Страница:
Андрей Ливадный
Черная Пустошь
Пролог
10 ноября 2056 года…
Мятущийся свет костерка бросал блики на опаленные, иззубренные кирпичные стены руин.Тьма гнездилась в углах и закоулках каменного мешка. Отличительные черты старой питерской застройки – похожие на колодцы тесные дворики, множество арок, проходные подъезды – проглядывали и в руинах. Большинство ультрасовременных зданий не пережили удара взрывной волны, пронесшейся через город во время катастрофического образования Барьера в сентябре 2051 года, а вот немногие сохранившиеся памятники архитектуры выстояли.
Стены смыкались, тянулись ввысь обвалами этажей, яркие звезды сияли на невообразимой высоте, глазницы оконных проемов сочились мраком, искорка костра трепетала, то разгораясь, то угасая, пожирая чудом сохранившиеся остатки изломанной мебели.
Языки пламени выхватывали из сумрака худые лица троих подростков.
– …Тогда я и говорю Монголу: потащили его к торговцу! – рассказывал один из пацанов.
– Да ну, врешь! – не поверил второй. – Ты, Славка, особо-то не завирайся! Кто же не знает: кого скорги инфицировали, считай, что покойник!
– Так и мы поначалу думали, что мертвяк! – Славка-Сухостой обернулся к товарищу. – Ты чего молчишь, Монгол?!
Третий из подростков, широкоплечий, скуластый, протянул руки к огню, согревая озябшие пальцы. Древний автомат Калашникова, из которого, по словам Славки, Монгол едва не завалил «Перекати-зону»,[1] лежал рядом. Переводчик огня был снят с предохранителя и передвинут в крайнее нижнее положение.
– Ну да, – нехотя отозвался он. – Нашли сталкера, притащили к Упырю. Только зря мучились. – Он сплюнул. – Ничего нам торговец не дал за его экипировку. Нарвались на неприятности, да еще Приор как назло пожаловал…
– Ага. – Славка-Сухостой обрадовался поддержке. – Он, как того сталкера увидел, так сразу с лица изменился. Идите, сказал, отроки сердобольные, благое дело сделали.
– Ну, если дело хорошее сделали, дал он вам что-нибудь? – с наигранным равнодушием осведомился Мерзляк. Был он худ и невысок, вечно натягивал на себя по два свитера, за что и получил прозвище. На самом деле Федьку мучила сейчас черная зависть. Слух о странном сталкере, найденном Монголом и Сухостоем, разошелся быстро. Мерзляк, сам ни разу не видевший Приора, считал его фигурой едва ли не мистической. В любом случае Орден Сталкеров не забывал о тех, кто хоть раз оказал посильную помощь кому-нибудь из его членов. Значит, Славке и Монголу будет теперь везение. Может, их в Пятизонье позовут и в Ордене имплантируют, в послушники примут?
Мечта стать сталкером жила в иззябших душах всех подростков, обитающих на руинах второго по величине мегаполиса страны. Здесь после Катастрофы пятьдесят первого года, вызвавшей чудовищные разрушения, восстановительные работы так и не начались – сказывалась близость Барьера, отгородившего территорию Соснового Бора от остального мира сферической аномалией гравитационного искажения. Боялись повторения Катастрофы, нового удара, способного, как показала практика, смести все сооружения в радиусе нескольких сотен километров от эпицентра.
Жизнь на руинах мегаполиса давалась трудно, но шестнадцатилетние пацаны, в один день лишившиеся всего, вкусившие ужас утрат, на полную катушку познавшие безысходность роковых сентябрьских дней, на попечении государства не уживались. Их, как магнитом, тянуло назад, и они возвращались, сбегая из детских домов и интернатов, обратно в руины, где каждый метр темных улиц был пропитан вязкой враждебной мглой.
Многие погибли. Еще большее количество ребят сбилось в стаи, выживая, кто как может.
Больше других повезло детям метростроевцев. Славка и Монгол как раз относились к ним, питерцам, чьи родители когда-то работали на строительстве новых веток метрополитена, призванных связать центр растущего мегаполиса с окраинами, поглотившими далекие города-спутники, такие, к примеру, как Сосновый Бор. С самого детства они были знакомы с подземкой, и теперь их знание некоторых тоннелей, помноженное на бесшабашность юности, дало им неожиданный способ к выживанию – питерцы зарабатывали на жизнь, доставляя подземными путями грузы, служа проводниками для тех, кто стремился попасть в Пятизонье. Под землей, по тоннелям и примыкающим к ним трещинам земной коры, образовавшимся в результате тектонических сдвигов, они проникали в отчужденные пространства, минуя заслоны военных, охраняющих периметр Барьера. Немудрено, что каждый из подростков мечтал стать настоящим сталкером.
