Андрей Кивинов. Подсадной

   Поэтому все чаще и чаще в учебном журнале появлялись недостойные великого артиста оценки, а педагоги намекали на досрочное окончание курса.
   Плюс еще одно обстоятельство. Если от бабушки Коля получил театральные гены, то от дедушки – спиртосодержащие. Дедушка, покинувший этот мир на пару лет раньше бабушки, весьма уважительно относился к ликеро-водочной продукции. Именно уважительно, но не болезненно. И не смог пережить, когда в конце восьмидесятых безумный «Горбач» объявил войну всем порядочным людям, введя талоны на алкоголь. Правда, умер дед не своей смертью. Мученически пал в очереди за водкой (за идею!). Штурмуя магазин, застрял в дверном проеме и свалился прямо на пороге с криком: «Куда пре… Своло…»
   «Скорую» вызвали только через час, когда в гастрономе закончились все запасы спиртного, и очередь рассосалась. Врач зафиксировал асфиксию от сдавливания грудной клетки, перелом нескольких ребер и ушиб печени. Не рассчитал дед силенок, молодость взяла верх над опытом.
   Коля поднял упавшее знамя. Благо нашелся достойный повод. Внутренняя дисгармония, обусловленная ошибочным выбором жизненного пути. Сокурсники – будущие заслуженные и народные артисты, с которыми он делился своими переживаниями, относились к проблеме с пониманием. Особенно когда угощал Коляныч. Некоторые употребляли еще и для профессионального роста, искренне полагая, что настоящий художник и трезвость несовместимы. Сколько таких примеров в отечественном театре и кино! И не сосчитать. Хочешь достичь вершин – бухай!
   Пил Коля на честно заработанные денежные средства, иногда на халяву. Подрабатывал ведущим на свадьбах и юбилеях, подготовив нехитрую программу. Сто баксов за вечер плюс выпивка с закуской. А еще он пристроился в одно желтое криминальное издание – натурщиком. Изображал окровавленных жертв бандитского беспредела. В основном покойников. С ножом в груди (и не только в груди) или огнестрельными ранениями головы. Реже – душегубов со звериным оскалом. Пятьдесят рэ за снимок. Притащил его в журнал бывший партнер по театральной студии. Партнер наловчился изображать повешенных. Снимали в основном в редакционном туалете (кетчуп-кровь легко смывался с кафеля). Печатались снимки, разумеется, как подлинные, якобы с безумным риском добытые из настоящих уголовных дел, глаза жертвам полоской не закрывали. Но через полгода Коля из журнала свалил. Во-первых, стали узнавать на улице – тираж журнала был достаточно высоким («Ой, вас же убили! Ножом в жо…!»). А во-вторых, напарник-висельник как-то после очередной съемки нюхнул паленого кокаина и действительно влез в петлю. То ли не смог выйти из образа, то ли жизнь достала. Коля, хоть и был человеком несуеверным, судьбу искушать не стал.
   Артистическая карьера закончилась в «аквариуме» отделения милиции, куда Коля угодил после очередного студенческого капустника. К тому времени он имел с десяток хвостов, несметное количество прогулов и столько же «последних китайских» предупреждений. Руководство института не собиралось дожидаться пьяного падения свежеиспеченного артиста в оркестровую яму на первом же спектакле.
   Слава Богу, бабушка не дожила до этого позора. Мама плакала, батя махнул рукой, мол, живи, как знаешь.
   Последующие два года Коля жил в казарме Забайкальского военного округа, проходя срочную службу в войсках противовоздушной обороны. Уничтожать ракетами «земля – воздух» вероятного противника, правда, он так и не научился. Отцы-командиры, узнав о театральном прошлом рядового, бросили его на самый напряженный фронт – организацию досуга личного состава. Поэтому Коля чувствовал себя в полку довольно комфортно, даже всеобщая и обязательная дедовщина обошла его стороной. Прессовать артиста не решались – вдруг звездой станет и припомнит… Правда, доставал особист: «Не желаешь ли конфиденциально дружить, сообщая мне о нарушителях устава и дисциплины? Получишь три дня к отпуску». – «Вы меня вербуете?» – «Именно». – «Не желаю, это противоречит моим нравственно-моральным принципам». – «Два наряда вне очереди».
