрыв произойдет, то никому не ведомо, в том числе и самой боевой даме… То ли «крышку» сорвет на поверхности в самый ненужный момент, то ли жахнет посреди подземного благолепия от малейшей, казалось бы, невинной искорки.
Раньше сталкерами трудились все, кому не лень, даже отчаянных мальцов наверх пускали – понятно, что не у нас, отец в этом плане строгий жутко, я за свои похождения перед ним сколько натерпелся… Так вот, на одной из таких дурных станций погибла группа сталкеров. Это сама по себе история жутко интересная, как-нибудь и до нее доберемся, но речь сейчас о другом. Из похода тогда вернулась лишь одна сталкерша. Спокойно все рассказала начальству, во всех деталях и подробностях, через пару дней даже проводила на то проклятое место «похоронную» команду. А через неделю зарезала мужа, ребенка, и сама повесилась. А в записочке посмертной начеркала, что в таком мире жить не хочет и любимых своих мучить не даст…
С тех пор сталкерят одни мужики, и то далеко не всякие. Правило это, конечно, негласное, но исполняется прилежно повсюду, – резюмировал Живчик и тут же поправился: – Вернее исполнялось, пока Большое Метро еще существовало…
– Дурацкая у тебя история, – мгновенно взвилась Света. – А если бы из похода мужик вернулся и своих порезал? Мужиков бы от сталкерства отстранили? Глупости! Может, женщина эта несчастная такого там навидалась, что малохольные мужчинки сразу бы коньки двинули, не сходя с места.
– Вот я и говорю, – кивнул Константин, – что лучше бы всем сталкерам там и остаться было, чем вот так… всю семью под нож…
Девушка осеклась, а Иван поддержал старшего товарища:
– Да вернись мужик, он бы неделю по кабакам да бабам шлялся, через это дело весь ужас из себя повывел и был бы как новенький.
– Много ты понимаешь, «по кабакам и бабам», – зло цыкнула Света, и разговор затих.
К месту выхода на поверхность подошли через десять минут. Незаметная ниша в стене и утопленная в нее железная вертикальная лестница, исчезающая в темноте, – вот и все таинственное «окно Федотова в большой мир», про которое Живчик прожужжал Ивану все уши. «Окно», мягко говоря, не впечатляло. Но Костик, заметив разочарование на лицах спутников, нисколько не обиделся, лишь подмигнул:
– Мои юные путешественники, величие этого места вам откроется немного позже, имейте терпение. Пока же надеваем противогазы и наслаждаемся замкнутым резиновым пространством. Нужно привыкать – на первых порах жутко неудобно, ни фига не видно и не слышно, да еще и невозможно дышать, но с практикой придет и умение. – С видом завзятого профессионала Живчик проверял амуницию у друзей, что-то поправлял, дергал, закреплял.
– На сладкое – раздача оружия. Тебе, Константин Павлович, автомат Калашникова модернизированный, – Федотов вручил сам себе АКМ. – Иван Александрович, тебе пистолет Макарова, а Светлане…
– Геннадьевне, – просипел совершенно неузнаваемый голос из-под противогаза.
– А Светлане Геннадьевне, в свете вышерассказанной были, оружия не положено.
Что закричала Света в ответ, Иван не услышал: резиновый «намордник», плотно облегающий голову, надежно отсекал все звуки из «внешнего мира». А через моментально запотевшие окуляры было плохо видно, как «гном» в не по размеру огромном «защитнике» гоняется за высоким и отчаянно веселящимся Живчиком. Кончилось немая (для Вани) сцена все же примирением – зажатый в угол Костя при помощи пантомимы выкинул невидимый, но, по всей вероятности, все же белый флаг и сдался на милость победительницы. Потом долго ей что-то втолковывал, крича в скрытое маской ухо, разводил руками и имел при этом весьма извиняющийся вид. Похоже, что никакого дополнительного оружия в его секретных арсеналах попросту не было. Правда, настырная Светка все же смогла выторговать у прижимистого сына начальника станции небольшой нож, который тот с большой неохотой снял с пояса и с еще большей неохотой протянул даме.
Можно было выступать, однако неугомонный Федотов вдруг схватился за голову, уже затянутую в противогаз, и извлек из вещмешка три стакана, два из которых раздал напряженно ожидающим «компаньонам».
«Шут гороховый! – выругался про себя Иван. – Давай сейчас через резину эту проклятую напьемся».
Однако свой стакан Живчик, к всеобщему удивлению, приложил горлышком к месту предполагаемого нахождения уха Светланы и что-то сказал. Та понимающе закивала.
Теперь пришло время Мальгина – он с интересом ждал, пока товарищ приложит стакан к его уху. И услышал – причем довольно отчетливо:
– Наверху придется общаться именно таким образом. Рации у меня нет, уж извини. И последнее, по первости там жуть берет – страшно и открытое пространство на мозг давит. Станет невмоготу – пой.
– Что петь? – переспросил Иван и тут же, поняв собственную оплошность, повторил свой вопрос через стакан.
– Что хочешь, то и пой, главное, чтобы песня хорошая была, душевная, – знаешь такую? – И, не дожидаясь ответа, Костик стремительно полез по лестнице, ведущей в небо.
