Страница:
Во многих работах резкое ослабление в условиях глобализации роли государства как главного субъекта системы мировой политики связывается с десуверенизацией государств, пропагандируется тезис об универсальном характере этого явления. В качестве одного из основных аргументов приводится европейская интеграция – создание Европейского экономического сообщества, трансформировавшегося в 1992 г. в Европейский союз (ЕС), и его значительное расширение в последние годы за счет приема новых членов. Географически локальная в масштабах планеты тенденция – развитие европейской интеграции – выдается за всемирную закономерность. Однако этот тезис не подтверждается развитием событий в большинстве других регионов мира. Да и в рамках самого ЕС интеграция реализуется отнюдь не однозначно.
Авторы, придерживающиеся такого рода подхода, тему десуверенизации современных государств тесно увязывают с проблемой активного распространения демократии по всему миру.
Однако с тех пор как понятие «демократизация» стало использоваться во внешнеполитических целях (особенно США и их последовательными союзниками среди европейских стран), его смысл постепенно менялся, а содержание трансформировалось. Вот как пишет об этом российский ученый А.Д. Богатуров: «Демократизация фактически представляет собой идеологию американского национализма в его своеобразной, надэтнической, государственнической форме. Подобную «демократизацию» США успешно выдают за идеологию транснациональной солидарности»25.
Идея существования связки глобализация – десуверенизация – демократизация лежит в основе активной политики воздействия на внутриполитические процессы формально суверенных государств. Такими идеями обосновывают «гуманитарные интервенции» в обход решений ООН, «экспорт демократии» – даже и насильственным путем, в нарушение существующих норм международного права. Во внешней политике США курс на «распространение демократии» является характерным не только для первых лет XXI в., он был таким и в 1990-х гг., а в принципе имеет значительно более глубокие исторические корни.
Начиная с 1993 г. принципы этой политики были сформулированы в обращении президента США У. Клинтона к Генеральной Ассамблее ООН, докладе госсекретаря США У. Кристофера в Колумбийском университете, выступлении помощника по национальной безопасности Э. Лейка в Центре международных исследований Джонса Гопкинса и в речи представителя США в ООН М. Олбрайт, произнесенной в Университете национальной обороны США26.
В последние несколько лет проявились весьма немаловажные расхождения в подходах Соединенных Штатов и ряда европейских стран к методам распространения демократии. В американской политической элите возобладала готовность использовать для этого военную силу, что и было продемонстрировано в ходе американо-английской операции в Ираке. В западноевропейских государствах доминирует отрицательное отношение к применению военной силы в ситуациях, подобных иракской27. Элиты стран Центральной и Восточной Европы, находясь в значительно большей зависимости от США, чем большинство западноевропейских государств, соответственно и в большей мере солидаризируются с американским «политическим классом». Это дало основание министру обороны США Дональду Рамсфелду заявить о «двух Европах» в рамках Европейского союза – о «старой Европе» (отождествляемой прежде всего с Францией и Германией, выступившими против американо-английской агрессии в Ираке) и о «новой Европе» (странах, подобных Польше, которые были недавно приняты в ЕС, элиты которых поддержали военную акцию США). Новые идеологемы «демократизации» были восприняты и в политической элите ряда стран на постсоветском пространстве.
Об отношении России к политике проталкивания «демократизации» в странах СНГ говорится, в частности, в интервью министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова газете «Трибуна»: «Поощрение внепарламентских методов борьбы, попытки «экспорта демократии» в страны СНГ с их неустоявшимися государственными структурами и правовыми системами, непростой внутриполитической и экономической обстановкой чреваты дестабилизацией и новыми конфликтами»28. Руководитель внешнеполитического ведомства подчеркнул, что у России другая позиция: «Мы твердо исходим из того, что демократия должна утверждаться в каждой стране на собственной национальной почве и на правовой основе»29.
Сторонники «десуверенизации» в соответствии со своей концепцией настроены на пересмотр таких базовых понятий, как государство и государство-нация, система международных отношений, патриотизм, право наций на самоопределение, национальные интересы, национальная безопасность и др.
Как это ни парадоксально на первый взгляд, матрица «антисуверенитета» де-факто присутствует и в идеологии и практике экстремистских исламистских организаций, проповедующих идею халифата и выступающих против существующей мирополитической системы, основными элементами структуры которой остаются суверенные государства-нации30. Примечательно, что основной формой деятельности экстремистских организаций, использующих террор (терроризм) в качестве средства политической и идеологической борьбы, является сетевая транснациональная организация. Террористические акции и противодействие им приобрели в последнее время столь масштабный характер, что стали еще одним новым фактором, влияющим на существующий миропорядок. Как пишет Э. Соловьев, «если государство в самом деле воюет с негосударством, то феномен своеобразной «приватизации» войны (одной из сторон. – А. К.) действительно существует». Это, в свою очередь, как считает данный автор, означает существенный поворот в эволюции международных отношений, мировой политики и, возможно, наносит наиболее чувствительный удар по принципу государственного суверенитета, ибо «негосударственный актор оказывается – как минимум в общественном восприятии – вровень с самой мощной державой мира: «США – против “Апь-Каиды”»31.