Они уже вкусили яд Пятизонья. Ощущение смертельной, запредельной для человека опасности, которой они подвергались каждый раз, пересекая зону повышенной гравитации Барьера, подставляясь под пули военных патрулей, а затем жестоко рискуя в границах аномальных пространств, оставляло неизгладимый след, необратимо влияло на психику. Будни, вне вылазок в Пятизонье, уже казались серыми, безрадостными, – явления, происходящие там, нагоняли ужас и одновременно манили обещанием неизведанного.
– Ну, так что со сталкером-то? – Мерзляк подкинул в костер пару сломанных ножек от стула. Угли взвихрились искрами, пламя нехотя облизнуло подачку, отдавая драгоценное тепло.
– Пропал он, – со знанием дела произнес Сухостой. – Говорят, Генрих Хистер, лидер Ковчега, ну, этих, зеленых, что в бункерах Академгородка в Новосибирской зоне отчуждения обосновались, награду за его голову объявил. Видать, сталкер был действительно непростой. Только никто его отыскать не смог. Там такое было!..
– Да уж, – кивнул Мерзляк. – Мне говорил один парень, что в Сосновом Бору Ковчег против вольных сталкеров и Ордена бился. Да только их всех военные с вертолетов накрыли.
– Брешет твой знакомый! – насупился Славка. – Там исчадия техноса всех разогнали. Зуб даю! Нас за Барьер Крамор не пустил. Говорит, нельзя сейчас туда. Да и здание, где бункер Упыря был, с землей сровняли. А «вертушками», что Сосновый Бор проутюжили, вообще сталтехи управляли!
– Нежить?! – Мерзляк побледнел.
– А то… – Сухостой принял важный вид. – Тот сталкер, за которым охота началась, весь в ртутных пятнах был, когда мы его с Монголом нашли. Видать, не вышло ничего у Приора, не смог он скоргов обуздать, и превратился сталкер в сталтеха. Вот свои за ним и приходили…
Монгол, не принимавший активного участия в споре, потянулся за автоматом.
– Тихо вы! – шикнул он на пацанов. – Костер прикройте! Есть там кто-то! – Он указал стволом в направлении, где почудился шорох.
Костерок тут же исчез, сноровисто спрятанный под старым ржавым ведром. Вязкая тьма навалилась со всех сторон, лишь звезды продолжали холодно мерцать в угольно-черном небе, да где-то далеко бледными сполохами метались отсветы какой-то стычки.
Морозный воздух отчетливо передавал звуки. Вот что-то скрипнуло под неосторожно поставленной ногой, затем торопливые шаги прошуршали по усыпанному битым стеклом бетону, звякнули чем-то, остановились.
Монгол, не склонный к переговорам по складу своего молчаливого, но решительного характера, уже изготовился дать очередь на звук, как вдруг из руин раздался сиплый, простуженный голос:
– Ты, пацан, со стволом-то поосторожнее. А то всех клиентов перебьешь.
Монгол оружия не опустил. Продолжал целиться в темноту, предоставляя вести диалог своему более разговорчивому напарнику.
– Откуда нам знать, кто ты? – Славка быстро сориентировался в ситуации, достав из кармана «эфку». Оборонительная граната – лучший аргумент в стычке, происходящей среди руин.
– Да погодите вы оружием бряцать! – Незнакомец каким-то образом заметил появление гранаты. – Я же поговорить пришел.
– А вот к Крамору отправляйся, с ним и поговоришь. Скажет он через Барьер тебя вести, проведем. А к нам не лезь. Понял?
– Понять-то понял… – Незнакомец неожиданно выступил из мрака. Был он худ, одет неброско, по-походному, лицо казалось нездоровым, землистым. Нос с горбинкой, волосы с проседью, глаза серые, холодные. Губы сжаты в тонкую линию. Говорит, как сплевывает.
– Я же сказал – к старшему иди! – грозно прикрикнул на него Сухостой.