Мальгину выпало замыкать карабкающуюся процессию, и когда его со всех сторон окружил бетон близких, давящих стен да непроглядная, коварная темнота, он что есть мочи заорал любимое дедовское:
Дозорный не знал, почему восхождение прекратилось, но терпеливо ждал, благо выбора особого не было. Зато Света вся извелась, переминаясь с ноги на ногу и без устали отбивая о перекладину лесенки неведомый, вернее неслышимый ритм.
«Не того человека прозвали Живчиком», – улыбнулся Ваня.
Наконец сверху послышался вполне различимый скрежет металла о металл, царапающий уши даже сквозь осточертевший противогаз, в котором Мальгин начинал постепенно ощущать себя слепо-глухо-немым. Не будь доносящийся сверху звук таким противным, дозорный явно бы ему порадовался.
Помимо слуховых ощущений, появилась пища и для глаз – у лестничного туннеля обнаружился конец, а там и свет! Вернее, слабенький отсвет чего-то тусклого, но после кромешной тьмы последних минут радоваться приходилась и этому.
Ноги Светы перестали отбивать нервную чечетку и быстро исчезли в темноте, а через несколько секунд ее силуэт мелькнул в круге света на самом верху и вновь пропал.
«Ребята уже с той стороны», – понял замыкающий группу Иван и почувствовал неприятное покалывание в сердце. «Что ждет нас там… в чужом мире, бывшем когда-то родным домом?»
Все страхи, искусно загоняемые парнем внутрь, вихрем вырвались наружу и забили тревогу: «Не ходи, беги, немедленно беги назад, на понятную и безопасную Ботанику, скорее, скорее!»
Как же хотелось последовать голосу разума, быстро съехать по лестнице и со всех ног, не разбирая дороги, нестись к по-настоящему родной станции… «Зачем мне мир-фантом, приют чужих воспоминаний?» Но веление сердца в очередной раз побило все доводы разума: сверху ждала Света, и пути назад не существовало. Преодолев последние метры, дозорный вылез через отверстие канализационного люка и, зажмурившись от бьющего по глазам света, тяжело плюхнулся на спину.
«Сейчас я открою веки и увижу небо, по которому постоянно бредят все старики на станции. Говорят, оно сейчас совершенно иное, чем было До, и все равно красивое, бездонное, глубокое… – Мысли Мальгина текли вяло и умиротворенно. Появившаяся было паника растворилась сама собой. – Интересно, как то, что находится высоко, может быть глубоким. Похоже на глупость. Но здесь хорошо – спокойно и безмятежно. Дед бы сказал, “как в раю”. Хотя вот Живчик утверждает, что нет больше никакого рая…»
Приоткрыв глаза и усиленно проморгавшись, Мальгин разглядел два расплывчатых силуэта, склонившихся над ним. Они прижались друг к другу, практически слившись в единое целое, и неестественно колыхались. Укол ревности заставил дозорного подняться на локте и пристальней всмотреться в творящееся непотребство. Когда зрение окончательно вернулось, оказалось, что Живчик что-то нашептывал Свете через стакан, и оба они кивали в сторону замечтавшегося «путешественника-лежебоки», корчась от хохота.
Обиженный Ваня вскочил и пригрозил пересмешникам кулаком. Те снова согнулись в безмолвном смехе. Парень вознамерился было перейти от «слов» к делу – по крайней мере, Федотову стоило отвесить дружеский пинок под мягкое место. И тут он осознал, что никакого неба над головой нет, зато присутствует очень высокий потолок и стены, одна из которых прозрачная. Именно сквозь нее в помещение заглядывал светящийся желтым, неправильный – усеченный с одного края – круг.
«Неужели это и есть хваленое Солнце? Не впечатляет… Блеклый, рассеянный свет… Но ведь на наше светило нельзя смотреть, об этом все знают – ослепнешь мгновенно. А вот для Луны в самый раз… Правда, жалкая она какая-то, любой фонарь на Ботанической ярче светит». – Задумавшись Мальгин не заметил, как к нему подошел Живчик, и потому испуганно вздрогнул, когда услышал глухой голос:
– Ромео, ты опять замечтался? На отражение Луны засмотрелся? Пойдем уже, вживую она гораздо интереснее.
– Погоди, – схватил Иван товарища за рукав и, перехватив стакан, спросил: – Где мы?
– О-о-о! – протянул Федотов и поднял указательный палец. – Святая святых нашей маленькой «ботанической» цивилизации!
И по своей дурной манере замолчал на полуслове. Ване пришлось воспользоваться языком жестов – больно ткнуть любителя театральных пауз в бок. Это помогло, и Живчик громко выдохнул, то ли от боли, то ли от неожиданности: «Дирижабль».
