Страница:
Андрей Ливадный
Автономный режим
Пролог
Для кого-то дождь – просто шум за окном, капли, бегущие по стеклу.
Илья поежился. Спрятаться негде. Осень уже на излете, с деревьев облетела листва, холодный ветер пробирает до костей, вокруг – лишь стылая хмарь непогоды, только вдалеке, за хлещущими по раскисшей земле струями дождя, смутно проглядывает зарево городских огней.
Он с трудом встал. Губы дрожали от холода.
«Туда нельзя. Схватят», – промелькнула мысль.
Он прислонился к морщинистой коре дерева, поднял воротник потрепанной куртки, но одежда промокла, холод лип к телу, было так горько, обидно, беспомощно, что вся прошлая жизнь, с ее небольшими радостями и невзгодами, казалась сейчас доброй сказкой, утраченной навсегда.
Вообще-то, выживать, полагаясь лишь на себя, Илье приходилось постоянно. Родителей он помнил смутно, а когда думал о них, то лишь обрывочные, выцветшие и нечеткие образы появлялись в сознании.
Люди на его коротком жизненном пути попадались разные. В основном – равнодушные, занятые собственными делами, но Илья и не стремился привлечь внимание взрослых: он рос замкнутым, молчаливым, инстинктивно сторонился суеты обжитых кварталов города, и только теперь, оставшись совершенно один, мальчик впервые почувствовал глухую, гложущую изнутри тоску.
Та жизнь исчезла навсегда, истаяла миражами знойного лета, а затем ее смыли проливные дожди холодной осени.
После того как город захватили чужие, он опустел, превратился в безжизненный призрак, лишь ночные огни по-прежнему освещали неузнаваемо изменившиеся здания и улицы да сервы из коммунальной службы продолжали трудиться – этим механическим созданиям вообще наплевать на то, что происходит вокруг.
Лето Илья прожил в лесу, питаясь плодами деревьев, ягодами кустарников, особо не бедствуя, но осенью все изменилось к худшему, и вот теперь, когда дыхание приближающейся зимы к утру подергивало лужи коркой ломкого льда, стало совсем невмоготу.
Лес почернел, облетели листья, трава пожухла, запасы, собранные Ильей, уже закончились, а «дом», которым он гордился, не выдержал проливных дождей.
От промозглой сырости и пронизывающего ветра не спасала ни одежда, ни убежище, неумело сооруженное из веток.
Отчаяние окончательно овладело им. Холод сменился неприятным ознобом, затем Илью вдруг бросило в жар, тело обдало липкой испариной.
Наверное, простыл… Нужно выбираться из леса… Но куда идти?..
Вспышечное воспоминание вдруг вырвалось из глубин памяти, подсказало ответ, неожиданно придало сил, ненадолго приглушило гложущее чувство безысходности.
«Фермы! – подумал Илья. – Вот бы попасть туда!..» Летом, убегая из города, он видел, что не все постройки, разбросанные среди полей и перелесков, охвачены пожаром.
«И правда, не все же они сгорели!..» – Надежда, теплящаяся в душе, помогла собраться с силами, одолеть слабость и лихорадочный озноб, сделать первый шаг. Он представлял немногое: крышу над головой, возможность выспаться в сухой постели, найти какую-то еду – предел мечтаний для измученного невзгодами десятилетнего мальчика.
Ноги скользили в грязи. Илья шел медленно. Лес молчаливо расступался перед ним узким пространством старой противопожарной вырубки.
«Фермы. Как же я раньше о них не подумал?!» В прошлом Илью туда не пускали, но он все равно умудрялся пробраться на поля, где выращивали настоящие, не синтезированные продукты. Похожие на людей сервы несколько раз ловили его, но не били – они проявляли вежливую настойчивость, просто выдворяя мальчишку за границы частных владений.
Что такое «частное владение», он не знал, а андроиды на вопрос отвечали слишком мудрено. Илья и половины их слов не понимал.
Жить в городе было намного проще. Заброшенных кварталов – хоть отбавляй, большинство зданий пустовало, но сервы все равно обслуживали их. Обычно в незанятых квартирах все предметы покрывал толстый слой пыли, бытовая техника не работала, но Илья знал секрет: нужно переночевать в пустующем помещении, и к утру обязательно начинал работать синтезатор пищи, а в шипящих накануне кранах появлялась вода.
Он рос, как трава в поле. Никто не занимался его воспитанием, не заботился об осиротевшем мальчишке. Сознание Ильи дремало, круг жизненных интересов ограничивался минимальными ежедневными потребностями в пище, от скуки серого существования он спасался, совершая рискованные вылазки: то поднимался к заоблачным вершинам старых, порядком обветшавших небоскребов, то углублялся в сумеречные недра Цоколя[1], попадая в мир сервов.
Неизвестно, кем бы он стал, как сложилась бы дальнейшая жизнь, но привычный мир исчез одним солнечным летним утром, когда над городом внезапно появились космические корабли иной расы.
Не встречая сопротивления, они вошли в атмосферу планеты, воцарились в небесах, пугая своими размерами и необычной формой.
Первыми беспокойство проявили человекоподобные машины.
Люди лишь высыпали на улицы, с удивлением разглядывая огромные космические корабли, а андроиды, обычно редко появляющиеся в городе, уже стекались со всех сторон, двигаясь из предместий в сторону технических входов в Цоколь.
Илья в то утро проснулся от гула и вибраций. Прочные оконные стекла сначала мелко дребезжали, затем вдруг лопнули, рассыпаясь тусклым крошевом гранул.
Не испуганный, но озадаченный необычным явлением, он подошел к окну. Порыв прохладного ветра тут же изгнал остатки сна, взгляд скользнул по небу, ориентируясь на источник звука, и внезапный холодок недоброго интуитивного предчувствия проскользнул мурашками вдоль спины.
Откуда отстающему в развитии десятилетнему мальчику знать, что такое «космический корабль», да и вообще, почему острое чувство опасности мгновенно захлестнуло его при виде исполинов, по форме похожих на трехпалые кисти рук?