– Ты гранату спрячь, – миролюбиво предложил незнакомец. – А к старшему я всегда успею. Обманывает он вас. За гроши заставляет жизнями рисковать. Сам жиреет, а вас, пацанов, изводит, под удар подставляет. Ты ведро-то сними, а то совсем огонь дымом задохся…
Славка угрюмо промолчал в ответ. Гранату не спрятал, хотя толку от нее в пространстве тесного дворика – никакого. Только себя покалечишь. Раньше надо было бросать…
Слова негаданного визитера задели за живое. Мысли о вселенской несправедливости существующего положения вещей приходили ему в голову и раньше, но делиться ими – себе дороже.
– Ты откуда такой смелый и правильный выискался?
– Это не важно. – Незнакомец сам снял ведро, и огонь, чуть помедлив, встрепенулся, вырвался из дыма, сверкнув веселыми язычками пламени, вновь разогнав тьму. – Зовут меня Олег. Кличут – Шелест.
– Ну, и что тебе нужно?
– Мне бы за Барьер попасть.
– Иди к Крамору, – повторил Сухостой.
– Слышать о вашем Краморе не хочу. – Шелест присел на корточки, демонстрируя миролюбивые намерения, протянул озябшие руки к огню. – Незачем ему знать. И вообще, вам что, деньги не нужны?
– Мутный ты, – насупился Сухостой.
– Ничуть. – Олег улыбнулся. – Я понятный.
– Что же в тебе понятного? – пробурчал Славка, осторожно вставляя в запал предохранительное кольцо. «Надо было сразу кидать, – вновь подумал он, – пока шаги слышались в здании».
– Ну, во-первых, я не прячусь. Во-вторых, пришел без оружия. И, в-третьих, предлагаю вам честную сделку. Вы сегодня не особо заняты, верно? Вот и проведите меня за Барьер. А я заплачу. Валютой. Деньги дам вперед.
У Мерзляка глаза вспыхнули, но промелькнувшая в зрачках искорка тут же угасла, ему-то с этого дела обломится разве что за молчание.
Монгол покосился на него. Автомат не опустил, весь подобрался, как голодный воробей, нахохлившийся на морозе.
– Не выйдет ничего. – Славка вздохнул, теперь уже разочарованно. Заработать хотелось. Но мимо внимания Крамора не проскочишь. Экипировка ведь у него хранится. А без снаряжения за Барьер никто не пойдет. Дураков нет. Вернее, уже не стало. Сначала совались, те, кто посмелее, да теперь сталтехами бродят по Пятизонью…
– Ну почему же так наотрез? – Олег раскурил сигарету, глубоко затянулся.
– Экипировки у нас нет. Крамору мы ее сдаем, – нехотя признался Сухостой. – А без защиты за Барьер никто не пойдет.
– Разумно, – кивнул Олег. – И Крамор ваш хоть и скотина, но не глуп. – Он некоторое время смотрел на огонь, затем произнес: – С экипировкой помогу. Укажите, у кого купить, я все достану. Сколько нужно? Три комплекта?
– Два. – Сухостой быстро сориентировался. – Мы с Монголом вдвоем работаем.
– А как быть с ним? – Олег стрельнул взглядом в сторону Мерзляка, и тот вдруг съежился. – Убьем?
– Ты чего?! – Монгол, конечно, понимал – дело назревает серьезное, да и Мерзляка давно прибить бы надо за длинный язык и вечную зависть, но как-то не по себе вдруг стало.
– Ладно, пошутил. – Олег примирительно усмехнулся. – Мы тебя купим, Мерзляк. С потрохами и языком. Будешь молчать?
– А сколько дашь? – Пацан побледнел, но удержался, не дал деру.
– Не волнуйся. Не обижу. Сейчас договоримся. Значит, так. Ты молчишь как рыба, а вы, – он перевел взгляд с Монгола на Сухостоя, – меня через Барьер своими тропами проведете. За все заплачу десять штук. Плюс оставите себе экипировку.
– С чего ты такой щедрый? – вновь насторожился Славка. Слишком уж подозрительно сорил деньгами этот Олег.
– Дело у меня важное. Нельзя, чтобы слухи пошли. Да и деньги мне больше ни к чему. Я там, за Барьером, останусь.
Славка с Монголом переглянулись.
В их взглядах читалась одна и та же мысль: а разве меньше мы рисковали, пытаясь завалить «Перекати-зону» или вытаскивая того сталкера из зарослей металлокустарников?
– Договорились, – неожиданно произнес Монгол. – Проведем.
– Вот это уже мужской разговор. – Олег встал, тщательно затоптал окурок. – За восемь часов управимся?
– За шесть.