«Дирижабль»… нечто большее, чем даже библейский Ноев ковчег. Источник жизни и благосостояния Ботаники, надежда на будущее и защита от всевозможных тягот жизни После. Жители станции боготворили его. Именно гигантский супермаркет, соседствующий с подземкой, спас «ботаников» в первые, самые тяжелые и беспощадные годы, от голода и жажды – бича Большого Метро. Благодаря «Дирижаблю» удалось остановить эпидемии, избежать нехватки медикаментов, теплой одежды, средств гигиены. Когда другие станции боролись за выживание, неся страшные людские потери, а иногда вымирая полностью, Ботаническая отстраивала свою систему энергоснабжения, запитанную на «автономку» все того же спасительного торгового центра. Когда население Большого Метро только-только стало приходить в себя от затяжного лихолетья и научилось обеспечивать себя минимально необходимым для самого жалкого подобия жизни, на конечной станции первой ветки Свердловского метрополитена давно работали детский сад, школа, больница, библиотека, клуб, а на соседней Чкаловской, фактически признавшей свой вассалитет, спецы-«ботаники» обустраивали свиноферму и «теплицы» для овощей! Единственными, кто так и не познал вкуса крысятины, а потому счастливо избежал чумы и мора, были опять-таки жители самой южной из построенных станций.
Костя рассмеялся, прочитав мысли друга:
– Больше можешь не благоговеть перед «Дирижаблем». Открою тебе великую тайну – он выскоблен полностью, до самой последней крошки и винтика. Наши вытащили все, что смогли унести. Причем уж много лет как.
– Что?! – закричал Иван, совершенно забыв про стакан.
Но Живчик услышал его и так:
– Сталкеры «отовариваются» теперь в «Екатерининском». Он, конечно, гораздо дальше, сильно скудней и тварей опасных там, да и по пути в разы больше, зато запасов еще на пару-тройку лет должно хватить.
Шокированный дозорный застыл. В голове вертелся страшный вопрос: «А что будет дальше?»
– Не боись, прорвемся как-нибудь.
Правда, особой уверенности в голосе старшего товарища он не услышал.
Впрочем, сейчас мальчишке было не до «прелестей» сомнительного обиталища чкаловских приживал – зрелище открытого, почти ничем не ограниченного пространства (разве можно назвать еле заметную в вышине крышу – ограничителем?) завораживало.
Живчик, стоя чуть в стороне от расхаживающих в полуобморочном состоянии друзей, только посмеивался. Рожденным под землей всегда трудно на поверхности, их стихия уже иная… Позволив «детям подземелья» насладиться свободой еще несколько минут, он махнул им рукой, привлекая внимание, а когда все собрались, одновременно в два стакана объявил «настоящее всплытие на поверхность».
– Повторяю, это не прогулка. Мы, конечно, пойдем по зачищенному району, обозначенному на всех картах «синей зоной» с минимальным уровнем опасности. Однако никто не отменял мелких гадов – кошек, ильтышей, сомнамбул, голубялок и прочую погань. Самые гниды, по крайней мере в нашем районе, живут наверху. Но вы особо на небо не заглядывайтесь, вашему вестибулярному аппарату и так приключения нешуточные предстоят. Смотрите под ноги, по сторонам, назад. Все ясно?
Новоприбывшие из «нижнего мира» дружно кивнули и смело двинулись к ближайшему выходу из торгового центра. Федотову пришлось ловить обоих за шкирку и разворачивать в противоположную сторону: «Нам туда».
Обещанные Живчиком приключения начались для новоявленных сталкеров сразу по выходе из «Дирижабля». Не успели сделать и десяти шагов, как Свету повернуло вокруг своей оси, и девушка безвольным кулем рухнула на землю. Ивана же согнуло пополам, из-за чего он начал тяжело заваливаться вбок.
«Тьфу ты, малохольные!» – мысленно сплюнул Костя и подхватил друга. Однако тот замахал руками, мол, сам справлюсь, и жестом указал на лежащую девушку. Стоило отпустить дозорного, как тот мгновенно осел на голую землю и замер в неудобной позе. Федотов укоризненно покачал головой и тут же склонился над Светланой – та не подавала никаких признаков жизни. Лишь пара хлестких пощечин по лицу, скрытому противогазом, наконец привели ее в сознание. Она встряхнула головой, приподнялась на одной руке и с некоторым трудом огляделась по сторонам. Когда ее взгляд устремился вверх, Живчик резко прикрыл ладонью окуляры девичьего противогаза и, бесцеремонно схватив второй рукой за подбородок, отвернул прочь от опасного для новичков неба.
Иван сам догадался, что смотреть туда больше не стоит. «Слишком страшно, когда нет верха… старики были правы на счет “бездонности” и “глубины”… Луна-то какая… пугающая… – Мысли путались, а тело до сих пор колотило. Почва же под ногами ходила ходуном, не давая успокоиться еле сдерживаемому рвотному рефлексу. – Для полноты ощущений остается только наблевать в этот несчастный кожаный намордник, и, считай, прогулка удалась на славу».
Приходили в себя долго. Живчик то и дело нервно посматривал на часы, иногда, на зависть пострадавшим, долго вглядывался в ночное небо.
– Ванька! Еще полчаса вашей релаксации, и придется разворачиваться домой… Давно таких впечатлительных не встречал. Сталкеры, блин.
Довольная произведенным эффектом, девушка повторила:
– Никого не забыли?
Мальгин судорожно закрутил головой, Живчик сохранял мрачное молчание.
