– Смотрящий за порядком прибыл! Насмотрелся за порядочными барышнями, а?
   – В чем дело? – изображая спокойствие, осведомился я.
   Центровой обернулся к товарищам:
   – Он спрашивает, в чем дело? Представляете? – Затем опять обратился ко мне: – Сегодня днем приставал к моей невесте, а вечером уже забыл, в чем дело?
   – Если ты имеешь в виду сударыню Ликию, то я бы на твоем месте более внимательно следил за своей невестой.
   – Ты кому это говоришь? Мне? Ты еще брату ее об этом скажи. – Бригадир указал за спину, на одного из своих дружков.
   Картина складывалась такая, что, как ни крутись, без драки не обойтись. Главное – нельзя недооценивать противника!
   – Что я вам – бабушка, истории на ночь рассказывать? Вы сами у Ликии спросите, как она меня домой тащила, как раздеваться заставляла, как за дверь выставила, когда мать вдруг пришла.
   – Что?! – протяжно взвыл белобрысый. – Да как ты смеешь, чернь, собака безродная! Да я тебя с грязью смешаю, из которой ты выполз!
   Ой, как хорошо! Еще пара таких фраз – и добро пожаловать на коня, Арсений Владимирович. А в этом состоянии я не чувствую ни боли, ни усталости.
   – Слышь, ты, деревенский атаман, глаза раскрой. Глянь, кто ты есть на самом деле, обитатель навозных куч. И к невесте своей блудливой присмотрись: она даже с конем для разнообразия повеселиться готова, пока ты вино в трактире хлещешь.
   Командир шайки некоторое время очень похоже изображал рыбку, выпучив глаза и безмолвно закрывая и открывая рот, и только потом скомандовал:
   – Крутите этого смерда, хлопцы!
   Верные опричники бросились в атаку.
   Главное – нельзя недооценивать противника! Одного я сразу пропустил мимо себя, слегка подставив ногу для красоты его дальнейшего перемещения. Второй получил кулаком в ничем не прикрытый бубен, который он еще и вытянул в шее – видать, чтобы мне удобней было попасть. Белобрысый начал отходить ко входу в трактир, но я, подскочив, так смачно влепил ему прямым ударом ноги в живот, что бедняга вышиб собою дверь и, пролетев пару метров, грохнулся в центре помещения. Н-да, переоценивать противника тоже особо не стоит.
   «Волот» был под завязку набит пьянствующими мужиками. Стойкий аромат спиртного витал в помещении, отпугивая насекомых. Увидев, как белобрысый не совсем обычно попал внутрь, крестьяне притихли и уставились в то место, где только что висела дверь. Я вломился в трактир с крайне мрачными мыслями об окружающем. Ишь, что удумали: развлекаться на ночь глядя, когда за любезно приоткрытыми воротами лес кишит чудовищными тварями – дружелюбными, как десантники в день ВДВ. С такими темпами мои без того мизерные шансы вернуться на родину сломя голову стремятся к нулю. По крайней мере, жены мужиков точно разорвут меня на части за то, что днем дал работягам повод снять стресс.
   – Вы, долба… – начал я, но сразу осекся.
   Сколько слышал разговоров местных жителей – ни одного нецензурного выражения на великом и могучем от них не проскочило. Радзивилл в этом плане обошелся культурно. Видимо, бранные функции выполняли родные диалекты. А мат – это такая удивительная штука: мгновенно врезается в лексикон, даже если поначалу его смысл не очень понятен. И вот попадет кто-нибудь из наших сюда, на Поляну, услышит знакомые обороты да и спросит: а кто же это вас ругаться так научил? А ему ответят: был у нас тут один такой, Арсений Владимирович, крыл филигранно, зато доступно – как потомственный сапожник. Срамота какая! Нет, уж лучше пусть кто-нибудь другой позорится.
   – Вы что творите, балбесы?! Угробить всех тут захотели?