– Отлично. – Он отвернулся, делая вид, что поправляет воротник пальто. – А то под пульсацию попадать неохота.
Славка, не уловивший окончания фразы, подумал: померещилось.
Момент пульсации никто не в силах предугадать или знать заранее. Будь ты хоть самим исчадием техноса.
– Пошли, что стоим, – хмуро, по-взрослому обронил он.
Глава 1
Пятизонье. Отчужденные пространства Пустоши.
13 ноября 2056 года
Снег – не снег. Прах – не прах. Липкая скользкая грязь серого цвета, мокнущая лужами, смерзающаяся комьями. Погода – дрянь. С неба сыплет нудная морось, злой, колючий, порывистый ветер сминает влажные сумерки, пронизывает холодом до костей. Под ногами липкое месиво да смерзшиеся комья глинистой почвы, не успевшие оттаять за день.Гиблое пространство простирается вокруг. Куда ни глянь – везде царит скупая, лаконичная архитектура техноса. Засеки и городища скоргов выросли в Пустоши за последние месяцы, как в большом мире растут грибы после теплого осеннего дождя.
Митрофан мялся у входа. Сталкеры пошли – одно бычье. Жрут много, а толку мало. И Аскет куда-то запропастился, часа три назад ушел, и ни одной весточки, хотя бы через мью-фон пару слов передал, мол, жив, здоров, так нет, молчит, теперь вот жди его, нервничай…
Вообще, бизнес в последнее время не ладился. Всё скорги проклятые. Понастроили городищ – нормальному сталкеру теперь не пройти. Все в округе заполонили.
«Если Аскет не дойдет, туго мне придется, – мрачно размышлял Митрофан. – Два заказа хоть и выполнил, но три каравана так и не вышли из Выгребной Слободы, все сроки давно минули, а Ковчег такого не прощает…»
Пялиться в мглистую ночь было страшно. Развернувшись, торговец пошел назад, к девятиэтажному фрагменту небоскреба, занесенному в Пустошь еще во время Катастрофы пятьдесят первого.
Через минуту тяжело рыкнула, сдвигаясь по направляющим, толстенная бронированная дверь.
Теперь лишь ветер завывал меж металлических деревьев, оставляя на них тонкую хрупкую корку наледи.
Сталкер по прозвищу Аскет медленно брел в сгустившейся промозглой мгле. Был он худ, но жилист. Его экипировка отличалась рациональной скупостью, с одной стороны, поясняя, почему вольный старатель получил столь необычный позывной, а с другой – наводя на мысль о серьезном психическом отклонении, граничащем с полным презрением к собственной жизни, выраженном в пренебрежении элементарными мерами защиты, которых придерживался каждый нормальный сталкер.
Три тени, облаченные во все черное, беззвучно двигались за ним.
Они не использовали стандартные для отчужденных пространств мью-фоны, общаясь посредством лазерной связи.
– Митрофан совсем с горя двинулся, – заметил один из егерей.
– Ну, а какие у этого варианты? Либо безопасную тропу найдет, либо мы его на свидание с Хистером потащим.
– Да я не о том, – отозвался второй, пробираясь вдоль огрызка стены древней постройки. – Думал бы, кого посылать. На спор: этот доходяга до Выгребной Слободы живым не доберется.
– Заткнитесь оба! За целью внимательнее следите. – Командир группы Дитрих достал очередную электронную вешку, помечая тропу. В такую погоду можно запросто потерять объект, а возвращаться ни с чем или плутать среди жуткой архитектуры техноса – удовольствия нет.
От взгляда по сторонам мороз продирал по коже. Куда подевалась старая, добрая, исхоженная вдоль и поперек Пустошь, с ее ловушками, смертельным пепельным туманом, неисчислимыми бандами вооруженных до зубов сталкеров, отмороженными, больными на всю голову фанатиками Пламенного Креста, боевыми группами Ордена, патрулирующими основные тропы, наемниками, промышлявшими тут по заказу корпораций Внешнего Мира, агрессивными механоидами, защищающими многочисленные энергетические аномалии – все это кануло в прошлое и теперь казалось невинной детской возней в песочнице по сравнению с опасностями новой реальности, возникшей тут за считаные месяцы.
Технос преобразился, совершив очередной эволюционный скачок. Если в других отчужденных пространствах обстановка пока оставалась прежней, то просторы Пустоши радикально изменились, словно здесь теперь расположился некий полигон, испытательная база, а заодно – промышленный центр, откуда новые типы скоргов вскоре начнут свое победное шествие по просторам Пятизонья, сметая жалкие островки цивилизации сталкеров, обращая мир отчужденных Барьерами пространств в технократическую пустыню.