– Что ж ты, Ванечка, бегаешь от меня весь день, прячешься, а потом аж на поверхность нелюбимую готов лезть. Прям распирает от любопытства… Будешь признаваться во всем или как?
Федотов хмыкнул, глядя на товарища, а тот на глазах «поплыл» – уставился в пол, скукожился всем телом и что-то забормотал себе под нос. Картина получилась жалостливая и жалкая, и Константин не выдержал:
– Светик, ну чего ты к человеку пристаешь? Видишь, мы заняты, то бишь, дела у нас. Мы сейчас с Ванечкой прогуляемся немного, а потом он твою любознательность девичью обязательно удовлетворит.
При этих словах Иван умудрился, наряду с прочими напастями, еще и густо покраснеть.
«Совсем раскис парень» – одновременно подумали Живчик и Света. Однако повели себя совершенно по-разному. Первый вознамерился встряхнуть друга и увести за собой, а вторая бросилась добивать «раненого»:
– Иван! Ты обещал мне рассказать «страшную тайну»! Сегодня. Мужик ты или нет? Кто слово будет держать?
Последний гвоздь в гроб был вбит, и наступила тяжелая, гнетущая тишина.
Федотов судорожно соображал, как «вывести пацана из-под удара», коварная девушка, изрядно потешавшаяся над происходящим, с трудом сдерживала себя от смеха, а Мальгин… Мальгин уподобился камышу на ветру, с отсутствующим видом раскачиваясь из стороны в сторону и ни на кого не глядя. Немая сцена затягивалась.
Первой не выдержала Светлана и рубанула с плеча:
– Я иду с вами.
Споры были недолгими и абсолютно бесполезными. Кроме своей необычной, неподходящей для подземного мира красоты, эта девушка была известна непоколебимым упорством и крутым нравом. Любой на Ботанической знал: с этой спорить – себе дороже.
На поиски третьего комплекта защитной одежды ушел еще час. Живчик благоразумно увел Светлану с собой («Поможешь мне с радкостюмом»), подальше от Ивана, в тайной надежде, что последний воспользуется ситуацией и сбежит. Однако по возвращении дозорный был обнаружен на том же месте и в том же коматозном состоянии.
* * *
Так плохо Ивану было единственный раз. Три года назад.Он все тогда видел и все понимал, однако отказывался принимать, верить и жить с этим… Его любили на станции – одного из первых рожденных После.
Долгие годы после Катастрофы на Ботанической никто не рождался.
Когда все случилось, по какой-то неизвестной причине еще несколько долгих лет никто на Ботанической не мог завести ребенка. Не получалось. Люди уже отчаялись было, когда на свет появился пышущий здоровьем Костик, немедленно ставший всеобщим любимцем и этой любовью сильно избалованный. А через год родился Ваня. Его мама умерла при родах, да и сам он едва не отправился за ней.
Выхаживать слабенького ребеночка опять помогала вся Ботаническая. Сталкеры несколько раз поднимались на иссушенную в ядерном мареве землю, чтобы найти нужные лекарства. Рискуя жизнью, на Ботанику пробирались самые важные люди нового времени – врачи. Среди них и его будущая крестная, неонатолог тетя Галя…
Однако родной человек был у Вани всего один. И когда этот человек стремительно, на глазах угас, Иван закрылся – от окружающих, от горького знания, от неумолимо надвигающегося одиночества. Он не плакал на отпевании, которое проводилось на коммунистической станции в первый и, наверное, последний раз, держался, когда склонился над дедом и стиснул его холодную – теперь такую чужую, лишенную тепла – руку. Не было слез, когда любимого человека накрыла простыня и какие-то люди предали тело огню…
Все пришло позже – соленая, терпкая влага, отчаяние, ощущение потери. Пришло и оглушило звенящей пустотой.
Ваня никогда не знал мира До – ему не было дела до того, что было Раньше. Причитания старых людей об ушедшем никогда искренне не трогали мальчика: нельзя сопереживать тому, чего не понимаешь и даже не представляешь. Но теперь он стал одним из тех, кто навсегда что-то утратил, и вселенная, обычно такая милосердная к нему, перевернулась.
Три года – огромный срок для Метро. Постепенно пустота исчезла, заполнилась заботами, новыми переживаниями и впечатлениями. А потом пришла Любовь – первая, настоящая, единственная, и мир снова улыбнулся Ваньке.
Пережить все снова? Утратить ориентиры и цели? Сейчас все вновь рухнет и что ждет его по ту сторону признания? Опять ужасная, выжигающая душу боль? Туннельная чернота внутри, без места надежде и желаниям? Может, правильнее безответно любить на расстоянии, пусть мучительно и глупо, но зато ощущать хоть что-то!
Иван не был готов кардинально изменить с таким трудом обретенный баланс в жизни, ту причудливую гармонию с самим собой и миром, что достигалась с огромным трудом в последние годы. Все, что угодно, лишь бы не услышать в ответ ее нервный, слегка удивленный смех и убийственное «Нет».
«Никакого признания не будет». Решение было категоричным, «железобетонным», совсем не в духе мягкого Ванечки, но оно принесло неожиданное облегчение. Пелена спала с глаз – он увидел друзей и широко улыбнулся:
– Ребят, извините, задумался, вспомнил кое-чего. Светик, ты меня прости, я подшутил над тобой, нет никакой страшной тайны. Отомстил за тот твой розыгрыш со «съедобными» камушками, из-за которого чуть без зубов не остался.