   Отдав Родине почетный долг, Николай вернулся в Питер, хотя его уговаривали остаться прапорщиком при клубе, обещая даже комнату в общежитии. Для акклиматизации и лечения от «фронтового синдрома» он месяц отлеживался на родительской даче, принимая нужные лекарства с повышенным содержанием спирта. По выходным переходил на легкие процедуры, глотая пивко за компанию с приезжавшим отдохнуть Виталиком.
   Друг детства все-таки воплотил свою мечту в жизнь. Армия, два с небольшим года в полицейской академии и в итоге – территориальный отдел. Борьба с поднимающим голову бандитизмом и давно вставшей на ноги уличной преступностью. Время было переходное, капитализм наступал широким фронтом, поэтому работы Виталику хватало, а денег – нет. Вместо «сокровищ Агры» и «бриллиантов для диктатуры пролетариата» он успел заработать только нервный тик и первые признаки гастрита. Которые и лечил пивом на даче вместе с другом Колянычем.
   Последний, несмотря на жалобы соседа, в глубине души все-таки завидовал ему белой завистью. Как известно, самые сильные впечатления и эмоции человек получает в детстве, когда организм не окреп. Чем и пользуются подлые сочинители книжек, намертво вбивая в нежные детские головы всякую дребедень и чепуху. А дети, повзрослев, страдают.
   Алкоголь – это, несомненно, прекрасно, но сам он из дачной колонки не лился. Надо было думать о трудовом устройстве и получении прожиточного минимума. Да и надоело валяться на батином матрасе без дела. Позировать в журналах или веселить пьяных гостей на торжествах он уже не желал, не мальчик. По знакомству устроился на более достойную должность. Экспедитором в строительную фирму. С высшим образованием больше не заморачивался. Армейский плац отбил это желание напрочь. Спустя год пересекся на встрече одноклассников с Серегой Кошкиным. В школу КГБ того не взяли, видимо, помешали огрехи в биографии родственников или недостаточный уровень патриотизма. Поэтому вместо внешней разведки Серега отправился на внутренний рынок – торговать стеклопакетами, входившими тогда в моду.
   Фирма, естественно, принадлежала не ему, а двоюродному дядюшке, но одноклассник планировал со временем накопить денег, опыта, наглости, отпочковаться и открыть собственный торговый дом. Сейчас он уже ездил на личном «Пассате» пятилетней давности, пользовался мобильным телефоном – роскошью, которую позволяли себе только определенные круги, и тихо посмеивался над юношескими шпионскими бреднями. Узнав, что Коля мыкается, развозя по стройкам кирпич и цемент, искренне огорчился:
   – Да ты что, Коляныч? Что это за работа? Сколько зеленых у тебя на круг выходит?
   Коля ответил честно, и Серега огорчился еще больше:
   – Это несерьезно, старина! У нас же свобода, но не равенство и братство. Зря, что ли, наши предки за перестройку кровь на баррикадах проливали?.. Короче, хочешь, пристрою тебя к дяде? Менеджером! Будем вместе стеклопакеты продвигать. Дело перспективное, дядюшка второй офис открывать собирается, люди нужны толковые и надежные. Могу отрекомендовать.
   – Отрекомендуй, – почти не раздумывая, согласился Коля, которому действительно надоело целыми днями мотаться в машине по городу, зарабатывая неврозы и прожиточный минимум. Душа уже просила прибавки к жалованью. Тем более что примерно в то время душу посетило прекрасное чувство. А прекрасные чувства, как известно, требуют вложения средств. И чем прекраснее чувство, тем больше вложений. Одними романсами и чтением Маяковского не обойдешься.
   Чувство посетило Николая, как это часто и происходит, нежданно-негаданно, подло подкравшись из-за угла. Теплым майским вечером, в сугубо культурном месте. Не в какой-нибудь там пивной, а в уважаемом академическом театре. Бывший сокурсник, с которым Коля наиболее активно посещал капустники и благополучно получивший диплом, пригласил на дебют. Роль Антохе, так звали сокурсника, дали не ахти – «третий слева, в пятом ряду». Но это был дебют. Да еще во всемирно известной постановке!
   На молодого актера пришли взглянуть родные и близкие, проводить, так сказать, в большое плавание, а не в последний путь, как мрачно пошутил друг Николая. Среди родных и близких на дебюте толкалась довольно привлекательная особа с простым русским именем Татьяна. Подруга Антохиной жены. Студентка экономического факультета Универа.
