Страница:
Роман Масленников
Пиарщики снова пишут
Софья Лебедева
Танькин джаз
Танька была удивительно страшная. Когда она шла по улице, пятеро из десяти встречных мужчин невольно думали, глядя на неё, матом: «Ой гляяя…» и стыдливо отводили глаза. Еще пятеро ничего не думали просто потому, что алкоголикам, наркоманам и голубым не до страшных баб, своих проблем навалом. Некоторые при виде Таньки не могли удержать эмоции в себе. И неважно, что именно при этом произносилось: «Ну и страшилище!», или: «Нда – с, барышня с нестандартной внешностью», – красивее Танька, увы, не становилась.
Понять, отчего Танька производила именно такое впечатление, было сложно. Лицо у неё было вполне соразмерное, обыкновенное – рот, нос, глаза. Глаза небольшие. Но и не маленькие. Нос кривоват чуть – чуть. Почти незаметно. Губы тонковаты, зато разрез красивый. Овал лица не подкачал. Прыщей не видать. Волосы темные, густые – не блестящие, правда, так на то есть лаки и гели. Фигура тоже… обыкновенная. Не Венера Боттичелли – худа слишком, но есть, за что подержаться, ноги ровные, гладкие.
Таким образом, некрасота Танькина оставалась загадкой для тех, кто давал себе труд всмотреться. И другое оставалось неизвестным: это характер у неё испортился, как результат непрезентабельной внешности, или наоборот, внутреннее страхолюдство наложилось, искажая вполне обычные черты? Что было раньше – курица или яйцо?
В раннем детстве Танька ничем таким не отличалась. Худенький такой ребенок, талантами не блещет, зато сама себе на уме. Уродство начало проявляться с началом менструаций: как будто истинное лицо само собой выступало из болванки никакушной девочки – подростка. И это самое лицо оказалось, мягко говоря, не очень.
Этого долго никто не замечал, во – первых, потому что привыкли, а к худшему менялась Танька неспешно, во – вторых, Танька маскировалась. У неё был некоторый шанс стать пусть и некрасивой – но обаятельной. Но этот шанс она упустила, когда изо всех сил зажимала себя в кулак, не успев превратиться даже в бутон, куда там цветку. Некоторые её странности списывали, как водится, на переходный возраст и юношеский максимализм. Ну а потом Танька окончила школу и уехала учиться в другой город.
По слухам, училась она (твердая четверошница) очень хорошо, но красный диплом не вытянула. Правда, зачем‑то выучила английский язык. «Зачем‑то» – это потому, что после института Танька вернулась в свой город и устроилась там работать секретаршей на завод по выпуску пластмассовых изделий. Причем даже не у главного секретаршей, а так, у одного из его замов по маркетингу. У того самого Иван Ивановича, который и на месте то не сидел никогда, вечно мотался где‑то, налаживая поставки сырья и сбыт готовой продукции.
Поэтому работы у Таньки было немного. Иногда выполняла какие‑то переводы для писем к зарубежным партнерам. Писала статьи в журналы по просьбе пиар – отдела. Красила ногти, слушала (в наушниках) музычку с компа и разумеется! – целыми днями висела в Интернете, благо завод давно провел себе выделенную линию.
Многие другие сотрудники завода, у которых также был доступ к благам цивилизации, Интернет использовали исключительно для отправки и получения служебной почты. Татьяна в Интернете жила. Она не пыталась наладить личную жизнь с помощью сайтов знакомств, – сама эта идея была ей чужда. Неизбалованная мужчинами или даже одним и поэтому обозленная, Танька с помощью Интернета пыталась отличиться оригинальностью ума и некоторым литературным талантом. С этой целью Таня завела Интернет – дневник в LiveJournal.com, ЖЖ в просторечии.
Немалую долю своего рабочего времени она тратила на то, чтобы писать в свой ЖЖ пространные и язвительные посты обо всем на свете. Особенно от Таньки доставалось влюбленным, молодоженам и молодым родителям – эти три категории населения Танька ненавидела люто, понимая, что ей влиться в их ряды, вероятнее всего, не светит.
Ей дважды не повезло. Сначала природа сыграла дурную шутку, затем добавили люди. Таньке даже трахнуться первый раз удалось с трудом. И если первый не стал последним, то только потому, что Танька родилась в стране, где очень уважают крепкие спиртные напитки.
О том, что ей не стоит и мечтать о романтических приключениях, будь то букет цветов, серенада или билеты в кино, Танька поняла быстро. А после общения с немногочисленными мужчинами, которые рисковали заниматься с ней сексом, Танька перестала читать любовные романы и смотреть мелодрамы, потому что поняла: все это чешуя, в жизни такого не бывает. Её жгучая неприязнь к тем, кто не разделял Танькины взгляды на личное, была, с её точки зрения, вполне оправдана. Ведь они были ненастоящие, все эти пары, которые притворяются влюбленными, мусик, заечка, тьфу. Лгуны просто – напросто – вот они кто. А любви не существует. Не бывает её.
Так детально – почему и зачем – Танька не раскладывала, конечно. Просто клеймила в своем ЖЖ наивные суеверия, приметы, словечки, сердечки, праздники: «Валентинка – это поздравление любимому человеку. Понимаешь это слово? Любимому. Тому, ***дь, которого ты любишь и которому ты готова отдаться по первому движению его бровей, со всем пылом нерастраченной страсти, а не тому, кого ты увидала на конференции по массообменным системам "газ – жидкость" двадцать лет тому в городе Н»[1].
Танькина злость, как следствие нерастраченной и недополученной любви, придавала особую остроту её воображаемому перу (брызгая ядом, а в отдельных случаях и слюнями, Танька, разумеется, пользовалась клавиатурой, не чернилами).
После нескольких месяцев труда на заводе у Таньки неожиданно наладилась сексуальная жизнь. Проще говоря, Танька начала трахаться, как кошка – с таким же азартом и мурканьем. Она сама не ожидала от себя такого полового энтузиазма. А вот, поди ж ты!
Кто же польстился на Таньку?