* * *
Теперь вроде бы никакого смысла подниматься на поверхность для Ивана не было. Живчик заманивал его наверх под предлогом посещения ювелирного магазина, «где можно подыскать подарки для Светика, а то, глядишь, и обручалка сыщется».Идти за кольцом в компании с той, кому оно предназначено, – не слишком хорошая идея. Да и понадобится ли когда-нибудь этот подарок?
И к чему тогда теперь подниматься? Чтобы исследовать этот страшный Живчиков «Саркофаг»? Но, прежде чем Ваня успел сказать «Ну, пойдем тогда в метро, Свет?», Костя встрял:
– Что за задание, мы с Мальгиным тебе сказать не можем. Опасное и очень секретное. Ты, Свет, не ходила бы, а?
– Еще чего! – сжала кулачки Светка. – Ты издеваешься надо мной, что ли? А зачем костюм мне искал? Я точно иду! Скажи ему, Вань!
И одного ее взгляда хватило, чтобы Ваня сломался, немедленно забыв о своей решимости никуда к чертям не ходить.
– Да… Костян… Мы все вместе пойдем. – Он принял мужественный и решительный вид.
– Ну ладно, ладно, – делано вздохнул Живчик и отвернулся, чтобы спрятать дьявольскую улыбочку.
Конечно, как тут Ваньке отказаться от похода? Как не покрасоваться в глазах несостоявшейся будущей невесты, не поучаствовать с ней в общем приключении? Или показаться трусом, передумавшим в последний момент?
Все мысли вновь крутились вокруг красавицы Светланы, ведь «казнь» была отсрочена, а то и вовсе отменена. В голове просветлело.
Глядя на девушку, дозорный думал: «Смогу ли когда-нибудь отказаться?» Существовал один-единственный ответ… Ее стройная, миниатюрная фигурка в безразмерном защитном костюме выглядела так умилительно, что Мальгин не смог сдержать растроганной улыбки, за что тут же был обожжен разъяренным взглядом – Света, такая очаровательно-дикая в своей ярости, все еще злилась и даже успела немного поколотить «идиотского шутника» своими острыми кулачками. Конечно, девушка не поверила ни единому его слову, но выбить «страшную тайну» из вывернувшегося негодяя больше не могла, отчего разъярялась еще сильней.
«Красивая. Самая красивая». Иван улыбался. Разрубив гордиев узел, он снова чувствовал себя человеком – в меру довольным окружающей действительностью, в меру спокойным, в меру уверенным в завтра. Да, решение далось тяжело и лучезарное завтра усилием воли отодвинулось в туманные дали послезавтра, но у него есть время, есть терпение, есть целая жизнь впереди. Все будет хорошо и очень-очень правильно – изящное тоненькое колечко, статный, мужественный кавалер и благосклонная, светящаяся от счастья невеста, тихо шепчущая заветное «Да». Все равно еще целый год жениться нельзя!
По туннелю шли молча, погруженные в свои мысли. Недоуменный, разочарованная и умиротворенный – странная компания в странном темном месте… Первым тягостную тишину нарушил, разумеется, беспокойный Живчик:
– Светка, а ты знаешь, почему женщин-сталкеров не бывает?
– А разве их не бывает? – Девушка, также утомленная затянувшейся паузой, с готовностью удивилась.
– Конечно нет.
– Так почему?
– У женщин психика гораздо устойчивей к потрясениям, чем у мужиков.
Иван не любил манеру Живчика вытягивать из собеседников нужные ему вопросы, но сейчас не сдержался:
– Так это же и хорошо! Почему тогда сталкерш нет?
– Хорошо, конечно. – Костя кивнул. – Но только до поры до времени.
И снова умолк в ожидании, покуда Мальгин и Света не взмолились в голос: «Живчик, да не тяни ты кота за хвост, объясняй уж!» Федотов довольно ухмыльнулся и принялся рассказывать:
– У мужиков ведь как? Стресс получил, вернулся на базу, хорошенько это дело заспиртовал, гадостные эмоции из себя выплеснул – и снова в бой! Женщины существа иные, их мало что до пьянки беспробудной шокировать может. Копят себе негатив потихоньку, копят, никуда его не девают, а потом бабах – и взрыв! А когда этот взрыв произойдет, то никому не ведомо, в том числе и самой боевой даме… То ли «крышку» сорвет на поверхности в самый ненужный момент, то ли жахнет посреди подземного благолепия от малейшей, казалось бы, невинной искорки.