«Инсекты…» – проскользнула догадка, и тут же внутренний голос панически шепнул: «Беги, спасайся!»
Илья действительно был напуган. Внутреннему голосу он вполне доверял. Иногда, особенно при рискованных вылазках в глубины цокольного этажа, он попадал в опасные ситуации, и обжигающий шепот рассудка частенько выручал его, давая дельные советы.
В сознании мальчишки явно скрывалась какая-то тайна. Он никогда не испытывал затруднений при использовании элементарной бытовой техники, хотя никто не объяснял ему базовых принципов управления, обладал не свойственным другим людям «сумеречным зрением», что позволяло ориентироваться в глубинах технического этажа, у него не вызывали страха или стойкой неприязни снующие повсюду, живущие своей жизнью кибернетические механизмы.
Тем роковым утром, прислушавшись к совету, исходящему из глубин подсознания, он не медлил. Черные корабли маневрировали над городом, один из них внезапно задел высотное здание, над кварталом раскатился оглушительный громоподобный звук, небоскреб не устоял, верхние этажи обрушились, клубы едкой белесой пыли выметнуло в небеса, а корабль пришельцев лишился изрядной части брони. В его борту теперь зияла пробоина, из которой вдруг вырвались языки пламени.
Илья не стал дожидаться, пока тот рухнет, похоронив под собой весь квартал. Он уже находился на лестнице и несся вниз, перепрыгивая через ступеньки.
На улице все заволокло едкой пылью, ее клубы продавливались между зданиями, заполняли перекресток. Он закашлялся, задержал дыхание и юркнул за угол, в глубину двора, где располагался один из множества технических входов в Цоколь. Вертикальный колодец был оснащен пластиковыми скобами, и он, не раздумывая, начал спускаться вниз, как делал это не раз.
Стены дрожали.
Инстинкт самосохранения гнал Илью все глубже, из вертикальной шахты он попал в наклонный тоннель, оттуда в огромный зал, достаточно хорошо изученный, чтобы быстро сориентироваться.
Он много раз бывал тут, точно знал, какие тоннели ведут к нижним уровням – там находились теплые бассейны с водой и множество запертых дверей, маркированных непонятными знаками, – а какие уводят в темные, гулкие залы, где без дела ветшали огромные механизмы.
«Куда бежать?»
На этот раз внезапно возникшую дилемму помогли решить андроиды.
Илья недолюбливал человекоподобных созданий, ведь они не раз выдворяли его за пределы «частных территорий», но сегодня, увидев вооруженных андроидов, появившихся из недр еще не изученных им тоннелей, мальчик бросился к сервам, зная, что те обязательно ответят на заданный вопрос.
– Что мне делать? – испуганно спросил Илья.
Один из дроидов остановился, взглянул на перепуганного мальчишку и ответил:
– Уходите из города, сэр. Скройтесь в лесу. Колония подверглась нападению со стороны чуждых жизненных форм. Мы отыщем вас, когда опасность минует.
– Идти-то куда? – опешил Илья.
Андроид указал на один из тоннелей:
– Главные технические ворота Цоколя открыты. Спешите, сэр, экстренная герметизация первичного колониального убежища произойдет через семь минут.
Большего Илье и не требовалось. Путь к спасению, указанный человекоподобной машиной, вполне согласовывался с его жизненным опытом.
Тоннель действительно вел к огромным распахнутым воротам. В предместьях пылали агротехнические фермы, чужие корабли по-прежнему царили в небесах, теперь они вели непрерывный огонь в сторону городских кварталов, где виднелись фигурки человекоподобных машин, перебегающих от укрытия к укрытию по краю периметра первого городского уровня.
Илья ничего не понимал в происходящем. Он был напуган и без колебаний воспользовался полученным советом.
Царство природы мальчику не очень-то нравилось. Лес казался пугающим, враждебным. Деревья, высаженные ровными рядами, смыкались над головой густыми кронами, под ними беспорядочно разросся колючий кустарник. Продираться через заросли было нелегко, кусты царапались, ветки то и дело больно хлестали по лицу.
Выбравшись на небольшую прогалину, мальчик присел, тяжело дыша. Он понятия не имел, кто такие «инсекты», откуда вообще взялось в голове это странное слово, но оно внушало подсознательный ужас, порождало нечеткие, жутковатые образы.
«Дальше идти не стоит», – подумал Илья, прислушиваясь к далеким отзвукам боя.
Ему оставалось лишь надеяться, что андроиды справятся с проблемой и, как обещали, придут за ним, отыщут эту небольшую полянку, где ему предстояло начать новую жизнь, постепенно привыкая к окружению дикой природы.
Пару раз, преодолевая страх, Илья совершал вылазки на опушку леса, откуда в погожие дни отчетливо просматривалась уступчатая громада мегаполиса.
Город менялся постепенно.
В первый раз он заметил лишь странные черные образования, которые, словно побеги невиданных растений, ползли по фасадам зданий, пластались по стенам Цоколя, изгибались, пытаясь проникнуть внутрь.
Андроиды продолжали борьбу с захватчиками. Затаившись на границе кустарника, Илья видел, как в наклонной стене городских укреплений вдруг открылось несколько люков, расположенных на разной высоте, и из недр сумеречных тоннелей по чуждой растительности ударили струи пламени.
Черные побеги корчились, пузырились, стекая по стенам быстро твердеющими потеками. В ответ на внезапное нападение в небе появился один из огромных космических кораблей – он поднялся над городом, затем постепенно начал снижаться.
Тонкие лучи периодически били из его надстроек, оставляя дымящиеся полосы на стенах Цоколя, выжигали люки, несколько раз из недр технического этажа появлялись человекоподобные машины, пытаясь атаковать чужой корабль.
Илья долго наблюдал за схваткой, его завораживало зрелище боевых действий, он всей душой переживал за андроидов, но те явно уступали захватчикам. Через некоторое время мальчик заметил далекие, едва различимые фигурки существ, лишь в общих чертах похожих на людей. Они ловко карабкались по черным «лианам» и вскоре добрались до выжженных люков, окруженных языками копоти.