   – Э-э! Что за дела? Ты кто такой? – Один из мужиков поднял на меня свои мутные глаза.
   – Кто я такой? – Подскочив к любопытному селянину, я схватил его за шиворот и вздернул с места. – Я – тот, кто проследит, чтобы ночью, когда пачвары ворвутся в Прилесье, их встречала организованная оборона, а не куча пьяных дров! Ясно?
   – Ну, так вы же сами сказали, – донеслось с другой стороны трактира, – последние дни прожить весело!
   – Это, мать вашу, не значит, что нужно с радостью подавать себя нечистым на блюдечке с гарниром! Марш по домам! Кто тут самый трезвый? – начал я высматривать в окружающих более-менее адекватную личность.
   – Юноша, а что вы себе тут, собственно, позволяете? – Это говорил полный, ухоженный господин в длинном шелковом камзоле зеленого цвета нараспашку, одетом поверх отделанной красной вышивкой рубашки.
   Он встал из-за самого ближнего к стойке стола, за которым также сидел трактирщик и еще один мужчина, как две капли воды похожий на говорившего.
   Ага, тут еще и ВИП-столик имеется. Но в моем нынешнем состоянии авторитетные клиенты вызывали такое же почтение, как толстый колорадский жук под подошвой ботинка. Тоже мне – пришли поддержать разлагающееся общество.
   – Кто такие? – сурово спросил я, направляясь к ним.
   – Я – купец Кампил, – гордо выпятив пузо, представился толстяк, – это – Цикроф и Игмат. Банкет отчасти за наши средства. – Торгаш скорчил такую надменную рожу, будто теперь я должен броситься целовать ему ноги. – И прошу объяснить: что вы сделали с моим сыном? – Он указал пальцем в сторону корчащегося на полу белобрысого.
   – А, купец! Ну все – песец! Сына своего для начала манерам научи, а потом уже спрашивай, за какие заслуги он дров получил. А ты, – я обратился к Цикрофу, – за дочерью следи, чтобы ее хахали потом ко мне цепляться не вздумали. Теперь о банкете… – Я обернулся к селянам, которые покидать трактир пока не торопились, ожидая, чем закончится разговор: – Мужики, вы посмотрите, во что вас втягивают эти толстосумы! Они же при первой опасности запрягут лошадей и ноги сделают, – а вы на корм пойдете, как миленькие. От вас пользы сейчас – только если потравите нечистых своими проспиртованными организмами. Подумайте о ваших женах и детях, которых вы сейчас подвергаете опасности. – Селяне, конечно, слушали насупившись, но логичность сказанного, похоже, начала пробираться в их загулявшие мозги. – Все! Завтра после работы собираемся возле дома старосты – и дружно идем играть в футбол. Будем физуху отрабатывать. А сейчас – отсыпаться. Свободны!
   Народ, переговариваясь вполголоса, потихоньку начал рассасываться. А рулить толпой, оказывается, хоть и рискованно, зато интересно!
   – А вас, господа, предупреждаю, – тихо прошипел я купцам. – В случае грандиозного шухера быстрая эвакуация у вас может не получиться. Уж я постараюсь. Отдыхайте…
   Я ухватил со стола самый аппетитный окорок, грозно потряс им перед толстяками и вслед за мужиками пошел на выход. В дверях удалось поймать одного из посетителей, которого штормило поменьше, и недвусмысленно втолковать ему, что сегодня ночью на вышках он дежурит вместе со мной. Крестьянин, конечно, для приличия немного поотпирался, но в итоге был вынужден согласиться.
   На улице уже стемнело. Я остановился на секунду, чтобы продышаться свежим воздухом.
   – Что случилось? – раздался знакомый приятный голос из темноты.
   – А, это ты, родная, – обрадовался я и в двух словах поведал Арлете о произошедшем.
   Потоки воздуха освободили полную луну от прикрывшей ее тучки. Вокруг стало светло – совсем как в ту достопамятную ночь, когда я впервые здесь очутился. Приятные черты лица девушки теперь можно было рассмотреть во всех подробностях.