Необходимо постоянно иметь в виду возрастающую угрозу приобретения экстремистскими организациями, использующими террористические методы, ядерного оружия (или других видов оружия массового поражения). «Ядерный терроризм» – это, несомненно, одна из важнейших проблем современной мировой политики, масштабы и глубина решения которой пока явно неадекватны. Решение этой проблемы, безусловно, потребует многосторонних усилий в международном сообществе, формирования соответствующих международных механизмов, которые, как представляется, все еще неадекватны той угрозе, которая имеется в этой сфере. (В том числе необходимо и общее для партнеров по «антитеррористической коалиции» максимально корректное, адекватное определение терроризма32.)
Сотрудничество в этой сфере должно быть по-настоящему равноправным и взаимовыгодным. Но таковым оно может быть только тогда, когда более мощный и богатый партнер (каковым на данном отрезке истории мировой политики являются США) с большим вниманием относится к интересам, мнению другого партнера, не пытаясь извлечь никаких односторонних преимуществ из собственно сотрудничества в данной конкретной сфере (что, надо откровенно признать, случалось крайне редко в истории международных отношений и мировой политики).
Значительная часть американской политической элиты на протяжении уже всего периода после ликвидации отношений холодной войны, распада Организации Варшавского договора и Советского Союза демонстрирует стремление ослабить позиции России в мировой политике по целому ряду параметров33. Это проявляется в том числе в политике расширения НАТО на восток, в активных действиях против политики интеграции на постсоветском пространстве, проводимой Россией совместно с рядом других государств – бывших республик Советского Союза. Такая политика, безусловно, негативно влияет на уровень доверия между двумя государствами и народами, между госструктурами, в том числе теми, которые занимаются проблемами борьбы с экстремистскими организациями, использующими террор ради реализации своих целей. Между тем высокий уровень доверия между партнерами по «антитеррористической коалиции» крайне необходим именно в сфере предотвращения актов террора с использованием ядерного оружия и других видов оружия массового поражения.
С новым пониманием транснациональных процессов, места и роли государства в системе мировой политики связано появление и новой трактовки безопасности, в частности возникновение концепций «общественной безопасности» (societal security) и «человеческой безопасности» (human security)34. Эти концепции в последние годы привлекли значительное внимание – их особенно много в странах Европейского союза. Там говорят о «парадигматическом изменении», переходе от доминирования принципа национальной безопасности (national security) и соответственно международной безопасности (international security) к принципу транснациональной, субнациональной и индивидуальной безопасности35. Весьма примечательно то, что ни в США, ни в Индии, ни в Китае идеи такой трактовки безопасности не получили сколько-нибудь широкого развития и распространения в политическом классе этих стран36.
«Десуверенизация» и реальности развития современной мирополитической системы
Авторы, придерживающиеся такого рода подхода, тему десуверенизации современных государств тесно увязывают с проблемой активного распространения демократии по всему миру.
Однако с тех пор как понятие «демократизация» стало использоваться во внешнеполитических целях (особенно США и их последовательными союзниками среди европейских стран), его смысл постепенно менялся, а содержание трансформировалось. Вот как пишет об этом российский ученый А.Д. Богатуров: «Демократизация фактически представляет собой идеологию американского национализма в его своеобразной, надэтнической, государственнической форме. Подобную «демократизацию» США успешно выдают за идеологию транснациональной солидарности»25.
Идея существования связки глобализация – десуверенизация – демократизация лежит в основе активной политики воздействия на внутриполитические процессы формально суверенных государств. Такими идеями обосновывают «гуманитарные интервенции» в обход решений ООН, «экспорт демократии» – даже и насильственным путем, в нарушение существующих норм международного права. Во внешней политике США курс на «распространение демократии» является характерным не только для первых лет XXI в., он был таким и в 1990-х гг., а в принципе имеет значительно более глубокие исторические корни.
Начиная с 1993 г. принципы этой политики были сформулированы в обращении президента США У. Клинтона к Генеральной Ассамблее ООН, докладе госсекретаря США У. Кристофера в Колумбийском университете, выступлении помощника по национальной безопасности Э. Лейка в Центре международных исследований Джонса Гопкинса и в речи представителя США в ООН М. Олбрайт, произнесенной в Университете национальной обороны США26.