Чужие не сразу ворвались внутрь Цоколя. Они встретили ожесточенное сопротивление. Мальчик видел, как из тьмы тоннелей бьют пульсирующие язычки пламени, сухой треск выстрелов долетал до его слуха, фигурки инсектов падали, срывались вниз, но им на смену прибывали все новые и новые отряды захватчиков, затем бой постепенно переместился в глубины технического этажа.
Илья до рези в глазах всматривался в очертания города, но видел лишь многочисленные дымы, затем земля несколько раз ощутимо вздрогнула, и все окончательно стихло, лишь огромный космический корабль чужих, издавая глухой рокочущий звук, медленно поднимался в лазурную высь небес.
Зрелище, представшее взгляду, испугало Илью до дрожи.
Черные побеги захватили весь город, они сомкнулись между собой, формируя совершенно чуждую архитектуру, почти все здания поглотила непонятная пирамидальная конструкция.
Темные, едва различимые фигурки чужих существ теперь сновали повсюду, они что-то делали, ползая по наклонным стенам своего сооружения, и Илья в тот день понял: никто не придет за ним.
Он начал готовиться к наступлению зимы, но заранее проиграл предстоящую схватку с природой. Илья не умел выживать вне города. Уже первые дожди убедительно показали мальчику, сколь незавидна его участь.
И вот теперь, доведенный до полного отчаяния, промокший и простуженный, он брел по старой вырубке в направлении дороги, ведущей к неузнаваемо изменившемуся мегаполису.
Сознание мальчика пребывало в сумеречном бреду. Высокая температура, озноб и усталость стирали остроту восприятия, вокруг мерещились жуткие тени, и лишь один образ оставался четким. Он постоянно представлял приземистые постройки агротехнических ферм, окруженные бескрайними возделанными полями. Илья отчаянно надеялся, что хоть одно из зданий, расположенных за чертой города, уцелело, и там он найдет временное пристанище, крышу над головой, а дальше…
Дальше царила полная неопределенность.
Строить планы на будущее не было сил. Илья мечтал лишь об одном – укрыться от дождя и холода, выспаться, что-нибудь поесть.
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он сумел выбраться на дорогу.
Почувствовав под ногами надежное стеклобетонное покрытие, мальчик немного приободрился. Постоянные усилия окончательно ослабили его, но мокрая одежда уже не прилипала к телу, а куртка курилась завитками пара.
Город приближался очень медленно. Илья брел по дороге, утратив чувство времени, пошатываясь, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Дождь прекратился, сквозь рваные тучи неожиданно проглянуло солнце, и в его лучах мальчик заметил несколько одноэтажных построек, распложенных за раскисшими неубранными полями.
Илья, не раздумывая, повернул к ним.
Идти стало еще тяжелее. Напитанная влагой почва превратилась в липкую грязь, стебли почерневших растений путались в ногах, он часто спотыкался, падал, но снова вставал и шел.
Его упорству можно было только удивляться.
Грязь бескрайних полей испачкала одежду, лицо и руки, ее комья, налипшие на ботинки, ощущались непомерным грузом, словно невидимые руки земли хватали его, пытаясь удержать. Предел морального и физического изнеможения давно наступил, но мокрые от дождя постройки, чьи крыши призывно поблескивали в скупых лучах неласкового осеннего солнца, постепенно приближались.
Едва живой он все же добрался до них.
Одноэтажные здания образовывали замкнутый периметр. Следы разрушений и пожара виднелись повсюду. Сгоревшие сельскохозяйственные машины высились на внутреннем дворе. Вокруг пробоин в корпусах механизмов виднелись языки копоти, местами металлические детали уже тронула ржавчина.
Все это воспринималось Ильей как бесконечная декорация. Он бредил, уже не помня, зачем пришел сюда.
Проломы в стенах зданий. Дыры в крышах. Обломки солнечных батарей под ногами, лужи воды, давно разложившиеся трупы животных. Жуткие иллюстрации к чувству непоправимой беды, ощущению глобального одиночества.
Губы потрескались от жажды. Хотелось лечь и больше не вставать. Доползти до лужи воды и пить, но что-то, живущее внутри, не давало совершить роковых поступков.
Горячий шепот требовал: «Иди!»
Куда? Илья остановился. Тусклый, теряющий осознанное выражение взгляд мальчика обежал постройки.
Дверь. Почему именно ее он инстинктивно выделил на общем фоне? Откуда возникла уверенность, что там, за ней, он найдет спасительное убежище?
Следующим осознанным впечатлением стала спартанская обстановка небольшого помещения. Здесь уже давно никто не жил, но андроиды содержали комнату в чистоте… пока сами не сгинули.
Оставляя мокрые следы на полу, Илья, придерживаясь рукой за стену, добрался до кресла, установленного перед комплексом непонятной ему аппаратуры, в изнеможении сел.
Лицо пылало. Ноги гудели от усталости, по мышцам гулял озноб.
Надежды, стремления, страхи – все истончалось, таяло. Полное безразличие овладело им. Он больше не мог сопротивляться, и рассудок начал проваливаться в сладкие, несущие абсолютный покой объятия беспамятства.
Лишь в глубинах его подсознания продолжала биться отчаянная мольба: помогите…
Илья поежился. Спрятаться негде. Осень уже на излете, с деревьев облетела листва, холодный ветер пробирает до костей, вокруг – лишь стылая хмарь непогоды, только вдалеке, за хлещущими по раскисшей земле струями дождя, смутно проглядывает зарево городских огней.
Он с трудом встал. Губы дрожали от холода.
«Туда нельзя. Схватят», – промелькнула мысль.
Он прислонился к морщинистой коре дерева, поднял воротник потрепанной куртки, но одежда промокла, холод лип к телу, было так горько, обидно, беспомощно, что вся прошлая жизнь, с ее небольшими радостями и невзгодами, казалась сейчас доброй сказкой, утраченной навсегда.