   После спектакля, как и полагается, состоялся закрытый фуршет в театральном кафе. Цветы, шампанское, комплименты за прекрасную игру. «Никто еще так не играл третьего слева! Браво! Поздравляем! Выпьем за будущую суперстар отечественной сцены!»
   Колю же не столько интересовали здравицы в честь дебютанта, сколько правильный профиль стоящей рядом особы. После второго тоста они уже перешли на «ты». Николай, как всякий актер, пусть даже и недоучка, без труда исполнил этюд на тему «Твое первое знакомство», используя богатый арсенал прибауток из репертуара тамады-ведущего. Про свой род деятельности рассказал уклончиво: «Мы с Антоном вместе начинали…» А после фуршета предупредил приятеля, чтобы тот не сболтнул про позорные капустники, если вдруг Татьяна начнет совать симпатичный носик в его благородную, но не очень достойную биографию.
   После мероприятия Николай отвез студентку домой на такси, почитал ей Маяковского, после чего в мягкой форме, надавив пальцами на горло, потребовал номера домашнего телефона и пейджера. Разве можно отказать творческому человеку, особенно когда он приглашает в субботу на ужин в кооперативный ресторан? Да еще так здорово читает Маяковского…
   Творческий человек держал марку и соответствовал образу романтического героя-любовника. Тем более что влюбился он не понарошку, а, как говорят поэты, наотмашь. В ресторане оставил половину своей экспедиторской зарплаты. Но так и не признался новой знакомой в позорном настоящем. «Так, пробую себя сейчас кое в чем. Пока не хочу говорить, чтоб не сглазить. Очень интересный проект». А поскольку стрела Амура пронзила Колино сердце навылет и виды на студентку он имел серьезные, необходимо было срочно менять свой социально-экономический статус и имидж.
   После ресторана, весело болтая о войне на Ближнем Востоке, противопехотных минах и причудах инквизиции, они гуляли по набережной. Возле памятника чижику-пыжику полюбовались беспризорниками, ныряющими в Фонтанку за мелочью, бросаемую туристами в мутную воду с радужками нефти. Порадовались за фанатов «Зенита», громивших витрины бутиков и переворачивающих дорогие авто. Потом с восторгом смотрели на горящий склад элитной мебели. В общем, получали исключительно положительные эмоции.
   Татьяна ухаживания восприняла благосклонно, но не без оглядки. Не спешила таять на малознакомой груди. Она девушка строгих, старомодных нравов. Бабушкино воспитание. И хотя кандидаты на ее сердце толпами ходили возле подъезда, она не спешила с выбором. («Мужчин с вредными привычками, офицеров и лиц с алиментами пр. не бесп.») Цветы и рестораны – это еще не достоинства. Это инвестиции в перспективный проект. Тем не менее Коля входил в первую пятерку претендентов. Человек культурный, интеллигентный, из артистической среды, не гопник синюшный из подворотни. В средствах не стеснен, не жаден. Да и внешность вполне достойная, чем-то на любимого артиста Калягина в молодости похож. И ухаживает вроде бы искренне, с далеко идущими намерениями. Но… Торопиться не надо. Пускай доказывает любовь на деле, трепать языком все горазды. Сказать «да» никогда не поздно. Если любит, подождет. А не дождется, значит – увы… К сожалению, печальный опыт в ее жизни уже присутствовал.
   Коммерческое предложение Кошкина Коля принял без раздумий. Менеджер – это звучит гордо. Почти как штандартенфюрер.
   Через неделю он уже сидел в подвальном офисе фирмы, снабжающей платежеспособное население импортными стеклопакетами. Фирма действительно активно развивалась, у кошкинского дядюшки имелась «серая» дырка на таможне, что не могло не сказаться на ценовой политике и объемах продаж. В Колины обязанности входило общение с потенциальными и постоянными клиентами. Основная задача – донести до их ущербного сознания мысль о необходимости приобретения стеклопакетов исключительно в данном заведении. Мысль доносилась успешно, актерское мастерство пока не выветрилось. Нагружал клиента новый сотрудник по системе Станиславского. Верили все. Правда, с алкоголем пришлось притормозить, хотя нельзя утверждать, что Коля уже полностью находился под его властью. В запои не уходил, употреблял как большинство нормальных граждан великой страны – когда появлялась возможность. Но дядюшка строго-настрого предупредил – в его фирме нормальным не место. Хочешь бухать – иди в театр. Мало того, он заставил Колю пойти на вечерние курсы менеджеров, чтобы получить хоть какое-то экономическое образование. Фирме нужны грамотные специалисты.