В последние несколько лет проявились весьма немаловажные расхождения в подходах Соединенных Штатов и ряда европейских стран к методам распространения демократии. В американской политической элите возобладала готовность использовать для этого военную силу, что и было продемонстрировано в ходе американо-английской операции в Ираке. В западноевропейских государствах доминирует отрицательное отношение к применению военной силы в ситуациях, подобных иракской27. Элиты стран Центральной и Восточной Европы, находясь в значительно большей зависимости от США, чем большинство западноевропейских государств, соответственно и в большей мере солидаризируются с американским «политическим классом». Это дало основание министру обороны США Дональду Рамсфелду заявить о «двух Европах» в рамках Европейского союза – о «старой Европе» (отождествляемой прежде всего с Францией и Германией, выступившими против американо-английской агрессии в Ираке) и о «новой Европе» (странах, подобных Польше, которые были недавно приняты в ЕС, элиты которых поддержали военную акцию США). Новые идеологемы «демократизации» были восприняты и в политической элите ряда стран на постсоветском пространстве.
Об отношении России к политике проталкивания «демократизации» в странах СНГ говорится, в частности, в интервью министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова газете «Трибуна»: «Поощрение внепарламентских методов борьбы, попытки «экспорта демократии» в страны СНГ с их неустоявшимися государственными структурами и правовыми системами, непростой внутриполитической и экономической обстановкой чреваты дестабилизацией и новыми конфликтами»28. Руководитель внешнеполитического ведомства подчеркнул, что у России другая позиция: «Мы твердо исходим из того, что демократия должна утверждаться в каждой стране на собственной национальной почве и на правовой основе»29.
Сторонники «десуверенизации» в соответствии со своей концепцией настроены на пересмотр таких базовых понятий, как государство и государство-нация, система международных отношений, патриотизм, право наций на самоопределение, национальные интересы, национальная безопасность и др.
Как это ни парадоксально на первый взгляд, матрица «антисуверенитета» де-факто присутствует и в идеологии и практике экстремистских исламистских организаций, проповедующих идею халифата и выступающих против существующей мирополитической системы, основными элементами структуры которой остаются суверенные государства-нации30. Примечательно, что основной формой деятельности экстремистских организаций, использующих террор (терроризм) в качестве средства политической и идеологической борьбы, является сетевая транснациональная организация. Террористические акции и противодействие им приобрели в последнее время столь масштабный характер, что стали еще одним новым фактором, влияющим на существующий миропорядок. Как пишет Э. Соловьев, «если государство в самом деле воюет с негосударством, то феномен своеобразной «приватизации» войны (одной из сторон. – А. К.) действительно существует». Это, в свою очередь, как считает данный автор, означает существенный поворот в эволюции международных отношений, мировой политики и, возможно, наносит наиболее чувствительный удар по принципу государственного суверенитета, ибо «негосударственный актор оказывается – как минимум в общественном восприятии – вровень с самой мощной державой мира: «США – против “Апь-Каиды”»31.
Необходимо постоянно иметь в виду возрастающую угрозу приобретения экстремистскими организациями, использующими террористические методы, ядерного оружия (или других видов оружия массового поражения). «Ядерный терроризм» – это, несомненно, одна из важнейших проблем современной мировой политики, масштабы и глубина решения которой пока явно неадекватны. Решение этой проблемы, безусловно, потребует многосторонних усилий в международном сообществе, формирования соответствующих международных механизмов, которые, как представляется, все еще неадекватны той угрозе, которая имеется в этой сфере. (В том числе необходимо и общее для партнеров по «антитеррористической коалиции» максимально корректное, адекватное определение терроризма32.)
Сотрудничество в этой сфере должно быть по-настоящему равноправным и взаимовыгодным. Но таковым оно может быть только тогда, когда более мощный и богатый партнер (каковым на данном отрезке истории мировой политики являются США) с большим вниманием относится к интересам, мнению другого партнера, не пытаясь извлечь никаких односторонних преимуществ из собственно сотрудничества в данной конкретной сфере (что, надо откровенно признать, случалось крайне редко в истории международных отношений и мировой политики).
Значительная часть американской политической элиты на протяжении уже всего периода после ликвидации отношений холодной войны, распада Организации Варшавского договора и Советского Союза демонстрирует стремление ослабить позиции России в мировой политике по целому ряду параметров33. Это проявляется в том числе в политике расширения НАТО на восток, в активных действиях против политики интеграции на постсоветском пространстве, проводимой Россией совместно с рядом других государств – бывших республик Советского Союза. Такая политика, безусловно, негативно влияет на уровень доверия между двумя государствами и народами, между госструктурами, в том числе теми, которые занимаются проблемами борьбы с экстремистскими организациями, использующими террор ради реализации своих целей. Между тем высокий уровень доверия между партнерами по «антитеррористической коалиции» крайне необходим именно в сфере предотвращения актов террора с использованием ядерного оружия и других видов оружия массового поражения.
С новым пониманием транснациональных процессов, места и роли государства в системе мировой политики связано появление и новой трактовки безопасности, в частности возникновение концепций «общественной безопасности» (societal security) и «человеческой безопасности» (human security)34. Эти концепции в последние годы привлекли значительное внимание – их особенно много в странах Европейского союза. Там говорят о «парадигматическом изменении», переходе от доминирования принципа национальной безопасности (national security) и соответственно международной безопасности (international security) к принципу транснациональной, субнациональной и индивидуальной безопасности35. Весьма примечательно то, что ни в США, ни в Индии, ни в Китае идеи такой трактовки безопасности не получили сколько-нибудь широкого развития и распространения в политическом классе этих стран36.