Вообще-то, выживать, полагаясь лишь на себя, Илье приходилось постоянно. Родителей он помнил смутно, а когда думал о них, то лишь обрывочные, выцветшие и нечеткие образы появлялись в сознании.
Люди на его коротком жизненном пути попадались разные. В основном – равнодушные, занятые собственными делами, но Илья и не стремился привлечь внимание взрослых: он рос замкнутым, молчаливым, инстинктивно сторонился суеты обжитых кварталов города, и только теперь, оставшись совершенно один, мальчик впервые почувствовал глухую, гложущую изнутри тоску.
Та жизнь исчезла навсегда, истаяла миражами знойного лета, а затем ее смыли проливные дожди холодной осени.
После того как город захватили чужие, он опустел, превратился в безжизненный призрак, лишь ночные огни по-прежнему освещали неузнаваемо изменившиеся здания и улицы да сервы из коммунальной службы продолжали трудиться – этим механическим созданиям вообще наплевать на то, что происходит вокруг.
Лето Илья прожил в лесу, питаясь плодами деревьев, ягодами кустарников, особо не бедствуя, но осенью все изменилось к худшему, и вот теперь, когда дыхание приближающейся зимы к утру подергивало лужи коркой ломкого льда, стало совсем невмоготу.
Лес почернел, облетели листья, трава пожухла, запасы, собранные Ильей, уже закончились, а «дом», которым он гордился, не выдержал проливных дождей.
От промозглой сырости и пронизывающего ветра не спасала ни одежда, ни убежище, неумело сооруженное из веток.
Отчаяние окончательно овладело им. Холод сменился неприятным ознобом, затем Илью вдруг бросило в жар, тело обдало липкой испариной.
Наверное, простыл… Нужно выбираться из леса… Но куда идти?..
Вспышечное воспоминание вдруг вырвалось из глубин памяти, подсказало ответ, неожиданно придало сил, ненадолго приглушило гложущее чувство безысходности.
«Фермы! – подумал Илья. – Вот бы попасть туда!..» Летом, убегая из города, он видел, что не все постройки, разбросанные среди полей и перелесков, охвачены пожаром.
«И правда, не все же они сгорели!..» – Надежда, теплящаяся в душе, помогла собраться с силами, одолеть слабость и лихорадочный озноб, сделать первый шаг. Он представлял немногое: крышу над головой, возможность выспаться в сухой постели, найти какую-то еду – предел мечтаний для измученного невзгодами десятилетнего мальчика.
Ноги скользили в грязи. Илья шел медленно. Лес молчаливо расступался перед ним узким пространством старой противопожарной вырубки.
«Фермы. Как же я раньше о них не подумал?!» В прошлом Илью туда не пускали, но он все равно умудрялся пробраться на поля, где выращивали настоящие, не синтезированные продукты. Похожие на людей сервы несколько раз ловили его, но не били – они проявляли вежливую настойчивость, просто выдворяя мальчишку за границы частных владений.
Что такое «частное владение», он не знал, а андроиды на вопрос отвечали слишком мудрено. Илья и половины их слов не понимал.
Жить в городе было намного проще. Заброшенных кварталов – хоть отбавляй, большинство зданий пустовало, но сервы все равно обслуживали их. Обычно в незанятых квартирах все предметы покрывал толстый слой пыли, бытовая техника не работала, но Илья знал секрет: нужно переночевать в пустующем помещении, и к утру обязательно начинал работать синтезатор пищи, а в шипящих накануне кранах появлялась вода.
Он рос, как трава в поле. Никто не занимался его воспитанием, не заботился об осиротевшем мальчишке. Сознание Ильи дремало, круг жизненных интересов ограничивался минимальными ежедневными потребностями в пище, от скуки серого существования он спасался, совершая рискованные вылазки: то поднимался к заоблачным вершинам старых, порядком обветшавших небоскребов, то углублялся в сумеречные недра Цоколя[1], попадая в мир сервов.
Неизвестно, кем бы он стал, как сложилась бы дальнейшая жизнь, но привычный мир исчез одним солнечным летним утром, когда над городом внезапно появились космические корабли иной расы.
Не встречая сопротивления, они вошли в атмосферу планеты, воцарились в небесах, пугая своими размерами и необычной формой.
Первыми беспокойство проявили человекоподобные машины.
Люди лишь высыпали на улицы, с удивлением разглядывая огромные космические корабли, а андроиды, обычно редко появляющиеся в городе, уже стекались со всех сторон, двигаясь из предместий в сторону технических входов в Цоколь.
Илья в то утро проснулся от гула и вибраций. Прочные оконные стекла сначала мелко дребезжали, затем вдруг лопнули, рассыпаясь тусклым крошевом гранул.
Не испуганный, но озадаченный необычным явлением, он подошел к окну. Порыв прохладного ветра тут же изгнал остатки сна, взгляд скользнул по небу, ориентируясь на источник звука, и внезапный холодок недоброго интуитивного предчувствия проскользнул мурашками вдоль спины.
Откуда отстающему в развитии десятилетнему мальчику знать, что такое «космический корабль», да и вообще, почему острое чувство опасности мгновенно захлестнуло его при виде исполинов, по форме похожих на трехпалые кисти рук?
«Инсекты…» – проскользнула догадка, и тут же внутренний голос панически шепнул: «Беги, спасайся!»
Илья действительно был напуган. Внутреннему голосу он вполне доверял. Иногда, особенно при рискованных вылазках в глубины цокольного этажа, он попадал в опасные ситуации, и обжигающий шепот рассудка частенько выручал его, давая дельные советы.
В сознании мальчишки явно скрывалась какая-то тайна. Он никогда не испытывал затруднений при использовании элементарной бытовой техники, хотя никто не объяснял ему базовых принципов управления, обладал не свойственным другим людям «сумеречным зрением», что позволяло ориентироваться в глубинах технического этажа, у него не вызывали страха или стойкой неприязни снующие повсюду, живущие своей жизнью кибернетические механизмы.