   Особого морального удовлетворения новая профессия Коле не приносила, душа по-прежнему просила острой интриги и качественной шпионской романтики. Он, хоть и повзрослел, все еще хотел видеть себя Бондом. Или хотя бы пастором Шлагом. И только прибавка к жалованью немного успокаивала душу. На свой день рождения «Бонд» планировал прикупить «Астон-Мартин». Правда, пока отечественного производства и четырех-пятилетней давности.
   Татьяна не слишком огорчилась, узнав об истинном социальном статусе молодого человека. По крайней мере внешне. Да, понимаю, время сейчас такое, творческие люди вынуждены выживать. Раз менеджер, так менеджер. Вполне достойная профессия, популярная. (А может, ей просто параллельно?) Она, мол, сама пока не представляет, чем займется после Универа. Экономисты, конечно, сейчас нужны, но все теплые места заняты, попробуй пробейся без связей.
   Ухаживания продолжались, а конкуренты дышали в спину. И чтобы выиграть марафон, одними подарками было уже не обойтись. У соперников тоже подарки. Дорогие подарки. А чем можно покорить сердце прекрасной дамы помимо материальных благ? Только еще большими материальными благами. А если их нет? Тогда подвиг! В ее честь! На крайняк – благородный поступок. Чтобы поняла – вот он, храбрый рыцарь на белом коньке, единственный, готовый на все, даже на совместное проживание с тещей!..
   Коляныч лихорадочно искал момент для подвига, прокручивая в воспаленной голове вариант за вариантом (спасение любимой из горящего дома, извлечение из проруби, защита от шайки хулиганов или своры голодных собак, черевички с ноги первой леди страны и т. д. и т. п.). Но проруби на пути любимой женщины, увы, пока не подворачивалось (не сезон!), да и псиной своры тоже…
   Татьяна жила-была с матерью и бабушкой в трехкомнатной квартире на Юго-Западе, в спальном районе. Мать преподавала английский в техникуме и подрабатывала репетиторством. С отцом последняя давным-давно развелась по политическим мотивам – тот оставался каменным коммунистом, а мать примкнула к демократам-перестройщикам. Денег на удовольствия и маленькие житейские радости не хватало, поэтому Татьяна совмещала учебу с работой в небольшой галантерейной лавке. Продавала французский парфюм польского происхождения.
   Коля мечтал и верил не напрасно. Повод для подвига вскоре представился. Хотя язык не повернется сказать, что был он прекрасен.
   Как-то хмурым осенним вечером, когда тяжелые свинцовые тучи задевали телеантенны на крышах хрущевок и силы зла выползали из Гримпенской трясины, мечтая нарушить действующее законодательство, Коляныч пригласил возлюбленную в арабский ресторан «Черный лаваш». Но едва Танюша сделала заказ – мясо безвинно убитого животного, в ее сумочке тревожно зарыдал пейджер.
   – Мама просит срочно позвонить. Наверное, что-то случилось.
   Мобильника у рыцаря пока не имелось, но он договорился с администратором, заплатив за звонок с городского телефона.
   Татьяна вернулась из администраторского кабинета в тяжелом депрессивном настроении и за стол не присела.
   – Коля, извини, я поехала.
   – Что случилось, Танюш?
   – Бабушку ограбили…
   – Погоди, погоди. Как ограбили? Она же – бабушка.
   Коля, естественно, разволновался и брякнул ерунду. Можно подумать, грабят только мужчин-миллионеров.
   – В подъезде. Она со сберкассы шла, пенсию получала. Пенсию отобрали и. – Татьяна замолчала.
   – Что?!.
   – Серьги вырвали. Прямо по живому.
   – Ого!.. Едем. Я с тобой. Не волнуйся…
   Коля заплатил за несъеденное мясо, поймал попутную машину, и через полчаса они вбежали в приемный покой низкобюджетной социальной больницы. Мать сидела на лавочке, сжимая в руке мокрый платочек.
   – Мама, это Коля. Коля, это мама. Анна Михайловна.
   Знакомство с родителями. В уютной семейной обстановке.
   – Очень приятно. Что случилось, Анна Михайловна?