Раньше сталкерами трудились все, кому не лень, даже отчаянных мальцов наверх пускали – понятно, что не у нас, отец в этом плане строгий жутко, я за свои похождения перед ним сколько натерпелся… Так вот, на одной из таких дурных станций погибла группа сталкеров. Это сама по себе история жутко интересная, как-нибудь и до нее доберемся, но речь сейчас о другом. Из похода тогда вернулась лишь одна сталкерша. Спокойно все рассказала начальству, во всех деталях и подробностях, через пару дней даже проводила на то проклятое место «похоронную» команду. А через неделю зарезала мужа, ребенка, и сама повесилась. А в записочке посмертной начеркала, что в таком мире жить не хочет и любимых своих мучить не даст…
С тех пор сталкерят одни мужики, и то далеко не всякие. Правило это, конечно, негласное, но исполняется прилежно повсюду, – резюмировал Живчик и тут же поправился: – Вернее исполнялось, пока Большое Метро еще существовало…
– Дурацкая у тебя история, – мгновенно взвилась Света. – А если бы из похода мужик вернулся и своих порезал? Мужиков бы от сталкерства отстранили? Глупости! Может, женщина эта несчастная такого там навидалась, что малохольные мужчинки сразу бы коньки двинули, не сходя с места.
– Вот я и говорю, – кивнул Константин, – что лучше бы всем сталкерам там и остаться было, чем вот так… всю семью под нож…
Девушка осеклась, а Иван поддержал старшего товарища:
– Да вернись мужик, он бы неделю по кабакам да бабам шлялся, через это дело весь ужас из себя повывел и был бы как новенький.
– Много ты понимаешь, «по кабакам и бабам», – зло цыкнула Света, и разговор затих.
К месту выхода на поверхность подошли через десять минут. Незаметная ниша в стене и утопленная в нее железная вертикальная лестница, исчезающая в темноте, – вот и все таинственное «окно Федотова в большой мир», про которое Живчик прожужжал Ивану все уши. «Окно», мягко говоря, не впечатляло. Но Костик, заметив разочарование на лицах спутников, нисколько не обиделся, лишь подмигнул:
– Мои юные путешественники, величие этого места вам откроется немного позже, имейте терпение. Пока же надеваем противогазы и наслаждаемся замкнутым резиновым пространством. Нужно привыкать – на первых порах жутко неудобно, ни фига не видно и не слышно, да еще и невозможно дышать, но с практикой придет и умение. – С видом завзятого профессионала Живчик проверял амуницию у друзей, что-то поправлял, дергал, закреплял.
– На сладкое – раздача оружия. Тебе, Константин Павлович, автомат Калашникова модернизированный, – Федотов вручил сам себе АКМ. – Иван Александрович, тебе пистолет Макарова, а Светлане…
– Геннадьевне, – просипел совершенно неузнаваемый голос из-под противогаза.
– А Светлане Геннадьевне, в свете вышерассказанной были, оружия не положено.
Что закричала Света в ответ, Иван не услышал: резиновый «намордник», плотно облегающий голову, надежно отсекал все звуки из «внешнего мира». А через моментально запотевшие окуляры было плохо видно, как «гном» в не по размеру огромном «защитнике» гоняется за высоким и отчаянно веселящимся Живчиком. Кончилось немая (для Вани) сцена все же примирением – зажатый в угол Костя при помощи пантомимы выкинул невидимый, но, по всей вероятности, все же белый флаг и сдался на милость победительницы. Потом долго ей что-то втолковывал, крича в скрытое маской ухо, разводил руками и имел при этом весьма извиняющийся вид. Похоже, что никакого дополнительного оружия в его секретных арсеналах попросту не было. Правда, настырная Светка все же смогла выторговать у прижимистого сына начальника станции небольшой нож, который тот с большой неохотой снял с пояса и с еще большей неохотой протянул даме.
Можно было выступать, однако неугомонный Федотов вдруг схватился за голову, уже затянутую в противогаз, и извлек из вещмешка три стакана, два из которых раздал напряженно ожидающим «компаньонам».
«Шут гороховый! – выругался про себя Иван. – Давай сейчас через резину эту проклятую напьемся».
Однако свой стакан Живчик, к всеобщему удивлению, приложил горлышком к месту предполагаемого нахождения уха Светланы и что-то сказал. Та понимающе закивала.
Теперь пришло время Мальгина – он с интересом ждал, пока товарищ приложит стакан к его уху. И услышал – причем довольно отчетливо:
– Наверху придется общаться именно таким образом. Рации у меня нет, уж извини. И последнее, по первости там жуть берет – страшно и открытое пространство на мозг давит. Станет невмоготу – пой.
– Что петь? – переспросил Иван и тут же, поняв собственную оплошность, повторил свой вопрос через стакан.
– Что хочешь, то и пой, главное, чтобы песня хорошая была, душевная, – знаешь такую? – И, не дожидаясь ответа, Костик стремительно полез по лестнице, ведущей в небо.
Мальгину выпало замыкать карабкающуюся процессию, и когда его со всех сторон окружил бетон близких, давящих стен да непроглядная, коварная темнота, он что есть мочи заорал любимое дедовское:
Пусть ярость благородная вскипает, как волна!
Идет война народная, священная война.
* * *
Поднимались долго, а может, только казалось, что этот узенький лаз никогда не кончится и люди навеки останутся его пленниками. Внезапно Иван налетел головой на сапог Светы, а та, то ли от испуга, то ли просто от раздражения, дернула ногой и случайно заехала ему каблуком по лбу. Будь наверху кто-то другой, Мальгин обязательно бы отомстил, например дернув конечность провинившегося.Дозорный не знал, почему восхождение прекратилось, но терпеливо ждал, благо выбора особого не было. Зато Света вся извелась, переминаясь с ноги на ногу и без устали отбивая о перекладину лесенки неведомый, вернее неслышимый ритм.