«Десуверенизация» и реальности развития современной мирополитической системы
КАК ЗАПАДНЫЕ, так и отечественные сторонники идей «размывания суверенитета», «десуверенизации» практически не прикладывают их к США – крупнейшему государству современной мирополитической системы. Этого не делалось ни до трагических событий 11 сентября 2001 г., ни тем более после акта мегатеррора, который послужил толчком для многих важных изменений во внешней и оборонной политике моносверхдержавы[4]. Между тем эти изменения не могут не сказаться на состоянии международных отношений и мировой политики.
В 1990-х гг. США выступали лидером экономических, информационных, социокультурных и политических процессов глобализации. При этом в ряде случаев Соединенные Штаты и де-юре, и де-факто поступались собственным суверенитетом, рассчитывая, разумеется, на то, что в силу своего преобладания и эффективности своих институтов они выиграют значительно больше, чем другие участники процессов десуверенизации. В начале XXI в. там произошла смена администрации – вместо либеральных демократов к власти пришла коалиция правых консервативных республиканцев и «неоконсерваторов», провозгласивших решительный отказ от ограничения суверенитета США в важнейших для всего международного сообщества вопросах37. Это касается защиты окружающей среды, борьбы с распространением бактериологического (биологического) оружия, ограничения роли ядерного оружия и обеспечения стратегической стабильности, дальнейшей либерализации мировой торговли и пр. Республиканская администрация Дж. Буша-мл. отказалась подписать отработанный и согласованный с огромным трудом Киотский протокол, специальный Протокол к Конвенции о запрещении бактериологического (биологического) оружия 1972 г., отказалась ратифицировать многосторонний Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний и вышла из двустороннего советско-американского (фактически – российско-американского) Договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 г. США ввели защитительные тарифы на импорт стали, а также приняли решение о крупномасштабном субсидировании сельского хозяйства, в то время как в рамках ВТО были достигнуты договоренности о начале переговоров по поэтапному отказу от его субсидирования и в США, и в Западной Европе.
Уже на протяжении длительного времени США декларируют свои особые права по обеспечению «энергетической безопасности»38 западного мира, на что ориентирована в своих задачах значительная часть вооруженных сил США (и прежде всего Центральное объединенное командование – CENTCOM)39.
США стремятся обеспечить за собой особые права (и возможности) в управлении Интернетом, где центральная роль принадлежит американской компании – интернет-корпорации по присвоению имен и адресов в Интернете (ICAAN), созданной в 1998 г. (ее учредителем была администрация Клинтона). Правительства многих государств считают, что управление мировой компьютерной сетью должно осуществляться на международной основе, подобно тому как это имеет место применительно к мировой телефонной сети, регулируемой Международным союзом электросвязи (созданным в 1865 г. и ставшим впоследствии специализированным учреждением ООН). На Всемирной встрече по вопросам информационного сообщества, организованной по инициативе ООН (первый этап – в Женеве в 2003 г., второй – в ноябре 2005 г. в Тунисе), представители Бразилии и ЮАР активно критиковали сложившийся порядок; представитель КНР предложил создать новую международную организацию; представитель Франции выступил за межправительственный контроль, но осуществляемый группой избранных демократических государств. В ответе администрации США (в виде краткого заявления американского министерства торговли 30 июня 2005 г.) было сказано, что Соединенные Штаты не намерены ограничивать свой контроль над Интернетом, что обозреватель английского журнала «Экономист» К.Н. Кукьер назвал «своего рода доктриной Монро нашего времени»40.
Такие действия свидетельствуют о политике укрепления Соединенными Штатами своего суверенитета, в том числе и с выходом в ряде случаев за пределы международно-правового поля. Вместе с тем эта держава, как и ряд других ее западных союзников, продолжает предпринимать шаги, направленные на то, чтобы использовать процесс глобализации для ограничения реального суверенитета многих других государств41.
Проповедники «десуверенизации» фактически игнорируют и реальную практику Китая, а тем более Индии. Эти два государства, добившиеся впечатляющих успехов в экономическом развитии, уверенно и активно отстаивают свой суверенитет в мировой политике. Действуют они разными способами, присущими политической культуре каждой из стран. Обе они имеют особую историческую глубину развития цивилизации и богатые традиции государственности42. При всей специфике политики Китая и Индии по отстаиванию своего реального суверенитета линия поведения обоих азиатских гигантов имеет немало общего. Это – развитие независимых вооруженных сил, включая силы и средства ядерного сдерживания, стремление создать собственную оборонную промышленность как компонент наукоемкой промышленности в целом, огромные усилия по развитию современной прикладной и фундаментальной науки. Оба государства не связывают себя с другими субъектами мировой политики союзническими обязательствами, которые ограничили бы их свободу действий43.