Их было двое, студенты местного ПТУ, крепкие неудачники, претенденты на жизнь за решеткой и раннюю смерть от паленой водки. Саша и Петя. Танька сдружилась с ними на курилке, где они втроем, как самые молодые, по – простецки обсуждали ТВ – передачи. Однажды вечером парни протянули Таньке пластиковый стаканчик с водкой. А еще через 40 минут (пятница, конец рабочего дня, низкое давление и голод) Танька уже кувыркалась с Петей на мешках в подсобке. После секса она на минуточку, казалось ей, прикрыла глаза… Тому, что горячий любовник Петя так быстро захотел еще, Танька не удивилась. Только вздохнула, неожиданно обнаружив в своих объятиях Сашу.
Позже они попробовали секс втроем. Всем понравилось.
Им было по 17; ей 23.
Любители морали, тут самое время вам затрепыхаться с криком: как? О, как? Но, положа руку на сердце, – что плохого было в их отношениях? Могла б ведь и посадить пацанов, могла, если б заорала погромче, протрезвев и обнаружив себя в душной заводской подсобке с двумя сразу. Не посадила, более того, за месяцы связи Танька еще и улучшила обоим своим любовникам карму. Незаметно для самой себя облагородила их: до Таньки не то чтоб лаптем щи хлебали, но и к высокому не стремились. Именно Танька, случайная любовница, сделала их в итоге вполне достойными членами общества. Не она б – загремели бы, как пить дать, за какую‑нибудь скверную уголовщину. Но случилось иначе. Они встречались почти год; но ведь не только трахались – еще и разговаривали.
Самым насущным вопросом для троицы очень скоро стало «Где?». Но проблема решилась сама собой. Петя жил вдвоем с матерью в частном доме. Мать устроилась работать продавцом в ночной магазин, сутки – двое.
Бывало, что Сашка не мог прийти – тогда Танька с Петькой неплохо проводили время вдвоем. Отношения сложились – на удивление. Может быть, кому‑то пацаны и рассказывали о своей общей любовнице, но далеко это не пошло.
Родителям Танька безбожно врала про подругу, у которой якобы постоянно ночует – еще не чувствовала себя достаточно взрослой, чтоб ничего не говорить.
Чуть меньше чем через год все кончилось (включая практику на заводе). Саша стал встречаться со своей сверстницей; мать Пети запила и бросила работу – сначала сошли на нет встречи втроем, а там и места не стало. Самой собой, любовники перестали звонить/встречать после работы в условленном месте.
Какое‑то время Танька не замечала потери. Затем к эмоциональной неудовлетворенности (ну не могла же она, в самом деле, считать нормальными отношениями бурный секс с двумя ПТУ – шниками?) добавилась сексуальная, причем в острой форме.
«Дать джазу» – именно так в их маленьком городке называлось все, выходящее за пределы воображения горожан. Пьет ли Васька Быков пятую неделю, выбила ли Зинка Иванова своему сожителю глаз скалкой, или мэра Селиванова поймали на том, что все деньги, предназначенные на ремонт дорог, он перевел на личный счет, – «дает джазу!», – говорили горожане, меняя лишь интонации и выражения лиц.
Никто и представить не мог, что некрасивая тихая Танька тоже способна «дать джазу».
… Еще какое‑то время она жила смирно, куда‑то вглядываясь своими нелепыми подслеповатыми (плюсом ко всему Танька была близорука) глазками. Как получилось, что каждый из сотрудников завода переспал с Танькой хотя бы раз? Два инженера (из разных, правда, отделов) так засмурнели от танькиных ног и общей стройности, что сходу начали предлагать ей руки и сердца, не обращая внимания на лицо. Вскоре, правда, оба опомнились, еще и потому, что Таньку со словами «Ну – у-у дает джазу девка!» обсуждали во всех укромных уголках завода.
Шлюх разного толка в городе, конечно, было полно. И профессионалок, и любительниц. С проститутками все было ясно: они работали за деньги. Шалавы подзаборные тоже особого интереса ни для кого не представляли: ну бухает, ну трахается, чего особенного‑то. Но чтоб такое позволяла себе образованная и непьющая девчонка из нормальной, с какой стороны не глянь, семьи – это было внове.
Но не от хорошей же жизни Танька пустилась в безудержное блядство!
Она тосковала. Такое часто бывает даже с самыми хорошими и порядочными женщинами. Правда, обычно острые приступы болезни «из рук в руки» случаются после большой любви. Именно тогда женщине кажется, что в принципе все равно – дать этому или не дать, тому, впрочем, тоже можно, и другому, и пятому. Во – первых, потому, что жить все равно незачем и скучно. А во – вторых, может быть, в чьих‑то объятиях удастся забыть о Его руках, теле, голосе…
Самой себе Танька не хотела признаваться, как привязалась она к своим мальчикам.
Между тем, танькина сексуальная эпопея началась на заводе и продолжилась там же. На этот раз катализатором стала корпоративная вечеринка. Корпоративы, имя вам – зло! На этот раз Танька была вполне трезвая. И вполне осознанно согласилась на очень пьяное предложение.
Потом была еще вечеринка, и еще… Скандал набирал обороты медленно, но верно. И вот уже несколько девиц, которые строили на коллег свои планы, при встречах отворачивались от страшной Таньки, не желая здороваться с «этой хабалкой». Испуганными глазами смотрела на Таньку подруга её матери, которая работала на заводе бухгалтером. Нередко Танька слышала, что с её приближением затихают какие‑то разговоры и даже споры.
Ей было все равно.
Танькины посты в это время попадали в топ Яндекса минимум раз в неделю. Как только её не называли – лесбиянкой, феминисткой, просто дурой – Танька торжествовала: её ЖЖ читали! Множеству людей она была интересна, как личность! На неё обращали внимание красивые, умные, иногда даже свободные мужчины, причем не по пьянке и не имея основной целью перепих по – быстрому в укромном углу. При том, что основной юзерпик[2] юзерши taniiiiau украшала мутная фотография левого танькиного глаза, снятая мобильником, – ЖЖ taniiiiau красовался в первой десятке популярных блогов. А ведь Танька не имела не то что журналистского, но даже и филологического образования, мир же она наблюдала в окнах Интернет – браузера и по дороге на работу из автобуса.
Как‑то незаметно Таньке исполнилось 25 лет. Почти одновременно с этим событием в комментарии к её ЖЖ упало предложение из крупного глянцевого журнала стать их автором. Одним из условий работы был переезд в Москву. Недолго думая, Танька написала заявление об увольнении. Друзья – жж – сты подыскали ей квартиру в столице. Меньше чем через три недели Танька уже держала в руках паспорт, билет, чемодан и лэптоп (кредит на полгода).