Тем роковым утром, прислушавшись к совету, исходящему из глубин подсознания, он не медлил. Черные корабли маневрировали над городом, один из них внезапно задел высотное здание, над кварталом раскатился оглушительный громоподобный звук, небоскреб не устоял, верхние этажи обрушились, клубы едкой белесой пыли выметнуло в небеса, а корабль пришельцев лишился изрядной части брони. В его борту теперь зияла пробоина, из которой вдруг вырвались языки пламени.
Илья не стал дожидаться, пока тот рухнет, похоронив под собой весь квартал. Он уже находился на лестнице и несся вниз, перепрыгивая через ступеньки.
На улице все заволокло едкой пылью, ее клубы продавливались между зданиями, заполняли перекресток. Он закашлялся, задержал дыхание и юркнул за угол, в глубину двора, где располагался один из множества технических входов в Цоколь. Вертикальный колодец был оснащен пластиковыми скобами, и он, не раздумывая, начал спускаться вниз, как делал это не раз.
Стены дрожали.
Инстинкт самосохранения гнал Илью все глубже, из вертикальной шахты он попал в наклонный тоннель, оттуда в огромный зал, достаточно хорошо изученный, чтобы быстро сориентироваться.
Он много раз бывал тут, точно знал, какие тоннели ведут к нижним уровням – там находились теплые бассейны с водой и множество запертых дверей, маркированных непонятными знаками, – а какие уводят в темные, гулкие залы, где без дела ветшали огромные механизмы.
«Куда бежать?»
На этот раз внезапно возникшую дилемму помогли решить андроиды.
Илья недолюбливал человекоподобных созданий, ведь они не раз выдворяли его за пределы «частных территорий», но сегодня, увидев вооруженных андроидов, появившихся из недр еще не изученных им тоннелей, мальчик бросился к сервам, зная, что те обязательно ответят на заданный вопрос.
– Что мне делать? – испуганно спросил Илья.
Один из дроидов остановился, взглянул на перепуганного мальчишку и ответил:
– Уходите из города, сэр. Скройтесь в лесу. Колония подверглась нападению со стороны чуждых жизненных форм. Мы отыщем вас, когда опасность минует.
– Идти-то куда? – опешил Илья.
Андроид указал на один из тоннелей:
– Главные технические ворота Цоколя открыты. Спешите, сэр, экстренная герметизация первичного колониального убежища произойдет через семь минут.
Большего Илье и не требовалось. Путь к спасению, указанный человекоподобной машиной, вполне согласовывался с его жизненным опытом.
Тоннель действительно вел к огромным распахнутым воротам. В предместьях пылали агротехнические фермы, чужие корабли по-прежнему царили в небесах, теперь они вели непрерывный огонь в сторону городских кварталов, где виднелись фигурки человекоподобных машин, перебегающих от укрытия к укрытию по краю периметра первого городского уровня.
Илья ничего не понимал в происходящем. Он был напуган и без колебаний воспользовался полученным советом.
Царство природы мальчику не очень-то нравилось. Лес казался пугающим, враждебным. Деревья, высаженные ровными рядами, смыкались над головой густыми кронами, под ними беспорядочно разросся колючий кустарник. Продираться через заросли было нелегко, кусты царапались, ветки то и дело больно хлестали по лицу.
Выбравшись на небольшую прогалину, мальчик присел, тяжело дыша. Он понятия не имел, кто такие «инсекты», откуда вообще взялось в голове это странное слово, но оно внушало подсознательный ужас, порождало нечеткие, жутковатые образы.
«Дальше идти не стоит», – подумал Илья, прислушиваясь к далеким отзвукам боя.
Ему оставалось лишь надеяться, что андроиды справятся с проблемой и, как обещали, придут за ним, отыщут эту небольшую полянку, где ему предстояло начать новую жизнь, постепенно привыкая к окружению дикой природы.
* * *
Прошло несколько недель, но со стороны города так никто и не появился.Пару раз, преодолевая страх, Илья совершал вылазки на опушку леса, откуда в погожие дни отчетливо просматривалась уступчатая громада мегаполиса.
Город менялся постепенно.
В первый раз он заметил лишь странные черные образования, которые, словно побеги невиданных растений, ползли по фасадам зданий, пластались по стенам Цоколя, изгибались, пытаясь проникнуть внутрь.
Андроиды продолжали борьбу с захватчиками. Затаившись на границе кустарника, Илья видел, как в наклонной стене городских укреплений вдруг открылось несколько люков, расположенных на разной высоте, и из недр сумеречных тоннелей по чуждой растительности ударили струи пламени.
Черные побеги корчились, пузырились, стекая по стенам быстро твердеющими потеками. В ответ на внезапное нападение в небе появился один из огромных космических кораблей – он поднялся над городом, затем постепенно начал снижаться.
Тонкие лучи периодически били из его надстроек, оставляя дымящиеся полосы на стенах Цоколя, выжигали люки, несколько раз из недр технического этажа появлялись человекоподобные машины, пытаясь атаковать чужой корабль.
Илья долго наблюдал за схваткой, его завораживало зрелище боевых действий, он всей душой переживал за андроидов, но те явно уступали захватчикам. Через некоторое время мальчик заметил далекие, едва различимые фигурки существ, лишь в общих чертах похожих на людей. Они ловко карабкались по черным «лианам» и вскоре добрались до выжженных люков, окруженных языками копоти.
Чужие не сразу ворвались внутрь Цоколя. Они встретили ожесточенное сопротивление. Мальчик видел, как из тьмы тоннелей бьют пульсирующие язычки пламени, сухой треск выстрелов долетал до его слуха, фигурки инсектов падали, срывались вниз, но им на смену прибывали все новые и новые отряды захватчиков, затем бой постепенно переместился в глубины технического этажа.
Илья до рези в глазах всматривался в очертания города, но видел лишь многочисленные дымы, затем земля несколько раз ощутимо вздрогнула, и все окончательно стихло, лишь огромный космический корабль чужих, издавая глухой рокочущий звук, медленно поднимался в лазурную высь небес.
* * *
Во второй раз он решился на вылазку уже ближе к осени.Зрелище, представшее взгляду, испугало Илью до дрожи.