   – Мама пенсию получала. Я ей говорила: иди днем, пока светло, так нет. А эти от сберкассы, наверное, проследили. Вроде двое их было. Молодых. Один уже в подъезде ждал. Подонки. Когда зашла, сумку вырвали и серьги. Мама минут пятнадцать на полу лежала. Кричала, но никто не вышел. Кое-как поднялась, доковыляла до квартиры, «скорую» вызвала. А я как назло на репетиторстве была.
   – Она их запомнила?
   – Да какое там. Она же видит плохо, а в подъезде еще и темно. С ног сбили. Ладно бы только сумочку вырвали. Там столько крови. Бедная мамочка.
   Анна Михайловна заплакала. Татьяна тоже не удержалась. Коля пытался, как мог, успокоить женщин, но безуспешно. И тогда он стукнул в грудь кулаком и твердо заявил:
   – Я найду этих уродов!!!
   Эхо от гулкого удара достигло самых дальних палат больницы и даже разбудило от наркоза пациентов на операционных столах.
   – Да как вы их найдете, Николай?
   – По запаху. Козлиному.
   Заверить-то заверил, но как сдержать обещание, не представлял совершенно. Джеймсу Бонду проще, он весь мир спасает. А найти в пятимиллионном муравейнике обидчиков конкретной старушенции – дело куда более сложное.
   – В милицию звонили?
   – Нет еще. Медсестра сказала, они телефонограмму в отделение отправят, оттуда уполномоченный приедет. Да толку-то.
   – А серьги дорогие?
   – Обычные, хоть и золотые. Старенькие. С зелеными камушками. Их бабушка очень любила, они ей от матери достались. Мать с ними всю блокаду проходила и даже на хлеб не сменяла.
   Проводив Татьяну домой и еще раз заверив, что подонки не уйдут от возмездия, Коля вернулся домой и принялся составлять план поимки грабителей. Вот он, шанс! Вот она – долгожданная возможность для подвига!.. Все в твоих руках, как поет великая певица А. Варум. Найди их, Коляныч, и брось отрезанные уши к ногам любимой женщины! Ты сможешь! Твоя бритва остра, а рука тверда! Но надо торопиться. Конкуренты тоже попытаются принести уши, а то и бубенцы.
   Составление плана, впрочем, закончилось после первого пункта: «Дождаться официальных результатов следствия». Негусто, но для начала сойдет. Лупа, пылившаяся в секретере, никаких идей не подкинула.
   Результаты следствия оказались весьма удивительными и нестандартными. Вряд ли Ян Флеминг, автор бондианы, придумал бы подобный сюжетный ход. Да и Конан Дойль тоже. Выслушав в больнице рассказ Таниной бабули, молодой, но опытный уполномоченный задал неожиданный и, главное, дерзкий вопрос – а не упала ли женщина сама? Старенькая ведь, могла оступиться, упасть, потерять сознание, а кошелек и серьги, к примеру, обронить до этого. Однако опер быстро понял абсурдность предположения. Обронить серьги можно разве что с ушами.
   После чего последовал вроде бы логичный вопрос – а на сколько лет выглядели преступники?
   Последовал такой же логичный ответ:
   – Да не разглядела я их, сынок. Наверное, молодые. Взрослый человек разве на такое пойдет?
   – А поточнее? К примеру, лет на тринадцать тянут?
   – Ну не знаю. Может, и тянут. Нынче акселерация.
   Обрадованный ответом молодой человек тут же занес эти важнейшие для следствия показания на мятую бумажку и дал подписаться потерпевшей. Потом пожелал скорейшего выздоровления и умчался брать след.
   Через неделю Татьяна посетила отделение милиции, где служил уполномоченный, чтобы узнать, как продвигается расследование. Но тот, позевывая («Простите, не спал трое суток!»), пояснил, что взять след не смог – слишком мало зацепок. А еще через неделю ей пришло уведомление, что в возбуждении уголовного дела по факту случившегося с бабушкой отказано – «ввиду отсутствия состава преступления». Материал сдан в архив. Мол, напавшие лица не достигли возраста, с которого наступает уголовная ответственность, и поэтому преступниками они не являются. Потерпевшая ведь сама указала, что на вид им всего по тринадцать лет.
   Добиваться справедливости Татьяна не стала, нервы только напрасно потратишь – зацепок-то действительно никаких.
   Бабушка вышла из больницы постаревшей лет на десять. Но Коля помнил о своей благородной клятве и решил идти до победного конца. Обещал – отвечай за рыцарский базар! Ты же герой-любовник, а не чмо сопливое! Вот и доказывай любовь на уголовном деле.