Достаточно ярко политика отстаивания реального суверенитета проявляется в жесткой позиции КНР по обеспечению своего суверенитета над Тайванем[5]. Не исключается и применение военной силы, которая является весьма важным элементом политико-психологического воздействия со стороны руководства КНР в данном вопросе. Китайское руководство, добиваясь обеспечения реального суверенитета для КНР, шаг за шагом развивает свою оборонную промышленность таким образом, чтобы она могла производить военно-техническую продукцию всего спектра44.
Аналогичным путем в целом движется и Индия. Одним из ярких свидетельств стремления большей части индийского политического класса обрести реальный суверенитет стало появление у Индии весной 1998 г. собственного ядерного оружия, а значит, и ее фактическое превращение в ракетно-ядерную державу. С высокой степенью вероятности можно предположить, что во втором десятилетии XXI в. Индия станет обладательницей средств доставки ядерного оружия межконтинентальной дальности. Можно с уверенностью говорить о том, что наряду с военно-стратегическими соображениями обретение ядерного оружия играло исключительно важную статусную роль, означало важный этап в продвижении Индии вверх в центросиловой иерархии современной системы мировой политики45.
Далеко не просто обстоит дело и с отказом от суверенитета в Европе, что показало голосование в ходе референдумов по конституции Европейского союза. В своем выступлении на конференции «60 лет Победы, создания ООН и международное право» председатель Конституционного суда РФ В.Д. Зорькин, говоря об объединительных процессах в Европе, подчеркнул: «Отказ от евроконституции в крупнейших государствах Европы говорит о том, что народы этих государств против потери суверенитета».
Вместе с тем, по мнению председателя Конституционного суда, для России проблема суверенитета стоит остро. Он отметил: «До сих пор из уст отдельных региональных руководителей вновь звучат слова о необходимости строить федерацию на «раздельном суверенитете». И это несмотря на решение КС об исключении положений о суверенитете из конституций субъектов РФ».
В Д. Зорькин считает, что начало масштабным атакам на национальные суверенитеты и целостность государств положили события 11 сентября 2001 г. в США. Они стали, по его мнению, «спусковым механизмом» также и в наступлении на конституционные права человека во многих государствах. «Такое наступление в виде беспрецедентного расширения прав спецслужб прокатилось практически по всему миру – от США и Европы до Юго-Восточной Азии и Австралии», – отметил председатель Конституционного суда РФ. В то же время он считает, что само по себе принятие жестких законов не несет угрозы конституционным основам этих государств. И, видимо, подобные процессы являются вполне адекватной реакцией на все более разрастающиеся проявления терроризма, организованной преступности, наркобизнеса и незаконной миграции. Тем не менее В. Зорькин убежден в необходимости поиска адекватного ответа на вопрос о том, «где та черта в ограничениях прав человека, за которой наступает отрицание этих прав».
В рамках ЕС стремление защитить свой суверенитет особенно характерно для Франции с ее богатейшими традициями государства-нации, единым пониманием элитой и обществом национального интереса.
Пока в меньших масштабах и с более скромными результатами пытается обрести реальный суверенитет и крупнейшая страна Латинской Америки – Бразилия. С давних пор бразильская политическая и деловая элита рассматривала свою страну как ведущую в региональном масштабе и потенциально глобальную державу. В первом десятилетии XXI в. новое правительство президента Лула да Сильвы предприняло дальнейшие шаги по отстаиванию регионального лидерства Бразилии и, в более широком аспекте, лидерства среди развивающихся стран. В политике нового руководства страны отчетливо обозначилось стремление позиционировать Бразилию как «противовес» богатым странам, в особенности США. Бразилия играла ведущую роль в создании Группы-22 (в настоящее время Группы-20), которая постоянно подвергает критике политику США и ЕС на переговорах по вопросам торговли и инвестиций во Всемирной торговой организации. В сентябре 2003 г. Бразилия предпринимала активные попытки по укреплению Южноамериканского таможенного союза (МЕРКОСУР), одна из целей которого состоит в противодействии односторонним действиям США46.
Очевидное стремление к восстановлению своего реального суверенитета в последние годы демонстрирует и Япония. Как государство, не обладающее после поражения во Второй мировой войне реальным суверенитетом, она предпринимает все более серьезные попытки обрести его. Это выражается в действиях, ориентированных на отход от «политики самообороны», закрепленной в конституции Японии (статья 9). Среди них, в частности, направление японскими морскими силами в Индийский океан сначала кораблей-танкеров (2001 г.), а затем эсминца (2002 г.) для обеспечения боевых кораблей США и Великобритании. В марте 2003 г. Япония запустила два собственных военных разведспутника (прежде всего для наблюдения за Северной Кореей), продемонстрировав тем самым, что она более не полагается исключительно на соответствующие разведданные, получаемые от своего политико-военного патрона – США. В последние годы, впервые за всю послевоенную историю, в японской политической элите начали открыто говорить о приобретении страной собственного ядерного оружия. Продолжается рост военных расходов Японии, наметившийся еще в конце 1990-х гг., несмотря на относительно неблагоприятные общие экономические условия в стране.