Черные побеги захватили весь город, они сомкнулись между собой, формируя совершенно чуждую архитектуру, почти все здания поглотила непонятная пирамидальная конструкция.
Темные, едва различимые фигурки чужих существ теперь сновали повсюду, они что-то делали, ползая по наклонным стенам своего сооружения, и Илья в тот день понял: никто не придет за ним.
Он начал готовиться к наступлению зимы, но заранее проиграл предстоящую схватку с природой. Илья не умел выживать вне города. Уже первые дожди убедительно показали мальчику, сколь незавидна его участь.
И вот теперь, доведенный до полного отчаяния, промокший и простуженный, он брел по старой вырубке в направлении дороги, ведущей к неузнаваемо изменившемуся мегаполису.
Сознание мальчика пребывало в сумеречном бреду. Высокая температура, озноб и усталость стирали остроту восприятия, вокруг мерещились жуткие тени, и лишь один образ оставался четким. Он постоянно представлял приземистые постройки агротехнических ферм, окруженные бескрайними возделанными полями. Илья отчаянно надеялся, что хоть одно из зданий, расположенных за чертой города, уцелело, и там он найдет временное пристанище, крышу над головой, а дальше…
Дальше царила полная неопределенность.
Строить планы на будущее не было сил. Илья мечтал лишь об одном – укрыться от дождя и холода, выспаться, что-нибудь поесть.
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он сумел выбраться на дорогу.
Почувствовав под ногами надежное стеклобетонное покрытие, мальчик немного приободрился. Постоянные усилия окончательно ослабили его, но мокрая одежда уже не прилипала к телу, а куртка курилась завитками пара.
Город приближался очень медленно. Илья брел по дороге, утратив чувство времени, пошатываясь, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Дождь прекратился, сквозь рваные тучи неожиданно проглянуло солнце, и в его лучах мальчик заметил несколько одноэтажных построек, распложенных за раскисшими неубранными полями.
Илья, не раздумывая, повернул к ним.
Идти стало еще тяжелее. Напитанная влагой почва превратилась в липкую грязь, стебли почерневших растений путались в ногах, он часто спотыкался, падал, но снова вставал и шел.
Его упорству можно было только удивляться.
Грязь бескрайних полей испачкала одежду, лицо и руки, ее комья, налипшие на ботинки, ощущались непомерным грузом, словно невидимые руки земли хватали его, пытаясь удержать. Предел морального и физического изнеможения давно наступил, но мокрые от дождя постройки, чьи крыши призывно поблескивали в скупых лучах неласкового осеннего солнца, постепенно приближались.
Едва живой он все же добрался до них.
Одноэтажные здания образовывали замкнутый периметр. Следы разрушений и пожара виднелись повсюду. Сгоревшие сельскохозяйственные машины высились на внутреннем дворе. Вокруг пробоин в корпусах механизмов виднелись языки копоти, местами металлические детали уже тронула ржавчина.
Все это воспринималось Ильей как бесконечная декорация. Он бредил, уже не помня, зачем пришел сюда.
Проломы в стенах зданий. Дыры в крышах. Обломки солнечных батарей под ногами, лужи воды, давно разложившиеся трупы животных. Жуткие иллюстрации к чувству непоправимой беды, ощущению глобального одиночества.
Губы потрескались от жажды. Хотелось лечь и больше не вставать. Доползти до лужи воды и пить, но что-то, живущее внутри, не давало совершить роковых поступков.
Горячий шепот требовал: «Иди!»
Куда? Илья остановился. Тусклый, теряющий осознанное выражение взгляд мальчика обежал постройки.
Дверь. Почему именно ее он инстинктивно выделил на общем фоне? Откуда возникла уверенность, что там, за ней, он найдет спасительное убежище?
Следующим осознанным впечатлением стала спартанская обстановка небольшого помещения. Здесь уже давно никто не жил, но андроиды содержали комнату в чистоте… пока сами не сгинули.
Оставляя мокрые следы на полу, Илья, придерживаясь рукой за стену, добрался до кресла, установленного перед комплексом непонятной ему аппаратуры, в изнеможении сел.
Лицо пылало. Ноги гудели от усталости, по мышцам гулял озноб.
Надежды, стремления, страхи – все истончалось, таяло. Полное безразличие овладело им. Он больше не мог сопротивляться, и рассудок начал проваливаться в сладкие, несущие абсолютный покой объятия беспамятства.
Лишь в глубинах его подсознания продолжала биться отчаянная мольба: помогите…
Глава 1
Звездное скопление О’Хара. 3871 год Галактического календаря…
Ральф Дуглас был мнемоником в первом поколении.
Его «Стилетто» в конфигурации «тень» стартовал из системы Элио, ушел в гиперсферу и сейчас, не покидая пространственно-временной аномалии, двигался маршрутом патрулирования по окраине звездного скопления О’Хара.
Обитаемая Галактика балансировала на пороге войны, но об этом знали немногие. Мир стал хрупок, а каждый новый вылет – все более напряженным, изматывающим.
В кабине «Стилетто» царил мрак. Боевая техника за последние десятилетия радикально изменилась. Рубка многофункциональной машины больше не напоминала традиционный пост управления. Отсек имел собственное бронирование, систему жизнеобеспечения, накопитель энергии и гиперпривод.
Майор Дуглас, облаченный в бронескафандр, полулежал в кресле пилот-ложемента. Обзорные экраны не работали, лишь редкие индикационные сигналы тлели во мраке, отмечая местоположение блоков кибернетических систем, которые объединял в бортовую сеть разум боевого мнемоника.
«Стилетто» обладал сокрушительной мощью. В зависимости от конфигурации оборудования он мог выполнять различные задачи, от длительного автономного поиска в условиях неисследованного космоса до уничтожения укрепленных планетных баз или молниеносных атак на крупные соединения кораблей противника, но вне контакта с разумом человека уникальная машина была мертва и никчемна. Каждый раз, занимая кресло пилот-ложемента, Ральф Дуглас формировал локальную сеть, его мозг принимал функции ядра кибернетической системы, сознание объединяло сотни узлов и механизмов в единое целое. Такой подход стал последним рубежом защиты современной техники от ее использования «кем попало», в том числе и представителями иных цивилизаций.