Дитрих дошел до края развалин, взобрался по осыпи и замер.
Вдалеке сквозь мглу пробивалось неравномерное пульсирующее сияние. Там, на руинах Припяти, скорги выстроили свое главное городище. Из десяти разведывательных групп, ходивших к постройке техноса, вернулась лишь одна, да и то не в полном составе.
Большую часть доставленной ею информации лидер Ковчега Генрих Хистер обнародовать не стал, справедливо сочтя, что правда о событиях, происходящих в Пустоши, вызовет панику, поставит под сомнение основополагающие идеи, на которых базировалась официальная идеология группировки.
Теперь Дитрих вполне понимал Хистера.
О каком возрождении уничтоженной Катастрофой биосферы можно рассуждать, если технос пошел в атаку, за три с небольшим месяца захватив и перекроив на свой лад огромные просторы Пустоши, создав на территории зоны отчуждения десятки укрепленных районов, похожих на зародыши механических городов-муравейников, в состав которых входили индустриальные комплексы, где мириады эволюционировавших скоргов двадцать четыре часа в сутки трудились, как проклятые, создавая немыслимые исчадия высочайших технологий…
Мысли Дитриха не мешали ему наблюдать за Аскетом.
Сталкер, добровольно вызвавшийся проложить безопасную тропу до местечка Выгребная Слобода, расположенного у границ Барьера, казался ему сумасшедшим. Интересно бы узнать, на каком крючке держит его Митрофан?
«Вряд ли удастся поговорить с ним… – мысленно рассудил Дитрих. – Не дойти Аскету живым. Пусть хотя бы мимо Припяти нас проведет, а дальше уж как-нибудь сами…»
Основная проблема, связанная с нарушениями традиционных караванных троп, ранее проходивших через Пустошь, заключалась в том, что на рынке свободных сталкеров – так называемой «Обочине», расположенной в местечке Выгребная Слобода, застряла партия оружия, экипировки и прочих «товаров первой необходимости», предназначенных для Ковчега – группировки сталкеров, обосновавшихся в бункерах бывшего Академгородка, в Новосибирской зоне отчуждения. Груз был оплачен, доставлен через Барьер, но уже месяц лежал на складах Обочины. Все, в том числе и местные проводники, наотрез отказывались сопровождать караван до зоны тамбура.[2] Митрофан, выступавший посредником между Ковчегом и контрабандистами из Внешнего Мира, в сложившейся ситуации оказался крайним, – Хистеру было проще прижать торговца-одиночку, чем вступать в разборки с крупными поставщиками, что он и сделал, пообещав Митрофану долгую, мучительную смерть, если груз не будет в наикратчайшие сроки доставлен в бункеры Академгородка.
«Здесь каждый выкручивается, как может, – философски подумал Дитрих, наблюдая за продвижением Аскета, который шел уверенно и быстро. – Главное – силы свои не переоценивать. Как говорится, люди предполагают, а Зона располагает… Вот, к примеру, Митрофан вознамерился резко обогатиться, но аномальные пространства преподнесли очередной сюрприз, повернули ситуацию по-своему, и вот сидит теперь Митрофанушка в нечистотах по самую макушку… Попробовал заикнуться про силу неодолимых обстоятельств: мол, кто же знал, что Пустошь вдруг непроходимой станет? Только Хистер быстро поставил умника на место. Зона – она по своей сути и есть форс-мажор в чистом виде… Природа у нее такая… Каждый вдох, шаг, прожитая секунда – набор неодолимых обстоятельств».
Дитрих не спешил покидать укрытие. На свидание со смертью он не торопился. Вон впереди две решетчатые башни высятся. Явно строения техноса, и кто его знает, для чего они тут выращены?
* * *
Впереди из мглы и обрывков редкого в это время года пепельного тумана проступили очертания двух образчиков новоявленной архитектуры техноса, и Аскет замедлил шаг.Его облик и на самом деле резко отличался от обличья других сталкеров. Никакой брони с сервоусилителями: он носил обычную одежду из прочной однотонной ткани да легкий кевларовый бронежилет, поверх которого была надета порядком истершаяся, потерявшая защитный цвет разгрузка, на ногах удобная обувь, на лице простейшая дыхательная маска да темные очки, защищающие от резких вспышек во время боя.