   К сожалению, связей в преступном мире он пока не нажил, зато в правоохранительной среде вращался сосед по даче Виталик. Работал он, правда, в другом районе, но какая разница? Может, что-то умное присоветует.
   Встретились в пивной «Розовый слон». Угощал, разумеется, Коля. Приятель, выслушав его грустную историю, честно и откровенно признался, что на месте уполномоченного он поступил бы точно так же. Портить показатели отделения для нормального мента – преступная халатность. Увы, таковы суровые реалии, хотите вы этого или нет. И спасти мир иногда действительно куда легче, чем отыскать сорванные сережки.
   Это радовало. Не порча показателей, конечно, а то, что Виталик не врал. Не надувал щек и не строил из себя крутого сыщика.
   – А если возле кассы посидеть? – робко предложил Коля. – Они же снова могут кого-нибудь ограбить.
   – Мой юный друг, – снисходительно улыбнулся Виталик, уже усвоивший некоторые тонкости сыскного ремесла, – во-первых, таких касс в нашем прекрасном городе на каждой второй улице, во-вторых, мы не знаем вражеских примет, поэтому, кого пасти, неизвестно. И, в-третьих.
   Сосед отхлебнул халявного пива, наклонился к Колиному уху и понизил голос:
   – В-третьих. Поймать их при таком раскладе можно только одним способом. Если пацанов сдадут. Я не беру в расчет случайные варианты типа явки с повинной. Я тоже поначалу верил во всю эту лабуду – отпечатки пальцев, брошенные окурки, дедукция, аналитика. А теперь никаких иллюзий, никакой дедукции, старина. С окурками пусть Холмс разбирается, над ним не капает. Стук, мой друг, только стук. Пардон. Оперативная информация. Может, и не эффектно, но зато эффективно, как говорят спортивные комментаторы.
   – А что, могут сдать? – шепотом спросил Коля.
   – А почему нет? Мы ж не знаем, что это за публика. Не поделят табаш или бабенку, к примеру, ну и сдадут друг друга. Хороших друзей нельзя купить, но их можно продать. Помню, женушка одна своего единственного и неповторимого заложила за то, что тот с днем рождения забыл поздравить и презент не подарил. Стала мягко упрекать, а он ей в ухо слева. Цыц, глупая баба!.. Она обиделась и прямиком к нам. И в чем заложила? В «мокрухе» заказной! Оказалось, муженек пару лет назад в команду киллерскую вписался, барыгу крутого под Москвой на трассе положил. Из автомата. Цветной телевизор в награду от бригадира получил. В общем, цепочка потянулась, а в итоге – семь расстрельных приговоров. В том числе и мужу-драчуну, и его «бугру». Жена, конечно, на второй день одумалась, прибежала в слезах, дескать, пошутила я, хочу свои слова обратно взять. А мы не отдали. Слово, как говорится, не пуля – вылетит, не поймаешь… И этих кто-нибудь вломит рано или поздно. Главное – заява зарегистрирована, материал из архива поднять никогда не поздно.
   – И сколько ждать? – задал еще один не очень умный вопрос Николай.
   – Непредсказуемо, – развел руками приятель. – Может, и не дождемся.
   – Мне надо их найти. Быстрее.
   – Понимаю… Бабушка любимой женщины – это святое. – Виталик допил пиво и сделал жест бармену, чтобы тот повторил.
   – Если деньги нужны, – вдруг догадался Коля, – не вопрос. Я тут хорошего клиента нашел, шеф премию выписал.
   – Обалдел? – обиделся Виталик. – Я у своих не беру. Только у посторонних, и то не за все… Ладно, так и быть, поставлю твой вариант на особый контроль.
   – Это как?
   – Каждое утро во все отделения слетаются сводки о задержании всякой нечистой силы, как я ее называю. Ограбление пенсионеров – штука нынче характерная, как правило, – серийная. Ты правильно заметил: они стопудово продолжат свое светлое дело. И если кого-нибудь в городе за подобную проделку тормознут, я тут же буду знать. А дальше – работать, работать и еще раз колоть. Хотя они все твердят, что первый раз, но потом оказывается, что сто сорок первый. Глядишь, и про вашу бабулю вспомнят. Серьги наверняка сплавили, но хотя бы моральное удовлетворение получишь.