Но путь, который пришлось пройти, прежде чем появление мнемоников поставило точку в безраздельном господстве машин над своими создателями, был долог и тернист.
Давно не секрет, что человеческий мозг является уникальным нейронным компьютером, наши способности к восприятию и обработке информации намного превосходят возможности искусственно созданных вычислительных устройств, но потенциал биологической нейронной системы, отшлифованной, доведенной до абсолюта миллиардами лет эволюции, не востребован, – в повседневной жизни мы используем едва ли пятнадцать-двадцать процентов от дарованных природой возможностей.
Однако попытки раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга не прекращались на протяжении тысячелетий.
Первые опыты в области мнемотехники проводились еще на Земле, в далекую эпоху, предшествующую Великому Исходу.
Обязательная имплантация всех граждан Земного Альянса[2], интеграция сознания каждого человека в общую информационную среду цивилизации, создание первых мнемонических интерфейсов управления машинами привели к возникновению технологии прямого нейросенсорного контакта, сначала с использованием кабельного соединения, затем при помощи средств беспроводной связи.
После Первой Галактической войны технология долгое время не получала дальнейшего развития. Стандартные импланты, разрешенные к применению, оснащались урезанной версией модуля распознавания мысленных команд.
Сменялись поколения. Истончались страхи и фобии. Жестокий опыт войны постепенно превратился в предмет исследования, а глубины стопроцентного нейросенсорного контакта между человеком и машиной уже не казались бездной, растворяющей человеческий разум.
Прогресс не остановить.
Исследования человеческого мозга продолжились, в свободной продаже появились различные, порой весьма специфические «модули расширения сознания».
Генная инженерия постепенно выходила из тени, во многих населенных мирах клонирование в сочетании с евгеническими программами приобрело статус официальной демографической политики, а на некоторых планетах печально известный мыслесканер Джедиана Ланге использовался в правосудии.
Каждое из упомянутых явлений по отдельности вроде бы не несло глобальной угрозы, но опасность скрывалась в синтезе технологий, обобщении накопленных знаний на стыке генной инженерии и мнемотехники.
Результатом стало создание «генератора нейронных импульсов» – компактного имплантируемого устройства, способного преобразовывать машинный код в команды, распознаваемые человеческим мозгом. В сочетании с технологией клонирования и успехами генной инженерии использование генератора позволило приступить к конструированию биологических роботов.
Бесконтрольное развитие ситуации привело к тяжелым последствиям. Биороботы оказались не столь надежны, как утверждали их производители, да и отношение людей к живым «игрушкам» пестрело рецидивами различного толка. Знаменитое восстание биологических машин на планете Флиред[3] привело к запрету технологии, но решения Совета Безопасности Миров были проигнорированы: в Обитаемой Галактике нашлись звездные системы, где по-прежнему процветали запрещенные производства и связанный с ними черный рынок биологических машин.
В ход событий вмешались военно-космические силы первой Конфедерации Солнц.
После зачистки планеты Зороастра и краха корпорации «Галактические Киберсистемы» производство биороботов прекратилось, а опыты в области мнемотехники, направленные на создание новых устройств «расширения сознания», оказались под строгим запретом.
Существовало мнение: дальнейшее развитие технологий имплантирования – это опасный шаг за черту, в перспективе ведущий к потере человеческой сущности.
«Лучшее – враг хорошего» – древнюю поговорку использовали сторонники сохранения «допустимого уровня имплантации», и отчасти они были правы, ведь к началу тридцать восьмого века конструкция стандартных расширителей сознания, доведенная до технического совершенства, позволяла человеку соединяться с сетью, манипулировать бытовой составляющей техносферы, погружаться в «виртуалку», не претерпевая при этом критических деформаций психики.
Однако всегда найдутся силы, игнорирующие запреты.
Некоторые корпорации Окраины, независимо друг от друга, продолжили эксперименты в области мнемотехники и избыточного имплантирования.
Негласная гонка технологий привела к возникновению двух сил, изначально противопоставленных друг другу. Первыми в секторах Окраины появились кибрайкеры – избыточно имплантированные люди, презиравшие само понятие «закон». Мнемотехникам корпораций удалось раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга – благодаря избыточным имплантам и нейроструктурам, сформированным на стыке живого с неживым, кибрайкеры легко проникали в сеть Интерстар без поддержки дополнительного оборудования. Используя лишь собственный разум как мощнейшее вычислительное устройство, они взламывали самые надежные программы защиты, легко манипулировали удаленными сетевыми ресурсами, занимались промышленным шпионажем, на некоторое время став настоящим бичом общечеловеческого информационного пространства.
Вызов, которому подверглась не только Конфедерация, но и многие корпорации, не остался безответным. В противовес кибрайкерам появились мнемоники, отличающиеся от своих антиподов лишь иной психологической установкой – они защищали информацию, а не крали ее.
Глобальная сеть Интерстар, виртуальные вселенные Логриса, системы обороны планет, автоматика космических кораблей, миллиардные армии кибермеханизмов, без адекватной работы которых невозможно существование современных мегаполисов, – все оказалось под угрозой.
Его «Стилетто» в конфигурации «тень» стартовал из системы Элио, ушел в гиперсферу и сейчас, не покидая пространственно-временной аномалии, двигался маршрутом патрулирования по окраине звездного скопления О’Хара.
Обитаемая Галактика балансировала на пороге войны, но об этом знали немногие. Мир стал хрупок, а каждый новый вылет – все более напряженным, изматывающим.
В кабине «Стилетто» царил мрак. Боевая техника за последние десятилетия радикально изменилась. Рубка многофункциональной машины больше не напоминала традиционный пост управления. Отсек имел собственное бронирование, систему жизнеобеспечения, накопитель энергии и гиперпривод.