«Не того человека прозвали Живчиком», – улыбнулся Ваня.
Наконец сверху послышался вполне различимый скрежет металла о металл, царапающий уши даже сквозь осточертевший противогаз, в котором Мальгин начинал постепенно ощущать себя слепо-глухо-немым. Не будь доносящийся сверху звук таким противным, дозорный явно бы ему порадовался.
Помимо слуховых ощущений, появилась пища и для глаз – у лестничного туннеля обнаружился конец, а там и свет! Вернее, слабенький отсвет чего-то тусклого, но после кромешной тьмы последних минут радоваться приходилась и этому.
Ноги Светы перестали отбивать нервную чечетку и быстро исчезли в темноте, а через несколько секунд ее силуэт мелькнул в круге света на самом верху и вновь пропал.
«Ребята уже с той стороны», – понял замыкающий группу Иван и почувствовал неприятное покалывание в сердце. «Что ждет нас там… в чужом мире, бывшем когда-то родным домом?»
Все страхи, искусно загоняемые парнем внутрь, вихрем вырвались наружу и забили тревогу: «Не ходи, беги, немедленно беги назад, на понятную и безопасную Ботанику, скорее, скорее!»
Как же хотелось последовать голосу разума, быстро съехать по лестнице и со всех ног, не разбирая дороги, нестись к по-настоящему родной станции… «Зачем мне мир-фантом, приют чужих воспоминаний?» Но веление сердца в очередной раз побило все доводы разума: сверху ждала Света, и пути назад не существовало. Преодолев последние метры, дозорный вылез через отверстие канализационного люка и, зажмурившись от бьющего по глазам света, тяжело плюхнулся на спину.
«Сейчас я открою веки и увижу небо, по которому постоянно бредят все старики на станции. Говорят, оно сейчас совершенно иное, чем было До, и все равно красивое, бездонное, глубокое… – Мысли Мальгина текли вяло и умиротворенно. Появившаяся было паника растворилась сама собой. – Интересно, как то, что находится высоко, может быть глубоким. Похоже на глупость. Но здесь хорошо – спокойно и безмятежно. Дед бы сказал, “как в раю”. Хотя вот Живчик утверждает, что нет больше никакого рая…»
Приоткрыв глаза и усиленно проморгавшись, Мальгин разглядел два расплывчатых силуэта, склонившихся над ним. Они прижались друг к другу, практически слившись в единое целое, и неестественно колыхались. Укол ревности заставил дозорного подняться на локте и пристальней всмотреться в творящееся непотребство. Когда зрение окончательно вернулось, оказалось, что Живчик что-то нашептывал Свете через стакан, и оба они кивали в сторону замечтавшегося «путешественника-лежебоки», корчась от хохота.
Обиженный Ваня вскочил и пригрозил пересмешникам кулаком. Те снова согнулись в безмолвном смехе. Парень вознамерился было перейти от «слов» к делу – по крайней мере, Федотову стоило отвесить дружеский пинок под мягкое место. И тут он осознал, что никакого неба над головой нет, зато присутствует очень высокий потолок и стены, одна из которых прозрачная. Именно сквозь нее в помещение заглядывал светящийся желтым, неправильный – усеченный с одного края – круг.
«Неужели это и есть хваленое Солнце? Не впечатляет… Блеклый, рассеянный свет… Но ведь на наше светило нельзя смотреть, об этом все знают – ослепнешь мгновенно. А вот для Луны в самый раз… Правда, жалкая она какая-то, любой фонарь на Ботанической ярче светит». – Задумавшись Мальгин не заметил, как к нему подошел Живчик, и потому испуганно вздрогнул, когда услышал глухой голос:
– Ромео, ты опять замечтался? На отражение Луны засмотрелся? Пойдем уже, вживую она гораздо интереснее.
– Погоди, – схватил Иван товарища за рукав и, перехватив стакан, спросил: – Где мы?
– О-о-о! – протянул Федотов и поднял указательный палец. – Святая святых нашей маленькой «ботанической» цивилизации!
И по своей дурной манере замолчал на полуслове. Ване пришлось воспользоваться языком жестов – больно ткнуть любителя театральных пауз в бок. Это помогло, и Живчик громко выдохнул, то ли от боли, то ли от неожиданности: «Дирижабль».
«Дирижабль»… нечто большее, чем даже библейский Ноев ковчег. Источник жизни и благосостояния Ботаники, надежда на будущее и защита от всевозможных тягот жизни После. Жители станции боготворили его. Именно гигантский супермаркет, соседствующий с подземкой, спас «ботаников» в первые, самые тяжелые и беспощадные годы, от голода и жажды – бича Большого Метро. Благодаря «Дирижаблю» удалось остановить эпидемии, избежать нехватки медикаментов, теплой одежды, средств гигиены. Когда другие станции боролись за выживание, неся страшные людские потери, а иногда вымирая полностью, Ботаническая отстраивала свою систему энергоснабжения, запитанную на «автономку» все того же спасительного торгового центра. Когда население Большого Метро только-только стало приходить в себя от затяжного лихолетья и научилось обеспечивать себя минимально необходимым для самого жалкого подобия жизни, на конечной станции первой ветки Свердловского метрополитена давно работали детский сад, школа, больница, библиотека, клуб, а на соседней Чкаловской, фактически признавшей свой вассалитет, спецы-«ботаники» обустраивали свиноферму и «теплицы» для овощей! Единственными, кто так и не познал вкуса крысятины, а потому счастливо избежал чумы и мора, были опять-таки жители самой южной из построенных станций.