С учетом исторического прошлого такого рода вектор в политике Японии не может не вызывать тревоги и озабоченности у целого ряда соседей этой страны[6].
Обращает на себя внимание ухудшение не только японо-китайских политических отношений, но и отношений между Токио и Сеулом (применительно к последним многие западные и японские эксперты отмечают, что Южная Корея в последние полтора-два года заметно сблизила многие свои позиции по проблемам международных отношений с КНР, «дрейфуя» в сторону от своих «особых отношений» младшего партнера с США).
Многие японские политологи, пресса все чаще отмечают (с негативным отношением) то, что КНР со своим населением 1,3–1,5 млрд. человек все больше влияет на все мировые процессы: японские СМИ стали использовать термины «китайская глобализация», «мировая китаизация»47.
Отмечая рост масштабов военных приготовлений Японии, нельзя не отметить, что на данный момент со стороны Вашингтона были предприняты довольно эффективные усилия для того, чтобы не только оставить Японию в орбите американского политико-военного влияния, но и усилить привязку японской военной машины к американской системе обеспечения национальных интересов США в Азиатско-Тихоокеанском регионе военными средствами.
Это касается, в частности, интегрированности японских средств в потенциальную глобальную систему противоракетной обороны, политику создания которой предпринимает администрация Дж. Буша-мл.; Япония согласилась на базирование в порту Йокосука (рядом с Токио) американского ударного авианосца с ядерной силовой установкой, который придет на смену выводимому из бывшего состава последнему неядерному авианосцу «Китти хок».
Штаб-квартира первого армейского корпуса сухопутных войск США перемещается из штата Вашингтон (на западном побережье США) в префектуру Канагава в Японии на базу ВВС. В Японии создается японо-американский совместный центр по координации военных операций48.
До недавних пор степень оперативной и технической совместимости японских «сил самообороны» и вооруженных сил США оценивалась значительно ниже, чем у США и их европейских союзников по НАТО. Однако в ближайшее время, как договорились политические и военные руководители США и Японии, эта проблема будет решена49.
В современной мирополитической системе есть яркие примеры того, как даже сравнительно небольшие государства умело и эффективно борются за свой реальный суверенитет. Среди таких стран не последнее место занимает, в частности, Швейцария. Она сумела отстоять свою независимую банковскую систему и швейцарский франк как авторитетную валюту, хотя весьма серьезные попытки подорвать их предпринимались в конце 1990-х гг. группой западных банков, поддерживаемых соответствующими политическими кругами. Нет сомнений в том, что обеспечению реального суверенитета Швейцарии в немалой степени способствуют ее система обороны, самостоятельные вооруженные силы с ярко выраженной национальной спецификой и с высоким уровнем технической оснащенности, а также подготовленные военные кадры.
В 1990-х гг. США выступали лидером экономических, информационных, социокультурных и политических процессов глобализации. При этом в ряде случаев Соединенные Штаты и де-юре, и де-факто поступались собственным суверенитетом, рассчитывая, разумеется, на то, что в силу своего преобладания и эффективности своих институтов они выиграют значительно больше, чем другие участники процессов десуверенизации. В начале XXI в. там произошла смена администрации – вместо либеральных демократов к власти пришла коалиция правых консервативных республиканцев и «неоконсерваторов», провозгласивших решительный отказ от ограничения суверенитета США в важнейших для всего международного сообщества вопросах37. Это касается защиты окружающей среды, борьбы с распространением бактериологического (биологического) оружия, ограничения роли ядерного оружия и обеспечения стратегической стабильности, дальнейшей либерализации мировой торговли и пр. Республиканская администрация Дж. Буша-мл. отказалась подписать отработанный и согласованный с огромным трудом Киотский протокол, специальный Протокол к Конвенции о запрещении бактериологического (биологического) оружия 1972 г., отказалась ратифицировать многосторонний Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний и вышла из двустороннего советско-американского (фактически – российско-американского) Договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 г. США ввели защитительные тарифы на импорт стали, а также приняли решение о крупномасштабном субсидировании сельского хозяйства, в то время как в рамках ВТО были достигнуты договоренности о начале переговоров по поэтапному отказу от его субсидирования и в США, и в Западной Европе.
Уже на протяжении длительного времени США декларируют свои особые права по обеспечению «энергетической безопасности»38 западного мира, на что ориентирована в своих задачах значительная часть вооруженных сил США (и прежде всего Центральное объединенное командование – CENTCOM)39.