Майор Дуглас, облаченный в бронескафандр, полулежал в кресле пилот-ложемента. Обзорные экраны не работали, лишь редкие индикационные сигналы тлели во мраке, отмечая местоположение блоков кибернетических систем, которые объединял в бортовую сеть разум боевого мнемоника.
«Стилетто» обладал сокрушительной мощью. В зависимости от конфигурации оборудования он мог выполнять различные задачи, от длительного автономного поиска в условиях неисследованного космоса до уничтожения укрепленных планетных баз или молниеносных атак на крупные соединения кораблей противника, но вне контакта с разумом человека уникальная машина была мертва и никчемна. Каждый раз, занимая кресло пилот-ложемента, Ральф Дуглас формировал локальную сеть, его мозг принимал функции ядра кибернетической системы, сознание объединяло сотни узлов и механизмов в единое целое. Такой подход стал последним рубежом защиты современной техники от ее использования «кем попало», в том числе и представителями иных цивилизаций.
Но путь, который пришлось пройти, прежде чем появление мнемоников поставило точку в безраздельном господстве машин над своими создателями, был долог и тернист.
Давно не секрет, что человеческий мозг является уникальным нейронным компьютером, наши способности к восприятию и обработке информации намного превосходят возможности искусственно созданных вычислительных устройств, но потенциал биологической нейронной системы, отшлифованной, доведенной до абсолюта миллиардами лет эволюции, не востребован, – в повседневной жизни мы используем едва ли пятнадцать-двадцать процентов от дарованных природой возможностей.
Однако попытки раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга не прекращались на протяжении тысячелетий.
Первые опыты в области мнемотехники проводились еще на Земле, в далекую эпоху, предшествующую Великому Исходу.
Обязательная имплантация всех граждан Земного Альянса[2], интеграция сознания каждого человека в общую информационную среду цивилизации, создание первых мнемонических интерфейсов управления машинами привели к возникновению технологии прямого нейросенсорного контакта, сначала с использованием кабельного соединения, затем при помощи средств беспроводной связи.
После Первой Галактической войны технология долгое время не получала дальнейшего развития. Стандартные импланты, разрешенные к применению, оснащались урезанной версией модуля распознавания мысленных команд.
Сменялись поколения. Истончались страхи и фобии. Жестокий опыт войны постепенно превратился в предмет исследования, а глубины стопроцентного нейросенсорного контакта между человеком и машиной уже не казались бездной, растворяющей человеческий разум.
Прогресс не остановить.
Исследования человеческого мозга продолжились, в свободной продаже появились различные, порой весьма специфические «модули расширения сознания».
Генная инженерия постепенно выходила из тени, во многих населенных мирах клонирование в сочетании с евгеническими программами приобрело статус официальной демографической политики, а на некоторых планетах печально известный мыслесканер Джедиана Ланге использовался в правосудии.
Каждое из упомянутых явлений по отдельности вроде бы не несло глобальной угрозы, но опасность скрывалась в синтезе технологий, обобщении накопленных знаний на стыке генной инженерии и мнемотехники.
Результатом стало создание «генератора нейронных импульсов» – компактного имплантируемого устройства, способного преобразовывать машинный код в команды, распознаваемые человеческим мозгом. В сочетании с технологией клонирования и успехами генной инженерии использование генератора позволило приступить к конструированию биологических роботов.
Бесконтрольное развитие ситуации привело к тяжелым последствиям. Биороботы оказались не столь надежны, как утверждали их производители, да и отношение людей к живым «игрушкам» пестрело рецидивами различного толка. Знаменитое восстание биологических машин на планете Флиред[3] привело к запрету технологии, но решения Совета Безопасности Миров были проигнорированы: в Обитаемой Галактике нашлись звездные системы, где по-прежнему процветали запрещенные производства и связанный с ними черный рынок биологических машин.
В ход событий вмешались военно-космические силы первой Конфедерации Солнц.
После зачистки планеты Зороастра и краха корпорации «Галактические Киберсистемы» производство биороботов прекратилось, а опыты в области мнемотехники, направленные на создание новых устройств «расширения сознания», оказались под строгим запретом.
Существовало мнение: дальнейшее развитие технологий имплантирования – это опасный шаг за черту, в перспективе ведущий к потере человеческой сущности.
«Лучшее – враг хорошего» – древнюю поговорку использовали сторонники сохранения «допустимого уровня имплантации», и отчасти они были правы, ведь к началу тридцать восьмого века конструкция стандартных расширителей сознания, доведенная до технического совершенства, позволяла человеку соединяться с сетью, манипулировать бытовой составляющей техносферы, погружаться в «виртуалку», не претерпевая при этом критических деформаций психики.
Однако всегда найдутся силы, игнорирующие запреты.
Некоторые корпорации Окраины, независимо друг от друга, продолжили эксперименты в области мнемотехники и избыточного имплантирования.
Негласная гонка технологий привела к возникновению двух сил, изначально противопоставленных друг другу. Первыми в секторах Окраины появились кибрайкеры – избыточно имплантированные люди, презиравшие само понятие «закон». Мнемотехникам корпораций удалось раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга – благодаря избыточным имплантам и нейроструктурам, сформированным на стыке живого с неживым, кибрайкеры легко проникали в сеть Интерстар без поддержки дополнительного оборудования. Используя лишь собственный разум как мощнейшее вычислительное устройство, они взламывали самые надежные программы защиты, легко манипулировали удаленными сетевыми ресурсами, занимались промышленным шпионажем, на некоторое время став настоящим бичом общечеловеческого информационного пространства.
Вызов, которому подверглась не только Конфедерация, но и многие корпорации, не остался безответным. В противовес кибрайкерам появились мнемоники, отличающиеся от своих антиподов лишь иной психологической установкой – они защищали информацию, а не крали ее.
Глобальная сеть Интерстар, виртуальные вселенные Логриса, системы обороны планет, автоматика космических кораблей, миллиардные армии кибермеханизмов, без адекватной работы которых невозможно существование современных мегаполисов, – все оказалось под угрозой.