Костя рассмеялся, прочитав мысли друга:
– Больше можешь не благоговеть перед «Дирижаблем». Открою тебе великую тайну – он выскоблен полностью, до самой последней крошки и винтика. Наши вытащили все, что смогли унести. Причем уж много лет как.
– Что?! – закричал Иван, совершенно забыв про стакан.
Но Живчик услышал его и так:
– Сталкеры «отовариваются» теперь в «Екатерининском». Он, конечно, гораздо дальше, сильно скудней и тварей опасных там, да и по пути в разы больше, зато запасов еще на пару-тройку лет должно хватить.
Шокированный дозорный застыл. В голове вертелся страшный вопрос: «А что будет дальше?»
– Не боись, прорвемся как-нибудь.
Правда, особой уверенности в голосе старшего товарища он не услышал.
* * *
Даже выпотрошенный и ободранный до нитки, исполинский, почти безразмерный «Дирижабль» впечатлял. Сюда легко могла поместиться родная станция Ивана, да и часть Чкаловской в придачу. Ему не приходилось бывать у соседей, «Но что бы там ни говорил Живчик, Чкала не может быть ни больше Ботаники, ни красивей. Кто-то рассказывал, что там стоит вечная вонь от свиней и повсюду в грязи валяются пьянчуги».Впрочем, сейчас мальчишке было не до «прелестей» сомнительного обиталища чкаловских приживал – зрелище открытого, почти ничем не ограниченного пространства (разве можно назвать еле заметную в вышине крышу – ограничителем?) завораживало.
Живчик, стоя чуть в стороне от расхаживающих в полуобморочном состоянии друзей, только посмеивался. Рожденным под землей всегда трудно на поверхности, их стихия уже иная… Позволив «детям подземелья» насладиться свободой еще несколько минут, он махнул им рукой, привлекая внимание, а когда все собрались, одновременно в два стакана объявил «настоящее всплытие на поверхность».
– Повторяю, это не прогулка. Мы, конечно, пойдем по зачищенному району, обозначенному на всех картах «синей зоной» с минимальным уровнем опасности. Однако никто не отменял мелких гадов – кошек, ильтышей, сомнамбул, голубялок и прочую погань. Самые гниды, по крайней мере в нашем районе, живут наверху. Но вы особо на небо не заглядывайтесь, вашему вестибулярному аппарату и так приключения нешуточные предстоят. Смотрите под ноги, по сторонам, назад. Все ясно?
Новоприбывшие из «нижнего мира» дружно кивнули и смело двинулись к ближайшему выходу из торгового центра. Федотову пришлось ловить обоих за шкирку и разворачивать в противоположную сторону: «Нам туда».
Обещанные Живчиком приключения начались для новоявленных сталкеров сразу по выходе из «Дирижабля». Не успели сделать и десяти шагов, как Свету повернуло вокруг своей оси, и девушка безвольным кулем рухнула на землю. Ивана же согнуло пополам, из-за чего он начал тяжело заваливаться вбок.
«Тьфу ты, малохольные!» – мысленно сплюнул Костя и подхватил друга. Однако тот замахал руками, мол, сам справлюсь, и жестом указал на лежащую девушку. Стоило отпустить дозорного, как тот мгновенно осел на голую землю и замер в неудобной позе. Федотов укоризненно покачал головой и тут же склонился над Светланой – та не подавала никаких признаков жизни. Лишь пара хлестких пощечин по лицу, скрытому противогазом, наконец привели ее в сознание. Она встряхнула головой, приподнялась на одной руке и с некоторым трудом огляделась по сторонам. Когда ее взгляд устремился вверх, Живчик резко прикрыл ладонью окуляры девичьего противогаза и, бесцеремонно схватив второй рукой за подбородок, отвернул прочь от опасного для новичков неба.
Иван сам догадался, что смотреть туда больше не стоит. «Слишком страшно, когда нет верха… старики были правы на счет “бездонности” и “глубины”… Луна-то какая… пугающая… – Мысли путались, а тело до сих пор колотило. Почва же под ногами ходила ходуном, не давая успокоиться еле сдерживаемому рвотному рефлексу. – Для полноты ощущений остается только наблевать в этот несчастный кожаный намордник, и, считай, прогулка удалась на славу».
Приходили в себя долго. Живчик то и дело нервно посматривал на часы, иногда, на зависть пострадавшим, долго вглядывался в ночное небо.
– Ванька! Еще полчаса вашей релаксации, и придется разворачиваться домой… Давно таких впечатлительных не встречал. Сталкеры, блин.