США стремятся обеспечить за собой особые права (и возможности) в управлении Интернетом, где центральная роль принадлежит американской компании – интернет-корпорации по присвоению имен и адресов в Интернете (ICAAN), созданной в 1998 г. (ее учредителем была администрация Клинтона). Правительства многих государств считают, что управление мировой компьютерной сетью должно осуществляться на международной основе, подобно тому как это имеет место применительно к мировой телефонной сети, регулируемой Международным союзом электросвязи (созданным в 1865 г. и ставшим впоследствии специализированным учреждением ООН). На Всемирной встрече по вопросам информационного сообщества, организованной по инициативе ООН (первый этап – в Женеве в 2003 г., второй – в ноябре 2005 г. в Тунисе), представители Бразилии и ЮАР активно критиковали сложившийся порядок; представитель КНР предложил создать новую международную организацию; представитель Франции выступил за межправительственный контроль, но осуществляемый группой избранных демократических государств. В ответе администрации США (в виде краткого заявления американского министерства торговли 30 июня 2005 г.) было сказано, что Соединенные Штаты не намерены ограничивать свой контроль над Интернетом, что обозреватель английского журнала «Экономист» К.Н. Кукьер назвал «своего рода доктриной Монро нашего времени»40.
Такие действия свидетельствуют о политике укрепления Соединенными Штатами своего суверенитета, в том числе и с выходом в ряде случаев за пределы международно-правового поля. Вместе с тем эта держава, как и ряд других ее западных союзников, продолжает предпринимать шаги, направленные на то, чтобы использовать процесс глобализации для ограничения реального суверенитета многих других государств41.
Проповедники «десуверенизации» фактически игнорируют и реальную практику Китая, а тем более Индии. Эти два государства, добившиеся впечатляющих успехов в экономическом развитии, уверенно и активно отстаивают свой суверенитет в мировой политике. Действуют они разными способами, присущими политической культуре каждой из стран. Обе они имеют особую историческую глубину развития цивилизации и богатые традиции государственности42. При всей специфике политики Китая и Индии по отстаиванию своего реального суверенитета линия поведения обоих азиатских гигантов имеет немало общего. Это – развитие независимых вооруженных сил, включая силы и средства ядерного сдерживания, стремление создать собственную оборонную промышленность как компонент наукоемкой промышленности в целом, огромные усилия по развитию современной прикладной и фундаментальной науки. Оба государства не связывают себя с другими субъектами мировой политики союзническими обязательствами, которые ограничили бы их свободу действий43.
Достаточно ярко политика отстаивания реального суверенитета проявляется в жесткой позиции КНР по обеспечению своего суверенитета над Тайванем[5]. Не исключается и применение военной силы, которая является весьма важным элементом политико-психологического воздействия со стороны руководства КНР в данном вопросе. Китайское руководство, добиваясь обеспечения реального суверенитета для КНР, шаг за шагом развивает свою оборонную промышленность таким образом, чтобы она могла производить военно-техническую продукцию всего спектра44.
Аналогичным путем в целом движется и Индия. Одним из ярких свидетельств стремления большей части индийского политического класса обрести реальный суверенитет стало появление у Индии весной 1998 г. собственного ядерного оружия, а значит, и ее фактическое превращение в ракетно-ядерную державу. С высокой степенью вероятности можно предположить, что во втором десятилетии XXI в. Индия станет обладательницей средств доставки ядерного оружия межконтинентальной дальности. Можно с уверенностью говорить о том, что наряду с военно-стратегическими соображениями обретение ядерного оружия играло исключительно важную статусную роль, означало важный этап в продвижении Индии вверх в центросиловой иерархии современной системы мировой политики45.
Далеко не просто обстоит дело и с отказом от суверенитета в Европе, что показало голосование в ходе референдумов по конституции Европейского союза. В своем выступлении на конференции «60 лет Победы, создания ООН и международное право» председатель Конституционного суда РФ В.Д. Зорькин, говоря об объединительных процессах в Европе, подчеркнул: «Отказ от евроконституции в крупнейших государствах Европы говорит о том, что народы этих государств против потери суверенитета».
Вместе с тем, по мнению председателя Конституционного суда, для России проблема суверенитета стоит остро. Он отметил: «До сих пор из уст отдельных региональных руководителей вновь звучат слова о необходимости строить федерацию на «раздельном суверенитете». И это несмотря на решение КС об исключении положений о суверенитете из конституций субъектов РФ».
В Д. Зорькин считает, что начало масштабным атакам на национальные суверенитеты и целостность государств положили события 11 сентября 2001 г. в США. Они стали, по его мнению, «спусковым механизмом» также и в наступлении на конституционные права человека во многих государствах. «Такое наступление в виде беспрецедентного расширения прав спецслужб прокатилось практически по всему миру – от США и Европы до Юго-Восточной Азии и Австралии», – отметил председатель Конституционного суда РФ. В то же время он считает, что само по себе принятие жестких законов не несет угрозы конституционным основам этих государств. И, видимо, подобные процессы являются вполне адекватной реакцией на все более разрастающиеся проявления терроризма, организованной преступности, наркобизнеса и незаконной миграции. Тем не менее В. Зорькин убежден в необходимости поиска адекватного ответа на вопрос о том, «где та черта в ограничениях прав человека, за которой наступает отрицание этих прав».