   – И что теперь? – спросила она.
   Эх, теперь вместо теплой баньки с красивой сударыней придется торчать на продуваемой всеми ветрами вышке, отстреливаясь от особо наглых тварей.
   – Милая, а у тебя не валяется случайно где-нибудь в загашнике станковый пулемет? На всякий случай? – поинтересовался я. – Хотя дополнительный комплект лука со стрелами тоже сойдет.
   – Сейчас лук принесу. Так вы вдвоем только будете? Надо ведь по два человека на вышки да возле ворот четверо, – объяснила охотница и тут же без колебаний предложила: – Давай я с вами ночь подежурю?
   – Что ты, смелая моя! Там ведь опасно, да и устала, наверное, за день. Давай неси амуницию – и спать! На вот, спрячь где-нибудь в укромном месте, – вручил я ей горсть добытых драгоценностей.
   Арлета сгребла бриллианты, молча скрылась в трактире и через минуту вернулась в том же виде, с дополнительным вооружением. За это время трофейный окорок мною был полностью уничтожен.
   – Я иду с тобой, – безапелляционно заявила она.
   Стало ясно, что спорить бесполезно. Если папаша даже рукоприкладством не может отвадить дочу разгуливать по лесам, куда уж мне словами пытаться заставить ее сейчас остаться дома. Барышня-то с характером. Тем более что вдвоем веселее будет.
   – Пошли, – согласился я, принимая из рук охотницы обмундирование.
   Крестьянин, которого я недавно озадачил, грустно топтался возле ворот, нервно сжимая в руках копье. Молодец! Не отпил еще соображалку, раз оружие прихватил.
   – А где Горлан все это время пропадал? – поинтересовалась у него Арлета.
   – Дык он – того… самый первый напился и домой спать пошел, – развел мужичок руками.
   – Вот это да! – весело воскликнул я. – Небось лично разливал, а себе побольше. Ладно, полезай на эту, – я махнул в сторону вышки справа, – огня пока не разжигай. Притаись и смотри в оба. Чуть что – кричи.
   Селянин кивнул и уныло побрел взбираться на свой пост. Мы с охотницей вскарабкались на соседнюю вышку. Места на обзорной площадке оказалось больше, чем казалось мне снизу. В одном из углов укромно приютился свернутый матрас, набитый соломой, и толстый шерстяной плед – наверное, специально для тех, чья очередь спать на вахте.
   При лунном свете вся деревня была видна как на ладони. Неказистые срубы смотрели на нас темными глазницами окон, сразу напомнив мне про страшные рожи волколаков. Однако лес выглядел спокойно и на удивление умиротворенно. Правда, я-то знал, каким обманчивым это зрелище может казаться с первого взгляда.
   Опираясь о высокие борта вышки, мы несколько минут молча смотрели на звездное небо над лесом. Я первым нарушил тишину:
   – Что вас держит в этой деревне? Неужели так приятно – постоянно жить в страхе?
   – Так было не всегда, – поразмыслив, ответила девушка. – Раньше нечистых здесь бродило намного меньше. А теперь… Мы ведь обеспечиваем деревом чуть ли не половину Мидлонии. Это приносит постоянный неплохой доход, особенно нашим перекупщикам: Кампилу, Цикрофу. Крестьянам тоже достается – не обижены. Многие привыкли к такому образу жизни. Тем более что местные жители ничего толком не умеют, кроме как рубить лес и пилить бревна. Такова воля Велеса. В городе они просто обречены на нищенское существование. Не знаю, что может заставить их покинуть Прилесье.
   Мы вновь замолкли. Ветер, лениво шелестя ветвями деревьев, донес до наших ушей звук сладкого храпа с соседней вышки.
   – Слышишь, как притаился? – Отчего-то мне стало весело. – Видать, во все глаза смотрит.