Скандал, вызванный расшалившейся танькиной сексуальностью, затих сам собой, хотя Танька, перебрав заводских, пошла уже было дальше – в список её любовников попал и представитель сотрудничавшей с заводом торговой фирмы, и владелец супермаркета, и… Не то чтоб Танька грузчиками брезговала – нет, просто они не попадали в круг её общения. Где ей было знакомиться, не на улице же.
Первое время Москва производила на Таньку угнетающее впечатление. Здесь даже говорили по – другому. Суета, о которой она столько читала в Интернете, да и от знакомых слышала, не напугала Таньку; модные магазины не смутили покоя; в считанные сроки акклиматизировался молодой организм. И все‑таки первые недели её сил хватало только на то, чтобы после работы вернуться домой, на съёмную квартиру, принять душ и спать, спать, спать… Ей даже секса не хотелось. К другим запретным удовольствиям Танька склонна не была: употребляла помалу, наркоту в жизни не пробовала, ну разве что курила, и то – без усердия.
Сочные журнальные девки смотрели на Таньку с испугом и связываться с ней боялись. На её приезде настояла «сама» – пышная бисексуалка со стажем, чей творческий расцвет остался в глубоком прошлом. Пока Танька не приехала, редактриса начала было строить насчет неё романтические планы. Первая встреча убила всякие возможные отношения, за исключением рабочих. Трудилась же Танька неплохо, хоть неопытна, зато к учебе восприимчива. Тексты её пользовались успехом и неизменно получали огласку в Интернете, что положительно сказывалось на популярности журнала. По итогам первых месяцев работы журналу от Таньки были одни бонусы. Ей даже зарплату повысили. Танька к накоплениям не стремилась, о покупке недвижимости в стольном граде не задумывалась, поэтому просто радовалась своим успехам.
Как получилось, что Он влюбился в Таньку?
Это третий и самый сложный вопрос нашей истории. Почему молодой, богатый и привлекательный влюбился в страшную и бедную? Юной двадцатипятилетнюю Таньку нельзя было назвать даже с натяжкой – новая Лолита из неё не вышла бы, как ни крути. Но и до климакса жить еще да жить.
Иван был похож на большого, породистого щенка, потому что все в жизни складывалось у него отлично. Он родился в рубашке. Отец Ванечки в свое время служил стране средним чиновником при правительстве. Сабанеев – старший (в родстве с композитором, писателем и генералом от инфантерии не состоял) вовремя слинял – остался по русской поговорке и не клят, и не мят. Но с деньгами. Что такое бедность или там – нищета, Ванечка Сабанеев, он же Сабанеев– младший, себе даже представить не мог. Он и не представлял… Зачем Ванечке представлять нищету, если одна из его проблем называлась – ангар для собственного самолета? Слава богу, в друзьях был директор военного аэропорта за городом. Там‑то и ставил Ванечка свой самолет.
Необходимости работать у Ванечки тоже не было. Но он работал. Считал, что папа папой, акции – акциями, а самому добиться чего‑нибудь в жизни не мешало бы.
Кажется невероятным, что такой вот молодой (28 лет) человек сам заехал в редакцию журнала, чтобы завезти счет – фактуру. Дело в том, что Иван был открыт народу. Не то чтоб выполнял функции курьера, но вот понадобилось завезти бумажку, а тут как раз Иван, добрая душа, – а давайте я завезу, все равно мимо ехать.
Вместо бухгалтерии Иван заперся как раз в тот отдел, который наша героиня возглавляла ровно три дня как. Увидев цветник барышень в возрасте до 20 (если судить по внешности), приунывший в розысках Ваня почувствовал себя замечательно. Он прислонился бедром к шкафу и принялся обольщать ближайшую самым банальным образом, вешая ей лапшу на уши, пока та, краснея в ответ на ядреные ванечкины комплименты, подсчитывала стоимость его обуви (Baldinini) плюс часы (Vacheron Constantin). С появлением Ванечки все девицы отдела странным образом стали напоминать героя известного мультсериала Скруджа МакДака: в их очах так и завертелись оценивающие Ванечку циферки. К таким финтам Ванечка привык так давно, что даже не замечал их, искренне принимая любовь к себе за должное. Впрочем, природных мужских качеств у длинноногого блондинистого Ванечки тоже было навалом, так что он почти не ошибался.
Именно в этот момент Танька решила посетить вверенное ей подразделение. Ну и зашибла дверью Ванечку, который по незнанию встал слишком близко (а дверь, как назло, открывалась внутрь помещения).
Так и познакомились. Когда были подняты с полу бумаги, которые зацепил, падая, Иван Сабанеев – младший, когда улеглась суматоха, Ванечка вгляделся в вошедшую. Таких он не видел никогда в жизни. Еще и потому, что Татьяна была не способна отличить Baldinini от Джона Лобба. На лице у неё была написана только неприязнь к придурку, который вторгся в её владения и нарушил рабочий порядок.
… Он ужасно боялся, что она не возьмет трубку. Потом боялся, что она не придет на встречу. Потом – что не понравится ей в постели.
Что она не согласится выйти за него замуж.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила Танька Сабанеева на следующее утро после свадьбы. Её муж только что пришлепал из ванной и теперь сидел на край кровати и вглядывался ей в лицо.
– Мне кажется, я уже немного соскучился, – ответил Иван Сабанеев – младший.
Танькин блог в ЖЖ по – прежнему популярен, хотя длинные посты она пишет теперь редко, да и работу в редакции давно бросила[3].
The end.
Сентябрь – октябрь 2008 г.
Понять, отчего Танька производила именно такое впечатление, было сложно. Лицо у неё было вполне соразмерное, обыкновенное – рот, нос, глаза. Глаза небольшие. Но и не маленькие. Нос кривоват чуть – чуть. Почти незаметно. Губы тонковаты, зато разрез красивый. Овал лица не подкачал. Прыщей не видать. Волосы темные, густые – не блестящие, правда, так на то есть лаки и гели. Фигура тоже… обыкновенная. Не Венера Боттичелли – худа слишком, но есть, за что подержаться, ноги ровные, гладкие.
Таким образом, некрасота Танькина оставалась загадкой для тех, кто давал себе труд всмотреться. И другое оставалось неизвестным: это характер у неё испортился, как результат непрезентабельной внешности, или наоборот, внутреннее страхолюдство наложилось, искажая вполне обычные черты? Что было раньше – курица или яйцо?