В рамках ЕС стремление защитить свой суверенитет особенно характерно для Франции с ее богатейшими традициями государства-нации, единым пониманием элитой и обществом национального интереса.
Пока в меньших масштабах и с более скромными результатами пытается обрести реальный суверенитет и крупнейшая страна Латинской Америки – Бразилия. С давних пор бразильская политическая и деловая элита рассматривала свою страну как ведущую в региональном масштабе и потенциально глобальную державу. В первом десятилетии XXI в. новое правительство президента Лула да Сильвы предприняло дальнейшие шаги по отстаиванию регионального лидерства Бразилии и, в более широком аспекте, лидерства среди развивающихся стран. В политике нового руководства страны отчетливо обозначилось стремление позиционировать Бразилию как «противовес» богатым странам, в особенности США. Бразилия играла ведущую роль в создании Группы-22 (в настоящее время Группы-20), которая постоянно подвергает критике политику США и ЕС на переговорах по вопросам торговли и инвестиций во Всемирной торговой организации. В сентябре 2003 г. Бразилия предпринимала активные попытки по укреплению Южноамериканского таможенного союза (МЕРКОСУР), одна из целей которого состоит в противодействии односторонним действиям США46.
Очевидное стремление к восстановлению своего реального суверенитета в последние годы демонстрирует и Япония. Как государство, не обладающее после поражения во Второй мировой войне реальным суверенитетом, она предпринимает все более серьезные попытки обрести его. Это выражается в действиях, ориентированных на отход от «политики самообороны», закрепленной в конституции Японии (статья 9). Среди них, в частности, направление японскими морскими силами в Индийский океан сначала кораблей-танкеров (2001 г.), а затем эсминца (2002 г.) для обеспечения боевых кораблей США и Великобритании. В марте 2003 г. Япония запустила два собственных военных разведспутника (прежде всего для наблюдения за Северной Кореей), продемонстрировав тем самым, что она более не полагается исключительно на соответствующие разведданные, получаемые от своего политико-военного патрона – США. В последние годы, впервые за всю послевоенную историю, в японской политической элите начали открыто говорить о приобретении страной собственного ядерного оружия. Продолжается рост военных расходов Японии, наметившийся еще в конце 1990-х гг., несмотря на относительно неблагоприятные общие экономические условия в стране.
С учетом исторического прошлого такого рода вектор в политике Японии не может не вызывать тревоги и озабоченности у целого ряда соседей этой страны[6].
Обращает на себя внимание ухудшение не только японо-китайских политических отношений, но и отношений между Токио и Сеулом (применительно к последним многие западные и японские эксперты отмечают, что Южная Корея в последние полтора-два года заметно сблизила многие свои позиции по проблемам международных отношений с КНР, «дрейфуя» в сторону от своих «особых отношений» младшего партнера с США).
Многие японские политологи, пресса все чаще отмечают (с негативным отношением) то, что КНР со своим населением 1,3–1,5 млрд. человек все больше влияет на все мировые процессы: японские СМИ стали использовать термины «китайская глобализация», «мировая китаизация»47.
Отмечая рост масштабов военных приготовлений Японии, нельзя не отметить, что на данный момент со стороны Вашингтона были предприняты довольно эффективные усилия для того, чтобы не только оставить Японию в орбите американского политико-военного влияния, но и усилить привязку японской военной машины к американской системе обеспечения национальных интересов США в Азиатско-Тихоокеанском регионе военными средствами.
Это касается, в частности, интегрированности японских средств в потенциальную глобальную систему противоракетной обороны, политику создания которой предпринимает администрация Дж. Буша-мл.; Япония согласилась на базирование в порту Йокосука (рядом с Токио) американского ударного авианосца с ядерной силовой установкой, который придет на смену выводимому из бывшего состава последнему неядерному авианосцу «Китти хок».
Штаб-квартира первого армейского корпуса сухопутных войск США перемещается из штата Вашингтон (на западном побережье США) в префектуру Канагава в Японии на базу ВВС. В Японии создается японо-американский совместный центр по координации военных операций48.
До недавних пор степень оперативной и технической совместимости японских «сил самообороны» и вооруженных сил США оценивалась значительно ниже, чем у США и их европейских союзников по НАТО. Однако в ближайшее время, как договорились политические и военные руководители США и Японии, эта проблема будет решена49.
В современной мирополитической системе есть яркие примеры того, как даже сравнительно небольшие государства умело и эффективно борются за свой реальный суверенитет. Среди таких стран не последнее место занимает, в частности, Швейцария. Она сумела отстоять свою независимую банковскую систему и швейцарский франк как авторитетную валюту, хотя весьма серьезные попытки подорвать их предпринимались в конце 1990-х гг. группой западных банков, поддерживаемых соответствующими политическими кругами. Нет сомнений в том, что обеспечению реального суверенитета Швейцарии в немалой степени способствуют ее система обороны, самостоятельные вооруженные силы с ярко выраженной национальной спецификой и с высоким уровнем технической оснащенности, а также подготовленные военные кадры.