   Я ухватил девушку за талию, привлек к себе и указал рукой на небо:
   – Видишь, вон там звездочка? Светит ярче всех, висит почти над самым горизонтом.
   – Да.
   – Я назову ее в твою честь – Арлета! Каждый раз ночью, если тебя не будет рядом, я буду смотреть на нее и вспоминать твои глаза.
   – Спасибо… – Охотница улыбнулась слегка смущенно, затем обхватила ручонками мою шею и сладко поцеловала.
   Сложно описать, что произошло потом. Между нами проскочила искра вожделения, и небосвод закружился, когда мы сплелись в объятиях страсти. Обычное восприятие мира вернулось, когда мы уже лежали на матрасе под пледом, обвившись обнаженными телами, переводили дыхание и испытывали неземное наслаждение. Не знаю, сколько времени прошло, но эти мгновения были, пожалуй, лучшими в моей жизни. Арлета блаженно потянулась своим грациозным телом. Я провел кончиками пальцев по ее гладкому животу, груди, остановился на шее и почувствовал, что самое сладкое еще впереди.
   Идиллию нарушило леденящее душу сипение, которое раздалось совсем рядом, снизу. Слишком знакомое сипение. Мы мгновенно взметнулись со своего лежбища и принялись лихорадочно искать одежду, разбросанную по всей площадке. В этой суматохе Арлета умудрилась краем глаза глянуть, что творится снаружи. С напуганным видом охотница отпрянула обратно и тихо пискнула:
   – Вот Паляндра!
   – Что там такое? – Я уже напялил штаны и высунулся за бортик.
   Зрелище и вправду оказалось жутковатым. Всего в нескольких метрах от кромки леса в один ряд стояло семь безмолвных черных фигур. Человеческие очертания делали тварей еще более пугающими. Их безглазые морды были задраны вверх, будто смотрели на нас. Один из монстров наклонился, провел рукой по земле, шумно вдохнул воздух и, раскрыв отвратительную пасть, со свистом выдохнул. Затем он принялся что-то нечленораздельно и тихо шипеть другому уродцу. Тот просипел что-то в ответ – завязалась неторопливая беседа. Странные, неприятные звуки усугубляли и без того тяжелую атмосферу. Справа что-то слегка скрипнуло, и я едва успел отвести рукой уже нацеленный на пачвар лук Арлеты.
   – Не провоцируй, – едва слышно выдохнул я, затем не спеша присел так, чтобы из-за бортика торчали только глаза, и потянул за собой охотницу
   – Что они собираются делать? – шепотом спросила она.
   – Пока вроде ничего. Совещаются.
   Арлета открыла рот, чтобы спросить о чем-нибудь еще, но я оперативно прикрыл его ладонью. В своей неестественной беседе принимали участие уже все нечистые. Один из них ткнул пальцем прямо в нас, и мое сердце тут же громыхнулось в пятки. Но несмотря на то что твари нас, возможно, видели, они все равно продолжали неспешно обсуждать свои дела. Такой нервной обстановки, помнится, не было даже в ту ночь, когда к нам в клуб зарулил мэр города и какой-то бравый отморозок стырил у него бумажник с квартальным бюджетом.
   Кроме настойчивого ощущения напряжения, меня одолевало еще и чувство глубокого разочарования. Вот тебе и самое сладкое впереди – всю ночь нам испортили. Ну, пачвары!
   Нечистые стояли под стенами Прилесья очень долго, и я уже стал привыкать к их присутствию рядом. Даже начал подумывать – не шугануть ли тварей парочкой выстрелов из лука. Но как только эта смелая мыслишка посетила мою изобретательную голову, нечистые исчезли. Они за доли секунды бесшумно слились с темными зарослями, и через несколько мгновений лишь сиплый вой издалека напомнил об их недавней вылазке. Мы с Арлетой еще долго всматривались в сумрак чащобы, пугаясь, словно накуренные, каждой подозрительной тени.
   – И часто у них тут собрания проходят? – наконец осмелился заговорить я.