Учитывая, что окружающая атмосфера из-за обилия металлорастений, выделяющих ядовитые испарения, для дыхания практически не годилась, а материал кевлара не защищал от попадания лазерных разрядов или очереди, выпущенной из «карташа»,[3] выбор экипировки казался весьма сомнительным.
«Может, он нищий? – промелькнула у Дитриха не лишенная оснований мысль. – Но почему Митрофан не выдал ему нормальную экипировку хотя бы в долг, для выполнения столь опасного и ответственного задания?»
Сталкер тем временем и вовсе остановился, присел, что-то рассматривая на земле. Похоже, две решетчатые конструкции, вздымавшиеся на десятиметровую высоту, в данный момент его совершенно не интересовали, хотя сплетенные из металлорастений башни, смахивающие на древние телевышки, торчали тут не просто так. Дитрих внимательно отсканировал их, но ничего похожего на лазерные турели, импульсные орудия или генераторы СВЧ-импульса, создающие при выстреле пятна неравновесной плазмы, не заметил.
«Может, наблюдательные посты?» – подумал он. Легче от предположения не стало – чем бы на поверку ни оказались два ажурных конических сооружения, их лучше обойти стороной на почтительном расстоянии, а не останавливаться у подножия, разглядывая мерзлую землю.
«Себя угробит и нас подставит», – неприязненно подумал Дитрих о сталкере.
На всякий случай он подал условный знак сопровождавшим его бойцам. Те прекрасно поняли жест командира, заняли позиции, один достал из подсумка плазменную гранату, второй активировал армган.[4]
«Ну не тупи, решай уже что-нибудь!» – мысленно подстегнул Дитрих сталкера, но тот не воспринимал ментальных позывов, сидел себе на корточках, по-прежнему разглядывая мерзлую землю. Вчера была оттепель, и, видимо, там пропечатались чьи-то следы, скованные с наступлением ночи легким заморозком.
…Аскет действительно рассматривал четкие следы, отпечатавшиеся в грязи. Глина, смешанная с пеплом, отлично сохранила отпечатки обуви, здесь накануне топтались как минимум пять человек. Если читать оставленные на земле знаки, то получалось, что три человека оставались на позиции, а двое ходили к выстроенным техносом наблюдательным вышкам.
Сталкер не торопился делать выводы. Вполне обоснованное недоумение легкой тенью промелькнуло по его худому лицу. Отпечатки обуви были одного размера, похожие, как близнецы-братья. Протектор не изношенный, пропечатан четко, в замерзшей грязи видны даже выполненные при литье подошв клейма заводов-изготовителей, вернее, одного и того же завода.
Обувь армейского образца, произведенная в Евросоюзе…
Конечно, учитывая, что в Пятизонье попадали товары со всего мира, предполагать можно всякое. Мало ли удобной прочной обуви армейского образца выложено на прилавках Обочины, в Выгребной Слободе? Там, при наличии средств, даже скафандр высшей защиты купить не проблема.
И все же странно… От меланхолии Аскета не осталось и следа. Он неуловимо преобразился, будто зверь, почуявший запах добычи. Сильно исхудавшее лицо стало чуть более подвижным, словно внутри сталкера очнулась его истинная, глубоко скрываемая сущность, не принимавшая участия в рутине повседневного выживания.
В эти мгновения он сам стал похож на исчадие техноса. Так ведут себя сталтехи, пораженные проказой Зоны, но еще не до конца утратившие человеческую личность.
В глазах Аскета тусклое безразличие к окружающему на несколько секунд сменилось яростным, лихорадочным блеском, затем взгляд сталкера стал глубок, спокоен и трезв. Еще раз проследив за цепочками следов, он выпрямился и, осторожно ступая, направился к основанию одной из ажурных построек.
– Ну, точно, больной!.. – в бессильной ярости прошипел Дитрих.
Лишиться проводника, когда впереди по маршруту еще как минимум четыре или пять крупных городищ скоргов, было бы досадно. Аскет хоть и «сам в себе», но Митрофан настойчиво рекомендовал его, как сталкера от бога: мол, и опасность чует за километр, и случись что – дерется, как сталтех, и ловушки распознает загодя, зря никогда не рискует, по Пустоши бродит, как по дому родному, а однажды, тому свидетели есть, попал в засаду, десять фанатиков Пламенного Креста окружили его в здании, так всех положил, сам невредимым вышел, да еще двух бродяг выручил, что ученого с Большой Земли подрядились сопровождать…