В раннем детстве Танька ничем таким не отличалась. Худенький такой ребенок, талантами не блещет, зато сама себе на уме. Уродство начало проявляться с началом менструаций: как будто истинное лицо само собой выступало из болванки никакушной девочки – подростка. И это самое лицо оказалось, мягко говоря, не очень.
Этого долго никто не замечал, во – первых, потому что привыкли, а к худшему менялась Танька неспешно, во – вторых, Танька маскировалась. У неё был некоторый шанс стать пусть и некрасивой – но обаятельной. Но этот шанс она упустила, когда изо всех сил зажимала себя в кулак, не успев превратиться даже в бутон, куда там цветку. Некоторые её странности списывали, как водится, на переходный возраст и юношеский максимализм. Ну а потом Танька окончила школу и уехала учиться в другой город.
По слухам, училась она (твердая четверошница) очень хорошо, но красный диплом не вытянула. Правда, зачем‑то выучила английский язык. «Зачем‑то» – это потому, что после института Танька вернулась в свой город и устроилась там работать секретаршей на завод по выпуску пластмассовых изделий. Причем даже не у главного секретаршей, а так, у одного из его замов по маркетингу. У того самого Иван Ивановича, который и на месте то не сидел никогда, вечно мотался где‑то, налаживая поставки сырья и сбыт готовой продукции.
Поэтому работы у Таньки было немного. Иногда выполняла какие‑то переводы для писем к зарубежным партнерам. Писала статьи в журналы по просьбе пиар – отдела. Красила ногти, слушала (в наушниках) музычку с компа и разумеется! – целыми днями висела в Интернете, благо завод давно провел себе выделенную линию.
Многие другие сотрудники завода, у которых также был доступ к благам цивилизации, Интернет использовали исключительно для отправки и получения служебной почты. Татьяна в Интернете жила. Она не пыталась наладить личную жизнь с помощью сайтов знакомств, – сама эта идея была ей чужда. Неизбалованная мужчинами или даже одним и поэтому обозленная, Танька с помощью Интернета пыталась отличиться оригинальностью ума и некоторым литературным талантом. С этой целью Таня завела Интернет – дневник в LiveJournal.com, ЖЖ в просторечии.
Немалую долю своего рабочего времени она тратила на то, чтобы писать в свой ЖЖ пространные и язвительные посты обо всем на свете. Особенно от Таньки доставалось влюбленным, молодоженам и молодым родителям – эти три категории населения Танька ненавидела люто, понимая, что ей влиться в их ряды, вероятнее всего, не светит.
Ей дважды не повезло. Сначала природа сыграла дурную шутку, затем добавили люди. Таньке даже трахнуться первый раз удалось с трудом. И если первый не стал последним, то только потому, что Танька родилась в стране, где очень уважают крепкие спиртные напитки.
О том, что ей не стоит и мечтать о романтических приключениях, будь то букет цветов, серенада или билеты в кино, Танька поняла быстро. А после общения с немногочисленными мужчинами, которые рисковали заниматься с ней сексом, Танька перестала читать любовные романы и смотреть мелодрамы, потому что поняла: все это чешуя, в жизни такого не бывает. Её жгучая неприязнь к тем, кто не разделял Танькины взгляды на личное, была, с её точки зрения, вполне оправдана. Ведь они были ненастоящие, все эти пары, которые притворяются влюбленными, мусик, заечка, тьфу. Лгуны просто – напросто – вот они кто. А любви не существует. Не бывает её.
Так детально – почему и зачем – Танька не раскладывала, конечно. Просто клеймила в своем ЖЖ наивные суеверия, приметы, словечки, сердечки, праздники: «Валентинка – это поздравление любимому человеку. Понимаешь это слово? Любимому. Тому, ***дь, которого ты любишь и которому ты готова отдаться по первому движению его бровей, со всем пылом нерастраченной страсти, а не тому, кого ты увидала на конференции по массообменным системам "газ – жидкость" двадцать лет тому в городе Н»[1].
Танькина злость, как следствие нерастраченной и недополученной любви, придавала особую остроту её воображаемому перу (брызгая ядом, а в отдельных случаях и слюнями, Танька, разумеется, пользовалась клавиатурой, не чернилами).
После нескольких месяцев труда на заводе у Таньки неожиданно наладилась сексуальная жизнь. Проще говоря, Танька начала трахаться, как кошка – с таким же азартом и мурканьем. Она сама не ожидала от себя такого полового энтузиазма. А вот, поди ж ты!
Кто же польстился на Таньку?
Их было двое, студенты местного ПТУ, крепкие неудачники, претенденты на жизнь за решеткой и раннюю смерть от паленой водки. Саша и Петя. Танька сдружилась с ними на курилке, где они втроем, как самые молодые, по – простецки обсуждали ТВ – передачи. Однажды вечером парни протянули Таньке пластиковый стаканчик с водкой. А еще через 40 минут (пятница, конец рабочего дня, низкое давление и голод) Танька уже кувыркалась с Петей на мешках в подсобке. После секса она на минуточку, казалось ей, прикрыла глаза… Тому, что горячий любовник Петя так быстро захотел еще, Танька не удивилась. Только вздохнула, неожиданно обнаружив в своих объятиях Сашу.
Позже они попробовали секс втроем. Всем понравилось.
Им было по 17; ей 23.
Любители морали, тут самое время вам затрепыхаться с криком: как? О, как? Но, положа руку на сердце, – что плохого было в их отношениях? Могла б ведь и посадить пацанов, могла, если б заорала погромче, протрезвев и обнаружив себя в душной заводской подсобке с двумя сразу. Не посадила, более того, за месяцы связи Танька еще и улучшила обоим своим любовникам карму. Незаметно для самой себя облагородила их: до Таньки не то чтоб лаптем щи хлебали, но и к высокому не стремились. Именно Танька, случайная любовница, сделала их в итоге вполне достойными членами общества. Не она б – загремели бы, как пить дать, за какую‑нибудь скверную уголовщину. Но случилось иначе. Они встречались почти год; но ведь не только трахались – еще и разговаривали.
Самым насущным вопросом для троицы очень скоро стало «Где?». Но проблема решилась сама собой. Петя жил вдвоем с матерью в частном доме. Мать устроилась работать продавцом в ночной магазин, сутки – двое.
Бывало, что Сашка не мог прийти – тогда Танька с Петькой неплохо проводили время вдвоем. Отношения сложились – на удивление. Может быть, кому‑то пацаны и рассказывали о своей общей любовнице, но далеко это не пошло.
Родителям Танька безбожно врала про подругу, у которой якобы постоянно ночует – еще не чувствовала себя достаточно взрослой, чтоб ничего не говорить.
Чуть меньше чем через год все кончилось (включая практику на заводе). Саша стал встречаться со своей сверстницей; мать Пети запила и бросила работу – сначала сошли на нет встречи втроем, а там и места не стало. Самой собой, любовники перестали звонить/встречать после работы в условленном месте.
Какое‑то время Танька не замечала потери. Затем к эмоциональной неудовлетворенности (ну не могла же она, в самом деле, считать нормальными отношениями бурный секс с двумя ПТУ – шниками?) добавилась сексуальная, причем в острой форме.
«Дать джазу» – именно так в их маленьком городке называлось все, выходящее за пределы воображения горожан. Пьет ли Васька Быков пятую неделю, выбила ли Зинка Иванова своему сожителю глаз скалкой, или мэра Селиванова поймали на том, что все деньги, предназначенные на ремонт дорог, он перевел на личный счет, – «дает джазу!», – говорили горожане, меняя лишь интонации и выражения лиц.
Никто и представить не мог, что некрасивая тихая Танька тоже способна «дать джазу».
… Еще какое‑то время она жила смирно, куда‑то вглядываясь своими нелепыми подслеповатыми (плюсом ко всему Танька была близорука) глазками. Как получилось, что каждый из сотрудников завода переспал с Танькой хотя бы раз? Два инженера (из разных, правда, отделов) так засмурнели от танькиных ног и общей стройности, что сходу начали предлагать ей руки и сердца, не обращая внимания на лицо. Вскоре, правда, оба опомнились, еще и потому, что Таньку со словами «Ну – у-у дает джазу девка!» обсуждали во всех укромных уголках завода.
Шлюх разного толка в городе, конечно, было полно. И профессионалок, и любительниц. С проститутками все было ясно: они работали за деньги. Шалавы подзаборные тоже особого интереса ни для кого не представляли: ну бухает, ну трахается, чего особенного‑то. Но чтоб такое позволяла себе образованная и непьющая девчонка из нормальной, с какой стороны не глянь, семьи – это было внове.
Но не от хорошей же жизни Танька пустилась в безудержное блядство!
Она тосковала. Такое часто бывает даже с самыми хорошими и порядочными женщинами. Правда, обычно острые приступы болезни «из рук в руки» случаются после большой любви. Именно тогда женщине кажется, что в принципе все равно – дать этому или не дать, тому, впрочем, тоже можно, и другому, и пятому. Во – первых, потому, что жить все равно незачем и скучно. А во – вторых, может быть, в чьих‑то объятиях удастся забыть о Его руках, теле, голосе…
Самой себе Танька не хотела признаваться, как привязалась она к своим мальчикам.
Между тем, танькина сексуальная эпопея началась на заводе и продолжилась там же. На этот раз катализатором стала корпоративная вечеринка. Корпоративы, имя вам – зло! На этот раз Танька была вполне трезвая. И вполне осознанно согласилась на очень пьяное предложение.
Потом была еще вечеринка, и еще… Скандал набирал обороты медленно, но верно. И вот уже несколько девиц, которые строили на коллег свои планы, при встречах отворачивались от страшной Таньки, не желая здороваться с «этой хабалкой». Испуганными глазами смотрела на Таньку подруга её матери, которая работала на заводе бухгалтером. Нередко Танька слышала, что с её приближением затихают какие‑то разговоры и даже споры.
Ей было все равно.
Танькины посты в это время попадали в топ Яндекса минимум раз в неделю. Как только её не называли – лесбиянкой, феминисткой, просто дурой – Танька торжествовала: её ЖЖ читали! Множеству людей она была интересна, как личность! На неё обращали внимание красивые, умные, иногда даже свободные мужчины, причем не по пьянке и не имея основной целью перепих по – быстрому в укромном углу. При том, что основной юзерпик[2] юзерши taniiiiau украшала мутная фотография левого танькиного глаза, снятая мобильником, – ЖЖ taniiiiau красовался в первой десятке популярных блогов. А ведь Танька не имела не то что журналистского, но даже и филологического образования, мир же она наблюдала в окнах Интернет – браузера и по дороге на работу из автобуса.
Как‑то незаметно Таньке исполнилось 25 лет. Почти одновременно с этим событием в комментарии к её ЖЖ упало предложение из крупного глянцевого журнала стать их автором. Одним из условий работы был переезд в Москву. Недолго думая, Танька написала заявление об увольнении. Друзья – жж – сты подыскали ей квартиру в столице. Меньше чем через три недели Танька уже держала в руках паспорт, билет, чемодан и лэптоп (кредит на полгода).
Скандал, вызванный расшалившейся танькиной сексуальностью, затих сам собой, хотя Танька, перебрав заводских, пошла уже было дальше – в список её любовников попал и представитель сотрудничавшей с заводом торговой фирмы, и владелец супермаркета, и… Не то чтоб Танька грузчиками брезговала – нет, просто они не попадали в круг её общения. Где ей было знакомиться, не на улице же.
Первое время Москва производила на Таньку угнетающее впечатление. Здесь даже говорили по – другому. Суета, о которой она столько читала в Интернете, да и от знакомых слышала, не напугала Таньку; модные магазины не смутили покоя; в считанные сроки акклиматизировался молодой организм. И все‑таки первые недели её сил хватало только на то, чтобы после работы вернуться домой, на съёмную квартиру, принять душ и спать, спать, спать… Ей даже секса не хотелось. К другим запретным удовольствиям Танька склонна не была: употребляла помалу, наркоту в жизни не пробовала, ну разве что курила, и то – без усердия.
Сочные журнальные девки смотрели на Таньку с испугом и связываться с ней боялись. На её приезде настояла «сама» – пышная бисексуалка со стажем, чей творческий расцвет остался в глубоком прошлом. Пока Танька не приехала, редактриса начала было строить насчет неё романтические планы. Первая встреча убила всякие возможные отношения, за исключением рабочих. Трудилась же Танька неплохо, хоть неопытна, зато к учебе восприимчива. Тексты её пользовались успехом и неизменно получали огласку в Интернете, что положительно сказывалось на популярности журнала. По итогам первых месяцев работы журналу от Таньки были одни бонусы. Ей даже зарплату повысили. Танька к накоплениям не стремилась, о покупке недвижимости в стольном граде не задумывалась, поэтому просто радовалась своим успехам.
Как получилось, что Он влюбился в Таньку?
Это третий и самый сложный вопрос нашей истории. Почему молодой, богатый и привлекательный влюбился в страшную и бедную? Юной двадцатипятилетнюю Таньку нельзя было назвать даже с натяжкой – новая Лолита из неё не вышла бы, как ни крути. Но и до климакса жить еще да жить.
Иван был похож на большого, породистого щенка, потому что все в жизни складывалось у него отлично. Он родился в рубашке. Отец Ванечки в свое время служил стране средним чиновником при правительстве. Сабанеев – старший (в родстве с композитором, писателем и генералом от инфантерии не состоял) вовремя слинял – остался по русской поговорке и не клят, и не мят. Но с деньгами. Что такое бедность или там – нищета, Ванечка Сабанеев, он же Сабанеев– младший, себе даже представить не мог. Он и не представлял… Зачем Ванечке представлять нищету, если одна из его проблем называлась – ангар для собственного самолета? Слава богу, в друзьях был директор военного аэропорта за городом. Там‑то и ставил Ванечка свой самолет.
Необходимости работать у Ванечки тоже не было. Но он работал. Считал, что папа папой, акции – акциями, а самому добиться чего‑нибудь в жизни не мешало бы.
Кажется невероятным, что такой вот молодой (28 лет) человек сам заехал в редакцию журнала, чтобы завезти счет – фактуру. Дело в том, что Иван был открыт народу. Не то чтоб выполнял функции курьера, но вот понадобилось завезти бумажку, а тут как раз Иван, добрая душа, – а давайте я завезу, все равно мимо ехать.
Вместо бухгалтерии Иван заперся как раз в тот отдел, который наша героиня возглавляла ровно три дня как. Увидев цветник барышень в возрасте до 20 (если судить по внешности), приунывший в розысках Ваня почувствовал себя замечательно. Он прислонился бедром к шкафу и принялся обольщать ближайшую самым банальным образом, вешая ей лапшу на уши, пока та, краснея в ответ на ядреные ванечкины комплименты, подсчитывала стоимость его обуви (Baldinini) плюс часы (Vacheron Constantin). С появлением Ванечки все девицы отдела странным образом стали напоминать героя известного мультсериала Скруджа МакДака: в их очах так и завертелись оценивающие Ванечку циферки. К таким финтам Ванечка привык так давно, что даже не замечал их, искренне принимая любовь к себе за должное. Впрочем, природных мужских качеств у длинноногого блондинистого Ванечки тоже было навалом, так что он почти не ошибался.
Именно в этот момент Танька решила посетить вверенное ей подразделение. Ну и зашибла дверью Ванечку, который по незнанию встал слишком близко (а дверь, как назло, открывалась внутрь помещения).
Так и познакомились. Когда были подняты с полу бумаги, которые зацепил, падая, Иван Сабанеев – младший, когда улеглась суматоха, Ванечка вгляделся в вошедшую. Таких он не видел никогда в жизни. Еще и потому, что Татьяна была не способна отличить Baldinini от Джона Лобба. На лице у неё была написана только неприязнь к придурку, который вторгся в её владения и нарушил рабочий порядок.
… Он ужасно боялся, что она не возьмет трубку. Потом боялся, что она не придет на встречу. Потом – что не понравится ей в постели.
Что она не согласится выйти за него замуж.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила Танька Сабанеева на следующее утро после свадьбы. Её муж только что пришлепал из ванной и теперь сидел на край кровати и вглядывался ей в лицо.
– Мне кажется, я уже немного соскучился, – ответил Иван Сабанеев – младший.
Танькин блог в ЖЖ по – прежнему популярен, хотя длинные посты она пишет теперь редко, да и работу в редакции давно бросила[3].
The end.
Сентябрь – октябрь 2008 г.
Паучиха
С тремя мужиками одна за столиком. Кому густо, кому пусто, и ничего с этой жизнью не поделаешь. Ой, девочки, вспомнилось – у нас вот такая же на работе была. Мы её между собой Ирка – паучиха звали. Что? Не, не потому что похожа. Внешне‑то она… ну как сказать, обычная была. Не очень красивая, но и не совсем уродина. Волосы ни то, ни сё, мелирование, худая, глаза может… ну она их красила так, что любые глаза огромными станут.
Вот единственное, что могу отметить в ней хорошее – краситься она умела, да – а-а. Курсы какие‑то окончила в своё время, что ли. Меня, и других наших девчонок тоже любила иногда накрасить, ну там к празднику или когда время свободное есть, когда попросим. Я смотрела, как она это, пыталась научиться. Да у меня руки не из того места, вот честно. Вроде так же линию веду по веку, вроде тут темнее положила, тут светлее – а посмотрю на себя в зеркало, ну хабалка в чистом виде.
… И вот все мужики наши с ней «дружили», ну, с паучихой этой, все как есть, кроме некоторых – так те совсем уж никчемные, типа водителей, или вот был у нас один еще, его все придурком считали. Правду скажу – не знаю, кто спал‑то с ней, или все по очереди. Или она их еще как‑то варьировала, по графику пускала. А коллектив‑то мужской! И вот представьте, нам каково: они ей – то чаю нальют, то такси вызовут, в кабаках платили за неё, сама видела, это когда после корпоратива едем еще куда‑нибудь, я, ну допустим, сразу за себя заплачу и свободна. А потом в конце, когда счет приносят – мужички наши, смотрю, переглянулись и денег с неё не берут. Нормально, да, устроилась? А она хохочет только и говорит, «Ну я в следующий раз». Может, конечно, были и следующие какие разы, только без меня уже… Не знаю я, чем там она расплачивалась на самом деле.
А нас в конторе еще трое работало девчонок, ну, не совсем девчонок, а так – разного возраста. Я самая молодая – 22 года, да Галка с Машкой, одна чуть постарше меня, а другой хорошо так за 30. И вот Машка, она красивая такая брюнетка, грудь третьего размера, талия, бедра, всё вроде при ней. Так она бесилась прямо, до того себя довела, что в больницу загремела, а потом и уволилась. Всё, я помню, язвила, Ирочка чего‑нибудь скажет – её аж передергивает, и всё намеками, намеками. А Ирочка удивленно так брови вздымает – вот еще вспомнила, брови у ней были красивые такие, высокие и с изгибом, – смеётся в ответ и всё…
С нами она вроде и пыталась дружить, но как‑то не получалось у неё. Ну конечно – когда ей с бабами, когда столько мужиков кругом, правда? Ну вот – она так и сяк, то тампакс попросит, то накрасит тебя, то еще что, а вот не лежит к ней сердце, хоть ты тресни. Какая‑то она… вроде и простая, а вроде гордая, и поговорить с ней не о чем.
Ну не знаю я, что у неё там за секреты, может, и правда – спала с ними со всеми по очереди, Машка была уверена. Я‑то молодая еще, да ну, говорю, не может быть, а Машка мне – не, точно спит, да ты на неё посмотри. И с женами ведь дружила их еще, вот сука, представляете?
Своими ушами слышала – то с одним семью обсуждает, то с другим. А они и рады, конечно, рассказывают, помню, что‑то такое: «Моя‑то совершенно не понимает, какая у меня работа тяжелая…». А она слушает и кивает, говорит: «Ты объяснить ей не пробовал?». Это вместо того, чтоб сказать нормально: «Что ты – устал что ли, в кабинете сидя? Представь, как жена твоя устаёт, тоже поди работает, а потом жрать тебе готовь, а потом ребенок, а потом ты еще в четвертую смену» – ну козёл, конечно, все они такие.
И вот так она с одним, с другим, я как раз рядом сидела и всё слышала. Сами – сами к ней! Я даже курить начала, как посмотрела на это на всё. Ну, на курилку ходила конечно со всеми и без них, но звать меня не звали – а её так всегда, мол, Ирочка курить пойдем? А Ирочка еще выкобенивается – кофе не хочу, курить давай через три минуты… Ну, правильно, могла себе позволить – они же за ней все хвостами мелись. Натуральная паучиха, говорю, сплела сетку и ловила на живца, а потом соки пила, да не так чтоб сразу и до смерти – потихонечку.
А мужики у нас такие положительные все были, дево – о-очки! С высшим образованием, и зарабатывают, и интеллигентные такие, джентльмены, как в кино: дверь откроют, с сумками помогут. Только женатые большей частью, давно и законно. Ловить, в принципе, и нечего. Жена не стенка, конечно, и всё‑таки. Только эту – паучиху нашу – мелочи такие не смущали. То один из наших, смотрю, ей ручки целует, то другой приобнимает, третий вообще после работы её везёт куда‑то, и так каждый день.
Да я бы не сказала, что она сильно умная была. Так иногда, выскажет что‑нибудь, и все на неё смотрят: «О!». Но не очень часто. А так мужики ещё над ней ржали, но так, необидно. Как над любимой дочечкой, которая ляпнет что‑нибудь, хоть стой, хоть падай. И вот она вся такая, то одно сказанёт и все в восторге: «Ну надо же какая мысль», то другое: «Вот что наша Ирочка вытворяет», и, в общем, всегда в центре внимания.
Казалось бы, умела себя Ирочка поставить, а? Да и сейчас умеет, по ходу. Я на 10 лет моложе её, ноги от ушей, волосы, мини – юбки, стройная была, – всё при мне – фифа такая, – меня хоть бы одна сволочь с работы на кофе пригласила. Хотя были там и молодые, не всем за 30. Один, помню, из отдела маркетинга – такой мальчик! Всё бы отдала. И что ты думаешь? Вот с ним я не удивлюсь, если она спала. Уж так за ней ходил, так ходил. Ира то, Ира сё. Ира, я тебе йогурт принес, Ира, скушай огурчик. Вот так‑то!
Но роман у неё с другим был – из рекламы. (Хотя черт его знает, с кем там она спала еще на самом деле, говорю же, мы глаза себе сломали – а она со всеми по очереди шляется, ну там – кофе пить, курить, обедать, после работы куда прошвырнуться). А этот заметно к ней клеился. Ну, во – первых, он в другом кабинете сидел. И вот посидит – посидит у себя, а потом заходит к ним, вроде по работе или так, погулять вышел, мозги проветрить – садится напротив неё и смотрит. То в компьютер ей заглянет. То в затылок поцелует. То пощекочет её, еще как‑нибудь затронет. И вот так вертится вокруг неё в течение дня, повертится – повертится и уходит. Как будто всем дала, ему не дала. Или наоборот – так хорошо даёт, что он и днём успокоиться не может. Словами опять же: «Какая у вас, Ирина, брошь красивая!». И так говорит, что вроде не придерешься, но по голосу всё заметно. Он когда с ней разговаривал, мне аж зажмуриться хотелось. Он вообще красивый такой мужик, и голос такой… с оттенками, умел он как‑то так. Ерунду иной раз скажет, пустяк какой‑то – а приятно, как будто медаль выдал. Мы‑то с ним по работе и не пересекались почти.
А я почему думаю, что с ним? Так я их видела. Уже лет пять прошло, наверное. Я‑то что – посмотрела на это блядство всё с полгодика, плюнула да и уволилась. Не, думаю, тут – рядом с Ирочкой – мне не светит. Они так и будут за ней, как зачарованные, ходить все. И что вы думаете? Сразу встретила Ваську, поженились мы, развелись, правда, через год. Но там‑то, в конторе, мне точно ничего не грозило ничего, ни замуж, ни ребенка, только злостью давиться, глядя на Ирочку.
Вот единственное, что могу отметить в ней хорошее – краситься она умела, да – а-а. Курсы какие‑то окончила в своё время, что ли. Меня, и других наших девчонок тоже любила иногда накрасить, ну там к празднику или когда время свободное есть, когда попросим. Я смотрела, как она это, пыталась научиться. Да у меня руки не из того места, вот честно. Вроде так же линию веду по веку, вроде тут темнее положила, тут светлее – а посмотрю на себя в зеркало, ну хабалка в чистом виде.
… И вот все мужики наши с ней «дружили», ну, с паучихой этой, все как есть, кроме некоторых – так те совсем уж никчемные, типа водителей, или вот был у нас один еще, его все придурком считали. Правду скажу – не знаю, кто спал‑то с ней, или все по очереди. Или она их еще как‑то варьировала, по графику пускала. А коллектив‑то мужской! И вот представьте, нам каково: они ей – то чаю нальют, то такси вызовут, в кабаках платили за неё, сама видела, это когда после корпоратива едем еще куда‑нибудь, я, ну допустим, сразу за себя заплачу и свободна. А потом в конце, когда счет приносят – мужички наши, смотрю, переглянулись и денег с неё не берут. Нормально, да, устроилась? А она хохочет только и говорит, «Ну я в следующий раз». Может, конечно, были и следующие какие разы, только без меня уже… Не знаю я, чем там она расплачивалась на самом деле.
А нас в конторе еще трое работало девчонок, ну, не совсем девчонок, а так – разного возраста. Я самая молодая – 22 года, да Галка с Машкой, одна чуть постарше меня, а другой хорошо так за 30. И вот Машка, она красивая такая брюнетка, грудь третьего размера, талия, бедра, всё вроде при ней. Так она бесилась прямо, до того себя довела, что в больницу загремела, а потом и уволилась. Всё, я помню, язвила, Ирочка чего‑нибудь скажет – её аж передергивает, и всё намеками, намеками. А Ирочка удивленно так брови вздымает – вот еще вспомнила, брови у ней были красивые такие, высокие и с изгибом, – смеётся в ответ и всё…
С нами она вроде и пыталась дружить, но как‑то не получалось у неё. Ну конечно – когда ей с бабами, когда столько мужиков кругом, правда? Ну вот – она так и сяк, то тампакс попросит, то накрасит тебя, то еще что, а вот не лежит к ней сердце, хоть ты тресни. Какая‑то она… вроде и простая, а вроде гордая, и поговорить с ней не о чем.
Ну не знаю я, что у неё там за секреты, может, и правда – спала с ними со всеми по очереди, Машка была уверена. Я‑то молодая еще, да ну, говорю, не может быть, а Машка мне – не, точно спит, да ты на неё посмотри. И с женами ведь дружила их еще, вот сука, представляете?
Своими ушами слышала – то с одним семью обсуждает, то с другим. А они и рады, конечно, рассказывают, помню, что‑то такое: «Моя‑то совершенно не понимает, какая у меня работа тяжелая…». А она слушает и кивает, говорит: «Ты объяснить ей не пробовал?». Это вместо того, чтоб сказать нормально: «Что ты – устал что ли, в кабинете сидя? Представь, как жена твоя устаёт, тоже поди работает, а потом жрать тебе готовь, а потом ребенок, а потом ты еще в четвертую смену» – ну козёл, конечно, все они такие.
И вот так она с одним, с другим, я как раз рядом сидела и всё слышала. Сами – сами к ней! Я даже курить начала, как посмотрела на это на всё. Ну, на курилку ходила конечно со всеми и без них, но звать меня не звали – а её так всегда, мол, Ирочка курить пойдем? А Ирочка еще выкобенивается – кофе не хочу, курить давай через три минуты… Ну, правильно, могла себе позволить – они же за ней все хвостами мелись. Натуральная паучиха, говорю, сплела сетку и ловила на живца, а потом соки пила, да не так чтоб сразу и до смерти – потихонечку.
А мужики у нас такие положительные все были, дево – о-очки! С высшим образованием, и зарабатывают, и интеллигентные такие, джентльмены, как в кино: дверь откроют, с сумками помогут. Только женатые большей частью, давно и законно. Ловить, в принципе, и нечего. Жена не стенка, конечно, и всё‑таки. Только эту – паучиху нашу – мелочи такие не смущали. То один из наших, смотрю, ей ручки целует, то другой приобнимает, третий вообще после работы её везёт куда‑то, и так каждый день.
Да я бы не сказала, что она сильно умная была. Так иногда, выскажет что‑нибудь, и все на неё смотрят: «О!». Но не очень часто. А так мужики ещё над ней ржали, но так, необидно. Как над любимой дочечкой, которая ляпнет что‑нибудь, хоть стой, хоть падай. И вот она вся такая, то одно сказанёт и все в восторге: «Ну надо же какая мысль», то другое: «Вот что наша Ирочка вытворяет», и, в общем, всегда в центре внимания.
Казалось бы, умела себя Ирочка поставить, а? Да и сейчас умеет, по ходу. Я на 10 лет моложе её, ноги от ушей, волосы, мини – юбки, стройная была, – всё при мне – фифа такая, – меня хоть бы одна сволочь с работы на кофе пригласила. Хотя были там и молодые, не всем за 30. Один, помню, из отдела маркетинга – такой мальчик! Всё бы отдала. И что ты думаешь? Вот с ним я не удивлюсь, если она спала. Уж так за ней ходил, так ходил. Ира то, Ира сё. Ира, я тебе йогурт принес, Ира, скушай огурчик. Вот так‑то!
Но роман у неё с другим был – из рекламы. (Хотя черт его знает, с кем там она спала еще на самом деле, говорю же, мы глаза себе сломали – а она со всеми по очереди шляется, ну там – кофе пить, курить, обедать, после работы куда прошвырнуться). А этот заметно к ней клеился. Ну, во – первых, он в другом кабинете сидел. И вот посидит – посидит у себя, а потом заходит к ним, вроде по работе или так, погулять вышел, мозги проветрить – садится напротив неё и смотрит. То в компьютер ей заглянет. То в затылок поцелует. То пощекочет её, еще как‑нибудь затронет. И вот так вертится вокруг неё в течение дня, повертится – повертится и уходит. Как будто всем дала, ему не дала. Или наоборот – так хорошо даёт, что он и днём успокоиться не может. Словами опять же: «Какая у вас, Ирина, брошь красивая!». И так говорит, что вроде не придерешься, но по голосу всё заметно. Он когда с ней разговаривал, мне аж зажмуриться хотелось. Он вообще красивый такой мужик, и голос такой… с оттенками, умел он как‑то так. Ерунду иной раз скажет, пустяк какой‑то – а приятно, как будто медаль выдал. Мы‑то с ним по работе и не пересекались почти.
А я почему думаю, что с ним? Так я их видела. Уже лет пять прошло, наверное. Я‑то что – посмотрела на это блядство всё с полгодика, плюнула да и уволилась. Не, думаю, тут – рядом с Ирочкой – мне не светит. Они так и будут за ней, как зачарованные, ходить все. И что вы думаете? Сразу встретила Ваську, поженились мы, развелись, правда, через год. Но там‑то, в конторе, мне точно ничего не грозило ничего, ни замуж, ни ребенка, только злостью давиться, глядя на Ирочку.