   – Не знаю, никогда ночью не дежурила. Но чтобы кто-нибудь больше двух пачвар одновременно видел – такого не слышала.
   – Неспроста все это… – поразмыслив, отметил я философски.
   Ой, неспроста нечистые решили поболтать аккурат напротив поселка. Суворов небось точно так же под Измаилом стоял, присматривался и с полководцами шушукался. Тогда, помнится, турок с лету вынесли. Не удивлюсь, если пачвары недалеко в лесу еще и лагерь оборудовали, с тренировочным макетом частокола и ворот. Дополнительная проблема заключалась в том, что разведка у местной цивилизации на таком же уровне, что и космонавтика. Сколько этих тварей поблизости, вооружены ли, как нападают, берут ли пленных – неизвестно. Неужели никому из крестьян совсем не интересно, как их планируют подвергать геноциду? Знают людишки только, что пачвары чешутся на солнце, – и все. И довольны! Значит, днем не попадут в рацион лесных соседей. И правильно: если бы у меня, допустим, весь организм зудел, – я бы тоже вряд ли кого стал атаковать. Вот ежели одни только кулаки чесались – тогда другой разговор! Но нынче не до драки. Тут одно ясно: дело пахнет керосином. А лучше бы, конечно, попахивало порохом, который ждет своего часа в патронах, засунутых в ленту, торчащую из пулеметной турели. Но пока на Поляне изобретут все эти аксессуары лишения вражеской жизни, можно запросто попрощаться со своей, поэтому неплохо было бы смыться из Прилесья при первой же возможности. Черт с ним, что здесь шансов вернуться домой больше. Перспектива торжественно отправиться на родину в цинковом ящике совсем не придает оптимизма. Решено! Завтра, не мешкая, любезно, правда, без спросу одалживаем у Игмата коня, вербуем дочку – и сваливаем с выражением тихой грусти на лицах.
   И все же не зря этих мрачных лесных товарищей наградили обидным прозвищем «пачвары». Однозначно по делу! Ведь вроде нечистые ничего экстраординарного сегодня не сделали. Так, потерлись возле ворот, пошептались, вякнули зычно пару раз да и убрались восвояси, – а настроение испорчено напрочь! Мы с охотницей пребывали в довольно хмуром расположении духа, будто угодили под ливень в разгар пикника. Предавшись каждый своим размышлениям, лишь изредка мы перебрасывались короткими фразами. Кидаться друг другу в объятия не тянуло, учитывая, что это могло проходить прямо у пачвар на глазах, или чем они там на окружающую среду смотрят.
   Вспомнился отчего-то бравый охранник с соседней вышки. Его беспечный храп служил неизменным аккомпанементом всех происходящих событий и не прекращался даже во время визита нечисти. Только, может, совсем чуточку притих – интуитивно. На пару децибелов. Спустя несколько минут после того, как лучи раннего солнца опустились на крыши домов, наш бдительный спящий соратник прервал свою трель, хрюкнул и разразился заливистым кашлем, оповещая деревню вместо первых петухов о том, что наступило утро. Деревянные хаты, поскрипывая дверьми, стали выпускать на просторы бодрых после крепкого сна местных жителей. Крестьяне, щурясь на утреннем солнце, предприимчиво зыркали по сторонам, потирали руки, находили нужные инструменты и организованно шли работать. С высоты нашего поста Прилесье все больше и больше стало напоминать большой муравейник. Из-за бортика соседней вышки высунулось слегка опухшее лицо и смачно зевнуло. Мы с охотницей не сдержались и одновременно повторили этот заразительный рефлекс.
   – Домой? – спросил я.
   – Домой, – кивнула сонная Арлета.
   Я спустился первым и подал ей руку. Наш ночной стражник уже ожидал внизу, держа копье на изготовку.
   – Теперь чего? – с готовностью осведомился он.
   – Все нормально? Ничего необычного не заметил? – на всякий случай поинтересовался я.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента